Настя сидела на подоконнике, босая, в растянутой майке. Николай вышел из ванной, вытирал плечи. Волосы ещё влажные, капли скатывались по шее. Он прошёл мимо, молча. Сел на край кровати, спиной к ней. Не глядя.

— Ты был у неё? — голос Насти сорвался. Тихо, резко. С надрывом, будто она ударила этим вопросом не его — себя.

Николай замер.

— Да, — ответил после паузы. Без оправданий.

Настя вскинула голову. Говорила, не в силах больше сдерживаться:

— Как?.. Как вы поговорили?

Он молчал.

— Души открыли друг другу? В глаза смотрели? Или сразу трахнулись, чтобы не тянуть с «прощением»?

— Не говори так, — тихо. Без злости.

Настя усмехнулась — криво. Боль проступала в уголках губ.

— И ты... после всего... примешь её? — слова летели быстро, почти шепотом, с нажимом. — После Семёна? После Толяна? После того, как она унижала тебя — на твоих глазах, Коль. И тебе теперь снова хорошо? Как будто ничего не было?

Он поднял глаза. Взгляд — усталый, тяжёлый. Но честный, как выдох:

— Ничего не забыл. Но больше не боюсь. Ни её тела, ни прошлого. Мне не нужно прощать — я сам всё это допустил.

А она... осталась собой. Только теперь — говорит. Не врёт.

Настя покачала головой. Горько засмеялась, словно от бессилия.

— А я... — она провела ладонью по лицу, как будто хотела стереть с себя что-то. — Я, значит, просто передышка? Переходный пункт между твоим прошлым и твоим будущим?

Он чуть приподнял голову. Хотел сказать — «нет». Но молчал.

— Нет, — сказала за него. — Я всё поняла. Ты всё ещё там. С ней. С теми днями. А со мной ты просто прятался.

Настя сделала шаг к нему. Остановилась рядом. Смотрела долго — прямо, ровно. Без упрёка. Только в глазах что-то потускнело.

— Я уйду, Коль, — сказала тихо. — Не буду мешать вам. Ни тебе, ни ей.

Он поднял взгляд. Губы дрогнули, но слов не нашлось.

— Ты уже всё решил. Просто ещё не признался себе.

А я устала ждать, когда мне достанется что-то настоящее.

Касание по плечу — короткое, как последняя точка.

— Не провожай.

Она не пошла в спальню. Прямо так — босиком, в растянутой майке, села на корточки у входа, натянула джинсы, быстро, без лишних движений. Кроссовки щёлкнули на ногах. Сумка — в руку.

Воздух был свежий, холодный. Тишина застывшая. Только фары во дворе осветили её лицо, когда она открыла машину.

Села за руль, захлопнула дверь. Мотор завёлся с первого раза. Радио — выключено. Свет фар прорезал дорогу. Она не оглядывалась.

Тронулась и уехала. Без сцены, без прощания.

Полчаса спустя она сидела в тишине своего магазина. Свет — только в подсобке. Кофе из капсулы. Полки с бельём молчали. Как зрители, которые уже всё поняли.

Внутри было тихо.

Но не пусто.

Она знала, что так будет. Уже давно. Просто не хотела признавать.

Тянула, боролась, держалась — как умела.

А теперь — всё.

И где-то глубоко внутри, под кожей, было это странное ощущение:

Я всё сделала правильно. Я не стала унижаться. Я ушла сама.

Настя сидела, поджав ноги на диване в подсобке, завернувшись в плед. В груди — звонкая пустота, но не разрушающая. Скорее — опустошение после бури.

Телефон не звонил. Никто не писал. Она не ждала.

Когда глаза начали слипаться, она не стала бороться. Просто легла. Свернулась калачиком, как в детстве. Без подушки, без мыслей. Только тёплый плед и фонари за окном, режущие пол на световые квадраты.

Сон пришёл быстро. Глубокий, чёрный, без сновидений.

Проснулась от слабого света, который уже лился из окна. Рядом — чашка с недопитым кофе, на экране телефона — 07:48. Тело ломило, шея затекла, но было чувство: живу.

Настя села, поправила волосы. На щеках след от пледа, в груди — глухая тишина.

И вдруг — решимость.

Хватит.

Она поднялась, прошла в основное помещение магазина. Стеллажи с бельём стояли, как солдаты. Чисто, спокойно, пусто.

