Это творческое и очень сильно переработанная история про юную девушку Дашу из цикла не моих, но довольно известных 15 лет назад историй, что я объединяла в цикл "Рассказы Даши". Те рассказы я полностью, что нашла, я выложила. Тогда же, полгода назад, я уже пыталась переписать ее историю, но у меня не хватило времени, да и желания если честно.(Темные начала)

И вот новая попытка. Еще более переосмысленная и расширенная. Я постараюсь максимально оставить главные сюжеты базовой истории, сделав из героини шлюху и проститутку, как и в начальной истории, но чуть смещу акценты с учетом того, как я люблю делать (т.е. мысли чувства ощущения героини, и ее отношение к происходящему.) В истории, скорее всего, не будет указан возраст героини, чтобы не нарушать законодательство стран, и не скатываться совсем в педофилию, как это сделано в оригинальных рассказах. (Если брать изначальную историю там Даше от 13 (в начале), до 17 (Последний опубликованный мною рассказ, ) а это уже для меня глубоко аморально и противно. Да, сексуальную жизнь можно начинать и с этого времени, и в некоторых странах это даже почти официально разрешено, но давайте не будем устраивать треш.

====================================================================================================================================

Тёплый свет софитов мягко заливал помещение студии, оформленной в спокойных тонах, с приглушёнными вставками красного и бордового, для придания обстановке налёта интимности. В центре, напротив камер, стоял круглый столик из тёмного дерева. На нём — прозрачный кувшин с янтарным соком, стаканы и несколько бутылок с водой.

В одном из кресел, смотря в камеру, сидел ведущий. Средних лет мужчина, с лёгкой улыбкой, в костюме и в галстуке. Он поправил лист с заметками, взмахнул руками и обратился к аудитории:

— Добрый вечер всем тем, кто включил наш канал в этот, столь поздний, час! Сегодня мы начинаем цикл наших новых программ, в которых постараемся приоткрыть для вас мир эротического кино и порноиндустрии в целом! Здесь мы будем не только обсуждать, как устроен этот мир изнутри, но и говорить о сексуальных приключениях гостей — актёров и актрис, которых мы обязательно пригласим в нашу студию. Я буду вашим ведущим, а рядом со мной — человек, которого представлять, пожалуй, излишне…

Он слегка повернулся к женщине, приглашающе протянув руку в её сторону.

— В качестве моей соведущей сегодня выступает гостья, которая согласилась разделить с нами этот эксперимент. Не так давно она заявила о своем завершении в съемках недетского, хе-хе, кино, чем, кстати, расстроила многих мужчин, а может и не только мужчин! Ну вы понимаете о чем я. — Он улыбнулся к камеру многозначительно подняв брови. — Итак, встречайте, несравненная Дориана!

Женщина, уверенная и спокойная, вошла в кадр. На вид ей было лет сорок с небольшим, но она держалась так, что время словно скользило мимо неё, не оставляя заметных следов. Её фигура всё ещё сохраняла привлекательные очертания зрелой женщины, а во взгляде чувствовалась особая сила — смесь опыта, иронии и спокойного принятия себя. Она подошла к креслу и села, скрестив ноги и положив ладони на подлокотники.

Женщина улыбнулась, чуть наклонилась вперёд и спокойно, но с лёгкой игривостью сказала:

— Добрый вечер. Меня зовут Дориана. Многие из вас могут помнить меня по фильмам, которые я снимала несколько лет назад. Да, я уже завершила карьеру актрисы жанра для взрослых. И, признаться честно, когда мне предложили стать соведущей этой программы и рассказать мою историю, сначала это показалось неожиданным.

Она слегка пожала плечами, улыбнувшись уже шире, и добавила:

— Но, подумав, я решила, что это будет не только интересно, но и забавно. Так что я здесь — и готова делиться воспоминаниями и откровениями.

Камеры чуть приблизились к её лицу, фиксируя живое выражение глаз. Она выглядела расслабленной, но при этом в её манере говорить чувствовалось, что за плечами у неё — богатый опыт и свои тайны, которые зрителям только предстояло услышать.

Женщина сидела в кресле с таким спокойным достоинством, что на мгновение казалось, будто она вовсе не в студии, а в своей гостиной, где ей привычно вести задушевные разговоры. Свет софитов мягко ложился на её длинные, густые чёрные волосы, спадавшие до груди тяжёлыми волнами. Лицо — тонкое, с чёткими и изящными чертами, в которых легко читалась естественность: ни хирургического вмешательства, ни искусственного блеска. И всё же её возраст выдавали лёгкие тени у глаз, мягкость линий щёк и зрелая женственность.

