***

Я позвонил Пенни, и она согласилась пройтись со мной по магазинам. Я хотел, чтобы она присутствовала при покупке камеры.

Мы прекрасно провели время, и мне было так удобно быть с ней, обнимать её, когда хотелось, иногда целовать. Поглаживать её по попке. Мы мало говорили о прошедшем дне. В данный момент важно было будущее.

Я взял её посмотреть на камеры, и ей определенно было любопытно.

— Хочу ли я знать, для чего это? — спросила она.

Я дразняще усмехнулся.

— Ты знаешь, для чего.

Она покраснела.

— Я не говорила, что будет еще один сеанс.

Я повернулся и крепко поцеловал её, удивив её.

— Твой последний фильм был удостоен премии "Оскар". Он стал огромным хитом.

Она прислонилась головой к моему плечу:

— Не здесь, Джереми. Пожалуйста. Не ставь меня в неловкое положение.

— Конечно, нет. Помоги мне выбрать самую лучшую. Мне нужна стабилизация изображения, чтобы кадры не были такими зыбкими, был удобный зум и крупный план, а также очень хороший автофокус.

Мы играли с камерами, делая пробные снимки. Ей это нравилось, она дразнила меня. В конце концов мы нашли тот аппарат, который понравился нам обоим больше всего. Он стоил почти 400 долларов, немного больше, чем я сказал папе. Я был готов доплатить разницу, если понадобится.

Я достал камеру и снял, как она обедает. Сначала она стеснялась, но потом начала дразнить меня, играя со своей едой, просовывая картошку фри между губами, облизывая чипсы и стоная от удовольствия.

— Господи, Пенни. Продолжишь в том же духе, и мне придется трахнуть тебя здесь.

— Им действительно понравилось видео? — спросила она, застенчиво ухмыляясь.

— Охуенно. Я и понятия не имел. — Я наклонился вперед, мой голос был чуть больше, чем шепот. — После того как они посмотрели его в первый раз, папа заставил маму отсосать ему, пока он смотрел. Он держал телефон прямо возле её головы, а в конце кончил ей на лицо, прямо как на видео.

Она была явно возбуждена и ерзала на своём стуле.

— Ты смотрел на это?

— О да. Тот момент, когда ты сказала маме, что позволишь ей вылизать твоё лицо? Клянусь, у него чуть не случился сердечный приступ.

— Двадцать лет, чтобы наверстать упущенное? — спросила она, лукаво усмехаясь.

— Я сказал им, что это не займет и двадцати дней. Папа до сих пор не до конца уверен. Не то чтобы ты была менее впечатляющей, просто мама так хороша.

— Господи, Джереми! Насколько она хороша?

Я пожал плечами.

— Выглядело охрененно хорошо. Папа — эксперт.

Она отодвинула свой поднос.

— Теперь между нами всё хорошо, правда? Лучше, чем когда-либо. Я знаю, ты тоже это чувствуешь.

Я кивнул.

— Всё кажется таким правильным, когда ты рядом. Бродить с тобой всюду, никаких странностей, никакой неопределенности. Это так чудесно.

Она усмехнулась.

— Это же так, правда? Сейчас я счастлива. Действительно счастлива. Спасибо тебе.

Мы поставили подносы, и я обнял её.

— Прости меня за то, что я так долго был таким глупым?

Она нежно поцеловала меня.

— Если ты меня простишь.

— Договорились. Я люблю тебя, Пенни.

Её глаза широко раскрылись.

— О, Джереми. Я тоже тебя люблю. Очень сильно.

Я долго обнимал её. Наконец она отстранилась.

— Из-за тебя я опять опоздаю. Я сказала маме, что буду дома к двум часам, у нас назначена встреча.

— Мы можем увидеться позже?

— Я приду, как только смогу. Наверное, около шести. Поужинаем?

Я кивнул.

— И десерт.

***

Я высадил её у двери её дома и поцеловал, прежде чем она ушла.

— Я люблю тебя, — тихо прошептала она.

