Комментарии ЧАТ ТОП рейтинга ТОП 300

стрелкаНовые рассказы 84896

стрелкаА в попку лучше 12519

стрелкаВ первый раз 5650

стрелкаВаши рассказы 5138

стрелкаВосемнадцать лет 4140

стрелкаГетеросексуалы 9774

стрелкаГруппа 14360

стрелкаДрама 3279

стрелкаЖена-шлюшка 3172

стрелкаЗрелый возраст 2334

стрелкаИзмена 13339

стрелкаИнцест 12904

стрелкаКлассика 433

стрелкаКуннилингус 3712

стрелкаМастурбация 2549

стрелкаМинет 14160

стрелкаНаблюдатели 8827

стрелкаНе порно 3416

стрелкаОстальное 1167

стрелкаПеревод 9108

стрелкаПереодевание 1422

стрелкаПикап истории 886

стрелкаПо принуждению 11421

стрелкаПодчинение 7852

стрелкаПоэзия 1508

стрелкаРассказы с фото 2898

стрелкаРомантика 5961

стрелкаСвингеры 2393

стрелкаСекс туризм 637

стрелкаСексwife & Cuckold 2827

стрелкаСлужебный роман 2548

стрелкаСлучай 10740

стрелкаСтранности 3030

стрелкаСтуденты 3907

стрелкаФантазии 3687

стрелкаФантастика 3322

стрелкаФемдом 1708

стрелкаФетиш 3539

стрелкаФотопост 820

стрелкаЭкзекуция 3491

стрелкаЭксклюзив 391

стрелкаЭротика 2165

стрелкаЭротическая сказка 2665

стрелкаЮмористические 1628

Новые соседи
Категории: Измена
Автор: Kazuo
Дата: 17 июня 2025
  • Шрифт:

Май. Почти год спустя.

Весна в этом году пришла неожиданно тепло. Земля подсохла рано, трава выстрелила за пару дней — свежая, ярко-зелёная, с тем запахом, который бывает только в мае: смесь дыма, пыльцы и первой ночной влаги.

Семён сидел на крыльце, курил. Дом стал тише. Пустой участок через забор — долго стоял мёртвым. После того, как Алёна собрала вещи и уехала, словно вытравив из воздуха запах себя.

Он уже привык к этой тишине.

А сегодня — оживилось.

С утра к дому подъехала старая «октавия». Грохот, багаж, крики, возня. Молодая пара — вроде бы простые, но что-то в них сразу зацепило. Особенно — она.

Семён заметил её не сразу. Сначала — звук шагов. Потом — смех. Звонкий, как у школьницы, и при этом... грудной. Потом — силуэт между деревьями.

Девушка вытаскивала из багажника сумки. Высокая. Волосы — светло-русые, тёплые, убраны в хвост. На ней — футболка, короткие шорты, ноги длинные, кожа уже загорелая. Грудь под тканью — тяжёлая, видна даже издали. Она наклонилась за пакетом, и Семён вдруг поймал себя на том, что не дышит.

А потом — обернулась. Не в его сторону. Но взгляд зацепился. На секунду. Почти ничего. Но хватило.

Семён втянул сигарету и хмыкнул:

— Ну привет, соседка...

Муж — тем временем — суетился у капота. Ниже ростом, пузатый, с усами. Майка на пузе вздута, сзади торчат семейные трусы. Ругался вслух, что-то материл, копался в багажнике, швырнул канистру.

Семён смотрел, не отрываясь. Не на него, конечно.

Прошло минут сорок. Семён уже допивал третью кружку чая — на пиво было рано, но привычка сидеть на крыльце осталась. Солнце припекало в плечо, воздух уже не пах влагой — теперь чувствовалась пыль и жар.

На соседнем участке, под верёвкой, появилась она.

