Дверь номера захлопнулась с оглушительной тишиной, будто сам воздух замер в ожидании. Михаил прижал Милану к стене, его ладони обхватили её талию с такой силой, что на завтра останутся отпечатки пальцев — новые узоры поверх вчерашних следов. Холодная штукатурка впилась в её обнажённую спину, создавая мучительный контраст с жаром, исходящим от его тела.

— Ты пахнешь чужим одеколоном, — прошептал он, его голос дрожал, как натянутая струна. Он вжался лицом в её шею, вдыхая чужой, пряный аромат, смешавшийся с её собственным, знакомым запахом возбуждения. Шёлковое платье соскользнуло с её плеч с шелестом падающих лепестков, обнажая тело — эту живую карту ночных приключений: синяки-отметины на бёдрах, следы засосов на груди, едва заметные царапины на запястьях. Всё это говорило о том, что его жена провела ночь так, как он и любил — безгранично и безудержно.

Милана вздохнула, когда его губы грубо прижались к её рту, его язык вторгался внутрь, властный и требовательный, будто пытаясь стереть следы чужих поцелуев, перебить вкус чужих членов, которые она так старательно облизывала всего несколько часов назад. Она ответила на его поцелуй с той же яростью, их зубы стукнулись, а её пальцы впились в его волосы, притягивая его ближе.

— Пять, — прошептал он, отрываясь от её губ, и в его голосе звучала странная смесь ярости и восхищения. — Пять мужиков за ночь. Ты хоть представляешь, что творилось у меня в голове, пока я ждал тебя в Ницце? Я представлял, как они кончают на тебя, как ты глотаешь их сперму, как твоё влагалище растягивается, принимая их. Пять раз твоё тело принимало других. И сейчас я заберу его обратно.

Она видела в его глазах бурю эмоций, но знала — под этой яростью скрывается дикое, животное возбуждение, та самая тёмная страсть, которая всегда делала их секс таким взрывным. Его пальцы впились в её кожу, оставляя свежие следы, будто метя территорию, напоминая, что, несмотря на всё, она принадлежит ему.

Михаил расстегнул ширинку, освобождая свой член — толстый, с тёмными вздувшимися венами, уже полностью готовый, напряжённый до боли от одной только мысли о том, что происходило с его женой в поезде. Предэякулят блестел на его головке, словно роса на тёмно-багровом плоде, обещая скольжение и боль.

— Ты им всем сосала? — спросил он, проводя головкой по её губам, оставляя блестящий след слюны и предэякулята на её алой помаде.

— Да... всем... — прошептала Милана, её глаза блестели, а губы дрожали от возбуждения. Внутри всё сжалось в сладком предвкушении, влага проступила между ног, горячая и предательская.

— Покажи, как ты им сосала, — приказал он, сжимая её подбородок так, что кость неприятно хрустнула.

Милана опустилась на колени, её пальцы обхватили основание, а губы тут же приняли его до самого горла, не оставляя ни миллиметра без внимания. Солоноватый, знакомый вкус его кожи смешался с металлическим привкусом её помады. Её язык скользил по уздечке, а горло сжалось вокруг него с такой силой, что у него потемнело в глазах. Она работала ртом с выученной точностью, будто оттачивала этот навык всю ночь — и, возможно, так оно и было.

"Чёрт, она научилась новым трюкам..." — пронеслось у него в голове, когда он увидел, как слёзы катятся по её щекам, но она не останавливается, лишь глубже насаживается на него, издавая влажный, похожий на удушье звук, который сводил его с ума.

— В туалете бара тебя заставляли так глотать? — хрипло спросил он, наблюдая, как её ресницы дрожат от напряжения, а слюна густыми, блестящими нитями стекает по её подбородку.

Она кивнула, не выпуская его изо рта, и её губы сжались ещё сильнее, демонстрируя мастерство. Её глаза, полные вызова, говорили ему: "Да, я это делала. И мне понравилось". И в этом вызове он видел не оскорбление, а высшую форму доверия — она привезла ему распутную, испорченную блядь, и это был лучший подарок, который он мог получить.

— А те пассажиры, отец и сын? Они кончали тебе в рот?

Ещё один кивок, и её глаза блеснули, будто вспоминая что-то особенно пикантное. Её пальцы скользнули вниз, к его яйцам, сжимая их с лёгким нажимом, будто играя с двумя спелыми, тяжёлыми плодами, напоминая, что она знает, как довести мужчину до края.

Михаил резко двинул бёдрами вперёд, заставляя её подавиться, но она лишь закашлялась и тут же вернулась на место, обхватив его яйца рукой, чувствуя, как они напряглись в её ладони от его возбуждения.

— Расскажи, как ты сосала у мальчишки, — приказал он, чувствуя, как её нёбо трется о головку, вызывая знакомую сладкую ломоту в основании позвоночника.

