***

Мы всегда ужинали довольно рано, и этот вечер не был исключением. Папа вернулся домой и переоделся в свой домашний костюм, а мама наносила последние штрихи на ужин. Я накрыл стол на кухне, где мы и ели большую часть времени, не в силах удержаться от того, чтобы не пялиться на мамину задницу при каждом удобном случае. Черт, я был так близок к этому.

На ней были светло-серые штаны для йоги, такие узкие, что они сползали по ее попе, и, когда она наклонялась, я мог видеть идеальные очертания ее невероятной киски. Было очевидно, что на ней нет трусиков. Это была мама, которую я не знал и не узнавал. Моя мама никогда бы не надела такие штанишки, чтобы кто-то мог её увидеть. Черт, я даже не был уверен, что тетя Мари смогла бы.

Мама была фанатиком йоги и ходила в студию почти каждый день. В основном по утрам, но пару раз в неделю она ходила вечером, а иногда и одновременно. Мне нравились ее штаны для йоги, но обычно она носила черные и никогда не была в таком обтягивающем белье. Эти были практически непристойными. Боже, благослови ее.

Когда отец спустился, она склонилась над духовкой, проверяя жаркое. Он подошел к ней сзади, явно любуясь ее задницей. Он провел рукой по ее попке, по щели и скользнул между ног.

Мама тяжело задышала, оглядываясь на него, и дразняще покачивала бедрами.

— Гарольд... — предупредила она его, оглядываясь на меня.

Папа посмотрел на меня через плечо, подмигнул и шлепнул маму по заду.

Господи. Теперь мы были на новой территории.

Мама и папа держали свои интимные отношения за закрытыми дверями, за исключением обычных поцелуев при приветствии и вечерних объятий. Я никогда не видел, чтобы он так ласкал ее. Мне казалось, что он претендует на нее.

— Как прошла разделка мяса? — спросил он меня, садясь за стол.

— Неплохо. Сделал, наверное, четверть. Колин не очень-то помогал, у него нет крепкого желудка.

Мама повернулась ко мне.

— Принеси отцу пиво из гаража.

Я сбегал к холодильнику с пивом и вернулся с "Шайнером". Его ежедневным пивом. Войдя на кухню, я остановился. Мама, наклонившись, глубоко целовала отца, а его рука снова была у нее между ног. Когда она отстранилась, я увидел, что она покраснела.

— Вот как надо приветствовать своего мужчину дома, — усмехнулся он, протягивая мне руку за пивом.

Я не мог не смотреть на маму. В дополнение к почти нарисованным штанам для йоги на ней был белый обтягивающий спортивный топ, а ее соски были такими твердыми, что я мог видеть очертания ее ареол. Это было охренительно.

Мама подала ужин, и мы поели, непринужденно разговаривая о том, как привести себя в порядок после поездки. Предстояло еще много работы: разделка скота, чистка и обслуживание оружия, работа с машинами и многое другое. Мне не очень хотелось этого, но я должен был признать, что лето в хижине стоило всех этих хлопот и до, и после.

— Ты идешь в студию? — спросил папа, комментируя мамин наряд.

— Если ты не против. Прошло уже больше недели. Ты же знаешь, какая я бываю, — ответила мама.

— Давай. Мы с Джереми закончим с мясом. Не беспокойся о посуде, мы о ней позаботимся, — сказал он ей.

Она взглянула на часы.

— Мне пока не нужно уходить, я могу её помыть.

Отец покачал головой.

— Глупости. Я знаю, что ты любишь приходить пораньше. Иди.

Мама убрала со стола свою посуду, потом подошла и поцеловала меня в щеку. Она повернулась и поцеловала папу, и этот поцелуй был почти так же хорош, как тот, который я прервал. Черт, они были в прекрасном настроении.

Как только мама ушла, папа поручил мне мыть посуду, а сам занялся гаражом. Я был счастлив работать отдельно от него. Я нервничал из-за того, что произошло с мамой и тетей Мари и что он об этом знает. Я решил, что его поведение с мамой в тот вечер должно быть как-то связано с этим.

Я не мог провести весь вечер за мытьем посуды и вскоре был уже в гараже, возвращаясь к разделке мяса. Было интересно наблюдать за работой отца. То, на что у меня уходило полдня, он мог закончить за считанные минуты.

— Не стой здесь, — говорил он, — работай.

— Я буду только мешать тебе. В одиночку ты закончишь в два раза быстрее.

— Да. Но мы говорим не о том, как что-то закончить быстрее. Единственный способ научиться — это влезть туда, испачкать руки и выложиться по полной.

Он наблюдал за моей работой, не спеша давать советы, скорее показывая, как это делается, а затем поправляя мою работу. Его работа с ножом выглядела такой гладкой и легкой.

— Не представляю, как я смогу делать это так же хорошо, как ты, — признался я.

Он рассмеялся.

— Мы теперь соревнуемся? У меня было гораздо больше практики. Все, чего я хочу, — это чтобы ты выкладывался на полную, учился на своих ошибках и никогда не довольствовался тем, что достаточно хорошо.

Он показал мне свой мизинец на левой руке, на котором отсутствовал последний сустав.

— Скорость — это не главное. Если торопиться, можно все испортить. Я понял это на собственном опыте. Я лишь молюсь, чтобы ты научился на моих ошибках.

— Если скорость — не главное в игре, то почему ты так чертовски быстро заканчиваешь? — спросил я, лишь наполовину шутя.

— Главное — мастерство. Навыки становятся второй натурой, автоматической способностью делать что-либо так же естественно, как дышать, а скорость приходит сама собой. Ты можешь закончить быстро, а можешь тянуть до тех пор, пока не захочешь. Ты можешь сделать "достаточно хорошую" работу, а можешь достичь совершенства. Сосредоточься на мастерстве, а не на скорости.

Мы уже сделали всю черновую работу в поле: сняли шкуру, выпотрошили свинью и разрезали ее на три части — плечо, туловище и задние конечности — для транспортировки.

Я работал ножом по кости, поворачивая рукоятку, чтобы направить лезвие близко к кости, но не зацепить ее. Когда я делал это правильно, мясо превращалось в масло, а острый как бритва край моего ножа идеально скользил в нем. Отец положил свою большую руку мне на плечо, больно сжав его.

— Вот, это было оно. Техника. Сделай так сто раз, не концентрируясь на этом, и нож не только пройдет насквозь, но ты сможешь делать это так быстро, как захочешь.

Я остановился, чтобы наточить лезвие, а папа нажал на холодильник с пивом, поставив передо мной открытую бутылку. Я сделал долгий глоток, наслаждаясь холодным освежающим напитком.

— Похоже, вы с мамой чертовски хорошо поговорили вчера вечером, причем в основном за мой счет, — непринужденно сказал отец, заворачивая мясо — легкой работой — и наблюдая, как я занимаюсь более техничным процессом разделки.

