Эта странная особа со своим диким предложением заявилась ко мне сама, когда я сидел в зале ожидания и уже собирался идти на посадку. Девка, как девка. На вид лет двадцать пять. В длинном чёрном плаще, в маленьких тёмных очках «пуговках». На голове – растрёпанный ёжик обесцвеченных до седого состояния волос. Сначала мне показалось, что через лицо проходит тонкий шрам, но присмотревшись, я понял, что это лишь тонкая чёрная линия от какой-то татухи. На смуглой коже, она почти не выделялась.

— Купите меня, - повторила девка и я начал терять терпение.

— Мне не нужны шлюхи.

— Я не шлюха, вернее не совсем. Я предлагаю Вам не ночь, а практически полное владение. Почти как рабыней. Я знаю, Вы можете себе это позволить.

Это было уже интереснее, но совсем не к месту и не вовремя. Я взял у неё номер телефона и улетел в Белград. Через три дня вернулся и позвонил.

Было небольшое подозрение в том, что это какой-то развод или того хуже. Да и клуб был весьма захудалый, далеко от центра. Скорее даже не клуб, а байк-бар. Вероятно, часа через два здесь соберётся полно разных рокеров и неформалов и не исключено, что вообще дым будет стоять коромыслом.

Сначала я решил, что девка опаздывает, а то и вообще передумала. Но потом увидел её на сцене. Она стояла рядом с барабанщиком и играла на электрогитаре. Но в общем держалась в тени. Спереди были клавишник и два солиста, которые старательно, но не слишком умело завывали на английском языке. Они отработали две песни и уступили место другим, а девка оставила где-то свою гитару и присела ко мне за столик.

— Инна, - сразу представилась она, - но, если мы с Вами договоримся – можете звать меня, как угодно.

— Здесь не удастся поговорить – слишком шумно, - заметил я.

— Можем уйти, я освободилась.

Я вызвал такси, и мы уехали из этой дыры в нормальное кафе. Я намеренно не повёл девку в ресторан, но пусть хотя бы заведение будет приличным.

Разумеется, первым моим вопросом, был о том, почему она считает, что может себя продать. Дальше я поинтересовался, кто ей сейчас владеет. И вообще попросил рассказать о её пути.

И вот она сидит и рассказывает. Слова льются легко, но слегка монотонно, словно заученный текст, а не история её жизни. Внешне она совершенно спокойна, даже в чём-то непроницаема и лишь по тому, как нервно теребит её рука край скатерки, можно понять, что девка всё же волнуется.

Василий Генрихович тогда уже был пенсионером, хотя работал ещё где-то. Кажется вахтёром или охранником. Я ему нужна была в основном как бесплатная прислуга. Что-то он там порешал по старым связям и сказал, что дело не закроют, но я там проходить не буду. Разумеется, до той поры, пока буду вести себя хорошо. Помню представила, что в его понимании значит это «хорошо» и подумала, что, наверное, не выдержу. Меня просто вырвет. Сначала я отказалась наотрез. Залетела – значит пойду под суд, сама виновата. Чёрт дёрнул эту бабку рвануть мне наперерез...

Но он не дурак был. Далеко не дурак. Сначала показал мне видеозапись, как живут там. Потом дал дело полистать. Судили какую-то женщину за... Даже не знаю, как описать. В общем она новенькую сделала своей любовницей, а потом та ей чем-то не угодила. Там просто факты были, написанные сухим канцелярским языком, но у меня от этого кровь в жилах стыла. А потом ещё дело подобное было о групповом изнасиловании. И ещё. Я и читать не могла, и оторваться. В общем уломал он меня...

С двенадцати лет – в детдоме. Возможно, где-то и существуют такие учреждения, с атмосферой, как в семье, не знаю. У меня было не так. Основная цель – сломать ребёнка. Заставить вписаться в рамки и жить по их правилам. Если без битья, то даже лучше. Впрочем, и били там тоже постоянно. Не взрослые, конечно, а приближённый «актив». А я прямо скажу, не вписывалась. Вот первый год и огребала по полной. Дважды убегала, но ловили быстро.

