Евгений долго стоял на крыльце, не решаясь войти. В груди копилась тяжесть - злость и обида смешивались с желанием всё забыть.

Перед глазами вспыхивали их первые встречи с Настей, первый поцелуй, первая ночь, когда она впервые отдалась ему полностью. Но тут же всплыло другое воспоминание - тот день в студии. Настя напряжённая, избегает взгляда. Сергей смотрел исподлобья, словно его появление всё портило. Тогда Евгений отмахнулся от подозрений. А сейчас - не мог.

Он представил, как могло быть тогда: Настя в студии, босая, обнажённая, а Сергей - грубый, напористый - прижимает её к стене, тянет к себе, его ладони обхватывают её талию, её губы полуоткрыты от страсти и смущения.

А следом мелькнула другая сцена: Настя под Толиком, выгибается, вжимается в матрас, цепляется пальцами за его плечи, лицо горит, глаза полны удовольствия и покорности.

В этот миг ему стало почти физически больно. Как будто он действительно видел это.

Боль, ревность и обида смешались в одну пульсирующую, горячую волну.

Он сжал кулаки, сделал несколько глубоких вдохов и только тогда решился вернуться в дом.

Внутри было темно, но где-то раздавались звуки - такие, что сердце тут же ушло в пятки. Глухие, сдавленные стоны, ритмичный скрип кровати, влажные, животные хлопки.

Евгений медленно подошёл ближе, стараясь дышать ровно. Дверь спальни была приоткрыта. Едва он коснулся рукой косяка, увиденное ударило в голову так, что стало трудно дышать:

Настя лежала абсолютно голая, раскинутая на смятых простынях, её длинные ноги на плечах у Толика, сама она извивалась всем телом. Толик нависал над ней, его руки крепко сжимали Настины запястья, движения были резкие, грубые, каждое - с влажным, грязным звуком.

Настя выгибалась под ним, царапала спину, шептала сквозь стоны, захлебываясь от того, как он в ней.

— Ах... ещё... - простонала она, запрокидывая голову, а Толик зарычал, уткнувшись лицом в её шею.

Они не замечали его. Он видел, как Толик полностью выходит из Насти, а потом резко вгоняет обратно, заставляя её закричать и судорожно выгнуться. Настя дрожала, её грудь прыгала в такт движениям. Звуки сливались воедино - стоны, влажные шлепки, глухой хруст кровати.

В этот момент внутри у Евгения будто что-то оборвалось. Всё, что он чувствовал к Насте - любовь, ревность, желание, даже злость - смешалось в пустоту, тяжёлую и безысходную. Он стоял, глядя на неё и Толика, и уже не мог поверить, что когда-то эта девушка принадлежала ему.

В груди стало холодно. Сердце сжалось, и вдруг всё стало кристально ясно: теперь между ними пролегла невидимая черта, которую нельзя было переступить. Настя снова отдалась другому - и он уже не мог этого забыть.

Оргазм накрыл Настю резко, с головой - она выгнулась под Толиком, тело затряслось, а губы сами вырвали крик наслаждения. Толик не дал ей отдышаться, вцепился в её губы поцелуем, продолжая жёстко трахать, пока сам не вздрогнул всем телом. Его движения стали прерывистыми, он стонал ей в рот, и, не отрываясь от поцелуя, кончил в неё до последней капли.

Они ещё несколько секунд лежали сплетённые, поцелуи становились тише, дыхание - ровнее. Именно в этот момент дверь приоткрылась, и в комнату вошёл Евгений.

Он застыл на пороге, вглядываясь в смятую постель, где Настя обнимала Толика, а по её бедру уже стекали их смешанные соки. Несколько секунд Евгений не мог пошевелиться - только тяжело дышал, ощущая, как внутри что-то обрывается.

Только теперь Настя заметила его в проёме двери. Она дёрнулась, попыталась подняться из‑под Толика, но тот не дал - крепкая рука лениво, но уверенно прижала её обратно к матрасу.

— Жень... - выдохнула Настя, но её голос затерялся между стонов и тяжёлого дыхания.

Евгений стоял, смотрел прямо, взгляд у него был странно спокойный - ни упрёка, ни злости, только ледяная отстранённость, которую Настя прочувствовала сильнее любого крика.

Он чуть улыбнулся, уголки губ дрогнули:

— Ну что ж... если тебе так нравится - не буду мешать. Желаю хорошей ночи.

