Дмитрий Степанович и Клавдия Ивановна принимали своего молодого племянника с юной женой Настей, которые решили сменить изнуряющий ритм города на патриархальную пастораль деревни. Дети супругов Семецких разъехались кто куда, и теперь они радушно принимали своих городских родственников.

— Исхудал-то ты как, племянничек! - сокрушалась Клавдия Ивановна, разглядывая Сергея.

Была она крепкой румяной женщиной, что называется, кровь с молоком, в отличие от худенькой бледной Насти с уже заметным животиком. Она смачно расцеловала Сергея с супругой так, что те невольно заулыбались. Сергей, приобняв свою энергичную тётю за округлые гладкие плечи, вздрогнул от неожиданности её щедрого поцелуя в губы, в то время как крепкие груди Клавдии Ивановны прижались к его груди. Скованное вынужденным воздержанием естество Сергея напряглось, болезненно и сладко.

В первую же ночь, лёжа в кровати с мужем, Клавдия Ивановна рассказала ему, что жена племянника в положении, и что врач убедил её в том, что половая жизнь ей противопоказана.

— И спят они порознь, - многозначительно произнесла она.

— Дааа, хреново парню! - протянул её муж - То-то я гляжу, Настька одна на сеновале ночует... Может поможем бедолаге, а? Как ты? Племяш-то кровь с молоком!

Он хихикнул, но сразу посерьёзнел. Клава Ивановна вся подобралась и побледнела. И от взгляда её мужа не укрылось, как под ночной рубашкой напряглись её соски...

Этой тёмной и тёплой как парное молоко ночью Сергею не спалось. Его молодое, полное нерастраченных сил тело требовало своего, и сладкие видения в полудрёме проносились перед его закрытыми глазами. Соблазнительный образ тёти Клавы не давал ему покоя, когда шорох у двери привлёк вдруг его внимание, и он открыл глаза. У двери его комнаты в ночной рубашке стояла Клавдия Ивановна и мооча смотрела на него. И было тихо. Широко раскрытыми глазами смотрел на тётю Клаву Сергей в недоумении, но его истосковавшееся по женскому естеству тело подсказывало, оно заныло от сладкого предчувствия, и зашлось, забухало радостно сердце от того, что так странно стоит и молчит его тётя Клава. Не сводя с неё глаз, осторожно встал Сергей и подошёл к ней. Неужели это не сон? Особый блеск в глазах тёти Клавы призвал его к себе, и вот в дрожащем полумраке их полуоткрытые губы встретились в серии быстрых неуверенных стыдливых прикосновений губами друг к другу, а потом их рты слепились во взаимных движениях языка, всё более откровенных и бесстыдных и непотребных для тёти и племянника. Переполненный гормонами, немедленно подскочил в трусах член Сергея, растягивая сковывающую ткань. Радостно легли его руки на бархатистость обнажённых плеч, а тёплый податливый живот тёти прижался к его возбуждённому пенису. Жадные выдохи носом, затаённые звуки лизаний, шорох рук по коже, по гладкой материи. А там, за стенкой, в метре от двери, ловил ушами каждый шорох Дмитрий Степанович, поглаживал осторожно свой стоящий, истекающий в сладкой истоме член. Прижался жадный глаз мужа к щёлочке в двери, а там в полутьме между женой и племянником происходит сладостное бесстыдство она сама опускает бретельки рубашки и оголяется перед Сергеем до пояса, и уже его руки, а не руки мужа тискают и мнут выпавшую наружу тяжесть тить. И уже во рту Сергея её соски под её сдерживаемое "Оооххмм".

"Клава, блядь... Бляааадь!". И убыстряются на пенисе пальцы жадно подсматривающего мужа, и томно выжимает его член мучительно-сладкую каплю предъэякулята. "Ой, Клава, ой!". Разве это можно вынести, когда бесстыдной рукой выпускается на свободу возбуждённый член другого мужчины, и пальцы жены опробуют его упругость и гладят, гладят чувственно кончиками пальцев?!

— Ляг, Серёженька! - прозвучало тихо, таинственно, бесстыдно.

"Ты сам этого хотел!" - с восторгом пронеслось в голове Дмитрия Степановича.

Супруги смотрят, смотрят оба, как торчит рвущийся ввысь горячий пульсирующий росток с раздутой раздвоенной головкой, подрагивающей от нетерпения. "Блядь!". Тётя Клава, она голая, склоняется над Сергеем, вдыхая аромат застоявшейся мужской силы. Её губы, тёмные, припухшие, прижимаются к напряжённой кожице мошонки. Твёрдые, переполненные спермой яички ещё более каменеют от прикосновений развратных губ, которые пробуют обхватить одно яичко и втянуть в рот другое. И распластался на кровати Сергей, и расставил пошире ноги, давая доступ тётиному рту, занятому его мужской плотью. "Мммхмм" - горячо сопит тётя Клава, завладевшая молодыми, возбуждающими её яичками племянника, и втянуты они целиком в тётин рот, и щекочут её волосы напряжённый пенис Сергея. И весь во власти тёти Серёжа, сжаты его яйца в хищном её рту, а острота её зубок уже сомкнулась на основании мошонки.

