Была середина утра, прежде чем мы, наконец, тронулись в путь. Теперь я должен был все делать за Саманту: отнести ее в туалет, вытереть ее киску, вернуть обратно. Я надел на нее кое-какую одежду, юбку и легкое пончо. Я заплел ей волосы и завязал косу вдвое, чтобы она не мешала.

—Хозяин. В моей сумке, не могли бы вы достать мне одну из моих противозачаточных таблеток?

Я нашел упаковку для нее.

—Хозяин. Не могли бы ты дать мне две, я вчера забыла.

—Конечно, Саманта.

Мои мысли были о том, как достать ключи от ее замков, увижу ли я почерневший кусок проволоки там, где я их оставил. Я сварил кофе и немного каши на завтрак, подержал чашку, чтобы Саманта могла выпить кофе, и покормил ее с ложечки. После того, как я прибрался, спрятал еду и погрузил Саманту в каноэ, я проплыл с ней вдоль озера к тропе, которая вела отсюда.

—Это была плохая идея, Саманта, сковать тебя за руки вот так. Ты ничего не можешь сейчас сделать.

—Я знаю, Хозяин. Но, тем не менее, это приятно.

—Ты должна быть рабыней, Саманта. А не избалованным домашним животным, заставляющим меня прислуживать тебе.

—Вы снова злитесь на меня, Хозяин?

Я рассмеялся.

—Вообще-то, нет. Мне нравится прислуживать тебе, когда ты в таком виде.

Было нетрудно определить место, где начиналась тропа; вокруг нее был большой круг грязной воды. Конечно же, сильный дождь размыл ее. Крутой склон, достаточно коварный, когда был сухим, теперь превратился в скользкое, липкое месиво. Я оставил Саманту в каноэ, привязанному к дереву, она была закована в цепи и никуда не собиралась плыть, а я начал пробираться вверх. Как будто грязи было недостаточно, пару больших деревьев повалило поперек тропы, и мне пришлось перелезть через одно, пригибаясь под другим. Когда я добрался до вершины и нашел ветку, к которой привязал ключи, они все еще были там, поблескивая в утреннем свете. Я протянул руку, размотал проволоку, затем пристегнул связку ключей к поясу. Я захватил с собой длинную веревку, и на самом трудном участке тропы я привязал один конец к дереву, а затем использовал его, чтобы не упасть, когда спускался обратно к Саманте. Когда я вернулся к лодке, я звякнул ключами.

—Та-да!

Будь я проклят, если не заметил, как тень грусти промелькнула на ее лице, когда она увидела, что ключи в целости и сохранности у меня. Чтобы не разочаровывать ее, я оставил ее ноги сцепленными вместе, а руки сцепленными за спиной на весь день.

—Хозяин? — спросила она во время обеда, когда я не сделал ни малейшего движения, чтобы отпустить ее.

—Да, моя любимая?

Сказал я, держа перед ней ложку, полную супа.

—Я думала, раз у вас есть ключи, вы бы могли меня отпустить.

—Я сказал, что хочу забрать ключи, я ничего не говорил о том, что отпущу тебя. Ты жалуешься?

—Нет Хозяин. Я подумала... — затем она поняла. —Я хочу, чтобы меня отпустили прямо сейчас, — сказала она нараспев.

—О боже, — сказал я.

Саманта доела свой суп через кляп. После того, как мы закончили обедать, я посадил ее в лодку и поплыл к водопаду. За поворотом озера мы увидели, что размер водопада почти удвоился по сравнению с тем, что был раньше. Я убедился, что спасательный жилет Саманты надежно застегнут на талии, прежде чем мы отправились в путь. Со скованными руками и ногами она не могла надеяться плыть, а с кляпом, зажатым в зубах, она не смогла бы закрыть рот от воды; она наполнилась бы водой и пошла ко дну, как скала, если бы мы перевернулись. Я не подходил слишком близко к водопаду. Пока мы наблюдали, большое дерево с вырванными корнями перевернулось, мгновение балансировало на краю, прежде чем рухнуть в озеро. Вокруг подножия водопада плавало множество веток, больших и маленьких, что свидетельствовало о силах, высвобожденных вчерашней дикой погодой.

—Повезло, что у нас было такое хорошее защищенное место, — сказал я. —Не хотел бы я вчера ночевать под открытым небом.

—Уггк.

