Егор не знал, что между ними произошло. Он чувствовал холод. Отстранённость. Но не понимал, откуда она взялась. Они же не ссорились. Он дарил ей подарки — щедро, красиво, дорого. Только так он умел выражать любовь. Через ювелирные коробочки, цветы, поездки, деньги. Он старался. Он верил, что это поможет.

Саша улыбалась. Принимала. Благодарила. Обнимала его за шею, целовала в щёку. Играла ту самую роль — нежной, любящей, преданной.

Но ночью — отталкивала.

— Я устала… давай завтра… — её голос был ласковым, как раньше, но уже без огня.

Он замирал, не зная, как быть. И оставался с этой тишиной, в которой когда-то были стоны.

А утром — всё начиналось заново.

Как только хлопала входная дверь и Егор уезжал, Саша поднималась с постели, снимала халат и, обнажённая, босиком, направлялась в соседнюю комнату.

Дверь Николая всегда была приоткрыта.

Он спал на спине, с обнажённым торсом и покоем на лице. Одеяло сбивалось, и его член — вялый, но внушительный, словно спящий зверь — был доступен. Такой желанный.

Саша опускалась на колени. Осторожно, нежно, почти благоговейно. Она брала его в рот — медленно, аккуратно, чтобы не разбудить. Её губы ласкали головку, язык скользил по стволу. Она старалась угадать его настроение даже сквозь сон.

Иногда он действительно спал. Иногда — наблюдал из-под прикрытых век.

Когда просыпался, молча клал руку ей на голову. И задавал темп. Чуть быстрее, чуть глубже. Уверенно, не спрашивая.

Она не возражала.

Когда он насыщался её ртом, он откидывался назад и отпускал её голову. Это означало: можно залезать. Саша вставала, заползала на кровать, и садилась на него сверху, направляя в себя.

Её тело принимало его легко, с родной готовностью. Она начинала двигаться — вверх-вниз, волной, трением, прыжками. А он… он мог в это время листать ленту новостей на телефоне, читать книгу, смотреть в окно.

Он не нуждался в ней. Но давал ей нужное.

Она знала, как управляться с его членом. Знала, когда он близко. Знала, как дожать.

И когда чувствовала приближение, у неё было только два выбора:

Оставаться и позволить ему кончить глубоко в неё, а затем быстро бежать в ванную, чтобы ничего не вытекло…

Или спрыгнуть в последний момент, разжать рот, и проглотить каждую каплю.

В тот момент она чувствовала себя единственной. Настоящей.

Но всё это не осталось незамеченным.

Через две недели, перед сном, Егор вдруг повернулся к ней и, не глядя, выдал:

— У тебя кто-то есть?

Она застыла.

— В каком смысле?

— Ты с кем-то спишь?

Саша опешила.

— Как ты можешь себе позволять такие вопросы?

Он продолжал смотреть в потолок.

— Просто ты отдаляешься. Днём всё нормально. А ночью... как будто я чужой.

— Нет, дурачок... — попыталась она улыбнуться, спрятаться за привычную маску. — Дело не в этом.

— А в чём? — не отступал он.

Она помолчала.

— Давай завтра об этом поговорим. Я правда устала.

И отвернулась к стене.

А утром снова подождёт пока он уедет, и снова её губы первыми коснутся того, кто стал её настоящим мужчиной.

Утро снова начиналось одинаково.

Как только дверь захлопнулась за Егором, Саша словно сбрасывала одну маску и надевала другую. Путь от кухни до комнаты Николая она проходила обнажённой, молча, легко, будто это был единственный верный маршрут в её жизни.

Он лежал так же, как всегда. Полураскрытый, мощный, равнодушный к её приходу, но всегда готовый принять.

Саша опустилась на колени, наклонилась, обняла рукой его основание и провела языком по всей длине. Его член был ещё мягким, тёплым, уязвимо беззащитным — и от этого особенно интимным. Она любила этот момент пробуждения, когда он оживал в её рту.

Она сосала его бережно, медленно, зная, что спешить не стоит. Вскоре он зашевелился. Рука легла ей на голову — тяжёлая, властная. Это был знак. Она расслабила горло, приняла его глубже, как он любил. Почти беззвучно.

И тогда, вытаскивая его изо рта на несколько секунд, она тихо начала говорить:

— Вчера… он спросил… есть ли у меня кто-то…

Он не ответил. Только чуть плотнее сжал её волосы у корней, задавая ритм, и снова направил внутрь. Она подчинилась. Несколько движений — и снова позволение говорить:

— Я ушла от ответа… сказала, что устала… он поверил…

Пауза. Глубокий глоток. Лизнула по всей длине. Продолжила:

— Он ведь любит меня… а я… я незнаю…

Николай не выражал эмоций. Он лежал, глядя в потолок, слушая. Только дыхание его стало чуть глубже.

Саша продолжила, обхватив его ствол двумя ладонями и лаская язык по головке:

— Я хочу, чтобы ты знал всё… чтобы решал ты… я не хочу больше врать, но если нужно — буду…

Наконец он заговорил, его голос был низким, спокойным, с хрипотцой утреннего безразличия:

— Хорошо. Можешь спать с ним. Раз в неделю. Не чаще.

Саша замерла. Удивлённая. Взволнованная.

— Правда?.. — выдохнула она, не убирая рта.

— Да. Но мне нужно знать всё. Все детали. Где, когда, как. Что он делал. Что ты чувствовала. Как кончала. Поняла?

