Вера Никонова села на чемодан и стала ждать. Чего? Она и сама не знала. Деревянная платформа была пуста, только утренний ветерок налетал, и старый медный колокол глухо звякал. Какая-то серая собака несмело подошла и посмотрела ей в глаза. «Нету ничего», – сказала Вера, собака помахала облезлым хвостом и ушла, понурив голову. Вера уткнулась головой в колени и задремала.

Ее разбудил мужской голос, тихий и ласковый. Он почти шептал:

— Девушка! – говорил голос. – Девушка! Вы куда едете?

Вера разогнулась и посмотрела в лицо незнакомца снизу вверх.

— Что?

— Вот мы и проснулись! – обрадовался тот. – Я говорю, куда едете?

— Учительница я, – сказала Вера. – На работу еду.

— Так и я учитель. Вам, наверное, надо в районо?

— Наверное. А где оно?

— Не оно, а он. Районный отдел народного образования.

— Вы учитель литературы?

— Нет, я математик в Семеновке. Там и живу. Вставайте, милочка, поедем. Солнце уже встало.

Рядом с дощатой платформой стояла телега с запряженной лошадью, которая нетерпеливо била копытом. Учитель подал Вере руку, легко повесил на одно плечо рюкзак и поднял чемодан. Солнце уже поднялось над ближним лесом и стало пригревать.

Учитель усадил Веру на сено в телегу боком, сам забрался на передок.

— Проситесь в Семеновку. Будем вместе работать на благо отечества.

И тряхнул вожжами:

— Но, милая! Пошла!

Они выехали на широкую грунтовую дорогу и помчались под горку к белеющим внизу у реки домикам.

— Это наш райцентр, – обернувшись, пояснил математик. – А дальше на горушке – Семеновка.

Райцентр был крохотный, но со всеми признаками цивилизации и власти: магазин, райком, райисполком, районо и райотдел милиции. Только все почему-то было закрыто.

— Мда! – прокомментировал учитель, сияя белозубой улыбкой. – Райком закрыт, все куда-то ушли. Выходной.

И без паузы добавил:

— Ах, да! Алексей Николаевич Рублев, пе-да-гог.

Вера тоже представилась:

— Вера Петровна Никонова, тоже надеюсь, что пе-да-гог.

Рублев тряхнул шапкой светлых волос и погнал лошадь в Семеновку.

Они с грохотом проскочили деревянный мост и стали подниматься в гору. Лошадь пошла шагом, и Рублев соскочил с передка и пошел рядом, держа вожжи в руках. Потянулись унылые серые заборы, плетни и темные от старости дома с трубами. Они миновали почти всю Семеновку и остановились у крайнего двухэтажного дома из толстенных бревен. «Вот наша школа!», – радостно доложил Рублев. – «А вон та толстая женщина, что смотрит на нас из-за угла, уборщица тетя Настя».

— Здравствуйте, тетя Настя! – закричал учитель. – У нас пополнение!

Он снял с телеги Верины чемодан и рюкзак, а уборщица вышла из-за угла, оценивающе посмотрела на Веру из-под ладони и сказала:

— Я в уборную хлорки насыпала, так ты туда не ходи.

— А куда же ходить? – растерянно спросила Вера.

— Вали рядом.

— Так я поехал? – спросил Рублев. – Надо лошадь вернуть.

И укатил.

— Хороший человек! – веско сказала тетя Настя. – Ну, пошли, голубка!

При школе были две комнаты, одну занимал Рублев, в другую вошла Вера. Вошла и села на чемодан посередине. Так, стул, стол, застеленная кровать, и печь в углу, одна на две комнаты.

— Я тут топила иногда, – пояснила тетя Настя. – Иначе плесень одолеет. Ты хоть ела чего-нибудь?

— Не успела.

— Пошли. Умыться хочешь?

— Надо бы.

Тетя Настя привела ее к умывальнику, простому, жестяному.

— Ну, мойся! Я пойду исти соберу.