"Тётя Клава!!"

" Ты мой, Серёженька!".

"Клавка, блядь!!"

С трудом сдерживая дыхание, дрочит Дмитрий Степанович, глядя на голый пышный зад супруги, склонившейся над пенисом племянника, дёргающимся от прикосновений полных тёмных губ, и бесстыдство супруги заводит его. Как хочется подскочить сзади и всадить хуй в самое нутро развратницы! Распластался на постели племянник, и дёргаются его ноги, и дёргается от звуков влажных поцелуев его член.

— Тётя Клава!!

— Мммхх, да Серёженька, да!

Дразняще и лукаво гуляет по масляной головке члена блудливый язычок, и полуоткрыт рот, и горячее дыхание на вздутости пениса, и истекает от желания раздутая в напряжении залупность, и мучит её быстрый язычок, кошачьими лизками трогающий самым кончиком нижнюю раздвоенность головки.

— Оууумммхх!

— Ооййммм...

От чего так охнул Сергей? Жадно приник к щёлочке напряжённый взгляд подсматривающего мужа. Руки племянника жадно обхватили голову супруги Дмитрия Степановича, привлекли к себе её горячий рот, вобравший в себя истекающий соком центр наслаждения молодого человека. Дёрнулся в руках мужа восторженно пенис, выплюнул очередную капельку коитального секрета. Заныло внизу живота Дмитрия Степановича безнадёжно-сладко оо того, что он в первый раз стал рогатым: там, на постели, племянник, счастливо поохивая, быстрыми подбрашиваниями бёдер сношал в ротик его супругу. Ох, как хочется ворваться в комнату, в возбуждающую атмосферу похоти и блуда и засадить хуй в неверную бесстыдную супругу! Быстрые горячие струи воздуха из ноздрей Клавдии Ивановны ударяют в напряжённые мышцы живота Сергея. "Хо! Хо! Хо!" - выдыхает он и фикает между полных дразнящих губ жены его дяди в полный сладких слюнок рот. О, как приятно смотреть ему на тётю, на свой мокрый от слюны член с тёмно-алым колечком губной помады, оставленным её губами! Удерживать в руках тёплую голову тёти и, пригибая её к своему паху, сношать и сношать её в готовый к разврату рот!

— О, тётя Клава! - восторженно выдыхает он.

Его застоявшийся от воздержания член неутомим в томных истечениях предъэякулята, и головка его члена, раздувшись, орошает язык и нёбо тёти вязким мужским секретом. И занятая ротовым обладанием племянником, наслаждается Клавдия Ивановна собственным бесстыдством, и сладко ноет у неё внизу живота, и пылает огнём её влажная щель, и припухает раздвоенный валик половых губ. И она знает, что на это всё смотрит муж, и как это возбуждает! Теперь, обихаживая молодого племянника, она реализует свои потаённые фантазии, ведь это сейчас можно! Она останавливается, отнимает рот от возбуждённого сосанием органа и склоняется над Сергеем, учащённо дыша.

— Хочешь? - спрашивает она, глядя ему в глаза.

Крупно сглатывает вязкую слюну Сергей.

— Да!..

Он берёт в руки её тяжёлые тити, гладит попу и тянет Клавдию Ивановну на себя.

— Кровать... Будет скрипеть... - возражает она, и бесстыдство её слов обжигает Сергея. Его вдруг с ясностью обожгло видение скрипящей под ним кровати, на которой он лежит, а склонившись над ним тётя Клава, поднимаясь и опускаясь на его бёдра, насилует его властно и мерно в духоте летней ночи, в то время как он, счастливый, пытается поймать ртом соски её раскачивающихся грудей...

Полностью голая тётя Клава идёт к окну, садится на подоконник и, ступая босыми ногами по полу, следует за ней Сергей. А за его спиной нависающей тенью выходит из тени супруг тёти Клавы, маячит в проёме двери, чтобы не пропустить ничего, чтобы увидеть, как сидя на широком подоконнике, приглашающе раздвигает полные сильные бёдра его жена, пристально глядя за спину племяннику в широко раскрытые глаза своего мужа. И с членом, вожделеюще торчащим вперёд, подходит к ней Сергей, и упруго подпрыгивает при каждом шаге его пенис, и алчно ловит тётя тёплые губы племянника, и они целуются, и до сих пор пахнет рот тёти Клавы его возбуждённым, источающим греховную влагу хуем. И гладят руки тёти рельефную спину племянника, и дрочит свой пенис сзади её супруг, и масляно блямкает в его пальцах истекающая смазкой, набегающая на головку, распухшая крайняя плоть. Он видит, как пришли в движение бёдра племянника, пытающегося протиснуть свой член в ждущую раздвоенность половых губ вагины, и воочию представляет, как чиркает член по писе его жены. И как возникла ожидаемая заминка, когда орган парня пристраивается к нужному местечку, и задирает его супруга повыше ноги, ухватившись за косяк одной рукой, чтобы не упасть в открытое окно, а другой рукой завладев эрегированным отростком парня, направляет его в себя. И обнимают руки племянника талию тёти, а его дядя видит, как напряглись ягодицы Сергея, вгоняя член в интимную услужливую узость изменщицы. И глядящая до этого прямо в расширенные зрачки мужа, закрыла глаза Клавдия Ивановна с протяжным "Оооааа!", и выдохнул радостно "Хоооо!" Сергей, и восторженно ойкнул Степан Петрович, поняв, что ЭТО произошло. Раздвигая горячие стенки влагалища, член Сергея входил в тётю мерно, до упора, до спутывания волос на лобках тёти и племянника, до касания промежности твёрдых налитых яичек, до утыкания головки пениса в сжавшуюся матку. Глядя на это выпученными глазами, сдёрнул резко Дмитрий Петрович с залупы крайнюю плоть, едва не кончив. Громко бухало в его груди сердце, и дрожали в коленях ноги, и ныл сладко под пальцами возбуждённый член, и пересыхал его рот от напряжённого дыхания. В один вечер жена слелала его рогоносцем дважды: сначала ртом, а затем и пиздой.