Значит, теперь я здесь. Только здесь.

Сделала себе свежий кофе. Выпила залпом. Горячо, горько — так, как нужно.

Потом взяла телефон, пролистала контакты. Пальцы остановились на одном имени — Сергей.

Сердце дрогнуло — не от страха, от ясности.

Пора.

Нажала.

Гудки были долгими, ленивыми. Наконец — голос, сипловатый, проснувшийся:

— Настя?..

— Привет, Серёжа. Я возвращаюсь.

— Возвращаешься? — в голосе удивление, но сразу же зазвучало оживление. — Ну наконец-то... Красотка, я уж думал, тебя мужики совсем увели с рынка. А ты у нас, как всегда, свободная птица?

Настя не улыбнулась.

— Я хочу работать. Много. Постоянно.

— Будет тебе «много». Уже есть пара клиентов — бельё, люкс, съёмки, каталоги. Все тебя спрашивали.

— Отлично. Подтверди — и я в деле.

— Без проблем, Настя. Мы снова в строю. Готовься: на тебя сейчас снова налетят, как пчёлы на мёд.

— Я не мёд, Серёж. Я пчеловод.

Сергей только рассмеялся в трубке:

— Ну как скажешь. Жди звонка.

Она сбросила. Не улыбалась. Но чувствовала: что-то в ней сдвинулось.

Плечи — расправились. Дыхание — стало ровным.

Медленно прошла по залу. Стеллажи молчали, но Настя смотрела на них уже иначе. Как хозяйка, как модель, как женщина, которая снова держит себя в руках.

Остановилась у одной из полок. Пальцы провели по тонкому кружеву.

Бело-чёрный. Вырез — глубокий. Лиф с мягкой чашкой.

Потом другой — алый, с широкими лентами.

Она собрала два комплекта. Аккуратно сложила.

Повернулась к зеркалу — и впервые за много дней не отвела взгляд.

....................................

Где-то в другом районе, в дешёвом номере с грязными шторами и пепельницей на тумбочке, Сергей потягивался на смятой простыне.

На нём была только майка, задравшаяся до груди. Живот — массивный, круглый. Всё тело — сплошь покрыто густыми, тёмными волосами: грудь, плечи, живот, руки. Лицо заросло небритой бородой, лоб лоснился от пота. Волосы — густые, чёрные, слегка вьющиеся. Воняло табаком, перегаром и спермой.

Сергей зевнул, потянулся за телефоном, морщась. Улыбнулся, в уголке рта заиграла сальная ухмылка.

— Ну, привет, Настюха, — пробормотал он.

Открыл галерею. Пальцем пролистал старые фотки — Настя в кружевном чёрном, на стуле, с раздвинутыми ногами. В сетке. С сигаретой. С открытым ртом. Губы пухлые, взгляд хищный.

Он хмыкнул:

— Ммм... вот сучка...

Рядом на кровати зашевелилось тело — девушка, лет двадцати, с размазанным макияжем, спутанными волосами.

Сергей толкнул её ногой:

— Эй. Проснись, детка. Давай, обслужи меня по-бырому.

Та застонала, отвернулась.

— Не тупи. Хочу, чтоб ты мне отсосала.

Он откинул одеяло, уже дроча на фотку Насти.

Проститутка, не говоря ни слова, подползла и лениво взяла его член в рот. Губы сухие, движения вялые. Он смотрел в экран, увеличивая фото: Настя в полупрофиль, грудь нависает над камерой, кружево едва прикрывает соски.

Он схватил девушку за волосы, двинулся навстречу.

— Да... да, сучка...

В голове уже не было той, что на кровати.

Там была Настя.

Он закрыл глаза. Представил, как она садится на колени, как облизывает, как смотрит снизу вверх — её взгляд, её губы, её манера. Только она.

— Вот так... Вот так... сука... соси...

Тело дёрнулось, бёдра напряглись. Вдох — хриплый, короткий. Он зажал рукой её голову, глубже, рывком.

Содрогнулся. Кончил в глотку.

Проститутка фыркнула, закашлялась, отпрянула.

Сергей откинулся на спинку кровати, не глядя на неё. Взял сигарету с тумбочки, закурил.

На экране — снова фото Насти. Он смотрел, не мигая.

— Ты у меня снова в деле, детка, — выдохнул, — только на этот раз я тебя не отпущу. Ни хуя.

....................................................