В полутемном маленьком помещении, кроме умывальника, чугунной раковины под ним, «поганого» ведра для стоков и двух ведер с чистой водой, больше ничего поместиться и не могло. Вере после Селиверстова очень хотелось помыться целиком, и она торопливо сняла душное платье, рубашку, лифчик, трусики и повесила одежду и белье на гвоздики. Стало немного легче, и Вера подставила ладонь под упругую струю. Холодная! То, что надо! Она быстро ополоснула шею, груди, немного пощипав соски, живот, поковыряв мизинцем в пупке, и густо намылила лобок и губы. Потом долго терла ладонью между ног, и мытье как-то само превратилось, как бы сказала Игорева мать, в мастурбацию. Ей просто хотелось отмыться от запаха коньяка и табака товарища капитана, который пропитал ее всю, и она терла, пока опять в животе не загудели колокола. Веру затрясло, и она ухватилась за край раковины, чтобы не упасть.

Тетя Настя принесла Вере полотенце, но отдала не сразу, пока Веру не перестало трясти. «Вот, утрись», – сказала тетя Настя, укутывая Веру полотенцем. – «Сейчас поешь, а я внучка пришлю, он тебе деревню покажет». Вера вытерлась, и стала одеваться. Лифчик, рубашку, а трусы она надевать не стала. Ей снова показалось, что они пахнут Селиверстовым. Уж лучше без них.

Едва они пришли в Верину комнату, Вера вздернула на кровать чемодан и нашла там простенький халатик о трех пуговицах. Его-то Вера и надела поверх рубашки.

Завтрак был чрезвычайно прост: стакан холодного молока, прикрытый ломтем черного пахучего хлеба. Вера с наслаждением откусила от ломтя и принялась неторопливо жевать, посматривая по сторонам. Кто-то, похоже, в панике бежал из этой комнаты, даже не сняв со стены фотографии: какая-то девушка в светлом купальнике, очень серьезная, а рядом – Рублев с неизменной улыбкой на губах. Вера жевала и запивала хлеб холодным молоком, внимательно рассматривая фотографии. В этот момент в оконную раму деликатно постучали, и Вера торопливо проглотила последний кусок.

За окном стоял паренек в кедах, штанах-техасах, в клетчатой рубахе навыпуск и маленькой кепочке. Учительница распахнула окно, и он ловко запрыгнул на подоконник.

— Здрассте! – сказал паренек. – Это Вы учительница?

— Я. Меня зовут Вера Петровна.

— А меня – Юрка. Меня бабуля попросила показать местные достопримечательности. Я всю голову изломал, но ничего, кроме пещеры и старой мельницы, не придумал. Пошли?

— Пошли, – согласилась Вера. – Только молоко допью.

Она сделала ее пару глотков, и стакан опустел.

Юрка спрыгнул с подоконника, и Вера полезла в окно.

— Зачем?! – засмеялся Юрка. – В дверь удобнее!

В комнате немного пахло гнилью, а снаружи ничем таким не пахло, только несло из уборной хлоркой. Вера сморщила нос и спросила:

— А ты в эту школу ходишь?

— Не-а. Я городской, из Калинина. Меня родители сюда на поправку прислали, вместо пионерлагеря. Я хотел в пионерлагерь, а они – сюда.

— А чем в пионерлагере лучше?

— Там народу полно, а тут никого, одни бабки немощные.

— А где же все?

— А кто где. Тетки в поле на прополке, мужики поливают, удобряют.

— А дети?

— Дети тоже работают, кто с телятами, кто сено косит, зарабатывают трудодни. Кому на магнитофон, кому на наряды.

— А ты что же?

— А мне нельзя! Я же городской!

Он по дороге к реке срезал ивовый прут, и теперь ловко срубал пушистые головки одуванчиков, и те взрывались облаками белых парашютиков. Тропинка круто спускалась по обрыву к низкому плоскому берегу, и Юрка протянул Вере руку.

— Держитесь, а то упадете.

И Вера охотно уцепилась за крепкую Юркину руку. Все-таки ходить в туфлях с каблуками на реку это плохая идея.

Они все-таки спустились, и Вера ни разу не упала. Бережок был низенький, глинистый, у воды совсем лысый.

— А где же плотина? – отдышавшись, спросила Вера.

— А там! – Юрка небрежно махнул рукой куда-то в сторону. – Здесь – пещера!

— Где?

— За кустами. Пошли?

— Ну, пошли...

Перед густым кустом ракиты Юрка встал на колени, и раздвинул заросли обеими руками. «Вход тут», – сказал паренек и сунул голову в узкие листья. Вера тоже встала на колени и поползла вслед за ним, едва ли не утыкаясь носом в узкую Юркину задницу. «Берегите голову!», – глухо сказал Юрка. – «Там корни свисают».

