3 спальни, 2 ванные, 1 история / 3BR, 2BA, 1 Story © NoTalentHack

Опубликовано на LE в разделе Loving Wives 01/07/2025

Когда-то я любил наш старый дом. Конечно, это было тогда, когда это был "наш" старый дом, когда еще были "мы", у которых был общий дом. Еще до того, как Гейл изменила нам, еще до того, как я развелся с ней, еще до того, как наши юристы спорили о том, кому что достанется. Спустя несколько месяцев после развода "наш" дом оставался единственным общим имуществом супругов, но должно быть ненадолго.

Если бы она не переспала со своим коллегой, я бы назвал это соглашение справедливым; иногда люди отдаляются друг от друга, а время и стресс разрушают браки так же верно, как и фундамент. Мы вместе вырыли пропасть между нами, от мгновения к мгновению, от небрежности к безразличию.

Какое-то время я думал, что мы могли бы заполнить эту пропасть. Люди могут срастись, не так ли? Вместо этого она взорвала все дело в течение трех коротких связей с ловким продавцом. После этого меня не слишком привлекало то, могли ли еще быть "мы".

Мы жили - и до сих пор живем, хотя и в разных квартирах - во Фриско, богатом пригороде Далласа. Так было не всегда; во времена моей юности население Фриско в течение многих лет составляло около 5000 человек. За время, прошедшее между отъездом из этого района в школу и возвращением после окончания колледжа с невестой на буксире, он превратился в новый крупный район с огромным торговым центром, стремящимся к росту городским советом и огромным количеством новых зданий.

Первый дом, который мы купили тогда, тот самый, перед которым я стоял этим ветреным январским днем, был частью микрорайона, с трех сторон окруженного сельскохозяйственными угодьями. Я скучал по этим зеленым насаждениям, которые уничтожали застройщики, втискивая в них все новые и новые дома; возможно, когда все это будет сделано и вычищено от пыли, я перееду дальше, в пригороды.

Тогда мы и не предполагали, что этот дом станет нашим вечным пристанищем; который при площади чуть менее двух тысяч квадратных футов, с тремя спальнями и двумя ванными комнатами не смог бы вместить ту большую семью, на которую рассчитывала Гейл.

Планы меняются.

Когда мы купили дом, он был примерно таким, каким только может быть обычный дом, - сплошь белый ковер и стены из яичной скорлупы, с бытовой техникой и приспособлениями от подрядчика. Сам по себе дом не такой одноразовый, как арендованная квартира, но ее близкий родственник. Нейтральная разреженность квартиры предупреждает: "Это ваш дом на все время аренды; смотрите, но не трогайте, иначе потеряете свой залог". Начинающий дом вместо этого приветствует: "Я - твой холст, рисуй на мне, пока ты здесь живешь", - прежде чем тихо добавить: "Но все же, может быть, не стоит слишком привязываться. Относись ко мне как к инвестиции в свое будущее. Я не буду возражать".

Мы с Эбигейл приняли этот совет близко к сердцу, когда только переехали, и сделали лишь незначительные улучшения, ориентируясь на стоимость недвижимости. Однако, как только мы поняли, что пробудем здесь дольше, чем планировали изначально, мы оборудовали его по-своему. Дом, который я покинул год назад, был настолько далек от бежевой коробки, насколько позволяло его скромное происхождение, что свидетельствовало о ее вкусе и моей любви к нашей семье. Моей любви к ней.

Однако теперь "нас" не было, и скоро дом перестанет принадлежать нам. Риэлтор болтал о том, как меняются стили, и о том, чем отличается продажа дома начального уровня от продажи дома побольше, и обо всех других мелочах, которые помогают ему зарабатывать комиссионные.

"То, что вы улучшили, прекрасно, но это не тянет на ту сумму, которую вы могли бы за это получить. При очень скромных затратах вы можете получить дополнительные 30-50 тысяч долларов на этом рынке". Его очень рекомендовали друзья и родственники, и мы могли позволить себе потратить немного, чтобы получить больше. Гейл уступила власть в этом решении - на этот раз - и я нажал на спусковой крючок.

— Мейсон? Голос подрядчика, которого я нанял, друга моего друга, отвлек меня от воспоминаний.

— Привет, Дон.

— Это миссис Кинкейд, то есть, э-э, мисс, э-э... Он выглядел растерянным, пойманным в ловушку из-за своей оплошности, как кролик в силки; последнее, что я слышал, Гейл все еще сохраняла мою фамилию, но это было давно. Я думал о том, чтобы сделать это камнем преткновения при разводе, но в конце концов отказался от этой идеи. Если бы я не хотел провести остаток своих дней, следя за ее сексуальной жизнью, какого черта я стал бы заморачиваться с ее именем? В мире миллионы Кинкейдов, и одним Кинкейдом больше, а другим меньше, что, я с ума сошел?

Тем не менее, я дал молодому человеку повременить несколько секунд, решив, что это именно тот момент, который нужен начинающему предпринимателю для обучения. Ему было самое большее под тридцать, и он, казалось, горел желанием начать. Это не самый лучший выход для любого человека, и особенно для того, кто ждет оценки своей работы.

Я знал, что это был не первый его концерт в качестве руководителя - я бы не нанял его, если бы это было так, несмотря на его связи с моим приятелем по охоте, - но в нем по-прежнему чувствовалась энергия начинающего предпринимателя. Мне это нравилось, и я хотел, чтобы он преуспел. Другой человек мог бы подумать, что ему есть что скрывать, но я воспринимаю это как доказательство. Однако не каждый бы так поступил, и обуздание этого чувства принесло бы ему огромную пользу.

После того, как я позволил моменту затянуться немного дольше, чем это было необходимо, я ответил: "... Мартин. Ее девичья фамилия была Мартин". Затем, пожав плечами, я ответил на оставшуюся часть его незаданного вопроса. "Да, я думаю, Гейл скоро будет здесь".

Хотя Эбигейл и разрешила мне возглавить процесс продажи дома, она хотела присутствовать при заключительном просмотре, прежде чем мы выставим его на продажу. Я не знал почему, и она тоже не давала мне знать об этом почти до последней минуты. Ее просьба вызвала у меня раздражение, поскольку я воспринял это как недоверие к своим суждениям, но я подавил раздражение. Пока это удерживало ее от того, чтобы вмешаться в распродажу, я мог бы пойти навстречу в более мелких вопросах.

Не то чтобы она до сих пор пыталась саботировать процесс, по крайней мере, после развода. Но до этого Гейл тянула время, пытаясь подтолкнуть нас к примирению. Этому не суждено было случиться, но она все равно устраивала все препятствия, какие только могла.

В Техасе эти препятствия оказались довольно ограниченными по масштабам. За последние несколько лет было обновлено законодательство, чтобы упростить процесс развода и сделать его более справедливым для обеих сторон, а это означало, что большинства мер, которые она могла бы предпринять, просто не существовало.

Ее последняя отчаянная попытка заставить нас обратиться к психологу-консультанту не была услышана, поскольку в нашем штате суды редко дают такое разрешение, если только у пары все еще нет детей, живущих дома. Кроме того, я по собственной воле сходил с ней на несколько сеансов в начале процесса, не желая причинять нашим родителям и детям душевные страдания при разводе. Учитывая эти два фактора, судья, не теряя времени, отклонил ее просьбу.

Когда все было сказано и сделано, в итоге мы все равно разделили деньги 50 на 50, просто на сумму меньшую, чем мы рассчитывали вначале. Мы оба все равно вышли из этого в порядке; годы скромной жизни, в основном по моему настоянию, обеспечили это.

Мы с Доном посмотрели на часы. Мы приехали рано, так что мне было не на что жаловаться, но я все равно был склонен это сделать. Хотя он этого не заслуживал; Гейл тоже была его клиенткой, и он уже начал беспокоиться. Кроме того, ей действительно удалось прибыть почти вовремя, всего в несколько минут пятого пополудни, извинившись за задержку, она захлопнула дверцу своей машины и направилась к нам.

"Извините, я попала в пробку на обратном пути из офиса. Все еще привыкаю к поездкам на работу. Теперь все совсем по-другому, с тех пор как... Она замолчала и покачала головой. - Не важно. Мне жаль.

Гейл выглядела великолепно. Если честно, это разочаровывало. Даже сквозь ее бежевое зимнее пальто до колен все еще проглядывали изгибы, которые привлекли меня в ней на первом курсе колледжа - усиленные, хотя и несколько смягченные материнством и возрастом. Она отрастила свои светлые волосы до плеч, а минимальный макияж, которым она щеголяла, подчеркивал кобальтово-голубые глаза и высокие скулы.

В последний раз, когда я видел ее лично, на последнем слушании перед судьей, она выглядела далеко не такой здоровой. Почти целый год, проведенный в пререканиях сначала со мной, затем с юристами, консультантами, судьями и со всеми, кто еще мог помешать расторжению нашего брака, сказался на ней. Тогда одежда Эбигейл свисала с плеч, она полностью была без макияжа, а в ее голосе слышались нотки тревоги.

В то время я наслаждался ее страданиями, но позже чувствовал себя немного виноватым за свое ликование. Гейл все еще была матерью моих детей, и ради них я не хотел, чтобы она впадала в депрессию. По крайней мере, ее очевидное возрождение положило конец этому беспокойству.

Дон с готовностью улыбнулся ей. - Никаких проблем. Вы двое готовы посмотреть, что мы сделали с этим местом?

Не совсем. “Конечно”.

Гейл кивнула, и я жестом попросил Дона открыть входную дверь. У нас обоих все еще были ключи, но зачем лишать его своей позиции? Что еще важнее, я не хотел входить первым. Даже если бы я был готов расстаться с этим местом вместе с нашим браком, я задавался вопросом, насколько сильно его изменение повлияет на меня.

Как оказалось, довольно сильно.

Я стоял, уставившись на наш дом, каким-то образом перенесенный из начала 21-го века. Я имею в виду, что он выглядел почти так же, как в тот день, когда мы сюда переехали. Несколько деталей отличались друг от друга - новая плитка в прихожей, другие жалюзи, потолок больше не покрыт попкорном, - но в остальном было ощущение, что ты попал в машину времени. У меня неожиданно защемило сердце; если бы только у меня была машина времени, которая вернула бы нас к началу, к тому времени, когда мы все еще были молодоженами и могли бы сделать другой выбор.

Гейл ахнула, показав, что я был не единственным, кого насильно заставили погрузиться в воспоминания. "Все так же, как было, когда мы переехали сюда!"

Дон, не обращая внимания ни на что, кроме хорошо выполненной работы, воскликнул: "Ага! Такие вещи носят циклический характер, как и сказал вам ваш риэлтор, и это то, что предлагается сейчас. Несколько лет назад, я вам скажу..."

Он продолжал рассказывать о своей профессии, но я едва слышал его слова. Вместо этого мои мысли вернулись к тому моменту, когда я впервые увидел дом таким.

***

"Стой!" Гейл смеялась, когда я вносил ее в парадную дверь. "Сначала нам нужно закончить разгрузку!"

В день нашей свадьбы я перенес Эбигейл на руках через порог нашей студенческой квартиры. Она пыталась возражать, что мне не нужно переносить ее через порог и здесь, но я проигнорировал ее жалобу, вместо этого распахнул дверь ногой, пока она извивалась в моих объятиях.

Ее второй аргумент, настойчивое требование, чтобы мы продолжали разгружать фургон, возымел не больший эффект именно из-за этого "во-первых" в ее предложении.

"Во-первых, да? И что, по-вашему, мы будем делать во-вторых?" Я все еще держал ее в своих объятиях, ухмыляясь этому намеку.

Гейл хихикнула: "Ты точно знаешь, что мы сделаем во-вторых". Я поцеловал ее, приподняв одной рукой ее едва сопротивляющееся тело, наши языки танцевали друг с другом. Она снова дернулась, но не для того, чтобы вырваться. Руки, которые оттолкнули меня, теперь притягивали меня к себе, одна была у меня за головой, пальцы запутались в моих волосах, а другая гладила по щеке.

Я прервал поцелуй. «Да. Будем распаковывать вещи."

— Ладно, - выдохнула она, - сначала распакуй вещи. Я сделал еще один шаг, пинком захлопнул дверь и уложил свою раскрасневшуюся невесту на чистый ковер. Ее руки яростно расстегивали мой пояс, а мои так сильно потянули ее футболку, что я случайно порвал ее. Тогда я этого не заметил; если Эбигейл и заметила, то ей было все равно.

Затем с нее слетел спортивный лифчик и улетел по гостиной, которая казалась такой просторной для двух взрослых, только что закончивших колледж. Мне нравились ее сиськи, идеальные выпуклости С-образной формы, увенчанные крошечными коралловыми бугорками, от которых у нее сводило крышу, когда я посасывал и покусывал их.