Вода вокруг водопада была прохладной, и казалось, что кто-то перекрыл кран с горячей водой. Явный признак того, что лето подходит к концу. Вернувшись в лагерь, мы плавали на мелководье вокруг острова, или, по крайней мере, я плавал. Саманта подпрыгивала. Я оставался рядом с ней, пока мы были в воде, держа ее за руку, следя за тем, чтобы она не утонула.

На ужин в тот вечер были вяленая курица и рис из упаковки, но я также поймал небольшого окуня, так что мы съели и то, и другое с горячими бисквитами, приготовленными на сковороде, прежде чем я приступил к рыбе. Саманта сидела на подушечке рядом со столом, пока я готовил ужин. Когда я почти закончил готовить, я остановился и посмотрел на нее.

—Ммммм.

—Да, моя любимая? Ты бы хотела, чтобы тебя отпустили?

—Ммммм.

Ей даже удалось немного улыбнуться. Я достал ее ключи из коробки с едой, куда я их спрятал, и начал с ее ног. Я открыл замок между ее лодыжками, затем открыл замок для ее рук. Запястья Саманты разжались, и она издала негромкий стон, когда мышцы ее плеч пожаловались на необходимость принять новое положение. После того, как она села и подвела наручную цепь под ноги, я расстегнул ее кляп. Ее руки безвольно лежали на коленях, пока она разминала сведенную судорогой челюсть. Я быстро растер ей плечи.

—Как поживаешь, Саманта?

—Я чувствую себя хорошо, Хозяин. Спасибо.

—Давайте поедим.

Блюдо с рисом было готово, и я быстро обжарил рыбное филе в небольшом количестве сливочного масла, после чего мы сели за приятный ужин. После этого я позволил Саманте заняться уборкой.

В тот вечер стало холоднее, поэтому я развел большой костер, чтобы нам было тепло. По прогнозу, в ближайшие несколько дней погода будет неустойчивой, с более низкими температурами. Я спросил Саманту, как она относится к отъезду.

—Я могла бы остаться здесь с вами навсегда, Хозяин, — сказала она. —Но я знаю, что мы не можем. Если вы считаете, что нам следует уйти, мы уйдем.

—Осталось всего пара сублимированных блюд, — сказала я. —Есть бисквитный микс и хлопья. Лапша и сыр. Я мог бы взять Биг Мак и побольше картошки фри.

—Или пиццу?

— Жареную курицу.

Было решено, что мы уедем утром. Позже, в постели, Саманта спросила, не запру ли я ее поплотнее.

— Ты не будешь слишком хорошо спать, — предупредил я ее.

— Все в порядке.

— Ты же не собираешься не давать мне спать всю ночь, не так ли?

В палатке горел только свет свечи, но она увидела мою ухмылку.

— Я постараюсь этого не делать, Хозяин.

Сначала я одел на нее кляп, я заставил ее завести руки за спину, чтобы я мог пристегнуть цепочку на запястье к цепочке на кляпе. Ее руки были на середине спины. Я использовал замок, чтобы соединить ее лодыжки. Другой я использовал, чтобы соединить ее запястья вместе, и поднял ее ноги так, чтобы пятки касались ее задницы, затем я зацепил свободную цепь с ее лодыжек за замок на запястьях, убрав всю слабину, и защелкнул замок. В результате у меня остался один замок, и я стала искать, куда бы его пристроить.

— Мммм. ММММ!

Если бы Саманта попыталась опустить ноги, цепь на лодыжках потянула бы ее руки вниз, а цепь на запястьях еще туже затянула бы удила в рот. Она перевернулась с живота на бок, затем на спину, опираясь на ноги и руки. Таким образом, ее ноги были плотнее прижаты к заднице, давая ей немного больше свободы, но ее голова была поднята вверх, в результате чего кляп еще плотнее втянулся в ее рот.

— ОАААГГГГ!

Она перевернулась на спину, на грудь. Она начала бороться с цепями, крепко зажав в зубах резиновый кляп. Она скрестила лодыжки и развела бедра в стороны. Кольца на ее половых губах мерцали в слабом свете свечей, и я нашел нужное место.

— Не двигайся, Саманта, — сказал я командным голосом.