Сначала было узко, потом стало очень узко, а затем Вера перестала бедрами тереться о невидимые, но очень близкие стены. «Это наша пещера», – сказал Юрка. – «Сейчас свет зажгу». Учительница, было, подумала, что парни как-то провели электричество, но нет, Юрка зажег лишь свечной огарок. В пещере было очень тихо, только трещал свечной фитилек, и сыпалась сверху земля. Привыкнув к тусклому свету, Вера увидела старые матрасы, ящики и еще какой-то мусор.

— Садитесь на ящик, – предложил Юра. – Тут земля холодная.

Вера села, но вовремя вспомнила, что она без трусов (опять!), и, оберегая себя от Юркиных взглядов, она сжалась в комок и обхватила ноги руками.

— Я ведь езжу сюда не первый год, – сказал Юра. – Когда-то мы тут играли в партизан и представляли себе партизанский штаб, вроде каменоломен Аджимушкая. А потом просто прятались от дождя, а парни постарше приходили сюда с девчонками целоваться. Хорошее место...

— Хорошее место, – согласилась Вера. – Только холодно тут, и сыростью пахнет. Давай выбираться на воздух.

Они выползли на берег, Вера встала и вздохнула полной грудью, чуть лифчик не лопнул.

— Теперь старая плотина.

— Я думал, что там интереснее, – сказал Юра. – В детстве все было по-другому. Тогда осталась плотина. Там мельница была, сгорела давно, а плотина сгнила. Надо только пойти вдоль берега навстречу течению минут пять.

Вера сняла босоножки на каблуках, Юрка – кеды и носки, берег был сыроватый, и они шли, оставляя на песке и глине четкие следы, как Адам и Ева в райском саду. Иногда эти следы накрывали друг друга, маленькие –Веры, большие – Юрины. Наконец показалась плотина, точнее, то, что от нее осталось. Ближе к берегу густо росли белые кувшинки, а ближе к середине чернела глубокая вода. «Я там нырял в прошлом году», – сказал Юра, кивая на глубину. – «Дна не достал».

Вера села на бережок и охватила колени руками.

— Говорят, что возле мельниц живут русалки, – сказала Вера.

— Я, когда нырял, здорово испугался, – признался Юра. – Мне показалось, что меня хватают за ноги. Погодите-ка...

Он быстро снял техасы и вошел в воду выше колена. Затем нагнулся и начал горстями рвать водяные цветы. И когда он нарвал охапку, из черной воды поднялся большой пузырь и с глухим бульканьем лопнул.

— Юра! – тихо позвала Вера. – Выходите!

Юра пятился, не отрывая взгляда от черной воды, и только когда он вышел на твердый берег, выдохнул:

— О, черт! Я немного струсил.

Затем сделал несколько шагов и протянул Вере букет белых кувшинок.

— Это Вам!

Вера охотно приняла букетище и спрятала в нем вдруг запылавшее лицо.

— А теперь купаться! – выкрикнул Юра. – Там совсем мелко, и вода тепленькая!

Из глубины бочага снова поднялся газовый пузырь.

Место, которое показал Юра, действительно было хорошим. Берег был очень пологим, можно было лежать в воде, как в ванне, а совсем рядом был неглубокий бочажок.

— Юра, – очень серьезно сказала Вера. – На мне нет купальника.

— То есть, совсем? – очень серьезно ответил Юра. – А что есть?

— Рубаха и лифчик, – ответила Вера, пряча лицо в кувшинки.

— Купайтесь в рубахе, как моя бабушка, а потом снимите.

— Ладно.

Вера положила букет стеблями в воду и очень медленно, как змея кожу, сняла халатик. Вытащить лифчик из-под широкой рубахи было делом техники, и учительница справилась с ним на «отлично».

Вера прекрасно понимала, что треугольник волос и соски будут вызывающе просвечивать сквозь мокрую ткань, и когда она окунулась всего один раз, Юрка замер, а его трусы вздулись бугром.

— Юра, что-нибудь не так? – детским голосом пролепетала Вера.

— У Вас все видно, – хрипло сказал Юра и гулко откашлялся.

— Это далеко не все, – сказала Вера. – Грудью женщины кормят младенцев, а волосы есть и на голове. Есть еще кое-что.