А там, на подоконнике, молодой племянник сношал его супругу, её полные раздвинутые колени мерцали в полутьме, а между ними сновали крепкие незагорелые ягодицы. Входил и выходил из разгорячённой тётиной вульвы крепкий молодой кукан, и обволакивали его хищно, опытно, интимные мышцы сильной крестьянской женщины. Да и в первый ли раз в Пенькове охочая до юного тела мильфа соблазняла жадного до ебли юношу? Счастливый Сергей, дорвавшийся то услужливого и опытного тела чужой жены, размашисто сношал свою тётю в теплоте парной тьмы летней ночи. Сильные толчки бёдер племянника буквально выталкивали её из окна. Будучи уже не в силах держаться за косяки, легла мужнина изменщица на широкий подоконник, и подхватил её за бёдра племянник, не переставая сношать так, что её голова, высунувшаяся в сад, дёргалась в открытом окне от его ударов.

— Ох ты, божечки мои! - тихо простонала Клавдия Ивановна, пальцами руки обхватив толстый валик половых губ, распластанных снующим эрегированным стволом, а затем влажной подушечкой пальца принялась прижимать и круговыми движениями натирать вздувшийся, протяжно ноющий клитор. Сновал в ней упругий пенис Сергея, болтались в воздухе ноги, дёргалась в окне её голова.

— Блядь... Еби её... Еби!.. - шептал Дмитрий Петрович пересохшими губами.

Занятые еблей племянник с тётей пожелали перемен. Сергей устал держать на весу тётины ноги, его спина блестела от пота. Он помог Клавдии Ивановне встать с окна; та взглянула на своего супруга, с пенисом в руке маячившего в дверях, посмотрела на его усладительную дрочку, и затем понятливо првернулась спиной, нагнулась над подоконником, поставила руки на локотки и бесстыдно выставила навстречу Сергею свой белый пышный зад. Сергей восторженно обхватил тётю за талию, а затем его член зачиркал по её припухшим половым губам. Полуприсев, он напряжением мышц он заставил свой пенис приподняться. Завозился, пристраиваясь, наживил головку члена между половых губ в призывную тьму влажной щели, надавил... Он вошёл в тётю во второй раз.

— Еби её! Вот так... Вот так, раком... Бляать!

Этого шёпота Сергей не услышал. Он сопел, распластавшись на тёте, и с мучительно-сладостным чувством сношал её. О, как приятно ебать чужую жену, особенно жену своего дяди! Дядя Дима спит, а они здесь... Дядю Диму он сделал куколдом! С осознанием этого, особого чувства, он входил в покорное тело тёти Клавы, чтобы вжать член до последнего миллиметра, преодолевая сопротивление упругих податливых ягодиц. О, как приятно обладать тётей, подминать её под себя, слыша как начинает масляно шептать её вагина под напором его вздутого пениса!

— О, тёть Клава!.. - счастливо шепчет он; его голова вместе с головой тёти Клавы высовывается из окна, и они вместе, напряжённо выдыхая в тёмную тишину ночи, занимаются тайным, постыдным и скабрезным сношением. Руки Сергея становятся особенно настойчивыми, и Клавдия Ивановна понимает, что нужно племяннику. Она приподнимается на руках, и руки Сергея радостно ловят тяжёлые, зрелые мячи грудей. Он трогает, мнёт их, ловит между пальцами твёрдые цилиндрики сосков. Упругость тётиной попы, тяжесть её тить доводят Сергея до высшей стадии возбкждения, которое накатывает как приливная волна.

— Тёть Клава!.. Я сейчас... Можно, я... В вас?..

— Серёжа! - пыхтит Клавдия Ивановна - У тебя молофьи много будет... Дмитрий Петрвич может спалить... Если хочешь... В попку...