Я сам удивился, что сказал это первым. Я не любил её, как маму или даже как тетю Мари. То, что я чувствовал к ней, отличалось от всего, что я когда-либо чувствовал раньше. Это было хорошо и по-настоящему, и если это не было любовью, то было так близко, как никогда раньше.

Поэтому я почувствовал себя немного виноватым, когда схватил телефон.

— Тетя Мари? Ничего, если я приеду ненадолго?

— Дай мне минут двадцать, хорошо, красавчик?

***

Тетя Мари открыла дверь в самой сексуальной вещи, которую я когда-либо видел. Кружевная и прозрачная, она едва прикрывала её, а то, что прикрывала, скорее подчеркивала, чем скрывала.

Я обнял её и поцеловал. Она была чертовски сексуальной, её большие сиськи так и просили внимания.

— День в нашем распоряжении, сладкий, — сказала тетя Мари. — Пойдём играть.

Я последовал за ней в спальню. Я бывал там много раз, но никогда не был с такими целями. Она приобрела совершенно иной смысл. Огромная двуспальная кровать с четырьмя столбиками. Зеркало в комоде и зеркала в шкафу, которые видны с кровати. Матрас с толстой подушкой, красивое покрывало, откинутое на одну сторону, гладкие атласные простыни. При одной мысли об этом у меня встал.

Тетя Мари взяла у меня из рук сумку и поставила её на прикроватную тумбу. Она начала расстёгивать пуговицы на моей рубашке.

— Правила?

Я кивнул.

— Те же. Ну, немного больше.

Она поцеловала мою грудь, стягивая рубашку, и опустилась на колени, расстёгивая мои брюки.

— Мы можем их немного изменить. Никто не должен знать, — тихо сказала она.

Я провёл пальцами по её волосам.

— Как будто ты не расскажешь маме, — сказал я.

— Нет, если ты не хочешь, чтобы я рассказала, — ответила она, стягивая мои штаны до лодыжек и помогая мне выйти из них.

— Хотел бы я в это поверить, — сказал я.

Она спустила мои боксеры, освободив мой твёрдый член. Взяв его в руку, она погладила его, а затем взяла головку в рот, чтобы быстро и легко пососать.

— Я могу хранить секреты, Джереми. Могу. Спроси своего папу.

Спросить папу? Чёрт.

Я поднял её на ноги и снова обнял. Я наклонил её подбородок и нежно поцеловал.

— Я так люблю тебя, тётя Мари.

— Я люблю тебя, Джереми. Так сильно, как никогда никого не любила.

Я распахнул кровать и притянул её к себе.

— Расскажи мне о себе и маме. Обо всём.

Она напряглась, внезапно занервничав.

— Что она сказала?

— Многое. Всё о твоём прошлом. Я хочу услышать это от тебя.

Она склонила голову.

— Я не могу, Джереми. Пожалуйста, не спрашивай меня.

— Почему?

Она тяжело вздохнула, прислонившись ко мне.

— Мне стыдно.

— Я люблю тебя. Ты знаешь это. Я знаю, что ты сделала. Теперь я хочу знать, как мы собираемся всё исправить. Раз и навсегда.

Она вырвалась из моих объятий и легла обратно на кровать, закрыв лицо руками.

— Я не знаю, сможем ли мы. Я бы хотела, чтобы мы смогли. Хотела бы.

— Мы можем, и мы сделаем это. Я помогу. Я сделаю всё, что в моих силах. И папа тоже. Но сначала ты должна мне всё рассказать.

Она повернулась ко мне, обнимая меня.

— Разве мы не можем просто повеселиться?

— Я не хочу веселиться. Я хочу тебя. Всю тебя. На всё время. Этого не будет, пока мы не уладим твои с мамой отношения.

— И если мы сможем всё уладить?

— Ты будешь моей полностью.

