Глава двадцать шестая. Пир победительниц

Весь этот страшный день Москвичу так и не удалось ни разу потолковать со своими друзьями где-нибудь в укромном месте, или хотя бы без присутствия посторонних. Милфа держала его подле себя постоянно, снова пристегнув цепь к его ошейнику, и водя на поводке по саду как свою ручную собачку. Два раза она затаскивала его в дом, в свои личные, довольно скромные покои на втором этаже, и там, даже не заперев толком дверь, бесцеремонно роняла на кровать, садилась ему на голову и по-быстрому трахала в рот своим горячим, и распухшим от перевозбуждения, клитором. Кончала всегда бурно, со стонами и вскриками, обильно заливая физиономию Павла своим сквиртом и заставляя после оргазма вылизывать налитые складки её промежности насухо.

«Неужели она за время моего отсутствия так ни с кем и не потрахалась?» - в недоумении думал Павел, лежа под ней и высунув деревенеющий язык.

«Представь себе – нет!» - подтвердила внутренняя собеседница, неожиданно «вернувшаяся» к нему в голову после долгого отсутствия. Всё время, пока он был в плену, она или шлялась где-то, или скромно молчала. - «Похоже, теперь только ты её возбуждаешь, на других она даже не смотрит! Так что постарайся не профукать место постоянного любовника Главной Экзекуторши Маркистана! Я всегда говорила: многие бы отдали всё, чтобы оказаться на этом месте! Особенно те, кто сейчас на крестах распяты под палящим солнцем...»

Последние слова она прошептала с особым сладострастным придыханием, как будто смакуя их терпкий садистский привкус.

«Добрая ты, однако, - также почти шёпотом ответил он. – Да, парней жалко, конечно, но будем надеяться, что насмерть их всё-таки не замучают. Эта команда вояк, надо понимать, нам на смену приготовлена, нет?».

Мысленная собеседница где-то там копошилась, посапывала, сосредоточенно что-то бормотала, но отвечать на главный вопрос Павла, волновавший его в последние дни, явно не спешила. Ей тоже доставляло определённое удовольствие мучить его, то помогая советом и давая надежду, то погружая его сознание в пучину беспросветной тоски и мрака.

«Ну как тебе сказать... - наконец снизошла она до ответа. – И да, и нет. Всё будет зависеть от множества факторов и обстоятельств. От вашего поведения, к примеру. Всех вместе и каждого в отдельности. Ты не думай, не только вашим хозяйкам-госпожам предстоит главный экзамен. Вам тоже. И он будет, возможно, потруднее, чем ихний...» - она особо выделила это неправильное слово.

«Как всегда морочишь голову загадками», - нахмурился Москвич.

«Ну я же когда-то работала Пифией при Аполлоне, - хихикнула она. Кстати, можешь меня так и называть впредь – Пифия. Мало ли, если срочно понадоблюсь...».

Лёгкий отзвук колокольчика у Павла в правом ухе засвидетельствовал её внезапное исчезновение. Словно бы птичка сидела-сидела на подоконнике, а потом взмахнула крылышками и улетела.

Пипец, подумал он. Кажется это последняя стадия шизофрении, когда ваши галлюцинации начинают вами управлять. И самое паршивое – что вам это начинает нравиться!

В перерывах между сексом милфа заставляла его много работать. Явно готовился вечерний большой пир для всех ведьм пансиона. И потому Павлу пришлось весь день благоустраивать лужайку позади коттеджа в саду. Он расставлял там столы, натягивал большой общий шатёр с раздвижными шторами вместо стенок. Стелил ковры и дорожки для дам, украшал светильниками и гирляндами ближайшие деревья. А ближе к вечеру, когда солнышко уже выбирало себе местечко в океане, куда бы устало нырнуть после трудного дня, Павла заставили ещё и разжигать мангалы для приготовления шашлыка. Его друзья весь день были в доме – их припахали в качестве помощников для приготовления различных экзотических блюд и закусок.

А вот шашлык им жарить всё-таки доверили, помня, как они блестяще с этим заданием справились в Вальпургиеву ночь. О случившихся тогда некоторых эксцессах теперь никто и не вспоминал. Так что у мангалов ребята наконец-то и встретились.

— Ну, как сам? – коротко спросил Стремяга, украдкой первым пожимая руку Москвичу.

— Пока сам, - также лаконично ответил он. – Теперь я тоже могу прихвастнуть при случае, что побывал в самом настоящем побеге.

— И как ощущения? – робко, словно чего-то стесняясь, спросил Славик.

— Сказочные, - усмехнулся Павел. - Чем дальше, тем страшнее.

При этих словах он даже не повернул голову в сторону распятых на перекладинах пленников. Просто скосил глаза в том направлении, но все поняли, на что он намекал.

— Да уж... - вздохнул Кроха. – Шаману походу хуже всего приходится. У него вроде как кровотечение начинается. Бедолага помереть может.

Костя, присев возле мангала и спрятавшись за густой дым, быстро прострелил глазами по поляне.

— Умереть-то ему, скорее всего не дадут, - заметил он вполголоса по результатам наблюдений. - Возле него, я смотрю, Пульхерия всё время крутится. Наблюдает, сучка, впитывает его страдания...

— Это и пугает больше всего, - поджал губы Славик. – Её звёздный час настал. Она же так мечтала кого-нибудь ухайдакать по-настоящему. Мне кажется, кого-то могут принести в жертву богине Кали...

Все помолчали, строго глядя на Славу. Как будто бы он в чём-то был сейчас виноват.

— А что я могу сделать? – спросил он тихо и совсем горестно. – Отлизать ей? Оттрахать? Если бы это помогло...

Он отвел глаза, и присев на корточки стал бессмысленно перекладывать дрова возле мангала.