Слова Клавдии Ивановны возбуждают Сергея до отказа. Он вынимает из неё пенис и приставляет головку к тёмному пятну между ягодиц.

— Серёжа, нет!.. Ты поплюй сначала...

— Бляаать! - мается в двери муж изменщицы.

— Ооууааа! - сдавленно шепчет Клавдия Ивановна.

— Ооо Кхааа! - шёпотом вскрикивает Сергей.

Уже в процессе преодоления сопротивление ануса, Сергей начинает исторгать сперму, которая кстати послужила отличной смазкой. И вот наконец, до отказа задвинув член в горячую тесноту тётиной попы, Сергей с облегчением принимается кончать.

— Ккк... Аааа!.. - сдавленно вырывается из его горла.

— Мммхммм... - стонет через нос Клавдия Ивановна, насаженная на кол племянника и орошаемая изнутри его горячей кончиной...

Димитрий Степанович встретил жену в темноте спальни. Он находился в крайной степени возбуждения.

— Блядь! Ну ты, Клавка... - просипел он.

Быстро поставив жену раком на кровати, он задрал на ней рубашку и грубо, по-деревенски всадил ей свой жилистый член.

— Блядь, да вы с Серёгой... Блядь, Клавка!.. Бляааадь!.. Ой, бля!.. Ойбля!... Ооойбляаа!

Сделав всего несколько судорожных движений во влагалище супруги, облегчённо и мучительно-сладостно, Дмитрий Степанович, тройной рогоносец, опустошил свои многострадальные яйца.

***

Этой ночью Настя никак не могла уснуть. На сеновале было душно и жарко. Неожиданно она уловила проблеск света. Кто-то тихо пробирался по лестнице с фонариком. За копнами сена над люком показалась бородатая голова деда Степана.

— Не спишь? - удовлетворённо осведомился он - Идём-ка, чего покажу.

Настя поднялась и с интересом подошла к нему.

— Только тихо, - предупредил он.

Настю захватила таинственность происходящего. В почти полной темноте, под светом маленького подслеповатого фонарика они спустились с лестницы и прошли по двору к углу дома, за которым начинался сад. Дед Степан приложил палец к губам и аккуратно выглянул из-за угла, а затем поманил Настю пальцем, жестом указал за угол дома. Так же осторожно, Настя тоже выглянула из-за угла.

Луна из-за облаков светила вполсилы, но и этого было достаточно, чтобы увидеть...

Она увидела, что из окна высовывается растрёпанная голова тёти Клавы, как будто она выглядывает в сад. Голова была полуопущена, и глаза закрыты, но странным было то, что голова ритмично качалась в проёме окна, вперёд-назад. И при этом тётя Клава громко сопела. Настя вспыхнула, поняв, что происходит. Этот скабрезный дед... Он притащил Настю сюда, чтобы показать, как хозяйка с мужем занимаются сексом?! Она возмущённо повернулась к деду и открыла рот, чтобы шёпотом выразить своё возмущение, но дед громко предупреждающе зашипел, а потом произнёс многозначительно:

— Это Серёжкина комната! - Он сделал круглые глаза и сдвинул брови домиком.

Рот у Насти сам по себе открылся, он стремительно побледнела. Повернувшись спиной к деду, она уже открыто смотрела на распахнутое окно. Что... Что же это!? Там, в окне, над опущенной головой тёти Клавы, появилась и голова её мужа!. Из головы совместно бодали пространство в такт, жадно ловили ртами воздух, да, они там...

— Ооо, тёть Клава! - восторженно выдохнул её муж - Как хорошо... Ебать вас... Оохх... А Дмитрий Степанович-то...

— Да, Серёженька, да...

— Тёть Клава!.. Оо, какие у вас тити!.. Ох блядь, я...

Настя пискнула возмущённой мышкой, она хотела броситься к окну с этими изменьщиками, но руки деда Степана плотно закрыли ей рот и удержали на месте.

— Тише ты, Настюха, не кипятись! Тише, я говорю. Идём обратно.

Они шли обратно к сеновалу. Настя ревела, а дед Степан увещевал её.

— Нельзя так с кондачка-то, милая! Разругаешься с мужем, как жить-то будете? Тебе ребёночка рожать, одной-то каково? Плохо вам обоим будет, вот что!

Они забрались на сеновал.

— Нако-вот лучше, выпей, - дед вытащил зубами пробку из плоской фляжки и протянул хнычущей Насте - Наливочка, смородиновая.

После глотка наливки Насте стало тепло, судорожно сжатые кулачки разжались.

— Ты бы лучше это... Легче относись к этому. Мужик - он и есть мужик. А ты своему мужу давно ведь не давала? Ну, так сама и виновата. Ладно, не виновата, не виновата. Ну так вместо бессмысленной эскалации этой, ты просто измени ему тоже, вот и квиты!

— Изменить? - сонно пробормотала девушка - С кем?

А ничего не ответил дед Стёпа, лишь только наклонился к Насте близко-близко.

— Дедушка, что вы... - пробормотала она беспомощно.