Развешивала бельё. Обычное — футболки, шорты, полотенце. И — белый лифчик. Кружевной, с широкими чашками. Плотный, тяжёлый. Точно не декоративный — тот, что держит настоящую грудь. Она повесила его последним, аккуратно, чуть встряхнув. Лямки слегка закачались, ткань повисла в полупрозрачной тени, а ветерок подхватил чашку — та дрожала, будто дразня.

Семён закурил, не отводя глаз. Улыбнулся уголком рта.

— А что если... — пробормотал сам себе. Глубоко втянул дым.

Мысль не оформилась. Но что-то внизу живота уже шевельнулось. Воспоминание? Азарт? Старое, почти забытое чувство, когда ты не просто смотришь — а прицеливаешься.

Пока муж её снова копался в багажнике, чертыхаясь из-за замка на бардачке, Вера случайно — или нет — перекинула взгляд через изгородь.

Мельком.

Но задержалась.

На секунду. Может, меньше.

Хватило.

Семён усмехнулся. Медленно сплюнул в траву. Поднялся, вытянулся, чувствуя, как футболка натягивается на плечах.

Весна начиналась.

И он знал — всё ещё впереди.

Соседка развешивала бельё — быстрыми движениями, без суеты. Майки, полотенца, пара шорт. Последним — белый кружевной лифчик. Повесила аккуратно, прищепкой за лямку. Ветерок подхватил чашку, ткань закачалась, будто дразня.

— Здрасьте, — раздалось из-за кустов. Голос — низкий, хрипловатый, спокойный.

Она обернулась. У изгороди стоял мужчина. Высокий, крепкий, с седыми волосами и загорелым лицом. В одной руке — сигарета. Рубашка нараспашку, шорты, ноги босые. Смотрел прямо, но без наглости.

— Здравствуйте, — отозвалась Вера, чуть прикрыв глаза от солнца.

— Я — Семён, — кивнул он. — Тут живу. Так сказать, сосед.

— Вера, — коротко ответила она. — А мы сегодня только въехали.

— Ну... добро пожаловать, — сказал он, вытянув сигарету в сторону, чтобы дым не шёл на неё. — Если что — спрашивайте. Где почта, где магазин, у кого куры куда лезут. Мест тут много, но нормальных людей не так чтоб...

Он хмыкнул, не договорив.

— Спасибо, — спокойно кивнула Вера. — Пока пытаемся хоть сумки разобрать.

— Если нужна помощь — починить, откопать — маякните. Я тут почти всё знаю, — добавил он, пожимая плечами. — Соседи у нас не кусаются. Ну, почти.

Вера чуть улыбнулась. Без зубов, просто уголками губ. Но взгляд задержала.

— Хорошо. Учтём.

Семён кивнул. Снова сделал шаг назад.

— Ладно, не мешаю. Увидимся.

Развернулся и пошёл к своему крыльцу. Спина прямая, шаг размеренный. Не оборачивался.

А Вера осталась стоять у белья, глядя ему в след. И впервые за день — задержала взгляд чуть дольше, чем надо.

........................................

Спустя несколько дней.

Ближе к вечеру воздух стал мягче. Тени вытянулись, солнце сбавило обороты, но земля всё ещё хранила дневное тепло. Птицы замолкли, трава перестала шевелиться — вечер замирал, как перед чем-то.

Семён вышел во двор в майке и старых шортах. В одной руке — миска с мясом, в другой — связка шампуров. Мясо он замариновал ещё с утра: свиная шея, лук, уксус, немного аджики и чёрного перца. Всё настоялось как надо — сока много, цвет насыщенный, запах уже в самой миске был такой, что слюнки тянуло невольно.

Он сел на скамейку у мангала, открыл пиво, глотнул, выдохнул. Потом достал первый кусок — жирный, тёплый на ощупь, — и начал нанизывать. Делал это спокойно, точно, без спешки. Как умеет только тот, кто не угощает, а кормит.