— Да ладно тебе... - отвернулся Костя. – Не грузись понапрасну. И не наговаривай на себя, парень...

Это прозвучало как-то совсем уж фальшиво, и все это почувствовали. Разговор сам собой исчерпался.

А на поляне тем временем собирались вернувшиеся с пляжа ведьмы и ведьмочки. Они усаживались за столы своими маленькими компаниями, делились впечатлениями, дарили друг дружке веночки, сплетённые из тропических цветов, о чём-то шептались и заливисто смеялись. На распятых посматривали оценивающе и почти без сочувствия.

А парни висели молча, уронив головы на грудь, тяжёло и прерывисто дыша. За целый день, проведённый в нечеловеческих условиях самой жуткой казни, их тела покрылись блестящим, стягивающим кожу потом, глаза воспалились, губы потрескались у кого-то даже до крови, а на плечах и груди кожа стала отслаиваться белёсой тонкой плёнкой...

Как всегда ниоткуда появились старшие дамы – Доротея и Азалия. К ним, чуть позже, присоединилась и Анна Дарвулия, куда-то постоянно отлучавшаяся в последние дни. Катерина заявилась последней, но сразу же разыскала Павла и уволокла его от мангалов и парней к отдельному столику на краю полянки. Велела принести ей пару салатиков, вазу с фруктами, кувшин с соком маракуйи и отдельно – свежевыжатый сок лимона. Ну и совсем немного, буквально одну порцию, шашлыка.

— Буду тебя откармливать, Полиночка, - сказала она, потрепав Павла по щеке и потянув за поводок-цепочку, заставила его лезть под стол. Там он по привычке прильнул к её прохладным толстым коленкам, обняв их и закрыв глаза.

Есть не хотелось. Безумно хотелось спать. Но он понимал, что до утра здесь будет проходить самый настоящий ведьминский шабаш. Да, вот так вот он и выглядит в реальности – с шашлыком, вином, соками и фруктами. И распятыми пленниками в качестве зрелища и жестокого развлечения. А не какие-то там дикие пляски вокруг костра и целование козла под хвост. В действительности всё не так, как на самом деле – Станислав Ежи Лец был прав. Видимо он тоже попадал на такие вот мероприятия...

В действительности, всё намного страшнее! Ему предстоит смотреть, как умирают на крестах (хотя на самом деле на перекладинах, но какая разница?) его вчерашние товарищи по восстанию Спартака, и самому при этом сидеть у ног ведьмы и, возможно, ублажать её всякими бесовскими ласками. Он постарался остановить этот поток бессознательного в своей голове, но получилось хреново. Хотелось верить, что их всё-таки помилуют. Не сразу, конечно. Сперва как следует, помучают, отыграются за дерзость бунта и непокорство. Но потом смилуются, и оставят в рабстве. А их – его самого и троих друзей через полгода отпустят домой. Вот таков он – закон подлости. Чтобы получить свободу, надо кого-то вместо себя оставить в рабстве. И никак иначе.

Впрочем, а точно ли никак? Может, есть какой-нибудь способ и самому освободиться, и другим помочь? Ну не здесь, конечно же, а там, на Маркистане, среди родных болот... Пожалуй стоит как следует обмозговать эту мысль, но сначала надо как-то спасти этих страдальцев здесь и сейчас.

— Кушай, Полинка, - сказала Катерина, роняя себе под ножки несколько кусков уже не очень горячего шашлыка.

Павел благоговейно собрал губами мясо, прожевал и тут же тщательно вылизал то место на её ступне, куда случайно упало угощение. Даже через чур подобострастно вылизал, с перебором, зная как ей нравится такое холуйское преклонение. Салат, опущенный со стола хозяйкой, в который она также сунула свою толстую ногу, был ему наградой за сообразительность и угодливость.

Сегодня она была в прекраснейшем расположении духа, ей всё нравилось, и за разворачивающимся на поляне карнавалом ужасов она следила вполне себе благосклонно.

А там молодые барышни уже придумали себе новое развлечение. Отведав горячего шашлыка, они стали кормить им пленников, для чего оставляли на шампурах по парочке кусочков и подносили распятым на перекладинах парням прямо к лицу, дразня их ароматами специй и маринада. Шаман и Змей отказались есть мясо, и раззадоренные их непокорностью ведьмочки, стали тыкать им в лицо и шею острыми кончиками шампуров, пытаясь заставить есть насильно. Наблюдая за всей этой вакханалией из-под стола милфы, Павел сразу понял, какую новую изощрённую пытку придумали эти молоденькие стервы. Как он мог только что убедиться, мясо и правда было приготовлено божественно, но... Отведав даже пару кусочков лично ему захотелось пить – настолько острым и насыщенным был вкус. Что уж говорить про ребят, которые висели на тридцатиградусной жаре сегодня весь световой день.

Первым на этом сломался Андрей, его наиболее близкий приятель по отряду Витязь.

— Пожалуйста, дайте пить! – заговорил он срывающимся от волнения голосом, обращаясь сразу ко всем собравшимся дамам. – Нельзя так варварски относиться к пленным! Это же пытки, запрещенные во всём мире!

Глумливый смех был единственным ему ответом.

Дав молодым волчицам вволю покуражиться над поверженным и пленённым врагом, к перекладинам вышла Азалия.

— Вы никакие не пленные, - сказала она, держа в руке бокал с каким-то соком. – Вы теперь наши рабы. Вы напали на нас дважды, причем последний раз напали подло, нарушив договорённости о перемирии. А уж что вы собирались с нами сделать – пусть расскажет ваш шаман.

С этими словами она подошла к «ведьминскому колу» - перекладине, на которой сидел Монгол, весь красный, как варёный рак, и из последних сил сдерживающий рыдания. Морща своё залитое потом лицо, он подробно, хотя и сбивчиво, подтвердил, что лично он обсуждал со Змеем своё желание посадить парочку ведьм на кол и проверить, смогут ли они в таком положении колдовать.