Она встала из воды, и рубаха ее облепила еще сильнее.

— У меня тоже есть волосы, – сказал Юра. – И не только на голове.

— Покажи! – потребовала Вера. – Я хочу их видеть!

Юра потянул трусы вниз и его неожиданно крупный член выпрыгнул из трусов, как дикий зверь. Вера не стала снимать рубаху. Она просто опять легла на мелководье и подняла подол к шее.

Вера словно вернулась школьное время, когда Игорь Васильев сделал ее женщиной, только на месте аккуратного и интеллигентного Игоря был разъяренный юный, но неопытный самец Юра. Ей и не надо ничего делать. Вера только подняла белые ноги и охватила ими Юру, что он прижимался к ней плотнее. Он старался вовсю, и речная вода бурлила у его ног.

Юре для отдыха требовалось совсем немного, он лежал рядом на спине, а Вера играла его мошонкой, и он снова наваливался на Веру. И тогда Вере казалось, что любопытные русалки из-под воды внимательно наблюдают за ними.

Когда они вернулись в школу, их ожидали два человека: уборщица тетя Настя и учитель математики Алексей Николаевич Рублев.

— Ну, нагулялись? – спросила тетя Настя. – Обедать идите!

За обедом Юра и Вера ели за троих.

Потом они сели играть в карты, Вера совсем не умела играть, и все время проигрывала, а математик обыгрывал всех. Потом ей надоело проигрывать, и Вера бросила карты на стол. Перестал играть и Рублев, ему тоже стало неинтересно.

— Когда стемнеет, – сказал математик. – приглашаю всех на волейбольную площадку смотреть звезды. У меня – новый телескоп!

— Я не приду! – заявил Юра. – Звезды я видел и без телескопа.

У него за столом сливались глаза, и он клевал носом.

— Я, наверное, тоже, – сказала тетя Настя. – Делов много.

— Ну, а Вы? – обратился Рублев к Вере.

— Если засну, разбудите, – ответила Вера. – Наши комнаты рядом.

— Тогда, пока не стемнело, приглашаю посидеть на скамеечке, – сказал Рублев. – Обещаю, не заснете!

Вере стало интересно, и она пообещала прийти. И пришла.

На волейбольной площадке сетки не было, зато прямо посередине был вбит высокий кол, рядом с которым стояла маленькая скамейка на двоих, на которой уже сидел Рублев.

— Рановато Вы, – сказал математик, тряхнув кудрями и широко улыбаясь. – Солнце еще высоко.

— А можно посмотреть в Ваш телескоп на солнце?

— Нельзя. Нужен полный нейтральный светофильтр, а у меня его нет. Так что будем ждать темноты.

— Будем.

Скамейка была маленькой, и их тела соприкасались.

— Пока предлагаю полюбоваться местными красотами, – сказал Рублев и повел рукой, как в народном танце.

Школа стояла на крутом берегу, внизу сверкала река, а сзади – единственная улица деревни Семеновка. Не Париж точно, и не Москва, но Вера похвалила:

— Да, красиво.

Комары норовили забраться под подол и укусить там, где нежнее, и Рублев встал и срезал веточку сирени с засохшими цветками.

— Люди здесь хорошие, – сказал математик. – Надысь потерял ножик, так какая-то девчушка принесла: «Дяденька, это Вы потеряли?». Чужого не берут и дверь на замок не запирают.

Вера приняла ветку и понюхала цветы – символ начала лета. Комары наглели, и она принялась обмахиваться.

— Вам надо было брюки надеть, – сказал Рублев. – У Вас есть брюки?

— Есть, – ответила Вера. – Только они лыжные, с начесом. Жарко.

— Жарко, – согласился Рублев, – Погодите, я сейчас.

Он убежал за школу, но быстро вернулся. Он смешно бегал, на полусогнутых.

— Вот, натрите ноги, – сказал математик, протягивая Вере пук травы. – Это цитронелла, от комаров.

Травка приятно пахла лимоном, но от нее ноги стали зелеными.

— Вы – как кузнечик! – засмеялся Рублев. – Ничего, ничего!

— А кто на фотографии рядом с Вами?

— На какой?

— Что у меня в комнате висит.

— Это Машка, жена моя. Сергунька снимал, тоже местная достопримечательность. Бегает, фотографирует все на свете.