Шампур за шампуром. Мясо ложилось плотно, с шуршанием лука и хлюпаньем маринада. Потом — угли. Уголь тёмный, с лёгким пеплом, но тепло — крепкое, ровное. Он поставил первые шампуры, проверил жар и сел обратно.

Запах пошёл сразу.

Плотный, пряный, с дымком. Жар поднимал сок, он капал на угли и шипел. И с каждым шипением — в воздух поднималось что-то первобытное. Мясо. Огонь. Мужик во дворе.

Семён втянул носом, кивнул сам себе. Пиво допил, открыл второе. Спина у него блестела от жара. Живот под майкой чуть вздулся. Руки — волосатые, крепкие. Смотрел на мясо, как на дело, а не на еду.

А запах уже шёл по округе. Сквозь изгородь, между деревьями, по траве, по забору. Лёгкий ветер разносил его в сторону соседей.

И на том дворе — тот, что напротив — зашевелились. Щёлкнула дверь. Раздались голоса.

И среди них — её смех.

Звонкий, грудной.

Семён не обернулся сразу. Только ухмыльнулся чуть, тихо.

Семён поставил последние шампуры на мангал и вытер руки о тряпку. Жар шёл ровный, мясо шкворчало — корочка уже начинала прихватываться, запах становился плотнее. Он допил пиво, выдохнул и пошёл к забору, потягиваясь в движении.

Через изгородь мелькнули силуэты — сосед ходил по двору с бутылкой, что-то бурчал, искал сигареты.

Семён поднял голову, громко, но спокойно крикнул:

— Сосед!

Усач обернулся. Остановился, глянул через щель в заборе.

Семён кивнул:

— Здорова. Я — Семён. Сосед ваш.

— А, понял, — ответил, подходя ближе. — Юра я.

— Ну вот, познакомились, — усмехнулся Семён. — Слушай, я тут шашлычки поставил, мясо знатное, да и водочка в морозилке не скучает. Если не против — подходите. По-соседски, без церемоний.

Юра вскинул брови. Втянул носом воздух. Запах мяса ударил сразу — дым, специи, соки.

— Уф... заманчиво, конечно. А то мы как раз ужин ещё не начали.

— Вот и повод не начинать, — усмехнулся Семён. — Мясо — горячее, водка — холодная. Заходи, если что.

Юра крикнул в сторону дома:

— Вера! Тут сосед зовёт на шашлыки. И водочка у него там!

— Сейчас подойду, — откликнулась она.

— Ну всё, считай иду, — сказал Юра, хлопнув ладонью по забору.

Семён коротко кивнул и пошёл обратно к мангалу. Спокойно. Уверенно.

Гости были в пути.

А ему — только дожарить.

Семён успел перевернуть шампуры, жир начал капать на угли. Дым пошёл гуще, запах стал терпким, мясным. В такие моменты даже воздух будто слипается — настолько всё пахнет едой и жаром.

Шаги по траве — он услышал ещё до того, как увидел их.

Юра шагал первым, в майке, с бутылкой пива в руке. За ним — Вера.

Она шла медленно, в светлой майке и шортах. Волосы собраны в хвост, пряди выбились, приклеились к вискам. Кожа — загорелая, но свежая. На фоне вечернего света казалась ещё теплее.

Семён взглянул на неё бегло, ничего не показал лицом. Только кивнул:

— Ну, добро пожаловать. Проходите. Не на приёме, но и без фанеры.

Юра рассмеялся:

— Да ты чё! Нам бы только мясо и чарку.

— Мясо будет. А чарка — вот, — Семён указал подбородком на стол, где уже стояла бутылка, рюмки, нарезка. Всё по-простому.

Они присели — Юра на лавку, Вера — рядом, но чуть в стороне. Села на край, выпрямив спину. Локти положила на колени, взгляд — на мангал. Не говорила ничего. Только слушала.

— У тебя тут как на даче у брата, — сказал Юра, оглядываясь. — Только тише.

