Лена записалась на следующий сеанс через два дня. Эти двое суток растянулись в бесконечность. Она ловила себя на том, что в магазине, выбирая ужин, вдруг замирала, представляя, как руки Михаила скользят по ее пояснице. Прикосновение мужа за ужином заставляло ее вздрагивать — оно было привычным и желанным, но сейчас нервные окончания на ее коже требовали другого, грубоватой силы, которую она ощутила тогда, на кушетке.

Она снова лежала в его кабинете, и каждый нерв был струной, готовой зазвенеть. Его пальцы, все те же твердые и знающие, выжимали усталость из ее мышц, но маршрут их был безупречно профессиональным. Он прорабатывал ей спину, плечи, шею, до самого края ребер, до самой линии бедер — но ни на миллиметр не пересекал его. Он был идеальным массажистом. И это сводило ее с ума.

Его бедро вновь иногда касалось ее расслабленной кисти, и она снова чувствовала тот самый твердый, недвусмысленный валик в его штанах. Но на этот раз он не настаивал. Он лишь дышал чуть глубже, и его ладони на секунду становились тверже на ее мышцах, будто он сдерживал себя усилием воли.

Когда он попросил перевернуться, она повиновалась, как автомат. Ее тело пылало, а соски застыли двумя острыми камешками. Она видела, как его взгляд упал на них, скользнул по влажному пятну на шелке ее трусиков, но его руки, смазанные маслом, вновь принялись за свое. Они плавно двигались по ее животу, по бедрам, так близко к паху, что от ожидания у нее сводило живот. Еще сантиметр — и... Но его пальцы вновь плавно уходили вверх, оставляя ее на краю пропасти, мучительно близко к падению, но не давая рухнуть в него.

Массаж закончился. Он отошел к раковине, как и в прошлый раз.

— Ну как, полегчало? — его голос был спокоен, но в кабинете повисло невысказанное напряжение.

Лена молча, с дрожащими руками, стала одеваться. Внутри все кричало от фрустрации. Она ждала чего-то, какого-то знака, какого-то действия, а получила лишь идеальный, дразнящий сеанс.

— Михаил... — выдохнула она, не в силах больше терпеть эту неопределенность.

Он обернулся, облокотившись о раковину, и скрестил руки на могучей груди. Смотрел на нее, не отрываясь, и в его глазах она прочитала все то же понимание и... сожаление.

— Лена, я понимаю, — тихо начал он. — Я все вижу. И чувствую. Поверь, мне... нелегко сдерживаться. Но здесь... — Он сделал легкий жест рукой, очерчивая пространство кабинета. — Здесь я — врач. Медцентр, камеры в коридоре, администрация. Одно неверное движение, один слух — и меня уволят. Я не могу рисковать своей репутацией и работой ради... — он запнулся, подбирая слово, —. ..ради момента слабости.

Лена стояла, чувствуя, как горят ее щеки. Он все понял без слов. И он отказывал ей. Стыд и разочарование волной накатили на нее.

— Но... — он произнес это слово, и в воздухе снова повисла надежда. Его бархатный голос стал еще тише, еще интимнее. — У меня есть частный кабинет. Не для массажа. Для... других практик. Снял его для себя, для личных консультаций. Там нет камер. Никого нет.

Лена замерла, чувствуя, как по телу разливается горячая волна. Он предлагал то, о чем она не смела и мечтать.

— Но есть одно правило, — его голос снова стал твердым и деловым. — Я не врач в тех стенах, но я остаюсь профессионалом. И чтобы снять с себя всю ответственность и избежать любых проблем в будущем... мне нужно согласие вашего мужа.

Лена отшатнулась, будто ее окатили ледяной водой.

— Согласие?.. На что? — глупо спросила она.

— На то, что он в курсе характера сеансов и не имеет против них возражений. Мне нужен его звонок. Лично. Чтобы я услышал его голос и его согласие. Без этого — ничего не будет.

Это было унизительно и невероятно. Просить у мужа разрешения на измену под видом терапии?

— Он никогда не согласится, — выдохнула она с отчаянием.

— Тогда, к сожалению, наши сеансы здесь, в медцентре, останутся такими же профессиональными, — Михаил развел руками, и в его глазах читалось сожаление, но непоколебимая твердость. — Решайте.