Он подошёл к своей одежде, стал одеваться, ни разу не взглянув на кровать. Ключи в руке тихо звякнули. Настя ещё раз попыталась освободиться, но Толик даже не пустил - только сильнее сжал её бедро, словно напоминая, что она здесь, под ним, а не там.

Евгений, уже на пороге, не оборачиваясь, бросил:

— Можешь не вставать, я всё понял. Спасибо за откровенность.

И вышел, даже не хлопнув дверью. Всё было окончательно, и страшнее всего - до обидного спокойно.

Едва Евгений ушел, напряжение в комнате словно прорвало. Настя, всё ещё застывшая под тяжёлым, тёплым телом Толика, вдруг почувствовала себя ужасно уязвимой и пустой.

Она оттолкнула его, села на кровати, наспех натягивая простыню на голое тело. Голова кружилась от обиды и бессилия.

Настя тихо прошептала:

— Зачем ты это сделал? Сначала... рассказал ему всё. А потом... воспользовался мной, когда я... когда не знала, что это ты...

В её голосе звучала не только злость, но и почти детская обида, будто она ждала извинений.

Толик почесал затылок, буркнул:

— Ну а чё... Рассказал, чтоб по-честному было, без муток. Да ты ж сама меня с ума свела, Настя. С тех пор, как ты мне дала, башка кругом ходит. А тут ещё... ну я сам не свой стал, не смог сдержаться.

Он смущённо отвёл взгляд, понизил голос, будто оправдываясь:

— А как тебя раком увидел... Ну кто бы тут устоял? Щёлка твоя сама манила, я уж не выдержал...

Толик выдохнул, улыбнулся уголком рта, уже мягче:

— Да и ты сама ведь не сопротивлялась... Прям вся мне отдалась, по-настоящему. Я ж чувствовал это. А как кончила подо мной, да как целовалась... Не обманешь тут, всё по-настоящему было.

После его слов Настя молчала, не отвечая. В голове гудело: сама виновата, сама доверилась такому вот - и что теперь жаловаться? Щёки горели от стыда и обиды.

Вслух она только тихо сказала, не глядя на Толика:

— Выйди... Пожалуйста.

Толик тяжело вздохнул, начал шарить по комнате, натягивая трусы, собирая свои вещи. Перед дверью замер, бросил коротко, неуверенно:

— Ну... если что, ты зови.

Постоял ещё пару секунд в нерешительности, будто хотел сказать что-то ещё, но так и не нашёл слов.

Потом вышел, тихо закрыв за собой дверь.

Настя долго сидела на смятой кровати, крепко обхватив колени руками. Она почти не дышала, пытаясь уговорить себя, что всё это - сон, бред, и сейчас проснётся. Внутри всё гудело: боль, злость, усталость, и тягучее, липкое возбуждение, которое не уходило, а только злило сильнее.

Тишину нарушил тихий хлопок двери в другой спальне - в коридор, чуть пошатываясь, вышел Николай. Он вышёл босиком в одних трусах.

Он медленно подошёл к комнате Насти и остановился у приоткрытой двери. Их взгляды встретились - Настя в одной простыне, с распухшими губами, растрёпанная.

Николай постоял в дверях, затем, словно взвешивая что-то внутри, решился войти. Шагнул через порог, оглядел комнату - взгляд на мгновение задержался на смятой постели, простыне, скомканной у Насти на коленях.

Он сел на край кровати, стараясь не смотреть ей прямо в глаза, но и не отворачиваясь.

Голос его прозвучал глухо, чуть осипло - после всего, что было сегодня:

— Всё нормально? Ты... как вообще?

Настя чуть кивнула, будто на автомате, но голос её тут же предательски дрогнул:

— Не знаю... наверное, да.

Николай кивнул, провёл ладонью по лицу, будто прогоняя остатки напряжения.

— А Евгений где?

Настя откинула взгляд в сторону двери, губы дрогнули, но она попыталась держаться спокойно:

— Ушёл. Я.. - на мгновение замолчала, - он...

В комнате повисла тяжёлая, вязкая тишина. Николай хмыкнул, посмотрел на свои ладони, потом всё же поднял взгляд на Настю - в его глазах не было ни злости, ни упрёка, только усталость и смутное сочувствие.

— Тяжёлый день, - тихо сказал он.

