Первые недели жизни в новой квартире были похожи на долгожданный выдох после стольких лет напряженного ожидания. Ощущение собственного угла, своего замкнутого пространства, где все принадлежит только нам, было опьяняющим. Мы просыпались по утрам, и первое, что мы делали, это обменивались счастливыми, еще сонными улыбками. «Наша квартира», - шептала Лера, обводя взглядом стены, и в этом слове «наша» был целый мир тепла и принадлежности друг другу. Нас все в ней устраивало. Расположение было идеальным. Рядом раскинулся большой парк, куда мы по вечерам бегали трусцой или просто бродили, держась за руки, как в самом начале. Под окнами шумели детские площадки, и их веселый гам не раздражал, а наполнял жизнь каким-то бытовым, уютным смыслом. В паре минут ходьбы стояли современные торговые центры, где мы могли купить все необходимое, от продуктов до мелочей для дома. Казалось, сама судьба подарила нам этот уголок. И естественно, при каждой встрече в подъезде или на парковке мы благодарили Николай Витальевича за его невероятную щедрость. Он отмахивался с добродушной ухмылкой, будто речь шла о пустяке. «Да что вы, что вы, - говорил он, и его взгляд неизменно скользил по Лере, задерживаясь на ней дольше, чем того требовала простая вежливость.

— Для Леры, для лучшей сотрудницы, мне ничего не жалко.

Лера в ответ делала милое, немного смущенное лицо и улыбалась ему своей ослепительной улыбкой, от которой у меня в груди сначала закипала темная, едкая жидкость ревности. Мне это откровенное обожание со стороны начальника поначалу не нравилось. Я ловил себя на том, что сжимаю кулаки, когда видел, как он смотрит на нее. Но Лера, чувствуя мое напряжение, сразу же все объясняла.

— Ты у меня такой ревнивый, Андрюш, - говорила она, ласково щекоча меня за ухом. - Хотя сам никогда в этом не признаешься. Это же просто рабочие отношения. Ну подумай, я с ним провожу в день часов по восемь, а то и больше. Естественно, мы начинаем общаться проще, как коллеги. Это нормально.

Я не ругался. Не закатывал сцен. Внутри меня все клокотало, но я заставлял себя молчать, боясь показаться глупым, неуверенным в себе мужланом. Я просто замечал эти мелкие детали, эти взгляды, эти чуть более долгие, чем нужно, рукопожатия. Конечно, Лере не нравилось мое молчаливое неодобрение. Она хмурилась, отворачивалась, и в воздухе витала тонкая, невидимая стена непонимания. Да и мне самому было неприятно это чувство вечного подозрения, эта грызущая червоточина недоверия. Но я ничего не мог с этим поделать. Это было сильнее меня. А на работе тем временем начался настоящий ад. После неожиданного увольнения одного из сильнейших адвокатов фирмы, на меня скинули гору его дел. Я был еще зеленым юнцом, без большого багажа знаний и опыта, и мне приходилось буквально выгрызать каждую крупицу понимания. Чтобы все успеть, я задерживался в офисе допоздна, а потом приходил домой и снова садился за бумаги, раскидывая их по нашему небольшому дивану и журнальному столику.

Наша прекрасная, желанная однокомнатная квартира по вечерам превращалась в камеру-одиночку, в тюрьму, где мы оба были и заключенными, и надзирателями друг для друга. Я не мог найти тихий уголок, чтобы сосредоточиться, а Лера не могла из-за меня полноценно отдохнуть - послушать музыку, посмотреть телевизор. Она не говорила мне этого прямо, не устраивала истерик. Но я чувствовал это напряжение. Оно витало в воздухе, густое и тягучее. Мы начинали разговаривать чуть более резко, чуть более отстраненно. Оказалось, что жить семейной жизнью, делить одно пространство на двоих, это неизмеримо сложнее, чем просто встречаться, когда можно в любой момент разойтись по своим домам. Нужно было как-то притираться, учиться прощать друг другу мелкие недостатки и раздражители, а у нас это получалось плохо.