— Зачем? – совершенно спокойно спросила Азалия.

— Я ненавидел ведьм... - прохрипел Монгол, закашлявшись.

Единый вопль ненависти и торжества взвился над поляной. Все без исключения ведьмочки, и тёмные, и светлые, в общем порыве вкинули вверх свои кулачки и боевые трости.

— А теперь? – не обращая внимания на волнение своей аудитории, снова спросила Азалия, вплотную приблизив своё лицо к перекошенной нестерпимой болью физиономии шамана. Казалось, она старается выжечь своим взглядом сетчатку его узких, заплывших, отёчных глаз.

— Теперь я прошу пощады... - осклабился он.

— Не слышу! – громко сказала директриса. – Повтори!

— Я прошу пощады! – что было сил проорал Монгол и закинул голову назад от невыносимости такого унижения.

— Ещё раз! – настаивала Азалия. – И ещё громче!

— Я! Прошу! Пощады! – разделяя каждое слово, кричал шаман, будто стараясь, чтобы его услышали не только за пределами сада, но и на берегу океана.

Азалия повернулась к собравшимся вокруг ведьмам и молча развела руками, как она всегда делала, когда слова были лишними, и всё само собой становилось ясным и понятным.

Всеобщие аплодисменты торжественно прозвучали над поляной.

— Так кто ты теперь? – переспросила она шамана через плечо, даже не глядя на него.

— Я ваш раб... - прохрипел он, делая вид, что громко орать больше не может.

Азалия, отлично поняв его уловку, и снисходительно улыбаясь, молча прищёлкнула пальцами, по всей видимости, использовав какое-то колдовское заклинание. И тут же шаман привстал, стараясь соскользнуть с «ведьминского кола», который помещался у него в заднем проходе. Лицо его опять жутко перекосилось от боли и всё поняв, он стал орать громче и громче:

— Я ваш раб! Клянусь! Я ваш раб навеки! Навсегда! Пощадите! Я буду вам служить всю жизнь!

И снова всеобщий вой колыхнул пламя светильников над поляной. Но на этот раз это был вой восторга и победы.

Глава двадцать седьмая. Аукцион

— Мне скучно, бес, - сказала Пульхерия, поигрывая ножкой с набегавшими тихими барашками волн. Океан после шторма был застенчив и скромен, как пастушок, закончивший играть на свирели.

— Я не бес, госпожа, - глухо отозвался Монгол, стоявший на коленях перед шезлонгом, в котором отдыхала девушка. - Я шаман...

— Теперь ты - бес, я тебя так нарекаю. Ты мой невольник и я буду решать, как тебе называться. Это ясно?

Монгол смиренно опустил голову в знак полнейшей покорности судьбе.

— Это с какого такого боку Шаман теперь твой невольник? - поинтересовалась возлежавшая на соседнем шезлонге Элла. - У нас что, уже было распределение новой партии рабов? Что-то я такого не припоминаю. И потом, насколько мне известно, на твоего, якобы, беса уже положили глазки старшие дамы пансиона, так что охолонись, Пулечка, тебе тут ничего не светит. Придется поискать кролика попроще.

Она кокетливо состроила глазки соседке.

— И я тебе предлагаю обратить свое внимание на командира отряда.

— Фу! - тут же скривилась некромантка. - Этот одноглазый!

Она смешной гримасой изобразила перекошенное нервным тиком лицо Захара Иваныча. - Он же будет постоянно терять свой вонючий глаз! А то ещё повадится класть его на ночь в стакан, я блевану, если увижу такое! Фу! - Пульхерия брезгливо подернула плечами.

— Подумаешь! - вступила в разговор отдыхавшая с другой стороны от Пульхерии Илона. - Можешь надеть на него черные очки, будет выглядеть намного импозантнее. Как какой-нибудь современный пират.

— В общем, размечтались, девочки, - съязвила также загоравшая рядом Стеша. - По-моему вы делите шкурки не вами пойманных зверей.

Все промолчали, а Пульхерия задумчиво устремила свой взор в океанские дали.

— Почему это не нами пойманных? – задумчиво проговорила она. – Мы честно и самоотверженно участвовали в бою. Рисковали своими жизнями. Так что имеем право на добычу. Я лично хочу себе этого, молоденького и симпатичненького... Как его зовут-то? Андрюша? Да, вот хочу Андрюшу!

— Зачем тебе Андрюша? – не унималась Стефания.

— Хочу. Может, я тоже планирую сдать выпускной экзамен в этом году, - капризно надула губки Пульхерия.

— После одного семестра обучения на новом месте? – недоверчиво переспросила Стеша у подруг. – А что, так можно?

— Ни разу о таком не слышала, но пуркуа бы не па? - пожала плечиком Элла. – Если сдать зачёты по остальным дисциплинам к концу года, то можно попросить и выпускной экзамен. Думаю, пойдут навстречу.

— Тогда, девочки, давайте просить у начальства открытый аукцион невольников, - встряла в разговор Илона-Святоша, имевшая свой тайный интерес в этом вопросе. Славика-то у неё забрали, и, похоже, окончательно.

Все отдыхавшие в шезлонгах ведьмочки явно оживились, стали строить различные предположения, одно заманчивее другого.

— Действительно, давайте купим себе по мальчику, чтобы никаких больше проблем и конфликтов на этой почве не возникало, - наивно предложила Стешина подружка Мара.

Девушки невольно улыбнулись такой милой непосредственности.

— Денег-то хватит? – не удержалась Пульхерия. – Аукцион, девушка, такое дело... Там в складчину не получится. Там нужно будет перебивать суммой конкурентку. Впрочем, могу занять...

