Часть 1

Зачерпнув ушат теплой воды из кадки, Алёнка плеснула из него на камни и парилку снова заполнила новая волна жара. Обнаженная девчонка присела на край деревянной полки и сложив руки на коленках, выдохнула.

— Ой блин, хорошо-то как... - довольно улыбнулась она, чувствуя, как усталость накопившаяся за неделю, выходит из её тела вместе с водой.

Ещё раз вздохнув, юная и красивая девчонка прислушалась к происходящему за стенами баньки.

С улицы доносился смех мужиков, у отца была очередная попойка на выходных. Петр Иваныч, рослый и широкоплечий тракторист, был выпить не прочь, но себя контролировал. В рабочее время – ни, ни. Зато в субботу и воскресенье отрывался по полной, как и его приятели колхозники.

—. ..нагнулась Маруська значит, - громко, с задором рассказывал Семён из восьмого дома, холостяк и бабник. – А задница у неё широкая! Вот такенная! – видимо показал руками он. – Я подхожу, и хвать её руками за телеса-то!

— А она тебе пощёчину, как и всем остальным, - подытожил отец Алёнки Петр, снова наливая водку в стаканы.

— Ага, не тут-то было! – отмахнулся Семён. – Я Маруську лапаю, а она как стояла раком, так и стоит! Ну, я не растерялся, значит... - со смехом продолжал мужик. – Платье летнее на ней задираю, а потом и трусы стаскиваю! Глядь, а у неё между ног хоть и полная она сама, а красота имеется. Бёдра пышные, упругие, щель выпирает половинками мокрыми, будто пирог слоеный с вареньем!

— Брешешь! Целлюлит там поди! – возмутился кто-то из собутыльников.

— Нету! – уверенно ответил Семён. – Кожа гладкая, как у девчонки! Тут у меня и встал колом на вид этот прекрасный... - звякнули стаканы, выпили, закусили и история продолжилась. – Спускаю штаны, достаю свою корягу и беру Маруську за жопу крепко. Начинаю в неё вставлять, пошло как по теплому маслу!

— А она молчит?! – нахмурил кустистые брови Пётр Иваныч. – Да не может того быть, чтобы она тебе вот так, посреди поля...

— Да слушай ты! – отмахнулся Семён. – Вогнал я ей по самые яйца, а она как заорет благим матом! Че делаешь сволота?! У меня спину прихватило!

Мужики громко и зычно расхохотались. Усмехнулась и Алёнка в баньке, сидя на полке. Хоть она была совсем юной, а выросла с братьями и про то, что у мужиков все разговоры про баб, да про секс, поняла давно.

Сама девчонка тоже хотела тайком, бывало и на братьев заглядывалась, бывало и они её облапают в шутку или в игре.

Только всё это были глупые, девичьи фантазии, до дела никогда не доходило. Было вот разок, принесла она воды на луга, где отец и брат средний в свою очередь скот пасли.

Брат средний, Володька, красавцем был, хоть и хулиганистым. Ростом в отца пошел, а телом молод и силен. В тот день, когда Алёнка с бидоном воды на луг пришла, он ей и вовсе чудесным показался. Сидел Володька на коне и пастбище оглядывал, а полдень выдался жарким, вспотел брат и все его мышцы блестели рельефом.

Залюбовалась тогда Алёна на брата, засмотрелась, а он её взгляд заметил и в ответ только усмехнулся. Спрыгнул с коня, бидон взял и припал, пьет, и опять по нему вода льется, снова засмотрелась Алёнка на красоту брата.

— Хочешь на лошади прокатиться? – Володька спросил, глядя на юную и прекрасную сестрёнку. Девчонкой она хоть и была юной, а телом уже оформилась хорошо, и грудь и сзади округлилась, бедра белые, крутые.

— Хочу, - кивнула тогда Алёна, глядя прямо в глаза улыбающегося брата. – Очень хочу, Володька, - шепотом добавила она.

— Ногу ставь в стремя, и садись в седло, - поставив бидон в траву, научал брат.

Девчонка за луки взялась, ногу в сандалии в стремя вставила и подтянулась. Тут ей Володька и помог, так помог, что вся жизнь Алёнкина изменилась в ту секунду напрочь и навсегда.

Взял её брат за ягодицы, чтобы помочь в седло сесть. От одного этого прикосновения у одуревшей от гормонов Алёны уже в глазах поплыло, нутро обдало жаром, а промежность девственную аж спазмом сжало от желания.

Так мало этого, брат ещё ненароком, а может и специально, пальцами в половинки щели девичьей угодил, смял их и потер друг о дружку пару раз.

— Володенька... - прошептала девчонка от чувств, обнимая белыми бедрами седло и круп лошади. Шепнула тихо, так, чтобы брат не слышал, но с тех пор глаз от него отвести не могла, хоть и гнала мысли грешные прочь из своей юной головки.

Сделал конь под возбужденной Алёнкой первый шаг, потом второй, и перешел на рысь.

— В стременах приподнимайся! – окликнул её брат, видя, как сестру смешно трясет на спине лошади.

Однако, Алёне было уже не до этого. Что-то волшебное разгоралось и расцветало под её нежным лобком, от тряски в седле. Понятия не имея о том, что такое клитор и о том, что прямо сейчас он набух и стучит по седлу, девочка просто смотрела вперед, боясь потерять удивительные ощущения.

Брат кричал, что-то вслед, отец звал, видя, как лошадь под дочкой несется к реке, но от первого в жизни настоящего возбуждения, Алёна не слышала и не видела ничего вокруг.

Бедра её окатывало сладкими волнами удовольствия, в животе щекотало и зудело. Ягодицы хлопали по седлу, тяжелые груди качались, натираясь сосками о летнее платьице.

— Володя... - снова прошептала она, чувствуя, как тело всё больше заполняется волшебным наслаждением.

Абсолютно дикий по своей силе оргазм, пришел к девочке уже у берега речки.

Непреднамеренный, первый в жизни взрыв удовольствия под лобком, накрыл её тело такой волной сладкого дурмана, что весь мир перед глазами Алёны поплыл. Солнце вспыхнуло ярче, трава зазеленела как изумруд, девчонка выгнулась, из последних сил пытаясь не вывалиться из седла.

— Боже... - прошептала она, понимая, что ничего подобного её девственное женское нутро до сих пор не испытывало. Алёна, совершенно не представляя себе, что с ней только что случилось, обмякла в седле как тряпка, бессмысленно глядя на своё отражение в водной глади реки.

Конь пил воду, девчонка на его спине просто лежала, красная от румянца и всё ещё вздрагивающая от сладких мурашек в промежности и сосках. Теплый летний ветер поднял её платье, обнажив большие, округлые ягодицы Алёны.

Ткань завернулась на спину, выставив объемные девичьи формы напоказ брату и отцу. Из промежности девчонки натекло на седло, сделав кожу скользкой и мокрой. Груди Алёнки лежали шарами по бокам конской гривы, алые губы и верхние и нижние были приоткрыты, истекая влагой.

