2. Специализированная амбулатория для лечения запоров, которую мы с женой посетили

Это был зал ожидания не просто «Специализированной клиники лечения запоров и красоты» в Сибуя, а настоящий храм, посвященный деликатным женским проблемам, известный в определенных кругах своими нетрадиционными и весьма "передовыми" методами борьбы с этой неудобной необходимостью. Сегодня я сопровождал свою жену, Томоми, на ее первый прием. Запись мы сделали заранее, и Томоми, как и любая девушка перед неизвестностью, заметно нервничала. Она настояла, чтобы я пошел с ней, словно ища защиты в моем присутствии, или же подсознательно желая разделить со мной это необычное приключение. Мне пришлось отпроситься с работы пораньше.

"Ну, право, как маленькая, - промелькнуло у меня в голове, - стоило ли ради этого отпрашиваться с работы?". Но, если честно, именно я настоял на этой клинике, увидев рекламу, и теперь чувствовал себя ответственным за ее волнение. Впрочем, скрывать не буду, меня и самого раздирало любопытство – что же это за клиника такая, "популярная среди молодых женщин", и какие такие "передовые методы" они используют?

В зале ожидания, помимо нас, уже находились две пациентки. Одна – молодая женщина, ослепительно ухоженная, в стиле "молодая жена", с фарфоровой кожей и точеной фигуркой. Ее безупречный макияж, дорогой костюм и легкий аромат дорогих духов говорили о высоком социальном статусе и привычке к роскоши. Вторая – дама поплотнее, офисного типа, с деловой хваткой во взгляде. В ее строгом костюме чувствовалась сила и уверенность, а в каждом движении – энергия и целеустремленность. Несмотря на некоторую полноту, она была по-своему привлекательна, с этой особой женской силой, которая так манит мужчин. Обе, расположившись на мягком диване, листали глянцевые журналы, делая вид, что не замечают никого вокруг. Но в их позах, в небрежно брошенных взглядах, чувствовалось напряжение и скрытое волнение, словно каждая из них ждала чего-то особенного, чего-то запретного.

Возможно, из-за того, что клиника работала исключительно по предварительной записи, в зале царила атмосфера уединенности, даже интимности. Мягкий свет, приглушенная музыка, аромат благовоний – все здесь было направлено на создание атмосферы релаксации и доверия. Казалось, стены клиники надежно защищали от посторонних глаз все те деликатные процедуры, которые здесь проводились. Хотя это и не было заявлено как "только для женщин", подсознательно чувствовалось, что проблема запоров – удел прекрасной половины человечества. Я невольно ощутил себя чужим в этом царстве женских тайн. Но это ощущение чуждости было приятным, щекочущим нервы, словно я случайно попал в закулисье женского мира, полного загадок и соблазнов.

Через несколько минут дверь кабинета отворилась, и вышла медсестра. Ее взгляд скользнул по залу и остановился на молодой жене. Она была высокая, стройная, с властным взглядом и чувственными губами, подчеркнутыми яркой помадой. В ее движениях чувствовалась уверенность и профессионализм, а белоснежный халат казался второй кожей, подчеркивая ее принадлежность к миру медицины и тайных знаний. "Юко, похоже, у вас снова жар? Скорее всего, это из-за вашего хронического запора, но давайте на всякий случай измерим температуру".

"Да, конечно", – отозвалась Юко мелодичным голосом, плавно поднялась с дивана и, к моему изумлению, начала расстегивать свои обтягивающие джинсы. Ее движения были медленными и грациозными, словно она исполняла эротический танец, предназначенный только для нас, скрытых наблюдателей.

Мы с Томоми, словно завороженные, не могли отвести глаз, гадая, что же будет дальше. Интрига нарастала с каждой секундой. В воздухе повисло напряжение, пропитанное любопытством и неосознанным возбуждением. Я почувствовал, как учащается мое дыхание, а сердце начинает биться быстрее.

Расстегнув металлический крючок, Юко медленно потянула вниз молнию на ширинке. Естественно, взору открылись кружевные трусики, надетые под джинсами. Тонкое кружево едва скрывало ее нежные бедра, дразня воображение и пробуждая запретные фантазии. Зал ожидания был совсем небольшим, и с нашего места открывался прекрасный вид на все происходящее. Я не мог оторвать взгляда от этого неожиданного стриптиза, чувствуя себя невольным вуайеристом, подглядывающим в замочную скважину чужой интимности.

