Они лежали в тишине. Комната остывала, только кожа ещё пульсировала от недавнего акта. Николай смотрел в потолок, Настя — на него.

— Ты так и не ответил, — сказала она спокойно.

— На что?

— Нравилось ли тебе, когда твоей женщиной владеет другой.

Он выдохнул, не сразу отвечая. Потом хрипло:

— Раньше — да. Возбуждало. До безумия. Особенно когда она... делала это как будто для меня. Как будто знала, что я смотрю. Что я управляю.

Настя приподнялась на локте, скользнула взглядом по его лицу:

— То есть — пока это была твоя игра?

Он чуть напрягся, но не стал спорить.

Она продолжила мягко:

— Пока ты знал, кто, когда, как. Пока она делилась собой — по твоей воле, по твоему сценарию. Так?

Он закрыл глаза. Кивнул почти незаметно.

— А потом? — спросила она.

— Потом... — он сглотнул, голос стал глухим, — она начала хотеть сама. Без меня. Не ради меня. Не игра, не эксперимент — а настоящее желание. Настоящий голод. И я...

Настя ждала. Он посмотрел на неё:

— Я вдруг понял, что больше не контролирую. Не руковожу этим. Что теперь это она решает, кого впустить в себя, и зачем. А я... остался в стороне.

Настя молчала пару секунд. Потом — тихо, но чётко:

— А если бы я тогда не приехала...

Ты бы и дальше жил с ней? Делил бы её — с Семёном, с Толиком?

Николай вздрогнул еле заметно. Повернулся на бок, уставился в стену. Пауза затянулась.

— Не знаю, — наконец сказал он глухо. — Может, да. А может... и увёз бы её куда-нибудь. Подальше. От всех. От них. От этой дачи.

Хотел бы думать, что нашёл бы в себе силы. Но...

Он не договорил.

Настя внимательно смотрела на него, не мигая.

— Ты её... ещё любишь?

Тишина.

Он не повернулся, не ответил сразу. Только медленно сжал край простыни в кулаке.

— Я... не знаю, — сказал он так же тихо. — Иногда думаю — уже нет. А потом что-то вспыхивает внутри. Образ. Взгляд. Голос. И всё возвращается.

Он повернул голову, наконец посмотрел на Настю.

— Не её, может быть. А то, какими мы были. До всего. До них.

Настя не отвернулась. Только кивнула, почти незаметно. Взгляд её стал чуть мягче, но в нём по-прежнему жила опасная ясность.

Он продолжил:

— Я даже не уверен, что это любовь. Может, просто незавершённость. Боль, которую не прожил до конца.

Она накрыла его руку своей.

— Тогда тебе стоит с ней встретиться, Коль.

Он повернул голову, взглянул на неё, нахмурился.

— Зачем? Всё же сказано. Она ушла. Я ушёл. Мы сделали свой выбор.

— Нет, — тихо сказала Настя. — Ты просто отпустил, не прожив. Ты смотришь на неё через прошлое, как через дым. А надо — в глаза. Прямо. Один раз. Чтобы понять, что между вами есть, а чего — уже нет.

Он отвернулся.

— Это больно.

— Зато честно.

Он долго молчал. Потом сел. Провёл руками по лицу.

— А если я всё испорчу? Если скажу что-то не то? Или... наоборот, снова захочу вернуть?

Настя пожала плечами.

— Значит, узнаешь. А пока ты этого не сделал — ты не со мной, Коль. Ты... между ней и её тенью.

— Спасибо, — сказал он глухо.

.......................................................

Машина плавно катилась по асфальту, солнце било в лобовое стекло. Николай держал руль одной рукой, другой — прокручивал в телефоне список контактов.

Имя «Алёна» — словно вырезанное из кожи. Простой набор букв, но с весом на сердце.

Он нажал. Гудок. Второй.

— Алё? — голос настороженный, тихий.

— Это я, — сказал он. — Коля.

Пауза. Едва заметное вдохновение.

— Привет... — в голосе будто что-то дрогнуло. — Я... не ожидала.

— Прости, что так внезапно. Просто... Мы с тобой так и не поговорили. Тогда. По-настоящему.

Тишина на другом конце.

— Я... — она сглотнула, — я знаю.

Он помолчал. Потом осторожно:

— Ты сейчас где?

— У родителей. В городе. Пока... здесь.

— Понял.

Секунда.

— Может, заеду? Поговорим. Просто... чтобы всё сказать. Или хотя бы понять, что осталось.

На том конце — пауза. Но уже не неловкая. Просто... важная.

— Приезжай, — сказала она. — Лучше дома поговорим.

Он выдохнул. Легко. Почти впервые за долгое время.

— Хорошо. Скоро буду.