Дом был уже почти пуст. Семён стоял в прихожей, смотрел на два пакета у двери: одежда, инструменты, документы — всё, что осталось от жизни на этом участке. Всё, что он считал своим. Дача, вещи, мечты — ушло. Осталось только то, что можно унести в руках.

Скрипнула калитка. Шаги тяжёлые, уверенные. На пороге появился Толик, в куртке нараспашку, с помятым лицом, с телефоном в руке.

— Ну шо, Сёмыч... всё?

Семён кивнул. Молча.

Толик опустился на табурет у стены, покачал головой.

— Я брату звонил. Тому, что в ментовке. Говорит — пока тишина. Ни Юру, ни Веру не нашли. Может, заграницу свалили, может, по поддельным докам. Уж больно грамотно всё провернули.

Семён вздохнул, сел рядом.

— Ясно. Значит, и не найдут, — сказал спокойно. — Такие, если захотят исчезнуть — исчезнут. Как вода в песок.

— Я поеду пока к сыну, — продолжил Семён. — Там глядишь, работу найду. Муж на час, сантехник... чего-нибудь. Руками могу. Не помру.

Толик кивнул. Долго молчал, потом хлопнул ладонью по колену:

— Ты, если чё, маякни. Я ж тоже не в столице. До города доехать — не проблема. Чай попьём. Помолчим.

Семён усмехнулся — тускло, но по-настоящему.

— Помолчать — это да. С этим у нас всегда неплохо.

Толик потянулся, хлопнул друга по плечу. Тот только качнул головой — благодарно, без слов.

— Дальше видно будет, — сказал Семён. — Всё равно не в первый раз всё с нуля.

Толик не стал спорить.

Иногда мужчинам не нужно много слов. Только тишина. И кто-то рядом — пусть даже ненадолго.

После обеда во двор въехала машина. Пыль поднялась по колёсам, солнце отражалось в лобовом стекле. Семён уже знал — это они. Новые хозяева.

Он вышел навстречу — в куртке, с пакетами у ног, спокойный, почти отрешённый. Из машины вышли двое: мужчина и женщина лет под пятьдесят. Одеты просто, по-деревенски, лица открытые. Мужчина кивнул:

— Здравствуйте. Мы вот приехали, как и договаривались.

— Здравствуйте, — сказал Семён. — Дом теперь ваш.

Он протянул ключи. Мужчина взял бережно, как будто они были не просто от замка — от чего-то большего.

— Мы в курсе, что случилось, — сказал он после паузы. — Сочувствуем.

— Надеемся, всё у вас разрешится, — добавила женщина мягко. — И этих... найдут. Наказание их не минует.

Семён кивнул. Без улыбки, но с благодарностью.

— Спасибо. Желаю вам тут тепла. Дом хороший.

— Мы постараемся дать ему новую жизнь, — мужчина сжал его ладонь. Крепко, без слов.

Семён повернулся к дому.

Смотрел долго.

Знакомая дверь, облупленный порог, занавески на окнах — всё ещё его. И уже — нет.

Он сделал пару шагов назад, вдохнул глубже, будто запоминал запах, свет, воздух. Потом развернулся и пошёл по дорожке, не оглядываясь.

Когда дошёл до поворота, достал телефон, набрал коротко:

— Жень, это я. Скоро буду.

— Хорошо, жду, — ответил сын.

Семён сбросил вызов. У него больше не было ключей. Зато был путь — хоть и без дома.

.....................................................................

Николай сидел у окна, курил в открытую форточку. Телефон в руке, экран тускло светился именем Алёна. Он смотрел на него долго, прежде чем нажать.

Гудки. Один, второй.

Щелчок. Её голос, знакомый, ровный:

— Алло?

— Привет, — сказал он.

— Привет, — в голосе мелькнуло что-то тёплое, но сдержанное.

Пауза.

— Мы с Настей... поговорили, — сказал он. — Она всё поняла. И... ушла. Сама.

Алёна помолчала. Потом выдохнула:

— Ты в порядке?

— Да. Просто... всё закончилось. Без скандала. Без шума.

Алёна не ответила сразу. Где-то на заднем фоне слышался тихий звук телевизора или радио.

— Я... — она запнулась, — наверное, немного рановато. Приезжать к тебе, я имею в виду.

— Понимаю, — тихо сказал он. — Я не тороплю. Просто... хотел, чтобы ты знала: теперь ты можешь.

