Краткое содержание первого сезона:

Четверо молодых зэков попадают на исправление в пансион благородных ведьм. А так как зэки сидят за сексуальные преступления, в том числе и за изнасилования, то и "исправлять" их будут соответствующими методами - поркой и унижением. Им предстоит почувствовать на собственной шкуре что это такое - оказаться полностью во власти Женщины. И не просто женщины - а ведьмы.

А дальше начинаются чудеса. В пансионе появляется демонёнок, который пускает по пизде весь режим и воспитательный процесс. Перчику в сюжет добавляет и переворот, устроенный главной экзекуторшей пансиона Екатериной, которая подсидела директрису. Екатерина, она же милфа, устанавливает ещё более жестокий режим, но сама влюбляется в главного героя - Москвича, по имени Павел. Апофеозом безобразия является история названная "Кровавый снег", когда милфа высекла четверых воспитанниц пансиона - ведьм, чего раньше никогда не было.

По предварительным условиям зэкам необходимо прожить в пансионе на положении бесправных рабов ровно один год, и их должны освободить условно-досрочно. Но влюбившаяся в Москвича милфа решает оставить его себе, даже после окончания его срока в качестве личной рабыни.

Однако Екатерина понимает, что как бы она ни старалась укрепить режим своей личной власти, демоны, курирующие школу ведьм, штаб-квартира которых располагается в небоскрёбах Москва-Сити, ею недовольны. И она решает задобрить их человеческой жертвой. И для этого приглашает на шабаш в Вальпургиеву ночь.

Дальше там много приключений у всех персонажей романа.

Вальпургиева ночь, восстание против милфы, возвращение директрисы, вмешательство демонов, поездка летом на Остров в Тихом океане, появление новых героев, в общем, много чего интересного и ужасного. Но главное - экзамен.

Четверым ведьмам-выпускницам, взявшим себе на перевоспитание четверых закоренелых отморозков (персонажей "Слова пацана"), дано экзаменационное задание - не просто перевоспитать их, а сделать так, чтобы они... влюбились в своих хозяек! То есть открыть пресловутую "формулу любви"! Три ведьмы справляются с заданием, одна нет - и проваливает экзамен. Москвича милфа Екатерина решает не освобождать ни в коем случае. И тогда ему делают побег. Но в процессе всех этих приключений он сам влюбляется в одну высокопоставленную даму, ради которой он возвращается в этот ад спустя два года. На этом первый сезон заканчивается.

ВТОРОЙ СЕЗОН. Элиз – королева ведьм

ПРОЛОГ

— Дальше сам, - Стеша указала Москвичу на едва заметную тропинку, ведущую к сказочному терему, срубленному из свежих лиственничных брёвен, возвышавшемуся на месте прежней вахты. Терем освещался последними лучиками раннего декабрьского заката, и буквально завораживал своей нездешней красотой. Квадратные башенки по бокам, полукруглые ворота с коваными массивными петлями, узкие окна-бойницы, забранные металлическими решётками... Словно на месте убогой советской полуразрушенной постройки кто-то наспех сварганил роскошную декорацию к очередному фэнтезийному шедевру отечественных киноделов. Вот-вот прозвучит горн, распахнутся ворота и оттуда появятся «в чешуе, как жар горя, тридцать три богатыря».

— Откуда взялось такое великолепие? – спросил Москвич, посмотрев на Стешу.

— Новая метла по-новому летит, - пожала она плечиком. – Иди, похоже, тебя там уже заждались. И помни: это Маркистан, детка. Здесь если кто-то плавает, как утка, крякает, как утка, летает, как утка, то это кто угодно, только не утка.

Москвич благодарственно улыбнулся и решительно зашагал по оттаявшей под чьими-то следами тропке. Которая петляла среди мягких кочек и всё норовила потеряться окончательно в зыбкой слякоти и гиблой жиже этого мрачного болота.

— Не оступись, - негромко сказала ему вслед волшебница, и он почтительно кивнул, не оборачиваясь, лишь пригнул голову, услышав позади тугой хлопок, и почувствовав затылком, как полыхнул оранжевый огненный шар её трансгрессии.

Ворота оказались не только без смотрового окошка, но даже и не были оборудованы молоточком, или какой-нибудь колотушкой, чтобы заблудившийся путник мог бы возвестить о своём прибытии. Видимо заблудившиеся путники здесь были большой редкостью. Павел внимательно осмотрел сруб и грубо отёсанные доски ворот. Да, он не ошибся, это была лиственница – практически железное дерево. Насквозь пропитанное смолой и потому способное не гнить и не рассыпаться в труху столетиями. Недаром на таких листвянках когда-то построили Венецию.

В ворота он не стучался – они тихонько приоткрылись сами. Значит, Стеша была права – его действительно тут заждались. Ни секунды не сомневаясь, он сделал первый шаг, отлично понимая, что обратный путь лично для него теперь заказан. Второй раз сбежать отсюда уже не получится.

Павла поразило нынешнее великолепие пансиона. Куда подевались все эти старинные, почти тюремные постройки? Нет, каменные общежития барышень-воспитанниц остались на своих местах, только теперь это были настоящие хоромы в стиле средневековых европейских городов. С характерными удлиненными окнами, арочными каркасами из всё той же лиственницы, с пристроенными узкими башенками-обсерваториями, стрельчатыми арками и кованными металлическими шпилями на двух новых флигелях. Москвич обратил особое внимание на сожжённый во время кипеша Вальпургиевой ночи Старый флигель. Теперь он был полностью восстановлен, и в окошках его, несмотря на ранние сумерки, уже зажёгся фиолетовый огонёк. Интересно, а кто там сейчас проживает? Судя по тому, что флигель отстроен над неопалимым Бездонным колодцем, логично было бы предположить, что это обиталище некромантки Пульхерии. Колодец-то, как поговаривают, над притоком Стикса стоит...

