В конце новогодних каникул неожиданно позвонила Ада.

— Что глаз не кажешь? – вместо приветствия сказала директриса.

— Так вроде каникулы.

— А кружок?

— Астрономический?

— Да.

— Холодно сейчас. Девчонок боюсь простудить.

— Возьми мальчиков.

— Мальчики – не мой профиль.

— Ладно, живи пока. Я кружок Вере Петровне поручу. Ты уж не обессудь, будешь пока вне штата, а твои деньги я Вере отдам.

Вроде расстройство, а с другой стороны – независимость. У нас все равно будет своя школа.

— Идея насчет филиала еще жива? – не без душевного трепета спросил я.

— Вынашиваю.

— К осени родишь?

— Не сомневайся. Мое слово, что банковский вексель.

Где-то я это слышал. Или в кино видел. Да ладно.

— Ну, привет! – сказала Ада и повесила трубку.

Все-таки удобная штука мобильник! Один звонок, и ты в курсе.

Я и не слышал, как сзади подобралась Кристина. Она охватила меня сзади и прижалась маленькой упругой грудью. Мы буквально полчаса, как неистово любили друг друга, а член под ее ласками уже начал вставать. Еще бы ему не встать! Кристина одной рукой щипала мои соски, а другой беспокоила яйца под морщинистой кожей.

— Я хочу тебя! – прошептала Кристина.

— И я – был мой ответ.

Я резко обернулся и подхватил ее на руки. Два шага до кровати, и я снова безжалостно вошел в нее. Она так просила. «Затрахай меня до потери памяти!», – прошептала Кристина. И я постарался, как мог.

Она, плутовка, воспользовалась моей идеей и сожгла в печке все наши презервативы. Теперь я ее трахал без. Без кондомов, без таблеток, без спиралей. Ну, забеременеет, ну, родит, мы все равно решили пожениться в начале мая, когда деревья окутаются зеленым дымком молодой листвы. И неважно, будет она к тому времени с пузцом или нет. Все равно на ней будет белое платье, белые туфли, белые чулки и белая фата!

Я разошелся не на шутку, и Кристина пару раз вскрикнула, потому что я достал ее до самого донышка в общем-то неглубокого влагалища, а когда я она вскрикнула в третий раз и заскребла руками по лоскутному одеялу, я уже кончал в нее, долго и обильно. А когда вышел и расслабленно укладывался рядом, Кристина подняла ноги и показала мне выбритые губы, красные, полураскрытые, словно пригоршня, полная моей спермы.

— Что-то я сегодня разошлась! – сказала Кристина, когда мы собирались завтракать.

В глуши Высоких Двориков можно было и не одеваться, в доме было тепло, потому что котел «Жук» работал исправно, но я хотел хотя бы позавтракать спокойно. И Кристина, похоже, тоже этого хотела, запихивая грудки в маленький, ставший вдруг тесным, бюстгальтер, и тщательно вытирая промежность бумажными салфетками. Потом она натянула трусики и скрыла упругое тело под платьем с длинными руками. Чтобы мне было что снимать в другой раз.

Потом Кристина быстро сделала яичницу с консервированными томатами и разделила ее сначала на две равные части. Мою разделила на три, а свою на пять частей. Она любила помельче, а я любил покрупнее, чтобы навернуть на вилку и откусывать, запивая сладким и крепким чаем. Если бы была метель, мы бы никуда не пошли, а поскольку ветер стих, мы после завтрака пошли гулять.

Узкое двухполосное шоссе было, как всегда, пустынным, только вдалеке кто-то шел, шел, как положено, навстречу несуществующему движению. «О, свежий человек!», – сказала Кристина, и мы ему помахали.

— Гость в дом! – сказала она, когда незнакомец упругим шагом подошел ближе. Невысокий мужчина, бородатый, с упрямым взглядом неопределенного цвета глаз из-под густых бровей в армейском защитного цвета бушлате, таких же штанах и шапке-ушанке со следами кокарды. Да, и валенки, черные валенки! Я и забыл, когда носил такие!

Кристина, держала меня под руку и, не отрываясь, смотрела на бородача. Он снял рукавицу на меху и протянул мне руку:

— Сергей, – сказал он, и его рукопожатие было одновременно крепким и аккуратным.

— Слава, – представился я.

— Кристина, – сказала мисс Ковальчик и попыталась изобразить книксен.

Густые брови Сергея неожиданно полезли вверх, словно он ожидал услышать другое имя.

— Кристина, – повторила она. – Кристина Ковальчик.

— Вот значит как. Кристина...

— Прошу в дом, – торопливо сказала моя женщина. – Угостим Вас чем-нибудь.

Перед тем, как войти в дом, Сергей постоял перед ним, смотрел вверх на коричневую металлочерепицу, потом погладил виниловый сайдинг.

