— Ну, все... – отложив в сторону последний экземпляр только что подписанного договора, довольно выдохнула Мария. Посмотрела на бумаги искоса и, сняв очки, перевела взгляд на сидящего напротив мужчину.

Овальное лицо с матовой кожей сразу расслабилось, став мягким, почти домашним. Незаметно встряхнула плечами, расслабляя и тело. Улыбнулась:

— Все-то все... с бюрократией. Теперь сделать надо...

Иван изобразил смешливое удивление:

— Маша, я в вас верю, как в самого себя. Да разве можно не верить такой женщине?

Мария, передразнивая, засмеялась:

— Да, конечно. «Умница, красавица, и вообще спортсменка – комсомолка – отличница». А мы с другими дела и не имеем, правда? – и чуть искоса, кокетливо уставилась на Ивана.

Ему показалось, что Маша хотела завершить фразу уже не с ехидством, но с горечью, чем-то вроде «а счастья нет как нет», и с трудом от этого удержалась.

Незаметно для себя тоже переключившись на лирический лад, он поймал взгляд женщины. «Хотела, не хотела, но подумала точно. И впрямь: чего мужикам не хватает? Ведь искренне комплимент-то сказал, искренне... Тридцать три бабе, самый женский расцвет, умница редкостная, красива... ну, не то чтобы по любым канонам, но здоровьем аж светится, и ухожена на славу, а главное – глаза... Вроде, и небольшие, но сколько в них всего, от откровенного блядства до один бог знает, каких глубин... Ну и тело, конечно, тоже. Мммм... Снять бы с нее сейчас этот английский костюмчик, да посмотреть детальненько, что под ним. Там роскошь должна быть редкостная, природная, одна на тысячу...»

С того момента, как Иван впервые услышал в телефонной трубке Машин голос, прошло уже три недели, и с каждой из встреч его желание увидеть Машу следующий раз как можно скорее только усиливалось. Сейчас он почувствовал, как внизу чуть пошевелился приятель. «Э-э-э, друг. Тебе этого тоже хочется? Ты смотри, а... Уже два года, как с Катькой, сукою, мы последний раз переспали, тебе, кроме моей руки, никого не надо было. Выздоравливаем? М-да, на такую бабу и выздороветь не грех... К тому же ты вовремя. Сегодня, кажется, решительный день...»

Пока Иван думал, они с Марией не отводили глаз друг от друга, и, когда он стал мысленно раздевать ее, Маша, все поняв, чуть прикрыла глаза пушистыми ресницами, как будто вдруг озябнув, свела плечи.

Остановив на секунду дыхание, Иван ждал, что будет дальше.

Глаза женщины открылись, между губ, покрытых скромной помадой, выйдя на крошечное мгновение из-под власти хозяйки, появился розовый, влажный язычок, тут же спрятавшийся за немного неровным рядом белых зубок. Маша от этого опять чуть смутилась, опустила ресницы, но тут же, расправив плечи, вскинула на Ивана теперь уже веселый, решительный взгляд.

«Девочка моя», с неожиданной нежностью подумал Иван. – «Ты же вся мокрая уже сейчас. Ну, маленькая, будет тебе сегодня ночь любви, будет... Запомнишь навсегда. Я, если действительно хочу женщину, такое ей могу устроить... Утонешь в ласке, милая, все забудешь и вспомнишь потом вновь, но уже по-другому...»

Непроизвольно сглотнув слюну, он прервал недолгое, наполненное эмоциями молчание. Охрипшим голосом спросил:

— Отметим?

Мария не очень уверенно кивнула, и он, выпрямившись на стуле, повысил голос:

— Молодой человек!

Подскочивший парень услужливо изогнулся, подставляя ухо к губам хитро поглядывающего на Машу Ивана.

Они в немного смущенном молчании дождались скорого возвращения официанта, несущего в руке обернутую белой салфеткой бутылку вина. Иван кивнул на Машу: тот налил ей светящейся, почти живой жидкости на дно бокала. Сделав маленький глоток, Маша удивленно хмыкнула, взяв бутылку в руки, прочла надпись на этикетке, вернула ее официанту и подняла на собеседника глаза.

- Brunello di Montalcino? Иван, откуда?

Он довольно усмехнулся:

— Принесли...

— Ах, «принесли...» - скептически протянула она и, вспомнив про официанта, кивнула ему на середину стола. Тот, поставив бутылку, куда указано, с поклоном удалился.

Проводив его взглядом, Мария повернулась к мужчине:

— Откуда вам известны такие подробности моих вкусов, Иван?

Изобразив смущение, он произнес малоиформативное «Дык...», и Маша засмеялась:

— «Дык!» Дык, выходит, целенаправленно информацию собирали? Эх, хорошо иметь большую контору. Служба безопасности занималась?

«Еще как. И самое интересное в ее добыче – не столько конкретная инфа, тут-то как раз все в порядке, сколько всякие разные намеки и неясности. Особенно про дочку».

— И она тоже. Сами понимаете, договор-то не то чтобы для нас уж совсем критичен, но серьезен весьма... Так что вкусы контрагента тут тоже дело не последнее. Сами-то про меня ничего не знаете, а?