"Пожалуйста!" взмолилась Гейл. Я посасывал сильнее, думая, что понимаю, чего она хочет, но она схватила меня за руку и переместила ее к себе на талию. Мой пояс расстегнулся достаточно легко, но она не смогла справиться с пуговицей или молнией, когда мой рот отвлек ее. Смешок, отдавшийся сквозь губы и зубы в сверхчувствительных нервах, заставил ее жалобно повторить: "Пожалуйста! Пожалуйста, Мэйс, ты мне нужен!"

Благодаря какой-то женской магии она уже стянула с себя шорты и трусики и отбросила их ногой, не причинив мне вреда, хотя мое тело почти пригвоздило ее к полу. Мои руки тоже были заняты, я заканчивал то, что она начала с моими штанами, и вытаскивал свой твердый член, готовый впервые заявить права на свою невесту в нашем новом доме. Еще один ее умоляющий стон, небольшое движение наших тел и внезапный толчок - вот и все, что требовалось.

"О Боже, Мэйс..." Мне нравилось, как каждый раз, когда я входил в нее в первый раз, ее слова замолкали, как будто она теряла способность связно мыслить. Я, конечно, так и делал; с этого момента между нами были только инстинкт, вожделение и потребность.

Я схватил ее за запястья и прижал их к себе. Гейл обхватила меня ногами за талию и снова прижалась ко мне, безмолвно рыча и постанывая, подошвы ее любимых теннисных туфель впивались в мою обнаженную кожу. В конце концов, она приехала, и я тоже догнал ее, добавив вторую порцию к первой, что я оставил перед тем, как мы отправились в путь тем утром.

Даже в самых нежных случаях в основе нашего соития всегда лежал острый голод, независимо от того, занимались ли мы любовью часами или быстро, украдкой трахались, когда кому-то из нас требовалось разрядить напряжение. У меня никогда не было такой любовницы, как она, и она говорила то же самое обо мне. Даже ближе к концу нашего брака у нас все еще был потрясающий секс, хотя последние несколько раз, когда мы были вместе, были эгоистичными и злыми, по крайней мере, в том, что касалось меня. Она предала меня, и я предавал ее по-своему, запятнав одно из последних хороших отношений, которые были между нами.

Правда, не в тот день. Это был первый раз в нашем новом доме. Наши отношения, если и были страстными и энергичными, но, тем не менее, наполненными любовью. После этого она лежала в моих объятиях, положив голову мне на грудь, и мы оба были почти обнажены, слегка загорелые и совершенно счастливые. Мы обнимались и разговаривали, планируя наше совместное будущее, такие влюбленные.

Когда мы наконец расцепились, чтобы вернуться к сборам, я не смог удержаться от смеха. Она вопросительно посмотрела на меня. «Что?»

Я вытащил из ее волос пушинку, потом еще одну, и еще, и еще, как в волшебном фокусе из магазина игрушек, и мы вдвоем хихикали все громче с каждым полученным пушком. "О, ничего".

Гейл наклонилась и запустила пальцы в волосы, тряся головой в тщетной попытке избавиться от остатков пуха. "Я их достала?"

"Нет", - фыркнул я. "Нет, вовсе нет". Моя рука, однако, переместилась на ее все еще обнаженный бок. То, как она двигалась, наклоняясь и невольно демонстрируя мне себя, заставило меня снова пошевелиться.

"Нет!" - она не то засмеялась, не то взвизгнула, пытаясь отпрыгнуть от меня. "Не подходите, мистер! Я знаю, чего вы на самом деле хотите!" Но вместо этого она потеряла равновесие и приземлилась мне на колени, все еще хихикая.

"О, правда? Я в этом не уверен". Я вытащил еще одну нить из ее волос и протянул ей. "Кажется, у тебя немного... неясный взгляд на этот вопрос".

— О Боже мой! Ах ты, глупышка! Я... - Я поцеловал ее, и на следующий час или около того она перестала сопротивляться. После этого у нее появилось новое ласкательное имя: Пушистик. Каждый раз, когда кто-нибудь спрашивал, почему я ее так называю, мы придумывали новую причину; ее истинное происхождение оставалось нашим маленьким секретом до самого конца.

***

"Вы уверены, что не хотите сдавать ее в аренду?" Голос Дона прервал мои воспоминания.

— Простите?

— Это аренда. Он указал на дело своих рук. - Вы могли бы поручить это компании по управлению недвижимостью. Каждый месяц они выписывали бы чек на каждого из вас, и...

Я оборвал его с излишней горячностью. "Нет! Нет, я, ах, я не хочу этого. Я просто хочу продать это и жить дальше."

Голос Гейл, полный плохо скрываемой надежды, подсказал: "Мейсон, это неплохой..."

Я оглянулся на нее. "Я сказал "Нет". "Она нахмурилась из-за моего пренебрежительного тона; раньше мы хотя бы пытались все обсуждать. Правда, теперь у нас есть юристы для этого.

Повернувшись к Дону, я изобразил приветливую улыбку и сказал: "Пойдем посмотрим остальную часть дома".

"А, конечно. Я..." - Зазвонил его телефон. - Простите, это моя жена. Отвлекусь на секунду?

Я кивнул, направляясь из прихожей в гостиную, чтобы поближе взглянуть на работу, проделанную его командой. По правде говоря, пока дом был в приемлемом для продажи состоянии и я не видел никаких явных недостатков, я планировал подписать контракт. В основном я хотел понять, стоит ли мне нанимать его для какой-либо работы в будущем, которая могла бы быть у меня на новом месте, когда я перееду из своей квартиры в другое место, где бы я, черт возьми, ни оказался.

"Это странно, не так ли?" Спросила Гейл.

«Да. Это действительно так. Интересно... - Мой голос затих, когда я подошел к двери, ведущей в нашу спальню. - О, ничего себе. Ух ты, и здесь то же самое. Иди посмотри.

Гейл последовала за мной в комнату, где мы проводили так много времени: минимум по восемь часов за ночь, но в среднем гораздо больше, пока не появились дети. Когда она подошла ближе, я уловил аромат моих любимых духов, который в следующий миг заглушил запахи ковра, пахнущего химчисткой, и свежевысохшей краски. В ее голосе звучали задумчивые, может быть, немного печальные нотки. "Интересно, все ли здесь так?"

Затем, однако, она издала недовольный звук, сделала несколько шагов вперед, мимо меня, к дальней стене, и подняла телефон, чтобы сделать снимки. Я не понимал зачем, пока она не указала на это: одна секция плинтуса слегка была отколота из-за погнутого гвоздя. С одного конца он торчал примерно на шестнадцатую часть дюйма (около 2 мм.). Это легко исправить - я мог бы и сам, если бы у меня были с собой инструменты, - но, тем не менее, это нужно было найти. Не уверен, что я бы вообще заметил это, если бы был один.

Впервые за долгое время я почувствовал, что рад ее присутствию. Из нас двоих Гейл всегда была более проницательной.

***

"У нас все будет хорошо". Я сказал это почти искренне. Почти.

Мы лежали в постели, прижавшись друг к другу, и моя рука почти рассеянно гладила ее живот. Почти, но не совсем.

Она видела мой оптимистичный настрой насквозь. "Мэйс..."

"Мы сделаем это", - настаивал я. "Я знаю, это больше, чем мы ожидали, но мы справимся с этим. У нас все будет хорошо".

— Но Мейс... Эбигейл вздохнула, затем продолжила голосом, полным беспокойства: - Близнецы. Близнецы! Мы не можем позволить себе двойню. Это просто... это уже слишком.

Мы узнали об этом в то утро на первом УЗИ. Радостный тон специалиста быстро угас при виде наших ошеломленных лиц. Мы не планировали эту беременность. Конечно, мы планировали иметь детей. Возможно, когда-нибудь и могла быть двойня. Гейл хотела иметь кучу детей, которых было бы достаточно, чтобы заполнить наш будущий дом на всю жизнь, в то время как я был бы совершенно счастлив с одним или двумя. Но не сейчас, независимо от того, что мы в итоге решили. Еще нет. И уж точно не по двое за раз.

Мы не прожили в браке и двух лет, и я только начинал строить свою карьеру. Между крахом доткомов (технологические стартапы, например, eBay, Amazon, Yahoo! П.П.) и всеобщей паникой после 11 сентября Гейл чуть не потеряла работу, но все еще держалась за нее изо всех сил. "Еще несколько лет, - говорили мы себе, - и мы сможем создать свою семью".

Однако мы были молоды и либо вообще не знали, либо забыли, что некоторые антибиотики препятствуют контролю над рождаемостью. Большинство из них этого не делают, но некоторые помогают; аллергия Гейл на пенициллин в сочетании с постоянными болями в желудке привели к тому, что врач прописал ей пенициллин. Через несколько дней она была в полном порядке, и мы вдвоем наверстали упущенное.

Тест на беременность вызвал у меня легкое беспокойство, но мне удалось сохранить спокойствие у нее тоже. "Эй, мы есть друг у друга", - сказал я. "Мы внесем кое-какие коррективы, затянем пояса потуже, и все будет в порядке". Тогда она мне поверила. Я тоже поверил, что облегчило нашу тревогу.

Однако теперь ее сомнение в будущем успехе с двойней означало, что она разоблачает мою самоуверенность. Единственное, что оставалось сделать, - это идти вперед. "Гейл... Послушай, я не говорю, что это будет легко. Тяжело, нам придется сократить расходы до минимума. Возможно, мне придется работать усерднее, добиваться повышения по службе или еще чего-нибудь. Если понадобится, я возьму ссуду у своих родителей.

"Но, милая, мы справимся с этим. Я так сильно люблю тебя, и я знаю, что ты любишь меня. Это не то, чего мы хотели, но все еще может быть здорово. Если мы будем справляться с этим вместе, все будет замечательно. Я обещаю.”

Я прижался ближе, не считая это ничем иным, как небольшим заверением. "Мэйс..." Мать моих детей повернула голову ко мне. Когда она прижалась носом к моей щеке, заверение превратилось в нежность. "Я люблю тебя. Ты действительно обещаешь?

"Конечно. Ты и я, Пушистик. Всегда.

Она улыбнулась, по-настоящему улыбнулась, впервые с того утра, и поцеловала меня. "И наши малыши".

"И наши малыши", - согласился я.

Гейл снова положила голову мне на руку, отвернувшись. - Близнецы, - прошептала она с благоговейным трепетом. Ее рука легла на мою, и мы вместе прикоснулись к ее животу. ты прав. У нас все будет хорошо. Так и будет."

***

— Гейл? Мейсон? В дверях позади нас появился Дон, более испуганный, чем я когда-либо видел. - Это... У нее отошли воды. Я имею в виду, у моей жены. Гейл подавила смешок. О ком еще он мог говорить? Он смущенно добавил: "Это... это у нас впервые".

"Тогда что ты все еще здесь делаешь?" она спросила.

"Но..."

"Иди", - приказал я. "Мы сами посмотрим. Если что-то не так, я могу прислать тебе фотографии".

Его облегчение было ощутимым. «Спасибо. Огромное спасибо. Если что-то понадобится починить, я...

"Иди!" Гейл повторила мою команду более настойчиво. "Иди к своей жене. И поздравляю!"

Он покинул нас, не сказав больше ни слова, не то чтобы побежав к двери, но и не зазакрыв ее за собой. Мать моих детей посмотрела на меня с понимающей улыбкой на лице. Я не мог удержаться, чтобы не повторить ее, пока наши улыбки в конце концов не сменились чем-то более задумчивым.

"Боже, снова стать такой молодой", - наконец произнесла она. "Он милый. Я рада..." Ее взгляд снова скользнул по комнате. "Я бы хотела, чтобы мы вообще этого не делали, но я рада, что ты выбрал такого человека, как он". Я ответил уклончивым, неопределенно утвердительным кивком; она могла бы воспринять это так, как хотела. Отвернувшись от своей бывшей жены и в очередной раз пожалев, что она не поручила это дело мне одному, я направился в ванную.

Почти сразу же я пожалел, что сделал это. Следом за мной вошла Гейл, которая уже прочесывала помещение расческой с мелкими зубьями и выковыривала всех гнид, которые там были. Узкое пространство между прилавком и внешней стеной не давало мне большого пространства для маневра, так что мне приходилось прислушиваться к ее "чмок", "хух" и другим звукам. То есть, если бы я не отключился от нее мысленно.

***

"Я в порядке!"

Гейл говорила это много раз, но я никогда в это не верил. Сейчас, когда она рыдала рядом, прячась в маленьком закутке, который служил нашим бельевым шкафом, я особенно не верил.

— Пушистик...

"Пожалуйста! Пожалуйста, просто... Со мной все будет в порядке. Я буду".