Но больше всего Павла поразил пристроенный к главному входу в «большой тронный зал» (как он мысленно именовал столовую, в которой когда-то установила свой трон экзекуторша Екатерина) роскошный резной деревянный портал. Это было настоящее произведение искусства, и он бы обязательно потопал к нему, чтобы поглазеть на это великолепие, если бы...

Если бы его не окликнул звонкий женский голос. Сердце моментально ёкнуло и спряталось куда-то ниже печени, когда он обернулся на голос и заметил Её – Непревзойденную Елизавету Александровну. Она стояла в дверях главного административного корпуса, и насмешливо глядела на него. На ней была белая меховая горжетка (кажется писцовая), поверх узкого приталенного платья тёмно-зелёных тонов, и белые полусапожки на невысоком каблучке.

«Вот и всё, - подумал он, и сам удивился тому абсолютному спокойствию и умиротворению, которое разлилось у него под ложечкой и, по всей видимости, растянуло в идиотической улыбке его потешную физиономию. – Вот я и дома».

Теперь не нужно было ничего бояться, особенно своих желаний. Ведь они УЖЕ сбылись. Он сделал несколько шагов к крыльцу, на котором она стояла, и точно рассчитав расстояние, упал, крестом раскинув руки, в первый в этом году белый пушистый снежок. Так, чтобы носом лишь слегка коснуться её правого сапога, но ни в коем случае не оказаться помехой на её пути. Если она вдруг не пожелает обратить внимание на его столь дерзкую проскинезу, и не пройдёт мимо.

— Зачем ты здесь? – спросила она как всегда немного насмешливо и весело.

Ну и как ответишь на столь философский вопрос? Только правду. Самую потаённую, будь она хоть трижды абсурдна. Он и ответил. Глупо, но как уж смог сформулировать:

— Чтобы снова услышать ваш голос.

И это было правдой. Самой главной правдой. Наверное, потому она и поверила – почувствовала, что это правда. Чутьём высшей ведьмы ощутила это.

— И что ты желаешь, чтобы этот голос тебе сказал?

— Что я ваш раб, - глухо ответил он, уже не волнуясь насчёт того, насколько идиотскими выглядят его ответы. Она поймёт. Она всё понимает, и это тоже поймёт.

— Многого хочешь! – в её голосе проявились тонкие интонации пренебрежения и он с ними согласился. В самом деле, многого. Даже слишком многого он хотел, понимая, что не заслуживает и сотой доли такого счастья.

Он молча кивнул, боясь поднять на неё глаза. А когда решился, то подошва её сапожка легко припечатала его щёку к слегка примятому снегу, лишив его возможности пошевелить хотя бы пальцем! Он был практически парализован, не ощущал своего тела, настолько велика была её ментальная сила! Высшая ведьма? Или и вправду Непревзойдённая?

Стало немного страшновато. Но и... спокойно. Если сразу не отвергла, если не выставила за новые смолистые тесовые ворота, то может чем-то он её всё-таки заинтересовал? Может, оставит здесь на птичьих правах, хотя бы на первое время...

— Оставлю, - сказала она просто. – Но ты же понимаешь, куда ты попал?

— Да... - он лишь на долю секунды замешкался с титулом, но тут же и решился высказать то, о чём только что подумал. – Да, Непревзойдённая госпожа Елизавета! Я всё понимаю, я готов...

— Как ты меня назвал?! – рассмеялась она своим переливчатым, словно колокольчики лесных фей на рассвете над ручьём, голосом. – Не-прев-зой-дённая?

Она искренне потешалась над его нескладным и чересчур пафосным раболепием. Столь глупым, неуместным и бестактным в данной обстановке. Он не нашёлся что ответить, и ляпнул невпопад первое, что сумел вспомнить:

— Вы обещали мне неслыханные испытания...

— А ты сбежал! – продолжала она смеяться над ним.

— Так получилось...

— Не лги! Ты сознательно выбрал этот путь!

И тут же, чтобы сэкономить слова, отправила ему в мозг картинку его побега. Тот самый миг, когда он, увидев спину забирающегося в Хаммер шамана, остро позавидовал ему самой чудовищной и чёрной завистью: почему он уезжает на свободу, а не я?!! Ведь знал же, всей своей тюремной жизнью прочувствовал невозможность, мерзость, подлость такой зависти! Всегда её в себе давил в зародыше, а тут на тебе! Поддался! Пожелал оказаться на месте своего более удачливого товарища!

Даже под сапогом у директрисы ощутил, как растапливает снег его краснеющая от нестерпимого стыда щека.

— Вот-вот, - назидательно подтвердила она, читая его как открытую книгу. – Ты просто воспользовался подарком некромантки. А по сути, завладел чужим телом. Тем более телом слабоумного человека, которого Пульхерия вытащила из болота уж точно не для того, чтобы тебя в него подселить!

— Но дар доппельгенгера она мне подарила, я же этого не просил... - промямлил он.

— Подарила. Но не всеми дарами нужно пользоваться. Особенно дарами с Тёмной стороны Луны – от некромантии. Это такая проклятая наука, запретная. Одна из тысячи ведьм соглашается идти по этому пути, и все они принимают на себя прижизненное проклятие. Путь этот считается запретным даже для темнейших из темнейших, а ты поспешил с радостью припасть к этому источнику...

— У меня не было другого!

— Был! – твёрдо и неожиданно строго, ответила она. Убрала ногу с его физиономии и присела возле него на корточки. – Где твоя кружица?

— Что?! – опешил он от неожиданности такого вопроса. – Не помню... потерял.

Елизавета Александровна достала из меховой муфты, в которой грела свои руки, маленькую фарфоровую кружку, ту самую, которой приманила его к омуту милфа, когда собралась его не то утопить, не то сделать своей крестницей.

— Потерял? А вот она! У меня!