Фигура была чуть полноватой, что лишь подчёркивало её зрелую привлекательность. Длинные ноги, стройные и соблазнительные, невольно приковывали взгляд, особенно когда она меняла позу. На ней было короткое открытое платье, под тонкой тканью которого отчётливо виднелся край красного кружевного бюстгальтера. Когда она закидывала ногу на ногу, угол ткани подолгу играл с вниманием зрителей, позволяя заметить такие же красные трусики, подобранные в тон. Всё это выглядело не вульгарно, а скорее вызовом — как у женщины, которая знает себе цену и не собирается прятать себя.

Ведущий слегка улыбнулся, осматривая собеседницу, и взял в руки свой лист с заметками.

— Давайте начнём с самого простого. Откуда вы родом и как оказались в мире кино для взрослых?

Дориана, слегка наклонившись вперёд, откинула одну прядь волос за спину и рассмеялась мягко, с хрипотцой:

— Как и многие… через постель. Через секс. — Она слегка приподняла брови и добавила с игривой усмешкой: — Думаю, для нашей индустрии это довольно распространённый путь.

— То есть всё началось естественно? — уточнил он.

— Естественно, да. — Она откинулась на спинку кресла, поудобнее закинув ногу на ногу, и на миг позволила платью чуть приподняться. — Хотя в какой-то момент это превратилось в профессию, а потом и в мою жизнь на многие годы.

Ведущий, будто предугадывая любопытство зрителей, задал следующий вопрос:

— Откуда вы родом?

— Из одной из стран бывшего СССР. Но точнее я говорить не буду. Не обижайтесь, это просто… ни к чему.

— Согласен, — кивнул мужчина, снова опуская взгляд в свои заметки. — Такая информация действительно ничего не изменит.

Он перевернул страницу сценария и, задержав паузу, поднял голову:

— Зато у меня есть другая интересная цифра. По нашим данным, вы снялись более чем в трёхстах фильмах. Причём начали карьеру буквально сразу после совершеннолетия.

Дориана снова рассмеялась, но на этот раз громче, даже отклонив голову назад. Её грудь — крупная, явно искусственно увеличенная, но сохранившая привлекательные формы — заметно приподнялась под платьем.

— Ох, трёхсот? — она качнула головой. — Вы, похоже, сильно недооценили или вам дали неполноценную информацию. На самом деле этих фильмов должно быть раз в пять больше. И это я ещё не говорю о коротких, домашних, роликах, которых снято столько, что, думаю, и я сама не смогу сказать вам точную цифру.

— То есть тысячи? — уточнил ведущий с лёгкой усмешкой.

— Да, тысячи, — подтвердила она спокойно. — И каждая съёмка была своей маленькой историей.

Ведущий сделал паузу, посмотрел на неё поверх листа, будто прикидывая, как аудитория воспримет следующий шаг.

— Хорошо, тогда позвольте задать другой вопрос… Во сколько лет вы впервые начали заниматься сексом?

Женщина чуть прищурилась, услышав вопрос. Её взгляд на мгновение стал задумчивым, словно она взвешивала, стоит ли отвечать прямо. Её губы медленно изогнулись в лёгкую усмешку, когда она наконец заговорила, выбирая каждое слово тщательно:

— Знаете, — начала она, слегка наклонившись вперёд, — это всё же телепередача, и некоторые вопросы, а точнее ответы на них, прямо противоречат нормам этики, морали и цензуры. Как нашей страны, так и общепринятой. А в стране, откуда я родом, подобные вещи ещё и уголовно наказуемы. — Она сделала паузу, чтобы ведущий успел осознать серьёзность её слов, и продолжила с едва заметной улыбкой: — Поэтому я отвечу иносказательно… или, точнее, не отвечу сама, а задам вам вопрос. Простой. Какой возраст сексуального согласия в нашей стране?

Ведущий на мгновение замер. Он явно не ожидал такого хода, и в его глазах промелькнуло замешательство. Он коснулся наушника в своем ухе, где суфлер похоже подсказал ему правильный ответ, и ведущий повторил услышанное слово уверенным голосом:

— Пятнадцать.

Дориана мягко улыбнулась и кивнула удовлетворённо.

— Всё верно, — сказала она, чуть покачав головой. — И именно с этого возраста я и начала.

Ведущий снова ощутимо приободрился. Он наклонился вперёд, стараясь выглядеть естественно и дружелюбно:

— Интересно… а как же это произошло? Расскажите подробнее.

Дориана снова тихо рассмеялась, лёгкая хрипотца придавала смеху особую бархатистость.

— Ах, этот вопрос тоже с подвохом… — проговорила она с едва заметным оттенком иронии. — Но тут уже дело не только в возрасте. Есть такое понятие, которое многие не любят обсуждать вслух, — родственная связь. Мой первый мужчина… был сводным братом. — Она на мгновение замолчала, позволив фразе осесть в воздухе, затем продолжила: — То есть человек, хоть и не ровесник биологически, наши матери и отцы были разными, но с которым я выросла с юных лет и которого с момента осознания привыкла считать братом. А началось всё совершенно случайно. Ничего не предвещало такого исхода, как я тогда думала.