В очередной раз утром, спешно закрывая входную дверь, мы столкнулись в подъезде с Николай Витальевичем. Он был, как всегда, безупречен в своем дорогом костюме, от него пахло дорогим парфюмом и уверенностью.

— Привет, молодежь, как жизнь? - бросил он, сияя белоснежной улыбкой.

— Все прекрасно, Николай Витальевич, лучше всех, - ответил я за нас обоих. - Еще раз спасибо за вашу щедрость.

— Пустяки, - отмахнулся он, и его взгляд утонул в Лере. - Я вот заметил, что у вас нет машины. Если Андрей не против, я бы мог довозить Леру до работы. На одну работу едем, да и возможно привозить обратно, если у нее не будет встреч с клиентами.

У Николай Витальевича была очень дорогая машина, последняя модель Audi Q8. Большой внедорожник кричаще-синего цвета на огромных литых дисках. Это была необычная, топовая комплектация, напичканная всеми возможными электронными примочками. Она сияла на солнце, как огромный, самоуверенный драгоценный камень. Я не знал, что ответить. Странно было отказать, это выглядело бы неблагодарно и по-деревенски глупо. Взамен мне было нечего предложить. Соглашаться я тоже не хотел. Какая-то внутренняя, животная часть меня протестовала против того, чтобы мою жену, мою Леру, возил на своем шикарном автомобиле ее начальник, этот сорокалетний павлин. Но я знал, что скажет Лера. Она снова обвинила бы меня в беспочвенной ревности. Я почувствовал, как по спине пробегают мурашки бессилия. Вздохнув, я решил перевести стрелки на нее, оставив решение за супругой. Пусть она сама решает. Это был мой трусливый способ уйти от ответственности.

— Я даже не знаю, - сказал я, разводя руками. - Вы и так нам столько помогли. Как Лера скажет. Если она захочет, я буду не против.

Лера с удивлением посмотрела на меня, будто не ожидала такой покладистости, а затем ее лицо озарилось радостной, детской улыбкой.

— Конечно, Николай Витальевич! Это будет замечательно! Спасибо огромное!

Она всегда мечтала о дорогом автомобиле. Для нее это был не просто транспорт, а символ статуса, успеха, состоявшейся жизни. Я тоже о нем мечтал, но все наши деньги сейчас уходили на кредиты и ипотеку. О собственной машине, тем более такой, можно было забыть на ближайшие пять лет. В глубине души теплилась смутная надежда, что я смогу стать известным адвокатом, разбогатеть, и у меня появится свой водитель. Если честно, я не очень любил водить машину. Сама езда выматывала меня, раздражали пробки, глупые аварии, вечная нервотрепка. Сдавая на права, я сто раз хотел бросить это дело, и в итоге, по старой доброй традиции, связи помогли - не сдав экзамен по-честному, я его все-таки сдал. И вот я стоял в дверях подъезда и наблюдал, как мою любимую жену, одетую в короткое летнее платье, ее начальник, галантно взяв под локоть, ведет к своей сияющей Audi. Я видел, как его рука, будто невзначай, скользнула ниже, на мгновение коснувшись ее поясницы, а затем и самой выпуклой, соблазнительной части ее попы. Легкое, почти невесомое прикосновение. И они оба сделали вид, что ничего не произошло. Никакой реакции. Ни испуга, ни негодования. Как будто, так и надо. Я не пошел сразу на работу. Я сделал вид, что что-то забыл, и остался стоять за углом дома, наблюдая за этой сценой, сжав кулаки. А что мне еще оставалось делать? Выскочить, устроить скандал? Выглядеть полным идиотом в глазах жены и ее шефа?