Я слушал, как тётя рассказывает свою версию. О своей ревности. Красивая Элис, идеальная Элис, папина любимица, которая не могла сделать ничего плохого. Хорошие оценки, никогда не попадающая в неприятности, с которой невозможно сравниться, что постоянно делали их родители. Почему она не может быть больше похожа на Элис? Почему она не может усерднее работать в школе? Почему она не может делать то, что ей говорят? Держать свою комнату в чистоте. Правильно одеваться. Приходить вовремя. Не попадать в неприятности. Завести хороших друзей. Как у идеальной Элис.

Тётя Мари бунтовала. Дурачилась. Задерживалась допоздна. Принимала наркотики. Прогуливала школу. Напивалась. Одевалась как шлюха. Плохая Мари, распутная Мари, глупая Мари — она слышала это постоянно.

Она делала всё возможное, чтобы соответствовать этому образу.

Уводить маминых парней было так просто. Мама тушевалась. Мари же давала им один взгляд на свои сиськи, тащила их в свою комнату и трахала. Неважно, были ли в доме её родители. Однажды она увела маминого парня, пока её сестра готовила ужин.

Они были ей не нужны. Она даже не оставляла их надолго. Достаточно, чтобы утереть маме нос.

— Зачем? — спросил я. — Это была не её вина.

— Теперь я это знаю. А тогда она просто выводила меня из себя. Почему она не могла облажаться хотя бы раз? Получить отстранение от занятий. Принести домой «четвёрку». Гулять после комендантского часа. Хотя бы накуриться или напиться. Что-нибудь. Даже то немногое, что она делала неправильно, сходило ей с рук. Это было несправедливо.

— Она разбила машину нашей мамы, знаешь? Проехала на красный свет. Пришлось ехать в больницу. Все так волновались за неё. Обращались с ней как с принцессой. А я врезалась в столб, и меня на месяц лишили прав на вождение. Боже, иногда я её ненавидела.

— Папина дочка. В его глазах она была идеальной. Она играла с ним. Даже в восемнадцать лет она всё ещё постоянно сидела у него на коленях, смотрела телевизор, читала книгу. Он обнимал её. Целовал её на ночь. Когда я пыталась его обнять, он отстранялся. Если я садилась к нему на колени, он терпел это несколько минут, а потом говорил, что я слишком тяжёлая. Мама злилась на меня. Я поняла это позже. У него вставал, когда держал меня на коленях. Это была не милая невинная Элис, по крайней мере, тогда я не могла этого понять.

Она посмотрела мне в глаза.

— Они не любили меня. Только свою принцессу. Потом Дженни, конечно, их милую малышку. Я же была проблемным ребёнком, и у них было очень мало терпения на грустную, растерянную девушку-подростка.

Я обнял её. Она говорила так грустно, как будто это всё ещё причиняло ей боль.

— Это их потеря. Ты замечательный, любящий, щедрый человек, и я не позволю никому сказать иначе.

Она лежала в моих объятиях, дрожа, вспоминая плохие дни. Это разбило мне сердце. Счастливая, весёлая, любящая тётя Мари, нелюбимая, грустная и растерянная, проблемный подросток. Я не мог примирить эти два образа.

Я сел и начал снимать её наряд.

— Давай снимем это с тебя. Стыдно прикрывать какую-то часть твоего потрясающего тела.

Она хихикнула.

— Это всё, что у меня было, знаешь ли. Единственное, чем я могла превзойти её. Мальчикам всегда нравилось моё тело. Всем им. — Я снял с неё наряд и притянул её к себе.

— Понятно, почему. Чертовски эффектное. Лучшие сиськи в мире.

Она сжала меня в объятиях.

— Видел бы ты их двадцать лет назад, милый. Тогда они были действительно впечатляющими. Неотразимыми. Для всех. Кроме твоего папы.

— Он считает их потрясающими. Лучшими на свете. Сам мне об этом говорил.

Она подняла на меня глаза.

— Правда? Я знаю, что они ему нравятся. Я вижу, как он смотрит на меня.

