Шло время. Семейные отношения Артема и Жени, закалённые в том огне, вернулись в своё русло, но это русло стало глубже и мощнее. Вокруг них вновь выросла стена — но теперь не наивной веры, а осознанной, выстраданной преданности. Они стали неуязвимы. Казалось бы, победа.

Но Женю не отпускала эта ситуация. Тихая, холодная ярость не находила выхода и оттого разъедала её изнутри. Она оказалась в ловушке социальных условностей. Разорвать отношения с Максом и «сучкой Сашей» было невозможно — Макс и Артем были друзьями с детства, их жизни были сплетены бизнесом, общим прошлым, тысячей невидимых нитей. Этот разрыв стал бы землетрясением, травмой для Артема, которого она только что вернула к жизни.

Но и видеть Александру она не могла. Каждая мысль о ней вызывала приступ омерзения. Женя представляла себе их следующую встречу — светскую, вынужденную, на каком-нибудь общем ужине. Она представляла, как смотрит Саше в глаза и спрашивает тихо, чтобы не слышали мужья:

— Чего ты хотела добиться? Разрушить нас? Забрать его себе?

И с леденящей душу ясностью она понимала: какой бы ни был ответ, Александра спокойно парирует всё. Она поднимет брови с лёгким недоумением, её голос будет звучать как у оскорблённой невинности.

«Жень, родная, о чём ты? Я же просто волновалась за тебя, как подруга. Я видела, что ты переживаешь из-за этих снов, и попросила Артема быть к тебе внимательнее. Разве это плохо? Я, как психолог, просто хотела помочь. А ты разве не сама говорила, что в браке главное — доверие и можно рассказать всё?»

Она бы обернула всё против Жени. Выставила бы её параноиком, неблагодарной истеричкой, которая выдумывает теории заговора на пустом месте. Она бы умело всколыхнула в Артеме ту самую вину, которую Женя с таким трудом исцелила. И Макс, конечно, встал бы на сторону жены.

Прямая атака была проиграна ещё до начала войны, которая была похожа на бой с тенью — ты бьёшь по пустоте, а в ответ тебя опутывают невидимые, липкие нити, которые только туже стягиваются.

И потому Женя молчала. Она улыбалась Артему, целовала его, наслаждалась их возрождённой страстью, а внутри носила чёрный, тяжёлый камень бессильной ярости. Она знала, что Александра не отступит. Что её унижение от провала лишь разожгло аппетит. И что следующая атака будет ещё тоньше, ещё незаметнее. Они жили в хрупком перемирии, под которым тлела бомба. И Женя понимала: чтобы обезвредить её, нужна не грубая сила, а своя, более изощрённая стратегия. Нужно было научиться играть в игру, правила которой писала Саша. Но как — Женя пока не знала.

Мысль ударила её с внезапной ясностью, заставив отложить книгу, которую она безуспешно пыталась читать. Макс. Громоздкий, улыбчивый, преданный друг Артема. Всегда на вторых ролях, всегда в тени своей ослепительной жены.

А что, если он — не просто марионетка? Что, если он — слабое звено?

Женя принялась мысленно выстраивать стратегию, и перед ней возникли два сценария, оба — с устрашающе высокими рисками.

В первом, самом оптимистичном раскладе, Макс оказывается такой же жертвой, как и они с Артемом. Захваченный харизмой и манипуляциями Александры, он плывёт по течению, не осознавая разрушительной силы их игр. Задача Жени — осторожно, исподволь, выудить из него информацию. Найти брешь в его слепой преданности. Показать ему, к каким последствиям ведут «невинные» эксперименты его жены. Убедить его обуздать свою «гиену», пока та не уничтожила всё, что им дорого.

В этом варианте даже виднелся лучик солнца в конце тоннеля — возможность сохранить дружбу мужчин и навсегда обезвредить Александру, лишив её главного союзника.