Её взгляд на секунду потерялся в пустоте, словно возвращаясь мыслями в прошлое, а затем снова сфокусировался на ведущем, готовая продолжать повествование, оставляя в воздухе напряжение, лёгкое волнение и интригу.

Она приняла более удобную позу в кресле, её длинные ноги вытянулись чуть вперёд, а руки легли на подлокотники. Устроившись, Дориана заговорила мягким, чуть застенчивым голосом, будто делилась личной тайной:

— Не знаю, допустимо ли это рассказывать, но тогда, готовясь ко сну, я переоделась, чтобы лечь в кровать… — она на мгновение замолчала, закрывая глаза, словно вновь погружаясь в воспоминания, — ушла в свою комнату, сняла с себя всё, кроме трусиков. Они были простые, детские, из лёгкой ткани, которые никогда не предназначались для соблазнения, просто удобные и привычные для повседневности и сна. Всё остальное осталось висеть на вешалке или свалено на кресле.

Ведущий, наклонившись к ней с искренним интересом, прервал:

— А разве у вас тогда не было сексуального белья или стрингов?

— Были, конечно! — сказала она. — Но скажите мне, зачем ложиться спать в дорогом сексуальном белье или стрингах? Особенно молодой и неопытной девушке, которая, на тот момент, про секс знает лишь то, что услышала от подружек или же прочитала в учебнике биологии. Которая даже нормальный член ни разу не видела вживую, не говоря уже о прикосновениях…

Ведущий слегка покраснел и улыбнулся, чуть растерявшись:

— Эм… не подумал, извините. Продолжайте. Мне и нашим зрителям очень интересно, что же было дальше.

— После того как я переоделась, — продолжила Дориана, — я вернулась в гостиную и включила телевизор. И на одном из первых каналов, как будто специально, оказался тот самый, где шёл один эротический фильм, чье название я называть не буду, потому что совершенно не помню. Я села поудобнее на диван, скрестив ноги, тонкая ночнушка слегка скрутилась, обнажив бедро выше, чем я привыкла. А трусики всё время напоминали о себе: они тянулись, грели, мешали, создавая странное, лёгкое напряжение. В этом сочетании неудобства и возбуждения я продолжала смотреть то кино, не отрывая взгляд от экрана.

Она на мгновение замолчала, прикрыв глаза от воспоминаний, а камера задержалась на ее декольте:

— Я знала, что это неправильно. И всё же взгляд не мог оторваться. Я сидела, наблюдала за экраном, и каждый раз, когда девушка на экране испытывала давление, когда её держали, шевелили или заставляли двигаться, моё тело реагировало почти само собой… Оно уже выбирало, а разум лишь пытался успеть за ним. Я впервые почувствовала тогда это странное сочетание тревоги и желания, запрета и влечения. И даже простые, привычные трусики, лёгкое давление ткани на теле, скручивание ночнушки — всё это стало частью ощущения, которое одновременно пугало и возбуждало. Я не понимала, что со мной происходит, но не могла отвести взгляд.

Ведущий слегка наклонился вперёд, его интерес был очевиден:

— То есть в тот момент это был ваш первый эротический фильм, который вы увидели?

Дориана покачала головой, улыбка заиграла на её губах:

— Не совсем, — начала она, голос чуть задумчивым. — Я уже встречала подобные фильмы. Помните, знаменитая «Эммануэль» или «Греческая смоковница»? Но тот фильм… во-первых, он был жестче. Во-вторых, раньше, даже если смотрела подобные фильмы, то доходя до эротических сцен, я обычно отворачивалась или перематывала их. А в тот вечер мне захотелось смотреть, наблюдать, и даже почувствовать себя на месте героини.

Ведущий, чуть удивлённый откровенностью, продолжил:

— Именно тогда вы решили стать той, кем стали?

Дориана слегка рассмеялась, прикрыв рот ладонью, и покачала головой:

— Господи, нет, конечно! — сказала она с лёгкой иронией. — Вспомните, сколько мне тогда было! Это было просто детское любопытство, первый взгляд на то, что раньше казалось запретным, недоступным. Просто любопытство, которое вдруг стало интригующим и захватывающим.

— А что вы тогда чувствовали? — уточнил ведущий, пытаясь проникнуть в суть её воспоминаний.

