Всем привет, мои дорогие читатели!

Вот ещё один эксперимент. В нём автор - это совсем маленький ребёнок, пацан-шестилетка. И пусть его участие в описываемых событиях ограничится лишь ролью стороннего наблюдателя, но даже это рождает во мне сомнения: А не перебор ли это - любое упоминание детей рядом со взросло жизнью?

При этом рассказ строится, как обычно не из чистой фантазии, а на моих собственных детских наблюдениях, а также на том, что в детстве видели мои друзья. Так что являлись невольными свидетелями взрослых отношений. А сельской местности и подавно все дети знали каким образом размножается живность и многие целенаправленно следили за родителями, старшими родственниками или соседями, чтобы увидеть ЭТО вживую. Так что хотел бы, чтобы этот рассказ послужил катализатором обсуждений, что допустимо показывать детям и к чему это может привести в их взрослой жизни.

Наверное, это очередная попытка разобраться в себе. Всю свою жизнь я слышу от разных людей о том, что я помешан на сексе. Я не совсем согласен с этим утверждением, но если оглянуться вокруг, то в целом в моей жизни секс и правда стоит на чуть более высоком месте, чем у большинства людей. К тому же я довольно легко принимаю новое, не боюсь пробовать сомнительные, с точки зрения общественной морали, удовольствия. Почему так происходит, я не знаю. Но, вдруг правы те психологи, которые утверждают, что «всё из детства». Вот и я попробую вспомнить одну из первых историй, когда я впервые увидел «взрослую жизнь». Вдруг именно эти впечатления так повлияли на меня?

История вернёт меня в далёкий 1982-й год. Советский Союз пока и не думает рушиться. Я совсем ещё маленький мальчик Владик шести лет, которого мама взяла с собой на море. Иногда я пересматриваю фотографии из той поездки. Мой смешной чубчик и панамка. Постоянно щурящийся от яркого солнца и морских бликов. Обычно все мои фотографии на фоне песчаных замков, которые, как вспоминает мама, я обожал строить. Мне же запомнился этот отдых совсем другими картинами.

Нужно сказать, что жили мы небогато. Я бы даже сказал бедно. И мама, и папа работали в школе учителями. Обычная сельская интеллигенция, которая держалась обеими руками за свою высокую духовность, даже если это было в ущерб материальному положению. В то время они пытались накопить на первую семейную машину. Наверное, именно поэтому папа остался дома, а на море оказались только мы.

Хотя нет.... Не совсем так. Наверное, начать нужно со Светланы. Это моя тётя, но поскольку она старше меня на каких-то лет пятнадцать, то почему-то не помню, чтобы я хоть когда-нибудь называл её тётя Света. Только Светлана, но при этом никаких Светка или даже Света.

Светлана – младшая сестра моей мамы. Ей в то время было... пытаюсь прикинуть... года 22, плюс-минус. Но, в отличии от моей мамы, Светлана даже в детстве была бойкой девчонкой. Став старше, она после восьмого класса уехала из родительского дома учиться в торговый техникум, да так и осталась в городе. Помню, как папа пренебрежительно отзывался о ней, мол Светка уборщицей работает, харчки по лестницам отмывает. Сейчас же, разглядывая фотографии тех лет, понимаю, что Светлана была одета довольно дорого, по тем временам, и совсем не похожа на типичную уборщицу.

Модные джинсы обтягивали небольшую попку. Рубашка, завязанная на пупе, смотрелась дерзко и почти не скрывала упругих сисек, со смотрящими в разные стороны торчащими сосками. На голове солнцезащитные очки и бейсболка, которых почти ни у кого не было в то время. Немного позже, я где-то в разговорах взрослых слышал, что она не просто уборщица, а работает в крупной гостинице. Сейчас я уже предполагаю, что основной доход моей молодой тёти был совсем не с зарплаты уборщицы, но с другой стороны – свечку не держал, так что положиться на свои домыслы не могу.

Чтобы закончить с тётей, продолжу описывать её внешность. Светлана была невысокой спортивной девушкой. Короткие тёмные волосы модной тогда стрижки «под мальчика». Явно выраженные верхние скулы, привносящие что-то монгольское во вполне европейскую внешность. Яркие, густо напомаженные, губы. В целом, я бы сейчас сказал, вполне вдувабельная девушка, хоть и ничего сверхъестественного в плане внешности.