Секунда тишины. Потом:

— Но ты можешь приехать ко мне. Посидим. Поговорим. Спокойно.

— Конечно, — быстро ответил он.

— Правда, Лика дома. Приехала из-за границы. Немного суматохи. Но я её предупрежу. Мы найдём, где уединиться.

— Мне не мешает. Я просто хочу тебя видеть.

— Тогда... жду.

Они замолчали, но никто не хотел первым класть трубку. Потом она сказала:

— Спасибо, что позвонил.

— Спасибо, что ответила.

Связь оборвалась. Николай медленно положил телефон на стол, потушил сигарету.

Алёна положила телефон на стол, задержала взгляд на экране. Сердце било чуть быстрее обычного, но уже без тревоги — просто живое волнение.

Из соседней комнаты выглянула сестра — босая, в растянутом свитере, с чашкой чая в руках. Волосы собраны небрежно, лицо чистое, чуть припухшее после сна.

— Кто звонил? — спросила, отпивая.

— Коля, — спокойно ответила Алёна, подойдя к окну.

— Коля? — сестра приподняла бровь. — Тот самый Коля?

— Угу. Скоро приедет.

— Подожди... вы что, хотите снова сойтись?

Алёна вздохнула, прислонилась плечом к косяку.

— Пока рано о чём-то говорить. Просто... решили увидеться.

Сестра посмотрела на неё внимательнее.

— Ну, если что, родители будут рады. Всё-таки столько лет вместе были. Они всё это время надеялись, хоть и молчали.

Алёна кивнула, не отводя взгляда от окна.

— Я тоже молчала, — тихо. — Просто не была готова.

Сестра подошла, обняла её за плечи, легко, без слов.

— Всё придёт. Когда надо.

Алёна кивнула.

.......................................................................

Офис находился в старом лофте на севере города — кирпичные стены, стекло, бетон и тёплый свет. Всё будто модно, профессионально, но с налётом разболтанности.

Настя вошла уверенно — в чёрных брюках, светлом свитере, волосы собраны. Макияж лёгкий, осанка — ровная. Собранная. Спокойная.

Сергей встретил её как старую любовницу, а не как модель.

— О-о-о, Настюха! — растянул улыбку, подскочил, сразу потянулся в обнимашки.

Она подалась вперёд формально, не прижимаясь, но не сопротивляясь. Он всё равно успел дотронуться до талии и задержать ладонь на секунду дольше.

— Соскучился, честно. Без тебя тут — тоска. Все какие-то одинаковые стали. А ты у нас — огонь.

— Привет, — спокойно сказала она. — Что за работа?

Сергей усадил её на диван, сам плюхнулся рядом, ноги на столик, жестами позвал помощника принести кофе.

— Работа? Сразу к делу? Ну ты вообще, — хмыкнул. — А я думал, поболтаем...

— Лучше без болтовни, Серёж. Давай по сути.

Он посмотрел на неё — снизу вверх, нагло. Но без давления. Пока без.

— Ладно, ладно. Ты как всегда — деловая.

Затем чуть тише:

— Но всё равно... ты охуенно выглядишь. Просто... ммм... уже представляю, как ты ляжешь под свет.

Настя не ответила. Только чуть сильнее сцепила пальцы в замок на коленях.

Сергей вытянулся на диване, потянулся за планшетом.

На экране — каталог, раскадровка, пара референсов: мягкий свет, позы в белье, крупные планы.

— Есть клиент. Капризный, но с деньгами. Коллекционер.

— Не бренд? — сразу уточнила Настя.

— Не-а. Частник. Но серьёзный. Работает через агентство, всё официально. Он хочет тебя.

Настя посмотрела прямо.

— Почему?

— Ты ему запала. Говорит — «живая». Не кукла. Ты же знаешь, у тебя это в глазах. Плоть, а не пластик.

Пауза. Она молчит. Он чувствует, что молчит не из скромности — из недоверия. И продолжает, спокойным голосом:

— Съёмка в студии. Всё по уму. Бельё будет топ — кружево, шёлк, телесные оттенки. Потребует сложных поз. Немного акробатики. Может — на полу. Но ничего жёсткого. Камера тебя любит. А он платит.

— Сколько?

— Вдвое от стандартной.

(он делает паузу, смотрит внимательно)

— Но ты же не ради денег пришла, правда?

Настя отводит взгляд на секунду. Потом возвращает.