— Алён?! – подбежал брат, догнав остановившегося в воде коня. – Алёнка, ты чего? Голову напекло, что ли?! – глянув на обнаженную, прекрасную задницу сестры, Володька поспешно натянул на неё платье и заправил его под низ, снова коснувшись мягкой и сочной девичьей щели.

От прикосновения, девчонка снова вздрогнула и простонала в конскую гриву, безвольно закатив глаза.

— Я... не знаю... что со мной... - прошептала она, когда новая волна наслаждения под лобком утихла.

— Тебе плохо стало, доченька? – нахмурился подскочивший отец.

— Нет, папа, мне вдруг стало так хорошо... - отозвалась Алёна с трудом поднимая голову с конской шеи. – Так хорошо, что я чуть не упала... - договорила она, до сих пор не придя в себя после взрыва наслаждения между ног.

— А, ну, слезай! – протянул руки брат, и Алёна обняла его в ответ.

Её ещё стоячие соски уперлись через платье, в обнаженную сильную грудь Володьки и девчонка всем своим телом и душой ощутила, что безумно влюблена в него. Длилось это чувство всего несколько секунд, но всё это время, Алёна смотрела на брата со щенячьим обожанием.

Так и случилось, что первое женское удовольствие, навсегда осталось у девчонки связанным с образом Володи. И в другие дни, когда Алёнка пыталась повторить то, что случилось с ней на поле, думала только про брата.

Несколько раз она тайком садилась на жердь загона с поросятами и стучала промежностью об него, также как было на лошади. Поначалу было неловко и даже больно, но вскоре Алёна наловчилась. До девчонки быстро доходило то, как делать правильно.

Вскоре, её мастурбация стала регулярной, и делала она это при каждом удобном случае.

Вот и сейчас, сидя на банной полке и слушая мужские голоса совсем рядом, Аленка потихоньку разминала свои увесистые, красивые груди. Инстинктивно сдавливая пальцами соски, девчонка осматривалась вокруг, выискивая взглядом место, о которое можно потереться своей щелью.

Семён продолжал рассказывать о том, как он жарко драл на поле конторскую работницу Марусю, а Алёна медленно встала с полки.

— Ну, думаю, в неё сливать или нет?! – горячо объяснял Семён, примолкшим мужикам.

Что сливать, куда сливать, Алёна не понимала, но эти непонятные определения всё больше разогревали желания и фантазию девчонки.

Взяв кусок мыла, Алёна подошла к углу банной полки и тщательно намылила его, чтобы было скользко. Девчонка понимала, что будет щипать, но возбуждение мешало соображать трезво.

Разведя белые, крутые бедра, она уперлась руками в полку и опустила свой лобок поверх старой, почерневшей доски, покрытой влагой и мылом.

—. ..я её ебу, она орет и от боли в спине и от моей коряги внутри! – всё больше распалялся Семён в беседке у бани.

«От коряги внутри» - повторила пробудившаяся, похотливая блядь внутри Алёнки. Девочка закрыла глаза от блаженства и начала медленно скользить клитором по доске, упираясь её краем в закрытый вход девственного влагалища.

От этих приятных до одури толчков, дыхание распаренной Алёны становилось горячее и жарче. Здесь никто не видел, и она, бесстыдно выгнув спину мяла свои тяжелые груди, как настоящая похотливая самка в охоте.

Юная и ухоженная отварами кожа девчонки блестела от пота, влага подчеркивала каждый изгиб. Стекая по изящной ложбинке в спине капли собирались в ямке над копчиком и покачивались вместе с объемными ягодицами Алёны.

Редкие капли срывались ручейком в разрез её зада и стекая по аналу смешивались с соками вытекающими из-под девственной плевы.

— Корягу... внутрь... - выдохнула со стоном девочка и смяла пальцами рук свои упругие розовые соски, нещадно вытягивая их в сторону древесного потолка баньки.

Мечты о том неизвестном, что скрывается под штанами мужиков пьющих во дворе и главное о том, что скрывается в паху брата, наполняли тело Алёны пьянящим, девичьим удовольствием.

Губы непроизвольно открывались, язык высовывался навстречу вымышленному стояку, промежность сжимало сладкими спазмами. Намокшее, волнистое нутро девочки, ещё не перемешанное членами, с треском пузырьков выдавливало из себя смазку, обливая ей угол банной полки.

— . ..драл я её так, что звон от задницы аж над полем полетел, - самодовольно рассказывал Семён. – И тут, братцы... чудо! – развел руками мужик, глядя на собутыльников как безумный. – Кончила подо мной Маруська, на ляжки свои протекла и как выгнулась, выпрямилась! Будто и не болела у неё спина вовсе!

— Ого... - с интересом и уважением переглянулась братия.

Повисла тишина, народ обдумывал случай рассказанный Семёном и в этот самый момент, до ушей субботних пьяниц донеслись приглушенные стоны из бани.

Распалив себя как парилку, Алёна жестко натирала клитор о полку громко и бесстыдно выкрикивая бред страсти. Девочка закатила глаза и шлепая тяжелыми ягодицами друг о друга, приближалась к третьему подряд сладкому взрыву под между ног.

Истории Семёна о том, как и чего он сувал в Марусю и к чему это привело, довели девочку до абсолютного похотливого исступления. Ничего не соображая, юная нимфоманка работала тазом на полке, вытягивая свои соски так, что они покраснели и распухли до неприличных размеров.

— Слышите? – шепнул Семён, кивнув на баньку. – Это чё это там? А? – прищурился он.

Петр Иваныч, отец Алёнкин прислушался тоже.

То, что это дочка его стонет как последняя блядина, сомнений не было. Как ни искал отец мысленно оправдания этим шлепкам и оханьям, других не было.

— Созрела девка, - с ухмылкой подытожил скотник Никита, наливая водку снова. – Только у нас тут мужичье, да сыновья твои. Больше её и распечатать-то некому... - с какой-то горечью в голосе, договорил Никита.

— Это верно, - кивнул Семён, взяв стакан с беленькой. – Или по пьянке её выебут, да дитя сразу заделают или залетный какой-нибудь выдерет, сердце девчонке разобьет...

Тем временем, Алёна в бане перешла со стонов на почти волчий вой, содрогаясь в экстазе.

Кончая, девочка повалилась вперёд, беспорядочно шлепая белыми ладошками по мокрой полке. Задница её тряслась мелкой дрожью, глаза завернуло под веки, с губ на полку капала слюна.

Сладкая судорога не отпускала девичью голову и нутро, и бедняжка продолжала охать во весь голос, так, что за забором двора слыхать было.

— Да уж, - покачал головой Семён, под эти развратные и романтичные стоны юной красавицы. – Давайте выпьем, а то и слушать-то больно, как красота такая страдает, мучается!