Маша тихонько, ласково засмеялась:

— Я, молодой человек, женщина. А женщинам в таких случаях очень часто интуиции достаточно. И, опять же, на безопасниках экономия!

«Черт, какой у нее смех! Она как будто уже со мной в постели!» - подумал Иван, но вслух лишь, с готовностью признавая поражение, согласно кивнул, и они понимающе улыбнулись друг другу. Развивая шуточный успех, Маша тут же продолжила наступление:

— Интересно, много навыясняли?

Задумчиво откинувшись на спинку стула, Иван повертел перед глазами в пальцах бокал.

— Много - не много... За три недели, что мы знакомы, достаточно...

Переведя взгляд на Марию, неуверенно добавил:

— Настолько, что, наверное, уже можно и на «ты»...

Женщина чуть заметно, радостно вскинулась, но ответила сдержанно:

— Хорошо, давай на «ты». Мы ведь почти ровесники, да? И вообще, так нечестно: ты про меня знаешь, наверное, все, а я про тебя почти ничего. Рассказывай!

— Ну, не все... Далеко не все, - с видимым сожалением ответил Иван и увидел, как Маша обрадовалась его желанию узнать о ней побольше. «Например, не знаю, от чего ты кончаешь быстрее и лучше. Кажется, сегодня выясню и это. Лично, безо всяких безопасников» - вдруг развеселился он и продолжил:

— Значит, рассказать? Ну, слушай... Хвастаться буду.

Чувствуя себя в ударе, Иван в следующий час в красках изложил ей все факты его биографии, выставляющие его в хоть сколько-нибудь выгодном свете, и был готов трепаться еще долго. Если бы не выяснилось, что бутылка с драгоценным напитком не бесконечна. Переполошившись, он спросил Машу: «Еще?» Но та, раскрасневшаяся, лишь помахала ладонью перед лицом: «Душно», и они, собрав бумаги, вышли из ресторана.

Предвидя, что без традиционного обмывания удачной сделки не обойдется, оба они приехали в ресторан на такси. Жила Маша в сорока минутах неспешной ходьбы, и они, не договариваясь специально, двинулись в сторону ее дома пешком, не обратив ровно никакого внимания на отвратительную февральскую погоду.

Оба они понимали, куда и зачем идут, волновались от этого совершенно по-юношески, и потому разговор по дороге не получился. Поначалу Иван еще пытался изображать веселье, Маша шла рядом, помалкивая, и, казалось, совсем погрузилась в свои мысли, посматривая на него искоса, чуть снизу. И вдруг, сняв перчатку, улыбнулась, мимолетно прижала кончики своих пальцев к его губам: мол, не насилуй себя, мне и так хорошо... Пальцы были прохладными, но ему показалось, что лишь снаружи, а сразу под кожей горит даже не огонек, настоящий пожар желания.

Иван радостно опешил. «Вот так, запросто, никакой обычной бабской игры, никакого эгоизма, никакого «а ты еще заработай, чтобы я на твои проблемы внимание обращала». Прелесть ты моя, Машенька, все-то ты знаешь, все понимаешь, умница, взрослая женщина...»

Он ждал, что в конце пути они соблюдут обычные в таких случаях формальности: «Сэр, не зайдете ли на чашку чая?», но перед подъездом Маша лишь мимолетно глянула на светящееся окно во втором этаже. Он проследил ее взгляд, но сказать ничего не успел: открыв стальную дверь «таблеткой», Маша ухватила его за руку и тихонько, напряженно засмеявшись, с неожиданной силой затащила в почти неосвещенный тамбур. Дверь еще не успела захлопнуться, а она уже закинула руки Ивану на шею, прижалась всем телом, закрыла глаза и потянулась к его губам своими полуоткрытыми губами.

Иван осторожно прижал ее к себе, ответил на поцелуй, и через минуту почувствовал, как ноги женщины ослабли. «Так... Кажется, предстоит бурный секс: захлопнем дверь в квартиру, юбку даме на уши, свои штаны на щиколотку, и – за тридцать секунд, с животными воплями, до взрыва...» - предвкушающее подумал Иван. Чуть отстранился, давая женщине возможность немного придти в себя: раскрасневшаяся, часто, неглубоко дышащая Маша не сразу открыла затянутые поволокой глаза, улыбнулась ему благодарно, на секунду прижалась щекой к груди мужчины и, резко отстранившись, повернулась в сторону лестницы. Иван громко прошептал ей в спину:

— Машунь! А мы... там... никому не помешаем?

Маша обернулась к нему через плечо, потом бросила взгляд наверх и тихонько улыбнулась:

— «Помешаем?» Как бы нам не помешали... Пойдем, Ванечка. Пойдем...

С удовольствием поддаваясь тянущей его вверх по лестнице теплой руке, Иван понимающе хмыкул:

— Дочка?

— Ай, фигня. Договоримся! – возбужденно засмеялась Маша, не прекращая решительного движения вверх. – Только... Если что, ничему не удивляйся. У нас с ней отношения... Своеобразные... Мне самой интересно, как она себя поведет...