Связь оборвалась. А в салоне повисла тишина, а внутри у него было странное чувство.

Николай свернул во двор, машина мягко притормозила у старых ворот. Дом показался сразу знакомым — низкий, белёный, с облупившимися подоконниками. Он бывал здесь десятки раз, но сейчас смотрел иначе — будто во сне, где всё не совсем так, как было.

Он заглушил двигатель, вышел. На секунду задержался — неуверенно, как подросток перед первым свиданием.

Дверь открылась.

Алёна.

Он замер.

Она была в простом домашнем платье — светлом, чуть выше колена, без рукавов. Волосы собраны наспех, босиком. Никакого макияжа. Взгляд — тёплый, но уставший. Глубокий. Не испуганный — спокойный. Как у человека, который многое пережил.

— Привет, — сказала она.

— Привет, — кивнул он.

Она отступила в сторону, приоткрывая дверь:

— Заходи. Чайник уже вскипел.

Она шла впереди — босые ступни, платье легко колыхалось. Он смотрел на неё, и в груди сжималось что-то старое и живое.

— Проходи, — сказала она из кухни. — Садись. Сейчас налью.

Они сидели за столом. Кухня была тиха до звона. Чай остывал в кружках, никто не прикасался. В воздухе повисло ожидание — словно старые стены слушали вместе с ними.

Николай посмотрел на неё. Долго. Потом сказал глухо:

— Я испугался... не когда ты впервые была с другими.

А когда понял, что ты выбрала — не меня. Не ради игры, не ради нас. А по-настоящему. Когда я стал лишним.

Когда смотрел на тебя и понимал — ты там... с ними. В теле, в мыслях. А меня нет.

Он отвёл взгляд, сжал кулак на столе.

— Тогда я и сломался. Не от ревности. А от чувства, что я — выпал из твоей жизни.

Алёна медленно выдохнула. Голос дрогнул:

— А я... я вообще не думала, что всё так зайдёт.

Сначала это было физически... восхитительно.

Меня как будто распахнуло. Я хотела, чтобы ты видел, чтобы тебе было жарко, чтобы мы стали ближе.

А потом...

Она опустила глаза.

— Потом я стала уходить всё дальше. Слишком.

И в какой-то момент поняла, что уже не знаю — ради кого я раздвигаю ноги.

Что я превращаюсь в... грязную шлюху, которая делает это не замечая, как тебе больно.

Её голос сорвался. Она прикрыла рот рукой, глотая слёзы.

— Я чувствовала твой взгляд. Чувствовала, как ты отдаляешься.

Но мне казалось — если я продолжу, если дойду до дна, ты меня вырвешь оттуда.

А ты... молчал.

Она протянула руку, коснулась его пальцев.

— Мне не хочется, чтобы ты помнил меня такой.

Он посмотрел на неё, не убирая руки.

— А я... всё равно помню — тебя. До всего этого. Смеющуюся, тёплую, настоящую. И я не хочу, чтобы вот это было нашей последней страницей.

Алёна посмотрела на него — ровно, без улыбки:

— А как... ты хочешь?

Николай не ответил сразу.

Он медленно встал, обошёл стол, подошёл к ней вплотную. Склонился к её лицу и поцеловал её — медленно, осторожно. Как будто боялся спугнуть. Её губы дрогнули. Она ответила сразу — и в поцелуе было всё: сожаление, вина, нежность, голод.

Он провёл рукой по её щеке, потом по шее. Она закрыла глаза. Потянулась ближе. Её грудь прижалась к его груди.

— Ты ещё... любишь меня? — прошептала она.

Он смотрел прямо в её глаза. Тихо:

— Да. Я не переставал. А ты?

Она кивнула. Почти шёпотом:

— Я тоже.

Они поцеловались снова. Сильнее. Уже без сдержанности. Он провёл рукой по её талии, спине, сжал бёдро. Она выгнулась к нему, будто всё тело само вспомнило, как быть рядом с ним.

Платье соскользнуло с плеча. Он поцеловал открывшуюся кожу — горячо, с нажимом. Она вздохнула, крепче обняла его за шею.

— Иди сюда, — сказала она, и повела его за руку в комнату

Он шагнул за ней, чуть выдохнув, как будто в этот момент отпустил всё.

Она остановилась в полумраке, повернулась к нему — и не отпуская его руки, медленно опустилась на колени.

Он замер.

Алёна смотрела снизу вверх — взгляд прямой, тёмный, чуть влажный. В её лице не было покорности — было решение. Она знала, чего хочет.

Медленно, не отрывая взгляда, она расстегнула молнию на его штанах, потянула вниз и ткань, и бельё.

Его член был уже твёрдый, пульсирующий. Она провела по нему пальцами — нежно, как по стеклу. Потом — губами. Один поцелуй. Второй — чуть глубже. Внизу живота у него всё сжалось.