— Потому что брат, наверное, сам шумит, — хмыкнул Семён. — А тут всё по воздуху.

Он подцепил кусок с шампура, сдул, отдал Юре.

— На пробу.

Юра взял. Горячий. Обжёг пальцы, но откусил. Замер.

— О... мать моя женщина.

Семён усмехнулся, налил в рюмки. Свою не тронул, просто протянул Юре.

— За знакомство?

— Конечно, — поднял тот, чокнулся. — Ну, теперь ты наш человек.

Вера взяла свою рюмку, но не выпила. Просто держала в пальцах, тёплых, с короткими ногтями. Смотрела на мясо. Потом — на Семёна. На секунду. Не в упор. Скользнула взглядом — но заметно.

Семён поймал этот взгляд. Не ответил. Только перевернул шампур.

Шашлык дожаривался.

А между ними — только начинало пахнуть дымом.

Они ели медленно. Не спеша. Мясо было сочным, с дымком, с лёгкой корочкой. Семён жарил, как умел — не «для фото», а как для себя. С хрустом, но чтоб внутри мягко. Вера сидела чуть в стороне, ноги поджала, рюмку держала, но не пила. Смотрела то на стол, то в огонь, то исподлобья — на обоих.

Юра быстро освоился. Говорил много, громче, чем надо. Пиво пил после рюмки, закусывал хлебом с луком, чавкал слегка. Но в голосе не было злобы, просто — такой человек.

Семён слушал больше, чем говорил. Кивал, поддакивал, вставлял короткое «угу», «ясно», «бывает». Смотрел на мясо. Но слышал всё.

Юра рассказывал, как в городе работал — в охране, потом в снабжении. Всё «на складах да с бумагами». Смешно махал рукой, когда говорил про бывшую жену — «та ещё штучка».

Говорил, что с Верой всё спокойно:

— Без истерик. Без вот этого бабского. Живём, как люди. Она у меня не капризная. Пашет, как лошадь, и не ноет. А я за ней, как могу.

Говорил с уважением. Грубовато, но честно.

Иногда посматривал на неё с ухмылкой — как бы между делом. Она не реагировала. Сидела молча, будто её это не касалось.

Семён видел — привыкла.

Юра рассказывал, как копили на участок. Что у города устали. Что решили жить «на земле». Про ремонт, про кран, который течёт.

Про работу:

— Сейчас пока так, туда-сюда. Подвожу, помогаю, что предложат — то и беру. Без понтов. Главное — чтоб Вера рядом. А всё остальное — наживное.

Семён слушал и кивал. В какой-то момент налил себе рюмку, выпил. Положил кусок мяса в рот. И только потом — негромко, почти мимоходом — заговорил сам.

Семён слушал молча. Мясо переворачивал точно, не торопясь. Пил мало, говорил ещё меньше. Но когда очередь дошла до него, заговорил — просто, без напускного:

Живёт тут давно. С детства. Дом старый, ещё от родителей. Мать умерла давно, отец тоже. А жена... Жена — умерла пару лет назад. С тех пор — один.

Сын есть. В городе. Фотограф. Умный, талантливый. На себя работает. Почти не приезжает — «своя жизнь у него». Семён не жалуется. Понимает. Только вот, когда тишина в доме глухая — даже холодильник звучит, как шаги.

Работает по мелочи: стройка, покос, где позовут. Летом — на земле, осенью — в сарае. А зимой, если не прижмёт, просто сидит.

Говорил спокойно. Как о погоде. Но у Веры, пока он рассказывал, рука с рюмкой чуть замерла. Она смотрела в огонь. Но слушала — уже не как соседка.

Они сидели уже почти в темноте. Мангал догорал. Последние угли потрескивали, изредка вспыхивая под остатками жира. В воздухе — запах дыма, мяса и сырой травы. Солнце ушло. Остался только густой, влажный вечер.

