Рано утром караван собрался в путь, а днем он был уже у великолепного мраморного дворца Жоффрея де Пейрака де Морана, графа Тулузского. Из кареты Анжелика вышла одна, без Франсины д’Андижос, и ее мужа Анри. А Анжелике еще предстояло объясняться с графом де Пейраком, которого она ненавидела и боялась. Что он с ней сделает, нзнасилует сам своим ужасным членом или отдаст на поругание своим слугам, и они будут насиловать ее часами, сменяя друг друга, как дезертиры Франсину. Но граф, видимо, в предвкушении брачной ночи после свадьбы, которой все не было, только смотрел издали и даже с ней не разговаривал. И все чаще она вспоминала свои дни и ночи с Николя...

Куда бы она ни пошла, ее везде сопровождали три арапчонка маленького роста и громадный черный слуга Пуба с обнаженным кривым мечом. Поскольку стояла жара, арапчата и Пуба были в одних набедренных повязках. Только Пуба немного говорил на ломаном французском языке, а маленькие слуги, похоже, только понимали простые приказы. И вот однажды она решила поговорить с Пуба, потому что других мужчин в ее окружении не было.

— Скажи, Пуба, – сказала Анжелика, указывая на сидевших на ковре арапчат. – Это дети?

Ответ слуги был, как всегда, лаконичен.

— Нет, хозяйка.

— Взрослые?

— Да, хозяйка.

— Почему же они такие маленькие?

— В их племени все такие.

— Что же это за племя?

— Пигмеи, хозяйка.

Маленькие слуги поняли, что речь идет о них, и выжидающе уставились на Анжелику.

— Тогда пусть они снимут свои повязки. Я хочу... хочу на них посмотреть.

Пуба что-то гортанно выкрикнул на непонятном языке, слуги поднялись с ковра и сняли свои набедренные повязки...

Они действительно были взрослыми, и их члены, такие же черные, как они сами, по сравнению с их ростом, были огромны и висели до колен, а головки открыты. Волос не было, как и мошонок, тоже. Кастраты, решила графиня. Анжелика ощутила сладкое томление внизу живота, а ее соски напряглись и царапали изнутри тонкую ткань розового пеньюара, в который она сегодня была одета.

— Хозяйка хочет смотреть или не только смотреть? – вкрадчиво спросил Пуба, откладывая в сторону свой меч.

— Хочу смотреть, – ответила Анжелика. – Пока.

И тогда Пуба тоже снял свою набедренную повязку...

Его член был огромен, раза в полтора больше, чем у пигмеев. Его подпирала снизу громадная мошонка, полная яичек, про которые можно сказать другое слово – яйца, размером больше куриных. Пуба позвал пигмеев, один, растянув рот, взял в губы головку члена, другой пигмей тянул Пуба за мошонку, третий сидел поблизости и пристально смотрел то на Пуба, то на Анжелику. Он держал рукой свой член и теребил его, кусая толстые вывернутые губы. Анжелика больше не могла терпеть. Она развязала пояс своего пеньюара и, раскинувшись в кресле, погрузила пальцы в жаждущее мужчины лоно.

— Хозяйка хочет Пуба? – тихо спросил громадный слуга.

— Д-да! – еле выдавила Анжелика сквозь сомкнутые зубы.

Пуба оттолкнул пигмеев, легко, как пушинку поднял ее, уложил на канапе и ввел головку в ее пушистые губы...

Его черный, сверкавший от ее слизи в жарких лучах солнца член напомнил ей дилдо из черного дерева, которым она удовлетворяла аббатису, пронзая ее зад. Только размеры его были гораздо больше и двигался он очень быстро, распаляя и без того возбужденную Анжелику. Ее маленькие нежные губки сладко ныли, когда поворачивались вовнутрь, получались вибрации всей «розочки» и сотрясения в глубине, когда гигант доставал дна. При такой длине члена делать это было легко, потому что он погружался только наполовину, то и дело, касаясь матки, и скоро Анжелика затрепетала в его мощных руках. Тогда он поднял ее и прижал к мускулистой груди...

— Госпожа довольна Пуба? – спросил гигант, тяжело дыша.

— О, да! – засмеялась Анжелика, ощущая необыкновенную легкость во всем теле.

— Тогда Пуба тоже доволен!