И стали вдруг вялыми руки, и онемели ноги, и тяжело тянет к земле голова. И борода деда пахнет ромашкой, и губы пахнут черёмухой.

— Ты ляг, внученька, ляг...

Да разве первым в Пенькове похотливый дед соблазняет молоденькую?

— Вот так, вот так, Настенька...

Щекочет его борода припухлые юные грудки, ловят старческие губы розовую черешенку соска. Задыхается Настя, навалился на неё дед, и раздвигает её розовые губки жадный до сладкого язык, лезет воровато в рот, а грудки уже мнут узловатые дедовы пальцы. И проваливается она в зыбкое небытие, а уже сдирают с неё трусики, а рот деда Степана лезет блудливо к девичьей писечке, и пролазит твёрдый фиолетовый язык старика в нежность припухлых губок, и выгибается бессильно Настя, и сами собой разбегаются её ножки, и катает её кончик языка, и залазит под капюшончик похотничка. И влажно-горячей становится розовая щёлка.

— И ребёночку хорошо будет, Настенька! - увещевает Степаныч, хлопотливо спуская с себя штаны, и лезет на Настеньку. Елозит на ней похотливо дед, пристраивает к писечке девушки сизый стариковский жёлудь, пока он хоть ещё и вяло, но стоит.

— Ооох, внученька! - стонет дед, когда головка его пениса погружается в Настину усладу...

Натужно, будто пуд на себе тащит, пыхтит Степаныч, и творит запретно-сладкий крестьянский блуд, короткими воробьиными стежками сношает беспомощную внучатую племянницу, любуясь кротким ангельским лицом и вдыхая неповторимый свежий запах её волос. И елозят в её промежности тяжёлые щетинистые яйца деда, натирая до красноты нежные местечки. Бьётся на Насте старик и наслаждается неповторимым моментом жизни, но никак не может проебаться, как говорят в Пенькове. А ведь ещё немного, и увянет в девичьем цветке его тонкий и короткий блудливый отросток!

— Настенька, милая, - стенает дед - Ножки сожми!..

Настя, неожиданно оказавшаяся во власти старика, машинально подчиняется. Яйца старика сжаты бёдрами прелестницы, и тянут они их вниз. Приподнялся Степаныч, кайфует, ножки племянницы тянут его за яйца, так что напрягся его отросток с новой силой. И вновь просит дед, хочет, чтобы внучка поработала ножницами, поперетёрла его мошонку между нежными бёдрами. Ооо, и настал момент торжества! Упал на Настеньку задыхающийся дед, задёргался в пароксизме сладострастия. Вонзившись в раздвоенную припухлость писечки, исторгает его лопнувший пенис между половых губок девушки мутный стариковский клейстер. Нажимают ножки Насти, выжимая досуха его яйца. И, наслаждаясь семяизвержением, старик, не владея собой, пустил слюну на щеку девушки. Когда его увядший жёлудь выскочил из осеменённой вульвы девушки, у старика едва хватило сил натянуть штаны и уползти в свою берлогу.

Обиженная мужем Настя, как ни странно, не была обижена на деда Стёпу. Более того, она благосклонно отнеслась к нему, когда однажды ночью он опять притащился к ней со своей фляжкой, из которой он успел изрядно отхлебнуть для храбрости. Дед стал говорить, что он совсем старый, что ему скоро умирать, а между тем во времена его молодости в СССР секса не было, а орального секса так тем более. То ли партия и правительство это запрещали, то ли от народа скрывали сам факт этого явления, но за всю жизнь он так и не вкусил этого наслаждения. И если бы Настя была так добра к нему, чтобы к примеру, сделать дедушке минет, то дедушка бы мог умереть со спокойствием на душе. Настя слушала его, сидя на сене в коротком сарафанчике, поджав под себя ноги. Её лицо было спокойным и строгим.

— Идите сюда, деда Стёпа, - произнесла она голосом медсестры - снимайте штаны.

Дед быстро избавился от своих портков. Настя задумчиво разглядывала его обвисшие причиндалы. Потрогала пальчиком его вялый жёлудь. Дед сглотнул и с надеждой посмотрел на неё. Настя приподнялась и, стоя на коленях, приблизила своё лицо. Дед Степан видел, как она облизнула губки.

Ооо, что же происходит там, на сеновале, полном душистых трав, в затаённости полумрака? Там, в темноте, в оконце на фоне вечереющего неба, словно в театре теней, можно было увидеть красивый профиль девичьего лица, как раскрываются её губки, как приподнимается тонкими пальчиками тень тонкого скрюченного стебелька...

Новым, совершенно новым ощущением старика было, как девушка кончиком языка приподняла снизу головку его невеликого пениса, после чего его вялый отросток внезапно был втянут в её ротик целиком. Ахнул дед и подался вперёд. Как сладко было его чувствительному пенису во рту у Насти! Там, среди тёплых слюнок, надувалась его головка, напрягся тонкий стебель.

— Ооо, внученька! - сдавленно простонал он.