Некромантка насмешливо переглянулась со своими подружками-тёмными.

— Спасибо, я и сама могу заработать, если что, - всё так же добродушно отозвалась Мара.

— На чём здесь можно заработать? – быстро спросила Пульхерия.

— На гримуарах. – Подтвердила Элла.

— И много можно поднять?

— До штуки пентаклей за переписывание и перевод одного гримуара, - потягиваясь и переворачиваясь на живот, ответила за подругу Святоша. – Я в прошлом году переводила на енохианский всего Заратустру, а Элка переписывала, у неё почерк каллиграфический, так мы на двоих подняли шесть штук!

— Ого! – восхищённо покачала головой некромантка, искренне порадовавшись за своих единомышленниц.

— Но там реально огромные тома были, Пятикнижие, страниц по триста каждый! – похвасталась Святоша.

— Всю зиму ночами напролёт сидели, - подтвердила Элла. – На уроках, бывало, засыпали!

— Так вы богаче самого Буратино будете! – польстила им Пульхерия. – Шесть тонн золотых монет! Если что – я у вас кредитуюсь, замётано! А почём здесь могут продавать мальчиков на аукционе, кто знает?

Девушки слегка задумались, но никто толком ничего сказать не мог.

— Думаю, от сотни золотых пентаклей и выше, - неуверенно прикинула Стеша. – Но лично я никого покупать не собираюсь. Мне понравилось захватывать добычу врасплох, как на Новогодних праздниках. Вот это было шоу!

Светлые приспешницы Стеши отсалютовали ей ленивыми лайками со своих шезлонгов.

— Помним-помним, - съязвила Элла. – Только ты там, светлая моя подруженция, постарайся не провонять окончательно шатёр своими розовыми духами. Тебе его скоро освобождать придётся. Мы из него тёмный вертеп сделаем в следующее Рождество.

— Ну не тебе это делать предстоит, - равнодушно парировала Стефания. – Вместе со мной ведь домой поедешь. Или на второй год решила остаться? Слабо экзамен сдать?

— Бе-бе-бе! – передразнила заклятую подружку Элла. – Мой экзамен давно у меня под кроватью стоит! – неуклюже подставилась она, чем тут же не преминула воспользоваться Мара:

— Ночной горшок что ли?

Стеша и её подруги беззвучно хохотнули. А Элла поднялась на локотке и внимательно поглядела на Мару, словно стараясь её хорошенько запомнить. Стеша, перехватив её взгляд, показала взбешённой темной сначала один указательный палец, а потом значок ноля, давая понять, что счёт в этой пикировке явно не в её пользу.

— Вау-вау-вау! – поспешила разрядить обстановку Пульхерия, изобразив голосом звук сирены полицейской машины. – Девочки, вы вторгаетесь в область запретных тем! Любые разговоры об экзаменах недопустимы. Табу, запрет, бан по-латински!

В ответ на это её замечание Элла разыграла короткую пантомиму. Она уселась на своём шезлонге в позу восточной одалиски, запахнувшись в тогу, и демонстративным щелчком пальцев позвала своего бывшего раба Стремягу. Костя возник перед ней через пару секунд, видимо у них была установлена система экстренного ментального общения, иначе как бы он услышал её зов? Но вот появился и пал ниц, как и положено вышколенному и трепетному невольнику.

— Хочу Луну! – высокомерно приказала Элла.

Теперь уже все присутствующие ведьмочки поглядели на неё с недоумением. Формально она имела право на такой приказ. Ведь сколько бы Стеша не опекала своих мальчиков, все они считались подданными Института благородных ведьм. А следовательно любая ведьма номинально была их хозяйкой и владелицей. И Элла в том числе. Но вот так демонстративно отдавать явно невыполнимый приказ с целью просто жестоко покарать за неисполнение – попахивало скандалом. Это был вызов, явно брошенный Стеше. Конфликт, созданный абсолютно на пустом месте. И все прекрасно понимали, что Стеша не отступит.

— Луну! – с вызовом повторила Элла.

— Практически Калигула, - спокойно прокомментировала её приказ Стефания, глядя в безмятежное полуденное небо, подёрнутое лёгкой дымкой. – Сегодня у нас день сплошных литературных цитат.

А Костя, тяжело вздохнув, изо всей силы впечатал лоб в мокрый прибрежный песок...

Вечером того же дня, после ужина, когда уже стемнело, и девушки, таинственно перешёптываясь, собирались идти на ночное купание, Элла демонстративно взяла за поводок Стремягу и, отведя в ближайшие заросли белоснежной магнолии, жестоко там его выпорола своей тростью. Била недолго, но с таким остервенением, что на сдавленные вопли парня многие барышни оборачивались с недоумением. Чего, мол, это она так разошлась-то? Но вмешиваться никто не стал. Просто деликатно пожали плечиками и ушли купаться.

Проводив их настороженными взглядами, Славик и Кроха тут же поспешили другу на помощь. Чуть позже к ним присоединился и Москвич, отпросившийся у милфы окунуться перед сном в океане.

— Жестоко, - прокомментировал Костину спину Кроха, разглядывая иссиня-багровые рубцы с местами кровоточащими разрывами. – И не лечит? Даже не предлагала?

Стремяга горестно покачал головой.

— До завтра вряд ли заживёт, - глухо пробурчал он. – Значит, завтра вечером будет пороть по свежему мясу...

Четвёрка парней переглянулась по кругу и все в недоумении пожали плечами.

— Это демонстративная хуйня, - сказал Славик. – Элла просто хочет чего-то от нас добиться.

— От нас? – недоверчиво переспросил Кроха. – Почему думаешь, что от нас?

— Ну, явно же он один не справится! – Славик заметно нервничал. – Помнишь, Кроха, как вас с Костей зимой заставили что-то такое сделать. Какое-то зеркало или что-то в этом роде...