Мама была совсем другой, хоть и родные сёстры. Звали её Валя или Валюша, как называл папа. Было ей тогда около тридцатника. По росту она тоже была невысокой, если и обогнала Светлану, то совсем немного – среднего роста или даже чуть ниже. Обычно на фотографиях тех лет она была в недорогих ситцевых или ХБшных платьях. Ни на одной из фоток я не видел её без нижнего белья. Да и купальник был даже слишком скромный, далёкий от современных бикини. Но при этом непрезентабельная одежда не могла скрыть красивой гитарообразной фигуры моей мамы, несмотря на то, что она уже родила. Зад её красиво был красиво очерчен из-за тонкой талии, да и грудь из-за размеров норовила вылезти из советского «бронелифчика».

Волосы были длинными, каштановыми с небольшим уходом в рыжину. В юности, рассказывает, была совсем рыжей, но постепенно потемнела. Невинное выражение лица с большими глазами, обычно отпугивали потенциальных ухажеров, хотя именно во время этого отдыха всё пошло не так. Чистая кожа, слегка пухлые губы, длинные ресницы. Да, мама была, на мой взгляд просто красоткой. Но, вот по характеру слишком тихая и скромная, потому и работала простым учителем сельской школы и не стремилась к чему-то большему.

Хотя, учительницей она была хорошей. Это сейчас мы размышляем другими категориями. Мама же в то время нашла себя в профессии и семье, и была, мне кажется, полностью счастлива, если не считать постоянной нехватки денег. Впрочем, много ли было в Советском союзе молодых семей, которые не перебивались «от получки до получки»?

Именно из-за нехватки денег мы и попали сюда в такой компании. Когда приехала моя тётя Светлана и предложила маме поехать отдохнуть на море, мама сразу же отказалась:

— Какое море? На какие шиши?

Оказалось, что тётя всё уже продумала. В домах отдыха того времени был такой тип обслуживающего персонала, работающего «за еду». День работаешь, день отдыхаешь. Никакой зарплаты тебе не платится, но зато проживание и столовая – бесплатно. А поскольку комнаты для персонала двухместные, то тётка и решила в первую очередь предложить любимой сестре.

Что там обсуждали мама с папой прошло мимо меня, но результате мама созвонилась с администрацией дома отдыха, договорилась, что с ними будет ещё маленький мальчик. А мама и Светлана должны будут работать в разных сменах, чтобы я был постоянно под присмотром.

...

Всё началось с запаха. Ещё не видя моря, я почувствовал его: солёный, чуть йодистый, смешанный с нагретым асфальтом и пылью придорожных акаций. Автобус, на котором мы тряслись от вокзала, скрипел и дребезжал, как старый самовар, а я прилип к мутному окну, пытаясь разглядеть, где же оно, это море. Мама сидела рядом, устало обмахиваясь сложенной газеткой, её каштановые волосы прилипли ко лбу от пота. Светлана, наоборот, выглядела так, будто только что вышла из модного журнала: тёмные очки на макушке, ярко-красная помада, белая рубашка, завязанная узлом над пупком, открывающая загорелый живот. Её джинсы, узкие, как вторая кожа, поскрипывали, когда она ёрзала на сиденье, листая потрёпанный журнал «Бурда».

— Скоро приедем, - бросила Светлана, не отрываясь от журнала. - Там уже всё готово, Валюха. Комната, столовая, море в двух шагах. Только не забудь, сестра, работа есть работа. Сегодня отдыхаем. А завтра я дежурю. Ты с мелким отдыхай.

Мама кивнула, поправляя подол своего ситцевого платья - светло-голубого, с мелкими ромашками, слегка выцветшего на плечах. Оно было простым, но подчёркивало её тонкую талию и округлые бёдра, которые она, кажется, стеснялась, постоянно одёргивая подол, чтобы прикрыть колени. Я заметил, как водитель автобуса пару раз косился на неё через зеркало заднего вида, но мама, как всегда, смотрела в сторону, будто ничего не замечала.

Когда автобус наконец остановился у ворот дома отдыха, я чуть не вывалился из двери, так хотелось скорее увидеть море. Ворота были ржавыми, с облупившейся зелёной краской, а за ними открывался двор: пыльный, с чахлыми клумбами, где торчали жёлтые бархатцы, и красивым трёхэтажным зданием, с колоннами на крыльце, прямо, как в нашем сельском клубе.

