Это прелюдия к продолжению, и первая тестовая глава. Предупреждаю в ней нет даже намека на эротику!

***

Сразу после тех насыщенных выходных с Фэдом и Нэти жизнь не замерла — наоборот, будто подхватила нас за запястья и потащила в какой-то хоровод. Причём под музыку, которая звучала совсем не так, как раньше.

Мы учились — да, мы же школьницы. Но как раз тогда наступили осенние каникулы, и жизнь, будто подстроившись, дала нам пространство, которого так не хватало. В это же время начались наши первые съёмки. Не репетиции, не тесты — а настоящая работа: фотосессия для каталога одного брендового магазина. Мягкие свитера, пальто на два размера больше, полароиды, улыбки в объектив, и ощущение, что на нас смотрят не как на учениц… а как на женщин.

И в какой-то вечер, когда мы с Лиссой получили на карту «первую зарплату», зажали телефоны между коленями и уставились на суммы — не смешные, не детские — мы просто легли на пол и начали хохотать. От усталости, от гордости, от того, что вдруг осознали: всё настоящее началось.

Каникулы были как глоток воздуха. Мы ходили на танцы, где вовсю репетировали куски из «Лебединого озера» к 31 ноября — и нас до слёз забавляло, что лебединый финал ставят на Хэллоуин. То ли Чайковский в костюме ведьмы, то ли «чёрный лебедь» в прямом смысле. Иногда после тренировки мы умирали от смеха, представляя, как нас выносят с балетным па на фоне тыкв и скелетов.

С Фэдом и Нэти мы, конечно, продолжали встречаться. Часто. Почти каждый день. Мы гуляли, зависали у подъездов, пили чай в термосах, целовались под каштанами. Но всё чаще — особенно в тишине — ощущалось: между Фэдом и Нэти что-то плотнее, глубже. Мы не ревновали… не по-настоящему. Но появилось чувство, будто нам снова хочется больше.

Сексуальное напряжение не исчезло — оно перешло в фазу тихого огня. Бывали дни, когда уединиться было просто невозможно: у нас родители, у Нэти — тоже. И тогда… мы импровизировали.

Иногда это были обычные прогулки как раньше, которые вдруг оборачивались короткими остановками в каком-нибудь полупустом подъезде. Мы уже знали, какие двери заперты, а какие редко открываются. Пока Лисса, Нэти или я вставали на колени и принимались ласкать Фэда губами, кто-то из нас стоял рядом на стреме, поглаживая себя и присматривая за лестницей. Иногда — менялись.

А иногда снимали. Тихо, осторожно, на свои телефон. Для личного архива. И нам почему-то не было в этом стыдно. Это был наш мир. Наши правила.

Однажды нас чуть не застукали. Мы уже почти заканчивали, когда щёлкнул домофон, и внизу кто-то начал подниматься. В панике я запрыгнула Фэду за спину, Лисса влетела в угол, где натягивала трусики наизнанку, а Нэти, давясь от смеха, впихивала телефон в лифчик. Мы выбежали на улицу, смеясь, запыхавшись, волосы взлохмачены, щёки горят — и было ощущение такого счастья, которое невозможно повторить.

Но... всё это было мгновениями. Уколами. Нам снова становилось мало.

Ведь другой наш "любовник", Марк, уехал. Его отец был не русский и он забрал маму и его — сначала «на выходные», потом оказалось, что надолго. И он... исчез. Не сразу. Сначала отвечал. Потом — медленно растворился.

Мы остались вдвоём. Потому что Фэд, при всей своей нежности, всё больше становился частью Нэти. Мы спали вдвоём. Танцевали вдвоём. Даже когда были вчетвером — чувствовали себя как будто немного поодаль. Поэтому ноябрь для нас заканчивался вяло. Как последний аккорд в затяжной симфонии. Тусклое небо будто намеренно давило сверху, а дыхание на утреннем воздухе напоминало дым сигареты — только не расслабляло, а лишь добавляло напряжения. До зимы оставалось совсем чуть-чуть и пусть либидо давило и требовало, но у нас с Лиссой почти не было ни времени, ни сил, чтобы порадовать себя.

Контрольные на носу, репетиции «Лебединого озера» почти каждый вечер — и это не считая нового контракта с магазином белья. Да, нас наконец-то взяли — после пробной фотосессии пришло письмо: «Хотим видеть вас в каталоге». Мы перечитывали его по очереди по десять раз, как будто оно могло исчезнуть, если закрыть вкладку. Радость была... конечно. Но времени — не осталось совсем.

Вечерами, свернувшись в одну кучу под одеялом, мы всё ещё позволяли себе кое-какие шалости. Привычные поцелуи, сладковатые шёпоты, ласки под одеялом, когда мама уже давно спит. Иногда — в раздевалке после танцев, когда другие уже разошлись, а мы будто случайно задержались. Иногда — в школе, где опасность быть замеченными только раззадоривала. Но всё это... было мало. Слишком мало. Как будто наш аппетит только рос, несмотря на усталость и расписание, втиснутое в миллиметровую бумагу. Кажется, чем меньше мы могли себе позволить, тем сильнее тело требовало.