Была там компания из шести человек, пять парней и одна девка. Все постарше меня на два года. Явные садисты. Весь процесс у них обставлен, как некий ритуал и назывался «воспитанием». Среди ночи тебя выдёргивали из постели заворачивали в простыню и тащили неизвестно куда. Потом отпускали в каком-то подвале и зачитывали «вины». У меня был «побег». Это считалось серьёзным нарушением. Потом двое-трое укладывали на лавку и держали. Обязательно спускали трусы до колен. Без разницы кто лежал, хоть парень, хоть девчонка. Видимо тут не было какого-то подтекста, главное – унизить. И начинали воспитывать. У них была такая палка – черенок от детской лопатки. Вот ей и лупили. По заднице или по ляжкам. Кричи-не кричи, никто не услышит. Те, кто держал, постепенно менялись с теми, кто лупил, чтобы каждый поучаствовал в воспитании. Лица у них были закрыты, но одного я узнала. По кроссовкам, примечательные они у него были. Я посчитала, первый раз мне досталось 24 удара.

Подождала неделю. Подкараулила его во дворе и огрела сзади табуреткой по темени. И когда уходила, он лежал в луже своей крови. Сейчас-то, конечно, понимаю, мне крупно повезло, что гад оказался живучим. Его нашли и увезли в больницу и к нам он больше не вернулся. А меня уволокли в подвал для воспитания в ту же ночь. Тогда пришлось ощутить уже тридцать ударов. Я орала так, что сорвала горло, но всё было бесполезно. Перед тем, как отпустить, один из парней на меня помочился. Я не могла пойти в спальню обоссанной и убежала вторично. Прямо, как была, в пижаме и тапочках. Поймали на следующий же день. Я пыталась ментам втолковать, что меня бьют, но им было пофиг. Сдали на руки директору и поставили галочку. И опять меня били, но уже как-то без огонька. Может стали побаиваться. Даже надеюсь на это. Потому что я тогда до крайности дошла. Если бы появилась возможность, точно убила бы уродов.

А однажды всё изменилось. Появилась в школе новая музычка и предложила поучиться игре на гитаре. Всем, кто хотел после уроков можно было остаться и попробовать. Мне в корпус идти не хотелось и я осталась. Не от того, что меня сильно заинтересовало это предложение, нет. Просто от нечего делать. Не скажу, что что-то сразу стало получаться, но «Кузнечика» сбренчала на первом же занятии. И жизнь моя сразу приобрела смысл. Это был какой-то другой мир, неведомый и очень притягательный. С того дня вся моя жизнь стала наполнена ожиданием игры. Это трудно объяснить, если сами не чувствовали. Вот я просыпаюсь утром, а внутри уже живёт радость оттого, что в три часа я возьму в руки её. Я умываюсь, решаю задачи, прыгаю на физ-ре, обедаю. А внутри меня – мелодии. И мысленно я перебираю струны, стараясь эти мелодии наиграть. С этого времени меня перестало интересовать всё вокруг.

А потом я попала в рабство. Может это как-то иначе называется, но суть именно такая. Василий Генрихович раньше у нас подрабатывал, что-то вроде военной подготовки вёл. Потом этот урок упразднили и он пропал. А когда я залетела, он вновь появился. Ну и выложил мне всё. Я тогда уже не плакала, но чувство бессилия было такое, что хотелось выть. Будто меня связали и медленно стягивают, сжимают верёвки, ждут, пока кости не хрустнут.

Я Ваське одно условие поставила только. Гитара. Он не возражал. Мы на пять лет договорились тогда. То есть через пять лет, он мне весь компромат отдаст или уничтожит. Глупо, конечно, надо было торговаться, но сил просто не было. И оказалось ничего, жить можно. Он меня кормил, одевал и давал время на музыку. И использовал исключительно, как прислугу. То есть говоря прямо, не трахал. За три года может раз пять я у него отсосала и всё. Противно, но не смертельно. Получается, я практически как квартирантка у него жила, только ещё и не платила. Издевательствам я особым не подвергалась, отношение ко мне было вполне нормальным, без унижений. Правда дважды Васька меня побил. Один раз я из серванта стекло разбила и он, видимо сгоряча, надавал мне пощёчин и пнул под зад. Я убежала, и больше никаких санкций не было.