Дориана покачала головой, слегка нахмурившись, словно пытаясь вспомнить мелкие детали:

— Вряд ли вспомню всё точно. Прошло более тридцати лет… Что может чувствовать девочка, которая впервые увидела секс на экране телевизора? Интерес, любопытство, смущение, лёгкую тревогу… — она слегка улыбнулась, словно сама удивляясь воспоминаниям, — хотя, отчётливо помню одно: смотря на всё, что происходило с героиней на экране, я представляла себя на её месте. И, признаюсь, мне нравилось то, что я тогда фантазировала. Запретное и невероятно притягательное для юной девушки не знавшей, что такое поцелуи не говоря про остальное.

Ведущий кивнул, понимая, что воспоминания Дорианы полны контрастов — между невинностью и первыми проблесками желания, между стеснением и любопытством. Он осторожно продолжил:

— И что же было дальше?

— А дальше… — она провела пальцем по краю платья, — в тот момент, когда моя рука на одном из моментов забралась под трусики, которые были очень горячими в этом месте… — она кивнула, давая понять зрителям, о каком участке идёт речь, — я услышала звук поворачивающегося ключа в замке. Мой брат вернулся домой.

Дориана усмехнулась, принимая более удобную позу на диване, и глубоко вздохнула, словно готовясь вновь окунуться в воспоминания:

— Услышав звук открывающейся входной двери, я резко вынула руку из трусиков — в тот момент она там уже была — и вскочила с дивана. Ночь была тёплая, и скользкая ткань ночнушки слегка прилипла к телу, напоминая о каждом движении. Я поправила ночнушку и вышла в коридор, босиком, чувствуя холодный пол под ногами, а сердце стучало так громко, будто я его слышала даже в ушах.

Её глаза на мгновение потерялись в прошлом, и она продолжила, слегка улыбаясь:

— Я увидела его — он стоял там, с хмурым выражением лица, и я автоматически спросила: «Привет, как погулял?» Он ответил сухо, почти без радости: «Нормально, иди спать». И это было странно… я чувствовала, что что-то не так. Мне стало тревожно, но одновременно… внутри оставалось непонятное возбуждёние.

Она сделала паузу, чтобы дать зрителям время ощутить напряжение момента:

— Я прошла за ним в гостиную. Он стоял возле шкафчика с алкоголем и пил коньяк прямо из бутылки. Мне стало не по себе, — продолжала Дориана, — я спросила, что случилось, что его так расстроило, ведь это был не просто напиток — это был папин любимый коньяк, дорогой и редкий. А он ответил: «Ничего хорошего, меня бросила девчонка».

Она слегка покачала головой, будто смеялась над собственной растерянностью того вечера:

— Я хорошо знала его девушку и много раз пыталась его предупредить, что она не такая, какой казалась. Но тогда это было бесполезно. Я подошла к нему и просто обняла, стараясь утешить. Сказала: «Не расстраивайся. Она не стоит того, чтобы из-за неё так страдать. Найдешь другую».

Дориана резко повернулась к камере, делая паузу, и её голос стал мягче.

— Но в этот момент я не понимала кое-что… Я стояла перед ним босиком, в тонкой ночнушке и простых светлых трусиках, и… я не осознавала, насколько сильно ощущалось мое присутствие. Просто стоять рядом с мужским телом, особенно с тем, кто мне был так близок, стало каким-то странным испытанием. Тело реагировало само: сердце билось быстрее, внизу живота чувствовалось тепло, я осознавала возбуждение, но ещё не понимала его природы.

Она сделала паузу, будто снова почувствовала то напряжение, которое было с ней в тот вечер:

— Я не могла понять тогда, что это было. Я ещё не знала о себе ничего, мои ощущения были новыми и пугающими. Но я точно знала одно: мне было невозможно отвести взгляд, невозможно остановить своё внимание и эмоции. Мужское присутствие рядом с моим телом, эти странные, непонятные реакции — всё это стало моим первым знакомством с тем, как сильно может реагировать молодое тело на чужую энергию.

Её взгляд стал сосредоточенным, почти мечтательным:

— Он положил руку мне на спину и медленно, будто невзначай, скользнул вниз, пока его ладонь не легла на мою попку. Я замерла, стараясь дышать ровно, но внутри всё переворачивалось. Его прикосновение было обжигающим, словно в этом простом жесте было больше смысла, чем позволено между братом и сестрой.

Я никогда не возражала против его прикосновений к моей попке или груди — каждый брат выражает свою любовь по-разному. Но в тот момент я чувствовала, что это совсем не похоже на обычную «братскую ласку». Его ладонь обжигала меня, словно кожа вдруг стала вдвое чувствительнее. И что самое странное — мне захотелось, чтобы эта рука пошла дальше. Под ночнушку. Под трусики. Чтобы он сжал меня сильнее, уже не сквозь ткань.