Юра, развалившись на лавке, закурил. Пиво почти не лезло, глаза слипались. Он шумно потянулся, встал, хлопнув себя по животу.

— Ладно, я в дом. Ноги уже не чувствую. Спасибо, мужик, накормил как царя.

Семён кивнул:

— Бывай.

— Вера, ты как?

— Сейчас подойду, — сказала она просто.

Юра ушёл. Дверь хлопнула. Зашуршали шаги по гравию, потом — тишина.

Вера осталась сидеть. Рюмка — нетронутая. Волосы растрепались, один локон прилип к щеке. Она убрала его медленным движением. Смотрела на остатки огня.

— Помочь убрать? — спросила. Тихо. Без взгляда в его сторону.

Семён пожал плечами:

— Если хочешь.

Она встала. Подошла ближе. Начала складывать пустые тарелки, поднимать хлеб, стряхивать крошки с клеёнки. Двигалась молча. Не суетилась. Просто делала.

Семён собрал шампуры, выложил на край стола, отнёс в таз. Потом вернулся и встал рядом. Они молчали. Не потому что нечего было сказать — потому что впервые никто не мешал молчанию.

Она подала ему тарелку. Их пальцы коснулись. Мягко, почти невесомо. Он не отдёрнул руку. И она — тоже.

— Спасибо за вечер, — сказала она наконец. Не как гость. Как женщина.

— Всегда пожалуйста, — ответил он. Голос чуть ниже, чем обычно.

Она задержала взгляд. На секунду. Потом взяла чашку, отвернулась и пошла к дому.

Семён стоял, не двигаясь. Смотрел ей в спину.

Она ушла.

Но запах её кожи остался.

И он знал — это только начало.

.....................................................

Прошло пару дней. Дождей не было, но небо хмурилось с самого утра. Воздух стал прохладнее, пахло сырой землёй и травой, которой давно не косили.

Юру не было видно. Утром он уехал, сказав, что «надо мотнуться к Пашке, там тачку перегнать». Вера осталась одна. Целый день шуршала на участке — полола грядки, развешивала бельё, таскала что-то по двору. Вокруг — тишина. Только иногда хлопала дверь сарая у Семёна.

Ближе к вечеру она вышла к забору.

На ней был домашний сарафан на тонких бретелях, распахнутый по бокам. Волосы — собраны, лицо чуть усталое, руки в земле. Пахло кожей, солнцем, мылом.

Семён был во дворе — сидел на корточках, что-то чинил у теплицы.

— Семён! — окликнула она, негромко, но с уверенностью.

Он поднял голову. Встал. Подошёл к изгороди.

— Слушаю.

— Извини, можешь на минутку зайти? У нас там кран в ванной сорвало. Я перекрыла воду, но он капает всё равно... Я не очень понимаю, что там.

Сказала спокойно. Без просьбы в голосе — просто как человек, который знает: или сама будет возиться, или позовёт того, кто умеет.

Семён кивнул:

— Сейчас возьму ключ.

Через пару минут он уже был у них в доме. Прошёл босиком по линолеуму, она показала на дверь. Внутри — ванная. Светлая, простая. В углу — капли на полу, полотенце, ведро.

Семён склонился под раковину, подтягивал соединение, крутя ключом. Сантиметр за сантиметром. Работал молча, сосредоточенно, но в какой-то момент — чуть повернул голову. И тогда увидел.

Сарафан, тонкий, домашний, сдвинулся, когда она наклонилась слегка вперёд — чтобы придержать ведро. Ткань поднялась.

И перед ним — её ноги. Длинные, загорелые, с мелкими царапинами от травы. Бёдра — плотные, сильные, и между ними — мягкая тень.

Сарафан не скрывал почти ничего. Ни формы, ни изгиба, ни того, что под ним — только голое тело.

Он замер на долю секунды. Не дышал.

Видел всё. До самого верха.

