— Пей, моя хорошая, - Георгий повторил, снова глотнув из стакана, но теперь мама была готова и вино благополучно исчезло в её горле – Никогда так не пробовала?

— Нет, - глаза мамы были какими-то странными. Не просто пьяными, а сияющими счастьем безумца, - Я вообще мало, что пробовала. Сначала в деревне у нас - мама постоянно учиться заставляла. Потом в институте. У тётки жила – почти то же самое. Потом работа, замужество, ребёнок. Нет, я не жалуюсь, просто..., здесь как будто другая жизнь. Все счастливые, веселятся, пьют, фрукты какие хочешь. Другой мир просто, понимаешь, Гоша?

— Да, Валюша! Потому я и помогаю тебе. Отпусти себя. Дай себе отдохнуть. Иди сюда, Валюш! Садись!

Георгий потянул маму за собой, усевшись на стоящую у стены кровать. Кровать жалобно скрипнула под весом двух тел, и мама оказалась на коленях грузина:

— Ой, Гош! Что ты..., - губы мамы снова оказались в плену Георгия, не давая ей ни раздумывать, ни отвечать.

Руки грузина уже не просто поглаживали тело мамы. Он беззастенчиво мял крупную грудь, пытаясь вывалить её наружу из глубокого декольте. А мама только тяжело дышала, но никак не мешала мужчине, полностью отдавшись чувствам. Наконец грузину удалось – торчащий розовый сосок увидел свет, и Георгий тут же перенёс внимание на него, то присасываясь к нему губами, то неистово вылизывая.

— Ох, Гоша! Что ты творишь со мной! Я же не могу так, - говорила мама, но руки её делали обратное, гладя чёрные волосы грузина и прижимая его голову к своей груди.

Минуту спустя Георгий уже уверенными движениями знатока расстегнул мамино платье на спине и потянул его вниз. Загорелое мамино тело резко контрастировало с белой кожей, постоянно скрытой под её скромным купальником. Именно эти белые участки налитой маминой груди сейчас жадно вылизывал грузин.

Опустив платье до пояса, Георгий принялся поднимать вверх его уже снизу, оголяя женские ноги. Мама лепетала что-то протестующе-неразборчивое, сбивчиво, неуверенно. Грузин никак не реагировал на её слова, пытаясь добраться до своей цели. Рука его задрала платье выше середины бёдер и нырнула куда-то внутрь. Мамин лепет на секунду стал громче – предостерегающим. Неожиданно оборвался. И вдруг превратился в ритмичные стоны:

— Ох, ох, ох, ох, - вырывалось из её губ, в такт с движениями крепкой волосатой руки грузина.

На его лице появилась довольная усмешка, когда мамины ноги расслабились и разошлись в стороны. Он довольно небрежно завалил маму на кровать и нырнул лицом ей между ног, встав на колени. Несмотря на опьянение у мамы округлились глаза. Похоже грузин снова удивил её и такого вида ласк в её с папой отношениях не практиковалось. Она попыталась сдвинуть ноги вместе, но они был надёжно зафиксированы крепкими руками Георгия:

— Ах! Нет! – выкрикнула она и вдруг застонала на одной ноте, - Оооооххххх....

Через время ноги её расслабились. Я это понял, когда Георгий поставил ступни её согнутых ног на край кровати и принялся раздеваться. При этом его голова меж её ног, то двигалась вверх-вниз, то начинала болтаться из стороны в сторону. Мама слабо охала, грудь её вздымалась от прерывистого дыхания, а белые, не видевшие солнца, сиськи из-за этого начинали колыхаться.

Последними Георгий стянул свои трусы, снова удивив меня. Сейчас комната была освещена электричеством и нельзя было списать на ночную темень. На том месте, где у мальчиков моего возраста находится небольшой писюн, у него из чёрных кучерявых зарослей торчала толстая труба, с тёмной, наполовину скрытой под кожей, головкой.