Я замолчала, вспоминая и добавила чуть тише:

— Наверное, я тогда и понимала, что всё это было связано с тем фильмом, что я смотрела перед его приходом. Моё тело уже было заведено, и я позволила этому ощущению только расти. Я даже не хотела задумываться об этом — слишком сладко было чувствовать его ладонь на своей попке. Более того… я сама прижалась к нему — грудью, животом, щекой к его плечу. Я отчётливо помню, как мои соски уже встали и впивались в тонкую ткань ночнушки, ощущая тепло его тела.

Его рука чуть сжала мою попку сильнее, и я, чтобы отвлечь его, пробормотала что-то первое, что пришло в голову:

— Знаешь… у меня есть подружки, которые с ума сходят по тебе. Они сами мне признавались. Я могу познакомить… Или вообще найдёшь себе новую.

Он хмыкнул, и в следующий миг его пальцы ещё крепче вжались в мою попку, будто давая понять, что никакие «подружки» ему не нужны. Он развернулся ко мне лицом и сказал глухо, с жаром в голосе:

— А я уже нашёл.

Я моргнула, не сразу поняв, и всмотрелась в его лицо. Взгляд брата был наполнен таким явным возбуждением, что я растерялась. Сердце гулко стучало в груди, и в голове мгновенно вспыхнули кадры из того фильма: сцены поцелуев, шепот, полураздетые тела.

Я даже облизнула губы, сама того не замечая.

— Что ты имеешь в виду? — спросила я, чувствуя, как голос дрожит.

Он посмотрел прямо мне в глаза, ещё раз сжал мою попку и, почти касаясь губами моих, прошептал:

— Ну как же… Ты такая красивая девушка. У тебя ещё не было парня. А я иногда жалел, что ты моя сестра. Но ведь это не будет нам помехой? Мы же родственники только на словах, а не кровно…

И прежде чем я успела что-то ответить, его губы сомкнулись с моими в первом, таком настоящем поцелуе."

Ведущий с театральным вздохом подался вперёд, глаза блеснули:

— И ваш первый секс случился с ним прямо на кровати? Наверное, это было романтично и доверительно… лепестки роз, свечи, нежные слова, забота?

Дориана не выдержала и расхохоталась, резко откинувшись на спинку кресла. Её смех был звонким, чуть дерзким, а движение раскрыло зрителям роскошный вид на её бёдра и красные кружевные трусики, хорошо заметные на тот момент. Оператор не удержался и тут же сделал крупный план, фиксируя этот вызывающий кадр.

Отсмеявшись, Дориана вытерла уголки глаз и с игривым взглядом повернулась к ведущему:

— Ну вы и шутник, господин ведущий. Я же не зря предупредила, что дальше история строго восемнадцать плюс. И дело даже не в пикантных подробностях, а в том, что это было вовсе не красиво и уж точно не романтично. Всё разворачивалось вот так.

Она сделала паузу, словно набирая воздух в грудь, и продолжила уже серьёзнее, с тихим надрывом в голосе:

— После поцелуя я чувствовала, как тело брата напряжено до предела. Его эрекция прижималась ко мне через ткань джинсов, и это ощущение пугало и будоражило одновременно. В тот миг я совершенно не знала, что делать. Моя голова металась между двумя мыслями: то ли оттолкнуть его и убежать, то ли остаться и… позволить. Я не могла даже до конца признаться себе, что хотела этого. Но моё тело выдало меня — животом я чувствовала его твёрдость, грудь сама тянулась к нему, соски горели.

Дориана посмотрела куда-то поверх камер, словно вновь проживала то утро:

— Андрей, так звали моего брата, взял меня за руку и повёл в гостиную. Телевизор всё ещё работал. Я оказывается просто выключила звук, но картинка осталась —и когда мы вошли была сцена, где женщину грубо брали на коленях, один в рот, другой в попку. Я замерла рядом с ним, не зная, куда смотреть: на экран или на его джинсы, под которыми отчётливо проступала форма его члена. Мне было страшно, что он опомнится и начнёт меня отчитывать, но в глубине души я уже знала — остановки не будет.

Она медленно провела пальцами по своему бедру, будто вспоминая собственный жест:

— И пока он молчал, думая, что сказать, я сама сделала шаг вперёд. Я положила ладонь на его пах, прямо на эту напряжённую выпуклость, и прошептала: «Сделай так же».

Ведущий чуть привстал в кресле, а в зале воцарилась тишина.

— Он удивлённо переспросил: «Не понял?» А я смотрела прямо в его глаза и ответила: «Ты же хотел меня трахнуть и до сих пор хочешь. Так сделай это. Но по моим правилам». Я сама не понимала, откуда взялась такая смелость. Наверное, всё ещё действовал тот фильм, сцены которого впечатывались в моё воображение. Я указала на экран и сказала: «Возьми меня так же. Грубо. Жёстко. Иначе я всё расскажу родителям. И про то, что ты лапал меня, и про то, что пил папин коньяк».