— Хороший дом, – сказал Сергей. – Дорогой?

— Не очень, – ответил я. – Щитовой, быстровозводимый, но теплый.

— Вы зайдите, – сказала Кристина. – Там и поговорите.

Мне показалось, что между ними была какая-то тонкая связь, общие отношения или что-то еще. Это и беспокоило, и обнадеживало одновременно. Вряд ли он был из той фирмы, которую ограбила Кристина, да и фирма та давно развалилась.

В прихожей он снял только шапку и рюкзак. Бушлат он снимать отказался.

— Я так привык, – сказал Сергей, приглаживая пятерней редкие надо лбом волосы.

— И валенки? – полюбопытствовал я.

— Валенки сниму, а то наслежу. Они сейчас обтаивать начнут.

Валенки он снял, но прихожую немедленно напомнил «аромат» нестиранных портянок. Сергей как-то застеснялся и размотал портянки, а потом снял и их, повесив на голенища валенок. Аромат усилился.

— Носки! – сказал я. – Я дам Вам новые носки.

— Да, – сказал Сергей. – Было бы неплохо.

Кристина стояла рядом, но я ее услал за новыми носками. «Там в тумбочке, – сказал я. – Возле нашей кровати». Она вернулась и протянула Сергею носки в полиэтиленовом пакетике, которые я покупал еще летом с Тамарой на базаре возле водокачки. С носками он справился, прыгая то на одной ноге, то на другой, пока не встал прочно на обеих. Я предложил ему «гостевые» войлочные тапочки, и он их тоже надел.

— Мне бы руки помыть, – попросил Сергей, жалобно мигая. – Привык, знаете ли.

— На кухне, – сказала Кристина.

— В туалете, – сказал я. – Там раковина и кран.

— Так у вас, как в городе! – удивился Сергей. – И вода своя?

— Своя. Артезианская. И горячая, и холодная.

— Фантастика! – восхитился Сергей. – Все-таки это все дорого.

— У нас были большие скидки.

— Понимаю.

— Тогда вперед!

И я показал Сергею туалетную дверь.

Он мыл руки ужасно долго, минут пять, наверное. Я бы за это время намылился весь и ополоснулся. Будь это не сельский дом, а московская квартира тети Маши, я бы не преминул посмотреть, что он там делает. А тут окна между кухней и совмещенным санузлом предусмотрено не было. Я измаялся, и Кристина тоже.

Когда Сергей, наконец, оставил туалет и вышел, он был красен, словно копал землю на ярком солнце. Он был красен не только лицом, и и черепом, красными большими залысинами.

— Задержался я немного, – смущенно сказал Сергей. – И вас задержал.

— Да ничего! – ответила Кристина.

— Утром поспешил, – продолжал объясняться Сергей. – Пришлось сейчас.

— Хоть спустил? За собой.

Сергей при слове «спустил» покраснел еще больше и начал приглаживать волосы обеими руками попеременно.

— Да, спустил.

— Тогда прошу к столу, – сказала Кристина.

Она уже приготовила салат и поставила на стол в кухне полбутылки водки и две маленькие пятидесятиграммовые стопочки. Я отвинтил пробку и наполнил граненые под хрусталь стопочки.

— Ну, за встречу! – сказал я.

Мы выпили по одной и закусили жирным майонезным салатом, которого щедро навалила нам на тарелки Кристина. От второй Сергей отказался, и я с удовольствием завернул пробку обратно.

— У вас и душ есть? – спросил Сергей, вытирая рот салфеткой. – Я бы помылся, привык, знаете ли, мыться впрок.

— Белье у Вас есть? – быстро спросила Кристина.

— В рюкзаке. У меня там еще тушенка есть. Пять банок. Если надо, возьмите.

— Нам не надо, – сказал я. – У нас дом – полная чаша.

— Я заметил, – сказал Сергей. – У вас так славно!

— Вот и поживите немного, – сказала Кристина. – Пока морозы не спадут. А душ я Вам сама покажу.

— Покажи, дорогая, покажи, – заметил я. – Душ не туалет, его по запаху не найдешь. А я в магазин прогуляюсь, хлебушка куплю.

В январе солнце светит ярко и даже греет, если встать удачно. Помню, я сдал экономику капитализма на четверку, вышел на улицу и подставил лицо под солнечные лучи. И солнце ощутимо нагрело мою гладко выбритую щеку. А сейчас ветерок посвежел настолько, что я надел капюшон, а на глаза – темные очки, чтобы, значит, глаза не слепило. Сунул руки в карманы и отправился в магазин. Хлеба оставалось полбатона, а черного и вовсе не было.

— А, дюдюктив пожаловал! – приветствовала меня продавщица, она же тетка с крысой. – Здрасте, здрасте!