И снова этот переливчатый, тихий, золотистый её смех! Вот теперь Москвич почувствовал себя полностью и окончательно раздавленным, сломленным, потерянным и помноженным на ноль. Окончательно и бесповоротно. А ведь он действительно забыл про эту кружицу! В сумасшедшей кутерьме последних дней своего пребывания здесь, в пансионе, два года тому назад, когда мотался на безумных качелях между надеждой и отчаяньем, перебирая варианты побега и впадая в уныние от их неосуществимости.

Он потерял, а она, великая и Непревзойдённая эту кружицу где-то подобрала и сохранила... Боже, как стыдно-то – подумал он.

На долю секунды она позволила Павлу посмотреть в её глаза и Москвич оцепенел. Кружица, которую он удержал, утопая в болоте... Он вспомнил всё и понял. Понял, наконец, кто его спас в тот миг, кто дал ему эту силу. Но теперь, когда небо разверзает море до земли, - «Зачем я?! Кто я?». Война ведьм тогда набирала обороты, всё становилось ничтожным, но кружица будто становилась для него финальным скрипичным ключом.

— Ладно, не грусти, - сказала она, поднимаясь и лёгким движением пальцев

веля ему также подняться с земли. – Раз уж ты сам приехал в мир абсолютного матриархата и беспросветного мужского рабства, то так тому и быть. В конце концов, Стеша тебя предупреждала – здесь сейчас двадцать четыре воспитанницы, четыре преподавательницы и две поварихи. И ни одного раба! Ты будешь первым... И последним! Так что держись. Ты хотел невыносимых испытаний? Вот они! С завтрашнего дня приступаешь к своим новым обязанностям. Служить ВСЕМ дамам пансиона. Выполнять их самые невероятные и фантастические желания, а также просто стирать им белые носочки и подавать по утрам кофе в постель. Готов?

Москвич молча кивнул, не в силах проглотить горький ком в горле.

— Пока отдыхай с дороги, а завтра представлю тебя своим ученицам. Они уже спрашивали о тебе. Меду прочим, интересовались, симпатичный ты или нет. И да – совсем забыла такую мелочь: Екатерина тоже спрашивала, собираешься ли ты как-то забирать своё настоящее тело, или будешь до конца дней своих разгуливать в этом?

Только что успокоенный и умиротворённый Павел вновь поднял на Елизавету Александровну свои полные ужаса глаза. Вспомнил слова Стеши, сказанные там, в Торжке, о планах милфы кастрировать его тело, которое она держит в заложниках и которым собирается не то мстить ему, не то шантажировать...

Ещё одна проблема, ещё один страх. На этот раз страх настоящий, лютый, первородный. Страх кастрации, который не покидает любого мужчину даже в глубоком сне...

Глава первая. Девочкам нужен раб

«Кошелек Гильденстерна почти пуст. Кошелек Розенкранца почти полон. Дело в том, что они играют в орлянку. Происходит это следующим образом: Гильденстерн достает монету из кошелька, подбрасывает ее и дает ей упасть. Розенкранц разглядывает ее, определяет, что выпало, произносит "орел" – ибо так оно и есть - и опускает ее в свой кошелек. Потом процесс повторяется.

Судя по всему, они занимаются этим уже довольно долго.

Постоянное выпадание "орла" - вещь невероятная, но Розенкранц ничем не выдает своего удивления, да он его и не чувствует.

Розенкранц: Восемьдесят девять.

Гильденстерн: Должно же это означать что-нибудь еще, кроме перераспределения капитала... (Размышляет.) Список

возможных объяснений. Первое: я сам хочу этого. На дне моего подсознания я играю в орлянку против самого себя, используя монеты без решки во искупление своего невспоминаемого прошлого. (Бросает монету.)

Розенкранц: Орел.

Гильденстерн: Второе: время остановилось намертво, и поэтому выпавший в

тот миг орел повторяется в девяностый раз... Третье: божественное

вмешательство; иными словами, благоволение свыше, ниспосланное ему, - см. притчу о детях Израилевых - или же кара свыше, ниспосланная мне, - см. притчу о жене Лота. Четвертое: эффектное подтверждение принципа, согласно которому каждая отдельная монета, подброшенная в отдельности (бросает монету), с той же вероятностью упадет как орлом, так и решкой, и поэтому нет оснований удивляться в каждую отдельную единицу времени, когда это происходит. - Это происходит - он кидает монету Розенкранцу.

...Но девяносто две монеты, подброшенные одна за другой, упали

девяносто два раза орлом...»

(«Розенкранц и Гильденстерн мертвы». Памяти Тома Стоппарда, 3.07.1937 – 29.11.2025).

— Итак, что происходит, девочки? – спросила Елизавета Александровна, стройная статная дама с огненно-рыжими волосами, убранными в две легкомысленные косички. Она улыбнулась своей аудитории озорной улыбкой школьницы, и Москвич заметил, что правый глаз у неё серый, а левый... голубой, как небесная высь на востоке перед восходом солнца.

Аудитория – два десятка молодых ведьмочек, замерла в восхищении, ловя каждое слово преподавательницы. Ещё бы! Это был первый урок, который вела у них сама великая и Непревзойдённая Элиз – новая директриса пансиона Благородных ведьм и, как шептались между собой воспитанницы, – близкая подруга самой Лилит! Во всяком случае, старожилы хорошо помнили, как она восседала за одним столом с Матерью всех демонов два года назад во время выпускного экзамена, и о чём-то с ней шепталась.

— Кто мне ответит, почему кошелёк Розенкранца полон, а кошелёк Гильденстерна, соответственно, пуст?

— Апория стакана воды! – подала голос самая молоденькая из ведьмочек, которую Москвич помнил ещё по путешествию на Остров, кажется, её прозвище было Рики-Тики.

— Верно, Рики, - отозвалась Элиз. – Апория в данном случае не совсем точное определение, но принимается. Рассмотрим апорию полупустого кошелька. Девяносто два броска монеты и он полон. А скажите мне, милые барышни, на сорок шестом броске кошелёк Розенкранца был наполовину полон, или наполовину пуст?

Легкий шёпот среди слушательниц обозначил солидную степень их умственных усилий. Первой подняла руку цыганка Жужелица.