Она усмехнулась, качнув плечами:

— Андрей сначала растерялся, но потом посмотрел на меня иначе. Его глаза сузились, уголок губ дёрнулся в жёсткой усмешке. Перед ним уже не была младшая сестрёнка — перед ним стояла девчонка, которая сама отдалась в его руки. Он наклонил голову и холодно сказал: «Хочешь поиграть в садо-мазо? Хорошо. Но тогда не обижайся».

Её голос стал ниже, чувственнее, как будто она почти шептала зрителям:

— Он толкнул меня на диван, навалился сверху. Его ладони грубо сжимали мою грудь сквозь ткань ночнушки, так, что я вскрикивала то ли от боли, то ли от удовольствия. Его губы и зубы покрывали поцелуями моё лицо и шею, а я… я шептала ему «перестань», делала вялые попытки вырваться. Но внутри я кричала от восторга, от этой силы, от ощущения, что меня берут. Я выгибалась, старалась скинуть его, но это только сильнее заводило и его, и меня.

Она провела рукой по щеке, словно ощущала следы пощёчин:

— Он прижал меня рукой к дивану, второй стал хлестать по лицу. Две звонкие пощёчины, и он холодно спросил: «Хватит или ещё?» Я дрожала, не зная, что ответить, и тогда он придавил мою грудь коленями, а ладонями снова захлестал моё лицо. И вот тогда я поняла: сопротивляться бесполезно. Я лежала, давясь слезами, но внутри, клянусь, внутри горел огонь желания.

Дориана чуть улыбнулась уголками губ, голос стал почти шёпотом:

— И тогда он сказал: «Зачем мне искать другую? Когда под боком у меня есть такое аппетитное тело. Раздевайся».

Дориана улыбнулась, откинулась в кресле, провела пальцем по ножке бокала с водой и начала:

— Я лежала тогда не двигаясь и даже плакала… ну, точнее, делала вид, что плачу. Мне хотелось, чтобы он верил в моё «подчинение». Андрей подошёл, дал ещё одну пощёчину и сказал: «Ты что, не поняла?» — и я медленно начала стягивать с себя ночнушку.

Она сделала короткую паузу, облизнула губы и хитро посмотрела в камеру:

— В тот момент я впервые ощутила, насколько сильно возбуждает унижение, когда ты вроде бы маленькая и беззащитная, а на самом деле всё контролируешь.

Ведущий подался вперёд:

— То есть слёзы были больше игрой?

— Конечно, — кивнула Дориана с усмешкой. — Мне нравилось, как он доминировал. Я вставала на колени перед ним, стянула с себя ночнушку и ощущала, как грудь дрожит, соски напрягаются, а внизу… на трусиках уже появлялось мокрое пятнышко. Тогда я это осознавала смутно, но чувствовала телом очень хорошо.

Она развела ноги шире, показывая алые трусики, и игриво усмехнулась:— Видите? Даже сейчас… — оператор поймал крупным планом тёмное овальное пятнышко на ткани.

Ведущий смутился, а Дориана с иронией продолжила:

— Я потянулась к резинке трусиков, чтобы снять и их, но услышала: «Трусики можешь оставить». Я подняла на него глаза, не понимая, а он только усмехнулся: «Не хочу я тебя трахать, лучше пососи. Уже сосала у кого-то?»

— Вы сказали «нет»? — уточнил ведущий.

— Я отрицательно покачала головой, — улыбнулась она. — И тогда он добавил: «Ну что, самое время начать. Я сделаю из тебя настоящую минетчицу. Ты ещё с благодарностью будешь вспоминать меня».

Она хмыкнула и, проказливо облизнув губки, добавила:

— И знаете, он оказался прав. Я действительно потом не раз вспоминала его слова… с благодарностью.

Перекинув ногу через ногу, Дориана наклонилась вперёд, будто доверяя зрителям секрет:

— Когда я раньше смотрела эротические фильмы, сцены с минетами я перематывала. Мне казалось это грязным, унизительным. И вот я, совсем неопытная, должна была взять в рот настоящий член… первый в жизни. Я готова была сгореть от стыда. Но при этом внутри всё дрожало от любопытства и… возбуждения.

Она вздохнула, словно снова вспоминая тот момент:

— Андрей спустил брюки и обнажил член. Я тогда подумала: «Боже, какой он огромный». Для моего неопытного рта он казался просто невозможным.

Ведущий осторожно спросил:

— И всё же вы решились?

— О, не без помощи, — улыбнулась Дориана. — Он дал мне ещё одну пощёчину и сказал: «Ну что ты стала? Давай, отсасывай. Или тебе нравятся пощёчины?» Я обливалась слезами, и это уже было не частью игры, а от настоящей боли. И я опустилась на колени, взяла его член рукой и сначала только коснулась головки язычком. Это было так… странно. Слюна тут же смешалась со слезами и повисала на подбородке. Я захлёбывалась, но продолжала.