— Давай... - поднял стакан и Никита, тяжело вздохнув.

Несколько раз зыркнув исподлобья на приятелей, Пётр Иваныч грохнул кулаком по столу беседки.

— Вы чего это, а?! – возмутился он, повысив голос. – Чего мне тут жути нагнетаете про Алёнку?! Она вон какая видная! В город поедет, жениха найдет!

Дверь бани открылась и под общее молчание вышла Алёна. Красная как рак, взгляд осоловевший, обнаженная и в полотенце от коленок до ключиц замотана. Пошатываясь будто пьяная, девчонка развязно улыбнулась пьющей компании и ушла в дом.

На её формы, обтянутые махрой, пялились все «сочувствующие», в том числе и отец. И смотрели с желанием, как на зрелую девушку, а не как на дочурку приятеля-соседа.

Дверь избы захлопнулась за Алёной и Пётр Иваныч выпив без закуски потупил взгляд. Облокотился на стол, смотрит в доски хмуро и сурово. Может водка в голову ударила, а может размышления о том, что друзья правы, пригорюнится его заставили.

— Может поговорить с ней? – поднял взгляд из-под кустистых бровей Пётр Иваныч. – Рассказать, что и как устроено... - неуверенно предположил он. – Пестик и тычинка, как нам в детстве говорили... - вместе с последними словами, хозяин дома оглядел лица подвыпивших друзей.

— Ты мне прости такие слова, Иваныч, - вздохнул Семён и глянул на Петра в упор. – Не психуй только. Лады?

— Ну, говори, не тяни! – отмахнулся тот.

— Лучше уже тебе самому сделать, - поддержал друга Никита, без слов поняв его. – Сделай, потом покажи и научи. Пусть во взрослую жизнь, как говорится, войдет знающим человеком! Так-то... - покивал скотник, глядя на призадумавшегося Иваныча.

— Верно говорит, - вздохнул Семён. – Лучше тебя никто и не сделает. Займись, Петро, прям сегодня ночью и сделай из дочки взрослую. А то вишь, вон... Как страдат, бедняжка. Измаялась вся.

Ничего не ответив, Иваныч плеснул себе ещё полстакана водки и опрокинул махом...

__________________________________

Проводив приятелей до оградки, Иваныч обнял обоих по очереди, получил напутствие «Ты подумай, насчет Алёнки-то, подумай, негоже такой девке страдать», и присев на завалинку закурил.

Ночь выдалась теплая, лунная.

Сверчки трещат, комаров нету, в общем деревенский рай.

Выдохнул Пётр Иваныч струю сизого дыма в ночные небеса и вздохнул тяжко. В этот момент заслышал через окно открытое, как супруга кроватью заскрипела, спать легла. Сыновей дома не было и вместе с Тамарой притихла в своей комнате Алёна. Дом готовился ко сну.

Окошко из Алёнкиной комнаты выходило на правую сторону дома, ту, что выше была из-за уклона земли. Там и завалинка выше, и стена больше. Взобраться к окну Алёны было непросто, она потому и выбрала комнату дальнюю, чтобы не подглядывало дурачьё деревенское как девица переодевается или у зеркала нагишом крутится.

Только дом этот, Пётр Иваныч сам не раз латал и знал, что если доску убрать третью от завалинки, то там кирпича нет, и есть вроде ступенек.

Докурил отец, окурок щелчком выбросил и посидел ещё в сомнениях. Пришла ему мысль о том, что раз дочка так себя изводит, то, наверное, и перед сном рукой в трусы свои полезет, от маяты женской.

Хлопнул себя Пётр по коленям в штанах рабочих, встал и тихо, чтобы ветками и камнями не хрустеть, прошелся к углу дома. Посмотрел через плетень, свет у Алёны ещё горел.

Снова встал в сомнениях Иваныч, почесал лоб, повздыхал, и калитку к огороду тихонько отворил. Доску нужную снял, на завалинку встал сапогом и к окну дочери подтянулся. Выглянул осторожно, чтобы только краем глаза через занавеску посмотреть.

И одного взгляда хватило, чтобы понять, - повезло.

Раздетая догола дочь, стояла перед зеркалом и гладила своё тело, любовалась им. И там было на что посмотреть, особенно Иванычу, который её нагишом с малых лет не видал.

Дочка не то, что просто преобразилась. Округлилась и осанкой вышла она настолько, что у родителя, который до сих пор о похоти и не думал, сразу встал колом. Член Петра Иваныча тут же уперся в обшитую досками стену дома так, что стоять стало неудобно.

Детородный орган папы при виде роскошных телес молоденькой и невинной дочери просто окаменел, как ни в жизнь, даже по молодости и то так не твердел. На жену Тамарку так не стоял, хотя она и сейчас первая красавица, а в юности вообще была сногсшибательной девахой, на которую тайком дрочили все парни на селе.

Мужика затрясло от волнения так, что в теплых сумерках стал слышен стук его зубов.

— Ёбтвоюмать... - ахнул шепотом мужик, глядя на представшую его взгляду роскошь. – Ты в кого ж такая фигуристая, сисястая и жопастая уродилася? – Петра прошиб горячий пот, и он вытер его со лба дрожащей от волнения и возбуждения рукой. – Вот это самка, такую и в журналах интересных не увидишь! - облизнув губы, добавил с трудом соображавший отец.

Тем временем, Алёна, не видя отца, продолжала гладить своё тело и мять телеса. Стоя под светом лампы на проводе, среди выбеленной известкой комнаты, на фоне советского ковра.

С улицы пахло сиренью и зеленью, ночь благоухала нежностью и красотой деревенской природы.

Груди и ягодицы девочки сминались под прикосновениями, то выдавливая наружу резинки сосков, то мельком показывая притаившемуся Петру сладкую и розовую щель между ног юной дочки. Промежность Алёнки уже обросла тонкой, кудрявой шерсткой, но этот пух не был в силах скрыть выпирающие лепестки девственной вагины.

Бархатная, невинная, нетронутая мужскими ласками красота, вертелась под взглядом дрожащего от чувств отца и так, и эдак, просто сводя мужика с ума.

— Ох, доченька, ох и сучка выросла добротная... - проворчал Пётр, держась левой рукой за прицепленную к стене крючком ставню, а правой спуская штаны и доставая стояк.

Размером Иваныча природа не обидела и в летних сумерках качнулся увесистый, белесый шланг, размером в пол локтя. Раскачивая по нему кожу и любуясь на бархатные округлости дочери, Петр продолжал трястись в лихорадке волнения.

Алёна не чувствовала слежки, даже полностью обнаженным телом.

Сунув руку себе под лобок, девочка помяла половинки пока ещё сухой щелки и погладила себя по шее, представляя, как её тела касается брат Володька. Мысли о его руках, его взгляде и теле заводили Алёну почти моментально.

Ещё несколько секунд и возбужденная девчонка развела бедра шире, опершись рукой о зеркало.