Он оторвался от маминого холмика между ног и мне открылся совсем другой вид. Теперь это был не покрытый короткими волосиками холм, а скорее блестящая от влаги расселина, как будто грузин умудрился языком расколоть гору на две половинки, пытаясь добраться до родника. Лицо Георгия тоже было мокрым, как будто он пытался оттуда напиться. Именно туда, в центр расселины, грузин нацелил свою толстую трубу, держа одной рукой и нависнув над мамой. Немного поводив из стороны в сторону, как будто ища правильный путь, он надавил тазом и провалился внутрь:

— Аааааа! – заорала мама, и неожиданно для меня, вдруг обхватила грузина руками, как будто пытаясь притянуть к себе. Ногти её впились в его бока:

— Ой, господи! Ой, господи! - громко вскрикивала она, а грузин раз за разом макал свою колотушку ей промеж ног.

— Тугая какая! Ничё-ничё! Сейчас привыкнешь, - говорил он, при этом.

А я не мог понять, что при этом чувствую. Было подсознательное ощущение какой-то неправильности происходящего. Но, наверное, из-за того, что я не знал тогда ни о сексе, ни об изменах – это была не ревность, не возбуждение, ничего из подобных чувств. Скорее что-то подобное я испытывал, когда папа разрешил дяде Вите взять на вечер наш новый телевизор. Видно было, что папа волнуется за телевизор и это волнение передалось и мне. Из-за этого испытывал какое-то время неприязнь к дяде Вите. Вот и сейчас, по маминому лицу совсем не казалось, что ей делают что-то плохое, скорее даже наоборот. Но вот недоверие к Георгию и его действиям появилось. Из-за этого хотелось проконтролировать, что именно он пытается делать с мамой, а главное для чего.

Мама, тем временем, продолжала выть, а вот Георгию его позиция не очень нравилась. Ноги приходилось постоянно держать полусогнутыми, и он скомандовал:

— Раком! – сказал он.

— Что? – вынырнула мама из своего крикливого транса.

— Раком, - повторил Георгий, и видя, что мама непонимающе смотрит на него, принялся сам переворачивать женщину и ставить перед собою на колени.

Не думаю, что мама была настолько дремучей, что не знала даже названия этой позиции. Наверное, она просто была слишком пьяной и погруженной в собственные мысли. Впрочем, мне остаётся лишь догадываться.

Георгий поставил маму раком поперёк кровати и снова нацелил головку члена ей между ног. Теперь мне было видно ещё лучше. В красной щели между волосатых пирожков зияла тёмная дыра. Именно к ней грузин поднёс член и надавил. Пирожки послушно разошлись в стороны, пуская толстый член:

— Ой, мамочки! – выдохнула мама и ствол грузина исчез в ней сразу наполовину.

— Ох, хорошо! – сказал грузин и принялся то вталкивать член в маму, то почти полностью выдёргивать его обратно.

Когда он вытаскивал член, кожа вокруг маминой дырки немного вытягивалась наружу вслед за членом, как будто не хотела его выпускать из себя. А когда впихивал внутрь, то вроде как упирался во что-то внутри, мама охала и подавалась вперёд. В какой-то момент мама завыла на одной ноте, затряслась и упала лицом на кровать.

— Люблю русских шлюх! – сказал вдруг грузин, продолжая раскачиваться позади мамы.

— Что? – изумлённо спросила мама, поднимая голову.

— Шлюха ты Валюха! Люблю таких эбать. Муж дома ждёт, ребёнок спит, а она тут на хyе скачет.

— Гоша, ты чего? – мама растерянно замерла, не понимая резкого перехода любовника.

— Давай, давай! Работай, шалава! Солью тебе, потом болтать будешь....

Мама стянула задницу с продолжающего торчать грузинского члена, уселась на кровать и уставилась на любовника снизу-вверх, не понимая, что произошло и как на это реагировать. Георгий никак не мешал ей принять это положение, с интересом энтомолога рассматривая новый экземпляр в своей коллекции:

— Бери, – он придвинул трубу члена к её лицу.

— Чего? – мама испуганно посмотрела на толстую головку, почти у самого носа.

— Соси говорю, - и подтолкнул мамину голову к себе, ткнув мокрой головкой в губы.

— Нет! – скривилась мама, - Я никогда....

Головка члена снова ткнулась в губы женщины:

— Соси, говорю, шалава! Чего нет? Вы русские все сосёте. Сестрёнка твоя вон наяривает так, что за ушами трещит, - презрительно сказал грузин.

— Ты её тоже? – как-то изумлённо спросила мама.