Эти прикосновения, эта лживая, показная забота повторялись каждый день. И каждый день я видел одно и то же. Я будто стал шпионом собственной жизни, подглядывающим в замочную скважину. Но с каждым днем простая, животная ревность и злость начали замещаться в моей душе чем-то другим, более сложным и извращенным. В голову лезли навязчивые мысли. А что, если они уже давно спят? Что, если Лера изменяет мне с ним прямо сейчас? Он ведь везет ее не сразу в офис, а, например, в другую свою пустующую квартиру, и там они... Даже думать об этом было страшно. Тогда зачем ей я? Нет, это же глупости. Лера не такая. Я бы сразу почувствовал неладное. Я бы увидел это в ее глазах. Но от этих мыслей, от этих унизительных фантазий, я почувствовал странное, предательское возбуждение. Маленький огонек, горящий где-то в подвале моего сознания, начал разгораться. Фантазии бурно и ярко рисовали мне картины их близости. Я представлял его накачанное тело над ее хрупким, я видел его руки на ее коже, слышал ее стоны. Мне стало стыдно и жарко. Я пытался спрятать свою внезапную, неожиданную эрекцию, поправляя брюки. Мое достоинство было твердым и непоколебимым, как никогда. Это было возбуждающее и одновременно отвратительное чувство.

В один из дней я пришел домой позже обычного и, к своему удивлению, не застал Леру. «Наверное, задерживается», - подумал я без особой тревоги. Перекусив на скорую руку, я решил продолжить работу в спальне. Раскидав бумаги на кровати, я устроился поудобнее. И тут сквозь стену я услышал смех. Ясный, звонкий, беззаботный смех, который безошибочно принадлежал Лере. Сердце мое замерло, а затем забилось с бешеной частотой. Я понял. Она сейчас там. За этой самой стеной. В квартире Николай Витальевича. Мною овладела какая-то неведомая, темная сила. Я встал с кровати и, как заправский шпион, приложил ухо к стене, пытаясь найти место, где лучше всего слышно. К моему изумлению, лучшим акустическим экраном оказалось то самое огромное зеркало. Оно проводило звук просто идеально. Я прильнул к его холодной, непроницаемой поверхности. Я слышал низкий, бархатный голос Николай Витальевича. Он что-то рассказывал, какую-то историю, и Лера смеялась в ответ. Этот смех резал мне слух. Как? Зачем? Почему она там? Стало невыносимо жарко. Фантазии, которые я так старался подавить, вернулись с удвоенной силой. Я представил их сидящими рядышком на диване. Представил, как он наливает ей вина. Как его рука лежит на ее колене. Мой член моментально встал, будто по команде. Движимый этой же самой неведомой силой, я опустил руку, просунул ее в брюки и сжал себя. Несколько резких, яростных движений и я кончил. Стоя у зеркала, прижавшись лбом к его холодной поверхности, слушая смех своей жены из квартиры любовника. Сперма брызнула на мои трусы и брюки, и я с отвращением отметил, что она была не такой густой, как обычно, а странно жидкой, водянистой, будто мое тело выплескивало наружу не просто семя, а самую суть моего унижения. Смех за стеной стих. Через минуту я услышал, как хлопнула входная дверь в соседней квартире, а затем и в нашей.

— Дорогой, ты уже дома? - послышался голос Леры из прихожей.

— Да, - выдавил я, стараясь, чтобы голос не дрожал. - Я пока работаю в спальне.

Я смотрел на свое отражение в зеркале. На бледное, осунувшееся лицо. На глаза, полные стыда и смятения. После оргазма все мысли об измене Леры стали казаться мне грязными и противными. Противным стал и я сам. Как я мог думать об этом? Представлять? Получать от этого удовольствие? Я чувствовал, что во мне что-то ломается, перестраивается. Я очень хотел верить, что это взросление, становление мужчиной, а не какой-то опасный, извращенный сбой в моей психике.

— Поужинаем, милый? - Лера стояла в дверях, уже переодетая в домашнюю одежду, и улыбалась своей обычной, беззаботной улыбкой.

— Да, иду, - сказал я, отводя взгляд.

