...а вот и он.

Член.

Длинный, напористый... или не член, а стебель? Или не стебель, а... язык? Вплывает, влизывается в тебя, ведь ты голая и распахнутая внизу, как чехол, в который только сунуть и наполнить, натянуть тебя изнутри и вылизать там все до самого твоего нутра. Тебе жутко, но это сладкая жуть, кипучий ужас перед языком, который уже окутал тебя своей влагой, да так, что тебе мятно и кисленько до ушей, до лысой твоей макушки, которую тоже кто-то лижет – или, может, бреет? Мажет липким мыльным кремом и бреет, скоблит, полирует до блеска бедную твою голову, на которой теперь совсем нет волос, потому что их слизал с тебя этот безжалостный язык, обволакивающий снаружи и внутри, врастающий глубже, глубже, и ты уже вся надета на него, как перчатка на руку, и эта рука мнет тебе внутренности, шурует и орудует там, и тебе не больно, а только очень радужно и влажно, и ты знаешь, что не выдержишь и лопнешь, разбрызнешься миллионом брызг и, наверно, умрешь, когда язык прорастет в тебя и ужалит в сердце, и вылижет его со всех сторон, и облепит кремом, и всю тебя вымажут этим ледяным белым месивом, как взбитыми сливками, и выскоблят, и обсосут до смерти, как барбариску, и тогда ты точно умрешь, исчезнешь, растаешь сладкой капелькой. И все это будет с тобой ПРЯМО СЕЙЧАС...

– Ооооууу, – в глаза вплыл белый потолок. Стены, шторы и потолок с дурацкой лепниной.

И пофиг, потому что ты теперь конфета. Сосалка-бомбочка, которая лопнула в чьем-то мятном рту и тает под языком... или это рука? Напористая, безжалостно мнущая тебя рука, на которую ты надета, ведь ты перчатка, голая и распахнутая снизу...

– С утречком, – сказала рука. – Что тебе снилось, крейсер Аврора?

– А? – с трудом исторглось из Джу.

– Явно же что-то интересное. Ты так вдохновилась во сне, – долетали до нее слова, будто из космоса. – А я немного подсобил.

Говорящая рука. Хорошая, ласковая рука. Ей самое место там, внутри. Щупай меня, пожалуйста, не уходи, побудь во мне...

– Девочка моя, – умилилась рука и засопела рядом.

Минуту или две Джу млела под поцелуями, вкусными, как присыпка на торте, и думала, как удачно она умерла.

Но потом все-таки проснулась.

– Ты моя сладкая, мой лысый котенок, чертик мой вкусненький, – шептали ей целующие губы.

Он.

Живой, абсолютно реальный и не приснившийся Он. Самый настоящий. Голый, с волосатыми яйцами и членом.

Огромным пунцовым членом, бодливым и вкусным. Теплым, живым и соленым под языком. Очень сильным твердым членом, который был глубоко в тебе.

Почему он все еще не во рту?

Джу изогнулась и переползла туда, где член. Он ждал ее, взбухший и голодный, и она всосалась в него, зажмурившись, и почти не слышала, чего там бормочет Он, потому что была полна членом, залепившим ей рот. Ей не давали его долго, долго, целых два дня (“девочка моя, ну это же кощунство”), но на третий Джу не выдержала. Быстро привыкла к сперме – подумаешь, острый соус, – и сразу полюбила этот момент, когда во рту все набухает и брызгает, и надо скорей глотать, попутно высасывая новые и новые капли. И тогда искра пройдет через всю тебя, и ты будешь как заземлитель, глотающий молнии, и они обожгут тебя до самой утробы. Джу никогда не думала, что мужчины могут так кричать; эти крики исцарапали ей душу, и после них уже было стыдно сдерживаться, и Джу сама теперь голосила до щекотки в горле...

– Вот это утро так утро, – отдувался Он. Большой, взрослый и ох какой. И уставший, потому что ты только что отсосала Ему член. Огромный брызгучий член. С ума сойти... – Как мне теперь в магазин? Как отлипнуть от тебя? Ну почему в этом гребаном городе нет никакой доставки по выходным?