Той ночью Лена не спала. Лежа рядом с храпящим Сергеем, она перебирала в голове безумные варианты. Мысль о том, чтобы попросить его об этом напрямую, вызывала у нее приступ паники. Но желание, превратившееся в навязчивую идею, было сильнее.

Утром, за завтраком, она решилась. Руки у нее дрожали.

— Сереж, насчет массажа... Михаил вчера сказал кое-что важное.

Сергей, доедая яичницу, поднял на нее взгляд.

— И что же?

— Он... он сказал, что у меня есть серьезные блоки в области таза. Спазмы глубоких мышц. Из-за этого, говорит, и спина болит, и... ну, вообще, все здоровье под угрозой.

Она врала, глядя в стол, и каждое слово давалось ей с трудом.

— И что, это опасно? — насторожился Сергей.

— Может быть. Он сказал, что обычный массаж тут не поможет. Нужна... специальная техника. Глубокая проработка. Всех зон.

Сергей отложил вилку.

— Каких «всех зон», Лена? Говори прямо.

Лена глубоко вздохнула, чувствуя, как горит лицо.

— Нужно... работать с областью малого таза. Внутренними мышцами. Это... интимный массаж.

В кухне повисла гробовая тишина. Сергей смотрел на нее, не мигая, и она видела, как в его глазах сначала промелькнуло непонимание, а потом — медленное, тяжелое осознание.

— Ты хочешь сказать, что этот... Михаил... будет... трогать тебя... там? — его голос был тихим и опасным.

— Это не про «трогать», Сережа! — вспыхнула она, уже сама почти веря в свою ложь. — Это медицинская процедура! Ее делают специально обученные люди! Он — врач! Для него это работа! Он сказал, что без твоего письменного и устного согласия он даже не прикоснется! Он принципиальный и очень строгий в вопросах этики!

Она видела его борьбу. Ревность и отвращение на одной чаше весов, и забота о ее здоровье — на другой.

— Ты уверена, что это необходимо? — наконец, прошептал он, выглядя побежденным. — Других вариантов нет?

— Я устала от этой боли, Сереж, — голос Лены дрогнул, и это была чистая правда, просто боль была не физической. — И от одиночества. Ты весь день на работе, а я тут одна... Мне нужно хотя бы здоровье поправить.

Этот удар пришелся точно в цель. Чувство вины, вечный спутник Сергея, добило его. Он тяжело вздохнул и потер лицо ладонями.

— Хорошо. Ладно. Я позвоню. И скажу, что... не против.

Лена почувствовала, как земля уходит из-под ног. Она победила. Но победа была похожа на приговор.

Он взял телефон и вышел на балкон. Лена, стоя у стеклянной двери, видела его спину — напряженную, но не сломленную. Она не слышала слов, но видела, как он говорит, коротко кивая. Через пару минут он вернулся внутрь. Его лицо было бледным, но спокойным.

— Все, — сказал он, опуская телефон на стол. — Договорились. Можешь идти.

В его глазах она прочитала не разрешение на измену, а что-то более сложное — болезненное, но добровольное признание того, что их старому браку нужен был какой-то новый, отчаянный импульс. И этот импульс, каким бы странным он ни был, он был готов ей дать.

На следующий день, когда Лена вошла в частный кабинет Михаила, он встретил ее с голым торсом, в одних тонких шортах, и его взгляд был уже не взглядом врача.

— Твой муж интересный человек, — сказал он, подходя к ней. — Очень... понимающий.

Михаил стоял посреди кабинета, его мощный торс при свете мягких бра казался изваянием из бронзы. Воздух был густым и тягучим, пахло аромамаслами и чем-то другим — электрическим, опасным.

«Твой муж интересный человек. Очень... понимающий».

Эти слова повисли в тишине, и Лена почувствовала, как по спине бегут мурашки. В них не было насмешки, скорее — холодное любопытство. Она молчала, не зная, что ответить. Признать вслух, что муж дал согласие на это, значило окончательно переступить черту.

— Чай? — нарушил молчание Михаил, его бархатный голос вернул ему роль хозяина. — У меня травяной, успокаивает нервы.