"Смотри-ка, совсем не стесняется", – прошептала мне на ухо Томоми, ее голос дрожал от возбуждения и легкого смущения. В ее глазах горел огонек интереса, смешанный с небольшой тревогой. Я почувствовал, как ее рука робко скользит в мою ладонь, ища поддержки или разделяя мое возбуждение?

"Хм, ну, не знаю, что и думать", – пробормотал я в ответ, хотя сам был не меньше заинтригован разворачивающимся спектаклем. В голове мелькали мысли о том, что же это за клиника такая, где пациентки раздеваются в зале ожидания как само собой разумеющееся. Или это Юко такая раскованная, или здесь такие правила игры?

Юко, казалось, совершенно не обращала внимания на наше присутствие, даже на меня, мужчину. Она двигалась уверенно, словно раздевание в зале ожидания было для нее делом обыденным, чуть ли не ритуалом перед приемом. В ее поведении не было ни тени стеснения или неловкости, только спокойствие и какая-то странная отрешенность, словно она привыкла к подобному вниманию и даже наслаждалась им.

"Юко, вы в джинсах? Вам удобно?" – участливо спросила медсестра, нарушив напряженное молчание. Ее голос звучал мягко и заботливо, но в нем чувствовались и властные нотки, словно она привыкла руководить и контролировать ситуацию.

"Да, да, немного неловко, конечно, но ничего страшного…", – ответила Юко, едва заметно покраснев щеками. Легкий румянец на ее щеках лишь добавлял пикантности к этой сцене, подчеркивая ее женственность и невинность, контрастирующие с раскованностью ее действий.

"Хорошо, тогда приступим к измерению. Сейчас введу термометр", – произнесла медсестра, доставая из кармана белоснежного халата какой-то невиданный мной ранее прибор. Ее слова прозвучали как обещание чего-то интимного и запретного, а движения стали более плавными и осознанными, словно она готовилась к какому-то особому ритуалу. Это был современный дистанционный термометр, состоящий из небольшого блока индикации и тонкого, гибкого датчика на проводе.

Медсестра взяла прибор в руки, слегка наклонилась к Юко и, опершись ладонью на ее живот, словно невзначай, завела руку за спину. Ее прикосновение было легким, почти невесомым, но в нем чувствовалась скрытая сила и власть, словно она уже устанавливала свой контроль над телом Юко. Затем, ловко манипулируя проводом датчика, скользнула им под резинку трусиков, прямо между упругих ягодиц. Датчик исчез под тканью, словно змея, проскальзывающая в темную нору, и я затаил дыхание, предвкушая самое интересное.

"Сейчас в попку вставлю", – объявила медсестра, игриво подмигнув Юко. В ее голосе звучали соблазнительные нотки, а подмигивание было откровенно провокационным, словно она предлагала нам стать соучастниками этой интимной сцены.

"Х-хорошо", – выдохнула та, едва сдерживая волнение. В ее голосе слышалось не только волнение, но и сладостное предвкушение, словно она ждала этого прикосновения, этого унижения, как чего-то желанного и запретного.

Пальцы медсестры задвигались под тканью трусиков, направляя датчик в нужную точку. Я смотрел не отрываясь, пытаясь разглядеть сквозь тонкую ткань трусиков движение ее пальцев, пытаясь представить себе, что же там происходит, в этой сокровенной зоне между ягодицами Юко.

"Ух!" – вырвался из груди Юко едва слышный стон, который, вероятно, означал, что чувствительный кончик датчика нащупал ее заветный анус. Этот тихий стон был словно выстрел стартового пистолета, означающий начало чего-то большего, чего-то более откровенного и возбуждающего.

"Сидеть смирно!" – скомандовала медсестра, словно дрессировщица в цирке. В ее голосе звучала власть и уверенность, словно она привыкла повиноваться и подчинять себе женские тела, а ее команда была словно приглашение к дальнейшему действию, к продолжению этого странного и завораживающего спектакля.

"А, а-а-а…", – протянула Юко, послушно замирая. В ее протяжном стоне слышалось не только повиновение, но и сладостное томление, словно она уже предвкушала все те унижения и удовольствия, которые ее ждут в кабинете врача, в этом храме стыда и запретных желаний.

Похоже, процесс введения начался. В следующее мгновение Юко неожиданно дернулась, резко подав таз вперед. Медсестра, действуя профессионально и рефлекторно, напрягла руку, придерживающую ягодицы, и тонкий датчик температуры скользнул еще глубже в горячий, податливый анус.