Еще одна ложь, которую она повторяла в течение нескольких месяцев. Она всегда была более наблюдательной из нас, но и менее честной. Я не знаю, верила ли она в то, что сказала, или просто не хотела смотреть правде в глаза, что это не так, и без посторонней помощи у нее ничего не получится. Впрочем, это не имело значения. Все, что имело значение, - это то, что женщине, которую я любил, было больно, поэтому я обнял ее и держал, пока она выплакивалась.

После рождения близнецов наше положение улучшилось быстрее, чем я мог надеяться. Экономический спад не полностью прекратился, но он все же ослабел настолько, что ее работа стала более надежной. Затем пришла новый менеджер, пожилая женщина, которая увидела потенциал Гейл и перевела ее на новую должность, где она преуспела. И я получил повышение по службе. Между нами говоря, мы перешли от того, чтобы едва держаться на плаву, к тому, чтобы откладывать деньги на сбережения и обучение в колледже.

С близнецами все было хорошо, и три года спустя бессонные ночи в основном остались позади. Поскольку мы не хотели, чтобы между близнецами и их ближайшими братьями и сестрами была слишком большая разница в возрасте, мы сели, подсчитали и пришли к выводу, что сможем позволить себе дом побольше и еще одного-двух детей без особого напряжения.

Поэтому мы решили завести еще одного малыша.

И попытались.

И попробовали.

Сначала было весело: мы занимались сексом на скорую руку, пока Хейли и Итан спали, занимались любовью почти каждую ночь и даже потратили кучу денег на выходные, пока мои родители присматривали за близнецами. Это были замечательные времена.

За исключением, конечно, того, что каждый месяц у нее возобновлялись месячные.

Через шесть месяцев мы начали беспокоиться, и Гейл направила нас к специалисту по бесплодию. Мои результаты оказались хорошими. У нее - нет. Доктор не сказал прямо: "Это чудо, что у вас вообще были дети", но с таким же успехом он мог бы это сделать.

Я был разочарован, но Гейл? Гейл была опустошена. Поначалу она даже не пыталась это скрывать, уходила в нашу спальню и плакала в подушку, пока я присматривал за детьми. Я пытался найти способ утешить ее, но ничего не получалось.

А потом, в один прекрасный день, словно щелкнул выключатель. Обильные слезы сменились словами "Я в порядке" и храброй улыбкой. Все это показалось мне немного неожиданным, но я хотел верить, что и сделал. Время от времени она впадала в уныние, но и я тоже; в конце концов, печаль по возможному будущему - это все равно печаль. Разница, однако, заключалась в том, что если она спрашивала, все ли у меня в порядке или я хотел поговорить об этом, я открывался ей, в то время как она надевала маску и занималась своими делами.

Это не было показателем здоровья. Она это знала, и я это знал, но если ты сам не можешь признать, что с тобой вообще что-то не так, как кто-то может тебе помочь? Поскольку она не позволила мне помочь - черт возьми, она даже не призналась, что у нее есть проблема, - все, что я мог сделать, это надеяться, что время поможет ей вылечиться. Мы продолжали жить своей жизнью, или, по крайней мере, пытались это сделать.

А потом все решилось из-за этой глупой сучки, Шэрон.

Гейл хотела устроить вечеринку. Она сделала пару небольших обновлений в доме и хотела похвастаться. Ничего особенного, просто немного покраски и несколько новых штор. Когда она предложила это, я подумал: "Эй, если наведение порядка в доме делает ее счастливой, давай сделаем это". Я никогда не был большим поклонником общения просто так, но Гейл была такой, так что, опять же, если вечеринка сделает ее счастливой, мы ее устроим.

Мы решили устроить барбекю, и поначалу все шло замечательно. Дом никогда еще не выглядел так хорошо, а Гейл играла роль идеальной хозяйки. Я провел вторую половину дня, готовя мясо на гриле и всякую хрень с парнями на заднем дворе, пока дети бегали вокруг, как маленькие маньяки, а жены сплетничали и беззлобно подначивали друг друга.

Вот, конечно, и закончилось все тем, что я держал свою жену в крошечном уголке нашей ванной, когда она наконец не выдержала.

Гейл уткнулась лицом мне в грудь, заглушая свои слова. "Она знала! Она знала, как сильно мы старались и как... как мне было больно от того, что мы... что у меня больше не может быть детей. Зачем ей понадобилось это говорить?"

"Что она сказала?"

"Это... Что, по крайней мере, нам не придется переезжать, так как наш дом достаточен для двоих детей!" Последнее слово прозвучало как долгий, мучительный вопль.

Все, что я мог повторять снова и снова, было: "Выбрось это, Гейл. Мне так жаль. Все будет хорошо. Я люблю тебя." Она, в свою очередь, могла только крепче обнимать меня и плакать еще громче.

После этого все изменилось. Сначала казалось, что все наладилось. Шэрон больше не приглашали к нам домой, пока она не переехала несколько лет спустя; это вызвало небольшой раскол среди соседских жен, но не слишком большой. Они все знали, что она переступила черту. Черт возьми, даже она сама понимала, что переступила черту.

Однако через некоторое время "случайные" сообщения Гейл о доме стали более частыми. И более продуманными. Как лягушка в кипящем котле, я заметил это слишком поздно; я был просто счастлив, что моя жена вернулась.

По крайней мере, на какое-то время.

***

"Выглядит неплохо. Его команда проделала отличную работу".

"Хм?" Голос Гейл, который теперь действительно передавал информацию, а не звучал задумчиво, вернул меня в настоящее. "Да. Похоже на то". Поскольку она протиснулась мимо меня, чтобы заглянуть в бельевой шкаф, посветив внутрь фонариком на своем смартфоне, я воспользовался возможностью и направился к двери, ведущей обратно в нашу спальню. - Ты готова?

Не дожидаясь ответа, я шагнул вперед. По правде говоря, подальше. Подальше от нее и от прошлого, по крайней мере, на данный момент. Если она была довольна работой, значит так это и было, а если нет, то можно устранить быстро. Она могла бы наверстать упущенное в любом случае. Однако, по-видимому, качество работы ее удовлетворило, и, когда я вернулся в гостиную, я услышал ее шаги.

"Дальше кухня и столовая или детские комнаты?" Я спросил.

Гейл расстегнула пальто и ответила: "Тебе решать". Объемная ткань распахнулась, открыв хорошо сидящую белую шелковую блузку и слегка обтягивающую черную юбку-карандаш. Она выглядела потрясающе, явно оправившись от истощения, которое испытывала на слушаниях по бракоразводному процессу. Черт возьми, она, наверное, выглядела лучше, чем когда-либо за последние годы.

Выпростав руки из рукавов, Гейл оглядела пустую комнату и тихо рассмеялась про себя, а затем, заметив мой любопытный взгляд, демонстративно подняла сложенное пальто, словно в ответ.

"А, его некуда повесить?" Догадался я. "Неважно, просто положи его на пол. Или на кухонный стол, если боишься испачкать".

"После того, как я годами уговаривала близнецов перестать разбрасывать повсюду свои толстовки?" Фыркнув, она небрежно сбросила пальто. "Какая же я лицемерка".

"Не волнуйся, я им не скажу".

Моя бывшая жена смотрела на меня несколько секунд, затем открыла рот, чтобы снова его закрыть. Наконец, покачав головой, она посмотрела в окно.

«Что?» Я спросил.

— Я... - Она взглянула на меня, затем отвернулась. - Я знаю, что ты бы не стал. Ты не сделал этого, когда... Ну, ты знаешь. Когда это действительно имело значение.

— Нет, потому что я не хотел, чтобы они... - Я замолчал, не желая лгать, по крайней мере, в этом вопросе. Большая часть меня хотела, чтобы дети плохо думали о ней. Но, - Ты их мать. Они не должны были омрачать свою любовь к тебе тем, что ты сделала. Я молчал ради них, а не ради тебя.

Гейл неохотно кивнула. "Я знаю это. И все же "мы отдалились друг от друга" звучит гораздо добрее, чем я заслуживаю, даже если ты сделал это не ради меня".

"Так почему..."

Я знал, что задавать этот вопрос было плохой идеей, поэтому и остановился. Если бы мы просто закончили осмотр дома, сели в наши машины и разошлись в разные стороны, я был бы счастливее. Но поскольку я допустил ошибку, произнеся первые два слова, она закончила предложение: "... я им сказала?"

— . ..Да.

— Потому что ты тоже этого не заслуживал. "Мы отдалились друг от друга" - так говорят мужчины, переживающие кризис среднего возраста, и с тех пор, как ты пережил его... Я думаю, не так очевидно, что ты расстроен из-за всего... когда мы рассказали им, они решили, что причиной развода был ты. Она выдохнула, издав нечто среднее между смехом и вздохом. "По-своему это правда, но я знаю, что ты так не считаешь.

— В любом случае, когда они утешали меня несколько месяцев спустя, Тайлер высказал предположение, что, возможно, ты мне изменил, и Хейли набила ему морду из-за этого, а ты этого не заслуживал. Они тоже этого не заслуживали. Так что я призналась им в своих... ошибках".

Это соответствовало тому, что я слышал, когда Хейли, а позже, гораздо более застенчиво, и Тайлер позвонили мне, чтобы выразить сожаление. Было приятно услышать это от самой Гейл. Еще приятнее услышать это от нее сейчас, после развода, когда она перестала пытаться удержать нас вместе. Раньше я бы заподозрил ее мотивы.

Сейчас я бы подозревал ее в чем-то большем. Я все еще не понимал, зачем она пришла сюда сегодня. Она знала, что я достаточно компетентен, чтобы справиться с этим, поскольку я сам занимался большинством ремонтных работ, о которых она просила на протяжении многих лет. Возможно, она все еще надеялась, что мы снова будем вместе; она определенно выбрала для себя один из моих любимых образов - консервативный, но сексуальный костюм офисной работницы. Впрочем, в этом не было особого смысла по целому ряду причин.

Вместо того, чтобы пытаться разобраться в ее мотивах, я решил, что лучше всего будет продолжать в том же духе. "Давай сначала заглянем на кухню и в столовую. Детские комнаты оставим напоследок".

"Веди".

Дон почти не прикасался к кухне; как бы сильно потенциальные покупатели ни хотели, чтобы все было с чистого листа, они были бы безумцами, если бы отказались от гранитных столешниц и совершенно новой бытовой техники из нержавеющей стали. Даже краска осталась прежней; его команда лишь нанесла новый слой в соответствии с существующим цветом.

"Ха!" Смех Гейл привлек мой взгляд, и я проследил за тем, куда она смотрела. "Он включил подсветку в шкафу. Помнишь, мы всегда пытались добраться до этого..."

"Да", - проворчал я. "Помню. "В следующий раз".

***

"Послушай, я же говорила тебе, что займусь этим, когда смогу".

Гейл раздраженно вздохнула. "Точно так же, как ты собирался заняться этим в прошлый раз. И в предыдущий раз. И в предыдущий раз..."

— Ну, может, если бы ты не хотела обновлять всю эту чертову...

"Папа сказал плохое слово!" Из гостиной вмешалась Хейли, у которой был острый слух, как у любого двенадцатилетнего ребенка, когда дело касалось промахов их родителей.

— Да, - буркнул я через плечо, - папа сказал нехорошее слово. Прости, детка. Повернувшись к Гейл, я понизил голос. - Если бы ты не заставляла меня обновлять что-то почти каждые... чертовы выходные, может, я бы и занялся этим.

По правде говоря, я бы, наверное, не стал. С освещением все было в порядке, оно прекрасно вписывалось в интерьер. Кроме того, я старался избегать работы над проектами, которые требовали от меня отключения выключателя или водопровода в доме. Другими словами, все, что может вызвать пожар или наводнение. Мужчина должен знать свои ограничения.

Более того, меня тошнило от постоянных переделок в нашем доме. Она еще не достигла уровня Сары Винчестер (особняк в Сан-Хосе, Калифорния, строился 1884–1906 гг. В нем около 160 комнат, 13 ванных, 6 кухонь, 40 лестниц, 2000 дверей, 450 дверных проёмов, около 10 000 окон, 47 каминов и один душ. П.П.)- никаких коридоров, ведущих к дверям, которые не открываются, или случайных куполов, добавленных к крыше, - но тогда у нее работал только один плотник. За исключением вопроса о масштабе, моя жена и миссис Винчестеры оба потратили годы, пытаясь убежать от своих призраков одним и тем же способом.

— Тогда давай пригласим кого-нибудь другого для выполнения этой работы! Если мы не будем двигаться...