Лена лишь кивнула, чувствуя себя глупо

Травяной чай был горьковатым и обжигающе горячим. Лена делала маленькие глотки, сидя на кожаном диване и стараясь не смотреть прямо на Михаила. Но ее периферийное зрение было заполнено им: игра света и тени на его торсе, мощные плечи, расслабленная, но скрывающая силу поза. Он пил свой чай, наблюдая за ней поверх края чашки, и его взгляд был тяжелым и оценивающим.

«Перед тем как мы начнем, Лена, я хочу, чтобы вы запомнили одно правило, — его бархатный голос разлился по тихому кабинету. — Во время сеанса я прошу вас не сдерживаться. Ни звуков, ни эмоций, ни реакций тела. Мы работаем с глубокими блоками, и любое напряжение — враг. Чем полнее вы расслабитесь и отдадитесь ощущениям, тем эффективнее будет работа».

Слово «отдадитесь» повисло в воздухе, наполненное двойным смыслом. Лена лишь кивнула, поставив чашку с глухим стуком. Расслабиться здесь, в этом помещении, где витал его запах — смесь чистого тела, дорогого мыла и чего-то дикого, звериного — было все равно что попытаться расслабиться в клетке со львом.

— Расслабься, Лена, — сказал он наконец, ставя чашку. — Все уже решено. Все согласовано. Теперь можно не притворяться.

Он встал и подошел к массажному столу, поправил полотенце.

— Ложись.

Лена легла на живот. Воздух сгустился, наполняясь ожиданием.

Его ладони, согретые маслом с терпким, мускусным ароматом, легли на ее плечи. Первое прикосновение было твердым, почти жестким, но не грубым. Он начал с шеи, и его большие пальцы впились в узлы напряжения у основания черепа. Боль была острой и целительной. Он работал молча, методично, его движения были выверенными и уверенными. Он разминал трапеции, заставляя мышцы отпускать многодневные зажимы, затем медленно вел костяшками пальцев вдоль позвоночника, от лопаток до самой поясницы.

Каждое движение было погружением в транс. Лена чувствовала, как ее тело тяжелеет, прилипая к столу. Он прорабатывал длинные мышцы спины, тонущие по обе стороны от позвоночника, и под его пальцами они оживали, наполняясь кровью и теплом. Он уделил особое внимание пояснице, области вечного напряжения, и здесь его нажим стал глубже, более интимным. Его пальцы упирались в гребни подвздошных костей, и Лена чувствовала, как низ ее живота отзывается глухой, теплой пульсацией. Он был так близко к самым сокровенным границам ее тела.

Именно работая с поясницей и ягодицами, он встал вплотную к изголовью. Его бедро в мягких штанах коснулось ее свисающей кисти. Сначала мимолетно, будто случайно. Но когда он начал разминать ее ягодицы, его движения стали шире, а его таз — настойчивее. Твердая, упругая выпуклость в его шортах теперь с каждым его нажимом терлась о ее руку, и это уже не было нечаянностью. Он водил ею по ее расслабленной ладони, позволяя ей ощутить каждый сантиметр своей длины и жесткой напряженности. Лена замерла, ее пальцы непроизвольно согнулись, едва не обхватывая его. Стыд и возбуждение смешались в один клубок, горячим комом застрявший в горле.

Он не сказал ни слова. Он просто выпрямился, давая ей понять, что игра в случайности окончена.

«Переворачивайся», — его голос был низким и густым, как мед.

ердце Лены бешено колотилось. Она перевернулась на спину, и холодный воздух снова обжег ее кожу. Она лежала полностью обнаженная, уязвимая и пылающая. Его взгляд, тяжелый и медленный, как патоку, скользнул с ее вздымающейся груди на напряженный живот и остановился там, внизу, где темнели влажные волосы. Он видел все: как ее ноги непроизвольно раздвинулись, приглашая, как ее плоть уже была готова к нему.

Он снова нанес масло на руки. Его прикосновения к ее ключицам теперь не имели ничего общего с терапией. Это была ласка. Его ладони скользили по ее груди, кружа вокруг сосков, заставляя их затвердеть в немом крике, но не касаясь их напрямую — лишь дразня раскаленным воздухом между своей кожей и ее телом.