Она была уже не безымянной теткой, а Инной Степановной Дунудковой, что явствовало из бейджика, пришпиленного к карману ее форменного голубого халата.

— Приходите сегодня вечерком, – сказала Инна Степановна, укладывая хлеб с пластиковый пакет с надписью «Супермаркет Дворики». – У нас будет заседание женского клуба. Нам как раз нужен арбитр.

— Для чего?

— У нас будут конкурсы, а рассудить некому. Еще подеремся!

— А что за конкурсы? – спросил я, принимая пакет с хлебом.

— Борьба на руках, на ногах и вообще, кто дальше струю пустит.

При этом Инна Степановна смутилась, как девчонка, которую в первый раз пригласили на свидание.

— Струю? Тогда приду обязательно. Постараюсь быть объективным. Свисток, наверное, нужен? У Вас есть?

— Ну, «свисток» у Вас всегда при себе. Если не отвалился. Саночки верните только.

Когда мы купили у Инны Степановны телевизор «Вечер», она дала нам санки, чтобы отвезти его домой, а я их до сих пор не вернул.

— Извините. Привезу обязательно!

— Вот то-то! Жду!

Теперь у меня был повод прийти вечером в женский клуб. А вскоре появился и второй, куда более веский, чем первый.

Я вошел в дом, прошел сразу на кухню. Никого, только грязные тарелки. Это на Кристину не похоже, она обычно мыла посуду сразу. И я сразу начал ее подозревать. И искать.

Я нашел их в туалете. Стружкин построил туалет вместе с душевой кабиной, чтобы помыть органы и помыться самому, и они были там, Кристина и Сергей. Дверь кабины была распахнута, и из нее торчала Кристинина половинка, задница, в общем-то. Она стояла раком и сосала Сергею. Видимо, у него не стояло. Какой-нибудь Отелло выхватил бы меч, шпагу, кинжал и порешил обоих, но у меня был совсем другой «меч», и я его обнажил. Даже куртку не снял, только расстегнул...

Я не дал Кристине выплюнуть Серегин член, к тому же он крепко держал Кристину за голову, я просто засадил ей по самые «помидоры» и начал драть, грубо и безжалостно. Я держал ее за бедра и драл сзади, а Серега, закатив глаза, драл ее спереди, и, кажется, мы кончили одновременно. У Кристины текло, хе-хе, и спереди, и сзади, когда я вытер член Серегиным полотенцем, убрал член в джинсы, и бросил вышитый рушник Сереге. Рушничок и тройничок со странничком.

— Прикрой чресла! – сказал я Сереге.

Потом я прошел в кухню, нарезал свежайшего хлеба, намазал его маслом, приготовил три порции, и пока чайник закипал, начал есть. Вскоре заявились любовнички, и я сначала хотел устроить скандал и выставить Серегу на мороз, имел право, но, как оказалось, он тоже имел на Кристину право. Там, в Зоне, они все два года жили, как муж и жена. Возможно, Кристина-Геля все выдумала насчет шефа с «дубинкой» невероятного размера, а просто был Серега, сначала и до конца, пока Кристина Ковальчик ховалась в Зоне.

Серега схватил мятую пачку «Беломора», выудил кривую папиросу, прикурил и жадно затянулся. Мы не курили, ни я, ни Кристина, я протянул руку, включил вытяжку, и сизое облако потянулось к плите.

По Серегиному рассказу выходило, что он и Кристина встретились в Зоне отчуждения совершенно случайно. Скорее всего, так оно и было. Шли они с приятелем с завода «Юпитер», отягощенные драгметаллами в лигатуре, и у вечеру заглянули в деревне, где на камушке отдыхала Кристина, она же Геля. Я расслабленно сидел и слушал о том, как они выламывали серебряные контакты из реле и пускателей. Иногда попадались золотые, реже – палладиевые, но почти всегда радиоактивные. Металл набирает радиацию лучше всех других веществ, это всякий школьник знает, но и отдает тоже о-го-го как! А рюкзак удобнее всего помещать на пояснице, где, совсем недалеко почки и разные эректильные центры. Одни ученые говорят, что эффект вставания зависит от фантазии, другие – от того, что видит мужик – влажную щель со всем нутром, третьи, что совсем смешно – от наполненности мочевого пузыря и, даже, прямой кишки. Я так думаю, что от всего понемножку, и все теоретики спокойно могут идти в кассу получать денежки от статей в умных медицинских журналах.

А Серега получал деньги от перекупщика, который жил у самой границы Зоны. Тратить их в Зоне было особо не на что, только на жратву, курево, выпивку и разные таблетки от радиации. Так вот, тащились они с другом мимо деревни, а там на камушке грелась Геля. Дозиметр к тому времени сломался, и они двигались по наитию, избегая низин, где теоретически могла накапливаться радиация и совсем уж горячих мест, где стоял запах озона. «Как тут, можно переночевать? – спросил Серегин друг. – Ночь скоро!».