— Я бы не назвал это за твой счет. Эта женщина поклоняется земле, по которой ты ходишь. Я могу только молиться, чтобы когда-нибудь женщина испытывала ко мне такие же чувства, как мама к тебе. — Я достал свои ножницы, вырезая два ряда ребер из туловища, над которым я работал.

— Не совсем типичный разговор между матерью и сыном.

— Вряд ли. — У меня было чувство, что я знаю, к чему это приведет, и я решил, что будет лучше, если я возьму разговор в свои руки. — По правде говоря, я не знал о проблемах между мамой и ее сестрой. В первой половине нашей поездки домой мы с тетей Мари увлеклись друг другом, а во время остановки тетя Мари утерла маме нос. Когда мама села в машину, она была в ярости и должна была знать все, что между нами произошло.

— Хочу ли я знать, как всё плохо было на заднем сиденье? — спросил папа, забирая у меня ребра и передавая мне другую тушу.

Я рассмеялся.

— Если только ты пообещаешь не ревновать. Начать с того, что она сидела у меня на коленях, полураздетая в темноте, это было достаточно плохо, но я должен отнести часть этого к тебе. Все было хорошо, пока она не начала подпрыгивать на заднем сиденье, как супермяч, благодаря твоему вождению. Пытаться удержать ее было все равно что пытаться удержать смазанную свинью, и, сам того не желая, я прижимался к ней в местах, которые были чертовски интересными.

Папа рассмеялся.

— Ты можешь поблагодарить меня за это позже.

— Поблагодарить?

— Да, черт возьми. Думаешь, я не знаю, каково это — общаться с Мари? Когда я увидел, как женщины разделись до футболок и трусиков, я понял, что она замышляет недоброе. Твоя мама, может, и умеет себя контролировать, но Мари — ходячий гормон. Я подумал, что немного попрыгать может пойти моему мальчику на пользу. По-моему, я не пропустил ни одной ямки.

Я рассмеялся.

— Думаю, я должен тебя поблагодарить. Хулиган. Мама упоминала, как тетя Мари приняла тебя в их доме в первый раз.

— Она была дерзкой, без сомнения. Голая девушка-подросток с большущими сиськами залезла в душ вместе со мной. Я до сих пор не рассказал твоей матери всю историю, боясь, что это вызовет разрыв между ними, который никогда не заживет.

Я хихикнул.

— Не сдерживайся на мой счет.

Отец сделал глоток своего пива.

— Нет, не стоит. Эта история не про меня, не в этот раз.

Я не мог поверить, что мы так разговариваем. Когда мы начали охотиться, мы больше шутили и намекали на что-то, но не так открыто. Я рассказал ему о том, как держал тетю Мари, играл с ней, раздевал ее практически догола. О том, как я залез рукой в ее штанишки и как она играла со мной.

— Невероятно, не спорю. Почти стыдно за то, как Бог разделил их. Благословил твою маму самой невероятной задницей на свете и ногами, способными остановить движение, а потом одарил этим невероятным бюстом ее сестру.

— Хорошо, что ты любитель задниц, — поддразнил я.

— Хорошо, что твоя мама в это верит, — тихо сказал он.

Я пропустил это высказывание мимо ушей, боясь идти по этому следу.

— Клянусь, папа, я был бы чертовски счастлив просто поиграть с ее сиськами. Ласкать и ощущать её было просто бонусом. Именно об этих ее гребанных сиськах я мечтал с тех пор, как стал достаточно взрослым, чтобы заботиться об этом.

— Присоединяйся к команде, парень. Я не знаю ни одного мужчины, способного устоять перед ними.

— И все же тебе это каким-то образом удалось, — заметил я.

Он кивнул.

— По большей части. Если бы это был кто-то, кроме Мари, чертовой сестры твоей матери, я не уверен, что хотел бы этого. Но все, что я делал с твоей тетей, обязательно вернулось бы к Элис, и она может простить меня с какой-нибудь другой шлюшкой, но не с Мари. Ни единого шанса в аду. — Он повернулся ко мне, допивая пиво. Я заметил, что он довольно быстро расправился с ними. Я решил немного наверстать упущенное и пригубил остатки своего.

— Полагаю, ты узнал об этом, да? Что бы ты ни делал на заднем сиденье, твоя мамочка обязательно узнает. Стопроцентная гарантия. Ты должен это понимать. Будешь продолжать делать что-то с тетей — Элис узнает.

— Я знаю. Сейчас. А тогда не знал.

— Ты действительно заставил ее кончить? — тихо спросил он.

— В значительной степени. В самом начале наших игр она установила некоторые ограничения. Она сказала мне, что я не могу... — Я не знал, как сказать.

— Что ты не можешь ее трахнуть? — лаконично закончил папа мое заявление.

— Да, по крайней мере, не тогда, не в машине с Колином на переднем сиденье.

Папа хихикнул.

— Каждое слово в этом заявлении было тщательно спланировано. Поверь мне. Она точно знала, что говорит и на что намекает. Она — лисица.

— После того как она кончила, она разделась догола, легла на меня и практически умоляла меня нарушить наши правила. Я не был готов к этому, ни за что. Она терлась об меня, кожа к коже, давила на меня, извивалась, как сумасшедшая. Я заставил ее кончить снова, даже сильнее, чем в первый раз. Просто чудо, что вы все этого не услышали.

Он засмеялся.

— У тебя хорошие инстинкты. Это я тебе точно говорю. Достаточно хорошо возбудить женщину, и она будет умолять о большем. Рефлекс Павлова. Она всегда будет возвращаться к тому, кто доставляет ей удовольствие.

Мы уже закончили львиную долю грубой разделки, но дело шло на спад.

— Но ты ведь не сделал этого, правда? Ты не трахал ее?

— Нет. Не то чтобы у меня не было соблазна. Не то место, не то время. И я не был уверен, что хочу зайти так далеко. Не совсем. Так много возможных проблем, — признал я.

— Тем не менее, жалеть тебе не о чем. И уж тем более не на что жаловаться. Я бы поменялся с тобой местами в одно мгновение, если бы не твоя мать.

— Это был не конец. То, что мы делали, заставляло меня быть на пределе. Мне нужно было закончить, но я боялся навести беспорядок. У тети Мари было решение. Она опустилась на пол и заставила кончить ей в рот.

— Господи! Мари? Сделала тебе минет в машине?

Он сделал вид, что удивлен, хотя мама вчера вечером рассказала ему всю историю.

— Да. Не знаю, помнишь ли ты, но когда она впервые взяла у меня в рот, я удивился и вскрикнул. Тогда мы начали говорить о нашей охоте в тот день. Она отсасывала мне все это время.

— И каково это было? — спросил папа, его интерес определенно разгорелся.