— Мамочки, дааа... - сорвалось с её губ вместе со стонами.

Алёнка секса не видела, не умела держать спину выгнутой и стояла просто так, как ей удобно. Но этого было достаточно для того, чтобы отец мог увидеть, как пальцы дочери сминают и гладят пушистую промежность.

— Ох, сучка, ох хороша! – дрожал и горячо дышал отец.

Стараясь не плеснуть спермой раньше времени, Петр Иванович водил рукой по члену медленно, наслаждаясь немыслимым раньше волнительным удовольствием. Чем дольше отец смотрел на Алёну, тем более дурные и бесконтрольные мысли появлялись в его голове.

Петру хотелось целовать её обнаженные груди, обнимать как женщину, и желательно со вставленным в вагину членом. Представлял он как дочка застонет, выгнется и примет в себя папку поглубже, чтобы лобок к лобку, а яйца отца волоком прошлись по бедру и легли в промежность девичью, уже не невинную.

— Володя... - мечтательно прошептала Алёна, извиваясь и чувствуя, как на пальцы вытекают первые, скользкие капли смазки. – Хороший мой, братик...

— Алёнушка, ох ты и сладкая! – прошептал отец, чуть громче чем следовало для скрытности.

Приоткрыв на секунду помутневшие от возбуждения глаза, девочка бросила косой взгляд на окно в отражении. Свет падал наружу ровным квадратом, ярко высвечивая верхнюю половину лица отца за окном.

Заметив отца, Алёна вздрогнула и остановила мастурбацию. Она стояла задом к Петру, в той же позе согнувшись, ягодицы её подрагивали, тяжелые груди покачивали сосками на весу.

Поняв, что папа подсматривает, вместо испуга девчонка неожиданно для самой себя ощутила быстро нарастающее волнение.

Это было странно, но не так неловко, как обычные объятия родных мужиков. Когда она просто путалась в своих чувствах, не понимая, обнимают её зрелые мужчины или родные братья с отцом. Все эти соприкосновения отдавались в юном девичьем теле этим же странным волнением.

Только теперь, Алёна ощущала, что прямо здесь и сейчас ей дается судьбой уникальный шанс. Жизнь дарит, что-то такое, что может не повториться больше никогда.

Ещё подумав о превратностях судьбы, девочка вновь закрыла глаза, и движения её пальцев по половинкам намокающей щели продолжились.

Теперь, она ласкала себя не для собственного удовольствия, а в ожидании...

— «Он заметил, что я заметила? А если да, то... То, что дальше?» - шептала её скрытая похоть, накачанная гормонами полового созревания. – «Что он... что он сделает... со мной... Что могут сделать со мной его руки и... эта странная штука, которая растет у мальчишек между ног? Эта... коряяяяга...».

Тепло в животе усиливалось, сладкая нега стягивала тело одаривая девчонку приятными спазмами возбуждения. Он сдавливала пальцами упругие соски, тихо постанывала и продолжала демонстрировать свою разогретую щель собственному отцу.

Её ухоженное тело соблазнительно лоснилось, губы стонали от желания. Остатки стеснения и здравого смысла таяли, вытекая между ног перевозбужденной девчонки-подростка.

Не открывая глаз и по-прежнему делая вид, что не замечает подсматривающего отца, Алёна прогнулась как смогла, отставив свою тяжелую и красивую задницу навстречу окну.

Лампа облила её зад светом, подчеркивая изящные и аппетитные формы.

Медленно взяв себя за ягодицы, девчонка растянула их в стороны, открывая отцу идеальный вид на закупоренный вход в лоно дочери и её соблазнительный, бежевый анал готовый к началу взрослых приключений.

Пётр не знал, специально она это делает или нет, но голову он потерял окончательно.

Бросив теребить член, отец, всё ещё дрожа от бешеного волнения и желания, взялся за край деревянной рамы. Подтянувшись и упираясь ногой в заветный кирпич, Пётр Иваныч почти бесшумно влез внутрь и замер у подоконника внутри комнаты дочки.

— Алёнушка, родная моя, - шепотом окликнул он, всей душой надеясь, что она не закричит от испуга и не разбудит Тамару.

Совершенно голая девчонка не шелохнулась и не вскрикнула. Она продолжала стоять в двух шагах от отца, всё ещё растягивая ягодицы в стороны так, будто предлагала себя ему сама.

«Папа, потрогай меня там», - без слов умоляло её измученное желанием и гормонами тело.

Поняв, что она не боится, Пётр шагнул вперед и осторожно протянув руки, взял её за тонкую талию, красовавшуюся над округлостью роскошной задницы. Пальцы мужика легли на упругую и теплую девичью кожу, заставив дочку наконец вздрогнуть.

— Папа...

— Алёнушка...

Он дернулась и тихо простонала. Но не от испуга или зажатости, а от восторга. Наконец-то, прямо здесь и сейчас её томительное ожидание заканчивалось. Главное ничего не испортить, не вспугнуть момент и чудо случится именно этой ночью, а не когда-нибудь потом.

— Ты так... повзрослела... - прошептал Пётр, продолжая вести руками вниз и подбираясь пальцами к ягодицам дочери. – Такая красавица стала... - сбивчиво выдохнул он, судорожно сглотнув пересохшим горлом.

Пальцы отца повторили формы половинок тяжелого красивого зада Алёны и коснулись разреза между ними. Там было горячее и нежнее, теперь задрожала и дочка, ожидая, когда пальцы папы тронут её самое потаенное и приятное место.

— Не боишься? – водя тыльной стороной ладони по шерстке, тихо спросил Пётр.

— Не боюсь, - выдохнула Алёна, чувствуя, что уже совсем поплыла от наслаждения. – Чего мне боятся, я ведь... с родным папой... - добавила она, упираясь щекой в прохладную поверхность зеркала.

Девочка томно открыла глаза и посмотрела в отражении на то, как похотливо и с восхищением отец смотрит на её формы, с каким трепетом и осторожностью касается, аккуратно мнёт их.

Ощущения первых мужских прикосновений, а тем более отцовских, были настолько волнительными, что сердце Алёны почти выпрыгивало из груди. Сердечко девчонки билось, колыхая округлые груди и заставляя пульсировать кровь в изнывающих от женской тоски сосках.

Отец погладил её спину вновь, медленно прошел подушечками пальцев по ребрам и завел широкие ладони под груди дочери. Соски Алёны легли между его мозолистых пальцев и от сжатия девочка простонала снова, чувствуя нежными ягодицами мощный стояк отца.

Трепетным, тяжелым половинкам Алёнкиной задницы показалось, что их касается дубина толщиной в её девичью руку. И это было правдой, стояк отца лишь немного уступал по окружности предплечью самой Алёны.

Петр качнулся и раздутая, пунцовая головка отцовского члена вылезла из-под резинки штанов. Наконечник лег чувствительной уздечкой на задницу дочери, касаясь бархата юной кожи.