Настя попыталась сдержаться, но губы предательски дрогнули, и вдруг слёзы сами покатились по щекам. Она быстро отвернулась, сжав простыню, чтобы он не видел - но всхлип вырвался слишком громко.

Николай посмотрел на неё с неожиданной мягкостью. Помедлил, потом аккуратно обнял её за плечи. Настя не оттолкнула - наоборот, уткнулась лицом ему в грудь, заплакала сильнее, не скрываясь больше.

— Всё... тихо... я здесь, - прошептал он, осторожно поглаживая её по спине.

Её тело дрожало в его объятиях. Простыня, которой она прикрывалась, незаметно соскользнула с плеч. Настя и не заметила, как оказалась почти полностью обнажённой, прижавшись к Николаю голой грудью, ощущая его тепло и сбивчивое дыхание.

Он тоже это почувствовал - на секунду замер, ладонь остановилась у неё на лопатке, большой палец скользнул по голой коже, по линии плеча, медленно ниже.

Настя не отстранялась. Наоборот - сама, всё ещё дрожа, прижалась к нему крепче, словно пытаясь найти хоть каплю поддержки и унять горькую боль в груди.

Настя ещё долго всхлипывала у него на груди. Николай тихо гладил её по спине - медленно, почти машинально, но с каждым движением ощущал, как под его ладонью проступает горячая, обнажённая кожа, как дыхание Насти становится всё менее судорожным, но более глубоким.

В какой-то момент её слёзы утихли, осталась только тихая дрожь, лёгкое подрагивание плеч. Она подняла голову, встретилась с ним взглядом - глаза красные, но в них уже не было прежнего страха, только усталость и что-то очень открытое, уязвимое.

Он провёл пальцами по её щеке, убрал мокрую прядь волос. Настя, не отводя взгляда, сама подтянулась ближе - её голая грудь прижалась к его груди, их дыхание смешалось, расстояние между лицами почти исчезло.

Николай замер - чувствовал, как внизу живота нарастает тяжесть, как кожа реагирует на её прикосновение. Несколько секунд они просто смотрели друг на друга, будто не решаясь, кто сделает первый шаг.

Настя первой наклонилась - легко коснулась его губ, чуть влажных от слёз. Поцелуй был робким, почти детским, но за ним сразу же пришёл второй, более долгий, тёплый. Николай ответил, приобнял крепче, и Настя, будто не выдержав, снова прильнула к нему всем телом, разомкнув простыню и оставшись совсем голой.

Он ощутил её грудь, её тёплый живот, бедро - и уже не смог сдержать себя. Руки скользнули ниже, по спине, по талии, он крепче притянул её к себе, их губы слились в долгом, медленном поцелуе.

Настя задышала чаще, сама легла к нему на колени, прижалась лбом к его шее, губами провела по ключице. Николай застонал негромко, ощущая, как возбуждение накрывает его с головой.

Николай мягко приподнял Настю за плечи и, не разрывая поцелуя, осторожно уложил её на спину. Простыня осталась где‑то сбоку, теперь между ними не было ни стыда, ни барьеров - только жар тел, только тяжёлое дыхание и странное, почти новое чувство близости.

Он лег рядом, склонился над ней, медленно провёл ладонью по её шее, по ключице, задержался на груди. Пальцы скользнули по упругому соску - Настя задышала глубже, выгнулась ему навстречу.

Николай поцеловал её в губы, затем ниже - подбородок, шею, грудь, задержался языком на соске, чуть пососал, ловя её тихий всхлип удовольствия. Его ладонь скользила по её животу, спускалась ниже, между бёдер, пока не нашла влажную, горячую щель.

Настя раздвинула ноги, прижимая его ладонь сильнее. Она смотрела на него снизу вверх - глаза блестели и уже не прятали ни вины, ни усталости, только чистое, обнажённое желание.

Николай оказался между её ног, взгляд остановился на Насте - такой, какой она была когда‑то только с ним: раскрасневшейся, трепещущей, полуулыбающейся сквозь слёзы. Его ладонь обхватила её бедро, он провёл головкой члена по влажным, раскрытым губкам - и плавно, но уверенно вошёл в неё, до самого упора.

Настя зажмурилась, глубоко вздохнула и с первым толчком тихо застонала. Николай начал двигаться медленно, впитывая каждую деталь её тела, - но с каждой секундой его движения становились всё настойчивее, всё резче.