Так оно и было. Если мы не переезжаем, то можем потратить деньги. Далее следует мой всегда готовый контраргумент: "Нам не нужно делать работу прямо сейчас! У нас прекрасный дом, и мы здесь надолго. В конце концов, мы к этому вернемся, но, честно говоря, я устал изводить себя, обновляя всякую ерунду, которая в обновлении не нуждается."

"Изводить себя?" Насмешка еще не полностью прозвучала в ее голосе к этому моменту нашего брака, но она уже была на пороге. - И это ты называешь ходить на охоту каждые выходные?

— Я могу охотиться только во время охотничьего сезона. И это большое событие! Ты это знаешь. Хейли и Итан сейчас вместе со мной, и...

Она скрестила руки на груди. "Да, чему я все еще не рада".

Гейл никогда не любила ходить в походы, охотиться или рыбачить. В начале нашего брака она несколько раз сопровождала меня, стараясь проводить больше времени вместе, но почти всю поездку жаловалась или подшучивала над нами. В конце концов, я избавил ее от наших страданий, сказав, чтобы она оставалась дома.

Тем не менее, дети любили ходить в походы, особенно Хейли. Отчасти они любили природу, но это также было время, когда мы втроем могли расслабиться и повеселиться вместе. Мама заставляла их заниматься разнообразными внеклассными мероприятиями, но папа позволял им гулять и исследовать окрестности. Я думаю, Гейл возмущало, что близнецы увлеклись моими увлечениями на свежем воздухе без каких-либо понуканий, в то время как только Итан занимался большинством из того, что она для них планировала.

"Я не хочу больше спорить об этом, ладно?" Я указал на встроенные шкафы над нами. "И это тоже. Это есть в списке. Если ты хочешь, чтобы это было в начале списка, прекрати добавлять в него что-либо".

Но она этого так и не сделала, по крайней мере, до тех пор, пока все не рухнуло. После этого мне было наплевать на то, чего она хотела.

***

Гейл, по крайней мере, хватило порядочности выглядеть смущенной. Отчасти мне это нравилось, но внутренний голос мог только бормотать: "Слишком мало, слишком поздно".

"Мейс, я не имела в виду..."

Я поднял руку вверх. Знаешь что? Темнеет, я устал и не хочу больше ни одной гребаной минуты оставаться в этом доме без необходимости. Итак, давай разделимся. Я собираюсь осмотреть задний двор и убедиться, что ландшафтный дизайн выглядит хорошо. Почему бы тебе не закончить здесь, а потом пойти и взглянуть на столовую? Я уверен, тебе найдется, к чему там придраться."

— Пожалуйста, Мейсон, не надо... - но я уже прошел мимо нее и вышел через раздвижную стеклянную дверь.

Первые пару минут на заднем дворе я оглядывался по сторонам, толком не присматриваясь. Раздражение, на нас обоих, - на нее за это... ну, за то, что она такая, и на меня за то, что я так легко показал свое раздражение так близко к финишной черте. Сделав несколько глубоких вдохов холодного воздуха, перемежаемых приглушенными ругательствами, я, наконец, смог сосредоточиться на дворе.

Не то чтобы мне это было нужно; я ушел сюда исключительно для того, чтобы сбежать от своей бывшей жены. Проверять было нечего, поскольку я принял предложение Дона оставить ландшафтный дизайн как есть. Даже в разгар зимы все выглядело великолепно. Это всегда было уделом Гейл; и хотя я любил гулять на свежем воздухе, уход за садом и растениями был не моим хобби. Несмотря на то, что она разводила многолетники и выносливые местные сорта, мне все же удалось уничтожить несколько растений за пару сезонов, прежде чем она в шутку запретила мне "помогать" ей в садоводстве.

За исключением дерева. Которое погибло само по себе.

***

Итан улыбнулся мне. "Слишком устал, чтобы продолжать, старик?"

"Да." Я сел на сочную зеленую траву нашего заднего двора. - Ты иди вперед.

Мой сын рассмеялся, возвращаясь к задаче, которую Гейл поставила перед нами обоими. В его тоне чувствовалась насмешка, но я не мог винить его за это; семнадцатилетний парень просто обязан слегка подшутить над своим отцом по поводу его возраста и физической формы.

Некоторое время я наблюдал за его работой, гордясь тем, каким молодым человеком вырос Итан. Высокий и худощавый, как и я, он снял рубашку, чтобы поработать под осенним солнцем. Чтобы не натереть мозоли, он позаимствовал на день пару моих старых рабочих перчаток. К его последующему огорчению, это не совсем помогло ему с мозолями, но, эй, он мог бы и отдохнуть вместе со мной. Может, в следующий раз не будешь говорить гадостей, малыш.

Кроме того, я заслужил свой отдых. Задолго до того, как он пришел помочь мне копать, я все утро усердно работал бензопилой.

Когда в конце 90-х началось строительство дома, брэдфордские груши были в моде в ландшафтном дизайне. Быстрорастущие и устойчивые к засухе, они превратились в высокие округлые деревья, которые ребенок-первоклассник мог бы добавить к рисунку своего дома. Весной они распускаются белыми соцветиями, которые издают неповторимый запах, сладкий для одних и неприятный для других.

Мне всегда нравилось старое дерево и его обильная тень, которую оно давало, но его пришлось убрать. За быстрый рост пришлось заплатить: короткий срок службы и слабые ветви. Есть причина, по которой они больше не были в моде. Во время последней бури большая ветка дерева упала, едва не задев дом. Старушке, возможно, оставалось жить еще несколько лет, но мы все равно не собирались рисковать.

Большая часть утра ушла на то, чтобы срубить дерево и разделить его на части, после чего вся семья взялась за дело и отнесла чурбаки в арендованный трейлер. Все это имело какой-то странно мрачный оттенок; было похоже на то, что мы усыпили любимого домашнего питомца, особенно в самом начале, когда мы убрали с него старые детские качели из покрышек.

Хейли и ее мама ушли после обеда, чтобы отвезти все это в городской центр утилизации отходов, а затем вернуть трейлер в хозяйственный магазин. Пока они это делали, мы с Итаном взяли пару лопат и принялись выкапывать корни, которые позже замульчируем для компостной кучи Гейл. Девочек не было подозрительно долго, но я не мог их винить; я бы тоже пропустил эту часть, если бы мог. К счастью, у меня был мини-я, который невольно выполнил мою просьбу.

"Мои мальчики!" Гейл объявила о своем появлении вскоре после того, как я сел, неся кувшин лимонада и пару стаканов. - Сделайте перерыв и... - На ее лице появилась широкая улыбка, игривая, но лишенная того плохо скрываемого презрения, которое так часто появлялось на ее лице за последние несколько лет. - О, я вижу, что один из вас уже готов. Она была в хорошем настроении. А почему бы и нет? Я сам взвалил на себя всю тяжелую работу.

Я взял предложенный напиток и поцеловал ее в щеку. - Спасибо, Пушистик. Она улыбнулась и еще раз быстро чмокнула меня.

Итан простонал: "Ооооооооо", растягивая слова и добавляя несколько сдавленных звуков, когда его мама запечатлела на моих губах гораздо более нежный поцелуй.

Это был хороший день, один из немногих последних в нашем браке. И еще была хорошая ночь, когда моя жена с удовольствием вознаградила своего мужа за тяжелый труд после того, как близнецы отправились спать.

***

Время от времени я все еще скучал по хорошим дням. Я скучал по ним долгое время, с тех пор как дети ушли в школу и предоставили нас самим себе. Тоска по хорошим дням редко причиняла такую боль, как раньше.

На месте старого дерева теперь рос японский клен, который был на четверть ниже своего предшественника. Гейл выбрала новое дерево из-за его долговечности и великолепной осенней листвы. "Мы сможем наблюдать, как он стареет рядом с нами", - полушутя добавила она, прежде чем добавить: "А наши внуки смогут поиграть в листве на День благодарения".

Может быть, чьи-то внуки и будут играть, но не наши.

"Почему ты позволяешь ей задевать себя?" Пробормотал я себе под нос. Это был неправильный вопрос, поэтому я задал его в ответ: "Почему ты думаешь, что она вообще пытается вывести тебя из себя?"

Гейл была просто Гейл. Когда-то, давным-давно, ее поддразнивания меня не побеспокоили бы. Я думал, что вернулся к тому моменту, но то, что я вернулся сюда, в старый дом, привело нас... меня... вернуло к старым привычкам, тем самым, которые в конечном итоге привели к распаду нашего брака.

"Соберись с духом", - предостерег я себя, прежде чем добавить: "И перестань разговаривать сам с собой. Ты говоришь как сумасшедший".

Вернувшись в дом, я не увидел Гейл и не услышал ее голоса. Я провел достаточно времени в раздумьях на заднем дворе, чтобы она, вероятно, уже закончила осмотр всего дома, если бы хотела. Однако, похоже, ее там не было, так что я направился обратно на кухню, чтобы наверстать упущенное.

В моей голове промелькнул краткий отчет о том, как мы готовили вдвоем на протяжении многих лет. В начале нашего брака мы всегда были вместе, а затем, когда родились близнецы, стали чаще готовить по очереди. Она предпочитала полезные блюда итальянской и азиатской кухни, которые готовились под звуки классической музыки; я же готовил сытные блюда американской и мексиканской кухни, которые доставляли настоящее удовольствие, зажигая под классический рок или альтернативу. После того как дети уехали, мы постепенно перестали готовить по очереди и стали есть в одиночестве.

Однако долго размышлять об этом мне не пришлось. Гейл там явно не было, поэтому я отправился на поиски в столовую.

Переступив порог, я понял, почему становился все более раздражительным, пока мы шли сюда.

***

В ту пятницу вечером Гейл приготовила роскошный ужин, что значительно отличалось от того, что было несколько месяцев назад. Даже лет. Эпоха пустого гнезда не была благосклонна ни к нам, ни к нашему браку. К тому времени, когда дети вернулись на второе Рождество после того, как уехали в колледж, даже они сами заметили трещины.

Конечно, поначалу мы пытались найти, чем заняться вместе, надеясь разжечь пламя, которое так ярко горело в нашей юности, но это быстро закончилось ничем. Не привязанные к нашим детям, мы не столько отдалились друг от друга, сколько разъехались на большой скорости. Я плавал, чтобы поддерживать себя в форме; она каталась на велосипеде. Я проводил выходные на охоте и рыбалке; она вступила в книжный клуб. Я восстановил связь со старыми друзьями, которые отошли на второй план за те годы, пока мы растили наших детей; она завела новых друзей.

В частности, одного нового друга.

"Итак. Кто он?"

Голос Гейл чуть заметно дрогнул, выдавая ложь ее улыбки. - Мейсон, я не...

Я хлопнула ладонью по столу, чтобы заставить ее замолчать. - Ради бога, Гейл! Я не слепой. И не глупый тоже. Ты стала сексуальнее одеваться, когда идешь на работу, начала запирать свой телефон и повсюду носить его с собой, и работать допоздна, чего раньше никогда не делала".

"Мэйс, я же говорю тебе, что..."

Зарычав, я продолжил, несмотря на ее слабые попытки отрицать. - И даже если бы я был слеп, у меня есть друзья, которые не слепы, друзья, которые работают в том же районе, что и ты. Друзья, с которыми мы вместе обедаем... Удивительно, сколько угрозы я смог вложить в одно-единственное слово. "...в тех же местах, что и вы двое.

"А теперь вот это". Я широко взмахнул рукой, чтобы охватить романтический вечер в потемкинской деревне, который она для меня приготовила. «Почему? Потому что ты была благодарна мне за то, что я был таким простофилей? Просто пыталась сделать мне приятное? Убедись, что твой муж-идиот не заподозрит, что ты раздвигаешь свои шлюшьи ножки для...

"Прекрати!" - закричала на меня моя жена, а затем всхлипнула: "Это потому, что я люблю тебя!"

"Это очевидно".

Она сглотнула, отводя взгляд от мужчины, которому посвятила свою жизнь, и в ее глазах заблестели непролитые слезы. "Лиам. Его зовут Лиам. И... Мне жаль. Я никогда не хотела... - Не в силах продолжать, она опустила голову.

— Хочешь попробовать закончить это предложение? Вот, я помогу. "Трахаться с другим парнем?" Чтобы "наставить рога своему мужу?", чтобы "обосраться... обосраться..." - Гнев, который я копил неделями, покинул меня, когда я больше всего в нем нуждался, сменившись холодным, бесчувственным презрением. "Неважно. Иди на хуй, Пушистик".

То, как ее печаль превратилась в страдание, когда я произнес это ласкательное имя с таким презрением, эта шутка между двумя любящими молодоженами, чье происхождение мы так долго хранили в тайне, должно было меня уничтожить. Десять лет назад это бы меня уничтожило.

Мне больше нечего было сказать, и я не хотел слышать никаких слов, которые могли сорваться с ее губ, поэтому я встал, бросил салфетку на тарелку и отправился собирать дорожную сумку.