"А-а-а-а!" – громче застонала Юко, уже не в силах сдерживать охватившее ее неожиданное чувственное потрясение. Ее стон раздался в тишине зала ожидания, словно выражение не только неожиданности, но и сладостного укола, пронзившего ее сокровенное место. Я заметил, как дрогнули ее плечи, а руки судорожно схватились за край дивана.

"Ну что ты, я же сказала – сидеть смирно! Вся дергаешься! Так у меня и палец туда случайно проскользнет!" – строго, но с едва уловимой игривой ноткой в голосе, отчитала ее медсестра. В ее тоне слышалось не столько недовольство, сколько наслаждение властью над смущением пациентки, а угроза "случайно проскользнуть пальцем" звучала двусмысленно и провокационно.

"И-извините…", – пролепетала смущенная Юко, покраснев до кончиков ушей. Ее щеки заалели ярким румянцем, а взгляд метался в стороны, избегая встречи с нашими глазами. Она казалась маленькой девочкой, попавшейся на шалости, и это делало ее еще более беззащитной и привлекательной в своем стыде.

«Ну вот, ладно, все, так и буду мерить!» - проворчала медсестра, включая дисплейный блок, который держала в свободной руке. Она демонстративно отвернулась от Юко, словно потеряв к ней интерес, но уголки ее губ едва заметно дрогнули в улыбке удовлетворения.

Тем временем Юко, казалось, никак не могла прийти в себя после ректального измерения температуры. Она нервно ерзала на диване, словно пытаясь унять странное возбуждение, разливающееся по телу. Обтягивающие джинсы, едва державшиеся на ее узких бедрах, предательски сползли ниже талии, открывая взгляду черные кружевные трусики. Тонкая ткань скользила по ее бедрам, открывая все больше нежной кожи, и я не мог оторвать взгляда от этого невольного эротического жеста, словно Юко сама предлагала нам подглядеть за ее интимностью.

«Так, прибор работает нормально, похоже, все в порядке. Подержите пока термометр, - произнесла медсестра, заметив конфуз Юко. - В джинсах, наверное, стыдно, что трусики так видно? Сейчас я вам их поправлю!» В ее голосе снова зазвучали заботливые нотки, словно она хотела сгладить неловкость ситуации, но в то же время в ее словах чувствовалась и насмешка, и скрытое удовольствие от смущения пациентки.

С этими словами медсестра ловким движением вернула сползшие джинсы на талию Юко, одновременно поправляя и ее сбившееся дыхание. Ее пальцы скользнули под резинку джинсов, касаясь нежной кожи Юко, и это движение было одновременно нежным и властным, словно она не только поправляла одежду, но и утверждала свою власть над ее телом.

«Д-да, извините…» - пролепетала смущенная девушка, пытаясь скрыть внезапно вспыхнувший румянец на щеках. Она словно застыла, боясь пошевелиться, а румянец на ее щеках горел все ярче, словно пламя стыда и возбуждения, разгоравшееся в ее теле.

«Ну все, Юко, садитесь медленно, аккуратно, с термометром в попе», - мягко скомандовала медсестра, словно успокаивая непослушного ребенка. Она бережно придерживала провод датчика, все еще погруженного в горячий анус пациентки, помогая ей снова устроиться на диване. Ее руки осторожно направляли движения Юко, словно управляя ее телом, а тонкий провод датчика, тянущийся из-под джинсов, был символом ее полного подчинения медицинскому персоналу клиники.

«Ух, у-у-у-у», - вырвалось из груди Юко подавленное стон. Вероятно, когда она садилась, датчик температуры снова щекотливо скользнул вглубь, задевая чувствительные нервные окончания. Этот стон был тише предыдущего, но в нем слышалась уже не только неожиданность, но и сладкая мука, словно она начинала привыкать к необычным ощущениям, пробуждающимся в ее теле.

«Просто сидите тихо, не двигайтесь, я сниму его прямо перед осмотром, в предоперационной!» - заверила медсестра, и отошла, оставляя Юко наедине со своими неожиданными ощущениями. Она удалилась с легкой походкой победительницы, оставляя Юко в зале ожидания, словно экспонат на выставке стыда и желания, предоставленную нашему любопытству и фантазиям.