— Папа... Аааа... - выдохнула девочка, утопая грудями в сильных и широких ладонях отца.

— Доченька, - покрыв её плечи поцелуями, шепнул на ухо Пётр. – Если хочешь... - нерешительно начал он.

— Да! – перебила его Алёна громким шепотом. – Согласна я, папа! Согласна...

Улыбнувшись и ещё немного помяв груди родной дочери, Пётр повернул её спиной к кровати и опустил нежное тело девочки на простыню. Трепетная, нежная Алёна вытянула руки в вдоль боков, и робко развела бедра шире, навстречу отцу.

Держась за бледные, красивые коленки Алёны, Пётр опустился на колени и посмотрел на вагину дочери почти в упор. Мужик отклонился в сторону, подставляя промежность Алёны под поток света.

Грани лепестков её вульвы были покрыты сеточкой из мокрых складок. Под завитками юного пуха виднелся набухший клитор, несмело выглядывающий из своего розового укрытия. Вагина девочки выглядела как влажный цветок распустившийся сочными, скользкими лепестками навстречу желанию.

Высунув язык, Пётр склонился вперёд и коснулся закупоренного входа в сочащееся нутро дочери. Кончик языка уперся в девственную плеву, и рот заполнил вкус дочкиной вульвы. Солоноватый, отдающий оттенками возбуждения в нос.

Она пахла чистотой и феромонами, как и должна пахнуть измученная годами воздержания одиночка. А ещё, в её запахе были родные оттенки и что-то уютное, нежное, как запах сдобы из печи или парного молока.

С наслаждением вдохнув запах дочкиной вульвы полной грудью, Иваныч высунул кончик языка и осторожно погрузил его в растянутый пальцами вход во влагалище.

Алёна вздрогнула и простонала. Девочка по-детски зажмурилась и выгнулась на кровати, смяв свои соски пальцами об ладошки.

— Папочка... - прошептала она, чувствуя, как по лобку разливается сладкая истома, а вихрь из бабочек в животе сливается в сплошное тепло и желание.

Язык Петра уперся в девственную плеву дочери и слегка надавил на неё, полностью утопая во вкусе Алёнкиной вагины. Дочка задрожала снова и Иваныч заработал языком активнее.

— Папа, ещё! – выстонала Алёна, качнув крутыми, белыми бедрами навстречу лицу отца.

Плева поддавалась плохо, и заботливый отец помогал себе пальцем. Он упирал кончик указательного в закупоренный вход и давил им вместе с языком. Пётр продолжал эти движения до тех пор, пока стоны дочери не стали бесстыдно громкими, а кончик пальца не провалился в девственное влагалище Алёнки.

Указательный Иваныча нырнул внутрь, погружаясь в тесные и скользкие волны дочкиного лона. Отец стал первым, кто побывал между ног Алёнушки и даже глубже.

Открыв дочери путь во взрослую жизнь, Иваныч отклонился назад, любуясь на влажную от слюны и соков вульву дочери. Мужик вытер мокрый рот тыльной стороной ладони и улыбаясь, мутным взглядом посмотрел на румяную Алёнку.

— Хорошо тебе, милая? – спросил он, поглаживая руками красивые, разведенные в стороны колени девчонки.

— Хорошо, папочка, - смущенно улыбнулась та, прикрывая руками груди, но не сдвигая ног. Алёна выглядела как сама невинность, совсем юное, округлившееся формами тело и алые пятна румянца на бархатной коже.

«Ох и хороша!», - мелькнула мысль в голове любовавшегося на неё Петра.

— Ну что милая, закончим дело? – шепотом спросил отец, опасаясь, что услышит жена, спавшая в соседней комнате.

— Закончим, папочка, - покорно ответила Алёна, шевельнув пухлыми, влажными губками. – Только тут, мама нас точно услышит, - девочка указала взглядом на дверь комнаты. – Давай лучше вылезем через окно и пойдем в баню или за сарайку? – также, совсем тихо предложила она.

— Можно ведь и тут, если потихоньку... - чувствуя, что дико хочет тела дочери прямо сейчас, предложил Пётр. Его снова затрясло от волнения при мыслях о том, как он вставит член в нежное тело стонущей от удовольствия Алёнушки.

— Нет, папуль, - девочка села на край кровати и обвив щёки отца пальцами, посмотрела в его глаза в упор. – Это мой первый раз, не хочу, чтобы нас прервали, - прошептала она и нежно поцеловала Петра в губы.

Мужик прикрыл глаза и ответив на поцелуй протянул руки, обняв обнаженную дочку за спину и талию. Её грудки с упругими сосками смялись о грудь Иваныча и мужик поплыв от нежности и ласки кивнул.

— Как скажешь, родная, - улыбнулся он и ещё раз поцеловал дочь в губы. – Я вылезу и тебе руку подам, - вставая с колен на ноги добавил он.

Подойдя к окну и перегнувшись через подоконник Иваныч выглянул в летние сумерки. Всё ещё пели сверчки и цикады, где-то ухал филин, пахло яблоневым цветом. Над всем этим, в небе ярко светил полный диск белой луны. Ни туч, ни ветра.

Осторожно двигаясь, чтобы ничего не уронить и ничем не хрустнуть, Пётр снова выбрался за пределы дома. Повиснув под окном в темноте, он встал на завалинку, а затем спрыгнул наземь.

— Идём, Алёнка! – шепотом окликнул Пётр, протягивая крепкие, сильные руки к окну.

Девчонка одеваться не стала и высунулась из окна прямо нагишом. Торопливо и воровато осмотревшись вокруг, Алёнка выбралась наружу, нависнув над отцом своими красивыми, тяжелыми ягодицами.

Заглянув в её мокрую щель через сумерки, Пётр горячо облизнулся и протянув руки выше, взял дочь за точеную талию. Тихо и весело пискнув, Алёнка спрыгнула в траву у завалинки и тут же ойкнула, угодив ногой в крапиву.

— Вссс! Блин... – прошипела девчонка, потирая ужаленное злобным растением место на белой ноге. – Ну что? – обратилась она к отцу, продолжая чесать ногу и аппетитно качать грудями на весу. – Куда идём? Ты решил, пап?

— Пойдем в сарайку, там хоть комаров поменьше, - отозвался отец и нагнувшись, подхватил счастливую дочку под коленки, взяв её на руки, чтобы больше никакая крапива не помешала.

Тихо похрустывая мелкими ветками на тропинке, Пётр отнёс Алёну к выходу на задворки, прошел под навесом и нырнул в сарай вместе с драгоценной ношей на руках...

_____________________

В этот самый момент, средний сын Иваныча и брат Алёны – Володька, вместе с друзьями наблюдал за тем, как заднего двора дома, через сумерки промелькнули две фигуры. Его собственный отец, Пётр, с его собственной сестрой на руках.