Охнул счастливо дед. Молодая жёнушка его внучатого племянника держит во рту его хуй! Между тем, его орган требовал своего, настоятельно требовал он простых движений, и дед Степан, громко сопя, задвигал пенисом во рту Насти. Степаныч дотронулся до её тёплой головы, а потом произошло неизбежное: осторожно держа в руках голову девушки, он принялся фикать её в рот.

— Ооо, Настенька! - пыхтел он жадно и подсвечивал своим фонариком картину происходящего.

— Мммххмм, мммххмм, - выдыхала носом Настя. Кто наутро сможет определить, что раздражение на её лице вызвано не укусом наглого комара, а тем, что колючие, волосатые, тяжёлые яйца деда Стёпы так упорно елозили по нежной коже подбородка?

Охал и трудно кряхтел старик, дрожали и подгибались его ноги. Прижимала Настя стариковский пенис языком к нёбу, старательно помогала ему, двигая головой. Издавала ртом сосательные звуки, втягивая отросток старика в рот. Заохал дед Степан, когда она, придерживая его пенис двумя пальчиками, принялась облизывать, сжимая губы, сизую стариковскую залупу. О, какое же наслаждение испытывал Степаныч! Между тем, ладошка внучки взяла в горсть его яйца, перебирая их пальцами! В тёмной тишине сарая на окраине Пеньковки охал надсадно дед, горячо сопела Настя, утыкаясь носиком в дебри пегих лобковых волос Степаныча, плясал в руках старика дрожащий луч фонарика, пока не выпал из ослабевших рук тарика и не погас. И там, в неясном театре теней, по-детски тонкий напряжённый пенис засновал в покорную полуоткрытость припухлых губок.

— Ооо, дааа... Оооххх, Нас... Нас... тень... ка... Со... си!.. Со... сиии!..

Ходят ходуном подагрические колени старика, подрагивают морщинистые ягодицы, напрягаются непосильно, впихивая член во влажный сосущий ротик, где вертится вокруг вздувшейся залупы быстрый язычок. Ооо, меж тем как девичьи пальчики теребят мошонку и перекатывают, оглаживают тяжёлые яички! Губы, охватывающие жилистый пенис, сочатся в уголках сладкими слюнками вперемешку с соками предъэякулята. И держится на ногах дед Степан из последних сил, запустив артрические пальцы в тёплую волну девичьих волос, и широко выпучив глаза, раззявив похотливо рот, счастливо фикает орально стоящую перед ним на коленях Настю. Горячие струйки воздуха из ноздрей Насти обжигают лобок Степныча, часто сопит Настя, возбуждая старика, замирает она на мгновение, проглатывая скопившуюся слюну, и ооо, как любит он Настеньку! Он готов умереть на месте прямо сейчас, но нет, не сейчас! Ещё, ещё немного этой обжигающей, извращённой ебли, которой не было в СССР! И там, в глубине сеновала, слышится:

— Ооо, Нас... Нас... Сааасиии... - едва ворочает языком Степаныч.

А между тем, заветный момент облегчения близок! Ведь ручка любимой внученьки крепко сжала эрегированный пенис старика, припухшие от бесстыдной ебли алые губки обхватили его сизую вздутость, в то время как острый кончик языка сноровисто защекотал самое чувствительное местечко пениса под головкой, где растянута уздечка крайней плоти. И щекочут, щекочут пальчики приподнятые рукой яйца... Каркнул сдавленно Степаныч, дёрнулся изо всех сил вперёд, как клещами, зажав в руках головку девушки у себя в паху, и послушно убрала руку Настя, чтобы старик мог задвинуть свой член поглубже, а её носик и губки вжались в пегий пучок срамных волос, и из самой глубины яиц накрыла Степаныча душная волна предъэякулятной неги. А потом, вместе с тонким, жалобным, блеющим стоном, запульсировал между Настиных губ в мгновение вздувшийся в наслаждении член, выплеснул в ей в нёбо горячую струйку вязкой субстанции. Ооо, и вновь, и вновь, и вновь! И сжимали дедовы яички Настины пальцы, выдавливали из них до последней капли всю скопившуюся семенную жидкость. И пульсировал между губ постепенно опадающий мужской ебательный орган, и глотала Настя горький затхлый кисель эякулята под захлёбывающийся вой деда Стёпы.

Совершенно без сил, свалился на охапку сена дед Стёпа.

— Ну, вот теперь... И помереть... Можно... Сейчас бы прямо и подох, внученька!..- тяжело выдыхал Степаныч - Милая ты моя!

И, притянув её к себе, смачно и долго поцеловал её в губы, которые могли дарить мужчине такое изысканное наслаждение.