В квартире была полутьма, только из открытой двери, справа, шел неяркий свет. Оттуда же раздался девичий голос:

— Мам, ты?

— Я, Лариска, я... Улеглась уже?

— Тебя ждать, что ли? Шляешься... - обида дочки была явно притворной.

— Ну, шля-я-я-юсь... - сладко протянула Маша. В ответ из комнаты раздался удивленный звук. Довольно поглядев на Ивана и кивнув, Маша ехидно продолжила:

— Нам, - это «нам» она тщательно подчеркнула голосом, - сегодня не мешать! И... ты, это... В душе была уже?

Из комнаты донеслось уже откровенно изумленное «Вау!», после чего из-за косяка двери появились обнаженное плечо и совсем еще юная, но уже вполне женская физиономия с широко раскрытыми от удивления глазами.

Глаза сначала с недоверием уставились на Машу, тут же перейдя на Ивана. Смотрела девица на него сначала скептически, но, оценивающе окинув мужчину взглядом с ног до головы и то ли разобравшись в выражениях лиц стоящих перед нею взрослых, то ли лишь оценив сумасшедший блеск в маминых глазах, сменила гнев на милость. И даже, кажется, немножко испугалась:

— Зрассссьте...

— Здравствуй, Лариса, - чуть смущенно ответил Иван.

Его перебила Маша. Сказала тем тоном, каким охотники презентуют зрителям трудно доставшуюся добычу:

— Вот, Лара. Знакомься. Это... - она чуть запнулась, не зная, какой титул использовать для лучшей презентации, - это... дядя Ваня.

Лариска, было, дернулась выйти из-за двери совсем, в результате из-за косяка появился краешек обнаженного, округлого бедра, покрытого удивительно гладким, без каких-либо следов купальника загаром, но, кинув взгляд вниз, шутливо ойкнула:

— Ой, дядь Вань... Простите меня, бестолковую! Я, понимаете ли, совсем того... Неглиже. Так что поплотнее познакомимся утром, да, мама? Тем более, что я про вас, кажется, уже все хорошее знаю. Мама столько рассказывала, столько рассказывала, - Лариска шутливо закатила глаза.

Маша улыбнулась, чмокнула Ивана в щеку и с гордостью подтвердила:

— Да! Причем – правду и только правду! Дядя Ваня сегодня ночует у нас!

Лариска с полным пониманием посмотрела на маму:

— Да, конечно. В гостиной? Может, ему постелить?

Не выдержав, захихикала, пошевелившись, отчего на свету оказалась не только округлость бедра, но теперь уже и часть грудки, вполне солидной по размерам. Снова с деланным смущением ойкнула, прячась за косяк, потом показала взрослым язык, спрятав его на мгновение, прикрыла глаза и высунула самый кончик вновь, эротично проведя им по губам. Получилось смешно, и все трое с удовольствием и, главное, как-то очень понимающе улыбнулись друг другу. Сразу помягчевшим тоном Лариска закончила выступление:

— Ладно. Спокойной ночи я вам, конечно, не желаю... - и, смеясь, исчезла, прикрыв за собой дверь.

В коридоре сразу стало темно, только светились Машины глаза, сразу обратившиеся к Ивану. Она, чуть смущенно, начала было говорить что-то наподобие «Ну вот, я ж говорила, не уди...», но Иван прервал ее, притянув к себе. Поцеловал, отчего она опять вся расслабилась, и вдруг подхватил ее на руки. Маша сладко пискнула, Иван, покосившись в сторону Ларискиной двери, потянулся, было, опять закрыть ей рот поцелуем, но Мария слабо отстранилась:

— Ванечка... Дай хоть сапоги снять...

— Черта с два. Где спальня?

— Ой, Ванечка... Следующая за Ларочкиной...

Иван сделал два шага вперед, оказавшись как раз напротив Ларисиной двери, и тут дверь открылась. Щурясь со света в темноту коридора, Лариска слепо посмотрела сначала на то место, где они только что были, потом на них, а поняв, в каком положении находится мама, приоткрыла рот, да так и замерла в проеме, глядя на старших. Какую-то секунду они разглядывали друг друга, потом Маша на руках Ивана слабым, совсем не осуждающим тоном фыркнула:

— Ларка! Долго еще свои прелести демонстрировать будешь?

Лариска медленно перевела взгляд вниз, на аккуратно подбритую щеточку темных волос над самым началом разделяющей ее нижние губки щелки, задумчиво сказала «А... да...» и, даже не подумав прикрыться руками, неуверенно сделала шаг в сторону, прикрывшись дверью. Маша вскинула взгляд на Ивана, тот понимающе улыбнулся: «да брось, милая, все в порядке», и тут Ларискина физиономия высунулась из-за двери.

— Я... Это... Дядь Вань... Я чего хотела-то... Хотела сказать, что вы не подумайте чего... Мамуля на моей памяти в дом мужчин ни разу не водила...

Маша хмыкнула и мягко дала понять Ивану, что ее нужно поставить на ноги. Иван повиновался, услышав по дороге мягкое, но решительное:

— Лариска, ты бы лучше молчала...