***

Я не нашел Гейл там, в комнате, где распался наш брак. О, после этого все еще тянулось какое-то время - ее отчаянные мольбы о примирении и различные юридические пустяки несколько месяцев не позволяли поддерживать жизнь, - но никакого брака там больше не было. Какое-то время мы жили как два соседа по комнате, хотя иногда делили постель, чтобы по-быстрому поссориться, но это ведь не брак, не так ли?

Я быстро заглянул в прачечную и гараж, расположенные рядом с кухней, но и там ее не было. Оставалось только три возможности, и я направился к ним.

У дома была немного странная планировка, как будто архитектор не мог решить, чего он хочет - просторной открытой планировки или уютного, домашнего пространства. Чтобы добраться до детских комнат и гостевой ванной, мне пришлось вернуться в гостиную, прежде чем войти в узкий коридор, как будто этот маленький уголок нужно было отделить от всего остального.

Коридор продолжался футов пять, затем поворачивал под углом в сорок пять градусов, скрываясь из виду из помещений общего пользования. Там мне открылись три двери: в бывшую комнату Хейли справа от нас, в ванную для гостей слева и в бывшую комнату Тайлера в конце коридора.

Из комнаты нашей дочери я услышал тихий плач, доносившийся из-за приоткрытой двери. Внутри я увидел свою бывшую жену, которая одной рукой опиралась на крайнюю левую стену комнаты, прижав к ней ладонь. Голова Гейл была низко опущена, плечи поднимались и опускались от едва сдерживаемых рыданий. Стоя там, с благоговением и печалью касаясь голой стены, она больше всего походила на посетительницу мемориала жертвам какого-то ужасного акта человеческой жестокости.

Возможно, в каком-то смысле так оно и было.

— Гейл? - Спросил я, открывая дверь.

Она повернула ко мне голову, и я, наконец, почувствовал ту боль, которую, возможно, должен был испытывать в ту ночь, когда я столкнулся с ней лицом к лицу из-за ее неверности. "Это прошло", - выдохнула она. "Почему это прошло? Этого не может быть!"

***

— Прекрати, - хихикнул Пушистик, отпрыгивая от моей кисти.

Я достал свою жену, оставив желтую полосу на ее руке. - Ты первая это начала.

"Я сдаюсь! Я сдаюсь!" Она подняла руки в знак капитуляции, но я еще не закончил. Один-единственный всплеск краски на кончике ее носа вызвал нечто среднее между взрывом смеха и гневным вскриком, что было ближе к первому, чем ко второму. "Ты придурок!"

Тогда она выглядела такой красивой. У некоторых женщин беременность протекает тяжело, но только не у Гейл. Ее почти не тошнило по утрам, и уровень энергии повысился. И ее сексуальное влечение тоже; несколько раз я думал, что она может убить меня из-за простого перенапряжения.

— Виновен по всем пунктам обвинения. Я бросил кисть в лоток, затем притянул ее к себе; она ответила на мои объятия долгим, сладким поцелуем.

Гейл повернулась лицом к противоположной стене, откинув голову назад, чтобы положить ее мне на грудь. - Выглядит так аппетитно. Спасибо.

Эта комната, детская, была первой, в которой мы изменили интерьер, не ограничившись простым добавлением мебели и картин. Мы обсуждали, в какие цвета ее покрасить, еще до того, как узнали о наших неожиданных близнецах, но, поскольку и мальчик, и девочка должны были родиться, голубой или розовый не подошли. Вместо этого мы остановились на бледно-желтом цвете; он не сочетался ни с мебелью, ни с постельными принадлежностями и не представлял резкого контраста по сравнению с остальными стенами из яичной скорлупы по всему дому. В глубине души мы также понимали, что, когда придет время покинуть этот дом, мы легко сможем перекрасить его заново, в отличие от более темного или более яркого цвета.

Тем не менее, Гейл хотела придать этой комнате больше смысла. Просмотрев несколько вариантов в Интернете, почитав журналы для мам и поговорив с разными родственниками и друзьями, она остановилась на своем любимом варианте: стилизованной фреске с изображением трех деревьев: двух молодых деревцев, укрытых взрослым деревом.

Как только желтизна высохла, мы нанесли ее по трафарету, который я вырезал для стволов и веток, затем она нарисовала детали в виде листьев и вырезала инициалы от руки. На деревьях поменьше были надписи "EK" и "HK", а на деревьях побольше - "MK + AK" в виде сердечка. Мы оставили больше места для дополнительных деревьев, но... Ну, они так и не выросли.

Если бы гостиная была физическим центром нашего дома, фреска была бы его сердцем. Даже после всех обновлений, которые мы провели в доме, одна стена осталась неизменной, если не считать случайных подкрасок, чтобы сохранить ее. Даже когда комната стала принадлежать только Хейли, даже после того, как она сменила свой розовый цвет на фиолетовый, а затем на более приглушенный лавандовый, мы так и не изменили настенную роспись, которую нарисовали в тот день. Никто из нас, включая детей, не хотел этого.

Это были мы, все мы.

А теперь все пропало.

***

"Почему?" - снова прошептала она, на этот раз злее.

На самом деле мы так и не поговорили об этом, и теперь я жалею, что отложил разговор на потом. "Потому что это не должно было продлиться долго".

"Чушь собачья. Чушь собачья! Я подкрашивала это каждый год!"

"Я не о фреске, Гейл. Я о нас. О нашем браке. Нам не суждено было продлиться долго.

Это застало ее врасплох, но она быстро взяла себя в руки, и в ее голосе зазвучал яд самодовольства. - Да пошел ты, Мейсон. Я допустила ошибку, но была готова приложить все усилия, чтобы ее исправить. Если бы ты не был трусом и не отказался от терапии, у нас все могло бы получиться.

"Я ушел, потому что это была пустая трата времени".

Ее брови взлетели вверх, затем опустились, удивление сменилось яростью. "Почему, потому что я была испачкана? Потому что..."

"Господи, Гейл. Просто прекрати. Прекрати, черт возьми. Я ушел, потому что больше не хотел быть твоим мужем, и ты тоже не хотела быть моей женой.

Внезапно я почувствовал себя таким уставшим. Нам следовало поговорить об этом несколько месяцев назад. К сожалению, к тому времени, когда я во всем разобрался, мы с Гейл общались только через адвокатов, а потом оформили развод. Возможно, я мог бы поговорить с ней позже, но, судя по тому, как она выглядела на заключительном слушании, я не мог себе представить, что она воспримет это хорошо. Вероятно, сегодня она тоже не воспримет, но это все равно нужно было сказать.

Моя бывшая жена уставилась на меня с отвисшей челюстью, пока я сидел у противоположной стены, прежде чем обрела дар речи. "Это неправда. Я пыталась все исправить".

Я не смог удержаться от смеха. "О-о-о, да, это правда. Тебе действительно нравилось пытаться что-то исправлять".

"Что значит пыталась?"

"Что некоторые вещи не нужно исправлять. Что они такие, какие есть. Что..."

Она не поняла - я видел это по ее лицу, - поэтому я сменил тактику. "Ты помнишь, как я ушел? Например, о чем конкретно мы говорили?"

Несмотря на все свои недостатки, Гейл не была плохим человеком. Возможно, она была слабой - нужно знать, кто она такая, - но не плохим человеком. На ее лице промелькнула тень стыда. - Лиам. Она сползла по стене, где больше не билось сердце нашей семьи, вытирая тушь со щек. "Мы говорили о Лиаме".

"Верно. Но ты помнишь что-нибудь конкретное?" Она поколебалась, затем покачала головой. Нерешительно, потому что она знала и не хотела этого признавать, или нерешительно, потому что она действительно не помнила? Я решил проявить милосердие и предположить последнее. "Это было из-за того, что ты влюбилась в него".

"Я не влюблялась в него, Мэйс. Я попалась на его удочку. Мы говорили об этом". Мне стало интересно, действительно ли она в это верила или просто хотела верить. Гейл всегда была более проницательной из нас, но я всегда был более честным, и со временем понял, что это касается и нашей внутренней жизни тоже. Она всхлипнула. - Я любила тебя, даже если совершила ошибку. И все еще люблю.

— Я тоже люблю тебя, Гейл. Ее лицо просветлело, но только до тех пор, пока я не заговорил снова. - Но это не значит, что я хочу быть твоим мужем. И это не значит, что ты хочешь быть моей женой. Пожалуйста. Пожалуйста, не перебивай меня. Просто дай мне сказать, ладно? Ты хотела, чтобы мы поговорили раньше, так что просто дай мне сказать, - она выразила свое согласие угрюмым кивком.

Я провел рукой по волосам, пытаясь выиграть время, пока не произнесу эту историю вслух. Я избегал этого разговора по какой-то причине... По правде говоря, по многим причинам. В этом-то и проблема: мне пришлось бы сказать ей правду, и, хотя я мог смягчить удар, я не мог унять всю боль. Независимо от того, как мы расстались, я не хотел быть жестоким, но именно так все и должно было произойти.

— Мне... было... очень больно, когда ты мне изменила. Я имею в виду, физически. Но это было не так больно, как я думал. Это было мое первое подозрение. Меня беспокоило, что ты действуешь за моей спиной и трахаешься с кем-то другим, что ты делишься... - Вырвался невеселый смешок. - Что ты делишься единственным, что мне все еще нравится в нашем с тобой общении. Но это не беспокоило меня так, как должно было бы. Гейл это не понравилось, но она сохранила спокойствие, по крайней мере, на данный момент.

— Это было так... так чертовски эгоистично. Если бы ты захотела уйти, это было бы одно дело. Например, если бы ты просто попросила о разводе. Я бы это понял. Принял это. Возможно, не обошлось бы без гнева и слез, и я уверен, что предложил бы консультацию психолога - "Ах, какая ирония судьбы". - но в конечном итоге я бы отошел в сторону. Отношения между нами были не очень хорошими уже много лет, именно с тех пор, как дети уехали, и мы оба это знаем.

— Но это не то, что ты сделала. Вместо этого ты встретила кого-то другого, позволила ему соблазнить себя, переспала с ним и скрыла это от меня. Но даже все это не разозлило меня так, как подробности, которые я узнал в тот день в кабинете доктора Толливера.

— До тех пор я пытался забыть об этом. Я действительно старался. У нас с тобой есть общее, то, что мы оба упрямые. Ты хотела остаться замужем по какой-то причине... по какой бы то ни было причине. Любовь или... что угодно. Я не был готов остаться потому, что был несчастлив в нашем браке. Я даже не был готов сдаться из-за твоей измены."

Я наклонился вперед, чтобы слегка ехидно подколоть ее. Я не хотел быть жестоким, но есть жестокость, а есть жестокая честность, и грань между ними может быть очень тонкой. –

"Если быть честным, я хотел остаться в браке ради детей, потому, что я не хотел, чтобы им пришлось разбираться с нашим разводом, пока они заканчивают колледж. Она нахмурилась еще сильнее. И все же, к ее чести, она промолчала.

— Однако, чтобы сделать это, я решил, что мне нужно знать... как. Как ты так легко влюбилась. Как ты могла вот так просто отказаться от своих клятв. Так я мог бы, возможно, сохранить наш брак, по крайней мере, еще на несколько лет. Но потом, когда я узнал об этом, я просто не мог больше выносить твой вид".

Солнце за окном зашло, и только мягкое свечение светодиодной лампы в светильнике над головой освещало бы нас. Так что мне оставалось только включить ее. - Потому что правда в том, что ему не потребовалось много усилий, чтобы соблазнить тебя. Все, что ему нужно было сделать, это быть тем, кто тебе нравился.

Гейл вложила в одно-единственное "Что?" все недоверие, на которое была способна. "Это..... это неправда. Я любила... я люблю тебя!"

"И? Что значит любить меня. Я не привлекаю тебя. Это как... Я люблю своего брата, но он мудак. Если бы его дом сгорел дотла или от него ушла жена, был бы я рядом с ним? Конечно, не задумываясь. Но я не хочу проводить с ним больше времени, чем это необходимо, и, если не считать чрезвычайных ситуаций, Рождество и День благодарения - это все, на что я способен.

— Я не говорю, что я тебе не нравился ранее, или что ты не нравилась мне, но на самом деле мы давно не нравились друг другу. Мы уже давно не нравимся. О, у нас были моменты, но это были именно моменты. Мы бы поссорились, и я бы уступил, или ты бы уступила, и мы бы хоть ненадолго вернулись к счастливой жизни. Но..."

Воспоминание заставило меня поморщиться. - Мы были на сеансе психотерапии, и ты рассказывала Толливеру о том, как познакомилась с этим засранцем. Как вы с ним говорили о садоводстве, театре и... Ростакович (Rostakovitch)?