— Он говорил мне, как завидует, что я могу делать то, что мы с тобой делаем. Как бы он хотел поменяться со мной местами... если бы не мама.

— Как много он знает? — нервно спросила она.

— Всё.

— Она бы ему рассказала, — сказала тётя Мари, и в её голосе прозвучало раздражение.

— Я рассказал ему всё. Каждую мелочь. Какие у тебя сиськи. Как ты кончила для меня. О том, как я кончил тебе в рот в тот первый раз. Каково это — обнимать тебя, играть с тобой, целовать тебя.

Она зарылась головой в моё плечо.

— Джереми, как ты мог?

— Он хотел, чтобы я был с тобой. Он сделал всё, чтобы ты сидела у меня на коленях. Он ехал по каждой чёртовой кочке на дороге, чтобы мы могли повеселиться. Он бы позволил мне ехать с тобой всю дорогу домой, если бы Колин не был так чертовски резв с мамой.

— Правда? Он хотел, чтобы я была с тобой?

— Он так и сказал. И ещё он хотел бы поменяться со мной местами.

— Я не думала, что очень нравлюсь ему.

— Он любит тебя. Как и я тебя. Но он любит и маму, и знает, что с ней будет, если всё будет так, как у нас сейчас. Вот почему мы собираемся всё исправить. А потом я отдам тебя ему.

— Он не возьмёт меня, — нервно сказала она.

— Возьмёт. С маминого благословения, когда я закончу.

— Ты правда так думаешь?

— Расскажи мне о себе и о нём. О том первом разе.

Она ласкала мой член, заставляя его наливаться кровью и вставать.

— Он был не такой, как остальные. Старше, увереннее, мужественнее, чертовски красив. Лучше, чем она заслуживала. Да, я захотела его, как только увидела. Я захотела забрать его у неё и оставить себе. Не так, как других. Я полюбила твоего отца с первого взгляда на него.

— Я делала всё, что могла. Тёрлась об него, показывала ему свои сиськи, даже залезла с ним в душ. Он сначала не понял, что это я, назвал меня Элис и сказал, что нам ещё нельзя. Я оказалась у него за спиной, обхватила его огромный член и начала гладить его, тереться сиськами о его спину, целовать его. Он застонал и прислонился к стене, позволяя мне дрочить его.

Тётя гладила меня, глядя вниз на мой член.

— Боже, ты так похож на него тогда. Просто невероятно. — Она наклонилась и пососала у меня. — Я должна была сделать это с ним. Я должна была отсосать ему. Я не делала этого в те дни. Никогда. Сисек и киски было достаточно. Или я так думала.

Она забралась на меня сверху и нежно поцеловала меня.

— Я должна была заставить его кончить. Вместо этого я развернула его и притянула к себе для поцелуя, схватив его руки и положив их на свои сиськи. Я была уверена, что это всё, что ему нужно. Овладеть этими малышками, и он будет моим.

Тётя Мари сидела, выставив передо мной свои сиськи.

— Неотразимые, да? Он сопротивлялся. Он отталкивал меня. Он был нежен, надо отдать ему должное. «Нет», — твёрдо сказал он. Я обняла его, схватила его член, поглаживая его. Он застонал. «Мы не можем. Она твоя сестра», — сказал он мне.

— «Мы можем», — сказала ему я. — «Всё, что захочешь. Прямо сейчас, если хочешь. Ты можешь трахать меня сейчас и всю ночь напролёт», — сказала я. Я почти добилась его. Я была так близка. Он толкнул меня на колени. Я знала, чего он хочет. Но я не стала этого делать. Я гладила его член, тёрлась сиськами о его ноги. «Трахни меня», — умоляла я.

Она наклонилась, её сиськи свисали вниз и касались моей груди.

