Я вытаращил глаза, не веря своему счастью. «Эскимо» было редкостью - пломбир в твёрдом шоколаде, который таял во рту, оставляя сладкую корочку. Мама открыла было рот, чтобы возразить, но Георгий уже махнул рукой:

— Ой, не спорьте, это ж мелочь. У меня племянник такой же, всё время мороженое клянчит. А тут море, жара - надо себя баловать иногда, да?

Мама замялась, её щёки порозовели ещё сильнее. Она каким-то странным взглядом посмотрела, как мужчина отмахнулся от сдачи. Было в этом взгляде одновременно и осуждение, и уважение. Стоит напомнить, что мы жили довольно бедно и мои родители никогда так не поступали. Посмотрела на меня, потом на Георгия, и тихо сказала:

— Спасибо, но не стоило. Мы бы сами....

— Сами - это скучно, - отрезал Георгий, беря у продавщицы три «Эскимо» и вручая нам по одному. Его пальцы, широкие и загорелые, с аккуратными ногтями, слегка коснулись маминой руки, когда он передавал мороженое, и я заметил, как она вздрогнула, но не отстранилась. - Вы, девушка, не бойтесь, я не кусаюсь. Просто люблю, когда вокруг все довольны. А ты, парень, расскажи, как пирамиду строил? Что ещё умеешь? Помощь нужна?

Я, вцепившись в мороженое, начал что-то бормотать про свои замки, пока шоколад таял на языке. Когда мы дошли до пляжа с моими замками, Георгий присел на корточки, чтобы быть со мной на одном уровне, и слушал, кивая, будто мои детские байки были самым интересным, что он слышал за день. Мама стояла рядом, держа мороженое, как будто не знала, что с ним делать, и её глаза то и дело косились на Георгия. Она явно не привыкла к таким мужчинам - тем, кто платит за чужих детей и говорит с такой лёгкостью, будто весь мир у него в кармане.

— Да! Мне сфинкса нужно, чтобы пирамида Хеопса получилась. А я сфинкса не умею, - признался я, слизывая шоколад с пальцев. - Катя делает зверей, но мы поссорились.

— Поссорились? - Георгий хмыкнул, оглянувшись на маму. - Ну, это дело поправимое. У нас в Грузии говорят: хороший друг - как хорошее мороженое, без него жизнь не та. Может, я тебе помогу сфинкса вылепить? А мама твоя проконтролирует, чтобы всё по-египетски было.

Мама улыбнулась - впервые за весь разговор, - но тут же спрятала улыбку, сделав вид, что занята мороженым. Её пальцы нервно теребили бумажку от пломбира, а взгляд метался между мной и Георгием.

Тут же он встал и протянул руку маме и представился:

— Георгий! Я друг Ираклия. Они со Светланой хорошие знакомые. Так что я не совсем чужой. Много хорошего слышал о вас.

Мама повернулась, её брови слегка нахмурились. Она поправила ремешок купальника, который сполз с плеча. Но сомневалась, но интеллигентность заставила её представиться пожать протянутую руку:

— Валентина. Очень приятно. И ещё раз спасибо.

— Вы же в столовой работаете? Вы борщ такой варите, что в Тбилиси такого не найдёшь. А грузины разбираются в еде, честно вам говорю. Боюсь скоро потолстею из-за вас, - мужчина похлопал себя по плоскому животу, который тоже был покрыт волосами, но ничуть не выделялся излишками жира.

Мама слегка покраснела, её пальцы нервно сжали кошелёк. Она всегда терялась, когда ей делали комплименты, особенно мужчины, да ещё такие, как Георгий, от которых веяло уверенностью.

— Ну, не знаю, какой там борщ, - пробормотала она, отводя взгляд. - Обычный, как все варят.

Георгий первым проглотил своё мороженое, которое и правда оказалось чувствительно меньше, чем в стаканчике и скомандовал:

— Ну что? За работу, товарищ архитектор? Можно я буду вашим каменщиком? Ой, нет – песочником!

Мама снова улыбнулась:

— Владик, может ты сам? - сказала она тихо, но в голосе не было прежней настороженности, - Спасибо за мороженое, Георгий, но... у вас же свои дела. Не стоило....

— Да какие у нас дела? Так, делишки! А тут важное задание партии – сфинкса поставить пирамиду охранять, да Влад?

Я только кивнул, смущённо улыбаясь.