Вопросов к увиденному сильно добавляло то, что Алёнушка была даже без трусов. Все мальчишки успели прекрасно разглядеть её качавшиеся тяжелыми полушариями ягодицы и загадочную, манящую темноту между ними.

— Это чё за хуйня, Володь? – затягиваясь косяком травы, обратился к парню один из товарищей. – Твой батя чё, сеструху твою порет?

— А я откуда знаю?! А ну... Дай сюда! – выдернув из его рук косяк, Володя затянулся сам, угрюмо глядя на навес, под которым скрылся отец и сестра.

Выглядел пацан явно недовольным...

К сестре, у Володи, отношение было особенным.

Началось это не так давно, в период Володькиного созревания. Мелькающая тут и там сестренка, постепенно обрастающая очень аппетитной фигурой, всё чаще становилась предметом для фантазий парня.

По словам ровесника Володи, (и по совместительству очень квалифицированного «сексолога», трахающего тётю Клаву из третьего дома), желание дергаться во время маструбации связано с тем, что тёлок надо трахать.

По слухам, где-то между ног у баб есть отверстие. В него, мол, и должны подойти кожанные штуковины, которые так яростно хотели куда-нибудь пристроить все деревенские парни.

Однако, поведавший об этом «специалист» в итоге оказался девственником. Тётя Клава из пятого дома сообщила, что в связь «с этим тощим и прыщавым чучелом не вступала». Компетентный источник информации был потерян и Володя снова оказался в начале пути.

Снова его одолевали важнейшие для взрослеющего мужчины вопросы:

Есть ли, то самое мифическое отверстие у бабы? И... Как там, внутри этой самой, загадочной «пизды»?

Почему тётя Клава не дает озабоченным парням, но ебется с пьяными и грязными трактористами, причем со всей бригадой и иногда даже со всеми за раз?

Почему после этого она стыдливо прикрывается, если вдруг детвора видит её подмывание на речке? Ведь она, только что, голая стонала под перепачканными мазутом мужиками, лежа обнаженной задницей и спиной прямо на землистом полу гаража.

Что такое женская логика?

Где ключ к их дополнительному отверстию (если оно конечно есть)?

Для чего, позавчера ночью, мама лизала задницу отцу, вместо того, чтобы сосать член? Почему после этого ритуального унижения, отец целовал её в губы, а не орал – «фу, чмо!».

Можно ли трахнуть речного карася, и что будет, если вставить пескаря в жопу тёти Клавы?

Что будет, если дать в рот местной 60-ти летней дурочке Катьке, пока её мать не видит? А может сразу маме Кати предложить такой способ взаимовыручки?

Может подсмотреть за своей мамкой в бане? Чисто из анатомического интереса. А может и нет... Кто-то болтал, что в соседнем селе сын с красивой и сисястой мамой сожительствует.

И самое главное: почему нельзя просто выебать сестру?!!!

Она же сама хочет, его, Володьку, по ней видно! Краснеет, смущается при виде брата, не дает себя трогать даже в игре, перестала на речку ходить с пацанами.

Она так хочет ебли, или просто все девки тупые?

Сложно...

Все эти дилеммы и непростые философские решения буквально изводили Володю день за днём. Гоняя колесо от велика палкой или избивая той же палкой крапиву, парень снова и снова задавался этими вопросами в поисках ответов...

______________________________________________

— Чё-то подрочить захотелось, - вздохнул сидевший рядом с Володькой приятель Кирилл.

Воспоминания об обнаженной Алёнке, которую хотели все пацаны на деревне, были ещё свежи в душах парней.

Минуту назад, мимо них дядь Петя пронес голую девушку, а они как сидели в кустах, будто сычи и неудачники, так и остались сидеть. Тут и там, среди пацанов слышались тяжкие или мечтательные вздохи.

— Вот бы потрахать её! – снова вздохнул Кирилл, покосившись на курившего траву Володю. – Как думаешь, Алёнка целка?

— Может и была, - пожал плечами Володька. – Но походу до сегодняшнего вечера... - добавил он, недобро глядя на сарай где скрылись отец с сестрой, и снова до треска затягиваясь анашой.

Вспыхнувший уголек косяка осветил лица сидящих в кустах пацанов. Одно печальнее и прыщавее другого.

— Можно подсмотреть, наверное... - видя уныние друзей, вздохнул Володя и пацаны тут же обрадованно соскочили с мест. – Да тихо вы! – махнул он рукой с самокруткой. – Не шумите, вспугнем...

По ярким сиянием полной белой луны, пятеро мальчишек двинулись через ночное поле к дому.

Деревянная стена задворок, с открытой калиткой, сверкала в лунном свете цинковыми листами, будто неоновой надписью: «Добро пожаловать на Секс-шоу». Фантазия пацанов будоражилась и бушевала с каждым шагом всё больше, руки тряслись в предвкушении, глаза блестели мутной, соловой похотью.

— Стойте, проверю! – громким шепотом приказал Володька и пацаны замерли за его спиной.

Вслушавшись в ночь, брат Алёны на цыпочках подкрался к сараю с безлунной стороны и сложив руки лодочкой, заглянул в щель между досками...

Ответ на ключевой вопрос своей жизни, Володя получил при первом же взгляде на происходящее внутри. Дырка у бабы – есть. Именно в ней, на расстоянии всего полутора метров от стены, отец Володьки и Алёнки работал членом.

Лица сестры парень отсюда не видел, только половины волосатой задницы отца, которые проталкивали в лоно дочери блестящий толстый стояк. Под членом Петра качались тяжелые, отвисающие яйца, которые часто закрывали собой обзор на самое главное.

Коленки Алёны были приподняты, пальцы её ног эротично сжимались, как и ступни. Чуть дальше, вне поля зрения Володи, с её губ срывались сладкие стоны от наслаждения первым сексом.

Сестра парня гладила их общего отца, трахавшего её просто спустив штаны. Иногда девичьи пальцы сгребали солому с земли, иногда дергали телогрейку, которую подстелил под её спину Пётр.

Первые проникновения, те самые, когда девичье нутро впервые распирает кожанная дубина, Володя пропустил.

Теперь же, он видел в движениях тела сестры только преданность отцу и благодарность за удовольствие. Она с наслаждением подмахивала папе задом, шлепая ягодицами по соломе на земле.

— Папка, папочка... - шептала Алёна под первым в своей жизни мужиком. – Хочу тебя! Ещё... Ещё... Дааааааа...

Зрелище, представшее взгляду пацана среди теплого полнолуния, было настолько волнительным и возбуждающим, что Володя просто потерял дар речи.

Белое, ухоженное отварами тело сестры и силуэт ебущего её отца, буквально светились перед пацаном в полосах лунного сияния пробивавшегося сквозь доски сарая. Между отцом и дочерью хлюпало и чавкало, Володя понимал, что это и есть те самые, неповторимые звуки благодарной пизды, о которых ему рассказывали.