— Мы здесь будем жить? – зачарованно спросил я.

— Не знаю. Сейчас администрацию найдём – спросим.

На территории то тут, то там, среди сосен и зелени стояли и другие домики. Деревянные, похожие на большие шалаши разных цветов. Они мне понравились ещё больше:

— Мам! Может лучше тут, а?

Администратор, дородная тётка, идущая рядом с нами, только усмехнулась и повела нас дальше. Туда, где среди кустов затерялась ещё одна конструкция.

Это было длинным одноэтажным бараком, выкрашенным в бледно-жёлтый цвет. Над бараком вилась стайка стрижей, их резкие крики смешивались с далёким шумом прибоя. Воздух был густой, пропитанный запахом нагретой хвои от сосен, что росли за забором, и сладковатым ароматом цветущего шиповника, который вился вдоль тропинки.

— Ну, вот и ваш, - сказала толстая тётка, - Пойдёмте, покажу вашу хоромину.

Мы пошли за ней по тропинке, усыпанной мелким гравием, который хрустел под ногами. Мамины сандалии - простые, коричневые, с тонкими ремешками - шлёпали по камням, а её платье слегка колыхалось от ветерка, открывая загорелые икры. Я тащил свой маленький рюкзачок, где лежали пара футболок, шорты и панамка, которую мама заставляла носить, чтобы «не напекло голову». Светлана шагала впереди, её кроссовки - белые, с ярко-красными шнурками - поднимали облачка пыли. Её бейсболка, надетая козырьком назад, слегка съехала набок, а короткие волосы торчали из-под неё, как чёрные пружинки.

Комната в бараке оказалась тесной, с двумя железными кроватями, застеленными серыми шерстяными одеялами, и маленьким окном, через которое пробивался солнечный свет, рисуя полосы на потёртом линолеуме. В углу стоял старый деревянный стол, покрытый клеёнкой с выцветшими подсолнухами, и два стула с облупившейся краской. На стене висел пожелтевший плакат с улыбающейся девушкой в купальнике, рекламирующей что-то про «Отдых в Крыму». Запах в комнате был странный: смесь сырости, старой мебели и какого-то цветочного одеколона, которым, похоже, пользовалась Светлана.

— Ну, не дворец, но жить можно, - хмыкнула Светлана, бросая чемодан на одну из кроватей. - Валь, располагайся. А ты, Владяха, не сиди на месте, пошли море смотреть!

Я рванул к двери, но мама поймала меня за руку.

— Панамку надень, - строго сказала она, поправляя мои волосы. Её пальцы были тёплыми, пахли кремом «Ландыш», который она всегда наносила после мытья рук. Я нацепил панамку, чувствуя, как она сползает на глаза, и выбежал за Светланой.

Дорога к морю вела через сосновую рощу, где под ногами шуршали сухие иголки, а воздух был таким густым от смолы, что казалось, его можно пить. Сквозь ветки пробивались солнечные лучи, рисуя золотистые пятна на песчаной тропинке. Светлана шла впереди, её рубашка слегка задралась, открывая тонкую полоску загорелой кожи над джинсами. Я заметил, как на неё оглянулся какой-то парень в выцветшей майке и шортах, тащивший сумку с пляжными полотенцами. Он был высокий, с густыми чёрными волосами, зачёсанными назад, и ленивой улыбкой, которая будто говорила: «Я тут главный».

Море открылось внезапно, как занавес в театре. Оно было огромным, сине-зелёным, с белыми барашками волн, которые лениво накатывали на берег, покрытый мелкой галькой. Пляж был усыпан людьми: кто-то лежал на цветастых покрывалах, кто-то строил песчаные замки, а кто-то, как стайка мальчишек, носился у кромки воды, поднимая брызги. Воздух звенел от детского смеха, криков чаек и шума прибоя. Я замер, чувствуя, как сердце колотится от восторга.

— Ну, что, Владька? Круто? - Светлана присела рядом, её голос был весёлым, но в глазах мелькнуло что-то хитрое. Она сняла бейсболку, встряхнула головой, и её короткие волосы заблестели на солнце, как вороньи перья. - Пойдём, окунёмся, пока твоя мама вещи разбирает.