Но Женя не знала, не могла знать, что этот лучик — мираж. Она не видела, как Макс, воодушевлённый записью со скрытой камеры, жаждет её, её тела, с животной, не скрываемой более страстью. Для него она была не жертвой, а самым желанным трофеем в коллекции его жены. Его «спасение» могло оказаться лишь переходом из лап гиены в пасть льва.

Второй вариант был холоднее и опаснее. А что, если они заодно? Что, если Макс — не ведомый, а сорежиссёр в этой изощрённой цепочке боевых действий? Его образ «простака» — лишь маска, идеально скрывающая хищную натуру, столь же тёмную, как у Саши. Возможно, это он — истинный вдохновитель их безумств, а она — лишь блестящий исполнитель, его орудие.

Эта мысль заставила её кровь похолодеть. Если это так, то любой её шаг в сторону Макса будет не поиском союзника, а добровольным шагом в пасть к обоим хищникам сразу. Она станет разменной монетой в их супружеской игре, целью которой было с самого начала.

Женя закрыла глаза, ощущая головокружение от этой паутины. Один неверный шаг — и она проиграет, уничтожив как свой брак, так и хрупкое мужское братство, державшее их четверых все эти годы. Но и бездействие было поражением. Оно давало Александре время на подготовку нового, более изощрённого удара.

Ключ у неё был. Но она не знала, отпирает ли он дверь к спасению или же к ещё большей ловушке. Игра продолжалась, а ставки были высоки.

Ситуация виделась в одном, чётком и пугающем действии. Нужно было устроить встречу с Максом. С глазу на глаз. Без участия Артема, чья прямая натура всё бы испортила, и, конечно, без своей кукловодши. Идеально — у них дома, в логове «Демона», где ничьи посторонние глаза не увидят и не услышат.

План был отчаянным и грязным. Максимально напоить его. Одурманить сознание... Пока не понятно, чем — лестью? ложной податливостью? — видимо, надо было выпустить ту самую львицу, что дремала в ней, ту, что знала о своей силе и умела ею пользоваться. Но сделать это так, чтобы не было последствий. Не перейти ту черту, за которой она сама станет тем, с кем боролась.

Это был шанс. Наверное, единственный.

И по странному, почти зловещему стечению обстоятельств, похоже, такой день появился. Как будто сама судьба подбрасывала ей карту, за которой скрывалась либо победа, либо полное поражение. Александра уезжала на симпозиум — на два дня. А Артем... Артем в этот же день улетал в очередную командировку. Детей, естественно, можно было отправить к бабушкам. Оставалась лишь она. И пустой дом, их крепость, то самое логово демона, который жил в ней.

Женя выдохнула, ощущая, как холодная тяжесть ложится в низ живота. Страх сковал горло, но за ним поднималось что-то другое — стальная решимость.

— Вариантов нет, — тихо, но чётко сказала она себе в тишине спальни.

Она подошла к телефону. Пальцы сами нашли номер Макса. Она сделала глубокий вдох, меняя тембр голоса на лёгкий, чуть игривый, с ноткой того самого «девичьего» секрета, что так сблизил её когда-то с Сашей.

«Макс, привет! Слушай, у меня небольшая просьба... У Саши же сегодня симпозиум? А у меня тут с интернетом беда, а мне срочно нужно рабочий проект отправить. Артем в отъезде, я одна. Не мог бы ты зайти, глянуть? Я знаю, это не твоё, но ты же мужчина... Разберёшься.»

Она положила трубку. Сердце колотилось где-то в горле. Приманка была брошена. Теперь оставалось ждать. И готовиться к тому, чтобы выпустить на волю свою собственную, спрятанную глубоко внутри, хищницу. Ради спасения своего мира ей предстояло на время стать той, кого она так презирала.

Пока Макс, кряхтя, возился с роутером в гостиной, перезагружая систему, Женя в спальне лихорадочно соображала. Момент истины приближался, и план, который казался таким четким в голове, на деле вызывал дрожь в коленях. «Надо сменить одежду. Сейчас или никогда».