Она избегала моего взгляда. – Рахманинов (Rachmaninoff).

"Верно. Что ж, по крайней мере, я правильно вспомнил первую букву. В любом случае. Я наблюдал за тобой и слушал тебя, и, хотя я верю, что твое отвращение к этому мудаку было искренним, ты тоже... Ты светилась, когда рассказывала о тех ранних встречах, даже несмотря на наше присутствие. Ты засветилась так, как я не видел уже много лет. Я не могу вспомнить, когда в последний раз видел тебя такой, тем более, что в последний раз это было из-за меня.

— И я разозлился... Боже, я был просто чертовски зол. Я даже говорить не мог, помнишь? Просто встал, вышел, поехал в отель и позвонил адвокату. Самое смешное, что даже если бы я мог говорить, я не смог бы объяснить, почему я так разозлился. Я имею в виду, да, отчасти из-за того, что я увидел тебя такой, когда ты говорила об этом, но это было... нечто большее. Глубже.

"Только позже я понял, почему я был так зол. Я имею в виду, почему я был зол на самом деле. Это из-за того, что мы больше не принадлежали друг другу, и не принадлежали долгое время. Ты поняла это первой, но скрывала это от меня. Ты не поговорила со мной и не попыталась разобраться в этом, как это сделал я; вместо этого ты ушла и закрутила роман с этим придурком, оставив меня наедине с человеком, которому, казалось, было на меня насрать".

Гейл вскинула голову, на ее лице отразилась боль и возмущение. Прежде чем она успела возразить, я наклонился вперед и спросил: "Какого черта ты пришла сюда сегодня, Гейл?"

Это поставило ее в тупик. "Я... Какое отношение это имеет к..."

"Тебе не обязательно было здесь присутствовать. Я мог бы пройти предыдущее пошаговое руководство; все, что ты нашла, чего не заметил я, настолько тривиально, что не имеет значения. И ты это знаешь. Если все, что ты хотела сделать, это осмотреть квартиру до того, как ее продадут, у тебя все еще есть ключ. Ты могла бы сделать это в любое время.

Она сердито посмотрела на меня, не желая отвечать. - Я думаю, ты пришла сюда, потому что знала, что я буду здесь именно в это время. И я думаю, ты пришла одетая... - я неопределенно махнул в ее сторону. - Вот так, для меня.

Отведя глаза в сторону, она резко спросила: "Например, что?"

"Да ладно тебе, Гейл. Знаешь, мне всегда нравилось, когда на тебе было что-то подобное. Сексуальная офисная работница? Леди на улице, шлюха в постели? Ты же не для того так оделась, чтобы просто пойти в офис".

Моя бывшая жена фыркнула: "Ну, может, у меня позже свидание?" И, может... - Я начал вставать. "Подожди. Куда ты идешь?"

— Я пытаюсь говорить тебе правду, Гейл, а ты все еще лжешь мне. С меня этого было достаточно, когда мы были женаты. Так что сейчас я просто пойду проверю остальные комнаты и...

— Пожалуйста, не надо. Я замолчал, с презрением глядя на нее сверху вниз. - Не уходи, Мэйс. Я... я сожалею. Я просто... Она похлопала по ковру рядом с собой. - Пожалуйста, останься. Я хочу... Ты прав. Мы должны быть честными. Посиди со мной еще немного".

Я мог бы просто выйти за дверь и уйти; это было бы проще всего на свете. Но делать то, что легко, обычно не значит поступать правильно; в недалеком прошлом я узнал это на собственном опыте. Вместо этого я сполз по глухой стене и сел рядом с ней.

Она благодарно улыбнулась, но слова прозвучали печальнее, чем что-либо другое. - Я никогда не думала... Я не хотела верить, что у нас все так закончится. Я так сильно любила тебя. Я все еще люблю, я имею в виду, но...

— Ты прав. Я пришла сюда, чтобы... - Гейл на мгновение замолчала, затем покачала головой. - Я подумала, что, может быть, если мы вернемся в дом, то сможем восстановить отношения. Прогуляемся по дому, погрузимся в воспоминания, может быть, сходим куда-нибудь поужинать после этого и... просто поговорим. Или даже больше, если хочешь. Я скучаю по тебе, Мэйс, и хочу, чтобы ты вернулся."

"Почему?”

Казалось, ее смутил этот вопрос. "Почему что я люблю тебя? Мы были вместе больше половины нашей жизни, и я не хочу, чтобы между нами все закончилось вот так. Я вообще не хочу, чтобы все заканчивалось".

Я глубоко вздохнул. "Еще раз, почему? Что во мне такого, что заставляет тебе хотеть быть со мной? И не говори "наше общее прошлое" или "потому что я люблю тебя".

"Тогда.. Я не..." В ее тоне и голосе сквозило разочарование, она почти выпалила: "Что тогда? Что ты хочешь, чтобы я сказала? Я хочу быть с тобой, потому что я хочу быть с тобой."

— Именно это я и хочу сказать. Ты хочешь быть со мной, потому что ты хочешь быть со мной. И до того, как все это случилось, я хотел быть с тобой, потому что я хотел быть с тобой. Мы были стабильны, даже когда все было плохо. Но я больше не хочу быть с тобой, и ты тоже не должна хотеть быть со мной".

Прежде чем она успела возразить, я перешел к делу. "Я хочу, чтобы ты ответила на один вопрос, Гейл. Не торопись и хорошенько подумай об этом. Я не собираюсь торопить тебя и обещаю, что это не уловка. Ты сделаешь это для меня? Она с сомнением кивнула.

— Итак, вот что: Можешь ли ты назвать пять вещей, которые у нас с тобой есть общего и которые не связаны ни с нашими детьми, ни с этим домом?

Гейл приоткрыла рот, затем закрыла его. Ее брови сошлись на переносице, глаза сверкали, пока она обдумывала и отбрасывала варианты. У меня было больше времени на раздумья - намного больше, - так что я знал, к чему приведет этот ход мыслей, при условии, что она будет честна в своем ответе. Тем не менее, иногда речь идет о путешествии, а не о пункте назначения.

У нас больше не было буквально ничего общего, кроме хорошей сексуальной жизни, нашего общего прошлого и, может быть, одного или двух относительно незначительных увлечений. Например, мы оба по-прежнему любили фильмы ужасов или разделяли любовь к студенческому футболу, но на этом все. Во всем остальном? В вопросах политики, хобби, вкусов, духовности или любых других аспектах нашей жизни, больших или малых, у нас не было точек соприкосновения.

Моя бывшая жена, как и я, пыталась обойти это противоречие, отвечая на вопрос, не отвечая на него. "Многие люди любят друг друга, проводят всю свою жизнь вместе с людьми, с которыми у них не так много общего".

"Это правда, но большинство из них в конечном итоге становятся соседями по комнате, а не мужем и женой. Иногда..." И тут наступил самый болезненный момент, от которого я хотел ее уберечь. "Иногда, если у них есть причина оставаться вместе, что-то, что связывает их, как большая семья..."

Я поднял руки в знак примирения, прежде чем она успела оторвать мне голову. "Пожалуйста, не надо. Я не обвиняю тебя в этом и не пытаюсь сделать тебя виноватой, или что-то в этом роде. Я хочу сказать, что, когда у вас череда детей и внуков, а между их появлением мало времени, у нас появляется больше возможностей расти вместе. Может быть, найдется что-то, что понравится детям, из того, чем мы оба занимаемся. В противном случае, просто радуйтесь, делясь этим опытом друг с другом.

"Мы этого не поняли. Это отстой, и это несправедливо, и никто в этом не виноват, но мы этого не сделали. Между нашими детьми и, возможно, внуками, если они захотят их иметь, была пропасть, которая была слишком большой для нас. Я знаю, что это все пустые разговоры, но даже у тех, кто сидит в пустом гнезде, обычно есть что-то, что удерживает их вместе, какая-нибудь мелочь или занятия, которые им нравятся или которые они могут делать вместе. А у нас ничего этого просто нет."

Я заглянул в ее глаза и увидел, что там идет борьба между принятием этой правды, - если уж на то пошло, знанием того, что она уже знала, что это правда, - и принятием этого факта. Признавая мое знание того, что пути назад для нас нет, потому что не было "нас", к которым можно было бы вернуться.

Губы Гейл задрожали; Боже, даже сейчас она выглядела такой красивой. Я положил руку на ее щеку, и слезы, которые мы временно сдерживали разговором, снова хлынули наружу. "Я люблю тебя, Гейл. Ты мать моих детей, и ты долгое время была моей лучшей подругой. Но это правда: мы не были созданы друг для друга надолго. Она подавила рыдание, опустив глаза, чтобы избежать моего взгляда.

"Когда я увидел, как ты загорелась во время терапии, мне было ужасно больно, но я не мог понять почему", - продолжил я успокаивающим тоном, похожим на тот, который я использовал, когда утешал ее после бездумной жестокости нашей соседки много лет назад. - Сначала я подумал, что это ревность, и отчасти так оно и было. Отчасти это была злость на тебя за то, что ты... Я думаю, ты набросилась на меня. Позволить мне быть несчастным и верным, в то время как ты был счастлива и неверна. Что ты была недостаточно честна, чтобы сказать: "Это больше не работает".

Я большим пальцем смахнул слезы с ее щеки; я хотел сделать это по-доброму, но это только заставило ее всхлипнуть еще раз. - Но чем дольше я сидел здесь, тем больше понимал, что это причиняет мне самую сильную боль: я никогда больше не буду тем человеком, который мог бы сделать это для тебя, и что ты никогда не будешь таким человеком для меня.

"Мне жаль, что мы не поговорили об этом раньше; я пытался справиться с этим, и буду честен: часть гнева и боли все еще там, прямо под поверхностью. Но в основном я просто хотел уйти из твоей жизни, чтобы ты ушла из моей, чтобы мы оба могли двигаться дальше и завершить эту боль. Я пытался, по-своему неуклюже, по-прежнему соблюдать наши клятвы. Потому что единственный способ, которым мы можем по-настоящему любить и лелеять друг друга сейчас, - это двигаться дальше".

Рыдания Гейл перешли в вой, когда она рухнула на меня, прижимая к себе, как ребенка. Я просто обнимал ее и гладил какое-то время, позволяя ей оплакивать последние иллюзии, которые у нее были о нас, о том, что когда-нибудь снова будем "мы", за исключением самых обычных событий: свадеб, рождения наших внуков и всех других вех, которые объединяют нас, хотя бы на короткое время в тех мгновениях, которые когда-то были неразделимы, но теперь навсегда отделены от нас.

Я и раньше плакал из-за нас, и очень долго, так что мог сохранить для нее это пространство, не будучи втянутым в него. Оглядываясь назад, я задавался вопросом, ранило ли это Гейл больше или меньше, если бы я скорбел вместе с ней; разделенное горе уменьшилось бы, но теперь мои границы значили для меня больше, чем облегчение ее страданий. Даже если я все еще любил свою бывшую жену, у этой любви были пределы, и я не позволял себе переступать их. То, что раньше было безусловным, больше этим не было.

К тому времени, как она закончила свои причитания, уже стемнело. Гейл отстранилась, ее глаза были опухшими и красными, а потом она рассмеялась. "Боже, я, должно быть, ужасно выгляжу". Она сердито вытерла слезы, в ее поведении явно сквозило смущение, тушь оставила темные разводы на рукавах ее белой рубашки. "мне жаль. Мне очень жаль, но ты прав. Я все пыталась убедить себя, что... что у нас все еще может получиться, но ты прав. Я не должна была.... Не должна была..."

Она с трудом сглотнула. – И опять ты прав, я могла приехать сюда в любое время, чтобы осмотреться, но после развода я этого не сделала. Я просто не могла. До этого, пока я не переехала, я проводила здесь так много времени одна, и я осматривала каждую комнату... Было ощущение, что меня окружают призраки. Все хорошие воспоминания стали... горькими. Испорченными. Я думала... надеялась, что, если ты будешь здесь, может быть, они вернутся, но... Гейл покачала головой. - Но это больше не наш дом. Это больше никогда не повторится. И, увидев, что фреска исчезла..."

"Я знаю." Я наклонился и поцеловал ее в макушку - маленький жест утешения, который с годами стал почти привычным. "Мне тоже было тяжело. Я даже думал вернуть заказ обратно, когда Дон попросил о перекраске. У меня было время подготовиться к этому, и я должен был предупредить тебя. Я просто..."

Я пожал плечами, не желая признавать, как сильно на меня повлияло возвращение в дом и встреча с ней, хорошо это или плохо. Вместо этого я сказал последнее, что мне нужно было ей сказать. "Гейл, чего бы это ни стоило: я прощаю тебя. За все. И за то, что был мудаком и скрывал это, и за то, что я сыграл свою роль в том, что мы отдалились друг от друга. Я...