***

Дмитрий Степанович сказал, что собирается на рыбалку и встал рано утром, до раннего рассвета. Взял заранее подготовленную котомку и вышел из дома. Постоял на крылечке, покурил. Затем отшвырнул окурок и, осторожно ступая зашёл за угол дома, в садик. Подошёл к открытому настежь окну в комнату племянника. Прислушался, хотя и не напрягаясь можно было слышать, как натужно и размашисто скрипит в комнате кровать. Голая Клава Ивановна сидела на Сергее и, склонившись над ним, приподнимала и тяжело опускала обширный зад, целиком припечатывая ягодицами яички молодого парня. И скрипела в такт железная кровать, и руки счастливого племянника лежали на талии своей тёти. И показывался между пышностью ягодиц его стоящий член, и вновь проглатывался жадной вагиной женщины. У Дмитрия Степановича в штанах тут же встало. Понаблюдав за блудом своей супруги и посопев, он повернулся и направился к сеновалу.

Настя, укрытая тонким пледом, мирно спала на мягкой душистой подстилке из свежего сена. Дмитрий Степанович бесшумно и быстро разделся догола. У него всё ещё стояло. Настя проснулась, когда он сдёрнул с неё плед. Глядя широко раскрытыми глазами на его торчащий как кол елдак, Настя произнесла дрожащим голоском:

— Дядя Дима... Я сейчас закричу!

— Зря это, - спокойно протянул мужчина - У нас тут соседка рядом, Макариха. Уж она-то услышит, как ты кричишь, она ночами не спит, всё слушает. И мой голос услышит. И сразу поймёт, в чём дело-то. Всё Пеньково наутро знать будет, что ты на сеновале подо мной кричала! Все уж знают, что одна ты тут спишь.

Из глаз Насти брызнули слёзы.

— Серёжа!..

— Серёжа зараз под тётей Клавой постанывает, не до тебя ему, доча! Так что давай по-доброму, не обижу. И тебе полезно будет.

Не долго рассусоливая, сильный деревенский мужчина заголил на Насте её сорочку. Та извернулась и, полуголая, бросилась к лестнице. Как заправский регбист, Дмитрий Степанович в прыжке вцепился в её трусики, стащил их, так что запутавшаяся стреноженная опытной рукой Настя упала ничком в сено. В бледном свете луны её аккуратная попка возбуждала в мужчине желание. Довольно урча, он прижался к ней лицом, целуя и кусая упругие ягодички. Поднял зарёванную девушку на руки как ребёнка. Накаченные мышцы легко приняли свой сладкий груз. Перехватившись, он взял её за бёдра и Настя, чтобы не упасть, была вынуждена обнять своего дядю за крепкую бычью шею. Дмитрий Степанович, приподняв племянницу, опускал её на свой стоящий колом член. Да что там, не в первый же раз в Пенькове дядя брал на кукан свою племянницу!

Вполголоса рыдая и глотая слёзы, хрипло вскрикнула Настя, когда дядя Дима насадил её на свой толстый пенис. Её голые коленки торчали за спиной мужчины, беспомощно болтались ножки. А дядя Дима словно юзал свой новый тренажёр, качая мышцы своей племянницей. Мерно сокращались мышцы его плеч, а словно изогнутый, хорошо смазанный направляющий рычаг, его член глубоко входил в племянницу и снова выходил между её ягодиц. Пыхтел довольно Дмитрий Степанович, ведь о такой тренировке только мечтать! И принуждена была руками обнимать дядю своего мужа Настя.

— Они ведь там тоже ебутся! - выдохнул Дмитрий Степанович.

Глубоко и неотвратимо входил в Настю его член, играли потные бицепсы и мышцы ягодиц, кусала губы распятая Настя.

— Я как тебя увидел, так сразу и подумал: Эх, засадить бы тебе, милая! - откровенничал дядя Дима - Так попробовать хотелось, какая пиздёнка у городских девочек! А ты... Узенькая-то какая, тугая! Едва натянул...

Слёзы вновь брызнули из глаз Насти, захныкала она как ребёнок.

— Сейчас дядя Дима ребёночка тебе доделает, моя хорошая! Давай, милая, - выдохнул он ей в лицо - Рачком вставай, мы в Пенькове так ребятишек делаем...

Настя стояла на четвереньках, опустив голову безвольно, и залазил на неё сзади дядя Дима.

— Мммыхх, ну вот... Ну вот... Сейчас... - наживлял Настю на свой член Дмитрий Степанович, словно червяка на крючок.

— Ааайй!

— Оххоо, вооот...

Навалился сверху на Настю дядя Дима, как бык на овцу, подмял под себя, заработал мускулистой задницей, сношая племянницу, разрабатывал её влагалище. Сопел довольно, с удовольствием запуская нос в душистый водопад её волос.

— Уухмм, ебу тебя, Настенька, ебу, красавица! - не сдерживал он своих чувств - за такую сладкую девочку и жены не жалко... Как её Серёга-то, Клавку, блядь!.. Ну давай теперь, на животик... Ниже!.. Дааа!.. блядь, хорошо как! Уух, всю ночь бы тебя катал, заебал бы тебя нахуй...

До красноты истёрты нежные ягодички Насти жёсткими волосами на пузе Дмитрия Степановича. Плотно входит в её животик раздутая багровая головка его члена, раскинуты беспомощно стройные ножки в белых носочках. Сношает дядя Дима племянницу, счастливо, радостно.