— С точки зрения склонного к философствованию и сочинению силлогизмов Гильденстерна, кошель был наполовину пуст.

— Почему? – спросила директриса.

— Потому что Гильденстерн терял деньги в этой игре. И тут просматривалось явное магическое вмешательство.

— Девяносто два подряд выпавших «орла» ты считаешь магическим вмешательством? – с сомнение спросила Элиз. – А почему, собственно? Вот сам Гильденстерн так не считал. Более того, он прямо говорил в той пьесе, что есть все основания полагать, что они с Розенкранцем не находились во власти не-, противо-, и сверхъестественных сил! Так что ты не права, подумай ещё, Жужу.

— Потому что Розенкранц и Гильденстерн были мертвы! – солидно и со знанием дела произнесла с последнего ряда Людмила – знакомая Москвичу как ближайшая подруга Эллы.

— Снова попытка увести нас в мир чистейшей магии из дремот скучной логики? – улыбнулась своей солнечной улыбкой директриса. – В данном случае в царство некромантки Пульхерии, это её предмет. Но, увы! Ответ не засчитан. Магия смерти тут ни причём. Гильденстерн и Розенкранц на момент игры ещё не знали, что они мертвы.

Видя, что ученицы в явном замешательстве, директриса решила слегка простимулировать их усилия. Она взяла со стола свою тонкую бамбуковую трость с кожаной черной кисточкой на рукояти, и направила её в сторону зарешеченного узкого окна с резными наличниками. Плотные бархатные занавески распахнулись, и фигуру Элиз осветило несмелое зимнее солнышко. И барышни ахнули, впервые увидев сидящего у её ног молодого юношу с длинными тёмными волосами, одетого в дамское кимоно.

— Красавчик! – явно узнала Москвича Людмила, несмотря на то, что он по-прежнему был в теле шамана.

Элиз тонко и со значением улыбнулась ей, явно предостерегая от излишних комментариев. А сама царственным жестом поставила ногу парню на загривок, пригнув его голову к полу.

— Это раб, - сказала она. – Ваш подарок на новый год. Вы же просили себе какого-нибудь невольника? Вот, пожалуйста! Принимайте! Ваша новая живая игрушка!

— А это раб или рабыня? – явно намекая на не совсем обычный вид Москвича, спросила Фатима из Коканда – восточная красавица, которую Павел тоже запомнил по своим последним дням в пансионе два года назад, перед побегом.

— Сейчас он раб, хоть и одет так странно. Но вы можете сделать с ним всё, что угодно. Вы даже можете вернуть ему его тело... - добавила немного интриги директриса Элиз.

Барышни оживились, переглянулись между собой, обменялись короткими репликами, так как не все знали историю Москвича и его побега из пансиона.

— Чтобы вам лучше думалось, я обещаю первой ученице, кто разгадает апорию полупустого кошелька, этого милого юношу в персональное рабство. Он будет вашим личным невольником. Разумеется, это не освободит его от общих работ на благо всего пансиона, но ваша воля будет для него неоспоримым приоритетом.

Элиз внимательно оглядела задумчивые лица воспитанниц. Она уже догадалась, кто решится отвечать первой. Заметила краем глаза, как сидевшие на последнем ряди подруги Тарья из Ивделя и Фатима из Коканда обменялись короткими фразами, и Тарья спокойно и неспешно подняла руку. Директриса кивнула ей, приглашая отвечать.

— Результат напрямую зависит от действия. Кошель Гильденстерна наполовину пуст потому, что его хозяин проигрывает. И деньги утекают в кошель Розенкранца. А у того кошель наполовину полон, потому что постоянно пополняется.

— Молодец! – похвалила ученицу Элиз.

В принципе это был достаточно развёрнутый и правильный ответ, но пунктуальная перфекционистка Тарья решила обобщить:

— Таким образом, пресловутый парадокс стакана воды также разрешается простым определением действия. Если в стакан наливают – он наполовину полон. Если из него пьют – наполовину пуст.

— Блестяще! – подтвердила правоту молодой ведьмочки директриса. – Раб по имени Павел и по прозвищу Москвич отныне ваша собственность. Позаботьтесь о нём – как показала практика, это очень нежное и ранимое создание.

И усмехнувшись, убирая свою ногу с головы парня, добавила – он будет вашим преданным питомцем.

Тарья неспешной походкой обошла полукругом сидящих перед директрисой учениц, и подошла к Москвичу. Директриса протянула ей поводок, пристёгнутый к его ошейнику. Ритуал передачи невольника новой хозяйке, таким образом, состоялся.

Остальные ученицы отметили это событие дружными, но негромкими аплодисментами. Сразу стало понятно, что шаманка Тарья считается здесь всеобщей любимицей, несмотря на откровенную странность своего поведения. Хотя какая ведьма на самом деле может считаться не странной?

Павел не знал что делать. Его много раз в этом учреждении передавали из рук в руки, продавали и даже забирали по беспределу, но всякий раз это случалось безо всякого ритуала. Просто новая госпожа забирала его и уводила к себе. А то и просто похищала и прятала, как последний раз это сделала милфа.

А вот сейчас он почувствовал, что стоящая перед ним северная шаманка чего-то от него явно ждёт. Он поднял голову и, встретившись с её внимательным, и даже строгим взглядом, тут же снова склонился в поклоне. Да, похоже, это будет суровая повелительница. У такой не забалуешь. Он почтительно поцеловал её расшитые бисером и золотой нитью сапожки из оленьей шкуры, и замер, ожидая дальнейших распоряжений. Видимо простой проскинезы Тарье показалось достаточным. Она повела его к своему месту, твёрдо держа за поводок. Скорее всего, она так привыкла водить у себя на родине северных оленей.

«Интересно, а они там, в тундре, катаются на оленях верхом?» - подумал Москвич и нелепость этой мысли в столь торжественный и судьбоносный для него момент, удивила его самого. Идя следом за своей новой повелительницей, он с интересом и втайне её разглядывал.