Надо Его поцеловать. Влипнуть в Него сиськами, ему это нравится, да и тебе тоже, и чмокнуть в нос и в губы, и подлизнуть. И сказать “мяу”. Тогда Он рассмеется, Он такой родной, когда смеется, сразу теплые искры по телу.

И вообще Он родной. Уткнуться в Него, зарыться, врасти всей собой. Боже, как хорошо. Близко, тепло и хорошо. Ничего не делать, застыть вот так и зависать вечно, вечно, плавая в этом розовом утре, и не надо никакой еды...

Черт, как хочется в туалет.

– Я сейчас, – муркнула Джу и скользнула на пол. Ого, как шатает. Почему это?.. а, ты же вчера пила то пойло. Мы же вчера с Ним... но ничего. Доковылять до унитаза, пристроить на него зад, отлить все лишнее...

– Я пойду, киць, – Он уже одет. – Жрать хочется так, что стул готов схомячить. С ножками. Тут маркет километрах в семи, на машинке быстро. Тебе что купить?

Эх. Руки сами тянутся Его раздеть, но нельзя же быть такой. К тому же ты и сама готова “стул схомячить”.

– Это как “съесть”, только на жаргоне?

– Так точно, товарищ полиглот.

– На одессиш?

– Не совсем. Скорее на студентиш... Давай, чертенок. Звони, если что, я всегда на связи.

Бесконечные обнимашки с неотпусканием на пороге. Своевольные твои руки, вползающие Ему под одежду. Упавшая на пол куртка, Его стоны от твоего языка на шее, финальный чмок в ухо, от которого твоя собственная макушка дымится, хоть чмокают-то и не тебя...

И все.

Ты одна в номере.

***

Джу подняла и повесила упавшую куртку. Потянулась по-кошачьи, не понимая, что делать с истомой, фонящей в теле. Постояла на месте, глядя в никуда, и поползла в душ. Долго стояла под струями, вгонявшими мятные иглы в лысину... душ и лысая кожа – совсем отдельная тема, одна из многих в этом безумии, перелопатившем Джу. Почему-то это было стыдно – балдеть под струями, месившими тебе мозг. Может, потому она так ни разу и не делала это вместе с Ним.

Минут пять (или десять, или пятнадцать) Джу позависала в своей нирване, отдав голову струям. Быть лысой очень странно, особенно если голая кожа ощущает свою лысость на сантиметр вглубь. Одуряющее чувство наготы окутало голову и перешло на все тело; чтобы не уплыть обратно, Джу крутанула кран в холодную сторону... аай!

Выключила воду. Прислушалась – тихо. Написать ему, думала Джу, медленно вытираясь влажным полотенцем. Звонить не надо, все-таки Он за рулем; а написать напишу. Что написать? Что хочу манго. Или просто кину смайлики. Забавно: лингвист общается смайликами. Видели бы сейчас тебя все эти научные тетеньки...

Джу выгнуло смехом. Узоры на ней чуть поблекли, но в целом и не думали смываться: чернило для временных татушек, похоже, оказалось чернилом для постоянных. Нагнув лысую голову, она поизучала себя в зеркале. Все-таки этому новому лицу, в которое переселилась Джу, очень нужна черная подводка и тени. И помада. Прав был Он, когда все это сделал с ней, на сто процентов прав. Вот ведь глаз-алмаз.

Джу оделась в свое черное платье и вернулась краситься. Встречу Его вот такая, думала она. И край платья повыше, чтобы хотелось проверить, есть ли трусы. Гуще, гуще, – плюнула Джу на привычки и щедро вымазала себе все веки. Это бывшей тебе хватало одних глаз, а теперь-то все иначе. И стрелки не помешают, вот та-ак, еще и снизу...

Через несколько минут из зеркала на нее смотрела Она (или Оно?) – брутально-порочная женщина-вамп. Или демон. Или неважно. Выгибаясь и гримасничая, Джу общалась с зазеркальной собой, потом ощутила, как мешает платье, и стянула его через низ, чтобы не смазать красоту.