— Охуенно. Конечно, мне не с чем ее сравнивать. Пенни, конечно, и еще пара девушек, которыми нечем особо похвастаться. Но тетя Мари убила их всех.

— Значит, она лучше, чем Пенни?

— Пенни только учится. Я был ее первым, в части минета. Она не может взять больше, чем головка и пара дюймов, но она чертовски мила, когда пытается. Наблюдать за ее милым личиком, краснеющим от смущения, когда она отсасывает мне, думаю, что это было довольно презабавно и, к итогу, эффективно.

— Ни хрена себе. Это то, что я не прочь увидеть, — засмеялся папа.

Я вытер руки и достал свой телефон. Прокрутил вниз, до тех фотографий, и передал ему.

— Не говори маме, хорошо?

Он перелистывал снимки, явно увлеченный.

— Черт, она красивая девушка. Удивительно, что она нашла что-то в таком чуваке, как ты.

Я рассмеялся.

— Я могу сказать то же самое о тебе, старик. Как будто ты заслуживаешь такую красотку, как мама.

Он усмехнулся, передавая мне обратно телефон.

— Ты меня раскусил. Черт, я жалею, что у меня не было камеры, когда твоя мама впервые опустилась на меня. Невероятно, блядь, невероятно.

— Не сомневаюсь.

— Почему ты не хочешь, чтобы я рассказал об этом твоей маме? Ты же не думаешь, что она что-то не знает о минете?

— Судя по тому, что она говорит, она знает гораздо больше, чем пару слов, — рассмеялся я.

— Господи, Джереми! О чем вы только не говорили!

— О многом.

Папа забрал упакованное мясо и сунул его в морозилку. Он принес нам обоим по банке пива.

— Не хочешь рассказать своему старику остальную часть истории? Вторую половину твоего вчерашнего приключения?

— Ты не против послушать?

— Если ты не против поделиться. — Он закрыл холодильники, хотя мы еще не закончили. Мы закончили на 90 %. — Ты можешь закончить остальную разделку завтра. Давай перенесем это на крыльцо.

Пока я мыл посуду и чистил утварь, папа тоже немного поработал и прихватил нам шесть банок. Хорошая вещь. Я представлял, что это будет работа, от которой захочется пить.

Папа вынес ружья на крыльцо, чтобы мы могли хорошенько их почистить. Я не был уверен, насколько это меня обрадовало. Учитывая историю, которую мне предстояло рассказать, я был рад, что там не было патронов.

Я объяснил, как мама злилась и как мне приходилось выкладывать ей каждую мелочь о моих махинациях с тетей Мари.

— Черт, как только тетя Мари вышла из джипа, она подошла к маме и сказала, что у меня самая сладкая сперма, которую она когда-либо пробовала.

Папа разразился смехом. Глубоким нутряным смехом.

— Эта маленькая сучка. Она знает, как нажать на кнопки твоей мамы, надо отдать ей должное.

Я объяснил, что больше показывал, чем рассказывал, и все это время наблюдал за папой, не решит ли он вдруг снять с меня голову. Казалось, он был больше заинтересован в том, чтобы разобрать огнестрельное оружие для чистки. Я рассказал о прикосновениях, о том, как держал ее, как поглаживал ее бедро, как двигал её по моим коленям, как прижимал к ней свой член. Я рассказал, как мама зажала мой стояк между ягодицами, когда решила покрасоваться.

— "Спорим, твоя тетя так не сможет", — сказала она.

— В этом она права. У Мари не такая уж большая попа. Но все же удивительно, что Элис попыталась сделать что-то подобное. Это нездоровая конкуренция с сестрой, знаешь ли.

— Теперь я понимаю. Тогда я стал расспрашивать ее о том, почему так обстоят дела у нее с тетей Мари. Она открылась мне так, как я и представить себе не мог. Мы провели много времени, едва ли не половину поездки, и она рассказывала мне историю тети Мари, начиная со школы, и все о вас, ребята. Боже, папа, чтобы услышать ее рассказ о том, как ты отшил ее сестру, ты должен был быть там. Она словно описывала легенду. "Отличные сиськи, но я — по задницам. Ты видела, какая задница у твоей сестры? Боже всемогущий!". Это было похоже на святую проповедь, которой она делилась. Я никогда не слышал, чтобы кто-то говорил о ком-то другом так, как она говорила о тебе. Я никогда не думал, что могу так ревновать к кому-то, особенно маму к тебе.

— Видел бы ты ее тогда, Джереми. Она сейчас красивая женщина, но когда я увидел ту маленькую первокурсницу, хорошенькую, как картинка, с попкой, достойной высечения в камне, я должен был узнать ее поближе. Она была милой, невинной и невероятно притягательной. Она даже не представляла, насколько красива, проведя последние несколько лет в тени своей сестры.

— Трудно поверить, что мама могла стать еще красивее.

— Не красивее, а другой. Боже, как же мне было тяжело просто находиться рядом с ней.

— Судя по тому, что было раньше, я бы сказал, что ты и сейчас так о ней думаешь.

Я не мог поверить, что вижу, как мой отец краснеет.

— Она все еще делает это для меня. Двадцать лет, а когда я увидел ее попку в этих штанах, я чувствую, что до сих пор готов потерять сознание на месте.

— Вот вы где! — услышал я мамин возглас, от которого чуть не подпрыгнул на месте.

Она вышла, разгоряченная и потная от тренировки в 100-градусном помещении.

— Чем занимаетесь, ребята? — спросила она.

— Болтаем. Мужские разговоры. — резко сказал папа.

Она кивнула.

— Я собираюсь принять ванну. — Она повернулась к моему отцу: — Ты можешь помочь мне вылезти из этого топа? Я едва могу поднять руки.

Она повернулась к нам спиной, а папа встал, взялся за нижнюю часть топа и стянул его через голову, оставив ее голой по пояс. Он потянулся, и я заметил, что он схватил ее за сиськи.

— Гарольд! — прошипела мама, оглядываясь через плечо.

— Я уже говорил тебе, как сильно ты сводишь меня с ума, Элис? — сказал он тихо, но достаточно громко, чтобы я его услышал.

— Я в замешательстве, — пробормотала она.

Он развернул ее к себе, показав мне сиськи, прежде чем его тело оказалось на пути моего взгляда.

— Гарольд! — задыхалась она.

Он поцеловал ее. По-настоящему поцеловал. Я наблюдал, как ее руки двигаются по его телу, прижимаясь к нему. Они были повернуты под небольшим углом, и я увидел, как его ближняя рука скользнула в заднюю часть ее лосин, стягивая их на несколько дюймов вниз по бедрам.

Наверное, мне следовало бы смутиться или что-то в этом роде. Но вместо этого я пил свое пиво и наблюдал за происходящим с более чем легкой завистью.