Кроха кивнул.

— Вот и сейчас такая же ситуация. Она будет отрываться на одном из нас, чтобы остальных заставить ему помогать.

— Допустим, - встрял в разговор Москвич. – И как мы ему поможем достать ей Луну? Луну, Славик! Это не зеркало сделать, этож пипец какой-то! Какие у кого есть соображения?

Костя глубоко вздохнул, приставив два пальца к горлу жестом «вилы». Славик нервно грыз ногти. Москвич невольно поглядел на темнеющее небо, ища глазами ночное светило.

— Рановато, - флегматично отозвался на этот его взгляд Кроха. – Луна взойдёт только после часу ночи. Первая четверть, растущий рогатый месяц.

— Ты, я смотрю, шаришь в лунных делах? – задумчиво переглянулся с ним Стремяга.

— Ну... так. По мелочи, - скромно и тихо отозвался Кроха. – А что?

— Кто здесь лучший знаток Луны? – спросил Костя, цепляясь за призрачную надежду.

— Да все, - отозвался Кроха. – Все ведьмы живут по лунному календарю. У них и ночи имеют свои имена.

— В каком смысле? – удивился Москвич.

— А вы не знали? – в свою очередь изумился Кроха. – Ну, как дни недели. Понедельник, вторник, среда... Так и ночи они называют Прима, Секунда, Терция, Кварта, Квинта и так далее. Пацаны, вы серьёзно этого не знали?!

— Откуда? – впервые за весь разговор улыбнулся Славик. – Мы же с ними по вечерам чаи не распиваем в шатре, как ты!

Кроха хмыкнув, покачал головой.

— Ну, вы даёте...

Все помолчали, прислушиваясь к яростным ночным цикадам, а потом Кроха, словно бы разговаривая сам с собой, продолжил:

— Помнится, Стеша что-то говорила про какую-то таинственную Е А, которая, якобы, может изменять Луну...

— Ну-ка, ну-ка! – пристально глядя на друга, ухватился за несуществующую соломинку Костя. – Вот с этого места поподробнее!

— А что подробнее, - пожал плечами Кроха. – Всё что я помню – отрывки их разговора. Якобы есть какая-то таинственная мадам, которую они называют не иначе, как Е.А. И что она якобы будет принимать экзамены – вот и всё, что я помню.

— А Луна? – спросил Москвич. – Вспомни, в каком контексте упоминалась Луна?

Кроха усиленно морщил лоб, вспоминая. Но было видно, что устойчивых ассоциативных связей на этот счёт у него в мозгу не сохранилось.

— Да не помню я! – отчаянно махнул он рукой. - Что-то было сказано в связи с этой войной, против этих чертей...

Он кивнул в строну сидевших на другом конце поляны пленников.

— Она умеет изменять Луну – вот так точно было сказано, - подытожил Кроха. – Вот за эти слова я ручаюсь. А кто она, что она умеет ещё, и вообще, где её искать – не знаю, пацаны! Хоть убейте!

— Я знаю, - тихо и авторитетно заявил Москвич.

— Что? – тревожно наморщив лоб, тут же вперил в него свой измученный взгляд Костя. – Что именно ты знаешь?

— Я знаю, где её искать, эту таинственную Е.А. Вернее, знаю, у кого спросить...

— У кого? У милфы? – с недоверием поинтересовался Славик.

— Ну, конечно, Славик! – издевательски кивнул ему Москвич. – Вот прям у милфы и побегу спрашивать! Я чо, похож на идиота? Чтобы она меня как Костю отхерачила по копчику бамбуковой хворостиной?! Скажешь тоже...

— А у кого? – серьёзно спросил Кроха.

Москвич поймал его взгляд и молча, но настойчиво попросил заткнуться на эту тему. Кроха, кажется, его понял, и расспросы продолжать не стал.

— Когда спросишь? – одними губами прошептал Костя.

— Сегодня ночью, - также тихо ответил Павел. – Утром будет ответ...

И, обращаясь ко всем, поспешил перевести разговор на другую тему:

— Парни, у нас ещё одна беда намечается. Кажется, нас завтра заставят быть надсмотрщиками над этими... - он на секунду запнулся, не зная, как назвать пленённый отряд бывших военных. – Над вновь прибывшими этапниками! – закончил он фразу с кривой улыбкой. Похоже, их собираются пустить с молотка, а нам предстоит сыграть роль их конвоиров. Как вам такие перспективы?

...После этих посиделок в густых зарослях магнолий, Москвич возвращался в покои милфы глубоко за полночь, в сильно расстроенных чувствах и полной уверенности в неизбежной трёпке. Но как всегда ошибся. Милфа реально спала! И даже немного похрюкивала во сне! Расположившись, как положено, на коврике у её ног, Москвич решил тут же, до того как сам заснёт, попытаться поговорить со своей таинственной сумеречной собеседницей. И пока придумывал с чего бы начать, начала она:

«И кто это вас надоумил поискать саму Е.А.? Чья была столь глупая идея?».

Вот, подумал Павел, вот что меня тревожило и завораживало в ней с самых первых наших «разговоров» - его как будто осенило! «Её голос!». Несмотря на то, что он никогда в реальности не слышал её голоса, он отчётливо звучал у него в голове. И только сейчас Павел смог точно сформулировать необычность этого голоса. Это был голос с поволокой! Никогда бы он не смог сам такое придумать! Это было просто невозможно! Все знают, что бывают глаза с поволокой, но чтобы женский голос звучал так – это просто невероятно!

«Мы... - мысленно запинаясь, ответил он. – Мы все как-то сами до этого додумались...».

«А кто из барышень впервые упомянул это имя?».