— Ну мам... - голос девушки был совсем расстроенным, и Иван вмешался:

— Лара, а мне разницы нет. Странно было бы, если б совсем не водила. Мама у тебя вон какая: красавица, теплая, ласковая... Живая! Правда ведь? – мельком глянув на Ларискину физиономию, он обернулся к Маше и притянул ее к себе. – А живой женщине мужчина нужен, хоть иногда. Так что, если и было чего, то все нормально, все так и должно быть. Иди спи, маленькая, ладно?

Лариска озадаченно кивнула и, поняв, что вранье хоть и оказалось некстати, но сошло с рук, развеселилась опять:

— Ладно... Мам, а в душе я уже была, так что пользуйся, пользуйся! - и, смеясь, опять высунула язык, после чего решительно захлопнула дверь.

Оставшись в темноте гостиной, они постояли еще секунду в той же, что перед Ларисой, позе, потом Маша слабо пошевелилась:

— Паршивка... Весь кайф обломала... Да еще скачет перед мужиком голая...

— Ну, зачем ты... Дочка прелесть, и показать ей есть что... А кайф... сделаем.

Маша потерлась щекой о плечо Ивана.

— Ага... Пойдем теперь уже, хоть дубленки снимем, да разуемся. А то что уж теперь так-то...

«Так. Жесткий секс, из-за Ларискиного номера, откладывается на вторую серию», - подумал Иван. – «Ну и ладно. Будем нежными... Но каковы бабы, а? Что Машка, что дочка... Без комплексов. Это что ж в постели будет?»

Постельные ожидания Ивана оправдались вполне, но не сразу.

Поначалу все пошло на удивление тихо, по-семейному, так, будто они уже много лет живут вместе. Зайдя в спальню, Маша включила бра, и они стали раздеваться, не торопясь и даже, как это ни странно для первого раза, не пытаясь искоса увидеть наготу партнера. Иван обнажился первый, не дожидаясь, пока Маша закончит процесс, разобрал постель и со сладким стоном шлепнулся на ее край, поближе к Марии, на спину. С удивлением понял, что, хоть внутри все и трясется от желания, меньшой братец ведет себя почти скромно. Маша, с улыбкой глядя на него через плечо, сняла трусики, наклонилась, свесив груди с набухшими сосками, чмокнула его тихонько в губы: «Я в душ». Но Иван обнял ее за попу, притянул вплотную, зарылся носом под низ живота, вдохнул одуряющий запах возбужденной женщины и, потянув Машу на себя, тихонько рыкнул: «Сойдешь и так!». Маша засмеялась и с готовностью улеглась на него сверху, потерлась ласково всем телом, потом, приподняв попу, поймала рукой его член, зажала его у себя между бедрами, возле самой пещерки, и принялась, посмеиваясь, гонять таким хитрым образом Ивану шкурку. Некоторое время он терпел, потом поймал руками Машину голову, прижал ее губы к своим и, наконец, уже не в силах сдерживаться дальше, перевернул Машу с себя на спину, улегся сверху, между с готовностью раскинутыми Машиными ногами, женщина толкнула его чресла своими пятками вниз, и они, дружно ахнув от наслаждения, наконец соединились, как положено. Чуть пошевелили бедрами, осваиваясь и прилаживаясь, все там оказалось как раз впору и к месту, да и начали, не спеша, двигаться навсречу друг другу, без фанатизма целуясь вверху и ласкаясь внизу, шепча бессмысленные, но такие важные в этот момент слова...

Ивану хотелось, чтобы это продолжалось бесконечно, но Маша вдруг тихонько, высоко заахала, чуть напряглась, прогнувшись и, приостановив движения, кончила. Дождавшись, пока влагалище перестанет дрожать, он вышел из нее, поцеловал, шепнул «Спасибо, милая!», и лег рядом. Маша сразу же запустила руку ему в волосы, трижды сильно выдохнула и, открыв глаза, повернула к нему лицо:

— Так и не кончил, да?

Иван довольно улыбнулся:

— Не-а... Мне почему-то кажется, что еще успею...

Маша вскинулась и, шутливо зарычав: «Ну, я тебе!», уложила его на спину и уселась сверху. Чуть покаталась мокрой промежностью по меньшому братцу Ивана, приподнялась, запустила под себя руку и решительно, до упора наделась на колышек. Выдохнула довольно:

— Вот тебе!

— Ага...

— Чего «ага»? Щас тебя кончать бум!

— Ага...

— Ух ты!

И понеслась. Вверх-вниз, вверх-вниз, да с подворотами, да играя внизу бедрами взад-вперед, то сжимая, то разжимая внутри себя Иваново достоинство, все сильнее, все резче, и вдруг замерла в верхней точке, опять выгнула спину, скомкала простыню в кулаках и громко, по-волчьи завыла. Потрясла чуть головой, не веря себе, приподнялась, запустила руку к месту соития, осторожно нырнула пальцами между копьем и пещеркой, вытащила их, понюхала, лизнула, почмокала губами и наклонилась к Ивану. Глядя уже совсем дурными глазами, прошептала: «Ми-и-и-лый... Не терпи...», и опять вверх-вниз, вверх-вниз, но теперь уже бесхитростно, жестко добывая из мужчины семя...