— Я скучала по тебе, — прошептала она, едва коснувшись его головки губами. — По вкусу, по запаху...

Он не ответил. Только сжал пальцы в её волосах.

Она начала — медленно. Взяла головку внутрь рта, слегка посасывая, обвивая языком. Затем глубже. Ритм был не быстрый — размеренный, чувственный, с каждым движением чуть сильнее, чуть влажнее.

Смотрела на него всё время — снизу вверх. В её взгляде было одновременно прошение и вызов.

Он стонал. Тихо. Сдержанно. Её губы двигались всё увереннее, рука сжимала основание, вторая — лежала у него на бедре. Его тело напрягалось всё больше, дыхание сбивалось.

— Ты такой вкусный, — сказала она, отстранившись на секунду, проводя языком. — Я помнила, но не так...

Алёна снова склонилась к нему. Языком провела по всей длине — медленно, от основания до самой головки, как делала это раньше, когда знала каждый миллиметр его тела.

Потом вновь взяла его в рот — глубже, жаднее. Он почувствовал, как её губы сжимаются, как язык обвивает его плоть.

Она двигалась — плавно, уверенно. С усилием, с нажимом. Рука сжимала основание, вторая — лежала у него на ягодице, слегка тянула на себя. В её действиях была память, привычка, голод.

Он смотрел на неё сверху — на растрёпанные волосы, на рот, который делал с ним чудеса. Его дыхание стало частым, пальцы сжались в её волосах сильнее.

— Боже... Алёна... — прохрипел он.

Она подняла на него глаза, не останавливаясь. Глубже. Медленнее.

Потом отстранилась, провела языком по всей длине, поцеловала головку, облизала как мороженое, обвела кругами.

Он застонал, схватил её за плечи и резко поднял. Не с грубостью — с невыносимым желанием.

Поднёс к кровати, уложил на спину.

Платье с неё сдёрнулось в одно движение. Он даже не остановился на этом — только рванул ткань вверх, стянул трусики, обнажив её полностью.

Её ноги уже сами раздвинулись, приоткрываясь ему. Она была влажная, пульсирующая, и он видел, как она уже готова.

Он опустился между её ног, провёл пальцами по влажным губам, раздвинул их, погладил клитор.

Алёна выгнулась, застонала:

— Войди... Коля... я скучала по тебе... так скучала...

Он навис над ней, схватил её бёдра, направил член — и вошёл в неё сразу, глубоко, одним толчком.

Она ахнула — громко, с облегчением и страстью. Её тело приняло его сразу, жадно. Она была тугая, но скользкая, её мышцы сжимали его, как будто не отпускали. Он замер внутри, чувствуя каждое движение её тела.

— Боже... ты такая... — выдохнул он.

— Не останавливайся, — прохрипела она. — Я хочу тебя. Целиком. Глубоко.

Он начал двигаться — медленно сначала, чтобы прочувствовать её снова. Она встретила его — бёдра шли навстречу, грудь покачивалась, руки царапали ему спину.

Их тела вспомнили друг друга быстрее, чем разум.

Всё лишнее — исчезло.

Он двигался в ней всё быстрее — толчки стали сильными, глубокими. Алёна выгибалась под ним, словно пыталась вжаться в его тело ещё ближе, ещё плотнее. Её пальцы впивались в его спину, ногти оставляли следы.

— Да, да... вот так... ещё... — шептала она, прикусывая губу.

Он не останавливался. Поднимал её бёдра, прижимал её к себе с силой, входил до упора — снова и снова.

Она была горячей, скользкой, тугой, её влагалище сжимало его, как будто не отпускало. Он чувствовал, как она приближается к краю — её тело дрожало, голос становился прерывистым.

— Коля... я сейчас... я... — она закричала, зажмурившись, выгнувшись в долгом, мощном оргазме. Её влагалище пульсировало вокруг него, сжималось волнами.

Он не остановился. Двигался в ней, пока не почувствовал, как напряжение в нём достигло предела.

— Я кончу... — прохрипел он.

— В меня... — прошептала она. — Хочу тебя... до конца...

С этими словами она снова обняла его ногами, притянула к себе. Он вошёл в неё в последний раз — глубоко, мощно — и разрядился внутри. Его тело напряглось, он застонал, обнял её крепко.

Она чувствовала, как он пульсирует в ней, горячо, глубоко — и закрыла глаза, позволяя этому моменту быть чистым, бесстыдным и настоящим.

Они лежали молча. Его голова — у неё на груди, её пальцы — в его волосах. Оба тяжело дышали, как после бури.

В комнате было тихо. Только дыхание. И новое, другое “мы”, которое рождалось из этого — телесного, страстного, больного — но живого акта.