Одета она была в национальный халат из ровдуги – лосиной шкуры тонкой выделки, весь разукрашенный и расшитый причудливыми узорами народности манси. Поверх него на ней была накидка, целиком состоящая из разноцветных подвесок, нашивок, переплетённых лент, медальонов, медных и серебряных блях и иных украшений, смысл и названия которых Павел даже не представлял себе. Стройную талию подчёркивал и украшал широкий пояс, также весь разукрашенный и оснащенный ворохом звенящих и поблёскивающих амулетов, когтей и клыков разных хищников, полудрагоценных камней и причудливо сплетённых цепочек и шнурков.

Всё это колдовское великолепие поразило Москвича. Особенно ему понравился головной убор шаманки – широкий бронзовый чеканный обруч, со спускающимися вниз подвесками из черной кожи и золотыми монетами, а также бахромой, прикрывающей лоб и щеки девушки. Сзади на поясе у ведьмы висел небольшой рог и четыре коротких моржовых бивня. С правого бока – совсем крошечный бубен.

— Сегодняшний урок окончен, - сказала директриса. – Всем спасибо, я всеми вами очень довольна. Запомните, ваш новый раб – лжец. Как вы думаете, какова будет тема нашего следующего урока?

— Апория лжеца! – почти хором ответили ученицы, поднимаясь со своих мест и спеша на солнечный морозный воздух, прогуляться перед следующим занятием.

А Москвича его новая хозяйка повела к общежитию молодых ведьм. В тот самый корпус, в котором он много раз бывал два года назад, и который теперь изменился настолько, что Павел его почти не узнавал.

Из мрачного старинного полутёмного замка, он превратился в отреставрированный в стиле позднего барокко дворец-усадьбу. Низкая мебель на гнутых, резных ножках, зеркала, камины в каждой комнате или спальне, картины, гобелены, кровати под балдахинами, мягкие диваны и кресла, пуфы и ворсистые ковры. Всюду показное богатство и комфорт. Сразу бросалось в глаза, что при новой директрисе ведьмы распробовали роскошь, и она им явно понравилась.

Павел с ужасом осознал, что теперь он ответственный за порядок в этом доме. Каждую безделушку он обязан будет протирать от пыли, каждый коврик выбивать на морозе, а полы вообще придётся пидарасить круглосуточно и круглогодично. А сколько топить каминов! А такое, простите, интимное место, как дамские туалеты?! Туда он ещё пока не заглядывал, но помнил по прежним годам, что в первую очередь начальство будет спрашивать за чистоту именно в этих помещениях! Раньше они отдувались вчетвером, и было трудно, очень трудно. Еле успевали. А теперь он будет здесь один...

Совсем один.

Тарья привела его в самую дальнюю комнату, ту, где когда-то проживала в гордом одиночестве некромантка Пульхерия. Теперь эту комнатушку делили на двоих Ивдельская шаманка и её подруга Фатима. Здесь обстановка по сравнению с соседними хоромами была практически спартанской. Две сдвинутые вместе кровати под общим балдахином, два комода для личных вещей барышень, один общий стол, умывальник, два зеркала и три мягких пуфика, заменявшие дамам стулья. Камина не было, помещение обогревалось задней стенкой соседского камина, расположенного в общей спальне. Зато был самый настоящий алтарь, сложенный из плоских, почерневших от времени камней, украшенный светильниками и потайными гротами. Укрытый от посторонних глаз занавесками из черного бархата. По всей видимости, комнатка на двоих считалась какой-то особой привилегией. Доступной не абы кому, а только лучшим ученицам, или особам, приближённым к начальству.

«Так даже лучше» - подумал Москвич, беглым взглядом окидывая своё новое пристанище. Чем меньше начальства вокруг, тем спокойнее живётся обслуживающему персоналу – это он усвоил ещё по прошлым своим скитаниям. Лучше всего ему жилось у мадам Азалии, вполне себе вменяемой директрисе. А хуже всего – у свихнувшейся на почве мании величия Екатерины. Которая всё пыталась сделать из него свою помощницу в позорном деле экзекуции. Хорошо, что из этой затеи ничего не получилось. Плохо, что теперь встреча с Екатериной становится неизбежной. Но об этом сейчас даже думать не хотелось. Авось пронесёт.

«Ещё как пронесёт!» - вспомнил он слова той же Стеши, и поёжился, от внезапно посетившего его предчувствия беды. Да, тут умели афористично формулировать в былые времена. Посмотрим, как теперь...

Тарья указала ему на стоящую в изножье у двух кроватей оттоманку.

— Спать будешь здесь, - сказала она. – Головой в сторону моей кровати. Я люблю, чтобы мне массировали ножки перед сном. И вообще... Люблю я это дело.

И взглянула ему прямо в зрачки, приблизившись почти вплотную, и словно бы считывая его ауру и взламывая ментальную защиту. Хотя какая там была защита, так, одно недоразумение. Он и не пытался что-то из себя корчить. Раб так раб – его собачье дело служить. Тем более что эта парочка ведьм была ему даже симпатична ещё с тех пор, как он встречал их два года назад. Тогда они казались ему такие неопытными, зелёными молодыми ученицами, а теперь глянь-ка – лучшие, элита!

Вечером случилось то, что Москвич не мог себе представить даже в самых своих сумасшедших фантазиях, в которых он, вообще-то, был большим докой. Тарья достала из своего комода ворох какого-то белья, видим предназначенного в стирку, большое махровое полотенце, ещё одно поменьше, и задумчиво глядя Павлу в глаза, сказала:

— Пойдёшь со мной в баню. При всех пойдешь. Голым!

Он настолько опешил, что даже открыл рот от изумления.

— Чего стоишь? – строго спросила шаманка. – Раздевайся! Живо!