Он отстранился, позволив мне снова увидеть ее сиськи. Черт возьми. У меня встал на маму, а мой отец был всего в нескольких футах от меня.

— Ты знаешь, как сильно я тебя люблю? — сказал он ей.

Она молча кивнула.

— Если бы у нас не было зрителей, знаешь, что бы я заставил тебя делать? — поддразнил он.

Я увидел, как на ее лице медленно появилась улыбка. Я чуть не потерял дар речи, когда увидел, как она открыла рот в форме буквы "О" и пару раз провела языком по щеке.

— После, — тихо сказала она.

— Еще бы, — рассмеялся он. Он развернул ее, и я увидел, что штанишки уже наполовину спустились с ее задницы, а верхняя часть ее расщелины соблазнительно обнажена. Он шлепнул ее по большой пухлой попке. — Иди мыться. Вымой себе все.

Мама пошевелила попкой.

— Веселитесь, мальчики, — весело сказала она и направилась в дом.

Отец сел обратно и сделал глубокий глоток пива.

— Почти сорок лет. Твоя Пенни, может, и милашка, но до твоей матери ей далеко.

— Я выпью за это, — сказал я, протягивая свою бутылку.

Отец улыбнулся, звеня стеклом.

— Не то чтобы с Пенни было что-то не так, заметь.

— Нет, черт возьми. Но она не мама. Уж точно не мама.

— Тем не менее, она неплохая. И, судя по твоим словам, охотно учится. Мы дадим ей бонусные очки за то, что она юна, невинна и с упругим телом. Как у вас с ней дела? В последнее время мы с ней редко виделись.

— Так себе. Думаю, мы оба знаем, что как только я поступлю в колледж, все закончится.

— Тогда я думаю, что ты воспользуешься последними неделями. Может, она и не твоя тетя Мари, но я думаю, что она такая же готовая на всё, и с ней гораздо меньше проблем.

Мне пришлось рассмеяться.

— Пока что не очень охотно. У меня ушел почти весь год на то, чтобы дойти до минета. Не думаю, что доберусь до всего остального раньше, чем мы оба разъедемся.

— Вот это чертовски обидно. Могу я дать тебе совет?

— Если это имеет отношение к женщинам, я буду дураком, если не прислушаюсь.

Он усмехнулся.

— Современные девушки не хотят идти в колледж неопытными. Последнее лето делает из них охотных экспериментаторш. Если Пенни не одна из них, тебе лучше проглотить наживку и порыскать в другом месте.

Я был удивлен, когда мама вернулась, с шестибаночной упаковкой пива, держа руку на голой груди, которая почти ничего не скрывала. Обтягивающие штанишки для йоги, приспущенные на бедрах, и босиком. Черт, она была соблазнительной.

— Похоже, ребята, вы тут совсем высохли. Так не бывает, когда мужики общаются. — Она поставила пиво на стол, наклонилась и поцеловала меня в щеку, потом еще раз поцеловала отца, а затем ушла.

Я не мог не смотреть ей вслед, когда она приходила и уходила.

Папа кашлянул, чтобы привлечь мое внимание. Когда я посмотрел на него, он ухмылялся.

— О Пенни?

— По правде говоря, я не особо ее преследовал. Не хочу ранить ее чувства.

— Если ты сделаешь из нее женщину, это не заденет ее чувств. Я бы как раз предположил обратное. Лучше ты, который заботишься о ней, чем первый попавшийся старшекурсник, на которого она положит глаз. Я как-то читал, что 20% девушек теряют свою девственность в первый год обучения в колледже. Половина теряет ее еще раньше. Пенни уже отстает от графика.

— Стоит задуматься.

— Теперь, когда ты сделал все возможное, чтобы отвлечь меня от своей истории, ты хочешь вернуться к ней? — сказал папа, открывая две новых банки пива и передавая мне одну из них. Я уже ощущал первые четыре и подумывал отказаться, но это было бы не по-мужски, не так ли? А папа определенно умел быть мужчиной.

Я долго пил, набираясь храбрости. Я все еще был озадачен и удивлен их последними действиями. У меня было ощущение, что в том, как папа вел себя с мамой, было какое-то послание для меня. Он выпендривался? Обозначал свое место рядом с ней? Или дразнился? Боже, я нервничал из-за того, как все происходит, но решил, что мама права. Черт, он уже почти все знал. Надо будет посмотреть, смогу ли я закончить разговор, не упоминая о том, что я трахал его жену.

— Мы говорили о том, что ты впервые посетил их семью, и тетя Мари набросилась на тебя, верно? — спросил я, получив в ответ кивок. — Мама сказала, что тогда она потеряла девственность. Я не мог в это поверить. Она сидела у меня на коленях, одетая в футболку и шорты, и рассказывала, что ты был ее первым. Как ты был таким терпеливым, опускался на нее снова и снова, чтобы она была готова. — Я сделал еще один глоток. — Мне было тяжело, папа. Очень сильно. Мне было так стыдно, что у меня встает на маму. Я ничего не мог поделать. Я не мог ничего поделать с тем, что уже сделала тетя Мари, держа свою маму на коленях, а потом слушая ее рассказ.

— Я, блядь, на это надеюсь, — сказал папа, откинувшись на спинку кресла. — Не такой уж ты был бы мужчина, если бы это тебя не взволновало. — Он сделал глоток своего пива. — Мама это или нет.

Я ухмыльнулся.

— Дело в том, что у меня был тверд как камень, и она это заметила. Она не могла не заметить, когда мы сидели. Она даже дотронулась до него, прокомментировав, как мы с тобой похожи. Думаю, именно это и заставило ее разойтись. Она продолжала говорить мне, насколько я похож на тебя в этом возрасте. Она закрыла глаза и описала, как ты взял ее в первый раз, и я думаю, она даже не осознавала, что делает. Тогда все изменилось. Ведь до этого я не делал ничего, кроме как обнимал ее. Клянусь, я не прикасался к ней ни разу. Потом она держала мой член, рассказывая мне о вашей истории, о своем первом разе, о том, как она завязала бант на своей заднице на День святого Валентина, о всех минетах, которые она тебе делала, даже о том, как ей впервые понравился секс — о той ночи, когда ты протаранил ее задницу, перевернул и довел до множественных оргазмов.

Папа пристально смотрел на меня.

— Она рассказала тебе обо всем этом? Господи, Джереми, неужели любовная жизнь мужчины не может быть конфиденциальной?

— Клянусь, папа, я бы хотел записать это на пленку. Она была так увлечена, ее глаза были закрыты, она переживала все это в своем воображении. Она боготворит тебя. Она практически кончила, просто говоря об этом. Было так тяжело держать ее на руках и слышать, как она говорит о другом мужчине, даже если это был ты. Я так охрененно ревновал. Я знаю, что это неправильно, но, черт возьми, папа! Она рассказывает мне, как хорошо она делает минет, как часто ты это требуешь, и что она сделает это для тебя в любое время, когда ты попросишь. И что она ни в чем тебе не откажет. Что ты берешь ее в попу по крайней мере пару раз в неделю. Боже, так странно было слышать это от мамы и о ней самой.