Глаза соскользнули вверх — по внутренней стороне бедра, по тугой линии ягодиц под лёгкой тканью. Виднелась тень, очертание, и в этом не было кокетства. Она просто стояла.

Он отвёл взгляд. Медленно. Не рывком — просто вернулся к крану, как будто ничего не заметил. Но руки стали тяжелее. И внутри что-то пошло волной — низкой, горячей, не терпящей слов.

Вера молчала. Не двигалась.

Может, не заметила. А может — знала.

Закончив с работой он отодвинулся от раковины, выпрямился.

Вера всё так же стояла рядом. Он поднялся медленно — и вдруг понял, насколько близко они оказались. Почти вплотную. Лицо к лицу. Она чуть выше, он — массивнее. Сарафан касался его руки.

Она не сделала ни шага назад.

Свет в ванной — холодный, прямой. Он падал сверху и подсвечивал её ключицы, шею, мягкий изгиб между грудью и подмышкой. Ткань сарафана слегка просвечивала. Сквозь неё — намёк на соски, тень от живота, линия, уходящая вниз.

Семён стоял прямо. Смотрел на неё. Не жадно. Не голодно. Просто — в упор.

Без улыбки. Без фразы.

Как мужчина, который видит женщину.

Она подняла взгляд. В глаза. И не отвела. Ни на секунду.

Тишина заполнила всё. Был слышен только капающий кран где-то в глубине трубы. И собственное дыхание.

Он мог бы сказать: «Готово.»

Она могла бы сказать: «Спасибо.»

Но никто не сказал ничего.

Пауза длилась чуть дольше, чем нужно.

Не неприлично. Но достаточно, чтобы всё стало ясно.

Потом она чуть опустила глаза, сделала полшага в сторону — и пошла на кухню.

Семён остался стоять.

Спина напряглась. Дыхание было ровным. Но внутри — всё гудело.

На кухне пахло чем-то липовым — чай заваривался в прозрачной кружке. Скатерть — старая, с пятном в углу. Окно приоткрыто, в проёме тянет вечерним воздухом. Из угла щёлкает холодильник.

Вера поставила перед ним кружку. Сама села напротив. Без суеты, не как хозяйка — как человек, который просто устал за день и хочет немного тепла.

Они пили молча. Горячий чай немного обжигал губы. Было спокойно.

Через какое-то время она сказала:

— Я за Юру вышла, когда мне двадцать было.

Голос — низкий, ровный, чуть охрипший. Как у тех, кто много молчал.

— Не по любви. По... я не знаю. По тишине, наверное. Хотелось, чтоб спокойно было. Он был старше, с машиной, с работой. Не пил. Не бил. Не бегал. Всё ровно. Всё «как надо».

Семён не перебивал. Только кивнул едва заметно.

Вера продолжила, глядя в кружку:

— Мне казалось, это и есть счастье. Когда тебя не обижают. Когда холодильник полный. Когда никто не орёт.

А потом оказалось — просто... пусто. Не плохо. Не страшно. Просто ничего. Ни жара. Ни холода.

Она улыбнулась криво. Почти устало.

— Он не плохой. Просто... не мой. Мы живём рядом, но не вместе. Понимаешь?

Семён смотрел на неё. Спокойно. Но видел — глаза у неё не холодные. Просто долго не смотрели в кого-то всерьёз.

— А назад дороги нет. И вперёд тоже вроде нет. И вот сидишь... пьёшь чай... и думаешь — а может, я зря так рано сдалась?

Она замолчала. Сделала глоток. Откинулась на спинку стула. Ветер шевелил прядь у виска. Глаза её были спокойные — не стеклянные, не пустые. Просто тихие. Как у человека, который долго что-то носил в себе, и только что — отпустил. Хоть немного.

Семён смотрел на неё. Не улыбался, не жалел. Просто смотрел, как на живую женщину. Не соседку. Не жену кого-то. Женщину.