Я сбросил сандалии, чувствуя, как горячий песок жжёт пятки, и побежал к воде. Светлана скинула рубашку, оставшись в ярко-красном купальнике, который плотно обхватывал её спортивную фигуру. Её кожа блестела от загара, а на плече виднелась маленькая татуировка - звёздочка, которую я раньше не замечал. Она вошла в воду, подняв тучу брызг, и засмеялась, когда волна окатила её по пояс.

Мама появилась позже, уже в своём скромном купальнике - тёмно-синем, с широкими лямками и высокой талией, который всё равно не мог скрыть её форм. Она несла плетёную сумку, где лежали наши полотенца и бутылка лимонада «Буратино». Её длинные волосы были собраны в высокий пучок, но несколько прядей выбились и падали на шею, прилипая к коже. Она посмотрела на море, и её лицо, обычно такое серьёзное, озарилось улыбкой.

— Господи, какая красота, - тихо сказала она, ставя сумку на песок. - Смотри, сынок, как будто в сказке.

Я кивнул, но моё внимание уже переключилось на Светлану. Она плескалась в воде с тем самым парнем в выцветшей майке, которого я заметил раньше. Он что-то говорил ей, наклоняясь близко к её уху, и она смеялась, откидывая голову назад. Её купальник намок, и я заметил, как ткань облепила её грудь, выделяя соски. Парень, похоже, тоже это заметил, потому что его улыбка стала шире, а рука ненароком коснулась её талии.

Мама, кажется, ничего не видела. Она расстелила покрывало - старое, потёртое, и села, подтянув колени к груди. Её купальник слегка натянулся, подчёркивая округлость бёдер, и я заметил, как какой-то мужчина неподалёку, лысоватый, в полосатых плавках, украдкой посмотрел на неё. Мама, как всегда, не замечала таких взглядов. Впрочем, как и я на обращал на это внимания. Но вот странно работает память. Тогда я абсолютно не понимал, что означают эти сальные взгляды, но мозг старательно записывал то, что я смогу понять гораздо позже.

Тот вечер мы провели на пляже, пока солнце не начало клониться к горизонту, окрашивая море в оранжево-розовые тона. Светлана вернулась к нам, мокрая и довольная, с песком, прилипшим к ногам. Её купальник высох, но всё ещё плотно облегал тело, а парень в майке маячил неподалёку, будто ждал, когда она снова обернётся.

— Ну что, Валь, как тебе море? - спросила Светлана, вытирая волосы полотенцем. Её голос был лёгким, но в нём чувствовалась какая-то искорка, как будто она знала что-то, чего не знали мы.

— Чудо, - ответила мама, глядя на волны. - Давно такого не видела.

Я строил очередной песчаный замок, но краем глаза следил за ними. Светлана шепнула маме что-то на ухо, и та вдруг покраснела, отмахнувшись. Я не услышал, о чём они говорили, но заметил, как парень в майке подошёл ближе, держа в руках бутылку пива. Он был старше Светланы, лет тридцати, с лёгкой щетиной и татуировкой якоря на предплечье. Его шорты, выцветшие от солнца, свисали низко на бёдрах, а майка была задрана, открывая загорелый живот с тёмной полоской волос.

— Девочки, не хотите пивка за компанию? - спросил он, широко улыбаясь и кивая на сумку в руке.

Мама удивлённо посмотрела на него, но первой ответила Светлана:

— Нет, не надо! Мы отдыхаем – не мешай!

Удивлённо посмотрел на неё, но пробурчав что-то невразумительное удалился.

— Да пошел он, нищеброд! – услышал я голос Светланы.

Дальше она что-то втолковывать маме, но шум волн заглушал звуки, донося лишь отдельные слова. Тогда я просто отметил, что опытная, несмотря на возраст, тётя поучала маму с какими мужчинами стоит знакомиться, а с какими нет. Мама хмурилась и что-то хмуро отвечала тёте, похоже вообще не собираясь ни с кем знакомиться.

...

Следующие несколько дней выпали у меня из памяти. Точнее не так. Мы ходили на пляж. Иногда вдвоем с тётей или мамой. Бывало и все втроём. Мама и тётя работали в столовой, и между сменами или после ужина, когда удавалось быстро убраться, ходили на пляж даже и в рабочие дни. Постепенно перезнакомились с такими же, как и мы рабочими-отдыхающими.