— Нееее. Нахрен таких, как твоя Светка. Её не интересно – всем даёт. И подхватить чего-нибудь можно. А вот тебя из тебя подстилку сделать самое то. Чистая, пи3да свежая, не раздолбанная. Давай соси уже! Всё равно, пока не кончу эбать буду.

Не дожидаясь маминого ответа, Георгий намотал на руку длинные мамины волосы и принялся водить членом по её лицу, изредка хлопая толстым стволом по щекам и по лбу. От мокрого, блестящего ствола на её лице оставались влажные разводы. Когда ему это надоело, он снова ткнул головкой в губы. То ли твёрдый ствол продавил мамино сопротивление, то ли она сама открыла рот, но головка исчезла внутри:

— Молодец, шлюха-Валюха! – растянулся в улыбке грузин и принялся раз за разом макать член.

По щекам мамы потекли слёзы, то ли от оскорблений грузина, то ли от пытающейся пробиться в горло толстой головки, но при этом она покорно сидела на кровати.

— Давай сама! Руками возьми его и соси! Чего ты просто рот открываешь?

Мама что-то хотела сказать, но грузин потянул за волосы и заткнул ей рот. Тогда она подняла руки, взялась за ствол и принялась сама двигать головой, беря в рот макушку грузинского фаллоса.

— Ох, умница! А говорила «не сосу». Может ты и в жопу долбишься? Просто изображаешь скромницу?

Мама молчала, продолжая качать головой с членом во рту.

— Чего молчишь? В зад мужу даёшь? Очко вскрытое уже?

— М-м, - отрицательно помотала головой мама, не отрываясь от минета.

— Ну, класс! Так даже интереснее.

Было что-то ужасное в этом зрелище. Сложно сейчас описывать чувства того меня, но нависающий силуэт чёрного, полностью волосатого грузина ассоциировался у маленького Владика с чертями или демонами из церковных книжек моей бабушки или из сказок. Вот только в книжках черти были изображены, хитрыми, но небольшими созданиями, наверное, чтобы не пугать детей. Этот же внушал опасение и своими внушительными габаритами и особенно толстой палкой члена. Мама же, наоборот была, даже внешне, слишком милой, чистой и доверчивой, чтобы на равных играть на одном поле с хитрым чёртом-грузином. Вот и приходилось ей теперь обсасывать его головку. Если вы думаете о моём возбуждении, то нет – в тот момент я его не испытывал. Просто не понимал, что именно делают взрослые и для чего. Осознание пришло позже, после наступления переходного возраста и разговоров со сверстниками. Сейчас же, я просто впитывал, как губка, что-то новое и неизведанное.

Наверное, было для грузина что-то притягательное в неумелых действиях мамы. Впрочем, он и не скрывал этого, а прямо сказал, что мама зацепила его своею скромностью и неопытностью, в отличие от более молодой, но безбашенной Светланы. Несмотря на то, что оральные ласки её были далеки от совершенства, вид послушной русской учительницы подвёл Георгия к пику.

— Уффф, биля! – он оттянул женскую голову от своего члена за намотанные волосы и начал быстро двигать по стволу рукой.

Сначала я подумал, что грузин решил обоссать маму, но нет. Из члена вылетел белый сгусток и разбился о мамину щеку. Грузин зарычал, а из члена друг за другом продолжали вылетать какие-то ошмётки и облеплять мамино лицо. Иногда они стекали и падали на её плечи или грудь, но в основном всё же продолжали висеть на скорчившемся мамином лице. Мама попыталась возмутиться, но как только открыла рот, как очередной белёсый сгусток влетел прямо туда. Поэтому она сочла лучшим выходом просто продолжать сидеть, зажмурившись и плотно сжав губы.

— Ух, красивая! – с широкой улыбкой сказал Георгий, разглядывая получившуюся картину.

— Где умыться можно? – спросила мама, продолжая сидеть с закрытыми глазами и морщась от запаха.

— Нинада умыться! Щас! – грузин принялся водить постепенно теряющим упругость членом по её лицу, то размазывая субстанцию, то со смачными шлепками хлопая и разбрызгивая липкую массу ещё сильнее.

А моя строгая мама, способная прикрикнуть на меня или папу, спокойно сидела перед Георгием и сносила эти шлепки. Лицо выражало брезгливость, но вот ничего, чтобы прекратить издевательства, она не делала.