Он кивнул.

— Представляю, как это было бы. Твоя мама бывает на взводе, когда выпьет, а потом еще эта история с Мари — рецепт для неприятностей. — Он усмехнулся, играя с этикеткой на своем пиве. — Она немного преувеличивает. Я не хожу в её заднее крылечко дважды в неделю, возможно, даже не раз в неделю. Она не делает этого, когда я пожелаю. У нее есть свои границы. Довольно жесткие. Но она щедра и уступчива, отдам ей должное.

— Представляешь? Я никогда не думал о маме в таком ключе. О тете Мари — конечно. Но не о маме. Не то чтобы она была некрасивой, я не глупый. Но она была просто моей мамой. А потом я услышал, как она говорит о тебе. Ее трусики намокали, пока она говорила, ее рука скользила вниз и обнимала меня, рассказывая, что я такой же "большой", как и ты. И какой ты замечательный, что ты самый лучший мужчина, которого она когда-либо знала, как будто я этого не знал.

— Она так говорила?

— Ты знаешь, что она помнит каждое слово о том, как ты отверг тетю Мари? Мама сидела у меня на коленях, держа в руке мой член, и описывала, как потеряла с тобой девственность. "Твой отец — хороший человек. Лучший из всех, кого я когда-либо знала". Ее точные слова. Я никогда их не забуду. — Я отставил пиво в сторону и начал собирать винтовку. — Она начала рассказывать о тете Мари, о том, как ей пришлось сначала выйти замуж, о проблемах с беременностью и о том, как это снова сблизило их. Она сказала, что все наладилось, и она смирилась с большей частью прошлого. А потом она бросила бомбу. Она сказала, что тетя Мари пытается увести меня у нее.

Папа хмыкнул.

— Черт. Конечно, она так это восприняла. Может, и правильно. Мы никогда не сможем понять их отношения.

— Да. Она была в ярости, когда тетя Мари сказала, что у меня самая сладкая сперма, которую она когда-либо пробовала.

Папа рассмеялся.

— Она права. Твоя тетя известна тем, что скуповата на отсос, а твоя мама считает это своей личной компетенцией. Она бы распалилась от этого.

— Я знаю. На этом интимные разговоры закончились, и мама захотела услышать продолжение истории о том, что именно произошло между мной и тетей Мари.

— И ты все еще не только рассказывал, но и показывал? — спросил папа, откинувшись на спинку стула с новой порцией пива. Я уже начал отставать. Он уже допил две банки, пока я работал над последней.

— В основном. Я ничего не имел в виду, просто плохо соображал. Сейчас я чувствую себя полным дерьмом, так обойтись с мамой, с твоей женой. Клянусь, папа, мне так жаль! Просто она была там, полуголая, у меня на коленях, и говорила о таких непристойных вещах. А когда я показывал ей, что делал с тетей Мари, Боже! У меня чуть голова не взорвалась. Надеюсь, ты не слишком сердишься на меня. Что ты простишь меня. Клянусь, папа, меньше всего я хочу вмешиваться в ваши с мамой отношения. Я бы уничтожил себя, если бы все испортил.

Папа молча наблюдал за мной.

— Успокойся, Джереми. Давай не будем сейчас об этом беспокоиться. Не думаю, что нам будет хуже от того, что ты немного вольничаешь с мамой. Давай закончим рассказ, а о последствиях поговорим позже. Хорошо?

Я кивнул. Я описал, как тетя Мари сидела у меня на коленях и поощряла меня играть с ее сиськами. Как ласки переросли в то, что я ласкал груди тети Мари и снимал с нее майку, а она теребила мой член.

— Так я снял с мамы майку, но она уже не теребила меня, а сосредоточилась на том, что именно произошло. На каждой мелочи. Вплоть до того, что описывала, как я дрочил тете Мари. Когда я начал ей показывать, я думал, что она меня остановит, но она этого не сделала.

— Господи, Джереми! Только не говори мне, что ты трахал пальцем свою мать!

Я был смущен. Очевидно, он чувствовал, что я переступил черту, и он был прав.

— Папа, послушай. Прошлой ночью было безумное время. Я наделал глупостей, и мама мне это позволила. Но я не хочу врать тебе об этом.

— Ты ведь не делал всего того, что делал со своей тетей, правда? — Он выглядел одновременно обеспокоенным и расстроенным.

— Нет! Я заставил ее кончить, точно так же, как и ее сестру, и объяснил, как произошла следующая часть: она сняла трусики и легла на меня, мы оба были практически голыми. Не знаю, сделала бы она это, но не стоит забывать, что я все еще плохо соображал, когда речь шла об их соревнованиях. Когда я сказал маме, что она, возможно, не сможет повернуться, подняв ногу прямо вверх, над моей головой, как это сделала тетя Мари, мама не стала мне возражать и доказала, что она такая же гибкая, как и ее сестра... если не больше. Видимо, йога дает свои плоды. Конечно, в конце она сидела голая у меня на коленях, лицом ко мне, потирая мой стояк между своих ног.

Папа покачал головой.

— Клянусь, был, наверное, только один шанс из миллиона, чтобы так завести твою мать, и ты его нашел, сказав ей, что она не может делать то, что может ее сестра.

Я кивнул.

— Теперь я это понимаю. Она такая предсказуемая. Я бы не стал делать этого специально, я не знал. Я рассказал ей, как я был на взводе с тетей Мари, собираясь устроить беспорядок и не имея возможности его убрать. Я держал ее за бедра, скользил её влажной промежностью вверх и вниз по моему ноющему члену. Тетя Мари решила сесть на пол и отсосать мне. Мама пришла в ярость, когда я сказал ей об этом. Она была так зла, что я удивляюсь, как она не переползла на заднее сиденье и не задушила свою сестру. В итоге она сказала мне, что мы закончили показывать и рассказывать, и начала одеваться.

— Но ты ведь хотел этого, не так ли?

— Честно говоря, у меня были смешанные чувства. То есть, черт возьми, она прекрасна, и, говоря о том, как она хороша... да, я хотел ее сильно. В то же время она моя мама, и как только она надела майку, я не мог перестать думать о том, как я облажался, прикасаясь к ней и все такое. Я практически вымаливал свои извинения.

Отец с благодарностью отложил свое полностью собранное ружьё в сторону.