Ритмично брякала пряжка отцовского ремня, плавно качались по телу груди Алёнки. Пах папы сильно, но нежно стучал по мягкому лобку дочери, а его яйца покрытые завитками волос хлопали по чувствительному аналу Алёны.

Володя держал себя за член и понимал, что стояк отца прямо сейчас, прямо там, внутри этой уже не невинной девочки. Сестры, которая ещё недавно так по-детски смущалась от прикосновений брата, тайком улыбалась и не давала ущипнуть себя.

Эта прекрасная и фигуристая девчонка, прямо сейчас лежала раздвинув ноги под собственным отцом и бесстыдно обливала его член соками своего возбуждения.

— Да, папа! Глубже! О, даааааа!!!

— Вот сука, вот блядина местная! - сквозь зубы процедил Володя, глядя на то, как ноги сестрёнки затряслись в каком-то странном припадке, а её счастливые стоны усилились.

— Вован, ну че там? – раздался нетерпеливый шепот друзей, которые всё ещё толкались за оградой. – Можно позырить-то?!

— Пока нет! – отмахнулся Володька.

Поглядев себе под ноги, Володя припомнил, что несколько дней назад в сарайке запирали собаку Найду, она разрыла грядки и этим провинилась. Найда быстро нашла выход, сделав подкоп по деревянной стенкой.

Присев на корточки и отыскав взглядом проделанный собакой лаз, Володя усмехнулся. Массивная кавказская овчарка прорыла такую нору, что влезть в неё бесшумно не составит труда.

Встав на колени среди высокой осоки, пацан пригнулся и как змей проскользнул внутрь помещения из досок.

Не издавая не звука, Володька скрылся в углу сарайки, в тенях, и достав свой член, осторожно покачал на нём кожу. Возбуждение было таким сильным, что пацану казалось он вот-вот зальет всё вокруг спермой как из гидранта, и задницу отца и груди стонущей под ним сестрёнки.

Отсюда, в полосе лунного света, пацан хорошо видел лицо Алёнки.

Она смотрела на отца с настоящим обожанием, принимая в себя его массивный член и поглаживая волосы и спину папы. В её взгляде был абсолютный восторг, нежность и родная любовь к дорогому человеку.

— Д-да... Д-да.. Д-даааа... - отрывисто стонала девочка, качая тяжелыми ягодицами бедрами, под резкими толчками членом в её юное, сочащееся желанием нутро. – Папочка... - краснея щеками и выгибаясь так, что груди вытягивались в бархатные эллипсы, горячо выдыхала Алёнка.

Соски девчонки торчали как резиновые штырьки, то и дело натираясь о качающуюся над ней рубаху отца. Жар папиного тело накрывал Алёну целиком, его сильное тело качалось на девочкой как небо, попутно насаживая на горячий, твердый стояк.

«На корягу...»...

— Папа!

— Алёнушка...

— Папочка... - блаженно проносилось в ответ, по тишине и уюту сарая.

Теряя над собой контроль от ошеломительного зрелища и ощущений, Володька в углу дрочил всё быстрее. Пацан разогнался так, что рука его звонко шлепала по яйцам. Эти звуки терялись в ритме шлепков отцовских бедер, по промежности текущей от возбуждения дочки.

— Охуеть... - беззвучно шептал Володя, жадно глядя на каждое движение бати и сестры под ним. – Просто охуеть можно...

Пацан пытался запомнить каждую деталь, чтобы потом передергивать украдкой на воспоминания о реальном порно, а не каком-то там «городском на видеокассетах».

Особенно ему запомнился блестящий ручеек девичьих соков, который стекал из пизды на анал сестрёнки, и тут же разбрызгивался от шлепков отцовских яиц.

— Теперь смотри, доченька, - вставая и вытаскивая член из Алёны, тяжело дыша от стараний заговорил отец. – Чтобы ты ребеночка не понесла, надо сперму у мужика в рот принимать, а не в девичье добро своё, - поучительно произнес Иваныч.

— Сперму? – слегка нахмурилась девочка, наивно глядя в ответ. – А что это, папочка?

— Семя это мужское, - усмехнулся Пётр. – Подставляй губки, милая, и язык высунь, мне приятнее будет если подлижешь немного, перед оконцовкой-то...

Алёнка послушно поднялась, встала коленями на усыпанную соломой телогрейку. Сложив руки на коленках как послушная собачка, девочка открыла рот и высунула язык навстречу члену отца.

Пётр разгонял своё возбуждение быстро качая рукой по стволу и готовясь спустить в рот родной дочке. Алёна подставила лицо ближе, коснувшись языком уздечки на мощной головке отцовского стояка. На вкус она была солоноватой, а на ощупь упругой и немного волнистой, пахла странно, возбуждающе.

Алёне понравилось и она высунула язык ещё дальше, с наслаждением прикрыв свои большие, красивые глазки.

Понимая, что ему такое не светит и придется спускать сперму как обычно на землю, Володя горько скривился. Однако, он не останавливался, намереваясь выплеснуться вместе с отцом и хоть пофантазировать о том, какого это, в рот сестры кончать.

— Папочка, я готова! – Алёнка закрыла глаза и чуть приподняла голову, поймав головку члена юными губками. – Тауай (давай) - пробубнила она с ртом забитым членом. – Йа уыпью! (я выпью) – улыбнулась девочка, растянув свои губы на стояке в теплую улыбку.

Уставшие ждать сигнала, а потом и заметившие, что Володя просто съебался, деревенские пацаны прорвались через сухостой с крапивой к стенам сарая.

Кончающий Пётр, уже дрожащий в экстазе от того, что густые выплески спермы стекают в горло дочки, вздрогнул и осмотрелся.

Напившись семенем из члена отца, дочь продолжала со смаком отсасывать чувствительную плоть и отец охнув, забрал у неё член.

— Когда вылилось, то всё, не надо больше трогать, отдых требуется ему! - улыбнулся Иваныч и ласково потрепал покорную дочку по румяной щеке. Она улыбалась в ответ, всё также стоя на коленях. – Пойду гляну, кто там лазает, - застегнул брюки отец. – Если сорванцы подсмотрят за нами, потом проходу тебе не дадут, да и слухи пойдут по деревне.

— Хорошо, папочка! - рукой вытирая губы от спермы, улыбнулась Алёна. – Я тут подожду. Ты уж принеси мне, что-нибудь накинуть на себя. Хоть и простыню с веревки бельевой.

— Ладно, гляну, - открывая дверь сарая и выходя наружу ответил отец. – Тут жди. Я мигом...

Дверь закрылась, и Алёна вздохнула, понятия не имея о том, что в сарайке этой вовсе не одинока. Всё ещё не кончивший Володька, продолжал мастурбировать, любуясь телом сестры в полосах лунного света.