И щёлкнула его по носу пальцами, отвесив полноценный щелбан. И это детское унизительное наказание оказалось вдруг таким болезненным, что у Москвича непроизвольно из глаз брызнули слёзы. Он стал судорожно срывать с себя всю одежду, даже не представляя себе, как он пойдёт сейчас через три смежные комнаты, полные отдыхающих после уроков барышень, голышом! Как потом выйдёт в таком виде на улицу, где, вообще-то уже ощущался предрождественский мороз. Как потом будет возвращаться... Тоже неглиже? А если начальство увидит? Не дай бог, он окажется в таком виде перед Елизаветой Александровной! Это ж позор хуже некуда! Стыд и срам!

А с другой стороны – попробуй ослушаться эту суровую северную мадам! Это она вот так, шутя, только что ему по носу щёлкнула, а он чуть в голос не заорал. А если решит наказать по-взрослому, что тогда? Выпорет? На морозе? Голым? Или... в бане, в парной?

Москвич почувствовал, как шкура у него на загривке покрылась пупырышками от таких мыслей и предчувствий. Вот это он, похоже попал... Попал, так попал.

Она оставила на нём лишь ошейник и правда повела в баню абсолютно голым, на поводке, как и положено было водить, по её мнению, своих личных невольников. Через все жилые помещения корпуса ведьм. И девушки восхищённо провожали их взглядом, а некоторые тихонько смеялись и даже хлопали в ладошки.

«Второй раз за день ты сорвал аплодисменты зала» - невпопад подумал Павел, шествуя, опустив глаза и заливаясь краской нестерпимого стыда. Хотя, что ему было стесняться-то? Своей наготы? Маленького пениса, который в таких экстремальных условиях вообще поспешил спрятаться куда-то в особо потаённые заросли паха.

«Кстати, заросли она наверняка прикажет сбрить» - пришла ещё одна дурная мыслишка. «Нашёл о чём думать, дебил...».

Он помнил, что дамская сауна находилась раньше за дровяными складами налево. Но теперь Тарья повела его через весь общий двор, замкнутый теперь отстроенными новыми деревянными корпусами к... Старому флигелю! Тому самому Старому флигелю, посреди которого раньше располагался Бездонный колодец, и который милфа сожгла во время празднования Вальпургиевой ночи! Что же это получается, теперь здесь... баня? А купаются эти ведьмочки, точнее, принимают холодные ванны после жаркой парной, ныряя в приток Стикса? И сейчас его подвергнут той же процедуре?

Москвич внезапно перестал ощущать и саднящий лютый снег под голыми пятками, и ледяное дыхание Маркистана, доносившееся даже сюда, во двор таинственной средневековой крепости, в которую превратился пансион при новой директрисе. Ему вдруг стало жарко и боязно. Очень жарко и до дрожи боязно. И потому через неширокую арочную дверь во флигель Москвич вошёл в полнейшей прострации.

Внутреннее убранство Старого флигеля поразило его ещё больше, чем даже показное великолепие дамских общежитий. Нет, здесь не было роскошных интерьеров и богатой мебели. Напротив, вся обстановка в точности копировала средневековый монастырский склеп, или, скорее даже пыточный подвал Инквизиции. Правда орудий пыток и всяких устрашающих дыб не наблюдалось, зато старинных кованых решёток, низких дубовых столов, грубо сколоченных кресел, обтянутых кожей хватало в избытке. Отдельным помещением была оборудована сауна, в которой только и горели светильники. Остальное помещение тонуло во мраке.

А посредине, точно под центром арочных перекрытий потолка, по-прежнему возвышался Бездонный колодец. Только теперь он был отделан под большой алтарь, и богато украшен всевозможными поделочными и полудрагоценными камнями. С четырёх сторон к нему вплотную примыкали небольшие купели, в каждой из которых мог свободно поместиться человек. А над ними толстые водопроводные краны, своими трубами уходящие в нутро колодца. Москвич с внутренним содроганием подумал, что по этим трубам поднимается жгуче холодная вода из знаменитого притока Стикса, по слухам обладающая отрицательной температурой. И потому превращающаяся в ледяное крошево, едва вырываясь на земную поверхность.

Но в самой парилке было тепло, и даже жарковато. Большая каменная печь с чугунной плитой уже прогорела и была наполнена ворохом раскалённых углей. На ней закипала двухсотлитровая металлическая бочка с водой. Тазы, кувшины, лейки и черпаки – обилие банного инвентаря свидетельствовало о том, что здесь молодые ведьмочки и их наставницы проводили много времени не только с гигиеническими целями, но и ради ритуалов и всяких плотских удовольствий. И по тому, как Тарья, с загадочной улыбкой поглядывая на своего нового невольника, стала неспешно раздеваться, Павел понял, что сейчас он станет участником одного из них.

Но поначалу ничего особенного с ним не случилось. Шаманка утроила ему жёсткую прожарку, сперва сухим паром, а потом и двумя влажными, после каждого захода выгоняя его на снег и заставляя там обливаться холодной водой из деревянной кадки. И только после третьего захода, когда температура в парной стала терпимой, она молча завалила парня на нижнюю полку и улеглась на него сверху всем своим скользким от жаркого пота телом. Он даже не пытался что-либо делать. Хищница овладела им сама, и Москвич только почувствовал, как её сильные бёдра сдавили его чресла с двух сторон, а вмиг проснувшийся детородный орган как будто оказался в ненасытном вакуумном насосе, рискуя оторваться и устремиться в практически бездонную черную дыру.

Тарья трахала его сосредоточенно, негромко шепча какие-то заклинания на непонятном, но фонетически очень красивом языке. Иногда она наклонялась к его уху и слегка прикусывала его острыми зубками, частенько впивалась ведьминскими коготками в его плечи и оставляла на груди глубокие царапины, а потом жадно слизывала капельки крови, выступавшие из них. В такие моменты её раскосые глаза распахивались особенно широко, и Москвич мог бы поклясться, что в них загорался так хорошо ему знакомый синий огонёк – предвестник появление где-то рядом демонической сущности.