Я положил руку ей на лодыжки и прижал ее ступни к заднице, слегка успокаивая. Замок был большой, кольца маленькие. Я осторожно просунул дужку в них обоих, аккуратно защелкнул замок, затем прижал его к ее плоти и отпустил. Саманта немного приподняла бедра, позволяя своим половым губкам принять на себя весь вес замка.

— Ммммм.

Мне не понравилось, как выглядела ее нежнейшая плоть, растянутая тяжелым локоном, но, похоже, это ее не слишком беспокоило. Она опустила свою киску вниз, чтобы локон лег на одеяло, затем снова приподнялась, позволяя его шершавому телу медленно скользить по ее клитору, позволяя его весу давить на ее половые губы. Она плотно сомкнула бедра, зажав замок между ними, сильно прижимая его к себе.

Саманта начала медленно сводить бедра вместе, перемещаясь вокруг большого локона, прижатого к ее киске. Она немного раздвинула ноги, чтобы он опустился на одеяло, затем медленно поводила бедрами вверх-вниз, пока замок терся об нее. Все это время ее руки и ноги были скручены тугими цепями, которые натягивали кляп у нее во рту. Она поднимала голову, нажимала на кляп языком, чтобы он застрял у нее между зубами, затем зажимала его ртом и еще немного повозилась с замком.

Я сидел, скрестив ноги, на полу палатки, просто наблюдая за ее борьбой, время от времени прикасаясь к ней, удивляясь тому, как это прекрасное животное доблестно борется за то, чтобы кончить. На самом деле прошло совсем немного времени, прежде чем она начала дико извиваться; ее бедра плотно сжались, удерживая тяжелый замок на себе, кончая так, словно завтрашнего дня не будет. Я протянул руку, направляя ее движения, готовый защелкнуть замок, если она его ослабит, не желая, чтобы она поранилась, что ей было бы довольно легко сделать, учитывая, как крепко она была скованна. Я просунул руку под нее и почувствовал, как из нее вытекают соки, почувствовал твердый локон, торчащий между ее сжатых бедер. Она была крепко заперта в глубинах бесконечного оргазма, дрожа и извиваясь в цепях, громко крича во все горло.

Наконец, я почувствовал, что сила, сжимавшая ее, немного ослабла, ее дрожь замедлилась, натяжение ее цепей уменьшилось, и она начала в изнеможении опускаться на нашу кровать. Я надавил на ее ноги, чтобы немного облегчить ей давление на рот. У меня были ключи под рукой, и я попробовал сначала один, потом другой, с третьей попытки нашел нужный. Я открыл замок на ее запястьях, чтобы позволить ей опустить ноги.

Когда Саманта наконец вернулась в мир живых, я заставил ее раздвинуть ноги и снял замок с ее колец. Найдя нужный ключ, я придержал замок закрытым, чтобы он не открылся и не ударил ее, затем я повернул ключ, медленно отпуская пружину дужки.

— Ннннс.

— Было приятно, Саманта? Тебе понравилось?

— Мммм.

Я заставил ее перевернуться на бок, а сам забрался к ней сзади. Поглаживая ее груди и прижимаясь носом к шее вокруг цепочки, прошло не так много времени, прежде чем она снова была готова. Я скользнул в нее своим членом. Саманта изрядно измотала себя, но ей все же удалось испытать слабый оргазм, когда я кончил, она опустила руки вниз, пытаясь схватить меня, с каждым разом все сильнее втягивая кляп в рот.

После того, как мы закончили, я открыл замок на кляпе, освободив вместе с ним и ее руки. Я наклонился и задул свечу, и мы немного поспали. Руки Саманты были свободны, но цепь на запястьях все еще удерживала их за спиной. В какой-то момент ночью я проснулся от желания пописать. Саманта последовала за мной на прохладный ночной воздух, она опустилась на колени прямо перед палаткой, вытянув ноги за спину, и облегчилась. Она снова убрала руки перед собой, я застегнул молнию на палатке и сумке, укрыл нас одеялами и проспал как убитый до утра.

Первое, что я сделал на следующее утро, это развел большой костер. Было чертовски холодно. За завтраком мы с Самантой изучили карту.

— Мы выберемся отсюда, но разобьем лагерь недалеко отсюда, — сказал я. — Я не знаю, насколько сложно будет поднять вещи на этот холм, вчера тропа выглядела довольно плохо. Это может занять некоторое время

— О'Кей.