— Мы были так близки, — сказала она. — Я гладила его член, а он смотрел на меня своими голодными глазами. «Отсоси мне», — сказал он. Я была чёртовой идиоткой. «Я этого не делаю», — сказала я ему. Он уставился на меня. Он схватил меня за волосы и откинул мою голову назад. Он взял в руку свой большой хуй, быстро поглаживая его, и захрипел, кончая мне на лицо, шлёпая меня им по щекам, когда кончил, и потирая головку о мои губы. «Элис делает», — сказал он. Он поднял меня на ноги и повернул лицом к душевой лейке, смывая с меня свою горячую сперму и сжимая мои сиськи. Затем он вытолкнул меня из душа, обнажённую. «Больше так не делай», — сказал он мне. Боже, Джереми, мне было так стыдно. После этого я хотела его как никогда. Я хотела, чтобы он засунул свой хер мне в рот и заставил меня сосать его. Мне нужно было, чтобы он использовал меня. Но вместо этого я его потеряла.

Она снова легла на меня, прижавшись промежностью к моему твёрдому члену.

— Ублюдок пошёл и сказал ей, что я приставала к нему, залезла с ним в душ. Он не упоминал, что просил меня отсосать ему или кончить мне на лицо, не так ли? Не упоминал, что играл с моими сиськами. Видишь, я умею хранить секреты. За двадцать лет ты единственный человек, которому я рассказала об этом.

Она вздохнула.

— Я больше не пыталась. Я позволила ей заполучить его. За всё это время я ни разу не сделала к нему шаг.

— Ты всё ещё любишь моего папу, не так ли?

Она кивнула.

— Всегда любила. Всё, чего я всегда хотела от мужчины, но так и не получила. Это несправедливо, Джереми.

— А что бы ты с ним сделала, если бы мама разрешила?

Она нежно поцеловала меня в шею.

— Всё. Всё, что он захочет. Всё то же самое, что я бы сделала с тобой, если бы мы могли. Если бы ты захотел.

Я обнял её голову и нежно поцеловал в губы.

— Ты думаешь, я не хочу тебя?

— Недостаточно, я думаю. Ты мог бы сейчас заниматься со мной, делать всё, что захочешь. То, что я никогда не делала ни с кем другим.

— Тётя Мари, я люблю тебя, но ты не продумываешь всё до мелочей. Мы могли бы сделать это сейчас, сделать всё. Мне бы это понравилось. Рано или поздно мама узнает. Возможно, Колин и папа тоже. И всё было бы кончено, разрушено, навсегда.

Я снова поцеловал её, медленнее, глубже, лаская её мягкое тело.

— Или... мы можем поступить умно, перехитрить маму и папу и делать всё, что хотим, со всеми, с кем хотим, столько, сколько хотим, и все мы будем счастливы вечно. Чего ты хочешь?

— Ты думаешь, это возможно? Правда? — неуверенно спросила она.

— Думаю. На что ты готова пойти, чтобы всё получилось?

— На всё, что угодно, Джереми. Клянусь. Чего бы это ни стоило.

— Ловлю на слове. — Я отстранил её от себя и передал ей её сексуальный пеньюар. — Надень его обратно. Пора начинать.

Она посмотрела на меня в замешательстве, натягивая наряд обратно через голову.

— Что начинать?

Я открыл сумку, которую принёс с собой, и достал камеру.

— Пора нам с тобой снимать кино. Специальный фильм только для папиных глаз. Ты расскажешь ему обо всём, что ты бы сделала для него, если бы могла, и попросишь его помочь воплотить это в жизнь.

— Если Элис увидит это, она убьёт нас всех.

— Нет. Когда она это увидит, то поймёт. А теперь встань у меня между ног и представь, что я — это он. Скажи ему, чего ты хочешь, как давно ты его хотела, что ты сделаешь для него, если тебе дадут шанс. И умоляй его о помощи.

Я ожидал небольшого отпора, а не полной капитуляции. Она встала на колени перед зеркалом и распустила волосы. Поправила свой сексуальный наряд и переместилась между моих ног. Член был полутвёрдым, но я подозревал, что она легко это исправит.

— Готов? — спросила она, садясь. — Камера здесь, чтобы начать, хорошо?