«Не знаю. Это Кроха сказал. Вероятнее всего ему... точнее не ему, конечно же... В общем он подслушал эти разговоры в шатре светлых. И, вероятнее всего, говорила Стеша. А что – это очень секретное имя? Какая-нибудь особо страшная ведьма?» - осторожно попытался навести справки Павел.

Лёгкая, нет – легчайшая, едва даже не заметная, а лишь угадываемая на слух усмешка как будто тронула губы его собеседницы.

«Н-нет, с чего ты взял? Самая обычная. Ты её боишься?».

«Теперь уже как будто да», - слегка поёживаясь, ответствовал Москвич. – А кто она такая? Ты её знаешь?».

«Её все знают. И все побаиваются, здесь ты прав в своих ощущениях. Даже директриса, которая вообще ни черта не боится в этой жизни. Так что... Имей ввиду: она будет не только принимать экзамены у ваших добропорядочных хозяек, но и вас самих подвергнет самым суровым испытаниям. Самым суровым!».

Москвич смачно икнул. И сам испугался своей реакции. Ещё, не дай Бог, проснётся милфа...

«Особенно тебя», - мрачно закончила собеседница.

«Почему меня особенно?» – взволнованно переспросил Павел, но никакого ответа не последовало. Он уже было задремал, положив локоть под щеку, когда ночная собеседница, глубоко вздохнув, выдала ещё одну непонятную фразу:

«Е.А. очень любит расставлять всех по своим местам, имей это в виду».

«Она мне поможет спасти от расправы Костю? – наконец-то набрался он окаянства и задал самый главный вопрос, ради которого, собственно, и затевался весь разговор.

«Нет, - ответила она. – Это должен сделать ты сам».

«Но я не знаю как!» – мысленно «вскричал» Павел.

«А чем ты готов пожертвовать ради своего друга?».

«Всем! Но у нас тут ни хрена нет! Мы даже одёжки своей не имеем! Всё, что у нас осталось – это наши дублёные шкуры, которыми мы и рискуем друг для друга. Даже свободу мы отдать не можем, её у нас нет, мы рабы!».

Ему показалось, что на слове «рабы» она презрительно усмехнулась.

И тут оказалось, что спальня милфы, летний полумрак сада за окном, шелест пальм и дуновения ветра – всё это не настоящее, всё это лишь иллюзия в его воспалённом бессонницей мозгу. А на самом деле он валяется на уже начинающем остывать мокром песке пляжа, тишайшие волны океана подбираются к нему, журча и всхлипывая под его спиной и между лопаток, а над горизонтом медленно встаёт сверкающе серебристый диск полной Луны!

Вот это было зрелище! Никогда, ни на одной картине, и даже в кино, Павел не видел ничего подобного! На лунной поверхности отчётливо просматривались все мельчайшие детали. Все кратеры, горы, трещины, моря застывшей базальтовой лавы... Завораживающее сознание зрелище поначалу помешало Павлу заметить плоскую лёгкую лодку, плавно покачивающуюся на самой кромке океана. На носу лодки он приметил одинокую, почти бесплотную фигуру. Это явно была женщина, точнее девушка, накрывшая голову полупрозрачной шалью. Разглядеть её черты было невозможно из-за фантастического свечения лунного диска. Но каким-то своим, внутренним чутьём Павел узнал девушку. И понял, что ему сейчас нужно делать.

Он легко поднялся и подошёл к лодке. Осторожно, чтобы не спугнуть девушку и не отвлечь её от созерцания Луны, он толкнул лодку вперёд, выводя её на мелководье. И вот он уже сам в этой лодке, ему нечем грести, и он отчаянно ищет хоть какое-то весло. Но весла под рукой нет, и нужно придумать, из чего его можно сделать. Оказывается, что у него вообще ничего нет, кроме одежды – легкой туники. Павел краем сознания вспоминает, что только что говорил об этом. А ещё он понимает, что сейчас ему в спину ударит ветер, и нужно торопиться. Он судорожно стаскивает с себя свою тунику и растягивает её в руках, изображая некое смешное подобие паруса!

Ветер действительно усиливается, и вот уже Павел стоит, держа в руках самый настоящий парус! Который, увеличиваясь, уверенно гонит лодку вперёд, прямо на всё время вырастающую перед ними Луну! Теперь уже перед ними отчётливо появляется искрящаяся и переливающаяся серебром упругая лунная дорожка. Эта дорожка ложиться на гребешки лёгких волн, выравнивает их и придаёт ускорение самой лодке! Они уже не плывут по океану, они летят! Летят по лунной дорожке вперёд и вверх! В самый центр нестерпимо сверкающего, и осыпающего весь мир вокруг расплавленным серебром, лунного диска!

...Он всё сделал правильно. Он нашёл все нужные решения и главное – запомнил всю последовательность необходимых действия. Теперь он был уверен в себе, и потому по-настоящему спокоен. Он знал, как подарить Элле Луну.

Рано утром, ещё задолго до восхода солнца, когда всю ночь гулявшие и купавшиеся ведьмы уже спали, а трудолюбивые поварихи ещё и не думали просыпаться, Москвич нашел своих друзей. Парни забылись тревожным сном на веранде ведьминского дома, накрывшись простынями.

Он никого не стал будить. Потому что сон для арестанта – это святое. Во сне он не здесь, он - на свободе. Поэтому он просто присел на корточки рядом с похрапывающим Костей, и написал пальцем на пыльных досках пола одно лишь слово «спасён». Подумал, и поставил три восклицательных знака. После чего понимая, что не сможет спать в такое волшебное утро, отправился на кухню, готовить для милфы особенно любимый ею по утрам свежевыжатый сок маракуйи. Процеженный и отстоявшийся, с большим количеством льда и несколькими капельками лайма и макового масла.