Иван уже и рад бы был излиться, но ему мешала картинка перед глазами. Двигающееся над ним Машино великолепное тело требовало ласки, и он ее не жалел, а ощущения в кончиках пальцев были при этом такими, что отрывать их от Машиной кожи Ивану не хотелось никак. Разве что на мгновение, чтобы переместить руки с бедер на напряженные, коричневые соски, потом – на покрытый чуть заметным слоем жира, играющий крепкими мышцами живот, оттуда под груди, так удобно укладывающиеся в ладони, и опять, по кругу. При этом он не отрывал глаз от Машиного лица, на котором были написаны сосредоточенность и нарастающее, опять предоргазменное наслаждение. Невнятные звуки, издаваемые ею, становились все громче, и вдруг сквозь этот поток страсти прорвалось нечто почти членораздельное:

— Ну же... Ну... Да-а-а-ай...

Иван, поддав бедра вверх, прохрипел в ответ: «Смотреть бы на тебя век... Хорошо ты так... Слишком... Не могу...», и пробежался кончиками пальцев от Машиных губ, сжав по дороге пальцами соски, до самых коленей. Все-таки женщины любят ушами: от таких его слов Мария уж и вовсе зашлась в экстазе и, так и не выдоив его, кончила еще раз.

Воспользовавшись ее секундной беспомощностью, он поставил женщину перед собой на локти и колени, - в такой позиции вид был тоже роскошным, но все же не столь впечатляющ. Жестко ухватив даму за бедра, прикрыл глаза и, уже не сдерживаясь, отключив голову, принялся долбить ее безо всяких изысков, так, как подсказывал инстинкт.

В этот раз они кончили одновременно. Ослабевший, мокрый Иван прижал собой к простыне не меньше вспотевшую Машу, а она и не пыталась из-под него вырваться, явно наслаждаясь ощущением тяжелого, сильного мужского тела сверху. Немного полежав так, он скатился вбок, на спину. Маша жалобно захныкала, мол, «вернись», но он вместо возвращения притянул ее передом к своему боку, и она, закинув на него руку и ногу, растеклась по нему вся, как кисель, абсолютно довольная жизнью.

Молчали недолго. Пошевелив бедрами, Маша шумно выдохнула:

— Уфф... Я думала, первый раз вообще не кончу...

Иван хихикнул:

— «Первый раз»? Ларка непорочно зачата, получается?

Маша боднула его головой:

— Дурашка... Ларка у меня – ошибка юности... все бы ошибки такими были... А мужика у меня уже лет пять не было, вот и боялась... Железным Дровосеком совсем не то... У тебя-то вон, красавец какой, - она кончиками пальцев погладила немного ослабший член Ивана, лежащий уздечкой вверх на животе хозяина. – Ваууу... Шевелится...

Иван, уже специально, поиграл мышцами промежности, поддергивая член вверх, чем вызвал у Маши шумную бурю восторга.

— Машка, дуреха... Чего орешь-то так? Ларка за стеной ведь не спит наверняка, все слышит...

Маша только засмеялась:

— Да и пусть! Хочет – порадуется за маму, хочет – позавидует, мне сейчас... – тут она резко перевернулась, нависнув сверху, - все равно...

Посмотрела ему в глаза.

— Вань, хочешь, скажу? Я последние две недели, кажется, только этого ждала... Когда мы договор этот дурацкий сделаем, и ты... позволишь нам сблизиться... Ведь специально держал дистанцию, деловой ты человек?

Иван, чуть смутившись, кивнул.

— Мужики вы мужики... Я ж все видела... И как ты смотрел на меня, и как обрывал себя на середине, чтоб, не дай бог, чего ласкового не сказать... А я как про тебя подумаю, так... Ай, ну тебя!

И засмеялась.

— Муррр...

Выгнув спинку, мурлыча, прошлась грудями по Ивану и, тихонько чмокая его во все попадающиеся на дороге места, продолжая довольно урчать, двинулась по его телу вниз, пока не достигла цели. Очень осторожно оттянула шкурку вниз, полюбовалась, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, блестящей головкой, поиграла подушечкой пальца с вершинкой, - Иван сладко поежился от щекотки, отчего Маша развеселилась и, глядя на него из-за члена шаловливыми глазами, медленно пустила в ход язычок. Ахнув, Иван прикрыл от удовольствия глаза и, подумав: «Ну, кажись, заслужил», на какое-то время расслабился.

Но вскоре поневоле напрягся нижней частью. Ощущения, приходящие от меньшего братца, были просто божественными. «Блин, во бабу поймал, а... Внизу – клубника, вверху – крем-брюле... Как она моего внутри себя ласкала-то, а... С ума сойти. И ротиком... Ох, что же делает-то... Опять язычком по уздечке, кажется... О! Черт, сейчас вместе с яйцами проглотит, нет? Ай... Язычком своим в самую дырочку... Машунь, милая, ну не надо, я ж так кончу, и все, а как сладко...»

Как будто услышав его нижайшую просьбу, Маша выпустила добычу из рта и, плотно сжав ее в кулачке, принялась дышать на головку. Иван опять расслабился, и язычок продолжил свой танец по самым чувствительным его местам, но в голове чуть посветлело.