— Ебу твою Настюху, Серёга! - глумится он вслух - Хорошо даёт Настенька! Пиздёнку ей разработал, ребятёнка после тебя доделываю.

Приподнял дяля Дима Настю, крепко, по-хозяйски облапил за талию, размашисто, по-деревенски сношает племянницу, мотается от ударов крепких бёдер её голова.

— Уооохх, хорошо-то как, Настя! Ох, блядь! Ммых... Ммых... Ммых...

Причмокивает распятая Настина писечка под напором вздутой головки деревенской елды. Вот так поступают в Пенькове с племянницами... Охает Дмитрий Степанович, поймав вдруг неотвратимую волну оргазма. Вошёл в Настю до отказа, натянул на свой вздутый кукан. Дёрнулся, выплюнул щедрую порцию горячего семени его член, дёрнулся назад, всадил вновь, замер на мгновение, изливая сперму, и ещё, и ещё... И в тесноте влагалища нет места для исторгаемого эякулята, выдавливается наружу свежая сперма, стекает по шлёпающим яйцам мужчины. Замирает наконец с последним толчком Дмитрий Степанович, "Уууххх", - выдыхает удовлетворённо, звонко шлёпает по попке выебанную девушку, раз, другой. Поднимается со всё ещё стоящим упругим членом. Затем, спустившись с сеновала, со скотсим наслаждением длинно ссыт опадающим членом на угол сарая, предвкушая идиллическую рыбалку у сонной речки, под приятную опустошённость яиц и под заранее приготовленную водочку...

Обнажённая Настя лежала на сене, скорчившись на боку и чувствуя странное удовлетворение от того, что была только что грубо, по-животному оттрахана. Приятное забытье охватывало её, когда она почувствовала, как заботливые руки деда Степана оглаживают её всю.

— Всё хорошо, всё хорошо, внученька - бормочет дед хлопотливо.

Торопливо стягивает с себя штаны, быстренько подрачивает свой сонный жёлудь, а затем, глубоко затаив дыхание, пристраивает свой блудливый хуёк к раскрасневшейся, истекающей отработанной спермой писечке. Головка его вяловатого пениса легко входит в обильно смазанную семенной жидкостью вульву, к тому же широко разработанную толстым елдаком сына.

— Ну вот, вот, вооот, - сюсюкают свёрнутые в трубочку губы похотливого старика.

Воровски прилез к обессиленной Насте Степаныч, присунул сладко, и быстро, по-кобелиному заработал тазом. Шустро снуёт между припухлых губок писечки сизая олива дедовой залупы, наслаждается еблей с молодкой сладострастный старик, и уже мнут припухлые девичьи титечки его заскорузлые пальцы. Постанывает Настя, вяло, беспомощно, и хочет отстраниться от похотливого деда, но не находит для этого сил, меж тем как опытные пальцы старика обхватывают тёплую девичью припухлость, так что половые губки сжимают возбуждающе присунутый пенис, и снуёт он шкодливо в животик молодке, меж тем как подушечка указательного пальца, влажного и скользкого, натирает оставленный без присмотра чувствительный клиторок! И знает дедушка, как ублажить зрелую молодуху, и прилепился к ней сзади, и прёт её без стыда. О, если бы Сергей мог слышать, как ритмично шоркает сено, как жарко дышит, постанывает и ойкает Настя, как пыхтит и кряхтит, задыхаясь, старый опытный ёбарь, и как причмокивает сладко, глотая жилистый писюн старика, разохотившаяся писечка его жены! А тут охает дед Степан глубоко, всем своим нутром, чувствуя наступление упоительного мига! И вдруг лопается во влагалище Насти на мгновение затвердевшая головка стариковского члена выплеском мутного зеленоватого семени из тяжёлых переполненных яиц, и второй раз за утро заполняется животик Насти липким продуктом мужской страсти, и вытекает тёплой липкой струйкой отработанная сперма на бархатистый белый атлас её пышного горячего бедра...

Да многое чего могло происходить и происходило в Пенькове. Вот соседский мальчуган, перелезши через забор и привлечённый завораживающими таинственными звуками, увидел, как спускается с сеновала дед Степан, хромая и поддерживая штаны, тот самый Степныч, что гонял его из сада. И осторожно поднимается парнишка по скрипучей лестнице на сеновал, выглядывает из люка в полу, чтобы увидеть на ворохе сена обнажённую Настю, от вида которой мгновенно поднимается столбик его пениса. И уже привычно подрачивает его мальчишка, любуясь роскошью обнажённого тела... А может, он решится на большее, выбравшись на сеновал и подойдя поближе, чтобы увидеть большее, открывшееся его взору? А может, испытав непреодолимый прилив страсти, опустится рядом с Настей (а деду-то можно ведь!), и так дэже прильнёт к её покорному тёплому телу! О нет, накатившее возбуждение слишком велико, и просунув свой стручок между бёдер девушки, тут же выплеснет весь свой запас незрелого семени в горячую промежность бёдер? Кто знает...

Многое было и будет в Пенькове!

(с) Кейт Миранда

31.12.2024