Голая демонесса в нарисованных чулках и перчатках, с разукрашенной вагиной и бедрами вдруг кольнула Джу где-то глубоко. Это ведь ты, говорила ей она. Ты, ты, настоящая ты – и от этого “ты” хотелось кричать. Джу тронула себя за грудь, полезла между ног, глядя, как демонесса делает то же самое; зябкий ток собственной прелести вдруг скрутил ее, и Джу впилась черной рукой в себя, подвывая от жути. Ночь, музыка, телефонная будка за спиной и толпа возбужденных латинос, которые вот-вот увидят тебя и сделают то, о чем и подумать нельзя, потому что ты перед ними голая, совсем голая, голая и лысая, лысая, лысая, – шептал ей кто-то, пока она терзала клитор, – лысая и безбровая, голая, сисястая и разукрашенная, лысое голое чучело для секса, секса, секса, секса...

Кончив, чуть не сползла на пол. Добрела до постели и рухнула туда в слезах, вылезших неведомо откуда и зачем. Ну вот: вся красота насмарку. Кто просил тебя, глупую, дрочить на саму себя?

Хотя вроде бы и без последствий. Чуть только подтекло в уголках. Где ватные палочки, купленные вчера вместе с презервативами (гадость какая, не сравнить с живым теплым членом)? Где оно все? Наверно, в куртке у Него осталось... а вот и куртка висит: не стал надевать, жарища-то с утра. А, или это я с него стянула, – вспомнила Джу. Точно. Ну-ка, ну-ка... а что это у него тут?

Вслед за упаковкой ватных палочек из кармана добылся телефон. Вот те раз: неужели Он забыл? Нет, у Него другой был, айфон четырнадцатый или какой там, а это что-то маленькое и старое. Такими пользовались, когда Джу в куклы играла.

Он включила телефон. Тот засветился и потребовал пароль.

Шалый азарт щекотнул ее. Вздохнув, Джу положила телефон обратно в карман... и вытащила снова. Просто проверю, думала она. Глупо, но сегодня можно и не быть умной. Очнись, детка, ты в чужой стране без планов на жизнь, к чему тебе тут твой ум? А ну-ка...

“Romeo&Juliet” – аккуратно ввела она.

Телефон удовлетворенно мигнул и открыл диалог в воцапе.

Джу совершенно не собиралась его читать, потому что радовалась, как маленькая, своей догадливости и тому, как любимый увековечил ее в пароле. Да и не свинья же она.

Просто ее взгляд сразу опознал это лицо. Джу даже заглянула в инфу контакта, чтобы увеличить фотку.

Сомнений быть не могло: это он. Тот самый, в аэропорту. Джу узнала бы его в любой толпе. Тут, в воцапе у Романа, он был подписан как Polish Stupid.

Роман писал ему:

“I’m leaving game. Tomorrow I need a passport in the name of Roman Smelyansky. Russian is ok. And a visa. I’ll pay any amount, check the bill”.

***

Когда Джу – еще та, прежняя Джу – только прилетела в Саут-Оушен-Гейт, откуда отчаливал «Шекспир», случилось кое-что странное. Из толпы, бурлившей на выходе в терминал, к ней выпрыгнул, как черт из табакерки, галантный мужчина с бородой, заплетенной в косичку.

– Я сразу тебя узнал, – сказал он ей по-польски. У него была улыбка, не терпящая возражений. – Меня так и предупредили: ты будешь самая красивая на этом рейсе. Как долетела?

– Спасибо, отлично, – ответила ему тоже по-польски Джу.

Можно было, конечно, и по-английски: она ведь совсем не обязана была знать польский. Но...

– Супер, – заискрил улыбкой бородач. – Тогда пойдем.

– Простите, а куда?

Улыбка стала жестче.

– Не тупи, детка. Не стоит начинать знакомство с глупых вопросов.

– А с каких стоит? – удивилась Джу.

Улыбка и вовсе исчезла.