Он двигался ниже. Его руки растягивали кожу на ее животе, и каждый раз его большие пальцы проводили по самой линии лобка, в сантиметре от ее щели. Он был так близко, что Лена чувствовала исходящий от него жар. Ее тело извивалось, бедра приподнимались, умоляя о настоящем прикосновении. Он водил руками по самым чувствительным зонам на внутренней стороне бедер, и она скулила от нетерпения, ее пальцы впивались в край стола. И тогда он коснулся ее. Не предупредив, не спрашивая. Один палец, смазанный маслом, уперся в ее клитор, а другой легко, почти без усилия, вошел в нее. Лена вскрикнула, ее спина оторвалась от стола. Это был не просто жест — это было завоевание. Его палец двигался внутри нее с мерным, неумолимым ритмом, в то время как большой палец продолжал свое безжалостное вращение снаружи. Он смотрел на ее лицо, искаженное наслаждением, и дышал ей в лицо, его собственное дыхание сбилось.

Он довел ее до края и столкнул в бездну. Оргазм прокатился по ней волной судорог, заставив ее кричать, не стесняясь звуков. Она кончила, дергаясь и извиваясь под его рукой, полностью покоренная, полностью уничтоженная.

Когда он убрал руку, в кабинете стояла гробовая тишина. Он отошел к раковине, оставив ее лежать в луже ее стыда и масла.

Тишину в кабинете нарушал лишь тихий щелчок крышки флакона с маслом. Лена, все еще дрожа, натягивала блузку. Ее кожа пылала, а между ног было влажно и липко. Она украдкой взглянула на Михаила. Он стоял у раковины, тщательно вытирая руки полотенцем, его лицо было абсолютно бесстрастным.

— Как самочувствие? — спросил он, не поворачиваясь. Его голос снова стал ровным и бархатным, каким она услышала его в первый раз. Без единой нотки только что случившейся интимности.

— Нормально... — выдавила Лена, чувствуя, как горит лицо. «Нормально» — это было самое жалкое и лживое слово, которое она могла произнести.

— Хорошо, — он наконец обернулся. Его взгляд был спокоен и отстранен, как у врача, изучающего карту пациента. — Мы хорошо проработали основные спазмированные зоны. Но для закрепления результата я рекомендую продолжить.

— Продолжить? — она почувствовала, как сердце ускорило бег.

— Да. Классический массаж. Следующий сеанс можно запланировать через три-четыре дня. — Он говорил так, будто ничего не произошло. Будто он не доводил ее до крика своими пальцами.

Эта холодная профессиональность обожгла ее сильнее, чем любая пошлость. Он уже мысленно переключился. Для него все было кончено. А ее тело все еще горело.

— Я... я подумаю, — пробормотала она, сжимая ремень сумки так, что костяшки побелели.

Как вам удобно, — он кивнул, и его взгляд стал пустым, как в самом начале первого сеанса. Он отвернулся и начал протирать стол...

Лена вышла, и холодный ветер ударил в лицо. В машине она схватилась за руль, пытаясь унять дрожь в руках. Его спокойное, деловое предложение о «классическом массаже» звенело в ушах насмешкой. И на фоне этого контраста ее собственные мысли казались ей еще более грязными и неуместными.

Она снова представила его. Но теперь уже не его пальцы. Она с мучительной ясностью чувствовала, как могло бы быть, если бы его мощные бедра оказались между ее ног. Если бы не его умелые руки, а его твердый, тяжелый член медленно, до самой глубины, вошел в ее все еще пульсирующее нутро. Как бы она обняла его за мощную спину, почувствовала бы его вес, его дыхание...

Резкий звук клаксона сзада вывел ее из оцепенения. Она тронулась с места, а в голове, словно навязчивый мотив, крутилась одна мысль: «Что я скажу Сергею?» Как она посмотрит ему в глаза и скажет, что все хорошо, пока ее разум и тело одержимы грубым, животным желанием, которое он, своим согласием, сам в ней и разбудил? Она ехала домой, чувствуя себя заложницей собственного разгоряченного тела и ледяного спокойствия человека, который к нему прикоснулся.