— Не пойми меня неправильно, но ты не извиняешься за то, что сделал бы любой здравомыслящий человек. То, что ты сделал, было неправильно не только потому, что она была твоей мамой, но ты предал мое доверие к тебе. И все же ты извинился перед ней после того, как сделал это. Это испорченное послание. Если уж на то пошло, скажи ей, что все было хорошо. Не благодари ее, как слабак, и не извиняйся. — Он допил последнее пиво. — Это уже вода под мостом. Это случилось. Я не рад этому, но не могу сказать, что удивлен, учитывая ситуацию. Черт, я должен взять часть вины на себя. Если бы ты начал поездку с Элис на коленях, смею предположить, ничего бы этого не случилось. — Он покачал головой, осушая пиво. — Твоя мама больше не просто твоя мама, теперь она для тебя сексуальная, красивая женщина. С этим ничего не поделаешь. Ты ведь понимаешь, что никогда и никому не сможешь сказать об этом ни слова?

— Конечно! Боже, с кем бы я мог об этом говорить?

Он поднял на меня глаза.

— Со мной. Ты можешь поговорить со мной. Я пойму. Я не собираюсь надирать тебе задницу или наказывать за то, что ты сделал. Честное слово, я не знаю, был бы я более сдержанным. Возможно, с Мари было бы меньше. Ваши отношения с матерью изменились, к лучшему или худшему. Что бы ни случилось в будущем, ты можешь поговорить об этом со мной. Как мужчина с мужчиной. И не только о своей матери. О Мари, о Пенни или о ком-то еще, если на то пошло. Я здесь.

Я допил пиво, поставил его и повернулся к нему.

— Ты ведь понимаешь, что это нечестно, да? Говорить с тобой об этом?

Он кивнул.

— Но я также понимаю, к чему ты клонишь. Это открытие, этот разговор о твоей матери как о женщине и о нашей истории, твоя честность в этом, это... Я не знаю, это что-то особенное. Я просто парень, понимаешь, и это моя женщина. Моя. Но ты не какой-то там браконьер со стороны, ты мой сын. Ты не можешь знать, что это значит. Только когда у тебя будет свой собственный.

Я усмехнулся, юмор был мгновенной защитой от всего сентиментального. И я боялся, что если не засмеюсь, то заплачу.

— Мама говорила примерно то же самое.

— Она права. Это странно. Я чертовски запутался. Мне не стыдно это признать. Я хочу порвать тебя за то, что ты связался с моей девочкой, и в то же время хочу поздравить тебя и даже поблагодарить за то, что ты рассказал обо всем. Я хочу услышать о том, как ты трахнешь эту дразнящуюся сучку Мари, когда-нибудь скоро, и все же я хочу остановить тебя, зная, как это взбесит твою маму. — Он усмехнулся. — Если тебе это удастся, держи наготове камеру. Я бы с удовольствием посмотрел на эти фото.

— Какие фото? — спросила мама, снова едва не заставив меня подпрыгнуть на десять футов в воздух. Она передвигалась так чертовски тихо. Нам придется надеть на нее колокольчик, если мы с папой хотим еще поговорить наедине.

Папа усмехнулся.

— Можно я ей покажу? Пенни?

Я закатил глаза:

— Папа...

— Не покажу, если ты не хочешь, — сказал он.

— Джереми! Ты теперь всё от меня скрываешь? После всего? — спросила она, внезапно покраснев, когда поняла, что говорит.

Я передал телефон и отдал его папе.

— Выруби себя сам.

Он отвернулся от стола и похлопал себя по коленям.

— Давай, Элис, я покажу тебе, чем занимался наш мальчик.

Мама улыбнулась мне, а потом села боком к папе, распахнув нижнюю часть халата, обнажив ноги до самого бедра. Сидя у него на коленях. Я мгновенно позавидовал. Она должна была сидеть на коленях у меня. Она была моей мамой на коленях.

Они оба сгрудились вокруг экрана телефона, наблюдая за оральными стараниями моей девушки. Пенни была бы в ужасе.

— Эй, ребята, вы не можете говорить об этом, хорошо? Пенни будет убита, если узнает, что я позволил кому-то увидеть эти фотографии.

— Мы сохраним это в семье, — сказал мне папа, пока мама выясняла, как увеличить часть фотографии.

— Кого это тебе напоминает? — в шутку спросила мама, протягивая папе фотоаппарат.

Папа усмехнулся.

— Насколько я помню, одну неопытную первокурсницу. — Папа повернулся ко мне. — Я до сих пор не могу поверить, что ты не чпокнул ее. Она просто прелесть.

Я закатил глаза.

— Мы это обсуждали. Я собираюсь попробовать, хорошо? Не то чтобы это было так уж просто. Мы половину времени лета проводим в хижине, и даже когда мы оба рядом, трудно найти место, где можно побыть наедине.

Мама повернулась ко мне, и я увидел, что папа обхватил ее за талию, а одна рука скользнула внутрь халата, явно играя с ее сиськой.

— Если тебе захочется уединиться, ты всегда можешь привести ее сюда. Я позабочусь о том, чтобы у тебя было немного места. У тебя всегда есть своя спальня.

Я был более чем удивлен.

— На рождественских каникулах ты устроила мне ад за то, что я привел девушку в свою спальню.

— Это было раньше. Ты закончил школу, собираешься поступать в колледж. Все изменилось. И кроме того, я не одобряла ту маленькую дрянную шлюху Тэмми, а не то, что ты привел бы к себе такую милую девушку, как Пенни.

— Господи, мама! Теперь ты мне об этом говоришь? Эй? Такая маленькая информация могла бы очень помочь.

Она подняла на меня брови.

— Я? Если бы мы знали немного о твоих подружках и не слышали об этом из вторых рук, возможно, мы могли бы поговорить об этом. Думаешь, мне нравится слушать о твоих похождениях от Мари? Ты мне больше ничего не рассказываешь.

Я покраснел. Она была права. Я был очень скрытен с ней в таких вещах, по крайней мере, до последних двух дней. Я сел обратно.

— Ты права, мама. Как всегда. Тебе не надоело быть всегда правой?

Она улыбнулась.

— Нет. Но я возьму часть вины на себя. Мы ведь не так уж много открывались в прошлом.

Папа рассмеялся.

— Не то что в последние 24 часа, это уж точно.

Я кивнул.

— Больше никаких секретов. Черт, мне бы не помешал совет. Не похоже, что я сильно продвинулся сам по себе.

Мама усмехнулась, повернув ко мне экран телефона, на котором крупным планом был изображен рот Пенни, обхвативший мой ствол.

— Не так уж плохо. — Она показала изображение папе. — А ты что думаешь?

— Я бы не стал ныть, — ухмыльнулся он. — Может, она и новичок в этом деле, но выглядит вполне готовой. Ты сможешь обучить ее. Могу поспорить, что через несколько недель она затмит твою тетю.

— Гарольд! — прошипела мама, тыча в него пальцем.