В такие моменты он старался сморгнуть или отвести взгляд, но не всегда получалось. Она заметила эти попытки и схватила его правой пятернёй за лицо, стараясь «сотворить шмась» и поймать на контроль его зрачки. Но ведьминскую силу не включала, оставляя его волю относительно свободной.

Ей нужно было, чтобы он в этот момент всё чувствовал и всё про себя понимал. Чтобы ощущал себя просто и грубо изнасилованным. Оттраханным и использованным для собственно женского удовольствия. Точнее для неспешного и полного плотского наслаждения.

Наконец она кончила, громко застонав и погружаясь в пучины своего довольно продолжительного оргазма. При этом ноги её ещё сильнее напряглись, а глаза она закрыла, и даже как будто немного отвернулась от него, блаженно улыбаясь куда-то в сторону.

Потом она долго плескалась в купели, в холодной воде, лишь изредка поливая себя из ковшика почти крутым кипятком, а его заставила стирать её нижнее бельё. Домой, в общагу она разрешила ему идти, запахнувшись в её широкий махровый банный халат, а сама снова облачилась в привычную ритуальную шаманскую одежду. Только сапожки не стала обувать, шла босиком по снегу.

А в общежитии барышни уже вовсю обсуждали нескромную персону нового невольника. Немного завидовали Тарье, но и своих планов насчёт него не скрывали. И сразу после ужина потребовали его к себе в общую палату для допроса с пристрастием.

Среди тёмных, судя по всему, теперь заправляла Людмила, бывшая подруга Эллы. Носила ли она титул Темнейшей, Павел пока не разобрался, но свита у девушки уже имелась и восседала новоявленная лидерша на своей роскошной кровати среди подруг, которые старались ловить каждое её слово. Одна из этих подруг, по имени Софи, особо заинтересовалась историей поимки демона.

— Это правда, что ты участвовал в поимке демона, когда был здесь простым рабом на испытательном сроке? – спросила она, надменно разглядывая Москвича.

Софи ему сразу не понравилась. Надменная фифа, нарочито задранный нос с горбинкой, презрительный взгляд из-под длинных накладных ресниц, горделивая холодная улыбочка и постоянно поджимает тонкие губы, словно испытывает отвращение от вынужденного контакта с окружающими.

— Не совсем так, леди, - скромно, с полупоклоном, ответил Павел, стараясь не смотреть в глаза этой ведьме. Реально побоялся летучемышиного сглаза. – Мне лишь доверили доставить попавшим в плен волшебницам амулет исключительно силы, с помощью которого они и нейтрализовали демонёнка...

— Гм, ты не производишь впечатление смельчака! – повела она плечиком словно бы ставя под сомнение его роль в той истории.

— И тем не менее, леди, мне вынесли благодарность за участие в той истории, - решил немного осадить эту гордячку Павел. Хотя и понимал, что рискует нажить себе если не вражину, то уж недоброжелательницу точно.

— И кто же это вынес тебе благодарность? Твоя госпожа?

— Начальство с Каменоломен, - как можно скромнее и тише произнёс Павел. – А точнее сам Ибн Даджаль...

Тихий вздох неподдельного восхищения пронесся по закоулкам палаты барышень. Леди Софи презрительно опустила глазки, по явно выражать сомнение не стала. Решила проверить его уровень осведомлённости следующим вопросом с подковыркой:

— И что это был за амулет такой волшебный, которым вы победили демона? Мы о таких артефактах даже не слышали!

— Это был «Смех Заратустры», леди, - с полупоклоном ответил Москвич. – Его доставила мадам Львова, мне кажется прямо с Каменоломен, из Москвы. И вам лучше у неё уточнить все детали той операции, - он решил, что раз уж дерзить, то дерзить по полной. А чего ему теперь было терять?

— И чьим рабом ты тогда был? Елизаветы Александровны?

— Софи намеренно выделила интонацией слово «рабом», желая хоть как-то принизить его. Спокойное и глубокое почтение, с каким отвечал этот заносчивый, по её мнению, нахал, бесила молодую ведьму. Но никак его осадить пока не получалось.

«Эх, если бы!» - с сожалением подумал Москвич, а вслух ответил с ещё более подчёркнутым спокойствием:

— Увы, леди, мне не довелось стать невольником Непревзойдённой Элиз, я тогда служил Пульхерии Львовой, и именно она руководила моими действиями.

Душнила Софи, как уже успел про себя наречь эту противную тёмную выскочку Павел, при этих его словах многозначительно переглянулась со своей патронессой Людмилой. Та ответила ей лишь лёгким кивком головы, явно поощряя к дальнейшему допросу.

— Мне кажется, ты ведёшь себя неподобающим образом! – наконец-то пошла в открытую атаку ведьмочка. – В твоих словах слышится завуалированный сарказм и совсем отсутствует почтение и смирение, это так?

Не найдя что ответить на такие беспочвенные обвинения, Павел лишь ещё ниже склонился, прижав ладони к груди.

— Подойди сюда! – уже совсем иным тоном приказала Софи.

«Бить будут» - грустно подумал Москвич и осторожно зашёл в проходняк между кроватями тёмных. Он помнил, что на малолетней зоне приглашение в проходняк ко всяким бригадирам, шнырям и прочим активистам всегда означало лишь одно – опиздюливание.

— На колени! – велела ему Софи и пальчиком указала на пол у своей кровати.

Он моментально опустился на колени и скромно потупил взор.

— И кланяться – в ножки! – уже с явной издёвкой продолжала глумиться ведьма.

Он почти коснулся лбом пола, внутренне напрягаясь и ожидая пинка в голову или ещё какой болезненной пакости. А ему так хорошо было после баньки...

Но пинка не последовало. Шестёрка Людмилы, красуясь перед ней и подругами, опустила вниз свою ножку и пододвинула к лицу Павла свой домашний шлёпанец.

— Целуй, холоп, следы наших ног! – смеясь, проговорила она. – Большего ты пока что недостоин!