Какое-то время мы строили замок. Георгий своими широкими ладонями выгребал влажный песок из ямы и передавал мне. Дело шло бойко. Оглядываясь, я видел, как мама сначала настороженно изучала мужчину, неожиданно оказавшегося рядом. Но постепенно взгляд её смягчился, и она даже взяла в руку книжку, хоть и не думаю, что успела что-то прочитать.

Тело Георгия от активной работы покрылось бисеринками пота, и он повернулся к маме:

— Жарко сегодня! Может окунёмся, а Валентина? Владислав, вы отпустите маму искупаться?

Я улыбнулся и кивнул. Его обращение ко мне, как ко взрослому подкупало. Все эти парень, Влад, Владислав – никто так не звал меня раньше.

Мама какое-то время с сомнением оглядывалась, но потом кивнула и отправилась вслед за грузином к воде. Хоть я и не смотрел за ними, но не думаю, что в этот день что-то произошло между ними. Слишком много было людей на пляже, да и мама не позволила бы себе ничего лишнего.

Когда они возвращались обратно, я успел услышать часть слов Георгия:

— А вы, Валентина, если что, зовите. Мы с Ираклием тут до конца недели, в столовой часто бываем. Светлана знает, где нас найти. И, - он понизил голос, но так, что я всё равно расслышал, - вечером танцы на территории, приходите. Малой с подружкой своей будет, а вы хоть разок отдохнёте, как полагается.

— Посмотрим, - односложно ответила мама и они разошлись.

Георгий направился к высокому грузину, махавшему ему рукой от бочки с пивом, а мама подошла к покрывалу, достала из сумки полотенце и принялась растирать им тело, счищая начинающую подсыхать соль.

В то время я, конечно же, не думал об этом, но сейчас, вспоминая эту картину, понимаю почему на эти простые движения так завороженно глядели окружающие мужчины. Только с возрастом я оценил гипнотическую силу колыханий упругой женской груди и магию выгнувшей женской фигуры.

...

Тот вечер был душным, как будто море решило выдохнуть всю свою жару на берег. Мы вернулись в нашу тесную комнату в бараке, когда солнце уже село, оставив за собой розовую полоску на горизонте. В воздухе пахло солью, сосновой смолой и чем-то сладким - кажется, Светлана опять надушилась своим цветочным одеколоном, от которого в комнате было не продохнуть. Я сидел на потёртом линолеуме в углу, катая свою машинку без одного колеса - красную, с облупившейся краской, найденную на пляже. Она гудела, когда я толкал её по полу, оставляя за собой тонкие следы песка, который я не до конца вытряхнул из шорт.

Мама и Светлана сидели на одной из железных кроватей, застеленной серым шерстяным одеялом, которое кололось, если случайно задеть его голой ногой. Мама всё ещё была в своём тёмно-синем купальнике, но накинула сверху лёгкую ХБшную кофточку - белую, с мелкими голубыми цветочками, слегка прозрачную от старости. Её волосы, всё ещё влажные после купания, были распущены и падали на плечи, оставляя мокрые пятна на ткани. Она сидела, скрестив руки на груди, будто защищаясь, и хмурилась, глядя на Светлану.

Светлана, как всегда, выглядела так, будто собралась на танцы, а не в душный барак. Она переоделась в короткое платье - ярко-красное, с глубоким вырезом, которое обтягивало её спортивную фигуру и заканчивалось высоко над коленями, открывая загорелые ноги. На шее болтался тонкий золотистый браслет - явно не из сельмага, - а короткие волосы, всё ещё влажные, торчали в разные стороны, как у мальчишки после игры в футбол. Она сидела, поджав одну ногу под себя, и вертела в руках пачку сигарет «Ява», но не закуривала - мама всегда морщилась, когда она курила в комнате.

— Валь, ну что ты как монашка? - начала Светлана, понизив голос, но не настолько, чтобы я не услышал. Её тон был лёгким, почти насмешливым, как будто она уже знала, что победит в споре. - Георгий нормальный мужик, я тебе говорю. Ираклий с ним сто лет знаком, они вместе цветы в Москву возят. Денег у него - во! - она провела рукой по горлу, ухмыльнувшись. - Сегодня мороженое купил, а завтра, глядишь, в ресторан местный сводит. Или на теплоходе покатает, тут недалеко прогулки устраивают.