«Нет, милая. Принципы нарушать не буду, раньше бабы не кончу. Иди-ка ты сюда, хорошая, вместе кайф ловить будем». Потянувшись, он ухватил ее за бедро, - Маша, не отрываясь от своего занятия, на секунду открыла шалые глаза, посмотрела на него сначала чуть испуганно, но тут же все поняла и с готовностью, благодарно улыбнулась, - перетянул коленку женщины через себя, пошевелил плечами, прилаживаясь поудобнее, и раздвинул гладкие ягодицы.

«Вах, как красиво. Писька ровненькая, полненькая, внутренние губки не видны, и звездочка розовенькая, аккуратненькая. Интересно, она туда может, нет? Ну, выясним, а сейчас – поехали... Посмотрим, какая эта клубника на вкус. Счас в смеси с моим, ну да ничего, и чистую успеем...» Немного приглушив усилием воли сигналы, приходящие снизу, он нырнул языком между чуть более темных, чем остальная кожа, валиков.

И показал класс. Да так, что Машка уже через минуту забилась над ним, очередной раз кончая, а потом, грозно мыча, набросилась на его член едва ли не зубами, он в ответ сделал язык лодочкой, загнал мокрый указательный палец женщине в попку и принялся обрабатывать обе ее нижние дырочки тоже не шутя. Но недолго – обоих захлестнула волна явно последнего на сегодня, сокрушительного оргазма, он сжал Машу поперек поясницы в объятиях так, что она застонала, и излился так, будто полчаса назад скромно стоял на улице, а не наполнял своим соком Машину пещерку. Впрочем, и Маша не осталась в долгу, перемазав ему своими соками всю физиономию.

Некоторое время они так и полежали, обессиленные, тяжело дыша. Потом Иван пробежался пальцами по бокам женщины и, улыбаясь, исполнил на ее ягодицах бравурный марш:

— Трам-тара-рара-пам-пам! Эй! Ты там живая?

Маша сладко пошевелилась, потершись при этом грудями об Иванова меньшого братца, и, тяжело выдохнув, поднялась на четвереньки. Глянула Ивану в лицо между своих ног:

— Почти нет... Затрахал, змей... подколодный... А ты как?

Иван ответил точно в тон:

— Почти нет... Затрахала... змея... подколодная....

Потянувшись, чмокнул ее во все еще приоткрытый вход в пещерку. Там было мокро, но никаких следов своих соков он не обнаружил. Облизнувшись, довольно подумал: «М-да. Увлекся. Ей теперь и подмываться-то незачем».

Маша, вильнув попой, улыбнулась и, тяжело переступая всеми четырьмя конечностями, слезла с него, развернулась, сразу же уютно свернувшись калачиком.

Иван, закинув руки за голову, некоторое время разглядывал потолок, слушая все еще тяжеловатое Машино дыхание.

— Маш, а Маш...

— Умгм... – раздалось в ответ нечто явно полусонное.

— А Железный Дровосек – это кто?

Хихикнув, Маша вытянулась во всю длину и потянулась:

— Кто-кто... Ишь, ревнивец... Не скажу. У меня еще и Страшила есть... И даже девочка Элли...

Она чуть помолчала, улыбаясь своим мыслям, и вдруг уже совсем другим, не расслабленным тоном осторожно добавила:

— Но она для попки...

Иван изобразил на лице радостное изумление, Маша в ответ засмеялась уже в голос и, приподнявшись, провела пальцем по спинке его носа:

— Блестишь... Залила всего, бедненького...

Иван плотоядно облизнулся, Маша в ответ прижалась к нему всем телом и тихонько чмокнула в губы:

— Ванька... У меня до тебя четыре мужика в жизни было... ну, это так, чтобы ты не мучился, - хихикнула она и посерьезнела: - Так вот: ТАК у меня и близко не было... Я и кончала-то через пять раз на шестой, а тут... Ой, хороший мой, что ж ты со мной сделал-то, а?

Качая головой, Маша отвалилась на спину, и теперь пришла очередь Ивана поворачиваться на бок. Посмотрев в Машины уставившиеся в потолок глаза, он поцеловал сначала один из них, потом второй, потом спустился чуть ниже и, запустив пальцы в горячую влагу между несильно раскинутыми Машиными ногами, ухватил губами высокий, темный от прилившей крови сосок. Маша сладко охнула, пошевелила всем телом и открыла смеющиеся глаза:

— Ванюш... Ну, хватит на пока... Дай мне хоть эту радость переварить, а? Да и тебя жалко: потом ведь дня три толку не будет, да?

Иван, с деланной обидой пробормотав: «Пожалел волк кобылу... Все вы, бабы, одинаковые, только о себе и думаете», откинулся на спину,

Ожившая к этим порам Маша тут же легко перевернулась, снова нависнув над Иваном. Запустив под себя руку, заглянула вниз, поправила до конца так и не вставшую на место шкурку на члене, погладила его кончиками пальцев и сунула их в рот. Почмокала и заулыбалась:

— М-м-м-м... Вкусно. А уж в чистом виде вообще... дас ист фантастиш... Ванька, ты знаешь, что у тебя сок сладкий? Как клубника... Я, когда ты меня поил им, так никак остановиться не могла, чуть тебя всего в себя не затянула. Не страшно было?