Этот напиток древних ведьм всегда использовался ими для пробуждения и усиления извращённого колдовского либидо. И Екатерина особенно пристрастилась к этому «любовному» зелью в последние недели на Острове. В каком бы скверном состоянии духа она ни просыпалась, как бы сильно на него не гневалась, когда он падал пред ней ниц, протягивая в руке тяжелый хрустальный бокал с позвякивающими внутри льдинками, сердце (или что там у неё вместо этого органа) умудрённой опытом экзекуторши неизбежно смягчалось. И дело всегда ограничивалось лёгкими любовными пинками ножкой в морду нерадивому невольнику. А сок маракуйи поглощался весь, до дна, и даже кубики льда, обволакиваемые любимым послевкусием, разгрызались с варварским хрустом и жадно проглатывались в томной неге.

Приготовив всё, как положено, Москвич вышел во двор особняка встречать рассвет. Он знал, что директриса и её старшие помощницы проснуться как только первый лучик солнца брызнет в синюю дымку, обволакивающую горизонт с востока. Это инстинкт ведьмы – всегда и везде просыпаться с рассветом. Молодежь его ещё не приобрела. Говорят, что он возникает, как только ведьма перестаёт учиться и сама становится кому-нибудь наставницей. Или уходит жить в одиночестве, на дальние самые страшные и непроходимые болота...

Кстати, о болотах, подумал Москвич, услышав, как его кто-то тихо зовёт по имени. Это был Андрей. Самый молодой парень из отряда спецназовцев. Парня держали связанным, но отдельно, в примыкающем к задней стене дома, сарае.

— Чего тебе, Андрюха? – шёпотом спросил Москвич.

— Говорят, сегодня будет аукцион?

— Ну, говорят, да... Но ты не волнуйся особо. Здесь не всё так страшно...

Он хотел пошутить, как было принято у них, в том смысле, что всё гораздо страшнее, но не стал. Всё-таки не все люди понимают черный юмор строгого режима.

— Здесь не страшно, ты говоришь, а где страшно? Там, у вас на болотах?

Павел вздохнул, понимая, как много ему придётся рассказать своему новому товарищу по несчастью, и как это трудно будет сделать, с учётом специфики их положения.

— Да, вот как на болота приедем, - вот тогда держись! – попробовал он приободрить парня.

— Говорят, что там комары бэтээр съедают за сорок пять минут, если заглушить движок, это правда?

Павел улыбнулся.

— Нет, конечно. Сам подумай, ну как комары могут сожрать бэтэр? Они же кровососы! Вот мошкара – да, та запросто сожрёт. Она куски мяса у человека выгрызает. Малюсенькие такие кусочки, а больно так, что аж слёзы на глаза наворачиваются!

Андрей грустно вздохнул, но постарался улыбнуться хотя бы губами, показывая, что шутку понял.

— Как думаешь, кто... меня купит? – тихо задал свой главный вопрос.

Москвич присел с ним рядом на корточки.

— Тут это не имеет особого значения, понимаешь. Любая из них может тебя сегодня купить, поиграть с тобой недельку-другую, а потом продать своей подруге, или поменять на что-нибудь. У меня, к примеру, милфа - уже третья хозяйка всего за полгода. Это Крохе повезло с его госпожой – он как попал с самого начала к Стеше, и так с ней до конца, похоже, останется. Но у них там всё серьёзно. А вот Косте напротив фатально не везёт.

— Почему?

— Одна злая девушка проявляет к нему неподдельный интерес. Да такой неподдельный, что из-за этого интереса страдает не только он сам, но и все его друзья.

— Это как?

— Вот так! Страшно вспоминать, что тут творилось в новогодние праздники. Не тут, конечно, а там, на Маркистане...

— Расскажи про это место, - попросил Андрей. Павел чувствовал, как жадно парень интересуется всем, что связано с его новым положением и особенно страшится предстоящей поездки в неизвестность.

— Это настолько жуткое место, что по прошествии всего лишь полугода, что мы там находимся, я бы определил его как край нашего мира. Место, где заходит солнце. Там абсолютная безнадёга, понимаешь? Оттуда невозможно вырваться, хотя есть дорога, и по этой дороге можно попытаться даже сбежать. Но не советую. Оттуда не убежишь. Куда ни пойдёшь по этой дороге, всё равно будешь возвращаться обратно, только каждый раз в ещё более худшие условия.

— И как вы там выживаете?

— Надеждой. Нам обещали, что ровно через год закончится наш срок и нас как бы амнистируют.

— Вы в это верите?

Москвич помолчал, обдумывая ответ. А что можно ответить на такой простой вопрос? Что никто толком не верит, но все втайне надеются на свою исключительность? Что всех остальных кинут, а ему-то как раз повезёт? И как объяснить кому-то такие подлые тёмные мысли? Да и нужно ли ТАКОЕ кому-то открывать? Ведь даже самому себе стыдно в таком признаваться...

— Верим или нет, - не важно. Нам просто ничего другого не остаётся.

— А что вам помогает выживать там?

— Взаимовыручка. Безусловная и абсолютная уверенность друг в друге. Понимаешь, Андрюха, мы ведь не очень были близки там, на зоне. А в этих бескрайних болотных топях поняли, что выжить сможем лишь все вместе. Поодиночке просто пропадём. Однажды... - Павел на секунду запнулся, сомневаясь нужно ли рассказывать это, но всё равно продолжил, - однажды одного из нас чуть не принесли в жертву.

И поймал настороженно-недоуменный взгляд молодого бойца.

— Да, тебе это покажется диким, но там иногда практикуются человеческие жертвоприношения. Одного из нас чуть не сожгли живьём в Вальпургиеву ночь...

— Это когда?

— Это на майские праздники.

— Хрена се... И как удалось спастись?