Затем она удивила меня поцелуем, быстро придвинувшись ко мне, прежде чем обхватить мое лицо руками. Ее губы прижались к моим, слегка приоткрывшись, чтобы провести по ним языком, прежде чем я успел отстраниться. - Гейл!

— Мэйс, пожалуйста. Я имею в виду, я имею в виду, спасибо тебе. Спасибо, что простил меня. Я тоже прощаю тебя за все, что могло бы этого потребовать. Но, пожалуйста, я хочу от тебя еще кое-что. Я хочу этого для нас обоих.

«Что?»

"Еще одно приятное воспоминание о нас. О нас, здесь. Я так долго любила тебя, и я знаю - я знаю!-- что ты прав. Я давно это знала, даже если не могла признаться в этом самой себе. Но я хочу, или, даже, нуждаюсь в том, чтобы провести с тобой последнее счастливое время. - Она опустила глаза и снова подняла их, принося с собой озорную улыбку. - И, как ты сказал, это одна из немногих вещей, которые нас объединяют. Веселье исчезло с ее лица, оставив только тоскующий, умоляющий взгляд. - Пожалуйста. Давай в последний раз побудем вместе?

Я вглядывался в ее лицо, ища хоть какой-то намек на намерения или глупую надежду, но не нашел ни того, ни другого. Вместо этого я увидел красивую молодую женщину, в которую влюбился в те времена, когда мы верили, что наша любовь может победить все. Может, этого и не случилось - черт, может, этого никогда и не могло бы случиться, - но это сделало нас обоих такими счастливыми на какое-то время. Это могло бы сделать нас счастливыми и в последний раз.

Гейл увидела мое согласие еще до того, как я успел его озвучить, и приняла его с кривой, похотливой улыбкой и долгим поцелуем с открытым ртом. В этом не было никакой спешки, не то что в нашем безумном первом совокуплении в гостиной десятилетия назад. Мы не торопились, чтобы насладиться друг другом. Я почувствовал соль слез на ее губах, слез, которые рано или поздно всегда будут там оставаться; она провела пальцами по моим волосам, их темно-черный цвет теперь стал цветом соли с перцем.

Она прервала поцелуй, пробормотав: "Ложись", и потянула меня за рукав, показывая, где она хочет меня видеть. Я прошел на середину комнаты, а она опустилась на колени рядом со мной. Ловкие руки расстегнули мой ремень, расстегнули молнию на брюках. Она не сильно сдвинула их вниз, ровно настолько, чтобы получить доступ к твердости, скрытой моим нижним бельем, но это было все, что нам обоим требовалось.

Моя бывшая жена, единственная женщина, которую я когда-либо по-настоящему любил, погладила мой член, поднося к губам его кончик с каплей преякулята, прежде чем наклониться и слизать ее. Ее язык скользнул по щели, затем она широко раскрыла рот, чтобы взять головку моего члена в рот, нежно посасывая его, и при этом осматривая мое тело. Мне нравилось, когда она поддерживала зрительный контакт, особенно когда она опускала голову еще ниже и заглатывала меня в рот. Мой вздох вызвал легкое отстранение и смешок у моей бывшей жены, а затем она с энтузиазмом вернулась к своей работе.

Мы оставались в таком положении долгое время, она приподнималась на коленях, заглатывала и время от времени давилась моим членом, моя рука запуталась в ее волосах, дергая и оттягивая их, а иногда и с силой, когда я со стоном произносил ее имя. Такие слова, как "членососка" и "шлюха", которые когда-то использовались для ее оскорблений, сейчас превратились в игривую привязанность. Небольшие непристойные разговоры то тут, то там всегда были частью нашей прелюдии; хотя мы никогда больше не будем парой, в данный момент казалось правильным вернуть их.

Гейл переключилась на минет без помощи рук, вместо этого ее руки опустились вниз, чтобы расстегнуть рубашку, а затем задрать юбку на бедрах. Прежде чем снова обхватить мои яйца, те же самые тонкие пальчики спустили ее трусики достаточно низко, чтобы позволить капельке той женской магии, которой она окрестила наш дом, сделать свое дело. Затем, выполнив все необходимые действия, Гейл оторвалась от моего рта, запечатлев еще один игривый поцелуй на моей макушке, прежде чем сесть на меня верхом.

Мои руки потянулись к ее лифчику, расстегивая застежку спереди; она знала, что мне всегда нравилось снимать этот последний кусочек ткани, как будто я разворачивал ее подарок мне. Ее груди стали больше и тяжелее, чем были десятилетия назад, и немного обвисли. Я поймал их обеими руками, поглаживая и сжимая.

Она улыбнулась мне, поддразнивая: "По-прежнему самая лучшая пара сисек, которую ты когда-либо видел?"

В ответ я взял набухшие соски двумя пальцами, пощипывая и перекатывая их, чтобы вызвать у нее радостный вздох. "Лучшая пара сисек на планете".

Прикрыв глаза от удовольствия, Гейл потянулась рукой, чтобы обхватить меня, затем провела головкой моего члена вверх и вниз по своей щелке. Она помедлила всего мгновение, удерживая его неподвижно, прежде чем опуститься на него.

Когда она наполовину насадилась на мою эрекцию, слова, которые, я знал, я услышу, ее задыхающееся "О Боже, Мэйс..." подтолкнули меня к действию. Одна рука переместилась с ее груди на бедро, крепко сжав его, прежде чем вонзиться в нее. Из нее вырвался звук, который мог бы быть моим именем, повторенным еще раз, наполовину с болью, наполовину с восторгом; это было последнее слово, которое она произнесла гораздо позже.

Гейл опустила голову, когда мы нашли нужный ритм, ее светлые локоны образовали нечто вроде темного ореола, подсвеченного верхним светом. Я стал грубее, и она тоже, она вцепилась в мою рубашку, прежде чем оторвать пуговицы и впиться ногтями мне в грудь, ее тело дико дергалось, когда она скакала на мне без седла как в переносном, так и в буквальном смысле. Я зашипел от внезапной боли, но не остановился; в прошлом мы причиняли друг другу слишком много боли, чтобы это пустяковое ощущение могло заставить меня прекратить двигаться.

Приближался первый оргазм моей бывшей жены, ее отрывистые, все более частые стоны напоминали паровоз, набирающий обороты. Когда это произошло - когда она кончила - ее хриплый вой заставил бы устыдиться самому громкому паровозному свистку. Она прижималась ко мне, умоляя меня продолжать, чтобы я поддерживал ее, но была не в состоянии сформулировать связные мысли, только повторяя: "Еще, еще, пожалуйста, еще, Боже мой, еще!"

Я подчинился. По-своему.

Из-за посторгазмического паралича моей возлюбленной было легко управлять ее телом. Я поднял ее или, по крайней мере, помог ей опуститься на колени. Даже в таком блаженном, пьяном от секса состоянии, она понимала, чего я хочу; мы были вместе слишком долго, знали друг друга слишком близко, чтобы она могла отказаться. Она подчинилась, хотя и была ослаблена, поднявшись на дрожащие четвереньки.

Гейл выдавила из себя смешок, глядя на меня через плечо, когда я опустился на колени позади нее. Но потом я увидел страх и нерешительность; наш последний раз перед моим уходом как раз и был таким, как сейчас: я стоял позади нее, жестоко забирая то, что хотел, самым обидным способом, которым только мог.

Я почувствовал, как мое лицо сменило похотливую гримасу на улыбку, затем наклонился, поцеловал ее в плечо и прошептал: "Только хорошие воспоминания, Пушистик. Сегодня у нас будут только хорошие воспоминания".

Женщина, которая любила меня и причинила мне зло, которая дарила мне моменты величайшей радости и глубочайшего горя, кивнула, ее сапфировые глаза сияли благодарностью. Она изогнулась всем телом, завела руку мне за голову и притянула к себе для любящего, чувственного поцелуя. Моя рука снова нашла ее грудь и обхватила ее, нежно массируя. Я почувствовал, как ее попка прижалась ко мне, ища то, что доставляло ей столько удовольствия на протяжении многих лет.

Прервав поцелуй, Гейл заглянула мне в глаза и повторила: "Приятные воспоминания", - как раз в тот момент, когда то, что она искала, нашло ее. Она сосредоточенно нахмурила брови, когда мой член скользнул в ее ожидающий центр, губы приоткрылись как сверху, так и снизу. Наконец, она застонала, как будто я выпустил весь воздух из ее легких, и наклонилась вперед, чтобы опереться на локти. - Хорошие-а-а! - охуенно приятные воспоминания, - выдохнула она. - Самые лучшие, блядь, воспоминания. Я вышел и снова вошел в нее, ни быстро, ни медленно, ни жестко, ни нежно. - Ммм, Мейсон. Сделай это. Покажи мне... - ее тон и громкость повысились в соответствии с моим темпом. - Боже! Покажи мне, за что я в тебя влюбилась. Трахни меня, детка. Трахни меня!"

Я не мог удержаться от улыбки. После своего первого оргазма Гейл обычно становилась более разговорчивой, и это доставляло мне почти такое же удовольствие, как и ее неспособность говорить в начале. В некотором смысле, даже больше: ее "большой рот" всегда возбуждал меня, особенно когда она пыталась притвориться скромницей, после того как только что высказала то, что чувствовала на самом деле.

Мои бедра прижались к ее. - Что тебе нравится, Гейл?

Она покачала головой, светлые волосы заплясали по новому ковру, и хихикнула: "Нет".

Правой рукой я обхватил ее за бедра, удерживая на месте для еще одного глубокого толчка. Когда это не дало желаемой реакции, я поднял левую руку и с громким шлепком опустил ее на ее изящную попку. Она подпрыгнула и засмеялась еще громче, затем пробормотала что-то себе под нос.

Я поддразнил ее: "Повтори это еще раз?"

Гейл решительно покачала головой еще раз, по крайней мере, до тех пор, пока не почувствовала, как моя левая рука отодвигается от красного отпечатка, который я оставил; это сделало ее намного более сговорчивой. "Подожди!" Но было уже слишком поздно. Еще одна громкая пощечина, еще один взрыв смеха, еще одно резкое погружение в ее приветливое тепло, и моя жена, наконец, промурлыкала: "Как шлюха".

"Как шлюха?"

Эбигейл оглянулась через плечо, ее лицо, кроме глаз, было скрыто золотистыми локонами. По глазам было видно, в каком она настроении: игривом, застенчивом, жаждущем. "Как твоя шлюшка". Затем, отвернувшись и уставившись в пол, она наклонилась и прижалась ко мне спиной. - Твоя шлюха. Твоя... - Я на инстинкте вошел в нее, как к себе домой. – Я шлюха! Трахни меня, Мейсон, трахни, я так по тебе скучала!

Для беспристрастного наблюдателя то, что последовало дальше - грубое, полное вожделения слияние наших тел, ее громкие, полные проклятий стоны, шлепки моей руки по ее заднице и грязные подначивания, - могло бы показаться ничем не отличающимся от того, что было в прошлый раз, когда мы были вместе вот так, в этом же самом месте. Дом. Даже самы беспристрастный наблюдатель не заметил бы тонких различий в тоне наших голосов или нюансов того, как наши тела реагировали друг на друга. Ненависть, которой я подверг ее на закате нашего брака, которую она тогда молча терпела в надежде на воссоединение, имела мало общего с этим игривым перепихоном между двумя людьми, которые знали тела друг друга, как свои собственные.

Гейл кончила во второй раз, подавшись вперед еще сильнее, прижавшись лбом к ковру, хотя все еще сохраняла толчки в меня. В конце концов, обессиленная, она соскользнула еще ниже, вытянув руки перед собой, и я поднял ее к себе на колени. Моя возлюбленная закинула ноги мне за спину; мы могли бы стать иллюстрацией к "позе наложницы" в Камасутре.

Мои силы начали иссякать, но она подбадривала меня, бормоча: "Еще, еще, так близко. Пожалуйста, кончи со мной. Я чувствую тебя, Мэйс. Я чувствую это, малыш, ты тоже так близко. Я люблю тебя, Мэйсон, я люблю тебя, пожалуйста, о Боже... О, пожалуйста, да!" С этими словами я, наконец, снова сорвал слова с ее губ, переходя от коротких, неровных толчков к своему собственному спокойствию, прежде чем наполнить ее жаром, один за другим.

В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только нашим тяжелым дыханием и стуком крови в ушах. В конце концов, Гейл выдавила из себя: "Черт, Мэйс".

"Очень четко сформулировано".