— Что? Это правда, и ты это знаешь! Отношение к делу — это 9/10 отличного минета, а твоя сестра — образец неправильного отношения. — Он повернулся ко мне. — А как Пенни к этому относится?

Боже, эти разговоры становились все более неловкими.

— Вообще-то, это она предложила. Она беспокоилась, что у нее ничего не получится, но, должен сказать, ей, похоже, понравилось, и как только у меня получился первый раз, следующие дюжины или около того стали все лучше и лучше. И она глотает с улыбкой. Мне это очень нравится.

Мама усмехнулась.

— Похоже, что она глотательница. Некоторым девушкам действительно нравится это делать. И если они это делают, то обычно становятся очень хорошими в этом деле. Ты просто должен продолжать работать с ней. — Она повернулась и обняла отца за шею. — Твой отец научил меня почти всему, что я знаю.

Отец усмехнулся.

— Она знает очень много. Она была совершенно естественной. Уже на второй неделе нашей совместной жизни она стала лучшей из всех, что у меня когда-либо были. — Он все еще ласкал ее. Ее движения на его коленях и его ласки наполовину распахнули халат, и я увидел много плоти. Я мог бы увидеть ее сиськи... если бы папина рука не мешала.

Мама улыбнулась.

— Пригласи ее поскорее. Может быть, на ужин. Мы позволим тебе провести с ней вечер и посмотрим, не сможешь ли ты добиться большего прогресса. — Мама покачивалась на папиных коленях. — А что тебя так взволновало? — спросила она, демонстративно потираясь задницей о его промежность. — Тебе ведь нравится идея, что эта маленькая девочка будет делать нашему мальчику отсосик, правда? Может, ты хочешь помочь ей в обучении? Хорошенькая юная девушка, задыхающаяся от твоего большого, толстого хуя?

— Пожалуйста, — прорычал отец. — Мы с тобой оба знаем, что она не сможет сравниться с тобой.

— Большие голубые глаза смотрят на тебя, волосы откинуты назад, чтобы ты мог видеть ее прекрасное лицо, — сказала она мягко, медленно и сексуально. — Подростковые накрашенные губки плотно обхватывают твой толстый хер. Ты держишь ее голову, пока проталкиваешься сквозь ее сопротивление, ее невинный язычок дразнит тебя. Только не говори, что тебе бы это не понравилось.

— Мама! — сказал я. — Это моя девушка, о которой ты говоришь.

— Элис, — предостерегающе сказал папа.

Она засмеялась.

— Значит, для тебя нормально ласкать папину девушку, но ты не позволишь ему сделать то же самое? Тебе не кажется, что ты должен хотя бы позволить ему подержать ее на своих коленях, и чтобы они оба были голыми? Разве это не справедливо?

— Боже, мама, это же не какая-то торговля!

Мама усмехнулась, протягивая руку вниз между ней и папой.

— Твоему отцу нравится эта идея. Очень. Я вижу, даже если он не признается в этом. Его большой парнишка не лжет.

— Хватит, Элис! — рявкнул папа. — Вот почему он не делится с нами подробностями своей жизни. Никто не любит дразнилок.

Мама надулась.

— Я не дразнюсь. Не совсем, — мягко сказала она.

Он поднял ее со своих колен.

— Хватит меня дразнить, — прорычал он, вставая и грубо спуская штаны. Теперь я понял, почему мама говорила, что мы с папой так похожи.

— Гарольд! — вздохнула мама.

— Сейчас же, Элис. Я больше не буду ждать ни минуты.

Она встала и придвинулась к нему.

— Пойдем наверх. Я сделаю это хорошо.

— Ты сделаешь это сейчас. Не заставляй меня повторять.

Мама сняла халат, оставшись голой, кроме трусиков, сложила его и положила перед ногами отца, а затем опустилась на колени.

— Джереми? Можно нам с твоим отцом немного побыть наедине? — жалобно попросила она.

Я начал было вставать, но отец бросил на меня взгляд.

— Сядь. Не позволяй ей указывать тебе, что делать.

Мне стало стыдно за нее. Она уже облизывала папину твердь, ее глаза стыдливо смотрели на меня.

— Она моя мама. Она должна говорить мне, что делать.

— Не тогда, когда она голая. Тогда она просто женщина. А ты мужчина, или, надеюсь, я воспитал тебя мужчиной. Сядь и посмотри, каким должен быть настоящий отсос. Тогда в следующий раз ты сможешь дать своей девушке несколько советов.

— Пожалуйста, Гарольд, — умоляла мама, поглаживая его. — Это неправильно. — Для человека, который считал это неправильным, мама не колебалась, когда выступала со своим шоу передо мной. Черт, она даже повернулась, чтобы открыть мне лучший вид.

— Чем это хуже, чем то, что ты играла с ним в "схвати-меня-за-жопу" в машине, в трех футах от меня. Позволила ему заставить тебя кончить на его пальцы. Ты забыла упомянуть эту маленькую деталь, не так ли? А Мари сделала ему минет? Почему я узнал об этом от него, а не от своей жены, с которой прожил 19 лет?

Маме пришлось вытащить его член из своего горла, чтобы ответить.

— Я рассказывала тебе о Мари. Как она сказала, что ей нравится его вкус.

— Нет, ты сказала, что она сказала тебе, что у него самый сладкий член. Это может означать что угодно.

— Я... я думала, что сказала тебе, — прохрипела она.

— Нет, не говорила. Ты сдерживалась. Черт его знает, почему. Твоя сестра делала нашему мальчику отсос на заднем сиденье нашей машины, и ты не думала, что этим стоит поделиться со мной? — Он повернулся ко мне. — Ты ведь не врал, мой мальчик, правда?

Казалось, он был взбешен. Я не собирался способствовать этому, если бы мог помочь.

— Нет, папа. Тетя Мари сосала мне все время, пока мы говорили о нашей охоте. Это было так... грязно. Когда я рассказал тебе о своём выстреле, этот "бах" был прямо тогда, когда я кончил ей в рот. Я кончил много, и она проглотила все до капли. — Я смотрел, как папа держит мамину голову и насаживает ее на свой член. — Мы едва успели одеться до того, как заехали на заправку, а потом ей пришлось пойти и сказать маме, что у меня была самая сладкая сперма. Мама была в ярости от того, что мы сделали.

Папа смотрел на маму, а ее глаза метались туда-сюда между нами, пока она глубоко засасывала его член.

— Это дерьмо про Колина было только для того, чтобы отвадить Джереми от твоей сестры?

Она отстранилась, задыхаясь.

— Нет. Он вел себя плохо, клянусь. Но это была только часть дела. Я действительно хотела уберечь нашего мальчика и увести подальше от этой коварной шлюхи. С самого начала, но ты упрямился. Ты хотел, чтобы он был с ней, не так ли? — В голосе мамы звучала злость. — Ты знал, что произойдет.