— А это к бабе Норе, – ответила девушка. – Я тут на подхвате.

На разговор вышла толстая женщина в сером, много раз стираном комбинезоне, резиновых сапогах и с двустволкой, из-под руки мрачно поглядела на парней и сказала:

— Переночевать, что ли?

— Ага! – ответил Сергей. – Это самое.

— А мне как раз огород вскопать надо, – сказала женщина. – И картохой засадить. Намек понятен?

— А как тут радиация? – спросил Серегин друг.

— А шут ее знает! – ответила женщина. – Живем вот, не сдохли, значит, небольшая. Тушенка есть? С каждого по банке.

Пока баба Нюра разжигала печь, они втроем чистили в котелок прошлогоднюю картошку.

— Баба Нюра, горит? – все спрашивала девушка.

А та отвечала:

— Нет, Гелечка, ни хрена! Все никак! Бензина бы плеснуть, да где его взять-то?

Был у них НЗ в виде бумажки с парафином, и Серега ее отдал, а Геля посмотрела на него, как ему показалось, с благодарностью.

Вот, совсем другое дело! – сказала баба Нюра и заметно повеселела.

Печь загудела, и котелок с картошкой перекочевал со стола на плиту. Были у них еще сухие пайки, у друга – американский, у Сереги – украинский, но они их решили поберечь, а вот жестянки с консервированным хлебом оказались на столе, застеленном чистой газетой «Две тысячи – Держава». Серега выхватил один лист и принялся читать последние новости прошлого года. Геля смотрела на него одобрительно, а баба Нюра не очень. Она стояла возле плиты и все тыкала сточенным ножом в картошку, чтобы та не очень разварилась. Было тихо, только гудела печь и скреблась в стене мышь. Баба Нюра отошла поправить ходики, а когда вернулась, картошка уже разварилась. Мышь перестала скрестись, вылезла из дырки, встала столбиком и начала принюхиваться.

— Вот ведь нечисть! – топнула ногой на нее баба Нюра. – И не боится!

— Мы сейчас суп-пюре сделаем, – предложил Серегин друг. – Раз картошка разварилась, вывалим туда тушенку и порежем луку, если есть.

— Это хорошая идея, – похвалила Геля, внимательно приглядываясь то к нему, то к Сереге.

Потом они ели суп-пюре картофельный, очень ароматный и сытный. Досталось даже мышке. Ей кинули тушеночный хрящ, она сначала спряталась под лавку, потом выбралась, обнюхала хрящик, посверкивая на людей глазками-бусинками, схватила его и утащила в норку. Мышь была не серая, а рыжая в полоску.

— Ишь ты, дитям, должно быть понесла! – восхитилась баба Нюра. – Мамаша!

Потом всех стало клонить ко сну, все легли, парни, не раздеваясь, на лавках в кухне, женщины – в горнице.

— А потом ко мне пришла Геля и увела во двор, – сказал Серега, закуривая очередную папиросу. – Пошли, говорит, я тебе огород покажу. Там все и случилось. Хотите, верьте, хотите бейте.

— Да, все так и было, – задумчиво сказала Кристина. – Рыжую мышь я помню хорошо.

Ну, не бить же его в самом деле! Мы не дикари какие-нибудь с каменными топорами. Да и вождь у них был. Беспредела не допустил, это точно!

— Знаешь, Серега, – с чувством сказал я. – Валил бы ты... на юг. Там в феврале уже весна! Вот переночуешь, и вали.

— А где лечь?

— Я покажу! – поднялась Кристина.

— Хрена, я покажу, фальшивоминетчица! Приговариваю тебя к мытью посуды.

На второй этаж мы поднимались медленно, и Серега-путник успел рассказать еще кое-что:

— Знаешь, я ведь ее искал семь лет. После той ночи в огороде. Баба Нюра сказала, что ушла и показала на юго-восток. Был в России, потом в Белоруси, затем на Украине, потом опять в Зоне. А она, видишь, как...

— Я тебя на ночь запру, – сказал я Сереге. – Ночная ваза под кроватью, вода в графине на столе. А утром чтобы твоего духу не было. У нас все давно наладилось. Опоздал ты, Серега. Сильно опоздал...

— Ладно, – ответил путник. – И на том спасибо!

Когда он улегся, я, как и обещал, его запер наверху, вернулся к Кристине и положил ключ на стол. «Будет стучать, поднимись, посмотри, – сказал я ей. – А я пойду, саночки отвезу. Обещал!».

Она сидела и вязала носок. И только кивнула в ответ.

87776   18 134   +9.86 [21] Следующая часть