И граф де Пейрак тоже доволен, думал Жоффрей, наблюдая сладострастную сцену из-за портьеры, следующим буду я! Он не возбуждал свой необычный спиральный член рукой, потому что у его ног стояла на коленях черная служанка с острыми грудями и глотала его вкусное, как ей казалось, семя хозяина. Пора назначать свадьбу, решил де Пейрак.

Свадьба была великолепна. Ее проводили в центральном парке Тулузы под сенью громадных деревьев, столов было несчитано, гостей – еще более, а в самом парке были фонтаны, но не воды, а вина, и каждый знатный гость или простолюдин мог пить, сколько ему захочется. Неудивительно, что к началу торжественного обеда многие лежали на траве в тени и спали. Анжелика и Жоффрей сидели во главе главного стола, с другого торца - архиепископ, справа дамы, а слева, напротив дам, кавалеры. Перемены блюд длились бесконечно. Закуски, горячие, холодные, салаты, снова закуски.... Нарядные слуги в париках и ливреях были бесшумны, аккуратны и предупредительны. У Анжелики возникли проблемы с неким столовым прибором, напоминающим маленькие вилы. Она исподлобья огляделась и заметила, что гости управляются с этими вилами довольно ловко, попробовала сама, но потерпела фиаско, и только уколола язык, и тут же, рядом с ее тарелкой, словно из воздуха, появилась ложка. Едва она управилась с салатом и отпила вина, как ее оголенного плеча коснулась чья-то рука. Это была служанка Марго, высокая и черноволосая. Она тихо сказала на ухо Анжелике: «Пойдемте со мной, графиня. Я отведу Вас в неприметный домик, где Вы проведете брачную ночь». Анжелика скосила на мужа глаза, он перехватил ее взгляд, и Жоффрей кивнул. Графиня поднялась и пошла в густую тень, где Марго укрыла ее плащом и одела на Анжелику черную бархатную маску.

— Это еще зачем? – спросила графиня.

— В Тулузе есть обычай, – пояснила Марго. - Когда молодоженам ночью устраивают кошачий концерт под звон цимбал и грохот кастрюль, так что лучше сохранить инкогнито.

Графиня пожала плечами, и Марго отвела ее на край города в неприметный двухэтажный домик под оливами. Внутри царила прохлада, тихо журчал неприметный фонтанчик, и вдруг Анжелике нестерпимо захотелось пить. «Марго, ты здесь?». «Да, хозяйка». «Дай мне воды».

— Хотите сидра? Ваш любимый напиток!

Анжелика с удовольствием выпила большой стакан холодного сидра и откинулась на спинку дивана, потом прилегла, закрыла глаза и задремала. Разбудила ее все та же Марго.

— Пора готовиться к ночи. Я приготовила Вам все, давайте я сделаю Вам массаж, оботру розовым маслом и переодену в рубашку.

— А! Делай, что хочешь! Я так устала...

— Сделайте милость, госпожа графиня, сядьте прямо.

Марго, высокая, стройная, сначала размотала бриллиантовые нити, украшавшие высокую прическу Анжелики, и ее шее сразу стало легче. «Знаешь, Маргарита, возьми украшения себе!», – вдруг сказала Анжелика. – «И все, что на мне надето, тоже».

— Только сначала все это надо снять, – улыбнулась Марго. – Одевали-то Вас, графиня, несколько служанок, поэтому придется немного подождать.

Прошло, наверное, полчаса, прежде чем Марго обнажила Анжелику.

— Ложитесь, я сделаю Вам, графиня, массаж.

— Что это – массаж?

— Ложитесь ничком. Массаж – это приятно!

Она уложила графиню лицом вниз, и Анжелика испытала некоторое удовольствие оттого, что ее груди сплюснулись, а соски шелковую впились в прохладную шелковую обивку дивана. Марго полила ее каким-то маслом и растерла его по спине, пояснице и ягодицах, а затем прошлась жесткими пальцами вдоль позвоночника, играя на позвонках, как на клавишах клавесина. Когда же опытная служанка начала массировать ягодицы, касаясь, словно ненароком анального отверстия, Анжелика почувствовала, что в ее лоне разгорается огонек желания. «Мадам, Вам надо перевернуться». – сказала Марго, и помогла Анжелике это сделать.