Мама покачала головой, её пальцы нервно теребили подол кофточки. Она бросила взгляд на меня, но я, увлечённый машинкой, сделал вид, что не слушаю. Моя машинка врезалась в ножку стола, и я начал гудеть громче, чтобы заглушить их голоса, но уши всё равно ловили каждое слово.

— Свет, мне это не надо, - тихо ответила мама, её голос был твёрдым, но в нём чувствовалась какая-то усталость. - У меня муж, сын. Какой ресторан? Какой теплоход? И вообще, что он подумает? Я не такая, как ты.

Светлана хмыкнула, откинувшись на кровать. Её платье задралось ещё выше, открывая полоску загорелого бедра, и она даже не потрудилась его поправить. На её запястье звякнул браслет, когда она махнула рукой, будто отмахиваясь от маминых слов.

— Не такая, не такая, - передразнила она, но без злобы. - Валь, ты себя послушай. Ты молодая, красивая, а сидишь, как бабка, в своей кофточке, книжки читаешь. Ну и что, что муж? Ты же не замуж за Георгия собралась, а просто отдохнуть по-человечески. Когда у тебя ещё будет шанс? Дома что, на зарплату учителя на теплоходе покатаешься? Или в ресторан сходишь?

Мама сжала губы, её щёки слегка покраснели. Она посмотрела на свои руки, на тонкое обручальное кольцо - простое, без камней, которое папа надел ей ещё до моего рождения. Я заметил, как она крутит его на пальце, будто оно жмёт.

— Свет, это неправильно, - сказала она, но уже не так уверенно. - И Владик... я не могу его одного оставлять. А если кто увидит? Что люди скажут?

— Да кто увидит? - Светлана закатила глаза, её голос стал чуть громче, но она тут же осеклась, глянув на меня. Я продолжал гудеть машинкой, катая её по линолеуму, но краем глаза видел, как она наклонилась ближе к маме. - Владька с Катей весь день на пляже, они как прилипли друг к другу. А люди? Да какие люди, Валь? Тут никто никого не знает. Разъехались и всё! Все сами по себе отдыхают, никто тебе слова не скажет. А Георгий - он не из тех, кто сплетни разводит. Ему это зачем? Смотри, как он с твоим малым возился. Сама рассказывала, как они вместе замки строили. Разве плохой человек станет так с ребёнком так нянчиться?

Мама молчала, её пальцы перестали теребить кофточку. Она посмотрела в окно, где сквозь мутное стекло виднелся кусочек тёмного неба и далёкие огоньки от соседних бараков. В комнате было тихо, только слышно, как где-то капает вода из крана в умывальнике да скрипит моя машинка. Запах одеколона Светланы смешивался с сыростью барака и лёгким ароматом маминого крема «Ландыш», который она нанесла после купания.

— Я не знаю, Свет, - наконец сказала мама, её голос был почти шёпотом. - Это всё... слишком. Я не привыкла. И потом, он же чужой. Откуда я знаю, что у него на уме?

— На уме? - Светлана рассмеялась, но тихо, чтобы не спугнуть мамину задумчивость. - Валь, он мужик, у него на уме то же, что у всех. Но он не дурак, не будет лезть, если ты не захочешь. А ты хоть раз попробуй - поживи для себя. Ну что ты теряешь? Пойдёшь на танцы, выпьешь вина, посмеёшься. Георгий сказал, вечером на площадке музыка будет, музыкальный коллектив из города приедет. Он уже столик заказал, представляешь? Для себя, конечно, но Ираклий намекнул, что нас ждут.

Мама подняла глаза, её брови дрогнули. Она снова посмотрела на меня, но я уже катал машинку кругами, изображая гонку.

— Столик? - переспросила мама, и в её голосе мелькнула какая-то новая нотка. Не то любопытство, не то удивление, - Свет, ну куда я пойду? У меня даже платья нормального нет.

— Платья? - Светлана вскочила с кровати, её красное платье колыхнулось, и она метнулась к своему чемодану - потёртому, с наклейками заграничных городов. - Это не проблема. У меня есть одно, тебе подойдёт. Синее, с вырезом, не как твои ситцевые мешки. Наденешь - у Георгия твоего глаза вывалятся.

Мама покачала головой, но уже не так решительно. Её пальцы снова коснулись обручального кольца, но теперь она крутила его медленнее, будто размышляя. Светлана, заметив это, наклонилась ещё ближе, её голос стал мягче, почти заговорщическим.