В гардеробной она сбросила хлопковый халат и домашние штаны. Её пальцы нашли то, что она искала, — короткую ночную сорочку из чёрного шифона, купленную давно и ни разу не надетую. Ткань была столь тонкой, что едва прикрывала тело, оставляя напоказ изгибы груди, тёмные ореолы, линию талии и смутную тень интимной стрижки ниже живота. Она взглянула на своё отражение — незнакомка с распахнутыми, решительными глазами смотрела на неё из зеркала.

— Всё, вроде заработало! — донёсся из гостиной голос Макса, довольный и немного развязный.

Сердце Жени ёкнуло и заколотилось с новой силой. «Вперёд».

Она зашла в гостиную. Макс, повернувшись к ней, остолбенел. Его взгляд, скользнув по её фигуре, застрял на ней, жадный и откровенный. Он и правда, с той самой ночи, с того проклятого видео, сгорал от похоти к этому телу. А сейчас она стояла перед ним — соблазнительная, почти обнажённая, в полумраке комнаты. Его собственная, мужская уверенность взмыла до небес. «Она. Это моя сила. Она работает, и она сама этого хочет».

Женя, поймав его взгляд, сделала шаг назад, будто смутившись, и искусно отвлекла его, разбивая момент напряжённого молчания.

— Макс, давай я тебя отблагодарю, — её голос прозвучал немного дрожаще, но это лишь придавало ему естественности. — Пойдём выпьем? А то одной как-то скучно... Артем в отъезде.

Шкала уверенности Макса зашкалила. Он видел не ловушку, а подтверждение своей неотразимости. Он улыбнулся широкой, самодовольной улыбкой.

— А почему бы и нет? — он охотно согласился, его голос стал гуще. — Только это я тебя буду благодарить за такую компанию.

Он был на крючке. Теперь главное — не дать ему сорваться, и вести свою игру, оставаясь на острие ножа.

Наливая ему третью, а затем и четвёртую стопку коньяка, Женя действовала как автомат. Каждое движение было выверено. Она периодически, будто невзначай, наклонялась, чтобы поправить салфетку или подвинуть вазу с фруктами, позволяя своей почти обнажённой грудью коснуться его плеча, щеки. Каждое такое прикосновение отзывалось внутри неё волной отвращения, гадливой дрожью. Но в её сознании, словно набат, стучала одна лишь задача: «Выдержать. Добыть информацию».

И вот, уже изрядно опьяневший, Макс не выдержал. Его рука, тяжёлая и влажная, грубо схватила её за грудь, сжимая её с силой, в которой было больше животного желания, чем страсти.

— Макс, что ты делаешь? — тихо, почти шёпотом, спросила она, заставляя свой голос звучать не с гневом, а с испугом и недоумением.

Тот в ответ что-то пробормотал, пьяный бред, в котором слились её имя и нечленораздельные похотливые слоги. Его пальцы впивались в её плоть сильнее, причиняя боль.

Женя сделала шаг назад, вырываясь, и повысила тон, вкладывая в голос укор и строгость:

— Макс, что ты делаешь?!

Он встрепенулся, будто очнувшись, и отпустил её. На его лице на секунду мелькнуло что-то похожее на растерянность, но оно тут же сменилось пьяной бравадой.

— Жень... знаешь, вот честно, знаешь... — он оборвал сам себя, его мутный взгляд блуждал по комнате. Затем он с размаху, почти небрежно, достал из кармана телефон, тыкая в экран мокрыми от пота пальцами. Он что-то нашёл и включил.

И на экране, в кристальной чёткости высокого разрешения, заиграло то самое видео. Их с Артемом страсть. Их объятия. Её закинутая голова, её стоны. Их сокровенное, украденное и выставленное напоказ.

Женя смотрела на себя, и внутри у неё всё обрывалось. Это было в тысячу раз хуже, чем она могла представить. Не просто знание, а визуальное, осязаемое доказательство их предательства.