Гейл рассмеялась, уткнувшись в ее руку. - Да пошел ты. Не говори "слишком поздно", придурок. Она действительно знала меня. Вместо запланированного ответа я поцеловал ее в плечо и лег на ковер рядом с ней, прижавшись к ней. Она лежала на полу лицом вниз, повернув голову, чтобы посмотреть на меня. “Спасибо”.

— В любое время. Затем, осознав, что я сказал, я пробормотал: "Э-э, я имею в виду..."

Моя бывшая жена одарила меня меланхоличной улыбкой. "Понимаю. Только в последний раз". Улыбка на мгновение сменилась недовольством, а затем ухмылкой. "Тем не менее, было приятно уйти на ура. Это... это больно - расставаться, но ты прав. Мы уже не те, что были раньше, и я не думаю, что мы когда-нибудь сможем вернуться к этому. Я бы хотела, чтобы это было не так, но...

Она вздохнула. "Ты сказал, что я загорелась, когда говорила обо всем этом на сеансе терапии; возможно, ты был прав. Дело было не в Лиаме, потому что он был мудаком. Дело было в том, чтобы... поделиться этой частью себя с кем-то. Поделиться тем, чего я не могла с тобой".

Теперь настала моя очередь хмуриться; Гейл заметила это и тут же сменила тон, чтобы успокоить меня. - Эй, нет. Это не... Она потянулась и погладила меня по щеке. - Я хочу сказать, что хочу того же и для тебя. Я хочу... Не могу поверить, что говорю это, но когда ты появишься на свадьбе Хейли, я хочу видеть тебя с кем-то, кто заставит тебя сиять так же, как раньше я. С кем-то, кто подходит тебе больше, чем я." Затем, слегка закатив глаза, она призналась: "Но до тех пор, если ты, ну, знаешь, хочешь, чтобы кто-нибудь согрел твою постель..."

— Я буду иметь это в виду. Мы оба знали, что я не приму предложение Гейл; слишком много шансов сделать неправильный выбор для нас обоих, если мы пойдем по этому пути. Но я наверняка запомню это предложение надолго, хотя бы для того, чтобы согреться холодными ночами.

— Вполне справедливо. А теперь, я думаю... - Ее глаза расширились. - Оу. О, черт. - Гейл опустила руку вниз, между своим животом и полом. - О черт, с меня начинает капать. Не смейся, Мэйс! Я испорчу ковер!" Это не возымело желаемого эффекта, так как я начал смеяться еще сильнее, что заставило ее тоже рассмеяться. "Прекрати, придурок! Принеси мне влажные салфетки из моей сумочки!"

Как только я извлек из объемистых недр ее сумочки влажные салфетки, мы привели себя в порядок и оделись, все время шутя, огрызаясь и собирая ворсинки ковра друг с друга. Мне показалось, что это были почти как в лучшие времена нашего брака, но только почти. В конце концов, в разговоре наступила пауза, которая становилась все более неловкой, чем дольше она длилась.

Гейл прервала разговор первой. - Мейс, я... Спасибо». Я имею в виду не только..... ну, ты понимаешь...

— О, я имею в виду.

Она закатила глаза. - Свинья. Но я имею в виду не только это. Для... За все. За то, что взял на себя инициативу по продаже дома, за то, что поговорил со мной сегодня... - Небольшое колебание, и Гейл прикусила губу.... за то, что у тебя хватило сил сделать то, что я не смогла. Я имею в виду, уйти. Я любила тебя, и это одна из причин, почему я хотела остаться с тобой, но ты прав. Это был такой же страх перед неизвестностью, как и все остальное. И жадность, если честно; я не могла смириться с мыслью, что ты найдешь следующего человека, который... который заставит тебя чувствовать себя цельным, как когда-то я. Прости, что я была слишком слабой, чтобы отпустит тебя. Я имею в виду, отпустить правильно".

Вместо того, чтобы что-то сказать, я широко раскрыл объятия. Она бросилась в них, сжимая меня крепко, как будто совсем не собиралась отпускать. Однако мы оба знали, что это неправда. "Мэйс, если тебе когда-нибудь что-нибудь понадобится..."

"Понимаю". Как и в случае с ее предыдущим предложением, я бы не стал принимать его, но в это предложение я поверил. Как я уже сказал, Гейл не была плохим человеком, просто слабой. Слабой, как и я. Я тоже мог бы все бросить, но я ошибочно принял свои упрямство и гордость за верность и любовь. Это ошибка, которую совершают слишком многие из нас.

"И, Гейл, если ты когда-нибудь..."

Она заставила меня замолчать, поцеловав и пробормотав "Спасибо". Мы простояли так еще минуту, прежде чем она оторвалась от меня в последний раз. Моя бывшая жена еще несколько мгновений держала меня за руку, а затем с задумчивой улыбкой отпустила ее. - Пошли. Нам нужно проверить остальную часть дома.

Последние несколько комнат заняли больше времени, чем предыдущие, но время пролетело гораздо быстрее. В каждой комнате мы обменивались воспоминаниями: о том, как она застала меня спящим на полу рядом с кроватью Итана, когда он болел гриппом; о нелепых обручах, через которые нам пришлось прыгать, когда мы переделывали ванную для гостей; о шаловливом перепихоне на скорую руку, который мы однажды устроили в прачечной, пока наши малыши спали. Мы смеялись громче и разговаривали больше, чем, вероятно, когда-либо за последние три года нашего брака; что только укрепило мою веру в то, что это было правильно для нас обоих.

В последний раз мы прочесывали гараж. Насколько я знал, Дон там ничего не делал, но тщательность не помешала. Как я и ожидал, там было чисто, с минимальным количеством пыли, но мы также обнаружили кое-что, чего я не ожидал.

"Привет, Мэйс. Смотри". Гейл стояла перед пробковой доской, которая висела на дальней стене от того места, куда мы вошли. Доска, которая раньше висела над моим рабочим столом, и знавала свои лучшие времена; я прикалывал к ней заметки и постоянно снимал их, желая иметь больше места для работы над проектами, о которых просила моя жена, и при этом иметь под рукой всю необходимую информацию.

Я забросил доску, когда уходил из дома; я понятия не имел, буду ли я когда-нибудь снова заниматься такой работой, а если бы и стал, то без труда смог бы найти новую. Но это было не единственное, что я оставил после себя.

***

Это была дешевая безделушка в виде пальмы. Мы купили ее в Канкуне во время нашего медового месяца, она была длиной в несколько дюймов, раскрашена яркими красками и покрыта дешевым лаком; как и многие другие вещи, она получилась одновременно безвкусной и красивой. Я не хотел покупать эту безделушку, она казалось мне "туристическим бредом". Я бы предпочел потратить эти деньги на какую-нибудь закуску, чем на что-то, что провисит у нас на холодильнике пару лет, а потом отправится на свалку. Но Гейл она понравилась, а я любил Гейл.

Каким-то образом магнитик добрался до нашего нового дома, пережив чистку от хлама, которую мы устроили, когда собирали вещи в квартире. В тот первый день, после того, как мы занимались любовью на полу нашего... Боже мой, нашего! У нас был собственный дом! - в гостиной нам удалось кое-что распаковать. На самом деле, многое; футон так и остался неразобранным, но только потому, что мы оба знали: как только у нас будет удобная поверхность, на которой мы сможем полулежать, на целый день работа прекратится.

Опьяненные владением домом, достижениями и нашим обычным умопомрачительным сексом, мы решили совершить нашу первую вылазку в дебри пригорода, чтобы поужинать вместе. По пути к двери Гейл заметила пробковую доску с металлической полоской для подвешивания магнитов. Моя невеста со смехом бросилась обратно в дом, и я последовал за ней.

"Гейл?"

"Подожди". Она рылась в коробке с надписью "ДЛЯ КУХНИ", явно в поисках чего-то.

— Давай, детка. Это может подождать, пока мы не вернемся. Я с нетерпением жду...

Меня прервал торжествующий возглас. "А-ха!" Гейл подняла магнит на холодильник так, словно обнаружила среди нашего барахла лекарство от рака. Танцуя, она направилась ко мне, затем обошла вокруг, задержавшись только для того, чтобы поцеловать меня в щеку, и направилась обратно через прачечную в гараж. Я нашел ее там, сияющую от восторга при виде первого и пока единственного украшения на доске.

"Есть какая-то особая причина, по которой тебе нужно было сделать это сейчас?"

"Конечно, была!" Она обняла меня за талию, когда я подошел и встал рядом с ней. "Теперь каждый раз, когда ты будешь садиться в машину или выходить из нее, у тебя будет напоминание".

"Напоминание? Уверен, я навсегда запомню этот отпуск. Не каждый день твоя жена с таким рвением подставляет свою задницу..."

Гейл рассмеялась с притворным возмущением, хлопнув меня по груди. "Нет, ты придурок! Из-за меня. Напоминание о том, что ты теперь дома, и что тот, кто любит тебя, ждет внутри. Она наклонилась и укусила меня за шею. - И если ты правильно разыграешь свои карты... Что ж, возможно, не каждый день твоя жена подставляет свою задницу, но... Она снова поцеловала меня, а затем бросилась прочь, направляясь к пассажирскому сиденью машины. "А пока - еда!"

***

Я, не задумываясь, оставил магнит. Как и пробковая доска, он изжил себя; я уже давно перестал вспоминать теплые пески Канкуна, его чудесные ночи или жест любви, который сделала Гейл в тот первый день в нашем доме. В начале нашего брака все шло именно так, как она надеялась; к концу это стало просто еще одним раздражением, которым она засоряла мою жизнь, еще одним непрошеным вторжением.

Я снял сувенир с доски и повертел его в руках, рассматривая потрескавшийся лак и выцветшую краску. Время и небрежность безвозвратно повредили его; он вообще не должен был находиться в таком месте, как это, впитывая пары бензина и получая случайные царапины от случайно подвернувшегося фрагмента изношенного ножовочного полотна. Он уже не был красив, но все еще хранил воспоминания о том, каким был когда-то. И никогда не подлежал ремонту, как бы много он ни значил для своих владельцев.

Я предложил его Гейл, но она покачала головой. "Оставь его себе. Если... если ты этого хочешь, я имею в виду. Я не говорю..."

“Спасибо”. Я положил магнитик в карман. "Это здорово... Я знаю, что оставил большую часть наших свадебных сувениров, когда мы расстались, так что было бы неплохо иметь что-нибудь, что напоминало бы мне о хороших временах".

"У нас их было много, не так ли?"

Кивнув самому себе, я ответил: "Да". Я оглядел гараж.

"Думаю, мы закончили. Я имею в виду, с домом".

Гейл пристально посмотрела на меня. Затем с меланхоличной улыбкой согласилась: "Да. Да, я тоже так думаю".

Вернувшись в фойе, она сказала: "Знаешь, тебе следует подумать о том, что сказал Дон. Я имею в виду, насчет сдачи этого места в аренду. Если ты не хочешь иметь со мной дело, мы могли бы договориться о какой-нибудь сделке, при которой ты выкупишь мою долю. Я даже продам по дешевке; это самое малое, что я могу сделать.

— Спасибо, но нет. Это не... Я усмехнулся. - Ладно, не то, чтобы я совсем не хотел разобраться со всем этим. Но я хочу, чтобы у кого-то был такой же шанс, как у нас. Я хочу, чтобы семья переехала сюда и сделала его своим, а не оставлять как стерильную "собственность", хотя это должен быть "дом". Он должен быть любимым, пусть даже и ненадолго".

"Ты всегда был таким романтичным, Мэйс". Гейл наклонилась и поцеловала меня в щеку. - Мне всегда это в тебе нравилось. Еще увидимся, мистер Кинкейд.

— До следующего раза, мисс, а...

Она остановилась на полпути к двери и обернулась, чтобы посмотреть на меня. "Мартин. Мисс Мартин. Думаю, пора". И с этими словами Эбигейл Мартин ушла.

Я задержался еще на несколько минут, проверяя, выключили ли мы весь свет, не капает ли вода из кранов и не оставлены ли входные двери приоткрытыми. Скоро дом снова наполнится шумом и светом, снова станет родным домом, но пока он бездействовал.

Его пустота беспокоила меня, хотя я и знал, что это к лучшему; любить что-то так долго и видеть это в таком состоянии было почти невыносимо. Было ли то же самое с Гейл, когда она осталась здесь после моего ухода, преследуемая "призраками", о которых она говорила? Если так, то мне стало жаль ее, и я снова пожалел, что не поговорил с ней раньше. Но тогда мне приходилось бороться со своими собственными призраками, и мы бы не подошли друг к другу. Даже для того, чтобы попрощаться. Нет, наша последняя встреча была лучшим, на что мы оба могли надеяться, и я был рад этому.

Покачав головой, я вернулся к выходу.

Затем, бросив последний взгляд через плечо, я закрыл дверь, запер ее и оставил нас одних.