– Показываем, какие мы все из себя? – зашипел заплетенный. – Думаешь, заказали тебя, так ты уже все? Королева Америки? Шевелись давай и не выпендри...

– Эй! Это ты тут Кароль? – раздалось по-польски. К ним подходила очень красивая блондинка характерной внешности.

Бородач растерянно смотрел на нее. У него был видок на миллион: Джу посмеялась бы, если бы все это было кино, а она сидела в зале.

– Кто из вас Агнешка? – спросил он.

“Я”, – обязательно ответила бы Джу, будь она героиней фильма.

– А ты как думаешь? – презрительно переспросила настоящая Агнешка. И лопнула жвачкой ему в лицо.

Пару секунд бородач оцифровывал свой эпик фейл. Потом сказал “курва” и снова заулыбался Джу:

– Простите, вельможная пани. Ошибочка вышла. А все из-за вашей красоты... польки зе бест! Если вдруг понадоблюсь, – он вручил ей визитку. – Рад вашему звонку в любое время дня и ночи. Пошли! – буркнул он Агнешке, кинул в Джу последнюю стремную улыбку и исчез в толпе.

На визитке было только имя – “Karol”, должность – “support manager” – и контакты. Визитка эта осталась на корабле вместе со всеми вещами, но ведь теперь был и другой способ связаться с Каролем.

Я просто сохраню его контакт, – говорила себе Джу, списывая номер с телефона Романа. Я еще ничего не решила, я просто сохраню его контакт...

Или нет. Решила.

“Привет, Кароль, – набрала она по-польски со своего телефона. – Вы дали мне свою визитку в аэропорту Саут-Оушен-Гейт, когда приняли меня за Агнешку. Это был не единственный странный случай. Сегодня я случайно увидела, как мой... (Джу задумалась). ..мой бойфренд Роман написал вам, чтобы вы помогли ему сделать фальшивые документы. Я немного тревожусь по этому поводу. Не могли бы вы объяснить мне, что это значит?”

И рухнула на кровать.

***

Что ты о Нем знаешь? – думала Джу свои зябкие мысли. Что Он умный, образованный, добрый, деликатный, застенчивый, заботливый, слегка сумасшедший, как в старом кино, будто сейчас не 2024, а 1924 год? И так влюблен в тебя, что скрывал это до последнего?

Что Он Настоящий Взрослый, с которым ты закрутила Курортный Роман, как Настоящая Взрослая?

Что стоило тебе разок вырваться из своей круговерти – и вот оно?

Что его зовут именем твоего родного города?

Что ты просто хотела с ним слегка поиграть? И доигралась?

Да и кто с кем играл?

На самом деле нет, с ужасом понимала Джу. На самом деле ты знаешь о нем не это. Ты знаешь только одно: то, что он представился Романом Смелянским...

Дзенькнул ответ.

“Привет, Джульетта, – читала Джу, чувствуя, как у нее мерзнут руки. – Ты правильно сделала, что написала мне. Этот Роман ужасный kurwa и очень опасный человек. Напиши мне свой точный адрес, где ты сейчас находишься, и я постараюсь тебе помочь. Поляки должны помогать друг другу. Ты очень красивая, я помню тебя. Целую, Кароль”.

Джу застыла, водя глазами по прочитанным уже строчкам.

И все вокруг тоже застыло: постель, воздух, звуки с улицы.

Надо было что-то делать. Что-то ответить. Куда-то идти, и поскорей.

“Вы не сможете мне помочь, я очень далеко, – набирала Джу, тыкая по соседним клавишам и суматошно исправляя ошибки. – Тропикана, Боливария, улица... (она полезла в гугл мэпс). ..улица Сан-Игнасио, 228, отель Конкорд. Что мне делать?”

“Ничего не бойся, – почти сразу пришел ответ. – В течение дня мои люди найдут тебя и отведут в безопасное место”.

– В течение дня, в течение дня, – забормотала по-польски Джу.

И беспомощно оглянулась на окно своей тюрьмы.

***

Прошел час. Потом два.