— Готов. — Я нажал на кнопку записи. — Запись, — прошептал я, подставляя её красивое лицо на дисплее.

— Гарольд? Это я. Думаю, я должна перед тобой извиниться. Даже больше, чем за одно. — Она зачесала волосы назад. — Двадцать лет назад. Я была плохой. Я пыталась увести тебя у Элис. Мне это не удалось. Я делала это раньше и была уверена, что смогу сделать это снова. Но ты был другим. Я поняла это, когда впервые увидела тебя. Другим во всех отношениях. Не таким, как те мальчишки. И с ней тоже. Я не была готова к такому, как ты.

Я увеличил изображение, показывая в кадре не только её лицо, но и её потрясающие сиськи.

— Прикоснуться к тебе в душе, почувствовать тебя, я не могу этого забыть. Каким ты был, твой твёрдый член в моей ладони. — Она опустилась ниже и взяла мой член в руку, поглаживая его. Я постарался, чтобы камера сняла всё это. — Прижимаясь телом к твоей гладкой, скользкой коже, чувствуя, как он быстро становится твёрдым. Таким большим в моей руке. — Она посмотрела вниз на мой член, крепнущий для неё. — У меня никогда не было такого большого. Я хотела его. Я хотела, чтобы он был во мне, растягивал меня. Мне кажется, я никогда ничего так сильно не хотела. Правда, сначала я просто хотела забрать тебя у Элис. Я знала тебя не больше пары часов, прежде чем поняла, что это нечто большее. Я захотела тебя больше, чем кого бы то ни было.

Она села и сняла топик, держа свои сиськи для камеры, а затем вернулась к поглаживанию моего хера. Чёрт, она была такой горячей.

— Я знала только один способ завести парней. Показывать им сиськи и трахать их. Я набросилась на тебя, и на мгновение мне показалось, что я тебя заполучила, так ты смотрел на меня. Ты толкнул меня на колени и велел сосать. Я не сделала этого и потеряла тебя.

Она опустила голову к моему члену и поцеловала его.

— Я хотела бы поступить по-другому. Я бы хотела взять этот твой толстый хуй и обхватить его губами. Я бы сделала это снова, если бы могла. Я бы сделала всё, что ты попросил. Всё, что ты захочешь. Я позволила лучшему мужчине, которого я когда-либо встречала, ускользнуть от меня, потому что я была глупой, незрелой, испуганной девочкой. Вот о чём я жалею, что не сделала этого.

Тётя Мари медленно лизала мой член, глядя в камеру. Она поцеловала головку и тихо застонала, когда взяла член в рот, дразня языком и посасывая последние несколько дюймов. Она нежно поглаживала меня. Она никогда не была такой раньше. Она занималась любовью с моим членом, нежно, с обожанием. Это была совсем другая тётя Мари. Папина Мари. Если бы он захотел её.

Я позволил ей действовать, медленно сводя меня с ума. Я сосредоточился на её рте, который скользил вверх и вниз по моему стволу, оставляя за собой скользкий блеск, когда она тянулась вверх. Она впивалась зубками в мою кожу, вызывая дрожь, царапала ноготочками, дразнила языком.

— Я умоляю тебя кончить для меня, Гарольд. Кончить мне в рот. Ты мог бы быть моим первым. Должен был стать моим первым. Наполнить мой рот своим восхитительным кремом. Я так сильно этого хотела. И до сих пор хочу. — Она крепко засосала, с шумом отрывая рот от члена. — Кончишь для меня, Гарольд? Дашь мне попробовать тебя на вкус?

Она снова стала сосать мой член быстрее, её рука быстро двигалась по нему, отчаянно желая получить моё семя. Мари подняла голову и посмотрела в камеру, её глаза были умоляющими. Член затвердел у неё во рту до каменного состояния, я был близок к концу, и она отвечала на это стонами. У неё был замечательный ритм: может быть, десяток засосов головки, прежде чем прижать член к задней стенке горла и удерживать там несколько секунд. Она отстранялась, облизывала ствол и повторяла всё сначала. Она сводила меня с ума.