— Молодец! Хорошая девочка! Моя девочка! За это можно и выпить! – я думал, он протянет стакан с вином маме, но Георгий одним глотком осушил его сам, похоже, поздравляя себя с новой победой.

Член его ослаб, и он перестал водить им по маминому лицу, оставив в покое. Теперь он смотрелся не так угрожающе, а напоминал сардельку. Мама открыла глаза. Посмотрела на висящий перед лицом член, потом выше, ну ухмыльнувшегося ей грузина:

— Я пойду?

— Нет! Подожди. Я забыл, куда подарок твоему Владику засунул. Давай денег дам сейчас, сама купишь, что он любит. Ты же лучше знаешь....

— Нет! Не надо денег! – как-то испугано сказала мама.

— Не спорь со старшими. Я лучше знаю, - Георгий отошел к тумбочке и принялся рыться в ней.

А я испугался, что мама сейчас выйдет из домика Георгия, доберётся домой и не увидит там меня, или чего хуже поймает меня прямо тут. Поэтому я аккуратно спрыгнул в траву, удостоверившись, что внизу нет предательских веток, и не выходя на длинную, просматриваемую издали, дорожку, отправился к нашему бараку. Дойдя до развилки, посмотрел назад, но мама всё не появлялась. Может быть спорит, брать ли ей деньги, а может и ещё чего. Тогда я спрятался за сосной и продолжил смотреть вдоль тропы.

Свет в домике Георгия так и не погас. Никто не появлялся. Но вот спать хотелось неимоверно. Вернее, я перешел в то состояние, которое я бы сейчас назвал «дурняк», это когда хочется спать, но ты по каким-то причинам этого не делаешь. Мозг переходит в новый для себя режим – соображает медленно, тупо, но появляется какая-то баранья упёртость в его правоте. Вот и сейчас, казалось бы, уже решил идти спать, так спи, но нет – я твёрдо решил, что рвану домой в тот момент, когда увижу возвращающуюся маму. Стоял и пялился на тусклый свет фонарей, освещающих парковую дорожку.

Стоял, наверное, с полчаса, а потом и вовсе, так же, прячась за кустами, двинулся снова к деревянному коттеджу Георгия. То, что мама в ближайшее время никуда не выйдет я понял ещё на подходе:

— А! А! А! – ритмично доносились до меня её вскрики.

Поэтому, уже не таясь, я забрался на свой наблюдательный пункт у окошка и заглянул внутрь. Похожую позицию я уже видел. Мама снова стояла на коленях на кровати. Только теперь не поперёк, а вдоль неё. Платье, которое в прошлый раз было скомкано на талии, теперь полностью исчезло и ничего не скрывало плавных линий обнаженного женского тела. Само тело стояло раскорячившись, с широко разведёнными коленями и прижатой к одеялу грудью. Вверх торчала одна белая задница. И вот об эту белую задницу бился волосатый живот Георгия. Его члена видно не было, он похоже прятался внутри мамы, зато было видно, как он крутит двумя волосатыми пальцами чуть выше – в её попе.

Мама, то ли была в прострации от долбящего во влагалище толстого члена, то ли уже безуспешно пыталась остановить вторжение в свой зад, но никак не реагировала на грузинские пальцы. А тот вытащил их из попы, скептически оглядел результаты работы, плюнул уже на три сложенных вместе пальца и снова полез туда же. У мамы только тональность изменилась, да какое-то болезненное придыхание появилось, но ни слова протеста я не услышал.

— Нормально! – удовлетворённо сказал грузин, вытащив три пальца наружу.

— Гош, ну не надо! – плаксиво попросила мама, когда Георгий вытащил член из маминой писи и приставил его чуть выше.

— Да нормально растянул. Не бойся! Ты не первая, кому очко вскрываю. Ща аккуратно всё сделаю!

— Ай! Ну, нет! Пожалуйста!

— Очень даже – да! А то вдруг завтра кто-то вперёд меня, тебя в жопу вые6ет.

— Ай, ай, ай! – тонко запищала мама.

А я увидел, как залупа Георгия стала медленно погружаться внутрь маминой попы.

Мама перестала пищать и сейчас просто глубоко дышала. Лицо её побледнело, но, как и до этого, она не предпринимала никаких действий, чтобы остановить мужчину.