Её подружки одобрительно похихикали.

— Вот так нужно поклоняться дамам! – подчеркнула своё превосходство над ним тёмная ведьма, когда Москвич несколько раз нарочито громко, чтобы все слышали, чмокнул подошву её шлёпанца.

— И второй! – велела Софи.

Москвич также старательно чмокнул и его.

— Да ладно тебе злобствовать, Софочка! – подала голос из угла напротив другая барышня. – Пусть лучше мальчик подаст нам вечерний чай и расскажет что-нибудь о себе. Кстати, девочки, надо решить неотложный вопрос: мы оставляем его мальчиком, или переодеваем девочкой?

Гул одобрения, донёсшийся до ушей Павла вселил в него некоторую надежду. Может перестанут издеваться и правда определят его официальный статус? А то его дамское кимоно было недавно постирано и сушилось в комнатке Тарьи, а вечно расхаживать в её халате ему никто конечно не позволит. Пора было принимать свою новую гендерную идентичность. Здесь это законом уже не преследовалось.

— Чай! Чай! Чай! – потребовали почти хором девушки с разных сторон, и Москвич едва успел разглядеть и запомнить, куда ему нести напитки и угощения. Вскочил и тут же обратился мысленно к своей хозяйке Тарье, поймав её непроницаемо-изучающий взгляд. Она лишь едва уловимым движением бровей подтвердила задание и негромко уточнила:

— Кухня в конце коридора напротив лестницы, там найдёшь всё необходимое. И пошевеливайся – мы ждать не любим!

Это «мы» означало, что и самой его хозяйке, и её подруге Фатиме тоже следовало заварить и подать чай. А как заваривать, и с чем подавать – он и не знал! Пришлось импровизировать.

Но в первый вечер к нему, конечно же, проявили некоторую толику снисхождения. Зато он узнал, что его шаманка любит горячий чай на травах, который нужно заваривать отдельно. Фатима пьёт крепко заваренный напиток (повезло же ему с чифиристкой) без сахара, но с малиновым вареньем. Тёмные во главе с Людмилой требуют лишь кипяток, и заваривают всё сами у себя в двух проходах, и часто вообще балуются горячим шоколадом или кофе. А вот две близняшки-сестрички, которые и замутили всю эту вечерне-чайную церемонию, предпочитают к чаю разные вкусности в виде крендельков, канапешек, домашнего печенья, орешков в карамели и шоколадной глазури, и прочие неполезные для стройных девичьих фигур соблазны.

Прислуживая сёстрам, Москвич невольно свёл знакомство и с ними. Были они абсолютно одинаковы, и Павел узнал пока только их прозвища – Коробок и Бантик. Позже, уже ложась в кровать, его хозяйка Тарья особо предостерегла Москвича насчёт этих весёлых красоток-хохотушек. Оказалось, что одна из них тёмная, другая светлая и определить это можно лишь по кольцу у каждой на мизинчике правой руки. Если кольцо из адуляра - лунного камня – значит его обладательница светлая. Там по свечению не ошибёшься. А если из обсидиана – никаких сомнений, что носительница его темнее южной ночи.

— Может, проще будет запомнить по именам? Кто из них кто? – наивно переспросил Москвич.

Тарья посмотрела на него как на глупого ребёнка.

— В том-то и дело, что они постоянно меняются.

— Это как? – удивился Павел.

— Не тупи! Они - запутанная пара, - отмахнулась от него шаманка. Если одна светлая, то вторая в этот момент – тёмная. И наоборот. Могут менять свою сущность по желанию, но всегда находятся в противофазе, понял?

— Ну, конечно! – Москвич всплеснул руками, как будто ему разъяснили таблицу умножения.

Ложась спать в этот вечер, Москвич испытывал какое-то особое умиротворение. Да, Непревзойдённая волшебница Элиз явно ему благоволила, хотя и назначила ему формальную хозяйку. Он испытал нечто невообразимое в таинственной чёрной бане при Бездонном колодце, и этот опыт ещё требовал отдельного вдумчивого осмысления. На общем собрании молодых учениц пансиона ведьм ему хотя и указали его место и положение – смиренного раба у ног всего дамского коллектива, но были с ним добры и сердечно оставили ему право оставаться юношей, но носить женскую одежду. А теперь он засыпал на мягкой удобной оттоманке, у ног своей хозяйки, почёсывая ей горячие сухие пяточки и слушая её сонное тихое дыхание.

...Провалился он так глубоко, что не сразу понял, что это был сон. Под тёмным низким небом в клубах иссиня-черных непроницаемых облаков, проблёскивал косой месяц рогами вверх. По заснеженному болоту стая огромных волколаков гнала белую куницу. Зверёк был шустр и изворотлив, но тяжёлая черная стая обгоняла его, отрезая все пути к спасению. Сам Москвич как будто летел над стаей, стараясь тоже обогнать хищников, и во что бы то ни стало спасти симпатичную куницу. Но уже понимал, что ни сил, ни скорости у него для этого не хватит. А над ним, в вышине, в разрывах косматых грозовых туч отчётливо проглядывал чей-то неземной лик. Павел старался не смотреть в этот лик, подсознательно чувствуя, что не нужно ему сейчас встречаться взглядом с ЭТИМИ глазами. Потому что один из них был серым, а другой – зелёным...

Проснулся он разбитым и раздавленным, словно после тяжкого похмелья. Ничего не соображая, побрёл в туалет в абсолютной темноте – светильники почему-то разом все погасли. А когда вернулся и завалился снова на свою оттоманку, то тут же заорал благим матом и вывалился из комнаты в коридор ведьминского общежития. Он орал так истошно и надрывно, что переполошил всех обитательниц пансиона. Моментально вспыхнуло сразу несколько фонариков и осветило его корчащуюся на полу фигуру. А поперёк его кровати лежало голое тело шаманки Тарьи, холодное и безжизненное, будто бы сломанное пополам в пояснице...

(продолжение следует)