Павел вспомнил белое зарево бешеного Колдовского Огня над крышей Старого флигеля, осветившего, наверное, половину Маркистанских болот, свинцовый вкус крови у себя во рту, и перекошенное нечеловеческой злобой лицо, точнее маску, Святоши, стегавшей его наотмашь тростью по голове...

— Спаслись потому что приготовились все вместе погибнуть. У вас это вряд ли получится...

— Почему?

— Вы все разные. Вас как будто ничто не связывает. Вы и на войну-то, как мне кажется, попали случайно. А там каждый из вас может оказаться в одиночестве.

Андрей хотел задать ещё кучу разных вопросов и вообще его тянуло поговорить с Москвичом, но тот чутким натренированным ухом уловил каике-то тихо-шелестящее движение в доме, чьи-то мягкие шаги, и, приложив палец к губам поспешил скрыться за углом ведьминского особняка.

...Аукцион состоялся в тот же день, после обеда. С утра директриса лично приказала парням построить для новых пленников шесть больших клеток, связав их пеньковой верёвкой из толстых бамбуковых прутьев. Высота клеток специально была рассчитана так, чтобы взрослый мужчина мог бы там помещаться лишь в полусогнутом состоянии, и ни в коем случае не имел возможности встать на ноги или распрямить спину.

Когда все клетки были готовы, и пленники по одиночке заняли свои места в них, барышни притащили откуда-то большой семидюймовый не то смартфон, не то планшет, и принялись с восторгом фотографироваться, сидя на этих клетках практически голышом! Особым шиком считалось опустить голые ножки в клетку и попирать ступнями головы и спины пленников. А бесстыдница Пульхерия вообще заставила Монгола изображать из себя тигра, раскрывающего пасть, а сама со смехом совала ему в эту пасть свои ноги и тыкала тростью в самые неприличные места.

Смартфон оказался спутниковым телефоном и фотки тут же отправляли домой и подругам. Москвич обратил внимание, как охотно позировал Монгол во время этой порнографической фотосессии, а ведь ещё пару дней назад корчил из себя несгибаемого борца с ведьмовской «нечистью» и грезил всякими карами кощунницам. Ни дать, ни взять – новоявленный Торквемада, а вот поди же ты...

Дурашка, подумал Павел, он и правда думает, что вот это кривлянье его спасёт? Изображая из себя шута, он надеется избежать всамделишных подвалов Инквизиции у той же Святоши? Наивный бурятский юноша...

Было ли Москвичу жаль в тот момент этого, безусловно сильного, но не очень умного шамана? Он прислушался к своим ощущениям, и понял, что ему Шамана нисколько не жаль.

А вот за Андрюху ему внезапно стало очень и очень страшно, когда в самом начала аукциона к его клетке подошла Пульхерия и стала пристально всматриваться в его потемневшее от загара лицо. Некромантка стояла напротив него неподвижно, молча, буквально пригвоздив парня своим гипнотическим взором, словно удав, заставляющий кролика самого ползти к нему в пасть. А потом внезапно повернулась, и своей откровенно кокетливой походкой направилась к Екатерине о чём-то с ней шептаться.

Но сам аукцион всем, безусловно, понравился. Мужчины шли с молотка весело и бойко. Стартовая цена на всех, кроме командира отряда, назначалась одинаковой – по полсотни золотых пентаклей. И тут же взлетала в два-три раза. Самого Захара Иваныча не то что купила, а просто забрала себе Доротея Шентес, хотя все почему-то были уверены, что он предназначен как главный приз директрисе пансиона. Но мадам Азалия не проявила к главарю ровным счётом никакого интереса, и он был уведён на поводке Доротеей.

Вторым по списку шёл Шаман, и тут тоже не случилось никакой неожиданности. Его ожидаемо выкупила Екатерина, вроде бы тоже не назвав цены. Просто велела вытащить бедолагу из клетки, после чего он сам пополз к её ногам под весёлые аплодисменты барышень и улюлюкающие возгласы.

Всех интересовала судьба Змея – он справедливо считался одним из лакомых блюд этого каннибальского обеда. И за него вышел короткий, хотя и жаркий спор. Компания тёмных во главе со Святошей сразу поставила высокую планку, объявив, что готова заплатить за Змея двести золотых. Тихоня Мара, из свиты Стеши, подняла до двухсот пятидесяти. Тёмные ответили сразу четырьмя сотнями, чтобы шикануть, но не очень. Мара гордо объявила пятьсот, но больше торговаться не стала, и в результате Змей ушёл к тёмным за пять с половиной сотен золотых монеток.

Зато Маре, практически без торгов, достался взрослый мужчина по прозвищу Бублик, и Москвич видел, как горели похотливым румянцем щёки девушки, когда она уводила под уздцы своего первого в жизни персонального раба. Всё-таки, подумал Павел, это, наверняка, какое-то особое, ни с чем не сравнимое ощущение – взять и купить себе живого человека просто как щенка на рынке.

Мага, притихший и озлобленный, достался за полторы сотни молодой ведьмочке Рахели. Никто почему-то не стал за него торговаться.

Все ожидали торгов по Андрею, и были уверены, что его купит Элла. Но случилось невероятное – Темнейшая объявила, что в этом аукционе она не участвует, и от любых покупок отказалась. Все вежливо ахнули и многозначительно переглянулись. В этот момент Москвич почувствовал, что худшие его опасения стремительно обретают черты неизбежной реальности – руку подняла Пульхерия Львова. И объявила не перебиваемую цену в тысячу пентаклей. Под одобрительные аплодисменты и возбуждённые возгласы она покинула поляну, сразу оседлав своего нового пони-боя.

Москвич проводил эту парочку печальным взглядом. И услышал за спиной тихий шёпот Кости:

— Спасибо, братан... За Луну. Ну, ты понял, надеюсь...

— Обращайся, - не оборачиваясь, ответил Павел.

(продолжение следует)