Другой раз я отпросилась погулять, но к назначенному времени не пришла. Причём понимала, что опаздываю и просто решила, что ничего страшного. В итоге заявилась на два часа позже. Васька встретил спокойно, но сразу заявил, что накажет. Мне тогда показалось, что я вновь в детдом попала. Я была растянута и крепко привязана к кровати, а Васька лупил меня тонким куском арматуры. Я рыдала, изгрызла себе губы до крови, но громко орать, однозначно не орала. В-первых взрослая уже была, во-вторых и взаправду чувствовала себя виноватой, ну и в-третьих – соседи. Правда наказание было всё же черезмерным. Задница превратилась в сплошную гематому и была синего цвета. Сидеть я не могла что-то около недели.

А примерно через два года появился Рудик. Он до этого с матерью жил, но что-то там у них не складывалось и он после своего совершеннолетия переехал к моему «Ваське». К отцу то есть. Вот это уже совсем другого склада человек. Высокий, красивый, молодой. Начитанный и просто умный. Папаша его тоже умом не был обделён. Но, во-первых - старый. Вернее даже не старый, а опустившийся. Запущенный. Ну и красотой далеко не блистал. В целом довольно неприятен был. А Рудольф мне даже нравился. Правда излишне самоуверенный – весь в папочку.

Не знаю уж, как Васька объяснил сыну мой статус, но первую неделю тот ко мне лишь присматривался. Всё общение сводилось к редким односложным фразам.

Первый раз всё случилось дней через десять. Отлично помню, что был уже вечер и все мои дела, то есть приборка, посуда и ужин, были сделаны. Конечно, Васька мог затребовать массаж, но делал он это нечасто. Я приняла ванну, накинула халат и собиралась уже пойти в свою комнату, когда услышала фразу Рудольфа. Видимо он намеренно говорил громко, чтобы слова донеслись до меня. Абсолютно буднично он задал вопрос отцу:

— Папа, можно я Инку трахну?

Я обомлела. Что ответил Васька расслышать не удалось, но в дверях появился его сын и, ухмыльнувшись, сказал:

— Пойдём.

Всё произошло очень просто. Рудик снял с меня халат и положил меня на кровать, сунув под бёдра подушку. Растянул руками ягодицы и приказал:

— Держи так.

Я держала и смотрела, как он раздевается. Потом он залез сверху и резко вошёл мне в зад. Вернее, не вошёл, а вдавился внутрь не смотря на сопротивление моего организма. Я пыталась расслабиться, но сделать это не получалось, мышцы сами собой испуганно напрягались. Рудик же внедрялся совершенно насухо, грубо и напористо и сразу же принялся трахать.

Чувства? Как их описать? Представьте, что вас то пытаются вывернуть наизнанку через жопу, то вновь заправляют внутренности обратно. Кроме боли и унижения – ничего. И если к унижениям я тогда относилась философски, то боль терпеть было труднее. Но я не кричала и даже не стонала. Помню, что сжимала зубы, а всё же слёзы текли сами собой. Слава Богу парень быстро закончил своё грязное дело. Вот такой был мой первый раз. Я чувствую Вы удивлены, но да. Мне тогда было двадцать лет. И если не считать отсосов, это был мой первый секс, да и то анальный. Возможно, и у Рудика тоже.

Дальше он дней десять не давал мне покоя. Заставлял отсасывать, дрочить, и ежедневно аналил. Через неделю мне стало казаться, что постоянная боль в заднице – это моё абсолютно нормальное состояние. А потом парень наконец-то сорвал мне целку. Не скрою, я ждала этого. И не скрою, что Рудик мне в целом нравился. И даже его болезненные эксперименты придавали определённый шарм. Но я снова чувствую Ваше удивление. Да. До того момента чисто физиологически я оставалась девственницей. Просто не было возможности.

Забыла упомянуть. Рудик собирался стать тату-мастером и определённые шаги в этом направлении делал. Он вообще рисует классно, а однажды, дурачась, набросал на пустой коробке мой портрет в полный рост. Очень похоже. Потом он набил на своей руке небольшого дракона. Помнится, Васька скривился, но ничего не сказал.