Он входил всё быстрее, глубже, сильнее. Настя выгибалась ему навстречу, встречая каждый толчок, как будто всё это было словно прошлым летом и все те ночи с ним вдруг вернулись и забрали её полностью. Она стонала всё громче, не сдерживая ни звуков, ни эмоций, руки сами тянулись к его спине, к плечам, к шее.

— Да... Коля... - вырывалось у неё между стонами, - ещё... вот так... да...

Её бёдра сами подались навстречу, тело будто само вспомнило забытый ритм их старых ночей. Николай ускорялся, впечатывался в неё снова и снова, жарко, неотрывно, будто хотел заполнить собой все эти месяцы разлуки.

Влажные звуки, их стоны, тяжёлое дыхание слились в один, бешеный ритм. Настя сжимала его крепче, теряясь в ощущениях, растворяясь в том самом, знакомом до боли чувстве, когда они были только вдвоём, когда больше никого не существовало.

Она снова была его - без остатка, без оглядки, как будто не было ни Толика, ни Евгения, ни измены, ни боли. Только Коля, только это безумное, животное, давно забытое счастье.

Он входил в неё всё быстрее, пока Настя не закричала от острого, почти отчаянного удовольствия - и в этот момент обоих накрыло: их тела слились, дрожали в последнем, долгом толчке, когда уже невозможно понять, где заканчивается один и начинается другой.

Алёна лежала рядом с Семёном, глаза её были закрыты, но уши сами ловили каждый звук: стон Насти, короткий выкрик Николая, не спутать ни с чем.

Сначала Алёна пыталась не думать, но каждый новый толчок кровати в соседней комнате, каждый новый крик врезались в неё, разжигали что-то тёмное, острое внутри. Она поняла - Николай трахает Настю.

Что‑то кольнуло в груди - вспышка ревности, раздражения, может быть, даже обиды, смешанной с волной внезапного возбуждения. Алёна тяжело вздохнула, прикусила губу, взгляд стал мутным. Она опустилась ниже, почти машинально оказалась между ног Семёна, поймала его взгляд снизу.

Семён с ленивой ухмылкой посмотрел на неё сверху вниз, не упустив перемены в её настроении.

— Ну что, - хмыкнул он, - не насытилась? Давай, покажи, как ты умеешь... Соси хорошенько, сейчас я тобой займусь по-настоящему.

Алёна не стала спорить, не искала оправданий. Наоборот, обхватила его член губами, двинулась глубже, жаднее обычного. Она работала языком, как в самые дерзкие ночи, а внутри всё пылало - от ревности, от желания, от отчаяния.

Семён приподнялся на локтях, смотрел на неё с довольной ухмылкой. Он чувствовал - Алёну задело происходящее в соседней комнате, но виду не подавал, только сжал пальцами её волосы, заставляя ритм становиться ещё сильнее.

— Вот так... Молодец... - выдохнул он, чуть грубее, чем обычно. - Сейчас ты у меня не останешься без внимания, милая.

Алёна, не отрываясь, сосала всё глубже, всё напористее - чувствуя, как член Семёна становится твёрдым, тяжёлым, готовым к бою. Она сама задалась этим ритмом - так, словно хотела доказать что-то не только ему, но и себе. Семён только крепче сжал её волосы, задавая темп, а сам смотрел сверху, не скрывая удовольствия.

Когда почувствовала, что он окончательно налился, Алёна резко отстранилась, села на него сверху. Не давая ему опомниться, одной рукой направила его член к себе и, раздвинув бёдра, резко насадилась до конца - вся, сразу, до самой глубины.

Она замерла на миг, всхлипнув от удовольствия, потом начала двигаться - медленно вначале, чувствуя, как её внутренняя ревность, злость, страсть превращаются в жёсткий, рваный ритм. Алёна оседлала Семёна так, будто хотела выжать из него всё - подалась вперёд, закинула голову, и начала трахать его с такой силой, будто мстила всему миру за свою боль.

Семён вцепился ей в бёдра, подыгрывал движению, с каждой секундой становился только злее и жаднее. Он смотрел, как она скачет на нём - голая, потная, злая, желанная, и от этого заводился только сильнее.

Семён не выдержал - жадно сжал Алёну за талию, резко поднял и перевернул, поставил на четвереньки. Она только ахнула, но не сопротивлялась, наоборот, подалась ему навстречу, сама выгнулась сильнее, выставила зад прямо под него.