Я посмотрел на нее. Она выглядела мрачной. Мы сложили в кучу всю нашу одежду, и Саманта завернулась в одеяло.

— Что случилось, Саманта? Ты выглядишь не очень счастливой.

— Я в порядке, просто немного грустно, что мы уезжаем.

— Мы можем повторить это в следующем году, если хочешь.

При этом ее настроение немного улучшилось, было ли это из-за мыслей о другой поездке или из-за того, что я сказал, что мы все еще будем вместе в следующем году, я не был уверен. Однако я знал, что никогда не расстанусь с моей прекрасной Самантой.

В конце концов, мы тронулись в путь. Сняв палатку и брезент, мы сложили все в каноэ. Я порылся в яме для костра, вынимая кусочки фольги и металлические крышки от тюбиков с замороженным соком, которые не сгорели. Я обошел лагерь, убирая все следы нашего пребывания, оставляя место таким же нетронутым, каким мы его нашли. Я спрятал мешок с мусором в лодку, и мы отчалили.

После целого дня просушки склон был не таким уж плохим. По крайней мере, не таким скользким. Веревка, которую я там оставил, облегчила Саманте подъем, затем я привязал каноэ, и она тянула, пока я толкал. Мы перебрались через упавшее дерево, причем то, что повыше, нависало над тропой, мне пришлось использовать пилу, чтобы срезать несколько веток под ним, чтобы сделать туннель, по которому мы могли бы протащить лодку. Я завернул большую часть нашего снаряжения в брезент, и мы подняли его наверх, затем я вернулся за оставшимися вещами.

Спустившись с другой стороны к реке, мы остановились, чтобы смыть грязь с ног и загрузить лодку. Саманта села, я вытолкнул лодку, затем забрался сам. Из маленькой бухты я направился на северо-запад, прочь от Шангри-Ла (прим перев. Это вымышленное место в горах Куньлунь в Тибете, описанное в романе 1933 года "Потерянный горизонт". Синонимом любого земного рая). Река казалась выше, течение сильнее, но мы плыли по течению, так что это было нам на руку. Саманте не нужно было грести, мне оставалось только управлять лодкой, время от времени делая пару гребков, пока мы плыли между высокими холмами. Я опустил веревку в воду, чтобы смыть с нее грязь. В паре мест высокие деревья упали в реку, опрокинутые бурей. Одно преградило путь, так что нам пришлось вылезать, чтобы обойти его. Примерно в середине дня мы добрались до длинного узкого озера, у которого разбили лагерь по пути сюда, и я объявил привал.

— Если мы разобьем лагерь здесь, то сможем снова разбить лагерь после долгого перехода, как мы делали по пути сюда, — сказал я Саманте. — Я не очень тороплюсь возвращаться, а ты?

— Так же. Звучит заманчиво.

Я разжег костер, пока Саманта готовила кастрюлю с лапшой и воду для ланча. Она приготовила макароны с сыром, пока я устанавливал палатку. Мы замесили немного теста, чтобы испечь горячие кексы, обжаренные на сковороде, а позже попробовали несколько с джемом.

— И вообще, как долго мы здесь пробыли? — спросил я.

Мы подсчитали. Наше шестидневное путешествие каким-то образом растянулось на девять дней, и нам еще многое предстояло сделать.

— Боже, Саманта, — воскликнул я, — Ты носишь эти цепи уже девять дней? С тобой все в порядке?

— Боже, Джим, — насмешливо сказала она, — Я никогда не чувствовала себя лучше.

— Тебе, должно быть, больно, раз ты не можешь как следует вытянуться.

— Немного. Но я не жалуюсь, — быстро добавила она, не желая, чтобы ей заткнули рот кляпом.

Я рассмеялся. Я не собирался затыкать ей рот. Мне было интересно услышать, что она чувствует, и я попросил ее рассказать мне.

— Мне всегда было интересно, каково это, — сказала она, — Быть скованной долгое время, как заключенная в темнице или что-то в этом роде. Я фанатично относилась к этому, думала о том, на что это будет похоже. Но это, — она встряхнула руками, отчего звякнула цепочка, — Эта поездка, все это было так приятно, действительно фантастично. Мы хорошо провели время, и ты был так добр ко мне.

Когда ты заставлял меня идти по лесу с вещами, я представляла, что за мной стоит кто-то с хлыстом и хлещет меня, чтобы я шла быстрее. Даже сегодня, в лодке, все, о чем я мог думать, это о том, как я была скованна цепями в лодке и меня везли куда-то, где со мной должно было случиться что-то плохое.