— Валь, послушай, - сказала она, и её браслет звякнул, когда она положила руку на мамино плечо. - Ты же не за мужиком бежишь, а за отдыхом. Когда ещё у тебя будет шанс? Дома - школа, уроки, готовка, стирка. А тут - море, музыка, вино. Георгий не просто так, он человек с размахом. Если ему понравится, он и для Владьки что-нибудь придумает - игрушку купит, на катер свозит. А тебе хоть раз в жизни надо почувствовать себя женщиной, а не только мамой и учительницей.

Мама молчала, её взгляд упёрся в пол, где моя машинка оставила очередной след из песка. Я не смотрел на них, но чувствовал, как воздух в комнате стал тяжелее, будто слова Светланы повисли между ними. Наконец мама вздохнула, её плечи слегка опустились.

— Я подумаю, - сказала она так тихо, что я едва расслышал. - Но ничего не обещаю.

Светлана ухмыльнулась, откинувшись назад, и подмигнула, будто уже знала, что мама сдастся. Она достала сигарету, но, поймав мамин взгляд, убрала её обратно.

— Вот и умница, Валька, - сказала она, вставая. - А теперь давай спать, завтра день тяжёлый. И не забудь про танцы. Я тебя вытащу, даже если придётся тащить за волосы.

Я продолжал гудеть машинкой, но увидел, как мама улыбнулась, представив эту картину. Она поднялась, убрала свою кофточку на стул и начала расстилать мне постель. Её движения были медленными, будто она всё ещё обдумывала слова сестры. А я, катая машинку, уже представлял, как завтра снова увижу Георгия - и, может мы с ним построим настоящий средневековый замок с башнями.

...

Не буду утомлять читателя тем, что следующий день я провёл с тётей и не видел ни мамы, ни Георгия. Хотя к Светлане подходил высокий усатый мужчина и они вместе куда-то отлучались, оставив меня в компании Кати и её мамы. Мы же с вами отправимся сразу к вечеру, когда мама под неусыпным контролем тёти натянула её платье синее платье, какое-то время попричитала, что оно ей маловато, но поскольку других не было, то отправилась на дискотеку в нём.

Жаль не сохранилось фотографий мамы в этом наряде, но платье, и правда, было слегка не по размеру. Я помню, как туго сдавливало оно высокую грудь, заставляя ту, смело выпирать из довольно глубокого декольте. Мама долго смотрела на себя и сомневалась, но снова я удивился, насколько умело моя тётя Светлана убеждала её, что выглядит она вполне скромно, да и вообще кому они здесь нужны, в тысяче километров от родного дома.

Меня уложили спать пораньше. Мама какое-то время лежала со мной, прижав к себе и напевая песенку. Я, наверное, и правда вырубился, поскольку не помню, как они уходили. Зато отлично помню, как сёстры вернулись обратно.

Ночь в бараке была душной. Наверное, уходя, взрослые закрыли окно, и воздух пропитался смесью сырости, запаха маминого крема «Ландыш» и резкого одеколона Светланы, который она щедро плеснула перед выходом на дискотеку. Я лежал на своей железной кровати, укрытый тонкой простынёй, которая липла к ногам от жары. Моя машинка без одного колеса - красная, с облупившейся краской - валялась на полу, рядом с панамкой. Я притворялся спящим, отвернувшись к стене, но глаза мои были открыты, и я прислушивался к каждому шороху. Мама со Светланой вернулись поздно. Стояла тишина глубокой ночи. Что-то в шагах мамы - слишком медленных, тяжёлых, заставило меня насторожиться. Она не была весёлой, как Светлана, которая влетела в комнату, напевая песню о конюшине, которую косил Ясь от ансамбля «Песняры».

Мама молча села на свою кровать, скрипнув пружинами. Её синее платье - то самое, которое Светлана вытащила из чемодана с наклейками заграничных городов - слегка смялось, а подол задрался выше колен, открывая загорелые икры. Она не стала его поправлять, что было странно - обычно она одёргивала даже купальник, чтобы ничего лишнего не было видно. Её волосы, собранные в высокий пучок на дискотеке, теперь растрепались, и несколько каштановых прядей прилипли к шее. Она сидела, глядя в пол, где тусклый свет от лампочки на потолке отражался на потёртом линолеуме, и теребила носовой платок, которым периодически смахивала пот.