А Макс, тыча пальцем в экран, невнятно и громко пытался говорить, его дыхание сбивалось от возбуждения и алкоголя.

— Жень... я.. я, наверно... я хочу тебя. Вот так. Как там. По-настоящему.

В этот момент отвращение, ярость и холодная, расчётливая решимость слились в ней воедино. Доказательство было у неё в руках. Вернее, он сам его ей вручил. Теперь нужно было действовать.

Женя, испытывая волну тошноты, немного отодвинулась от Макса. Тот, в ответ на её отдаление, сделал вялую, неуклюжую попытку продолжить. Его пальцы потянулись к пряжке ремня, и вскоре он, бормоча что-то невнятное, достал наружу свой член — вялый, непослушный, жалкое подобие того могущества, которое он пытался изображать.

— Максим, — ещё раз одернула его Женя, и в её голосе уже не было ни игривости, ни испуга, а лишь холодная, стальная власть. — Всё. Ложись спать. Ты пьян.

Он что-то пробормотал в ответ, протестуя, но его тело уже отказывалось слушаться. Веки слипались, мышцы обмякли. Устоять он уже не мог.

И тут Женя совершила последнюю, самую отвратительную для себя манипуляцию. Ей нужно было обезопасить ситуацию до утра. Она наклонилась над ним, снова прижала его лицо к своей груди — теперь уже не как соблазнительница, а как тюремщик, лишающий воли. Одновременно она сильной рукой приподняла его ноги, укладывая его на диван в позе беспомощного, сломленного великана.

Торчащий вялый член и тяжёлый запах перегара и пота вызывали у неё рвотный рефлекс. Она стиснула зубы, заставляя себя дышать ровно. «Терпи. Это необходимо».

Отпускать его домой в таком состоянии было нельзя. Во-первых, она должна была увидеть его глаза утром, в трезвости, когда весь ужас содеянного и сказанного обрушится на него. Во-вторых, он бы просто не доехал, а ДТП или что похуже — не входило в её планы. Она не хотела трагедии. Она хотела справедливости и безопасности для своей семьи.

Убедившись, что он засыпает, она накрыла его пледом, с отвращением избегая прикасаться к его голым частям. Затем она подняла его телефон, аккуратно стёрла отпечатки пальцев краем рубашки и заблокировала его. Доказательство было у неё в голове. А сейчас ей нужно было пережить эту ночь. Она забралась в кресло напротив, укуталась в свой халат и уставилась в окно на тёмные улицы, чувствуя, как холодная ярость и отвращение борются внутри неё с усталостью и облегчением. Первая, самая грязная часть плана была выполнена. Теперь всё решат несколько фраз, которые она скажет ему утром.

Макс пришёл в себя с тихим стоном. В висках отдавалась тупая боль, шея ныла от неудобной позы. Он медленно открыл глаза, и первое, что он увидел, — это Женю. Она сидела на краю дивана рядом с ним, одетая в свой домашний халат, и смотрела на него спокойным, неумолимым взглядом. В её руке был стакан воды.

Молча, не отрывая от него глаз, она протянула ему стакан. Макс, не говоря ни слова, с благодарностью принял это спасительное питьё, жадно сделав несколько глотков. Вода прохладной волной разлилась по разгорячённому телу, ненадолго отвлекая от похмелья. Он, кряхтя приподнялся и сел, откинувшись на спинку дивана.

Молчание повисло между ними густым, тяжёлым туманом, в котором плавали обрывки вчерашнего вечера. Макс потёр лицо, пытаясь собраться с мыслями, и его взгляд случайно упал на собственную ширинку. Он замер, увидев вялый член, бесславно торчащий из расстёгнутых штанов.

Мир для него в тот миг перевернулся. Волна жгучего стыда и паники накатила на него с такой силой, что перехватило дыхание. Он поспешно, почти истерично, попытался застегнуть брюки, пальцы плохо слушались, дрожали.