Иван притянул ее голову к себе и мягко поцеловал в губы. Отстранил:

— Машка, а ты знаешь, с чем я твой сок у себя в голове сравнивал?

— М-м-м-м?

— С клубникой... И тоже напиться не мог...

— Ох, Ванююююша..., - и они, обнявшись, тесно прижались друг к другу.

У Ивана вдруг перехватило дыхание. «Ой, блин... Что это? Как будто недостающая часть нашлась... Как там: «И в горе, и в радости...»

Почувствовав его настроение, Маша слегка отстранилась и заглянула ему в глаза. Ивану вдруг захотелось сделать то, что до этого он сделал всего раз в жизни, и с не очень хорошими последствиями, а именно – сказать ей «люблю». Но что-то внутри его остановило, и он только улыбнулся Маше, явно ждущей от него необычного.

Тень, пробежавшая после этого по лицу Маши, была столь мимолетна, что Иван вовсе не был уверен в ее появлении вообще – или смог себя убедить в этом. Поспешно отвлекаясь от высокого, он, потянувшись, снова нырнул пальцами в Машину пещерку, отчего хозяйка пещерки довольно заурчала, и, точно так же, как Маша перед этим, сунул пальцы себе в рот, почмокав.

— Вкусно?

— М-м-м-м... Ох!

Маша засмеялась:

— Ну, значит, теперь можно и в душ. А то трахнул, понимаешь, грязную женщину...

Иван засмеялся в ответ:

— Вкусную женщину... И не трахнул, а оттрахались... Теперь хоть есть, из-за чего в душ. А то весь вкус бы смыла...

Прижавшись напоследок к Ивану всем телом, Маша встала возле кровати. Потянулась, вытянув руки вверх, и критически уставилась на лежащего перед ней пузом кверху Ивана:

— А знаешь что? Пойдем-ка вместе!

«Ну да, вопрос, останусь ли я ночевать, не обсуждается», - подумал Иван и сам испугался этой мысли. Вот уж чего-чего, а уходить сейчас от Машки в свой, пусть и куда как более богатый, но безлично холодный холостяцкий дом ему не хотелось совершенно.

Кивнув, он приподнялся и вгляделся в кучу своей одежды на кресле, в дальнем углу спальни. Но Маша, смеясь, потянула его за руку:

— Ты чего? Так пойдем. Ларка, если еще и не спит, то не выйдет из комнаты. Да и вообще, чего стесняешься? Вон, тело какое – хоть статУю лепи!

Иван, несколько удивленный такой Машиной смелостью, хмыкнул. Решил, что, если уж Машка не боится предъявить его, если что, дочке неглиже, то уж ему-то стесняться мокрощелки, тем более, только что спокойно продемонстрировавшей ему себя в природном виде, и вовсе странно. Если уж нудистский пляж, так нудистский пляж, почему только бабы должны быть голыми?

И пошел за уже открывающей дверь спальни Машей как есть, а-ля натюрель. Маша наградила его отчасти благодарным, отчасти восторженным взглядом, после которого у Ивана отпали последние сомнения в правильности своего поведения, и он успокоился уже совершенно, если не считать легкого возбуждения, вполне естественного после бурно проведенных последних полутора часов. И даже больше: ставшая будто воздушной после оргазмов Маша, кажется, заразила его своим игривым настроением, и он, развеселившись, на цыпочках подался следом за ней.

Гостиная, в которую выходили двери всех прочих помещений квартиры, была освещена неширокой полосой тусклого света, падающей из приоткрытой двери Ларискиной спальни. Иван мимолетно удивился: вроде, Лариска тогда захлопнула свою дверь совсем, с чего бы она сейчас была приоткрыта? Но вспомнил, что, вроде, слышал в коридоре какой-то шум. «Наверное, в туалет ходила».

Ванная находилась в противоположной стороне, и они добрались до нее без приключений. С удовольствием, шумя и плескаясь, вымыли друг друга под душем, вытерлись, при этом Маша едва не кончила еще раз от того, как именно Иван проделал с ней эту, вроде нехитрую, процедуру, и вышли в гостиную опять. Забывшись, Иван, продолжая начатую в ванной игру, на половине дороги ущипнул Машу за попку, Маша сдавленно, но довольно ойкнула, и из Ларискиной комнаты тут же раздался заинтересованный вопрос:

— Эй! Мам, ты? А чего пищишь?

Маша, покосившись на Ивана в полутьме блестящим от возбуждения глазом, полусмешливо, полуехидно вдруг ответила: «Мы!», и из комнаты тут же раздалось сначала удивленное «О!», а следом – звуки, неопровержимо свидетельствующие о том, что Лариска встает с кровати. Похоже, что у двери она оказалась чуть ли не прыжком, резко приоткрыла ее пошире, высунулась до половины из проема и, подслеповато щурясь в полутьму, пригляделась к происходящему в гостиной. Иван, стоя на полшага позади Маши, тихонько сказал «Тьфу!» и замер.