Светлана, наоборот, была как сгусток энергии. Её красное платье - короткое, с вырезом, который мама назвала «неприличным», колыхалось, когда она плюхнулась на кровать, скинув белые кроссовки с красными шнурками. На запястье звякнул её золотистый браслет, а короткие волосы, всё ещё влажные от пота, торчали, как чёрные пружинки. Она достала из-под подушки пачку сигарет «Ява», но, заметив мамин взгляд, убрала её обратно и хмыкнула.

— Ну что, Валька, сидишь, как на похоронах? Классно же было, - начала Светлана, понизив голос, но не слишком боясь меня разбудить. Её тон был лёгким, с привычной насмешкой, как будто она уже знала, что сейчас будет спорить. - Дискотека же огонь была! «Самоцветы», шампанское, мужики вон какие обходительные. А ты чего такая кислая?

Мама подняла глаза, её брови нахмурились, и она заговорила тихо, но с такой силой, что я невольно затаил дыхание, чтобы не выдать себя.

— Обходительные? - переспросила она, и её голос дрогнул. - Свет, это было... непристойно. Георгий этот... он слишком много себе позволяет. При всех меня хватал, на танце чуть ли не вплотную прижимал. А потом, когда музыка медленная пошла, он... - она замялась, её щёки покраснели, - шептал всякое, про то, как я красивая, как он в Тбилиси таких не видел. И руку... ну, ты понимаешь, куда он руку положил. Это не дело, Свет. Я замужем, у меня Владька!

Я лежал и старался дышать ровно, но сердце колотилось. Я не совсем понял, что значит «хватал», но в мамином голосе было что-то такое, от чего мне стало не по себе.

Светлана закатила глаза и откинулась на кровать, подложив руки под голову. Её платье задралось, открывая полоску загорелого бедра, но она даже не заметила. Она всегда была такой - будто ей всё равно, кто и что подумает.

— Ой, Валь, не начинай, - сказала она, растягивая слова. - Ну, схватил за талию, ну, шепнул что-то. И что? Мы на отдыхе, тут все так делают. Он же не в койку тебя тащил, а просто танцевал. И потом, шампанское было, все немного лишнего выпили. Георгий, между прочим, столик заказал, шпроты, икру - когда ты в последний раз такое ела? А ты вместо того, чтобы радоваться, сидишь, как монашка. Никто не узнает, Валь. Это море, тут все свои и одновременно никого нет.

Мама сжала губы, её пальцы сильнее стиснули платок. Она посмотрела на спящего сына и снова перевела взгляд на Светлану.

— Это неправильно, - сказала она, но уже тише, как будто сама в этом сомневалась. - Я не хочу с ним больше общаться. Он... он слишком наглый, как будто я с ним уже... как будто я ему что-то должна. Понимаешь? И Ираклий твой не лучше. Он там шуточки отпускал, про тебя, как ты с ним... ну, ты поняла. Я не для этого сюда приехала. Я сына привезла, отдохнуть хотела, а не... не это всё.

Светлана хмыкнула, села прямее и наклонилась к маме. Её браслет звякнул, когда она положила руку на мамино плечо, и её голос стал мягче, почти заговорщическим.

— Валь, послушай, - сказала она, и её глаза блестели, как у кошки, которая знает, где спрятана сметана. - Георгий - не деревенский тракторист, он мужик с размахом. Ты видела, как он платит? Как одевается? Часы его золотые, небось, твоя зарплата за год. И он не просто так к тебе липнет - ты ему нравишься. Ну да, перебрал сегодня, был пошловат. Но это ж не преступление. Он просто хотел, чтобы тебе весело было. И потом, я ему намекнула, что ты всю жизнь мечтала на теплоходе покататься. Знаешь, что он сказал? «Без проблем, устрою для Вали прогулку по морю, с музыкой, с вином». Ты представляешь? Когда ты ещё такое увидишь? И не за что-то. Просто так, чтобы тебе приятное сделать!

Хочешь читать раньше других? Обсудить сюжет в процессе создания? Рассказать свою историю или просто поделиться мнением? - подписывайся на телеграмм-канал t.me/xxxstoryhub

Хочешь отблагодарить автора за работу? Пообщаться с ним? Подключайся к Mig Story на Boosty.

boosty.to/mig_stories