Марго устроила молодой графине настоящую сладкую пытку. Она вылила на нее остатки масла из хрустальной бутылочки и медленно растерла его по грудям, касаясь давно отвердевших сосков, по животу, особенно, по его нижней части, и перешла на кудрявый лобок и междуножие, укрытое светлыми волосками. Но, когда служанка коснулась мягких губок, Анжелика изогнулась и закричала: «О, мой Николя! Возьми меня, как свою супругу!». И Марго сразу прекратила свои ласки. Так вот кто был твоим первым мужчиной, подумала она и отступила за ширму, оставив Анжелику лежать на диване навзничь с раскинутыми ногами, словно та уже приняла в себя своего Николя.

А за распахнутым окном вдруг зазвучали струны гитары, и чей-то голос произнес:

— Графиня, я – Жан Брёль. Вы так прекрасны, что я решил посвятить Вам песню!

Анжелика уже преодолела свою похоть, любопытство оказалось сильнее, и она вышла на балкон, одетая только лунным светом.

— Жан Брель? – сказала она из вежливости. – Я что-то слышала о Вас...

— Еще бы не слышать! – ответил Брель в темной маске и черном плаще. – Я – лучший голос Франции!

Он снова заиграл на гитаре и запел нежнейшим тенором. О чем? Слова о любви Анжелика понимала с трудом, потому что его голос проникал внутрь нее, и заставлял вибрировать ее тело. Он играл, пел и подходил все ближе, пока не оказался прямо под балконом.

— О, моя любовь! – пел Брель. – Возьми шелковую лестницу и брось ее мне! Я заберусь к тебе, и мы сольемся в любовном экстазе!

Анжелика, словно околдованная волшебным голосом, нашла лестницу и бросила ее вниз. Брель бросил петь, закинул гитару за спину и быстро, но не очень ловко, словно таракан по веточке, полез вверх. Когда он достиг балкона, молодая графиня отступила в глубину. Брель охватил ее поперек талии и увлек в комнату. Там она опрокинулась на диван и почувствовала, как что-то огромное входит в ее лоно, широко раздвигая нежные губки. Перед этим она увидела горящие глаза и сахарную довольную улыбку. Это был так ненавидимый ею граф Тулузский Жоффрей де Пейрак де Моран!

Чуть позже она лежала на все том же диване, свесив одну ногу, граф сидел напротив ее на венецианском стуле без спинки, и его «пружина», распрямленная и расслабленная, свешивалась до пола.

— Особенности моих органов отпугивали многих девушек, – сказал граф, перехватив любопытный взгляд Анжелики. – Когда я жажду женщины, мой член закручивается в спираль, и в юности его могла принять только разработанная проститутка или старуха, родившая двадцать детей. Поэтому я только рад, что ты, дорогая, досталась мне не девственницей, и что твой ответный орган так широк. Скажи мне, кто тот, кто так осчастливил меня, и я щедро награжу его.

— Это был Николя Мерло. Мы часто играли вместе, ловили раков, а когда пришло время, оказалось, что он не может пописать. Мы стали думать, что делать, и я первый раз в жизни обратила внимание на то, что мужчины обладают членом, а девушки – ямкой для него. Его брат и сестра устроили нам ночное свидание в сарае, и там я стала женщиной. Это если коротко.

— А где он сейчас, этот Мерло?

— Он остался в нашем замке в качестве конюха. Его нанял управляющий Молин.

— Я знаю некоего Молина. Одно время он привозил мне серебро и свинец, который я, перепродавая испанцам, весьма обогатился.

— У нас когда-то тоже был рудник на болотах, где отец добывал серебро пополам со свинцом, оно плохо продавалось из-за нечистоты, а Молин был в доле с отцом, и взялся продавать металлы.

— Я нашел способ разъединять серебро и свинец, и научился хорошо из очищать. Потом построил мануфактуру и выгодно продал Молину. Как звали вашего Молина, дорогая?

— Огюст.

— Скорее всего, это один и тот же человек. Я днем изображу его по памяти, а пока предлагаю возложить нашу любовь на алтарь Купидона. Видишь, что моя «змейка» снова скручивается в спираль?

Супруги снова и снова наслаждались друг другом, и им было невдомек, что в это время по дорогам ночной Франции мчался всадник, несущий Анжелике недобрые вести.