Даже с Ирэн не получалось встретиться — она тоже теперь модель, и её утащили на съёмки в другой город. Обидно, потому что она нам нравилась. В ней было что-то дикое, прямое, как будто она знала, чего хочет от жизни — и от тел других людей. А мы... мы только учились. Тело тянуло, мысли блуждали, и даже в классах на биологии или математике я ловила себя на том, что представляю, как Лисса кусает мочку уха или как Ирэн гладит внутреннюю часть бедра. Да что со мной вообще происходит?..

.В конце января нам исполнялось по Т-Лет. Почти взрослые, почти самостоятельные. Но только почти. Не девочки, но и не женщины. И то, что бушевало внутри, не поддавалось логике. Кажется, это и было взросление.

А 28 ноября, в воскресение, у нас была первая профессиональная фотосессия.

***

Такси остановилось у ворот знакомого индустриального здания, и мы вышли в туманный, промозглый питерский воздух. Серый, как пыль в осенних лужах. Мама уже ждала нас, она приехала заранее. В своём тёплом кашемировом пальто и с тем видом, каким она всегда встречала нас после школьных концертов: гордая, внимательная и слегка на взводе.

— Вы опоздали на три минуты. Модельное будущее под угрозой, — сказала она, едва мы подошли.

Лисса зевнула.

— С таким будущим, может, и не жалко.

— Не умничай. Пошли.

Мама улыбнулась, кивнула нам и сразу прошла к стойке, где ассистент студии уже раскладывал документы и подставлял ручку. Подписывать бумаги без неё нам не позволяли — возраст, мол, не тот. Не положено. Лисса разумеется сняв верхнюю одежду тут же подошла к маме и заглянула ей через плечо.

— Обожаю. Просто обожаю. Значит, трахаться — можно. В некоторых странах, между прочим, с тринадцати, — начала она, закатив глаза. — Замуж выйти — пожалуйста. Детей рожать — на здоровье. А вот примерить блузку и трусы для съёмки — нужна мама. Где логика, мать её?

— В законе, — отозвалась мама, даже не поднимая глаз от бумаги. Подписала на автомате, поставила дату. — И сколько раз тебе говорила. Не матерись! Некрасиво.

— В древности, между прочим, у девочек считался возраст взрослости не по паспортам, а по месячным!

— В древности и зубы без наркоза рвали, — вздохнула мама, оборачиваясь к Лиссе. — И за измену камнями забивали. Хочешь туда?

— Хочу туда, где можно не быть ребёнком по выбору чужих дядей и тётенек, — буркнула та, скрестив руки на груди. — В пятнадцать уже и в поле пахали, и на бал выходили. А у нас — даже сфоткаться в майке без родителя нельзя.

— Ты хотя бы дожила до майки. Я в твоём возрасте на собственную мать была похожа больше, чем сейчас, — хмыкнула мама, но голос её был мягкий, не уставший — скорее родной, как старая песня, которую знаешь наизусть. Она подошла и поправила Лиссе ворот рубашки, ловко перебрасывая с плеча прядь.

— И вообще, вы с сестрой родились в эпоху, когда паспорт есть, а ума — ещё нет. Ты у меня умная. Вот и жди немного. Всё будет.

— Ага, — протянула Лисса. — Ждать, пока по бумажке мне разрешат иметь право на собственные сиськи.

Я в это время уже сидела на высоком стуле в гримёрке — в спортивных леггинсах и белой майке, с руками на коленях. Мария, стилистка, ловко наносила мне консилер, а Сева — наш фотограф — что-то щёлкал на планшете, делая пробные кадры студии.

Я, конечно, не могла промолчать:

— Вообще-то, Лисс, чтобы что-то фотографировать, надо чтобы оно было. А нас пока — Я с тоской посмотрела на вырез футболки — только изящные намёки.

— Сама ты намёк, — фыркнула Лисса, присаживаясь за соседний стул, но её губы дёрнулись от сдерживаемой улыбки. — Я, между прочим, просто дрищ модели. Эталонная палка. Chanel заплачет от восторга.

Сева, стоявший в нескольких шагах за камерой, аккуратно наклонился, делая вид, что проверяет объектив, но по тому, как дёргались у него плечи, было ясно — смеётся. Пытается не палиться.

Мама, забрав копию контракта подошла к нам, любуясь.

— Вы как дети, честное слово. Модельный бизнес — это не "дайте девочкам купальники и приколы". Это дисциплина, труд и миллион камер, Лисс.

— Миллион камер — ладно. Главное, чтоб не было миллионов "взрослых" с очень важным видом и взглядом в декольте.