Измерение температуры, развернувшееся прямо у нас на глазах, и столь неожиданный, интимный метод, признаться, немного ошеломили нас с Томоми. Но женщина-офисный работник, сидевшая неподалеку, казалось, совершенно не обращала внимания на происходящее, невозмутимо продолжая листать глянцевый журнал. Ее невозмутимость поражала еще больше, чем смущение Юко, словно она была завсегдатаем этого места и привыкла к подобным зрелищам, или же просто мастерски скрывала свое собственное волнение и любопытство.

«Температуру измеряют в попе? Боже, какой стыд… А мне тоже так будут?» - прошептала Томоми, ее щеки загорелись румянцем от смущения и непонятного волнения. В ее голосе слышалось не только смущение, но и нескрываемый интерес, словно она уже предвкушала возможность испытать подобное унижение на себе, или же просто хотела узнать, что же ее ждет впереди.

«Думаю, у тебя же нет температуры, так что тебе не будут так измерять…» - пробормотал я в ответ, хотя в глубине души уже предвкушал подобное зрелище и для своей жены. Мои слова были лишь робкой попыткой успокоить ее волнение, но в сердце уже зародилось тайное желание увидеть Томоми в подобной ситуации, униженной и беспомощной, но от этого еще более желанной.

Пока мы обменивались тихими репликами, медсестра, очевидно, подслушавшая наш разговор, тут же отозвалась, словно развеивая наши сомнения: Ее слова прозвучали как приглашение к новому витку стыда и возбуждения, словно она готовилась открыть нам двери в мир запретных медицинских удовольствий, где границы между лечением и эротикой становятся все более размытыми и неопределенными.

«Ой, да вы у нас впервые? Здесь у всех, у кого есть хоть малейшее подозрение на температуру, измеряют ректально. Сначала, конечно, стыдно и неприятно, но потом привыкнете, правда, Ран?»

«Э? Ну, э-э-э…» - Ран, женщина-офисный работник, сидевшая рядом, казалось, была немного ошарашена неожиданным обращением к ней.

Тут я заметил краем глаза, что из-под строгой юбки Ран также свисает тонкий провод, а рядом с ней, прямо на диване, небрежно брошен дисплейный блок термометра. Медсестра тут же подхватила его, словно фокусник, и продемонстрировала нам цифры на экране.

«Температура в норме, Ран. Вы уверены, что жаловались на озноб?» - с легким подозрением в голосе спросила медсестра.

«Э? Э-э-э… ну, может, показалось…» - промямлила Ран, отводя глаза и заметно нервничая.

«Ну вот, Ран, а может, вы просто хотели, чтобы вам лишний разок вставили градусник в анус?» - медсестра явно разгадала ее нехитрую уловку, и в ее голосе прозвучали игривые нотки насмешки. Ее намек на интимность процедуры был очевиден.

Через несколько минут имя Ран снова прозвучало из динамиков регистратуры. «Ран, вас приглашают на процедуры. У вас сегодня запись на клизму, верно? После того, как врач осмотрит состояние вашего стула, вам поставят специальную пробку! А после этого уже сама клизма. Так что сейчас, пожалуйста, пройдите в предоперационную, вас ждут». В ее голосе отчетливо прозвучали слова "клизма" и "пробка", словно открыто демонстрируя интимный характер предстоящих манипуляций.

Сотрудница регистратуры жестом указала Ран направление и проводила ее к заветной комнате.

«Она сказала "клизма", а что такое "пробка"?» - Томоми тут же отреагировала на услышанное, взволнованно шепча мне на ухо. В ее голосе чувствовалось не только любопытство, но и тревога перед неизвестной медицинской процедурой.

«Хм, не знаю, но, может, это какой-то особый вид клизмы?» - предположил я, хотя сам не имел ни малейшего представления.

«Мне тоже будут делать клизму?» - в голосе жены прозвучало явное беспокойство. Вероятно, она уже представила себя на месте Ран, и перспектива подобной процедуры не казалась ей слишком привлекательной. На ее милом личике промелькнула тень тревоги.

«Думаю, мы не узнаем, пока не поговорим с врачом. Возможно, у Ран действительно серьезные проблемы с запором», - сказал я, пытаясь успокоить ее и одновременно подавить собственное возбуждение, разожженное словами о клизме и "пробке". Слова о "клизме" и "пробке" прочно засели в моем сознании, разжигая фантазии и предвкушение.

Тем не менее, даже если это и была всего лишь обычная больница, в тот момент я поймал себя на мысли, что медсестре следовало бы быть более сдержанной в выражениях. Не стоило так громко объявлять о клизме на весь зал ожидания, где присутствовали и мужчины. Но, с другой стороны, эта неожиданная откровенность лишь подогревала мое любопытство и разжигала фантазию.