Никаких людей ни от какого Кароля не было и в помине. Роман не брал трубку. Потом вдруг стал звонить, – но теперь уже трубку не брала Джу.

Что делать?

Что делать, что делать, что делать...

Нет ничего глупее, чем вот так сидеть и ждать, вдруг поняла она. Ждать, пока польские друзья сутенера Кароля не найдут ее “в течение дня” в двух тысячах километров от Саут-Оушен-Гейта. Или, может, пока ее опасный бойфренд (вот kurwa) не опередит их? Kurwa, kurwa, kurwa...

Джу заметалась по номеру. Подхватила телефон, ключи, вдруг сообразила, что их некуда сунуть, потому что она совсем голая, нацепила на себя все то же платье, позабыв про трусы, обулась и вылетела в коридор.

Спустилась на лифте в вестибюль, вышла мимо стремных латинос. Пялятся, оглядываются, как и все. Еще бы: ты ведь теперь не Джульетта Фьорентино, ты теперь лысый демон. И куда тебе такой податься? в ад?

Джу уткнулась в телефон, чтобы выяснить, куда и на чем ехать. Или отойти подальше от этого чертового отеля? Или все-таки определиться с маршрутом? Или?..

На ходу разберусь, решила она – и увидела все тех же латинос, выскакивающих из лифта. Один из них подбежал к рецепшну и тыкал телефон под нос дежурной, показывая чью-то фотку. Ищут кого-то?.. Они чуть не сбили Джу на выходе, рванув к какой-то машине; та отъехала, они сунулись в свою и газанули следом. Тут что, все как в “Королях и капусте”? Только стрельбы и не хватало...

Куда же ты ввязалась, вопрошала себя Джу, яростно вышагивая по тротуару, обсаженному пальмами. Куда теперь идти? – и пыталась сосредоточиться на гугл мэпс. Что искать: аэропорт, полицию, посольство? Тут есть убер? Черт, черт, черт...

– Черт! – крикнула она по-итальянски: рядом визгливо тормознула машина. Знакомая машина.

– Влезай бегом! – орала из нее знакомая голова. – Бегом, я сказал!

Черт...

– Да не туда бегом! Сюда бегом! Ко мне! – надрывалась голова за спиной, догоняя Джу. – Прекрати, Юль! Прекрати истерику и сядь в машину! Юль!..

Тротуар с пальмами вдруг перекосился, потому что Джу обхватили, как бревно, и затащили куда-то, судя по всему – в ту же машину, которая поехала с ней, запакованной на переднее сиденье.

– Аааааа! – голосила Джу, застыв в ступоре. За рулем был Он – сверкал своей проклятой ухмылкой и что-то кричал ей, кричал, кричал, и она тоже кричала, потому что боялась трогать Его за рулем и попасть в аварию. И вообще боялась. Потому и кричала. Или уже не кричала, а просто плакала, размазывая красоту...

– Так, – машина вырулила в какой-то закуток и остановилась. – Так. Юль, что происходит?

Джу не могла говорить.

– Ты лазила в мой телефон, да?

(Пауза)

– Я его забыл вместе с курткой, и ты лазила? Стоп, или ты специально с меня ее сняла, чтобы.. Юль!

(Пауза)

– Ты связалась с Кислевским? Что ты ему сказала? Зачем? Ты хоть понимаешь, что ты... куда ты...

(Пауза)

– Хоть я и сам хорош. Ругаю тебя, а сам делал то же самое. Я тоже лазил в твой телефон, Юль. Я знаю, кто ты. Мы с тобой два сапога пара.

– Я... я не знаю, кто вы, – проговорила наконец Джу.

– Я хотел, чтобы не знала, – кивнул Он. – И знаешь, почему?

– Чтобы я не сдала вас полиции? – горько хмыкнула Джу. – Или чтобы не сбежала и можно было меня... продать подороже?

– Что ты несешь?! – гаркнул Он. – Обалдела совсем?

– Это я обалдела? – вдруг понесло Джу. – Вы, вы делаете себе поддельные документы, да еще и у сутенера, а я...