Мама остановилась, вскинула бровь, глядя на нее с тем выражением лица, которое мы с Курай называли “сейчас будет народная мудрость”, потом наклонилась, так чтобы слышали только мы и Мария.

— А ты помни, что в твоём весе и с твоими редкими месячными тебя ещё не везде и взрослой-то признают даже с чутом твоих слов. Ты раз в год "женщина", остальное время — ветер в поле.

Лисса сделала оскорблённо-драматичный жест рукой:

— А может, я избранная. Специальная. Экономичная версия женщины. Только по праздникам!

Мама только вздохнула и отвесила "избанной" подзатыльник, а потом и мне до кучи.

— Все. я убежала. Расскажите потом что и как. Мария, я на вас надеюсь!

— Все будет в лучшем виде, Татьяна Олеговна.

Мама ушла, а Мария закончив наносить нам легкий макияж отпустила посмотреть что нам предстоит мерять.

Лиссой рассматривали вешалки и обсуждали вслух самые нелепые, на наш взгляд, экземпляры одежды.

— Смотри, это платье как будто сшили из школьного пенала, — хихикнула Лисса.

— А вот это — явно сбежавшая штора. Да ещё и с оборками, — поддакнула я.

Сзади раздался голос Марии:

— Девочки, давайте серьёзнее. Это одежда с новой коллекции.

— Хорошо, — хором ответили мы, и тут же прыснули от смеха, пряча лица друг другу в плечо.

Спустя десять минут к нам подошёл Сева — фотограф. Тот самый, о котором мама уже слышала. Молодой, лет двадцати пяти, с мягкими глазами и немного хриплым голосом, будто только проснулся. Он поприветствовал нас кивком и указал на планшет с расписанием съёмки.

— Сегодня съёмка будет по блокам. Сначала — повседневные платья, потом — микс верхней и нижней одежды: блузки, рубашки, шорты, юбки, комбинезоны. После этого — нижнее бельё. И в самом конце — купальники. Всё будет сниматься по отдельности, спокойно, никто не торопит. Вам будут подсказывать. Переодеваться — вон там, в гримёрке. Всё закроется, всё для вас.

Мы кивнули. Всё звучало вполне нормально. Даже интересно. Внутри просыпался лёгкий азарт: как будто вот-вот начнётся квест.

— А ещё, — добавила Мария, склонив голову, — у нас к вам бонус. Вы такие худенькие и хрупкие, что отлично садится подростковая линейка. Так что после взрослой — пара образов из teen-раздела.

— Вы хотите нарядить нас в одежду для девочек двенадцати лет? — возмутилась Лисса, но глаза её блестели от веселья.

— Никаких бантиков и пони. Всё стильно. Посмотрим, как сядет.

Мы переглянулись. И тут же расхохотались.

— Пожалуйста, только не детские носочки с фламинго, — сказала я.

— Ну… если фламинго в сетке — может, даже и пойдёт, — добавила Лисса и многозначительно вскинула брови.

Мама, закончив разговор с организатором, подошла как раз в момент, когда мы в очередной раз прыснули смехом, глядя на висящую рядом крошечную футболку с надписью «Baby but dangerous».

— Если бы вы смеялись на уроках математики так же охотно — может, и контрольная была бы не на четыре, — заметила она строго, но с мягкой улыбкой.

— Мам, тут на полке трусы размером с ладонь, — оправдывалась Лисса. — Это не выдержит ни одна психика.

— Никакая, кроме вашей, — пробормотала мама и вздохнула. — Ну, хотя бы весело вам.

И было весело. Даже очень. Мы нацепляли друг другу резинки от трусов на локти, устраивали соревнования, кто быстрее застегнёт пуговицы на блузке одной рукой, и в один момент Лисса подошла к зеркалу в чёрной рубашке и юбке-карандаше, втянула щёки и сказала:

— Вижу в отражении женщину. А потом вспоминаю, что мне всего восемнадцать, и вчера я рылась в шкафу в поисках шоколадки. Хаос.

Сева, проходя мимо, усмехнулся:

— Ну, зато будет, что вспомнить, когда станете знаменитыми.

— Или станем бабками и решим всё бросить и переехать в деревню с козами, — отозвалась я.

— С таким гардеробом? Козы офигеют, — хохотнула Лисса.

Так и началось наше воскресенье — в свете ламп, под камеры, с одеждой на вешалках и шумным хихиканьем. Мы ещё не знали, что ближе к полудню на съёмке появится она. И то, что начиналось как весёлое приключение, на мгновение станет чем-то другим.

Но пока всё казалось почти сказочным. Девочки в рубашках, взрослые люди, игра в модели. И мир, в котором мы были главными героинями — пусть на одну съёмку.

________________________________________________________________________________

Если кому интересно, как будет выглядеть первая книга, то прошу на мою страничку в бусти. Тизер выложен совершенно бесплатно для ознакомления.

https://boosty.to/verassa/posts/a30649c1-3d63-493b-996f-97585b1f7611