Мы сидели на кухне, ужинали и болтали о разном. О знакомых, о друзьях, о моей работе, о планах на выходные. Вспомнили, что уже миллион лет не были в кино, а ведь когда-то мы обожали ходить туда на свидания. Я все пытался незаметно подвести разговор к тому, где она была сегодня. Точнее, я хотел, чтобы она сама, добровольно, рассказала мне, что была у начальника в квартире. Но она ловко уводила тему, рассказывая о каких-то пустяковых офисных новостях. И тогда я, не выдержав, решил спросить прямо.

— Ты сегодня задержалась. По работе или кого встретила?

Она на мгновение замерла, и я увидел, как в ее глазах мелькнула тень. Быстрая, как летучая мышь.

— Да, на работе завал, вот и пришлось задержаться, - ответила она, слишком уж бегло и беззаботно.

Она солгала мне. Такого я не ожидал. Откровенной, наглой лжи. Почему? Зачем она это придумала? Ведь она могла просто сказать, что зашла к Николай Витальевичу по какому-то рабочему вопросу. Что они просто болтали и смеялись. Значит, было нечто большее, что нужно было скрывать. Или... Или она просто боялась моей ревности? Может, она так пыталась сохранить мир в нашей семье, а я снова все усложнял своими подозрениями? Я не понимал Николай Витальевича. Зачем ему, обеспеченному, недурному собой мужчине лет сорока, нужно было ухаживать за замужней сотрудницей? Вокруг полно девушек, которые с радостью отдались бы ему за деньги, за поездки на красивой машине, за обещания беззаботной жизни. Зачем лезть к Лере? С его-то возможностями, с его подтянутым телом, с его деньгами и статусом... Он был сверхобеспеченным, уверенным в себе хищником, но почему-то упорно, с завидным постоянством, добивался внимания именно моей жены.

Вечером в спальне Лера, как обычно, разделась и начала свою традиционную церемонию перед зеркалом. Она вертелась, выпячивала попу, собирала груди вместе, любуясь своим отражением. Для нее это стало ритуалом.

— А у Николай Витальевича, кстати, тоже такое же зеркало в спальне, - бросила она небрежно, словно продолжая вслух течение своих мыслей. - Действительно, дизайнеры там напридумывали.

Вот он, момент истины. Я мог сейчас поймать ее на лжи. Заставить объясниться.

— А ты откуда знаешь? - спросил я как можно более спокойно.

Она замерла на полуслове, осознав свою оплошность. Я видел, как по ее лицу пробежала паника. -Так... он же ее продает, - начала она, запинаясь. - Фотографии в офисе видела. На презентации объекта.

Она выкрутилась. Смогла. Но это ее усердное укрывательство правды, эти жалкие оправдания злили меня все сильнее. Ревность, черная и едкая, как желчь, подступала к горлу. И снова, как ни парадоксально, это отвратительное чувство смешивалось с возбуждением. Горький, пьянящий коктейль из гнева, унижения и похоти требовал выхода. Я был зол, но мой член, будто живущий своей собственной, пошлой жизнью, снова налился кровью и стоял колом, прижимаясь к одеялу. Когда Лера легла в кровать, я начал ласкать ее, намекая на близость. Она откликнулась, и я начал покрывать ее шею, плечи, грудь поцелуями. Но в голове у меня была одна лишь картина. Я представлял, что ее начальник, этот Николай, точно так же ласкал ее днем. Я исследовал каждый сантиметр ее кожи, как сыщик, пытаясь найти следы чужого прикосновения, запах чужого парфюма, невидимые метки измены. И тут в голове возникла сумасшедшая, отвратительная мысль. А что, если он ее уже трахал? Наверное, ее вагина должна быть другой, более растянутой, может быть, даже покрасневшей. Возможно, именно там я смогу учуять постороннее мужское присутствие, его запах, его следы.

Повинуясь этому нездоровому импульсу, я начал опускаться все ниже и ниже. Спустив с Леры трусики, я, к ее величайшему удивлению, приник ртом к ее половым губам.