Отец все это время стоял. После ее обвинения он сел, раздвинув ноги, и потянул ее вперед, на свой член.

— Вы обе были пьяны, одеты только в футболки и трусики и практически умоляли сесть на колени к своим мальчикам. Я подумал, что будет лучше, если на его коленях окажется она, а не ты. Боже, женщина, ты слишком соблазнительна для нашего мальчика. Такая попка, как у тебя, терлась бы о него в течение двух часов? Я не мог так с ним поступить. Поэтому я отдал ему Мари. Я знал, что ты справишься с Колином.

Мамина голова покачивалась вверх-вниз у него на коленях. Я придвинул свой стул поближе, чтобы лучше видеть, стальные ножки шумно скребли по бетону, и в этом не было никакой утонченности. Мама повернула голову, и я чуть не наделал в штаны, когда она мне подмигнула. На несколько минут все стихло, пока мама проявляла изысканную заботу о папе. Он потянулся за своим пивом, которое оказалось совсем не рядом. Я встал и подал его ему, чтобы он не двигался. Он сделал длинный глоток. А мама все продолжала и продолжала. И продолжала.

Наконец мне пришлось спросить:

— Господи, папа, как ты можешь так долго держаться? С Пенни мне повезло продержаться две минуты. То же самое с тетей Мари. Против такого штурма я вряд ли продержался бы и 30 секунд.

Он усмехнулся.

— Много практики и тренировок. Скажи ему, Элис, сколько я продержался в первые несколько раз?

Она отстранилась от него, и я увидел, что она улыбается, поглаживая его толстый член.

— В первый раз? Даже пяти секунд не прошло. Как только он оказался у меня во рту, он кончил. Боже, я чуть не захлебнулась. Я не была к этому готова. — Она посмотрела на папу и улыбнулась. — Он так сильно хотел меня тогда.

От её долгого медленного полиза я даже зажмурился.

Папа рассмеялся.

— А потом?

Она усмехнулась и глубоко засосала его член.

— Не думаю, что в те первые несколько недель он продержался больше пары минут. Но мы работали над этим вместе, делали перерывы, когда это было необходимо, что-то меняли, учились вместе. Это помогло. Теперь он кончает, когда хочет, независимо от того, что я делаю. — Она опустила лицо, глядя на меня, пока всасывала папин ствол.

Папа захихикал, потянулся вниз и погладил ее по лицу.

— Не верь ей. Она позволяет мне наслаждаться этим, но когда она настроена решительно, я все равно беспомощен. Сейчас она играет. Она это знает, и я это знаю. Очевидно, что ей нравится устраивать тебе шоу. Я могу спокойно продержаться еще десять минут, но если она захочет, то сможет заставить меня кончить меньше чем через две минуты. — Он посмотрел на нее сверху вниз, зачесывая волосы назад. — Давай, детка. Покажи ему.

Мама посмотрела на меня, улыбка заиграла на ее губах. Затем она принялась за работу. Она глубоко вобрала его член в свой рот, одна рука двигалась под ним, другая обхватывала его ствол под губами. Она сосала его яростно, агрессивно, ее рот надавливал на него, и он исчезал на всю длину. Отец откинулся назад, тихонько стоная, пока она творила свое волшебство.

Я придвинулся ближе, пораженный, хотя однажды уже был в роли "принимающей" стороны. Тогда я не мог этого видеть, но это было незабываемое зрелище. Я откинул ее волосы с лица и погладил рукой по спине. Я чувствовал, как она дрожит от моих прикосновений.

Отец был прав. Прошло не больше минуты, прежде чем он обхватил ее голову и впился членом в ее губы, выкрикивая ее имя. Ее движения изменились, став более нежными, более игривыми, пока она кончала. Когда она отстранилась через минуту или больше, он был твердым лишь наполовину, а его хер — чистым.

Он наклонил ее подбородок и улыбнулся.

— Все равно невероятно. Лучше не бывает.

Мама поцеловала его член, а затем снова забралась к нему на колени. Он прижал ее к себе, и они коротко поцеловались.

— Ты заметил? — спросила она его. — Когда он откинул мои волосы назад и прикоснулся ко мне? Боже, я так сильно кончила, что мне почти пришлось остановиться.

Отец улыбнулся, его глаза были обращены только к ней.

— Я заметил. Так чертовски горячо, что я чуть не кончил прямо тогда. — Он повернулся ко мне. — А твоя тетя была такой же? — спросил он с ухмылкой. Он знал ответ.

Я покачал головой.

— Господи, папа. Я не знал. Тетя Мари не отсасывала мне, она просто позволила мне кончить ей в рот. Мне придется научить ее, как делать такой минет.

Мама и папа засмеялись.

— Удачи тебе, — сказал папа. — Я бы сосредоточился на Пенни, у нее гораздо больше шансов на такой потенциал. Дай ей 20 лет, и, возможно, она будет вполовину так же хороша, как твоя мама.

Мама покраснела.

— Теперь ты меня дразнишь, — мягко сказала она.

— Божья правда. Ты одна на миллион. Сказать, что она будет вдвое лучше тебя через 20 лет, значит дать ей повод надеяться или сомневаться, — сказал ей папа, крепко обнимая ее. — Я самый счастливый человек на свете.

Он повернулся ко мне.

— Шоу окончено, молодой человек. Сейчас я отведу твою великолепную маму наверх. Помнишь, я говорил тебе, что у нее самая невероятная задница на свете? Я еще не говорю о том, как она выглядит в процессе.

Она захихикала, слегка покачиваясь у него на коленях.

Я встал и подал ей руку, помогая слезть с папы. Я наклонился и поднял ее халат, распахнув его для нее. Она просунула руки в рукава и повернулась ко мне лицом.

— Понравилось шоу, Джереми? — Она потянулась вниз и погладила переднюю часть моих брюк.

— Не дразни мальчика, Элис, — прорычал папа.

Она мило надулась.

— Заключи сделку с Пенни, а то у тебя на ладонях появятся мозоли.

Папа протянул ей руку, и она придвинулась поближе.

— Ты можешь прибраться за нами, сынок?

— Без проблем. Развлекайтесь, — поддразнил я.

Он улыбнулся.

— Я могу это гарантировать.

Через пятнадцать минут я был наверху. Родители шумели как никогда, и, проходя мимо их комнаты, я увидел, что дверь широко открыта, а мама сидит верхом на папе, лицом к двери. Она улыбнулась и подмигнула мне, затем высоко подняла бедра и позволила мне увидеть, как она медленно принимает его в себя на всю длину, громко стоная. Я направился в свою комнату, оставив дверь открытой, и не спеша удовлетворил свою потребность облегчиться... несколько раз, представляя, что это я заставляю маму так кричать.