— Дааа... — застонала она, поглаживая меня, держа головку на краю рта, за мгновение до того, как я кончил. Я тоже застонал, выплёскивая струйку за струйкой в эту дразнящую тёплую дырочку. Она нежно обсосала член, пока я не прекратил извергаться, затем отпрянула, показав рот, полный моей спермы. Она провела по головке языком, затем откинула голову назад и сглотнула. Открыла рот снова, и было видно, что проглотила почти всю сперму. Она улыбнулась, снова взяла мой член в рот и вытащила его, грязный от моей спермы. Она втянула его обратно, очищая, и, когда снова открыла рот, он был пуст.

— Я бы делала это для тебя, если бы могла. Так часто, как ты захочешь. Не для кого-то ещё, кроме тебя и твоего мальчика. Но для тебя, Гарольд — всё, что угодно. — Она встала и облокотилась на меня, выставив свои сиськи. — Они будут твоими. Полностью. Целуй их, лижи их, соси их, трахай их. Всё, что захочешь. Люби их или издевайся над ними, я не буду жаловаться. — Она подалась вперёд, а затем откинулась назад и раздвинула ноги.

— И это тоже будет твоё, Гарольд. Моя горячая маленькая киска. Поверь мне, когда я говорю, что она горячая. Может, я и не сосу так хорошо, как Элис, но тебе это понравится. Это так же волшебно, как её губы. И она была бы полностью твоей, если бы мне позволили. — Она потёрла её, раздвигая губы киски, демонстрируя свой клитор. — Ты мог бы трахать меня сколько угодно. Как и моя сестра, я никогда не откажу тебе ни в чём.

Тётя Мари перевернулась, встала на колени, подставив свою попу камере.

— Я знаю, что она не такая красивая, как у Элис, но она твоя, если хочешь. Здесь я девственница. Твоя девственница. Если бы мне позволили, я бы умоляла тебя выебать моё грязное маленькое очко и сверлить его, пока я не закричу. Научи меня тому, чего мне не хватало все эти годы. — Она прижала палец к своему анусу и застонала, когда он медленно погрузился внутрь. — Вот так. Больше всего, что когда-либо туда входило. Это испугало бы меня, но я бы взяла твой большой толстый сочный хуй и вогнала его в себя до самого корня. Я бы кричала, плакала и страдала. Я бы умоляла тебя наполнять мою жопу снова и снова, пока я не смогла бы больше терпеть. Если бы мне только разрешили.

Она перевернулась на спину и снова забралась мне между ног, снова поглаживая мой член.

— Я была бы твоей, Гарольд. Как бы ты меня ни хотел. Двадцать лет я вела себя хорошо, с тех пор как ты отверг меня. Я любила и хотела тебя с того самого момента. Двадцать лет, и я никогда не приставала к тебе, как бы мне этого ни хотелось. Я люблю свою сестру и не причиню ей вреда. Я никогда не изменю ей с тобой. Никогда. Но если бы она позволила мне, я бы стала тем, кем ты захочешь. Всё, что вы оба мне позволите — я сделаю, клянусь, чтобы стать большей частью вашей жизни.

Она сосала мой член, тёрлась о него лицом.

— Я люблю твоего сына, ты знаешь это. Я никогда этого не скрывала. Я обожаю его. Он так похож на тебя. Я знаю, Элис думает, что я пыталась забрать его у неё, но это не так. Я знаю, что я не смогла бы. Я бы даже не пыталась. Я лишь хочу разделить его с вами, разделить с вами обоими.

Она посмотрела в камеру, её глаза блестели.