— Андрей, можешь не... не наааадо... - ее протест тут же перешел в стон. - Ой... дааа... вот таааак...

Я был неудержим. В своем болезненном поиске следов другого мужчины я забыл о своей брезгливости, о своем отвращении к этому действу. Более того, мне начало это нравиться. Меня дико возбуждала сама ситуация, эта игра в сыщика, эта возможность заглянуть в ее тайну. Я проникал внутрь ее языком, пытаясь на вкус, на ощупь понять, был ли здесь недавно другой член или нет. Пока я обследовал Леру, она содрогалась от удовольствия и очень быстро, гораздо быстрее, чем когда-либо со мной, начала кончать. Ее тело выгнулось, и она закричала, впиваясь пальцами мне в волосы.

— Дааа... милый... это было незабываемо... - прошептала она, тяжело дыша. - Но как ты решился? Раньше ты ни в какую...

— Подумал, что все мои страхи - это глупости, - солгал я, чувствуя, как по щекам разливается краска стыда. - И что надо быть благодарным тебе. Стараться.

В тот вечер я так и не понял, был ли в ней Николай Витальевич или нет. Ее вагина казалась мне такой же, как всегда. Но я смог примерно запомнить ее состояние, ее упругость. И в голове у меня родился новый, извращенный план. Я буду делать ей кунилингус как можно чаще. Я стану экспертом по ее телу. Я буду знать каждую складочку, каждый изгиб. И тогда я точно смогу определить момент, когда ее вагина будет не в своем обычном, спокойном состоянии, а растянутой, использованной после секса с другим мужчиной. С тех пор наша сексуальная жизнь странным образом стала более горячей и интенсивной. Теперь, наблюдая утром, как Николай Витальевич усаживает мою жену в свою Audi, нежно придерживая ее за попу, я не просто злился. Я возбуждался. Я сгорал от нетерпения, ждал вечера, чтобы снова проверить ее, провести свой контрольный осмотр. Каждый раз, приникая к ней губами, я представлял, как в нее входит его огромный, толстый член, как он двигается внутри нее, оставляя свою смазку. Эти мысли сводили меня с ума и заставляли ласкать ее с удвоенной силой.

Зеркало в нашей спальне перестало быть просто зеркалом. Оно стало нашим окном в мир какого-то нового, темного разврата. Мы вытворяли перед ним такое, чего не позволяли себе раньше. Я смотрел на наши отражения на ее изгибающееся от удовольствия тело и на меня, прильнувшего к ней с одержимостью маньяка, и это зрелище возбуждало меня еще сильнее. Я перестал считать это зеркало минусом нашей спальни. Оно стало ее главным, огромным плюсом. Теперь я с лихвой компенсировал свои быстрые, преждевременные оргазмы продолжительными, дотошными ласками языком. И Лере это безумно нравилось. Она и раньше часто намекала на это, но я как-то отмахивался, считая это несерьезным, не совсем мужским делом. Теперь же я делал это с упоением фанатика. В один из дней, провожая Леру, Николай Витальевич задал мне неожиданный вопрос.

— А когда новоселье-то, Андрей? Вы же обещали меня пригласить.

Он хлопнул меня по плечу с панибратской фамильярностью, которая мне всегда была неприятна. И правда, мы совсем забыли об этом обещании. Я посмотрел на Леру. Она стояла, загадочно улыбаясь, и смотрела на меня каким-то новым, оценивающим взглядом.

— Да, конечно, - пробормотал я. - Я думаю, можем в эту пятницу. Вы как?

— Отлично! Договорились! - он сиял. - Ну, давай, Лера, садись. Вот так. Отлично.