Вера гнула свое.

— А Ваша жена где?

— В Ленинграде. Уехала рожать. Пока там.

— Родила?

— Да. Мальчик Саша.

— Ждете назад?

— Нет, не жду. Пишет, надоело ей здесь тут, удобств хочется. Я-то местный, привык, а она не смогла на морозе прыгать. Так что живу бобылем. А Вы как?

— Пока никак. Думаю, пока никак, а там видно будет.

— И трудностей не боитесь?

— Трудность – люди, подлецы, остальное преодолимо. Вы вот рядом, за стеной. Если что, поможете.

— Охотно.

Солнце, совсем недавно висевшее над лесом, нырнуло за горизонт, и светились розовым и красным только облака.

— Теперь скоро! – обрадованно сказал Рублев. – Сегодня все кстати, и денек чудесный, ясный, и телескоп прислали, и Вы приехали. Сегодня – парад планет, малый, но тоже ничего.

— Парад планет?

— Это когда все планеты выстраиваются в линию по одну сторону от солнца.

— И что?

— И ничего. Красиво.

— А почему малый?

— Потому что в параде участвуют только Марс, Юпитер и Сатурн. Остальные сачкуют. А вон Юпитер показался, пора телескоп вешать.

Он вскочил и вытащил из кустов длинный футляр, похожий на тубус для чертежей. Поставил его торцем на скамью и извлек телескоп.

— Это вообще-то не телескоп, а подзорная труба с военного стрельбища. Военные у нас богатющие, списывают почти новое, вот друзья и сподобились.

Вера почему-то думала, что надо будет смотреть в сторону солнца, но Рублев развернул прикрученную к шесту трубу совсем в другую сторону.

— Вот они, красавцы! У Юпитера – четыре спутника, у Сатурна – кольца, а Марс просто красный! Сильная труба! Хотите посмотреть?

— Конечно!

От восторга математик сбил наводку, и Вере пришлось прицеливаться самой. Рублев прыгал рядом и учил ее как школьницу.

— Вы когда-нибудь стреляли?

— Да, в техникуме из мелкашки.

— Тогда Вы справитесь. Надо совместить целик и мушку, как на винтовке...

— Там диоптрический прицел, – немного осадила Рублева Вера. – А тут...

И вдруг она увидела, и красный Марс, и полосатый, как арбуз Юпитер, и Сатурн с косым кольцом. Ей показалось, что она видит щель Кассини из урока в техникуме, но, это только показалось.

— Ну, как? Здорово?

— Очень! – ответила Вера. – Я спать пойду.

— Вам не понравилось?

— Понравилась. У меня был длинный день.

Пучок уже подсохшей цитронеллы Вера забрала с собой, Рублев снял с шеста трубу, убрал ее в футляр, и они вернулись в пустое здание школы. Математик бежал впереди, и везде зажигал свет.

В своей комнате Вера нашла пустую баночку из-под майонеза и поставила туда цитронеллу. Сразу запахло лимоном, и молодой учительнице захотелось чая с лимоном. Она заглянула в комнату к Рублеву, он смотрел в дощатый потолок, улыбался и мечтал, а на него, кроме Веры смотрела девушка с фотографии.

— Я чая хочу! – жалобно сказала Вера. – С лимоном! У Вас есть лимон?

Рублев рывком сел на кровати.

— Можно надавить в чай сока цитронеллы, говорят, от поноса помогает. У Вас нет поноса?

— Нет.

— Жаль. Но я не пробовал. Тогда просто чая?

Минут через пять они сидели за столом у Рублева в комнате и пили индийский час с подсохшими медовыми пряниками, а Вере казалось, что жена Рублева тоже сидит за столом и пытается пить из Вериной чашки, поэтому учительница то и дело косилась на фотографию. Девушка была куда красивее Веры, но груди у Машки были намного меньше. Вера допила чай и сказала:

— Спасибо за компанию. Теперь пойду.

Она встала из-за стола, и Рублев тоже встал. Вежливый и, как всегда, улыбающийся!

Вера сначала хотела спать голышом, но постель была сыровата, и она надела высохшую широкую рубаху, в которой купалась с Юркой. Она спала очень хорошо. Ей снились по очереди Рублев, Селиверстов и Юрка. И все почему-то с конскими членами до колен...