— Пожалуйста, Гарольд. Помоги мне. Я хочу, чтобы между мной и Элис всё наладилось. Я сделаю всё, чтобы вернуть её доверие. Пусть она знает, что я была хорошей все эти годы. И что я не предам её. Помоги мне, Гарольд. Никто, кроме тебя, не мог бы повлиять на неё. Впустите меня в свою жизнь. Позвольте мне участвовать в ней. Позвольте мне разделить вашу постель. Вашу любовь. Обещаю, я никогда не заставлю тебя пожалеть об этом, и я буду той, кто тебе нужен, кем ты захочешь меня видеть. Полностью твоей. Игрушкой любви для твоей семьи.

Она сладко сосала у меня, закрыв глаза, с любовью. Она подняла голову.

— Все думают, что я сильная женщина. Это не так. Мне нужен сильный мужчина. Кто-то, кто будет заботиться обо мне и жёстко использовать меня. Дисциплинировать меня, когда мне это нужно. Награждать меня тогда, когда я хорошо себя вела. Я не слишком гордая, чтобы просить. Будь таким мужчиной для меня, Гарольд. Помоги мне с сестрёнкой, чтобы я могла стать твоей маленькой шлюшкой. Пожалуйста, я умоляю. Никто не сравнится с тобой. Я знаю это. Сделай меня своей. — Она снова принялась сосать мой член.

Спустя ещё несколько секунд она приподнялась.

— Снято! — усмехнулась она. — Что ты думаешь?

— Я думаю, это было потрясающе. Скоро, очень скоро ты будешь лежать на мне, мой хуй будет зарыт в твоей волшебной пизденке, о которой я так мечтал, а папа будет ебать твою девственную жопку. С маминого благословения.

— Боже, надеюсь, ты прав.

— Я прав. Готова к видео номер два?

— Второму? — спросила она.

— Где ты убеждаешь маму. Это будет намного сложнее.

Труднее и сложнее. Мы перебрали три варианта, прежде чем решили, что всё правильно, а потом переделали последний вариант, пока оба не остались довольны.

Довольны — не совсем верное слово. Обнажать душу так, как это сделала она, было больно, и она плакала в моих объятиях. Я нежно обнял её, укачивая и напоминая, как сильно я её люблю. Я перевернул её на спину, и мой стоячий как камень член прижался к ней. Я потянулся вниз и потёрся головкой члена о губки её киски, открывая её.

— Я готов нарушить правила ради тебя, тётя Мари, если ты хочешь.

Она покачала головой.

— Боже, Джереми. Я так хочу этого, но не могу. Не после этого. Я не могу так предать её.

Я улыбнулся.

— Правильный ответ. Я дам ей знать. Скажу, что пытался, а ты отказалась. Это должно помочь.

Она сердито посмотрела на меня.

— Ты меня проверял?

— Конечно. Я люблю тебя, но я должен был знать. Я буду наслаждаться тем, что ты у меня дома, моя маленькая игрушка для ебли. Конечно, нам придётся решить, что делать с Колином.

Она улыбнулась мне и притянула меня к себе для поцелуя.

— Ты всё придумаешь. Ты самый умный из всех нас. Я знаю, что ты справишься. Я доверяю тебе.

Я встал и сел рядом с ней, лаская это удивительное тело.

— Мне нужно идти. Я собираюсь привести всё в движение. Возможно, всё будет плохо, но я так не думаю. Мы должны попытаться. Я это знаю.

— Я буду здесь, когда понадоблюсь тебе.

— Ты нужна мне всегда, тётя Мари. Пора идти и убедиться, что ты мне нужна. Пожелай мне удачи.

— Удачи, сладкий мой. Я люблю тебя.

— Я знаю. Тебе стоит начать практиковаться в открытии своего заднего прохода. Папа очень скоро начнёт им активно пользоваться.

Она усмехнулась.

— Я посмотрю, что у меня получится. Ты тоже собираешься им пользоваться?

— Постоянно. Мы с папой будем драть тебя в жопу, пока ты не вырубишься. Возможно, даже и после. Приготовься.

Она кивнула.

— Сейчас я пойду по магазинам. Думаю, мне нужны новые игрушки. Дай мне знать, как всё пройдёт. Не оставляй меня в неведении.

— Конечно.