Он, как обычно, нежно придержал ее за попу, усаживая в машину, а сам, широко и победно улыбаясь мне, пошел садиться на водительское место. Пятница наступила быстро. Мы с Лерой готовились к приходу гостя. Я не стал звать никого больше, ни друзей, ни родственников. Мне не хотелось ни большого застолья, ни лишних трат. Я не особый любитель алкоголя, поэтому купил для нас с Лерой хорошего красного вина, а для Николай Витальевича бутылку его любимого коньяка. Накрыв на стол в гостиной, мы стали ждать. Лера нарядилась в невероятно красивое, тонкое платье черного цвета. Оно было коротким, обтягивающим, с глубоким вырезом на груди и на спине. Оно идеально подчеркивало каждую линию ее тела. Я понимал, для кого она так старалась. И, как ни странно, снова почувствовал прилив возбуждения от этой мысли. Эта извращенная логика уже прочно укоренилась во мне, ревность равнялась похоти.

Лера написала ему сообщение, и почти сразу же в дверь позвонили. Николай Витальевич вошел с огромным букетом цветов для Леры и с небольшим конвертом для нас.

— На развитие семейного очага, - сказал он с напускной серьезностью, вручая его мне. В конверте лежала приличная сумма денег.

Застолье началось с тоста. Николай Витальевич много и красиво говорил. Он желал нам счастья, любви, взаимопонимания. Но львиная доля его комплиментов и приятных слов была адресована Лере. Он восхищался ее профессиональными качествами, ее умом, ее красотой. Обо мне он упомянул лишь в конце, в контексте того, как же мне невероятно повезло с такой супругой. От этих слов Лера вся раскраснелась, ее глаза блестели, она буквально расцветала под лучами его внимания. Воздух в комнате казался наэлектризованным. Я сидел и пытался смотреть на происходящее со стороны. И со стороны это выглядело именно так, как оно и было взрослый, состоявшийся мужчина откровенно и нагло флиртует с женой своего молодого соседа прямо у него на глазах. Но самое удивительное было в реакции Леры. Она воспринимала все это как нечто само собой разумеющееся. Возможно, за месяцы таких поездок на работу она просто привыкла к его обожанию и перестала видеть в этом что-то предосудительное. А как он сам воспринимал ее улыбки, ее смех, ее блестящие глаза? Наверное, как молчаливое согласие, как поощрение.

— Так, а кто со мной будет коньяк? - спросил Николай Витальевич, достав бутылку. - Я один не пью.

— Мы вино пьем, - ответила Лера. - Коньяк это для вас.

— Не-е-ет, вы что, меня одного напоить хотите? - он рассмеялся. - Андрей, ну составь мне компанию, мужчина же!

Как бы мне не хотелось, пришлось согласиться. Я налил себе полрюмки, решив лишь пригубливать за компанию. Шутки за столом становились все громче, все развязнее и пошлее. А я, не будучи привычным к крепкому алкоголю, постепенно пьянел. Коньяк разливался по жилам теплой, размягчающей волной, притупляя остроту ревности и чувства унижения.

— Ты, Андрей, не думай ничего, что мы тут такие пошлости говорим, - сказал Николай Витальевич, подливая мне еще. - За время совместной работы сближаешься даже больше, чем муж и жена. Ну, я, конечно, в духовном плане.

Он подмигнул Лере, и они оба снова залились раскатистым, пьяным смехом. Примерно через час я уже изрядно охмелел и пошел в туалет. Там я пробыл недолго, умылся холодной водой, посмотрел на свое заплывшее, уставшее лицо в зеркале над раковиной и побрел обратно. Они сидели на кухне, на диване, прижавшись друг к другу. Платье Леры чуть задралось, открывая ее стройные, загорелые ноги почти до самого бедра. Лера сидела, склонившись над телефоном Николай Витальевича, и что-то с интересом разглядывала.

— О, Андрей, идешь! - оживился он, заметив меня. - Иди скорее, я тут твоей жене показываю, как мы с мужиками на рыбалку ездили. Гляди, какого красавца поймал!