— Вау! И дядя Ваня здесь! – заулыбалась Лариска, нимало не стеснившись ни собственной наготой, ни наготой Ивана. – Здорово!

Вышла из проема двери полностью и, прислонившись сведенными вместе лопатками к косяку, выставив на обозрение Ивана идеальной формы сиськи с, кажется, чуть возбужденными сосками, ехидно посмотрела на молчащих старших.

— Так... Ну, маму не спрашиваю... Слышала, и вижу... А вам, дядь Вань, моя мама как?

«Ехидна и есть, вся в маму», - весело и ласково подумал Иван. Вместо ответа сделал шаг вперед, полностью выйдя из-за Маши в полосу света. Повернулся, притянул Машу к себе и буквально впился своими губами в губы женщины. Ошалевшая от такого напора Маша поначалу вздрогнула, но тут же с готовностью закинула руки ему на шею, прижалась всем телом и даже, кажется, чуть поработала бедрами из стороны в сторону, как бы пытаясь поймать своей щелкой тут же зашевелившийся член Ивана. Не прекращая играться языком в Машином рту, Иван приоткрыл глаза и скосил их в сторону: Лариска, полусогнувшись и сложив ладошки лодочкой перед носом, смотрела на них, выпучив глаза от радостного удивления.

Дождавшись, пока женщина в его руках ослабеет, он чуть смягчил хватку, и Маша, прижав щеку к нему, повернула лицо к дочке. Задыхаясь, улыбнулась и высунула на секунду язык:

— Вот! Поняла?

— Ага... – чуть растерянно ответила Лариска.

Иван, не выдержав, фыркнул и подмигнул ей, после чего Лариска еще раз кивнула, промямлила «Поняла», получила от мамы решительно-смешливое «Ну и иди, спи!» и, убитая силой взрослых эмоций, скрылась за дверью, тихонько прикрыв ее за собой. А Маша с Иваном, переглянувшись, засмеялись.

В спальне Иван опять упал на край кровати, на спину. Маша присела рядом и, ехидно улыбаясь, сгребла в кулачок его привставшее мужское достоинство:

— Вот теперь ты ей точно понравился...

Взялась двумя пальчиками за немного напряженный член:

— Ага! На Ларку встал, бессовестный!

Иван фыркнул:

— Ну да, на Ларку. Кто об меня только что писькой терся? Причем голой, и, кажется, мокрой. Мокрая тоже на Ларку?

Маша заполошно заглянула себе вниз и поерзала по простыне попой, но проверять утверждение Ивана не стала.

— Ну, не мокрой... влажненькой... Так я обо что терлась-то? – улыбаясь, она выпустила из руки Иванова приятеля, аккуратно разложила хозяйство, погладила и облизнулась. – Есть на что...

— Угу... Хотя... - тут Иван мечтательно потянулся, -. ..красивая у тебя дочка...

И ехидно посмотрел на Машу.

Вся работа по красивому раскладыванию Иванова аппарата немедленно пошла насмарку, поскольку Маша, засмеявшись, ухватила Ивана за яйца:

— Чего? Ишь, размечтался! На молодое мясо потянуло? Меня тебе мало, да? Вон, смотри, добра сколько! – и она, приподняв свободной рукой груди, наклонилась к Ивану, грозно поводив ими перед его носом. – Гляди у меня!

— Так и гляжу... Ам! – Иван, резко дернув головой, попытался ухватить Машин сосок зубами. Уворачиваясь, Маша оказалась поперек Ивановых ног, попой кверху, получила по ней ласкового шлепка и, довольная, заползла на койку. Ткнула Ивана пальцем в нос:

— У-у-у-у... змей! На дочку покусился!

Иван засмеялся:

— Да ладно тебе. Это так, по аналогии. Ларка через полтора десятка лет в нужной мне кондиции будет. Вот в такой, смотри: животик чуть пошире... складочки с атласной кожей... коленки ровные, круглые... внутри ножек... ах, как тут прохладно и ласково... - Иван принялся оглаживать распростертое на простыне Машино тело руками, приговаривая всякие нежности, и Маша сомлела. Но, когда пальцы Ивана осторожно раздвинули ее нижние губки и проникли во влажную глубину, лениво пошевелила рукой, погладила Иванова бойца и открыла глаза:

— Ванюшка... Ну не увлекайся же... Сам-то ты, может, и хочешь, а он не очень... Объешься, потом любить меня не будешь. А мне оно зачем?

— Дуреха ты, Машка. Ты думаешь, мне, для кайфа, обязательно его куда-нибудь засунуть надо? Не-е-е-ет... Ты вот лежишь, млеешь, а мне это знаешь, как приятно? Может, даже приятнее, чем ему в тебе...

Маша вдруг как-то странно хлюпнула носом, и, дернувшись всем телом, порывисто прижала голову Ивана к грудям.

На какое-то время они замерли, а потом, разъединившись, тихо улеглись рядом.

Дождавшись, пока Машино дыхание станет ровным, Иван осторожно нажал на клавишу выключателя, и комната погрузилась во тьму.

Им оказалось удивительно удобно спать вместе. Намного удобнее, чем в одиночестве.