Предоперационная оказалась простой комнатой, отделенной от зала ожидания лишь легкой перегородкой. Заглянув в небольшую щель между секциями, можно было разглядеть часть пространства за ней. Внутри виднелись кушетки, предназначенные для осмотра пациентов. В щель между секциями можно было разглядеть кушетки, предназначенные для унизительных медицинских процедур.

Похоже, перед непосредственным врачебным осмотром здесь проводились какие-то подготовительные процедуры. В поле зрения попали фигуры Ран и медсестры, суетящиеся возле одной из кушеток. Затем Ран начала неторопливо снимать с себя юбку и чулки, а затем и кружевные трусики, которые еще недавно скрывались под ее деловым костюмом. Ее движения были медленными и как будто замедленными, словно она раздевалась не только перед медицинским осмотром, но и перед неизвестным зрителем, скрытым в зале ожидания.

«Э? П-прямо здесь?» - невольно вырвалось у меня, когда я увидел эту картину. Я просто не мог поверить своим глазам. Комната была отделена лишь символической перегородкой, но если присмотреться повнимательнее, в щель между секциями открывался прекрасный обзор на все, что происходило внутри. Мы с женой, забыв обо всем на свете, невольно уставились на разворачивающееся перед нами эротическое представление. В этот момент мир сузился до этой щели в перегородке, за которой разворачивалась запретная сцена, и все остальное перестало существовать.

Комната оказалась небольшой и вытянутой в длину, уходящей вглубь, за перегородку. Ран легла на кушетку головой в дальнюю сторону, ногами к нам, прикрывая нижнюю часть тела тонким банным полотенечком. Ее тело вытянулось на белоснежной кушетке, словно жертва, принесенная на алтарь медицинской науки и нашего вуайеристического любопытства.

Лежа на боку, она согнула колени и прижала их к груди, словно свернувшись калачиком в позе эмбриона. Затем медсестра подошла к ней и резким, небрежным движением сорвала банное полотенечко, полностью обнажая ее интимные места. Это движение было дерзким и бесцеремонным, словно срывая покров тайны и выставляя на всеобщее обозрение самое сокровенное – женскую наготу во всем ее бесстыдстве.

«Ах!» - только и смогла выдохнуть Ран, оказавшись беззащитной перед чужими взглядами. Ее стон был тихим и жалобным, словно выражение не только неожиданности, но и глубокого стыда от такого публичного обнажения.

Жена не сдержалась и тихо вскрикнула, прикрыв рот ладошкой. Ее реакция была зеркальным отражением моего собственного волнения, смесью шока, стыда и непонятного возбуждения.

И было от чего прийти в замешательство. Когда медсестра отбросила полотенечко, взору открылись округлые, белые ягодицы Ран, словно спелые персики, раздвинутые для сладостного поцелуя. А между ними, словно на ладони, зияли ее раскрывшийся анус и влажная киска. Киска предстала во всей своей наготе – припухшие большие губы цвета розового зефира слегка раскрылись, обнажая нежные малые губы более темного, винного оттенка. В самой глубине зиял влажный вход во влагалище, словно приглашая к запретным ласкам. На самом верху, словно драгоценный камень, выделялся маленький, но чувствительный клитор, готовый вспыхнуть от малейшего прикосновения. Чуть выше, словно темная вишенка на кремовом торте, соблазнительно зиял ее раскрывшийся анус, окруженный нежными складками кожи.

Я растерялся, не зная, куда девать глаза. Наверное, если бы я был один, то не отрываясь бы смотрел на это зрелище, жадно впитывая каждую деталь. Но сейчас рядом со мной была жена. Неловкость достигла предела, словно во время семейного ужина на экране телевизора внезапно включили порнофильм. Мое желание смотреть было непреодолимым, но присутствие жены сковывало меня чувством стыда и неловкости. Я ощущал себя вуайеристом, пойманным с поличным, но не мог оторвать взгляда от запретного зрелища.

Я затаил дыхание, гадая, что же начнется дальше. Но, судя по всему, это был лишь визуальный осмотр и подготовка к более серьезным процедурам. Медсестра извлекла термометр, который только что использовала для измерения температуры, и небрежно протерла анус и область гениталий Ран кусочком марли. Ее движения были быстрыми и механическими, словно она выполняла рутинную процедуру, но в этой рутинности чувствовалась и какая-то холодная бесстрастность, подчеркивающая унижение пациентки.