Я взглянул на Леру. Ее взгляд был влажным, томным, таким же, как во время моих ласк. Она была возбуждена. Я посмотрел на экран телефона и увидел фотографию. На ней был загорелый, накачанный Николай Витальевич в одних плавках. В руках он держал огромную рыбу. Но мой взгляд уперся не в рыбу, а в его пах. Даже через ткань плавок было отчетливо видно солидное, массивное содержимое. И все следующие фотографии в галерее были такими же, он на фоне озера, он с удочкой, он с пойманной рыбой. И везде этот внушительный бугор, эта недвусмысленная демонстрация своей мужской силы. Теперь мне стало абсолютно ясно состояние моей супруги и этот лихорадочный румянец на ее щеках. Она возбудилась. Возбудилась, глядя на фотографии ее начальника, и рассматривала она отнюдь не рыбу.

Понимание этого снова возбудило и одновременно отрезвило меня. Как же это было странно и завораживающе, ощущать эту смесь унижения, гнева и похоти, находясь в самой эпицентре всего этого.

— Вы неплохо смотритесь, - с трудом выдавил я. - Спортсмен?

— Да так, для себя, - скромно потупился он, но в его глазах читалось торжество. - Ну уж если ты спросил... Могу показать кое-какие фотографии. Но это только для своих, понимаешь? Никому ни слова. А мы же с вами соседи, можно сказать, самые близкие люди.

И он снова начал листать фотографии на телефоне, показывая их сначала Лере. Я видел, как ее лицо меняется. Сначала простое любопытство, затем удивление, а потом... потом ее взгляд стал томным, влажным, полным нескрываемого, животного интереса. Она смотрела на экран, и ее глаза блестели так, что могли ослепить. Что же он там такое показывал? Меня это дико заинтересовало.

— Иди ближе, - сказал Николай Витальевич, жестом подзывая меня.

Я подсел ближе, и заглянул в экран. И обомлел. Это была целая фотосессия. Он был снова загорелый и... полностью голый. Он стоял, сидел, лежал на каком-то роскошном ковре, демонстрируя свое тело во всей красе. Его член на разных фото был в разном состоянии, то расслабленный, но все равно внушительный, то полувозбужденный, то полностью стоячий, огромный и толстый. Я никогда не видел ничего подобного в реальной жизни. Он не был сильно длинным, но его толщина, его монументальность, его мощь, всё это гармонировало с его накачанными мышцами, создавая образ невероятной, первобытной мужской силы. Каждый раз, когда на экране появлялась фотография с его эрегированным членом, он увеличивал ее, давая нам, а точнее Лере, возможность рассмотреть все детали. Я видел, как Лера, затаив дыхание, разглядывает эти фотографии с неподдельным, жадным интересом. Она не отводила глаз.

В этот момент мой взгляд случайно упал на дверцу духовки. Она была из черного стекла, и в ней, как в зеркале, отражалась часть кухни. И я увидел. Увидел, как его рука лежит на ноге моей супруги. Не на колене, а высоко, на самой верхней части ее бедра, почти у самого края короткого платья. И он не просто лежал, он медленно, почти незаметно поглаживал ее кожу большим пальцем. Мир поплыл у меня перед глазами. Было трудно поверить в реальность происходящего. Но выпитый алкоголь, расслабленное, притупленное состояние и в целом дружеская, развязанная обстановка делали свое дело. И тут я с удивлением обнаружил, что во мне не осталось и следа от прежней ревности. Не было ни злости, ни желания вскочить и начать крушить все вокруг. Вместо этого я чувствовал лишь странное, оглушающее возбуждение и какую-то новую, непонятную близость к этим двум людям. Николай Витальевич перестал быть угрозой, врагом, соперником. В моем пьяном, разгоряченном сознании он вдруг стал нашим... хорошим другом. Нашим близким, почти что родным человеком. Он сидел рядом с моей женой, гладил ее ногу, показывал ей свои голые фотографии, а я сидел рядом и смотрел на это, и мне было... интересно. И страшно. И безумно, до потери пульса, возбуждающе.

Напоминаю что я есть тут

https://boosty.to/cuckoldpornstory

Там уже 3 и 4 часть.

И не забываем про мой ТГ канал https://t.me/cuckoldpornstory