– Так. А с этого места поподробнее: откуда ты знаешь, что он сутенер? Вы знакомы? Ты что, с ним...

– Причем тут я?! Если это все вы!!! Это вы с ним связалась, это вы...

– Ты что, не понимаешь, что изменила мою жизнь, и только из-за этого я ухожу в тень? Чтобы не подвергать тебя риску?

Джу замолкла.

– А ты что натворила? – продолжал Он. – Сразу взяла и выдала ему себя и меня! И теперь он воспользуется возможностью навредить тебе и отомстить мне! Тебе еще повезло, что ты свободно вышла оттуда и никакие горячие латинос не помешали тебе это сделать.

У Джу сам собой раскрылся рот.

– Какие-то были, – сказала она сердито (по инерции), – но они не обратили на меня внимания. Стоп!..

– Что?

– Я же лысая, – Джу пощупала свою голову. – А Кароль дал им старую фотку...

– Так! – трубным гласом возгласил Он. – Откуда. У Кароля. Твоя. Фотка? Откуда. Ты. Его. Знаешь?..

Они драли глотки, наверно, минут двадцать – в основном одновременно, хотя иногда Он перекрикивал Джу.

– То есть вы не преступник, – хрипела она. – Как я вообще могла подумать такое, да? Вы не преступник, вы не торгуете женщинами, вы просто выслеживаете плохих парней. Потому что вы крутой тайный агент и не хотите говорить, на кого работаете, чтобы не подвергать меня риску. По этой же причине вы решили бросить вашу агентственну... агентовскую жизнь...

– Агентскую.

–. ..и уйти на дно, потому что встретили меня. Для этого вы связались с сутенером Каролем, которого держите на крючке за какие-то его темные дела, поэтому он вынужден вам помогать. Но я дала ему возможность отомстить вам и поймать вас на крючок. И только чудом меня не схватили, и теперь мы должны бежать из Тропиканы, пока люди Кароля не разобрались, что я лысая. Так?

– Ну, в общем и в целом... да, так.

– И вы хотите, чтобы я в это поверила?!

Он молчал.

– Как я могу верить вам, если вы...

Джу не договорила: Он вдруг притянул ее к себе и влип ей в губы.

Секунду-другую она сопротивлялась. Но тело прежде головы поняло, что это безнадежная затея, и позволило Ему вначале влизаться в самое нёбо, а затем просочиться между ног и надеть голую промежность на руку, сразу же нащупавшую там самую тайную точку. Трусы, – запоздало вспомнила Джу; край платья сполз, задравшись до пупка, голые бедра ощутили собственную леденящую наготу, тело захлебнулось ею...

– Ыыыыы, – билась Джу, искрящая между Его языком и руками. Она впервые была такой: в машине, в центре города, с задранным платьем и голым низом, доступная абсолютно везде – от горла до промежности, напяленной сейчас на Его руку. Ни одной мысли не сквозило в голове, кроме «ну пожалуйста, умоляю, чем угодно молю, ну что тебе стоит, ну пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста ВОЗЬМИ МЕНЯ ЗА ГРУДЬ...»

И Он взял.

***

– Ты ведь бандит, – любовно повторяла Джу. – Никакой ты не агент. Ты бандит.

За лобовым стеклом неслись невозможные пейзажи Боливарии. На Джу было только платье и туфли, при себе только телефон. Даже зарядки – и той не было.

– Хорошо. Пусть я буду бандит, – соглашался Он. – Хоть на самом деле я нечто близкое скорее к копу, но ладно. Бандит – это ведь секси, да?

– Уйди, – томно жмурилась Джу.

– Куда я уйду? Нам с тобой друг от друга уже никуда и не уйти...

Джу закрыла глаза, прислушиваясь к телу. Телу было обалденно. Оно летело в неизвестность, окутанное радугами и потерявшее всякий вес.

– Опять эрофилософия, – муркнула она.

И решила, что не стоит думать о том, кто Он на самом деле. Главное не это, а то, что сейчас. Кто знает: может, такого “сейчас” больше никогда и не будет.

Не стоит его портить.