Глава 1. Дом до бури

Николаю недавно исполнилось девятнадцать, и всё в нём говорило о том, что он — редкий, будто выведенный по какому-то идеальному лекалу молодой мужчина. Высокий, сдержанный, блондин с ясными карими глазами, он притягивал к себе взгляды не только из-за внешности. Его фигура вызывала у сверстников зависть — спортивное, накачанное тело, широкие плечи, рельефный пресс, идеально выверенные пропорции. Но всё это, как говорили девушки, было лишь "вишенкой на торте". Главное — то, какой он был.

Спокойный, уверенный, справедливый. Его уважали даже те, кто пытался с ним соперничать. С ним не ругались — он умел говорить так, что конфликт таял. Девочки в школе и колледже, где он сейчас учился, были влюблены в него тайно и явно. Некоторые завоёвывали его, другие мечтали. Он не был ловеласом, не кичился популярностью, не спал со всеми подряд, хотя мог бы. Он знал, чего хочет. Был верен себе.

У него был внутренний кодекс: никогда не использовать чужую слабость, не лгать, не предавать, не брать, если не готов дать взамен. Всё это — от матери.

Марина.

Её любили все, кто её знал. Она была женщиной с удивительной душой: мягкая, добрая, чуткая, но при этом мудрая и сильная. Именно она вырастила Николая таким, какой он был. Своей любовью. Своей честностью. Своей жертвенностью. Она вышла замуж рано — ей было всего двадцать, когда Егор добивался её, казался настоящим героем. Тогда в нём ещё были светлые черты — он умел убеждать, вдохновлять, у него были планы, амбиции, жажда созидания.

Но годы делают своё.

Сейчас Егору сорок семь. Он невысокого роста, плотный, с резко обозначившимся животом, лысеющий и вечно раздражённый. Его глаза не выражают ничего, кроме усталости и желания от всех отгородиться. Он стал тем типом мужчины, который знает, что всё, что у него есть — благодаря деньгам. Уважения нет. Ни у партнёров, ни у семьи, ни у себя самого.

Он был скользким, подлым, умным и опасным. На рынке строительства ему не было равных — он монополист, владелец крупной компании, с которым никто не хотел иметь дел, но все вынуждены были. Его боялись.

И он это знал.

И пользовался этим.

Жену он давно перестал любить, а может, просто надоела. Изменял часто, грубо, с расчетом. Никогда не скрывался, но и не признавался — считал, что имеет право. Марина всё терпела. Не потому что была слабой — наоборот. Просто она верила в брак. В идею семьи. И думала, что ради сына стоит сохранить фасад.

Он был её солнцем. Единственной гордостью. Она не позволяла себе разрушить его образ мира.

Последние месяцы Марина стала другой. Внутри — что-то ломалось, но она не показывала. Только проводила больше времени с Николаем, чаще спрашивала, как у него дела, гладя его по плечу, когда он ел, или украдкой смотрела на него, пока он рассказывал о колледже.

Она знала.

Уже тогда знала.

Что ей осталось недолго.

Она хотела свои последние дни проводить больше времени в полной семье, но Егор не слышал её, он всё так же пропадал. Или на работе, или с очередной малолеткой. Уже не важно.

Опухоль была неоперабельна. Она прошла все стадии отказа и страха — осталась только любовь. Желание быть с Семьей, пока может. И не обременять. Не портить. Не впускать в их дом ни жалости, ни трагедии.

Но трагедия всё равно нашла дорогу.

Потом в жизни семьи появилась Саша.

Николай увидел её впервые на фото в телефоне отца. Таких девушек он не встречал. Казалось, будто она сошла с рекламного постера: идеальные черты лица, пухлые от природы губы, каштановые густые волосы до поясницы. Глубокие, почти гипнотические глаза, взгляд, в котором не было ничего случайного — только расчёт. Грудь второго размера с идеальной формой, тонкая талия, попка — как из студии эротических фотосессий, ровные, длинные ноги, безупречная кожа с загаром, оставляющим изящные белые линии от белья.

Каждое её движение — как кадр, снятый в замедленной съёмке.

Она была совершенна.

И знала это.

Егор влюбился. По-настоящему, как мальчишка. Он забывал о работе, о доме, о жене. Он стал мягче, уступчивее — но только с ней. А с остальными — наоборот, резче, грубее. Он пытался выглядеть моложе, смешно стригся, покупал себе одежду, которую носил Николай. Он отдал Саше всё — время, деньги, внимание. А Марину... перестал замечать.

— Он у неё? — однажды спросил Николай, не выдержав.

Марина кивнула.

— Пусть будет счастлив. Я не держу зла.

Она не держала. Но сердце — разрывалось.

Каждая ночь без него, каждый ужин в тишине, каждое слово сына — как игла под кожу.

Она умерла через три месяца после появления Саши жизни Егора. Тихо. Без криков. Без жалоб. Просто однажды не проснулась.

На похоронах было много людей. Соседи, коллеги, старые друзья. Все плакали. Все говорили одно и то же:

— Она была светлая.

— Она всем помогала.

— Таких больше нет.

Николай стоял, не моргая.

Он держал себя. Как она бы хотела.

Но в груди — рвалось нечто другое. Боль — не только за мать.

Гнев.

Отец еще не привёл Сашу этот дом, но это было неизбежно.

Но Николай уже знал — он никогда не простит им того, что она забрали.

И он знал, что они об этом узнает.