А дальше... Дальше Рудик вознамерился попробовать поработать со всем телом целиком. И вот тут я ему и пригодилась. Хотя должна сказать, он всё же поинтересовался моим мнением о татухах. Я ответила, что в принципе отношусь положительно. Ну он тогда и сказал, что забьёт меня целиком. Было страшновато, но одновременно и круто. Я поставила два условия. Во первых – одноцветие. На моей смуглой коже это не должно сильно бросаться в глаза. Во вторых – никаких бабочек на жопе и паутины на сосках. Такой блевотины мне не надо.

Рудик долго подбирал рисунок, что-то у него не сочеталось. Он советовался с какими-то мастерами, рисовал, стирал. И наконец предложил набить старинную карту во всё тело.

Это был какой-то архипелаг недалеко от Австралии, но если наложить настоящую карту на моё тело, окажется, что большинство островков вымышленные. Так было нужно для лучшего сочетания с телом. Линии все чёрные, так что они не сильно выделяются. Через лицо прошла всего одна, через бровь и щёку. Единственный крупный рисунок, это Бог ветра с раздутыми щеками у меня на лопатке. Но он мне нравится. Вот собственно и всё.

Как это происходило? Ну сначала парень меня как обычно трахнул. Чтобы возбуждение не отвлекало. Хотя с его-то потенцией, стояк возобновился уже через пятнадцать минут. Ну и про моё возбуждение, естественно никто не подумал.

Я лежала на столе, а Рудик не спеша наносил фломастером узор на моё тело. Было слегка щекотно, я дёргалась и тогда парень вполголоса ругался. Раскрашивал он меня долго и только спереди. Потом взялся за машинку. Сиськи остались незабитые, через пах прошла лишь береговая линия, чтобы быть окатываемой волной с ноги. Волна получилась реально классно. Не снизу, а как бы сзади. Потом процесс повторился уже со спины. На всё про всё ушло два дня времени. В районе бедра мелкой латинской вязью Рудик вписал имя картографа. Своё естественно. В результате карта заняла площадь от колен вверх через всё тело и руки до локтя. Правда татуха имеет крайне низкую плотность и линии кое-где выглядели одиноко. Впрочем, мастер остался доволен. Он говорил, что такого ещё не делал никто. Не знаю, может быть. Мне в целом тоже нравилось и нравится. Вот, собственно, и всё.

А, ну ещё следующие две недели я провела без секса. Тело болело, потом чесалось, а от обязанностей меня никто не освобождал. Ведь даже, если Васька хотел стакан воды, стоящий в метре, он мог потребовать его подать. И я бежала через всю квартиру за этим чёртовым стаканом.

Дней через пятнадцать и так не слишком яркий рисунок слегка потускнел. Я привыкла к нему быстро и сейчас моя карта – неотъемлемая часть меня.

Недавно Васька... Василий Генрихович умер. Я перешла по наследству Рудику. Впрочем, последнее время я и так служила только ему. И сейчас у него не хватает денег на открытие своего тату-салона. Вот и всё. Это моя идея была о продаже меня. Он не возражает. Условия те же. Должна быть возможность заниматься музыкой. Как видите я уже играю в группе и у меня появились определённые обязательства. Хотелось бы чтобы новый Хозяин их учитывал.

_________________________________________________________

Девка замолчала и я понял, что это действительно всё. В течение получаса я лишь слушал, не перебивая, но сейчас история закончена.

— Сколько он за тебя хочет?

Она назвала цену. Совсем небольшую, на открытие этого салона точно не хватит.

— А сколько времени из пяти лет осталоь?

— Семь месяцев.

Вот и отгадка.

— А почему Рудольф сам не предложил мне эту сделку?

— Видите-ли, мы опасались, что Вы не примите его слова всерьёз. К тому же он сейчас приболел. Но Вы видимо уже решили?

— Да. Я решил. Можешь ему сообщить.

Разговор был закончен, но я заметил, что девка мнётся.

— Хочешь что-то спросить?

— Да, если можно... Вы планируете меня бить?

— Зависит от твоего поведения.

— Тогда у меня ещё одно условие.

— Не слишком-ли много?

Она пожала плечами.

— Я прошу не бить по лицу. Я всё-таки девушка и не знаю, что случится в будущем...

Я понял.

— Хорошо. На этом и остановимся.

Я поднялся, давая понять, что время вышло. Она резво соскочила, склонила голову. Потом молча надела свои дурацкие очки и быстрыми шагами направилась к выходу.