Он встал сзади, грубо раздвинул ей бёдра, мощным движением вошёл в неё до конца. Сразу задал резкий, тяжёлый ритм - трахал Алёну жёстко, напористо, с каждым толчком ловя её стоны и дрожь в коленях. Влажные, грязные звуки наполнили комнату.

В какой-то момент он краем глаза заметил в дверях тень - Толик, уже без стеснения, стоял, дрочил, жадно разглядывая, как Семён берёт Алёну.

Толик зашёл ближе, дыхание у него сбилось от возбуждения. Он подошёл к самой кровати, наклонился к Алёне, провёл рукой по её спине, шее. Его голос был хриплым, чуть охрипшим от желания:

— Вот это да... Алена, ты просто огонь... Смотри, как ты всех заводишь... Самая горячая... Вот так, детка, молодец, работай...

Семён лишь усмехнулся, не останавливаясь ни на секунду, наоборот, начал трахать её ещё жёстче, сильнее, чтобы ни она, ни Толик не забыли этот момент.

Алёна была на пике возбуждения - Семён трахал её жёстко, резко, хватал за талию, вжимал в кровать, и с каждым его толчком она чувствовала, как теряет контроль над собой. Голова моталась, дыхание сбивалось, грудь тряслась от напряжения.

В какой-то момент она подняла взгляд - прямо перед её лицом оказался член Толика, огромный, налитый, пульсирующий от желания. Толик смотрел на неё сверху вниз, одной рукой поглаживал себя по стволу, другой коснулся её щеки, слегка похлопал по губам.

— Ну что, красотка, хочешь? - хрипло выдохнул он, ухмыляясь.

Семён в этот момент ускорился, его толчки стали настолько мощными, что Алёна едва держалась на локтях. Она сама подалась вперёд, облизнула головку Толика, вдохнула его тяжёлый запах, провела языком по чувствительной коже. Почти не думая, втянула член в рот - сначала только головку, медленно, с наслаждением, а с каждым новым движением Семёна брала его всё глубже, сильнее.

Толик застонал, погладил её по волосам, задал ритм рукой, направляя себя ей в рот. Алёна жадно работала языком и губами, между глубокими толчками Семёна всё плотнее принимая Толика, почти до слёз, до одурения.

В этот момент она забыла обо всём - только два ритма, два мужчины, два вкуса и её собственное, звериное желание.

Толик держал Алёну за волосы, направляя свой член ей в рот, и с хриплой усмешкой склонился ближе:

— Ну что, как тебе мой хуй на вкус, а? Только что был в твоей подружке... Весь в её соках и моей сперме... Чувствуешь?

Он медленно подвигал бёдрами, позволяя ей прочувствовать вкус, аромат, тяжесть всего, что происходило в другой комнате. Алёна едва не задохнулась от возбуждения и стыда, её глаза блестели - она жадно втягивала Толика глубже, облизывала головку, ловила каждый солоноватый, густой оттенок.

Слова Толика будто ударили по ней током. Пока его член скользил у неё во рту, Алёна вдруг на миг перестала двигаться - мозг рисовал яркую, грязную картинку: Настя, раскинутая на смятой постели, Толик нависает над ней, держит за руки, двигается резко, не щадя ни её, ни себя. Она слышит Настин стон, видит, как её ноги дрожат в такт ударам, как по бедру стекают их соки, смешанные, густые.

В этот момент возбуждение накрыло Алёну с новой силой - стыд, ревность, странная злость на Настю, на Толика. Она вдруг захотела почувствовать этот вкус - их вкус, вкус чужой спермы и женского сока, хотела быть ещё откровеннее, ещё ниже, ещё грязнее.

Она втянула член Толика глубже, облизала всю длину, чувствуя на языке остатки чужого удовольствия, словно соперничая с Настей. Алёна ещё сильнее подалась навстречу - и Толик, и Семён сразу почувствовали, как она стала только жаднее, яростнее, словно в этот момент всё её существо требовало быть в центре, быть желанней, грязней, чем кто-либо до неё.

Семён наблюдал за тем, как Алёна всё жаднее берёт Толика в рот, как её глаза блестят в полумраке, как Толик буквально самозабвенно стонет, глядя сверху вниз. В груди у Семёна что-то кольнуло - неприятно, остро: в этом ритме, в этой отдаче он увидел не только похоть, но и зависть к Толиковой власти.