И в этой оглушительной тишине раздался её голос. Звонкий, чёткий, без единой нотки истерики.

— Макс, я жду...

Макс опешил, подняв растерянный взгляд. Он не понимал, чего она ждёт. Извинений? Объяснений?

Голос прозвучал снова, пронзая его больную, пульсирующую голову, как раскалённый гвоздь.

— Макс, я видела видео. Я видела твой член. Я видела ваши с Сашей утехи у бассейна, пока вы смотрели на нас.

Она делала паузу после каждой фразы, давая словам впитаться, достигнуть самых потаённых уголков его сознания.

— А теперь скажи мне, — продолжила она, и её голос приобрёл стальную октаву, — что подумает твой друг? Твой единственный друг? Что это — гениальный план по разрушению его семьи? Или что его лучший друг всего лишь хочет грязно, по-свински, трахнуть его жену?

Она наклонилась к нему чуть ближе, и её шёпот был страшнее любого крика.

— Его женщину. Мать его детей.

Мозг Макса взорвался. Он не видел перед собой соблазнительную Женю из своих фантазий. Он видел судью. Он видел последствия. Он видел презрение в её глазах и с абсолютной ясностью представил себе взгляд Артема — не ревнивый, а преданный, разочарованный, уничтожающий. Тот самый взгляд, после которого дружбе приходит конец.

Вся его пьяная бравада, всё тщеславие, вся хищная уверенность рассыпались в прах, оставив лишь жалкое, пристыженное существо, сидящее на диване с расстёгнутой ширинкой. И он понял, что проиграл. Проиграл сокрушительно. И проиграл не ей, а самому себе.

Макс сидел, сломленный, не в силах поднять на неё взгляд. Стыд жёг его изнутри, а её слова висели в воздухе смертным приговором его прежней жизни. И тогда Женя сказала то, чего он никак не ожидал. Её голос потерял стальную хлёсткость, но приобрёл неумолимую, холодную ясность.

— Макс, давай договоримся.

Он медленно поднял на неё глаза, ожидая унижений, угроз, шантажа.

— Если ты дорожишь своим другом, — она сделала паузу, давая каждому слову нужный вес, — крестными детьми, которых мы позволили тебе крестить... в конце концов, моему уважению к тебе несмотря на то, что произошло...

Она смотрела на него прямо, без ненависти, но и без прощения. Это был взгляд политика, заключающего сделку.

— Ты остепенишь свою жену, которая пытается всё это разрушить. И возьмёшь себя в руки.

Она произнесла это не как просьбу, а как констатацию факта. Её следующий посыл был окончательным и бесповоротным.

— Играйте в свои игры в чужой песочнице. Нас в ней больше не будет.

И затем последовало самое невероятное, что он мог услышать в этот момент.

— А я.. забуду, что здесь было. И, несмотря на всю свою злость, — она чуть отвела взгляд, будто признаваясь в слабости, которую тут же взяла под контроль, — буду принимать тебя и любить как лучшего друга моего мужа и крестного моих детей.

В этих словах не было ни капли сентиментальности. Это была сделка. Его молчаливая капитуляция в обмен на её великодушие. Она давала ему шанс сохранить всё, что ему было дорого — друга, семью, своё место в их мире. Но цена была непомерно высока: обуздать Александру и навсегда отказаться от них как от объекта своей извращённой страсти.

Он молча кивнул, не в силах вымолвить ни слова. Это был не просто кивок пьяного человека. Это было подписание договора. Женя поднялась с дивана, её миссия была завершена.

— Иди умойся, — тихо сказала она, поворачиваясь к выходу из гостиной. — Завтра всё начнётся заново. И помни наш разговор.

Она вышла, оставив его наедине с тяжёлым похмельем, жгучим стыдом и безраздельной властью женщины, которая только что спасла свой брак, не подняв и пальца. Она выиграла войну, даже не начав сражения.