Он встал. Медленно, без резких движений. Подошёл к двери, взялся за ручку. Но не открыл. Обернулся.

— Я тут... пирог собрался печь, — сказал он тихо.

— Тесто завёл, начинку нарезал. Только руки мужские — они, знаешь, как топором. А ты, если хочешь — помоги. Будет, как у людей.

Голос у него был почти равнодушный. Почти.

Но в каждом слове — была пауза. И приглашение. Не на пирог. На тепло. На продолжение.

Вера подняла на него взгляд. Не сразу. Помолчала. И потом — едва заметно кивнула:

— Ладно. Почему бы и нет.

Она пришла ближе к вечеру. Не сразу. Дала паузу — пару часов. Как будто просто пошла домой, убрала со стола, умылась, постояла у окна. Но потом — вышла. Без звонка. Без слов. Просто подошла.

Семён услышал шаги ещё до того, как она постучала. Открыл дверь, не удивляясь.

— Ну что, — сказала она. — Печь будем?

Он кивнул. Отступил, пропуская внутрь.

На кухне было тихо. Стол чистый. Ни муки, ни миски, ни скалки.

Она остановилась у порога, провела взглядом по столу. Потом — на него.

Он смотрел спокойно. Ровно. Но в глазах — не было обмана.

Тесто — не заводили. Никогда не собирались.

Она прошла к столу, прислонилась к краю бедром. Провела ладонью по столешнице.

— Тут, значит? — спросила. Тихо. Без улыбки.

Семён подошёл ближе. Не спешил. Руки у него были тёплые, сильные, пахли деревом и дымом. Он встал напротив.

— Тут, — сказал он.

— Если ты — правда хочешь.

Она не ответила. Только подняла на него глаза. В них не было просьбы.

Была — готовность.

Он подошёл вплотную. Не касался. Ждал.

А потом — коснулся. Сначала плеча. Потом ключицы. Потом — медленно, обеими руками, провёл по талии, ощутил под пальцами всё, что нельзя было трогать, но давно хотелось.

Она не дрогнула.

Тесто — тёплое, живое, податливое. Но с характером.

Семён стоял напротив неё. Близко. Тепло от тела чувствовалось, будто между ними не воздух, а мягкая ткань. Вера не двигалась. Только смотрела — ровно, уверенно, чуть снизу вверх.

Он поднял руку, медленно коснулся её плеча. Сарафан держался на тонких бретельках. Провёл пальцем по одной — тёплая, натянутая, как струна. Аккуратно — сдвинул. Та съехала с плеча, повисла на руке. Потом — вторая.

Сарафан опустился почти сам. Лёгким движением она помогла и ткань скользнула вниз. По бокам, по бёдрам, по коленям. Упала к ногам. Тихо. Без звука.

Свет из окна падал сбоку, выделяя её фигуру мягкими тенями.

Тело — настоящее. Не девичье, но живое.

Живот — мягкий, не плоский, но собранный. Бёдра — широкие, с округлым переходом. Ноги — длинные, с лёгкой мышцей по внутренней линии.

Грудь — тяжёлая, полная. Не натянутая вверх, а висящая с мягким весом. Соски — тёмно-розовые, крупные, втянутые внутрь. От малейшего взгляда — уже твердеют. Ареолы широкие, с бархатистой текстурой.

На ней оставались только трусики. Простые, светлые, с тонкой резинкой. По телу — мягко, плотно, почти сливаясь с кожей. На фоне наготы — они казались особенно интимными. Почти ненужными. Но именно поэтому — заметными.

Семён сделал шаг.

Плотный, уверенный. Подошёл вплотную. Ладони положил ей на бёдра. Потом — медленно, почти с медитативной точностью — провёл вверх, по талии, по рёбрам. И только тогда — взял её грудь в руки.

Она была горячая. Живая. Податливая.