— Вован, разведи её на секс! – послышался почти неслышный шепот пацанов за спиной Володи. – Давай, ты сможешь! – мальчишки могли и так подрочить с видом на восхитительное тело Алёны. Но какие-нибудь похотливые штуки или просто ебля возбуждали юные гормоны детворы и воображение гораздо больше.

— Потрогай её, хотя бы! – продолжали шептать мальчишки между досок. – Дай ей хуй! Покажи ей хуй! Помацай за жопу! Пусть сисяндрами сюда повернется! – все эти голоса были сбивчивыми, парни у стены сарая дрочили торопливо и старательно.

Обнаженная и прекрасная как ангел Алёнушка продолжала стоять на коленях, склонив голову и улыбаясь приятным ощущениям внутри себя.

Между ног девочки вовсе не саднило после дефлорации, в животе стало как-то свободнее. А мысли о том, что теперь папа будет частенько трахать её, и не надо искать никаких женихов, радовали Алёнку ещё больше. Она была действительно счастлива, понимая, что в ближайшие лет десять никаких проблем с сексом у неё не будет.

Вдвойне девочка радовалась тому, что папа оказался таким заботливым и опытным любовником.

«Интересно, мама будет ревновать если узнает?» - раздумывала обнаженная Алёнка, среди уютного полумрака сарайки. – «А если будет ревновать, то запретит любиться с папой?».

Дрожа от волнения и возбуждения, до смерти перепуганный страхом перед отцом и своими желаниями, Володька наконец-то решился. Он сделал короткий шаг, выходя из тени угла и шелестя соломой под ногами.

— Ой! – увидев его, испугалась и подскочила с места Алёнка. Она прикрыла правой рукой свои груди, а левой закрыла лобок. Девочка покраснела ещё сильнее, теперь румянец разлился по её плечам и белым, бархатным ягодицами.

Алёнушка попятилась, глядя на брата исподлобья и помахивая веерами красивых, выгнутых ресниц.

— Володенька? – полушепотом окликнула она. – А ты чего тут? А?

Девочка опустила взгляд и увидев в руке брата обнаженный член, судорожно сглотнула. Она вспоминала, как хотела брата, до одури, до безумия. Как ей хотелось потрогать или хотя бы одним глазком увидеть его мужское достоинство.

Володя хоть и был одет в майку-алкашку, но рельеф его тела всё равно просматривался. Статный, мускулистый, высокий и очень симпатичный парень. Служба в армии не прошла даром.

Всё ещё возбужденная после секса с родным отцом Алёнка, облизнула пересохшие от волнения губы. Ей не хотелось выбежать из сарайки с криками о помощи, наоборот, потерявшей девственность сестрёнке было интересно, что же будет дальше.

— Я всё время тут был, - отозвался Володька, продолжая медленно качать кожу по члену. – С самого начала тут был и видел, что тебя батя ебёт, - мрачновато добавил он. — Видел, как в тебя входит его здоровенный хер, а ты ещё и стонала от радости!

— С... с... самого сначала тут был? – заикаясь, виноватым голосом отозвала Алёнушка, снова потупив взгляд.

— Почти, - кивнул Володька и подошел ближе.

Теперь, на расстоянии всего одного шага, пацан уже чувствовал жар идущий от нежного тела возбужденной сестрёнки. Запах её разгоряченных, волнительных форм и ещё один, незнакомый аромат, им пахло снизу, от промежности оттраханной родным отцом девочки.

— Алён? – ещё ближе придвинулся брат, уже почти касаясь крутого бедра сестрёнки, своим ритмично двигающимся кулаком.

— А? – невинно и смущенно глядя в ответ, махнула ресничками девчонка.

— Дай потрогать титьки, - облизнул пересохшие губы Володя.

Алёнка вздрогнула и отвела взгляд.

– Ну, пожалуйста. Не жмись, Лёлька!

Позади пацана, за стеной сарая послышался оживленный шепот и разговоры. Обрадованные деревенские ребята прилипли к доскам так, что аж лица расплющились.

Девочка стояла в прежней позе, не решаясь, согласиться или отказать брату.

— Только потрогать, и всё, ладно? – поразмыслив и искусав от нерешительности свои пухлые губки, наконец отозвалась Алёнка. – Чуть-чуть и всё, ладно?

Алёнушка лукавила, потому что девочку просто колотило от нового возбуждения.

Близость брата и его обнаженного члена, здесь, в уютном и теплом полумраке сарайки, волновало подростковое сознание Алёны и её тело, как пожар.

В этот момент, девочка уже понимала, что все мальчишки деревни собрались за стенкой сарая и бессовестно дрочат, подсматривая за ней. Мысль о том, сколько членов на неё стоит прямо сейчас и мысли о том, что это именно её тело так возбуждает всех пацанов, заводила Алёну ещё больше.

Вагина девочки предательски затрещала, выталкивая из себя воздух и оплыв смазки на белое, горячее бедро.

— Это чё было? – слегка усмехнулся Володя, опустив взгляд на заманчивую и юную промежность сестры.

— Я... я не знаю... - ещё гуще покраснела девочка, смущаясь странного звука, изданного влагалищем. – По-моему... она... - Алёна опустила взгляд в пол и договорила еле слышно. – По-моему она опять хочет... - виновато вздохнула сестрёнка Володи.

Чего хочет булькающая дырка Алёны, пацан понял сразу. Гормоны и мужское естество мгновенно подсказали Володе, что желание облапать сестру во всех местах, связано только с желанием засунуть в неё член поглубже. Мысли о том, как она сядет своей роскошной задницей сверху, накрывая мокрой щелью весь стояк, заставили парня просто рычать от похоти.

Понимая, что желание накачать спермой сладкое тело сестренки становится невыносимым, Володя поднял руку и взяв Алёну за запястье, освободил её груди от плена.

— Убери руку!

Девочка подчинилась и красивые полушария вывалились из-под укрытия, качнув упругими сосками в полосе лунного света.

Продолжая дрочить себе, Володя смотрел то на правую, обнаженную грудь сестры, то на левую. Он и раньше мельком видел титьки, но вот так близко и так доступно, - ещё никогда.

Пунцовая от стыда девочка стояла перед ним, опустив руки по швам и блистала своей прекрасной невинностью и чистотой.

Выглядела Алёнушка так, будто секса с отцом вовсе не было. Словно это был просто случайный грех или изнасилование, ведь такой ангел не может быть способен на похотливую еблю в сарае. Ведь не у этого ангела на языке крутился терпкий вкус спермы, а между ног промокло вовсе не от пота.

Нерешительно протянув руку, Володя опустил пятерню на грудь сестрёнки и мягко сдавил её, как теплую, бархатную подушку. Сочная плоть груди протолкнулась между пальцами парня, сосок протиснулся между указательным и средним.

Приоткрыв губки, Алёна блаженно простонала прямо в лицо возбужденному брату...

1943   865 15   +10 [14]

веселое семейство отжигает, друзья и товарищи, немного странной любви