В какой-то момент он не выдержал - рывком схватил Алёну за плечи, оторвал её от Толика, так что её губы соскользнули с его члена, оставив след слюны и возбуждения. Толик чуть дернулся, но только выдохнул, отпуская Алёну с ленивой усмешкой.

Семён развернул Алёну к себе, бросил её на спину прямо на смятую кровать и, не давая опомниться, встал между её ног. Схватил за бёдра, развёл их шире, лёг сверху, тяжело дыша. Его взгляд был жёстким, почти властным, будто сейчас он хотел доказать - она принадлежит только ему.

Он одним сильным движением вошёл в неё полностью - глубоко, резко, не давая ни секунды отдыха. Алёна вскрикнула, выгнулась ему навстречу, впилась ногтями в его спину. Семён двигался в бешеном ритме - миссионерская поза позволяла ему полностью контролировать ситуацию: он сжимал её запястья над головой, не давая вырваться, и трахал жёстко, мощно, с каждым новым толчком выбивая у неё стон.

Её грудь прыгала в такт его движениям, глаза закатывались, дыхание срывалось на хрип. Алёна чувствовала: такого ритма, такой силы и ревности не было давно - она растворялась в этих ощущениях, в этом унизительном и сладком подчинении.

Семён ускорялся, в его рычащем дыхании уже не было ни капли терпения - он хотел кончить вместе с ней, вгрызться в неё до конца, выжечь чужие следы, оставить только себя.

— Ты моя... слышишь? - выдохнул он, вбиваясь в неё до упора.

— Твоя... только твоя... - вырвалось у Алёны, и в этот момент её накрыло - она выгнулась дугой, закричала, потеряв контроль, а Семён, почувствовав, как её мышцы сжимаются на члене, сам не сдержался. Несколько последних, мощных толчков - и он кончил глубоко в нее, с рыком, прижавшись всем телом.

Они ещё долго не могли отдышаться, сплетясь под тяжестью момента - в комнате витал запах ревности, страсти и безумного удовлетворения.

Когда Семён тяжело рухнул рядом с Алёной, дыхание его ещё не выровнялось, а рука всё ещё сжимала её запястье. Алёна лежала, закрыв глаза, с приоткрытым ртом, ощущая, как в ней всё ещё пульсирует сперма, а в голове - гул страсти, ревности, слияния.

Толик, стоя у края кровати, не спускал с неё глаз. Его член по‑прежнему был твёрдым, напряжённым - в взгляде читалось явное желание продолжения.

— Ну что, красавица, - выдохнул Толик, делая шаг ближе, - ты ещё не устала? Может, по второму кругу, а?..

Но Семён, едва отдышавшись, поднял взгляд на Толика - взгляд был ледяной, резкий, без тени дружелюбия:

— Хватит, Толя. Иди-ка в другую спальню, не мешай нам.

Толик завис на полшага, пару секунд колебался - в комнате повисло напряжение, но спорить с Семёном не стал. Только криво усмехнулся:

— Ну... ладно. Если что, зовите.

Он, всё ещё возбуждённый, вышел, захлопнув за собой дверь чуть громче обычного.

В комнате снова стало тихо, только Алёна и Семён, сбивчивое дыхание, и ощущение, будто на какое-то время в этом доме снова всё вернулось на свои места.

Толик, всё ещё возбуждённый и злой от отказа, вышел в коридор, молча натянул трусы на ходу и решительно направился в другую спальню - к Насте. Дверь оказалась прикрыта, за ней слышались приглушённые голоса, сдавленное дыхание. Толик потёр руки, ухмыльнулся, толкнул дверь.

В комнате было полутемно. На кровати лежали Николай и Настя, прижавшись друг к другу. Настя едва заметила Толика - её лицо тут же изменилось, глаза вспыхнули тревогой и усталостью.

— Нет, Толя... - сказала она глухо, не повышая голоса, - пожалуйста, выйди.

Толик пару секунд постоял, тяжело дыша, обвёл взглядом их переплетённые тела, и вдруг ощутил острое одиночество и какую-то досаду.

Он ничего не ответил, только пожал плечами и тихо вышел, прикрыв за собой дверь.

В коридоре было темно и пусто. Толик пошёл в зал, скинул трусы, опустился на диван и, глядя в потолок, стал медленно дрочить - вспоминая и Настю, и Алёну, и вкус их тел.

Когда всё закончилось, он тяжело выдохнул, накинул на себя плед, развалился на диване и почти сразу заснул, так и не дождавшись ни ласки, ни компании.