Она чуть прикусила губу и повела плечом:

— Я старалась делать всё как можно нежнее: брала головку в рот, облизала, потом пыталась опускаться глубже. Его член едва помещался, рот уставал, горло дрожало. Одной рукой я держала основание, второй — ласкала его яйца. Иногда вытаскивала и просто облизывала, глядя на него снизу вверх.

Дориана прикрыла глаза, будто снова ощущая то время:

— Он давал мне короткие указания: «глубже», «язык сильнее». И я старалась. Не только потому, что хотела угодить, но и потому что сама горела изнутри. Я знала, что могу получить от него новые пощёчины, если не послушаюсь. Но мне нравилось ощущать его власть, чувствовать, как я сама добровольно отдаюсь этой игре.

Она открыла глаза и уже совсем игриво добавила:

— Наверное, именно в тот момент я поняла, что подчинение может быть сладким, а слёзы — самой красивой маской для удовольствия.

Дориана провела рукой по колену, чуть наклонилась вперёд и, задержав взгляд на ведущем, начала с лёгкой улыбкой, словно смакуя каждое слово:

— Брат тогда расслабился, положил ладонь мне на голову, став моим учителем. Он уверенно направлял, задавал ритм, а я, глупенькая, совсем без опыта, старалась угодить. Помню, как его член казался горячей и упругой сосиской на языке, вкус был странный — резкий, солоноватый, с какой-то плотской горечью, от которой меня одновременно передёргивало и тянуло продолжать. Но я неумело скользнула зубами, и он мгновенно вспыхнул. «Ах ты, сука, — сказал он, — надо было тебе ещё год назад на рот начать давать, чтобы хоть чему-то научилась».

Она чуть вскинула брови, будто играя с публикой:

— Для меня, маленькой, это прозвучало как приговор. Я сжалась от ужаса, слёзы сами покатились по щекам. Но в глубине, внутри, было другое — жаркое, дерзкое удовольствие от того, что он злится, что управляет мной, что я — в его власти. Он грубо схватил меня, повалил на кровать и уселся прямо на грудь. Тяжесть его тела давила на рёбра, дыхание сбивалось, я умоляла его встать, но он лишь ухмыльнулся: «Ничего, мне тоже было больно в первый раз. Открой рот шире». И добавил, жёстко и хрипло: «Сейчас я буду тебя ебать в рот».

Она на секунду прикрыла глаза, словно смакуя воспоминание:

— И вот я открываю рот, губы дрожат, подбородок мокрый от слёз и слюны. Его головка скользнула внутрь, горячая, гладкая, с плотной кожей и вкусом, от которого у меня дернулся живот. Сначала я пыталась осторожно, языком обводила край, чувствуя, как он пульсирует у меня во рту. Но он не дал времени — схватил за голову и двинулся глубоко. Я задыхалась, нёбо будто горело от натиска, горло судорожно сжималось. Каждое движение отдавалось болью и унижением, а вместе с ними — странным восторгом.

Дориана сцепила пальцы, показывая, как он держал её голову:

— Он бил меня по лицу, приказывал: «Сожми губы, не смей зубами!» И каждый толчок был всё глубже в горло. Я чувствовала, как слюна течёт из уголков рта, капает вниз, смешивается с моими слезами. Грудь сдавлена, рёбра ноют, дыхание сбивается, но внутри… внутри было сладко. Я ловила вкус его кожи, солёной, горячей, и понимала, что именно это ощущение — быть полностью в его руках — возбуждает меня сильнее страха.

Камера выхватила её глаза — блеск, в котором читалась не боль, а воспоминание о страсти.

— В тот момент, — продолжила Дориана, чуть прикусив губу и скользнув взглядом по студии, — я поняла, что во мне живут два голоса. Один визжал: «Ужас! Больно! Хватит, остановись!» — а второй, тихий, сладостный, нашёптывал: «Смотри, как он наслаждается. Смотри, какая ты для него нужная. Это красиво». И знаете, именно этот второй оказался сильнее.

Она повела рукой по губам, словно снова ощущая то мгновение:

— Когда он вытащил изо рта свой член и стал дрочить прямо перед моим лицом, я уже ждала этого конца. Мне хотелось увидеть его разрядку. Я просила: «Только не на лицо», — но внутри прекрасно знала: я приму всё. И хотела этого.

Она чуть склонила голову набок, провела пальцем по щеке, будто там до сих пор сохранилась память:

— Первая горячая струя ударила мне прямо в губы. Солёная, густая, вязкая… она растеклась, оставляя жар. Вторая залетела в рот — язык тут же ощутил её терпкий вкус, горьковатый, плотный. Я пыталась сглотнуть, но не сразу получилось — было слишком непривычно, слишком много, слёзы снова покатились по щекам. Остальные струи хаотично ложились на лицо, щёки, подбородок, стекали по шее, липли к волосам. Всё перемешалось: соль слёз, горечь спермы, горячее дыхание… и в этом коктейле унижения и наслаждения я уже тонула.