Милана, с трудом освободив рот, облизнула губы: — Он... он был таким неопытным... Дрожал, когда входил в меня... Но когда кончил... — её голос дрогнул, а пальцы непроизвольно сжали его яйца, — он плакал от удовольствия... а его отец... о Боже... его отец в этот момент трахал меня сзади. Я чувствовала, как сперма сына течёт по моему горлу, а его отец в это время заполнял меня собой сзади.

Михаил сжал зубы и снова втолкнул себя в её горло, глубже, чем раньше, заставляя её сглотнуть, чувствуя, как её горло пульсирует вокруг него, словно пытаясь высосать из него душу.

— А легионерам? — спросил он, вынимая член из её рта, чтобы услышать ответ, и тонкая нитка слюны повисла между его головкой и её распухшими губами.

— Им тоже... — прошептала она, её губы блестели от слюны. — Постоянно... Один из них меня трахал, а второму я сосала... Потом они менялись местами... Я была их общей игрушкой, их походной утварью.

— Кто тебе последний кончил в рот?

— Подполковник... — её голос стал тише, но глаза горели. — Почти перед самой Ниццей... Я стояла голая на полу у них в купе и сосала подполковнику, а капитан... капитан в это время брал меня сзади... И я чувствовала, как его сперма стекает по моим ногам, пока я глотала сперму его командира.

Михаил почувствовал, как его член пульсирует от её слов, его пальцы впились в её волосы, и он снова втолкнул себя в её рот, глубже, чем раньше, заставляя её сглотнуть, чувствуя, как её горло сжимается вокруг него. Он представлял эту сцену: его жена, развратная и покорная, между двумя военными, её тело использовали, а она наслаждалась каждой секундой. Эта мысль, как раскалённый штык, пронзила его, смешивая ревность с пьянящим восторгом.

Михаил резко вынул себя из её рта, оставив её губы влажными и припухшими. Его пальцы мягко провели по её щеке, смахивая слезу, скатившуюся по её лицу. Внезапная нежность после столь грубого обращения заставила Милану вздрогнуть. Этот контраст был острее любого прикосновения.

— Моя... — прошептал он, и в этом одном слове звучала вся гамма чувств — и ревность, и страсть, и безграничная любовь. Его руки, ещё минуту назад такие жёсткие, теперь нежно обняли её, прижимая к себе, и она почувствовала, как бешено бьётся его сердце — ровно в такт её собственному. Он знал её лучше, чем кто-либо, и именно это делало их связь такой особенной.

Милана почувствовала, как его член пульсирует у неё между грудей, всё ещё твёрдый и горячий. Она подняла на него глаза, увидев в его взгляде ту самую смесь желания и обожания, которая всегда сводила её с ума. В его глазах она была не просто шлюхой, а его шлюхой, его величайшим сокровищем и самым страшным пороком.

— Я твоя, — ответила она, целуя его ладонь. — Всегда была и всегда буду. И в этих словах была не покорность рабыни, а клятва соратницы по этой тёмной игре.

Михаил наклонился, чтобы поймать её губы в поцелуй, на этот раз медленный и глубокий, словно пытаясь заново узнать вкус своей женщины. Его руки скользили по её спине, лаская каждый изгиб, заставляя мурашки пробегать по её коже, будто заново открывая её тело. Он любил эти моменты — когда после бурной страсти приходила нежность, и они могли просто быть вместе.

— Тогда докажи, — прошептал он, отрываясь от её губ. — Покажи, что никто не знает тебя так, как я. Никто не найдёт ту потаённую точку внутри тебя, от которой ты плачешь и кричишь одновременно.

Он положил её на спину, и Милана обвила его ногами, чувствуя, как его член упирается в её влажную промежность. Головка члена скользнула по её готовому, распухшему клитору, заставив её выдохнуть от внезапной остроты ощущения. В этом движении была такая естественность, будто их тела созданы друг для друга. Она знала, что сейчас он будет брать её так, как никто другой — с яростью, но и с любовью.

— Только ты, — ответила она, целуя его шею. — Только ты знаешь, как... Только ты знаешь, какую дверь в моей душе нужно открыть, чтобы я полностью распахнулась.

Её слова оборвались, когда Михаил вошёл в неё одним плавным движением, заполняя её полностью. Они замерли на мгновение, наслаждаясь этим единением, прежде чем начать двигаться в знакомом, любимом ритме. Его толчки были глубокими, точными, будто он хотел стереть все следы чужих прикосновений, оставив только свои.

— Рассказывай, — прошептал он, начиная размеренные, глубокие и властные движения, каждый толчок которого заставлял её чувствовать его до самой матки. — Все рассказывай.

Конец ознакомительного фрагмента.

— -----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------------

Желающие прочитать полную главу смогут это сделать в закрытом канале. 

там же можно прочитать обновленные версии глав из части "Поезд Москва-Ницца"

ссылка на платную подписку - https://t.me/tribute/app?startapp=sDGh

Если кто-то захочет оказать финансовую поддержку моего творчества, то он может это сделать по ссылке на донаты - https://t.me/tribute/app?startapp=dyMG