Через две комнаты от нас жила ещё одна семья с девочкой Катей девяти лет. Она взяла надо мной шефство и тогда казалась почти взрослой. Зачастую мы пропадали с ней вместе. Детьми мы были спокойными – во всякие истории не влипали и поэтому постепенно присматривали за нами уже в пол глаза. Впрочем, нас постоянно можно было найти на пляже, дочерна загоревших, продолжающих строить сооружения из песка, Катя всё больше животных, ну а я считал себя начинающим архитектором. Иногда плескались на мелководье. В такие моменты ловили на себе взгляды отдыхающих неподалёку тёток, присматривающих за нами.

Так проходили дни за днями, и рассказывать было бы не о чем. Пока в какой-то момент Светлана не пришла ночью домой. Точнее в нашу комнату в бараке. Мама похоже знала, где именно пропадала тётя, поскольку не волновалась. Но судя по тому, как она встретила «пропащую», была совсем недовольна её загулом. На меня к тому времени сёстры почти не обращали внимания. Что может понимать шестилетка во взрослых проблемах? Да, я и не понимал, гудел машинкой без одного колеса, найденной в песке. Но, на жесткий диск мозга продолжали записываться впечатления и услышанные фразы:

— Ну, и нахрена тебе это надо? Дура ты, дура! А если узнает кто? Позора не оберёшься, – хмурилась мама, выговаривая тётке.

— Кто узнает? Ты что ли расскажешь?

— Не расскажу, но... сама не понимаешь, что ли? Нельзя так! С кем попало!

— Я не с кем попало. Ты знаешь, чем он занимается? Он в Москву цветы возит. Знаешь сколько у него денег? Ты в жизни столько не видела!

— Ну, и что? Мне и не надо!

— Сама ты дура, Валька! Не надо! Ты сколько зарплату получаешь? Восемьдесят в месяц? Во, видела?

— Светка! Ты что? Украла? Откуда столько?

— Чего бы я крала? Сам дал. Говорю же, денег у него куры не клюют....

Дальше мама посмотрела на меня и решила не рисковать. Скомандовала собираться на пляж и дальнейшего разговора я не слышал, даже если он и был.

...

Ввиду своего возраста я в тот момент абсолютно не думал о чём говорят сёстры. Что-то щёлкнуло у меня только на следующий день, когда произошла встреча, которая полностью изменила наш, а особенно мамин, отдых.

Сегодня я оказался один. Мы с утра поссорились с Катей, потому, что я построил шикарную пирамиду Хеопса, а Катя вместо сфинкса, охраняющего вход в пирамиду, сделала какую-то гориллу. Я разругался с подругой, забрал своё ведёрко с лопаткой и ушел поближе к нашему с мамой месту. Впрочем, гориллы похоже решили преследовать меня весь день. Но, по порядку:

Я копался в песке, пытаясь придать своему сооружению вид пирамиды, однако без Кати, которая ушла строить своих дурацких животных, всё получалось медленно. Песок был тёплым, чуть влажным у кромки воды, и лип к пальцам, оставляя на коже солоноватый привкус моря. Мама сидела на нашем старом покрывале с вышитыми ромашками, поджав колени и листая потрёпанную книжицу - какой-то любовный роман, который Светлана всучила ей с ехидной ухмылкой. Её тёмно-синий купальник с широкими лямками слегка сбился на боку, открывая бледную полоску кожи, ещё не тронутую загаром. Ветер с моря теребил её каштановые волосы, выбившиеся из высокого пучка, и она то и дело критически оглядывала и поправляла купальник, будто стеснялась даже этого скромного одеяния.

Пляж гудел: мальчишки орали, гоняя мяч у кромки воды, чайки визжали над головой, а волны шипели, накатывая на песок пляжа. Воздух был густой, пропитанный солью, запахом нагретых сосен и сладковатым ароматом пирожков, которые разносила тётка в застиранном переднике. Мой желудок заурчал, но я знал, что мама скажет: «Потерпи до ужина, в столовой накормят».

— Мам, можно мороженое? - выпалил я, бросив лопатку.

Мама подняла глаза от книги. Она порылась в плетёной сумке, где лежали наши полотенца и бутылка тёплого лимонада и достала кошелёк - маленький, потёртый, с выцветшей цветочной вышивкой.