Она на миг закрыла глаза, погладила себя по шее, как будто там до сих пор ощущала липкость:

— Маленькая Дориана рыдала, чувствовала себя жалкой, грязной. А взрослая — уже тогда улыбалась. Потому что я понимала: именно в этом и есть магия. Вязкая жидкость на лице, мокрые волосы, пульсирующий вкус во рту — всё это не про унижение, а про опыт, про шаг в новую сторону.

Ведущий тихо подался вперёд:— То есть именно этот момент стал переломным?

Дориана уверенно кивнула, скрестив ноги и чуть приподняв подбородок:

— Да. Когда он сказал: «Теперь ты будешь это делать каждую ночь», я посмотрела со страхом на его лицо. Для него — как будто в отчаянии. А для себя — потому что внутри я смеялась от счастья. Я понимала: это не наказание, это путь. Новый опыт, новые грани. Я впервые почувствовала, что власть можно проживать через подчинение. И это было прекрасно.

Я почувствовала, как последний сгусток горячо скользнул по щеке и замер на подбородке, оставляя липкий след. Он вытер член о мою грудь, размазав по коже тёплые следы, и встал. Я подняла на него глаза, дрожащие ресницы прилипали от влажности.

— За что ты так со мной? Ты же мой брат… я же тебя люблю, — прошептала я, сама едва сдерживая довольную улыбку. Внутри всё перепуталось: страх, стыд, наслаждение. Он ведь не знал, что я сама этого хотела, что больше притворялась, чем по-настоящему сопротивлялась. Хотя часть меня действительно была в ужасе от того, что произошло.

Он усмехнулся, его голос был резким, почти угрожающим:— А тебе никто не мешает любить меня. Теперь ты будешь это делать каждую ночь.

— В смысле?.. — растерянно спросила я.

— Сосать будешь! Вот что. И в твоих интересах научиться сосать — если не хочешь, чтобы я порвал тебе целку.

Я уткнулась лицом в подушку и разрыдалась вновь, больше от смятения, чем от боли. Он вышел из комнаты, оставив меня одну — с липкими каплями на лице, с привкусом спермы во рту, горьковато-солёным, густым, вязким. Я провела языком по губам, будто проверяя себя: так вот оно какое… сперма. Сначала казалось отвратительным, но чем дольше я смаковала остатки, тем сильнее ощущала странное, животное возбуждение. Тепло в животе расползалось всё шире, а внутри меня зрела мысль — я хочу ещё."

— Вы тогда впервые попробовали сперму? — ведущий слегка наклонился ко мне, в глазах интерес и привычная хищная улыбка.

— Конечно впервые, — Дориана усмехнулась, поправляя прядь волос. — Всё тогда было впервые: и раздевание перед мальчиком, и оральный секс, и сперма.

— И как вам?

— Что именно? Вкус спермы? — женщина прищурилась, давая ему шанс на уточнение.

— Да, вкус.

— Она разная. Но я обожаю её до сих пор. Тогда казалось странным, необычным, даже мерзким на секунду. Но потом… мм… это чувство, когда она остаётся на языке, заполняет рот, стекает по губам — оно опьяняет. А когда впервые попала на лицо… горячая, липкая… я чувствовала себя и униженной, и желанной одновременно.

— И как вы себя ощущали тогда, в тот момент?

— Растерянной. Маленькой девочкой, которая не знала, чего хочет. Я плакала, но во мне уже просыпалось желание. Я думала: "Всё, я испорчена". А сейчас? Сейчас я понимаю — именно это и сделало меня такой, какая я есть. Это было пробуждение.

Ведущий кивнул, чуть откинувшись в кресле. Его голос стал мягче:— Что же было дальше?

Дориана улыбнулась уголками губ, чуть лукаво:

— Оу… боюсь, это нужно рассказать уже в следующей передаче.

— Да, — рассмеялся ведущий, — я и сам потерялся во времени, слушая вашу историю. Тогда увидимся через несколько дней на нашем канале в 00:30. Ждём вас, уважаемые зрители. И, конечно же, вас, несравненная Дориана.

____________________________________________

Господа прочитавшие. Главный вопрос стоит ли мне продолжать пересказ этой серии? И как именно. В таком формате, либо же в формате "Темных начал"? Думаю и то и другое кардинально отличается от того, что было написано изначально у этой(этого) автора. И еще. На Бесте произведения будут публиковаться по остаточному принципу, и только те истории, что не пройдут монетизацию на другом сайте.