Затем включила настенную лампу и направила яркий луч света прямо на ее ягодицы. Раздвинув их обеими руками, словно раскрывая створки раковины, она пристально осмотрела анус, а затем тщательно промокнула его марлей, обильно смоченной в промывочном растворе. Ее пальцы раздвигали ягодицы Ран с деловой небрежностью, будто распахивая дверцу в запретный сад, а яркий свет лампы высвечивал каждую складку и изгиб, не оставляя места для фантазий – только откровенная нагота и медицинская бесцеремонность.

Интересно, догадывается ли Ран, что мы с женой наблюдаем за ней? Мне стало немного неловко от того, что ее интимные места так отчетливо выставлены напоказ в ярком свете лампы. Словно бабочка, приколотая иглой к энтомологической коллекции. Я ощутил укол совести, словно мы превратились в бесстыдных вуайеристов, наблюдающих за чужим унижением, но желание смотреть было сильнее чувства вины.

«Разве это не слишком откровенно?» - тихо прошептала жена, ее голос дрожал от смешанных чувств – смущения и возбуждения. В ее голосе слышалось не только осуждение, но и нескрываемое возбуждение, словно она сама была заворожена этим зрелищем, несмотря на стыд и неловкость.

И правда, это было уже чересчур. Даже если это и больница, выставлять свою киску и анус на всеобщее обозрение… Жена, хоть и сама была женщиной, не выдержала и отвела взгляд, словно стыдясь подглядывания. Ее стыд был понятен – даже женщине было неловко смотреть на такое откровенное обнажение и унижение другой женщины.

В то же время, когда я подумал, что и мне, возможно, в скором времени предстоит пройти через подобную процедуру, меня внезапно охватило странное чувство – смесь стыда и неожиданного возбуждения. Мысль о том, что моя собственная задница может оказаться в центре подобного медицинского спектакля, заставила кровь прилить к паху. Эта мысль была одновременно пугающей и соблазнительной, словно обещание нового опыта, где стыд и унижение переплетаются с эротическим возбуждением.

«Мне как-то не по себе становится… Может, нам лучше уйти отсюда?» - пробормотала жена, ее голос звучал уже почти панически. Ее желание уйти было понятно – она была на грани нервного срыва, не выдерживая напряжения и стыда от увиденного.

«Ну что ты говоришь? Мы же отпросились с работы, чтобы приехать сюда… Давай хотя бы сегодня пройдем первичный осмотр, узнаем, что к чему, а там уже решим, стоит ли продолжать», - сказал я, пытаясь успокоить жену, которая, казалось, была готова вскочить и убежать из клиники прямо сейчас. Мои слова были лишь попыткой удержать ее от поспешного поступка, но в глубине души я уже горел желанием остаться и увидеть все до конца, даже если это означало преодолеть стыд и неловкость жены.

Когда процедура промывания завершилась, медсестра обильно смазала анус Ран чем-то вроде прозрачного желе и велела ей сделать несколько глубоких вдохов.

«Сейчас мы проверим количество каловых масс перед осмотром врача. Хорошо, сделайте глубокий вдох…» - скомандовала медсестра, словно дирижер перед началом симфонии. Ее голос звучал властно и уверенно, словно она управляла не только медицинскими процедурами, но и телами пациенток.

Ран послушно последовала инструкции и глубоко вдохнула, набирая в легкие воздух. Но введение пальца произошло совершенно неожиданно для нее – в момент выдоха.

«Хи-и-и-и!» - Ран, застигнутая врасплох такой неожиданностью, довольно громко вскрикнула, ее тело вздрогнуло от неожиданности и щекочущей боли. Ее крик был словно выражение протеста и невольного удовольствия, смешавшихся вместе от неожиданного вторжения.

Вставленный палец медсестры уверенно и настойчиво продвигался все глубже в ее анус, словно штопор, ввинчиваясь к самому основанию. С привычной ловкостью и профессионализмом он ощупывал стенки кишечника на все 360 градусов, словно проводя тщательное исследование внутренних органов. Ее палец исследовал сокровенные уголки ануса Ран, словно вторгаясь в самую глубину ее женской сущности, а каждое движение было наполнено медицинской бесцеремонностью и скрытой властью.

«А, а-а…» - Ран судорожно застонала несколько раз, ее лицо искривилось от неприятных ощущений. Она закрыла глаза и учащенно дышала животом, пытаясь расслабиться и перетерпеть неловкую процедуру. Ее стоны были тихими и подавленными, словно она пыталась сдержать свой стыд и неудовольствие, но тело выдавало ее волнение и неловкость.