— Да… спасибо… — прошептала она, заглатывая его яйцо, и пальцами начала медленно дрочить ствол. Это был её способ поблагодарить — телом. Без слов.

Она мечтала сесть на него. Почувствовать внутри. Наполниться.

Но он не звал.

Она знала правила: если он не позвал — значит, не хотел. А просить нельзя.

Саша продолжила ласкать его ртом, пока он сам не решит, что делать дальше.

И в этот момент она поняла: даже если он позволяет делить её с другим — он всё равно остаётся единственным, кому она принадлежит по-настоящему.

Егор приехал поздно вечером, уставший, но с каким-то решением в глазах. Он сразу начал разговор.

— Саша, нам нужно поговорить… Я всё чувствую. Ты стала другой. Отдалённой.

Она посмотрела на него мягко, с усталой нежностью.

— Всё хорошо, правда… Просто я сделала расклад по своей натальной карте. Сейчас у меня период, когда секс может нарушить потоки энергии. Всего два дня, и всё будет как раньше. Обещаю.

Он вздохнул. Не верил в эту чушь. Но ей — верил.

А она и сама не верила. Но ей нужна была причина. Хоть какая-то, чтобы оттянуть. Чтобы подстроиться под правила, которые за неё теперь устанавливал другой.

Через два дня, глубокой ночью, всё снова произошло. Она разрешила ему лечь ближе, поцеловала его первой, сама направила его в себя.

Он старался. Пыхтел, давил весом, брал её уверенно, как умел. Хотел быть мужчиной, хозяином, альфой.

Но она не чувствовала ничего. Его 11 сантиметров были как ветка после дуба. Его движения — механичны. Он кончил быстро, с глухим стоном, а она не успела даже увлажниться.

Но она стонала. Извивалась, целовала его, чтобы не ранить его мужскую гордость. Чтобы сыграть роль.

Он уснул, довольный. А она лежала, глядя в потолок, пустая.

Утром она когда он уже уехал. Как всегда — тихо, плавно, надела халат поверх голого тела и пошла туда, где ждала её единственная зависимость.

Комната Николая.

Он спал, но не заперся. Она встала на колени, откинула одеяло и нашла его — ещё не проснувшегося, но уже плотного и горячего. Взяла в рот. Осторожно. Медленно.

Он проснулся. Положил руку ей на голову. Она расслабила горло, зная, что теперь обязана быть предельно честной.

— Хочешь знать, как это было? — прошептала она, вытаскивая его изо рта.

Он кивнул.

И она начала рассказывать. В деталях. Как Егор вошёл. Как старался. Как она делала вид. Как ему хватило трёх минут. Как она осталась сухой.

Он слушал молча. Без жалости.

— Слабак, — бросил он, когда она замолчала.

И перевернул её. Без лишних слов. На четвереньки.

Вошёл в неё резко, до упора, с силой, от которой перехватило дыхание. Она закричала. Громко. Настояще.

Он бил её телом о тело. Без нежности. Без слов.

Каждый его толчок был тем, чего ей не хватало ночью. Каждое движение — наказанием за ложь, за симуляцию, за то, что дала другому.

Она стонала так, что, казалось, стены звенели. Не сдерживаясь. Без стыда. Как в первый раз.

Он знал: теперь она снова его. До последней мышцы. До самой души.

День был обыденным, серым — как декорация. Но она уже знала, что её настоящее начнётся вечером.

Утром когда Егор уже уехал, она сидела в гостиной на полу перед диваном где сидел Николай. Он развалился в кресле, в трусах, с расправленными ногами. На его лице было спокойствие хищника после еды.

Он положил ладонь на её голову.

— Сегодня начинаем, — сказал он спокойно, глядя куда-то сквозь неё. — Ты ведь хочешь быть полезной?

Она кивнула, с членом во рту, смотря на него.

— Тогда слушай.

Он начал говорить. Рассказывать, что будет дальше. Как вести себя. Что надеть. Как смотреть. Что говорить.

Пока он говорил, он время от времени вытаскивал член из трусов и, не прерывая монолога, шлёпал её им по щеке. Легко, почти лениво, но с чётким ритмом. Как будто подчёркивая каждую фразу.

Она не пыталась увернуться. Наоборот — вытаскивала язык, ловила ствол ртом, облизывала его, втягивала обратно, когда он позволял. Глазами — вверх. Он не смотрел на неё, будто проверяя, будет ли она делать это даже без одобрения.

Будет.

Он почти договорил, когда она снова взяла его в рот, нежно, с предвкушением. Он стал дышать глубже. Через пару минут встал, резко, оттянул её голову за волосы назад, так, чтобы она смотрела ему в глаза снизу вверх.

И кончил. Прямо на лицо. Много. Щедро. На лоб, на щеки, на подбородок. Она даже не моргнула. Просто закрыла глаза и ждала.

Он посмотрел на неё сверху вниз. Как на своё произведение.

— Иди к себе. Сделай селфи. Отправь мне. И только потом — в душ.

Она кивнула, не вытираясь, поднялась и молча ушла. В своей комнате сделала фото. Прикрыв грудь рукой, но не тронув лицо. Отправила ему.

И только потом пошла в ванную. По дороге — проводила языком по губам, собирая остатки, и проглотила. Медленно. Вкусно.

Вечером она исполняла первую часть его плана. Скромная улыбка. Юбка чуть короче обычного. Слишком обтягивающая майка. И взгляд, полный затаённой игры.

Егор смотрел на неё с вожделением.

А Николай смотрел на неё с дивана, не говоря ни слова. Но в его взгляде читалось — всё идёт по плану.