Сейчас, по прошествии многих лет, я иногда возвращаюсь к тому, о чем думала моя мать. Была ли она на самом деле той высоконравственной учительницей, которую знал я и окружающие? Может быть «в тихом омуте» было не всё так уж скромно, как она пыталась преподнести и в глубине души она сама жаждала этого падения? А может быть алкоголь так повлиял на неё? Или она умудрилась влюбиться в грузина Георгия и поэтому не находила сил сопротивляться ему? Кто бы знал. Возможно даже сама она не смогла бы ответить на этот вопрос, как часто бывает с женщинами и их странной логикой, в описании собственных действий.

Тем временем толстый член Георгия пробурился в женские глубины. Ненадолго задержался, давая ей привыкнуть, и принялся сновать туда и обратно. Медленно, но неумолимо растягивая мамину задницу под свой немаленький размер.

Мама снова заохала, вот только теперь уже не казалось, что она просто терпит. Больше было похоже, что она и сама рада тому, что грузин делает с ней.

— Уффф! Рабочая задница! А говорила, что не хочешь! Проняло, да? Муж мне ещё и спасибо скажет, - Георгий хохотнул.

— Перестань!

— Что перестань? Будто я вас не знаю.... Сейчас с хером в жопе спустишь и потом сама просить будешь. Хочешь спустить ещё разок, да?

Мама ничего не ответила, только простонала, когда Георгий изогнулся, подсунул руку со стороны живота и стал что-то массировать в районе маминой промежности. И похоже, не обманул. Стоны становились всё громче. Толстый член, снующий в заднице, казалось, совсем перестал беспокоить женщину.

— Ай! Ай! Ай! – задёргалась мама и попыталась соскочить с члена, но грузин был начеку.

Он взялся за её ляжки и продолжил двигаться внутри:

— Да, моя хорошая! Ух, как доит! Тугая! Даааа! – теперь и Геогрий весь как-то напрягся. Бугры его мышц вздулись. Он замер, лишь волосатые яйца то поднимались кверху, то слегка опускались, как будто работал какой-то насос. Это теперь я понимаю, что грузин сливал в её зад очередную порцию кончины, а тогда просто смотрел на странную скульптуру из замерших взрослых.

— Ой, мамаочки! Ой, мамочки! – причитала женщина, снова уронив голову на кровать.

— Ну, вот! По всем трём дыркам прошелся. Хорошая бы баба, Валентина! Не часто такую красотку тут встретишь!

Он вытянул член из мамы. Пухлая головка издала чмокающий звук, как будто поцеловала напоследок мамину дырку. Грузин встал с кровати. Неторопливо достал из шкафа синее полотенце и вышел в другую комнату. Раздался звук включившейся воды. А мне представился обзор на мамину промежность. Красную, измочаленную, с круглым, не до конца закрытым зевом ануса чуть выше потрёпанных губок, слегка торчащих наружу.

Мама, как-то медленно и заторможено тоже поднялась с кровати. Нашла глазами своё платье и принялась одеваться. А я очередной раз совершил бегство к уже известной толстой сосне, за которой ждал маму в прошлый раз. В этот раз долго ждать не пришлось. Сначала появились отблески света от открывшейся двери, а потом и две фигуры показались вдали. Мама шла странно, широко расставляя ноги и переваливаясь из стороны в сторону, какой-то утиной походкой. Впрочем, я не стал задерживаться, а рванул к нашему бараку. Тут же скинул одежду и нырнул в кровать.

В этот раз разговоров я не слышал. Видимо они попрощались, не доходя до нашей двери. Осторожно открылась дверь. Невнятное чуть слышное боромотание. Шорох одежды. Скрип пружин кровати. И..., наверное, я провалился в сон, поскольку больше ничего не помню.

Хочешь читать раньше других? Обсудить сюжет в процессе создания? Рассказать свою историю или просто поделиться мнением? - подписывайся на телеграмм-канал t.me/xxxstoryhub

t.me/xstoryhub2 (зеркало для тех стран, у кого не отображается основной канал)

Хочешь отблагодарить автора за работу? Пообщаться с ним? Подключайся к Mig Story на Boosty.

boosty.to/mig_stories

Прямо сейчас скидка на Бусти в 50%.