«Кишечник практически забит каловыми массами, - констатировала медсестра, завершая пальцевой осмотр. - Я сейчас же доложу врачу о результатах». Ее слова прозвучали как медицинский приговор, обнажая деликатную проблему Ран перед нами, невольными свидетелями ее унижения.

С этими словами медсестра резко выдернула палец из ануса Ран, и, как и следовало ожидать, на самом кончике красовались коричневые какашки. Не знаю, успела ли Ран заметить эту "улику", но ее лицо залилось краской, а на лбу выступили капельки пота, выдавая ее стыд и смущение. Вид этих какашек на пальце медсестры был словно символ стыда и унижения Ран, выставленный на всеобщее обозрение.

В этот момент Ран, словно очнувшись от оцепенения, наконец-то заметила нас, застывших у щели в перегородке, словно подглядывающих вуайеристов. Она поспешно и неловко отвела глаза, пытаясь скрыть свое замешательство, и поспешила скрыться в кабинете врача, расположенном в глубине комнаты. Ее взгляд, случайно встретившись с нашим, выражал смесь стыда, гнева и беспомощности, словно она чувствовала себя жертвой нашего бесстыдного любопытства.

Теперь пришла очередь моей жены. С ресепшена прозвучало ее имя, словно приговор, объявляющий о начале казни.

«Томоми-сан, пройдите, пожалуйста!»

Жена, вероятно, представляя, что вся унизительная процедура, которую только что перенесла Ран, теперь неминуемо обрушится и на нее, выглядела почти готовой расплакаться. Но, под моим ободряющим подталкиванием в спину, она с тяжелым вздохом и половинчатым смирением направилась к стойке регистратуры, словно обреченная на жертвоприношение. Ее походка была робкой и неуверенной, словно каждый шаг приближал ее к неизбежному унижению.

«Да, Томоми-сан, у вас первичный прием, верно?» - уточнила сотрудница регистратуры, бегло просматривая заполненную анкету и форму согласия, которые жена заполнила еще в зале ожидания.

«З-запор, да… Похоже, у вас действительно довольно давно не было стула. В форме согласия стоит подпись вашего мужа, все верно. Хорошо, тогда, пожалуйста, проходите в предоперационную, вас ждут». Слова регистраторши звучали формально и бесстрастно, словно конвейер медицинских процедур был запущен и остановить его было невозможно.

Жена, возможно, немного успокоилась от того, что в разговоре не прозвучало упоминания о клизме, и словно собравшись с последними силами, робко шагнула в предоперационную, словно в пасть неведомого зверя. Она исчезла за перегородкой, словно растворившись в мире медицинских тайн и запретных процедур, оставляя меня наедине со своим возбуждением и тревогой.

Как и в случае с Ран, из щели в перегородке снова открылся обзор на происходящее внутри. В поле зрения попали фигуры медсестры и моей жены, словно тени в театре теней. Время от времени до зала ожидания доносились отрывистые фразы – пронзительный, командный голос медсестры и робкий, полный смущения голос жены. За перегородкой начался спектакль стыда и унижения с участием моей жены, и я не мог оторвать взгляда от этой запретной сцены.

«О, ваш муж тоже с вами! Как замечательно! Если ваша жена так беспокоится, может быть, вы тоже войдете в предоперационную, чтобы поддержать ее?» - неожиданно предложила медсестра, внезапно выглянув из-за перегородки и обращаясь прямо ко мне. Ее предложение было словно приглашение в мир запретных удовольствий, возможность стать непосредственным свидетелем унижения собственной жены.

Я, словно повинуясь неотвратимой судьбе, и втайне ликуя от открывшейся возможности стать свидетелем интимных процедур с участием собственной жены, с видом человека, оказывающего великое одолжение, последовал за медсестрой в предоперационную. В сердце забилось предвкушение чего-то необычного и запретного, а желание увидеть Томоми в ситуации унижения и беспомощности стало непреодолимым.

«Муж, пожалуйста, присаживайтесь вот сюда», - указала мне медсестра на диванчик, где совсем недавно лежала Ран, демонстрируя свои прелести на всеобщее обозрение. На мгновение у меня мелькнула мысль: «Э? Разве это место не для жены?», и я недоуменно посмотрел на медсестру, ожидая разъяснений. Ее жест был двусмысленным и провокационным, словно она предлагала мне занять место зрителя и наблюдателя за унижением собственной жены.