— Я пришла ради себя.

— Вот и отлично, — довольно кивает он. — Эта съёмка — только начало. Если понравится, предложат цикл. Коллекция под заказ. А ты — лицо. Только не говори, что не соскучилась по свету, по вспышке, по взглядам. Ты ж этим дышишь.

Она ничего не говорит. Только на секунду застывает — будто взвешивает.

Сергей улыбается шире:

— Ты ж знаешь, Настюха. С тобой — можно красиво. Без грязи. Но на грани. Именно так он хочет.

Настя медленно выдыхает.

— Когда съёмка?

— Завтра. Всё готово. Я сам буду на площадке. Проконтролирую.

(пауза)

— Всё будет — как ты любишь.

Она встаёт.

— Отправь адрес. Я приеду.

Он встаёт следом.

— Настюха, это будет пушка. Я прям чувствую — ты вернулась.

.....................................................................................

Студия была просторной — белые стены, высокие потолки, рассеянный свет от больших окон. Световые панели уже были расставлены, ассистенты тихо настраивали оборудование. В углу — стойка с бельём, каблуки, косметика.

Настя стояла у зеркала в гримёрке — чёрный комплект с тонким кружевом, лиф полупрозрачный, трусики на тонких бретельках. Тело подтянутое, лицо собранное, глаза в отражении — холодные и сфокусированные. Профессионал включился.

— Ты готова? — Сергей заглянул в гримёрку, не стучась.

— Да.

Он посмотрел — в упор. Медленно, почти скользя взглядом по телу. Потом сказал:

— Ну, пошли разнесём эту съёмку.

Съёмка началась плавно. Камера щёлкала, фотограф работал молча и быстро. Настя — в форме. Позы отрабатывала уверенно: изгиб поясницы, поворот плеч, взгляд через плечо.

Сергей ходил вокруг с планшетом, иногда с камерой.

Поначалу всё выглядело нормально.

Он говорил:

— Отлично. Замри. Плечо чуть назад. Угол подбородка, вот, да.

Подходил, поправлял волосы.

Потом — руку.

— Локоть слишком острый, вот... мягче.

Он взял её за запястье, задержал чуть дольше, чем надо. Настя почувствовала — и не отреагировала. Просто перевела взгляд в камеру.

Дальше — бедро.

— Смотри, здесь красиво, но не хватает линии. Подвинь его сюда...

Он присел, аккуратно подвинул её за бедро. Тепло руки — ощутимо. Не грубо. Но уже не «технически».

— Вот. Да. Вот это мясо, Настюха, — выдохнул с довольным видом.

Настя напряглась, но осталась в позе. Профессионализм держал всё.

— Теперь на колени, — сказал он. — Спиной к свету.

— Да. Ракурс снизу. Камера поймает позвоночник, жопу, бедро. Плавно. Живое.

Она встала на коврик. Колени, поясница прогнута, ладони упёрты в пол. Спина голая, ягодицы приподняты.

Сергей подошёл сзади. Медленно, как будто смаковал сам момент — тишину, наклон её спины, свет, скользящий по изгибу талии.

— Подожди... — сказал негромко. — Трусики сбились. Сейчас поправлю.

Он не ждал ответа. Просто нагнулся — и двумя пальцами отодвинул тонкую полоску ткани в сторону. Плавно, будто осторожно, но без права на отказ.

Перед ним открылась она — полностью. Розовая, чисто выбритая щель, чуть приоткрытая от наклона, с лёгким блеском. Половые губы аккуратные, симметричные, внутренние выступали чуть дальше наружных, как будто приоткрыв дверь туда, куда не звали.

Там всё было видно: вход, пульсирующее напряжение мышц, влажность.

Он не касался — только смотрел. Но взглядом трогал жадно. Как владелец.

— Вот так... — пробормотал почти шёпотом. — Пизда как у куклы. Идеальная.

Потом аккуратно отпустил ткань — и та медленно легла обратно, скрыв то, что он успел впитать глазами.

Сергей жестом показал фотографу:

— Перерыв. Выйди, брат. Я сам сейчас пару ракурсов добью. Коллекция — тонкая.

Фотограф пожал плечами и ушёл.

Сергей опустил планшет.

— Слушай... есть тема. Клиент особенный. Коллекционер. Если оголишься — будет двойная ставка. Лично от него.

— Чисто для себя. Без публикаций.