Не игрушка — полноценная тяжесть тела, открытая мужчине.

Семён сжал её ладонями снизу — бережно, но с силой.

Пальцы прошлись по бокам, по краям ареол.

Большие, жёсткие руки — и мягкая, тёплая плоть внутри.

Она чуть выдохнула — не стон, не вздох. Просто дыхание сжалось в горле.

Он наклонился ближе. Лоб — к её лбу. Щека — к щеке.

И только тогда — коснулся губами.

Сначала — медленно, в уголок.

Потом — чуть глубже, полнее.

Она раскрылась сразу.

Целовалась так, будто знала — это надолго. Или впервые. Или слишком поздно.

Именно поэтому — как в последний раз.

Он держал её за грудь. Массировал, вжимал, чувствовал.

Она — прижалась к нему животом, бедром, грудью, не убирая рук.

Поцелуй тянулся.

Как и тишина в этом доме.


10487   76 60  Рейтинг +9.87 [43] Следующая часть

В избранное
  • Пожаловаться на рассказ

    * Поле обязательное к заполнению
  • вопрос-каптча

Оцените этот рассказ:

Комментарии 10
  • %E4%E8%EC%EC
    17.06.2025 23:42
    Надеюсь он не будет делится ею направо и налево как Аленой. Ту профукал уже. Профукает эту, другой уже на его веку не будет. Не молод

    Ответить 1

  • ArizonaChang
    18.06.2025 00:02
    Оооочень....😊

    Ответить -1

  • Sergunok
    18.06.2025 05:31
    Надеюсь большой рассказ...Ну как предыдущий..

    Ответить 2

  • Skaip+kz
    18.06.2025 06:47
    Оприход отличный...

    Ответить 0

  • CrazyWolf
    CrazyWolf 2133
    18.06.2025 06:52

    Прочитал 2 раза. Но как-то "не зашло".
    В предыдущем рассказе Семен - это конченный мудак, который ради удовлетворения своих комплексов и низменных сексуальных желаний совершенно спокойно ломает чужие судьбы.
    В этом рассказе Семен ПОКА еще какая-то "няшка". Но это пока. Гнилая сущность Семена еще вылезет наружу, но это уже предопределено. Да и события могут развиваться только по одному сценарию - превращение в безотказную сексуальную куклу теперь уже Веры. Интрига только в том, будет ли он "делиться" Верой с Толиком. Но читать уже особо и не интересно. Те же яйца, только в профиль.

    Омар Хайям - "Люди не меняются, они лишь на время играют нужную роль ради своих интересов!"
    Какой-то ремейк прошлого произведения получается. А из практики (кинофильмы к примеру), ремейк всегда хуже оригинала.

    Автор, начни лучше новую серию. С новыми героями.

    Ответить 0

  • %C5%E2%E3%E5%ED%E8%E9528
    18.06.2025 08:36
    Браво 👍ждём продолжения 😉 надеюсь будет жарче чем первая часть!

    Ответить 2

  • wawan.73
    18.06.2025 10:49
    😊👍👍👍😉

    Ответить 0

  • gonto
    Мужчина gonto 633
    19.06.2025 10:49
    Подкат стандартный- через тесто для пирога. Семен- бабник опытный. Посмотрим на Веру, как она себя поведёт? Может муж её,Юра быстро разберётся,что это за сосед и спалит его в бане?

    Ответить 0

  • %EB%E8%E7%E021
    20.06.2025 12:59
  • %C2%EB%E0%E42+%D4%E0%E4%E5%E5%E2
    21.06.2025 09:34
    Этот рассказ надо не "понимать" мозгами, а чувствовать.
    Чувствовать кожей. Чувствовать сердцем.
    Смаковать каждое слово.
    Отключив мозги.
    Уже который раз перечитываю.
    Этот рассказ для тех, кто настрадался в жизни от людей.

    Ответить 0

Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий

Последние рассказы автора Kazuo