Мы встали и побрели к ларьку с мороженым, который стоял в тени сосен, у тропинки, ведущей к баракам. Очередь была длинной: впереди маячила тётка в пёстром халате, за ней два пацана в одинаковых шортах, а дальше пара девчонок, хихикающих и толкающих друг друга. Ларёк был обшарпанным, с облупившейся краской, а над окошком висела табличка:

«Мороженое - вафельный стаканчик «Сливочное», «Ванильное» - 19 копеек, пломбир «Эскимо» - 28 копеек. Запах ванили дразнил нос, и я нетерпеливо переминался с ноги на ногу, чувствуя, как горячий песок жжёт пятки через тонкие сандалии.

Мама стояла, обмахиваясь газеткой, её каштановые волосы прилипли к шее от жары, а купальник слегка намок от пота, обрисовывая её фигуру ещё чётче. Я заметил, как парень в очереди - тот, что был в выцветшей майке, - украдкой оглянулся на неё, но мама, как всегда, смотрела в сторону, будто не замечала мужских взглядов.

— Мам, а можно эскимо? – спросил я, глядя на шоколадное чудо на палочке, которое пока даже ни разу не пробовал.

— Владька, у нас только на вафельный стаканчик, - сказала она тихо, пересчитывая мелочь. - «Эскимо» дорогое, сынок, сам видишь, сколько стоит.

— Ну, мам! Хоть попробуем разочек, - начал канючить я.

Мама грустно вздохнула. Видимо не хотела начинать воспитывать при людях и попыталась переубедить меня:

— Да, давай лучше сливочное! Там смотри сколько! А эскимо малюсенькое – там и есть то нечего....

Очередь двигалась быстро, и мы оказались у окошка ларька. Продавщица, хмурая тётка в белом чепце, смахнула пот со лба и буркнула:

— Чего берёте?

— Стаканчик сливочного, пожалуйста, - сказала мама, протягивая мелочь.

— Погодите, погодите! – раздался позади голос с кавказским акцентом, и мама непонимающе обернулась.

Говорят, первое впечатление самое правильное. О чем подумал я? В первую очередь о гориллах, которых Катя поставила на страже моих сооружений.

Тогда я не знал этого анекдота, а если несколькими годами позже, могло б и в моей детской голове возникнуть:

«На пляже сидит волосатый грузин. К нему подходит мальчик и спрашивает: - Дяденька вы папуас? - Да, мальчик, я и в попу ас, и в писю – мастер».

Мужик был не стар, но явно старше моей мамы. Думаю, ему на тот момент было лет сорок. Не толстый, а скорее крепкий, ширококостный. Ростом он не выделялся, хоть и был на пол головы выше моей мамы. А чем выделялся, так это длинным крючковатым носом, широким подбородком, придающим ему какой-то первобытной мужественности и кустистыми бровями. Хотя... не только брови. Всё тело было покрыто чёрными курчавыми волосами. Именно из-за этой густой растительности и пришла ассоциация с обезьянами, хотя в остальном – это был статный, наверное, даже симпатичный мужчина.

Откуда-то я уже в то время знал, что так выглядят грузины и не ошибся. Хотя возможно опять шутка памяти: может быть я узнал о том, что он грузин позже, а вспоминаю, что знал об этом сразу. В общем к маме обращался, стоящий позади волосатый грузин Георгий. Он при мне представился непонимающей маме, поэтому я и запомнил имя.

Мужчина шагнул вперёд, мягко оттеснив маму плечом. Его голос был тёплым, но с такой уверенностью, что продавщица тут же подняла на него глаза. - Никаких стаканчиков! Малому - «Эскимо», в шоколаде, как он хотел. И вам, вот, тоже «Эскимо». И мне один, - он достал из кармана шорт железный рубль, небрежно бросил его на прилавок и подмигнул мне. - Архитектору надо силы для пирамид, да?

Хочешь читать раньше других? Обсудить сюжет в процессе создания? Рассказать свою историю или просто поделиться мнением? - подписывайся на телеграмм-канал t.me/xxxstoryhub

Хочешь отблагодарить автора за работу? Пообщаться с ним? Подключайся к Mig Story на Boosty.

boosty.to/mig_stories