— Я сам тебя сниму.

Настя медленно подняла голову. Посмотрела на него прямо — холодно, ровно. Без вызова, без слабости.

В этом взгляде было всё: понимание, отвращение, контроль над собой.

— Только верх, — сказала.

Сергей задержал дыхание. Губы дрогнули, как будто он хотел что-то добавить — похабное, «по-дружески», — но сдержался.

Вместо этого кивнул, выдохнул, будто проглотил.

— Вот и хорошо, — сказал, почти ласково. — Поехали дальше.

Настя расстегнула застёжку сзади. Медленно. Не потому что хотела раздразнить — потому что не хотела дрожать.

Ткань сползла с плеч, лифчик упал на пол.

Он увидел её грудь полностью.

Скользкий, жадный взгляд прошёлся по формам — округлые, тяжёлые, с чёткими очертаниями. Кожа — молочная, соски — тёмно-розовые, проколотые. Маленькие кольца в каждом, аккуратные, серебристые, как будто подчёркивали её независимость. Или — подчёркивали, что кто-то когда-то уже хотел владеть этим телом.

Сергей сглотнул. Камера в руках чуть дрожала.

— Ммм... Настюха... — прошептал. — Ты просто шедевр. С такими сосками — и взгляд такой, будто ты готова меня убить. Это... это то, что нужно.

Он сделал первый кадр.

Второй.

Крупный план — лицо, грудь, кольца, напряжение в мышцах.

Настя не двигалась. Стояла, как статуя. Холодная. Совершенная. Без принадлежности.

Не для него.

Не для клиента.

Просто — чтобы выжить в этой сцене до конца.

Он сделал ещё десяток кадров. Молча. Только камера щёлкала — сухо, как метроном.

Настя стояла в разных ракурсах: стоя, на табурете, полуобернувшись. Обнажённая грудь — в кадре, на виду. Кольца поблёскивали, соски напрягались от холода, от его взгляда, от самой ситуации.

Сергей подходил всё ближе.

Иногда снимал почти в упор, с уровня живота, глядя снизу вверх.

Он не комментировал больше. Просто пожирал глазами.

Наконец он опустил камеру.

— Снято, — сказал.

— Ты — просто бомба, Настюха.

Она молча наклонилась, подняла лифчик.

Накинула халат, не застёгивая. Спина всё ещё прямая.

— С оплатой как? — спросила, без выражения.

Сергей взял телефон, что-то ввёл. Телефон Насти коротко вибрировал.

— С бонусом. Как договаривались, — сказал он, глядя на её грудь под халатом.

— Спасибо, — сказала тихо.

Повернулась к зеркалу. Сняла остатки макияжа, стёрла блеск с губ. Руки дрожали чуть-чуть. Она это заметила — и сжала пальцы в кулаки.

Потом собралась, оделась. Ни слова. Ни взгляда.

И ушла.

Когда дверь за Настей закрылась, Сергей остался один в тишине студии. Несколько секунд он просто сидел, прислушиваясь к собственному дыханию — глубокому, сбивчивому. Камера лежала рядом, экран всё ещё горел последним кадром: Настя, полуоборот, грудь, кольца, взгляд в сторону.

Он выдохнул, почесал грудь сквозь футболку.

— Вот сучка... — прошептал с улыбкой.

Потянулся за телефоном, глянул в поступления:

Клиент перевёл всю сумму. Гораздо больше стандартной.

Насте Сергей скинул чуть больше половины, чтоб казалось «с бонусом». А остальное... остальное — себе. Честно. За идею. За режиссуру.

Никакого «удвоения за оголение» не было. Это был тест.

Проверка на готовность.

И она — прошла.

Он не торопился. Настя была не из тех, кто даётся в лоб. Её нужно было разложить по частям. Через доверие, границы, тонкую игру. Через работу.

Она уже начала.

Сергей закурил. Медленно, с удовольствием. В голове — кадры: как она встаёт на колени, как сдержанно снимает лифчик, как его взгляд скользит по соскам, по кольцам, по тому месту, которое он уже видел.

— Она даже не поняла, — выдохнул он. — Уже делает это для меня. Чисто для меня.

Он усмехнулся, стряхнул пепел на пол.

— А дальше что? А дальше всё просто. На камеру отсосёт. Потом сама встанет раком. Пизденку раздвинет. И будет ждать.»

Он затушил сигарету.

Всё идёт по плану.