Но медсестра, казалось, совершенно не заметила моего замешательства и уже во всю приступила к процедуре подготовки моей жены к осмотру. Она двигалась быстро и целенаправленно, словно приступая к обыденной медицинской манипуляции, но для меня это было началом спектакля стыда и эротического возбуждения, в котором главной героиней должна была стать моя жена.

«Хорошо, Томоми-сан, сейчас мы нанесем лекарство на анус», - объявила она с деловой интонацией.

«Э? На анус? Мне нужно раздеваться?» - жена явно была смущена ходом процедуры, который оказался совсем не таким, как у Ран. В ее голосе слышались нотки тревоги и непонимания.

«Ой, нет-нет, что вы, все в порядке, раздеваться не нужно! Просто оставайтесь стоять вот так!» - поспешила успокоить ее медсестра, жестом показывая, что от жены требуется лишь немного терпения.

«Да, это называется ксилокаиновый гель, - пояснила медсестра, - это местный анестетик, мы сейчас лишь слегка сдвинем ваши трусики и быстренько нанесем его на анус, чтобы снизить чувствительность перед осмотром!» Ее объяснение звучало профессионально и успокаивающе, но в самом действии – нанесении геля на анус – уже чувствовалась интимность и некоторая эротическая двусмысленность.

«А, хорошо!» - отозвалась жена, с явным облегчением в голосе. Вероятно, успокоившись от того, что речь не идет о полном раздевании и унизительной демонстрации интимных мест, она торопливо приподняла юбку и слегка сдвинула в сторону трусики, освобождая доступ к своей нежной попке. Ее движение было робким и смущенным, словно она стеснялась даже частичного обнажения перед незнакомой женщиной.

«Хорошо, извините за неудобство, всего секундочку», - пробормотала медсестра, приступая к делу.

«Ух», - только и смогла выдохнуть жена, ощутив прикосновение холодного геля к горячей коже ануса. Ощущение холода на горячей коже ануса было неожиданным и слегка щекочущим, пробуждая неожиданные чувства.

«Ну вот, все готово!» - объявила медсестра через мгновение. Процедура оказалась действительно быстрой и практически незаметной, происходя прямо у меня на глазах.

Для нас, все еще находившихся под впечатлением от откровенной процедуры с Ран, это действие показалось слишком простым и даже слегка разочаровывающим. Где же зрелище, где же возбуждение от подглядывания? Я почувствовал легкое разочарование – мне хотелось большего, более откровенного зрелища, подобного тому, что мы только что увидели с Ран.

«Пожалуйста, подождите здесь, пока не закончится прием у предыдущей пациентки», - произнесла медсестра, и с этими словами скрылась за дверью кабинета врача, оставляя нас с женой в ожидании неизвестности.

Мы с женой снова уселись на диван, погрузившись в молчаливое ожидание. Время тянулось томительно медленно. Время от времени из-за закрытой двери доносились приглушенные голоса, и тогда мой взгляд невольно скользил в сторону кабинета врача. И тут я заметил нечто необычное – на мониторе, установленном над дверью, начало что-то отображаться. Мое внимание привлек монитор, словно магнит, обещая открыть завесу тайны и показать нам то, что скрыто от посторонних глаз.

Когда мы только вошли в предоперационную, экран монитора светился равномерным синим светом, не показывая ничего интересного. После этого я как-то перестал обращать на него внимание, считая его просто элементом интерьера. Но сейчас, очевидно, кто-то включил трансляцию, и на экране я увидел четкое изображение того, что происходило в кабинете врача. На экране я узнал Ран, ту самую женщину, которую мы только что наблюдали в предоперационной. Изображение на мониторе было четким и резким, словно приглашая нас стать невидимыми наблюдателями за интимной сценой, разворачивающейся в кабинете врача.

Я пристально всмотрелся в монитор, пытаясь понять, что же там происходит, и через несколько секунд не поверил своим глазам.

«Э? Не может быть… Невероятно!» - жена не сдержалась и невольно воскликнула, прикрыв рот ладонью. И ее реакция была более чем понятна. Вид кабинета врача, который открылся нашему взору на экране монитора, явно не соответствовал тому, что жена представляла себе как обычный медицинский осмотр у проктолога. То, что мы увидели на экране, превзошло все наши ожидания и фантазии, разрушая представление об обычной медицинской процедуре и открывая двери в мир запретных желаний и эротического возбуждения.