— Это мрачные мысли, Саманта. Ты знаешь, я бы никогда не позволил ничему плохому случиться с тобой.

— Я знаю, что ты бы этого не сделал, — добавила она, — И я действительно не хочу, чтобы случилось что-то подобное. Во время последней поездки ты порол меня каждый день. Каждый раз было лучше, чем предыдущий. Это было чудесно, Джим. На этот раз ты отшлепал меня всего один раз. Я знаю, ты сказал, что не хочешь этого делать, что считаешь это неправильным. Я пойму, если ты не захочешь, но не мог бы ты? Прежде чем мы уйдем отсюда?

— Выпороть тебя палкой?

Саманта улыбнулась.

— Или твоим ремнем.

— Дело не в том, что я не хочу, Саманта. Я сказал тебе, что не думаю, что это правильно, но дело не в том, что мне не нравится делать это с тобой. Наблюдая за тобой во время последней поездки, я не сомневался, что тебе это понравилось, и даже когда я отшлепал тебя на днях, я видел, как ты завелась. Когда я делаю это, порю тебя; мне трудно понять, когда остановиться. Трудно держать себя в руках. Я боюсь, что зайду слишком далеко и действительно причиню тебе боль.

— Я доверяю тебе, Джим, ты это знаешь. Ты сказал мне, что я отдала свою жизнь в твои руки здесь. В тот первый раз, в твоем подвале, когда ты выпорол меня? Ты сказал, что дашь мне столько, сколько я смогу взять. Это заставляло меня чувствовать себя в безопасности, так что я могла не волноваться так сильно и просто наслаждаться этим. Прошлой ночью, когда ты так крепко сковал меня, с кляпом во рту и всем прочим, это было потрясающе. Каждый раз, когда я двигалась, мне было больно по всему телу. Но, знаешь, когда я кончала? Все, о чем я могла думать, это если бы... Ну.

— Продолжай.

— Если бы ты меня порол.

Я посидел немного, переваривая то, что Саманта только что рассказала мне. Она выглядела встревоженной, как будто слишком много говорила, возможно, слишком сильно подтолкнула меня.

Наконец, я заговорил.

— Саманта, я надеялся, что одного бондажа тебе будет достаточно в этой поездке.

— Это правда Джим. Мне действительно нравилось быть скованной все это время.

Я продолжил.

— Мне нравится доставлять тебе удовольствие, больше, чем ты думаешь. Видеть тебя такой, разгоряченной и обеспокоенной, и знать, что это из-за меня ты стала такой, это здорово. Ты из тех, кто может превратить боль в удовольствие. Тебе это нужно, и с этим нужно быть осторожным. «Шлюха боли» — термин, который я слышал, «наркоманка боли» — другой. Это эндорфины, которые организм выделяет, когда подвергается нападению или испытывает боль. Это может стать чем-то вроде наркотика, без которого ты не сможешь жить, но если ты сможешь жить, держа все это под контролем и не позволяя этому управлять тобой, тогда мы сможем прийти к какому-то соглашению. Я дам тебе твою боль, Саманта, все, с чем ты сможешь справиться. Но я не позволю этому погубить тебя. Ты можешь получить то, что я даю, но ты должен верить, что я буду знать, когда тебе это нужно и когда дать это.

Саманта на мгновение задумалась.

— Я люблю тебя, Хозяин, — сказала она.

— Возможно, это наш последний вечер без людей, — сказал я. — Ты хочешь сделать его особенным?

Саманта спросила меня, есть ли у меня что-то на уме.

— О, ладно, у меня появилась идея. Она будет включать в себя то, что ты будешь висеть вниз головой на дереве, — сказал я.

Я заставил Саманту заняться приготовлением ужина, а сам занялся поиском места для сцены, которую я задумал. Немного углубившись в кустарник, я наткнулся на что-то вроде поляны и руины какого-то старого здания. Осталось всего несколько бревен, это могла быть старая хижина. Место было в низкой долине, так что нас не было видно с озера, и местность была довольно чистой, за исключением одного высокого дерева, толстая ветка которого торчала примерно на шесть метров вверх. Когда тебе что-то нужно, это падает тебе в руки. Разве жизнь не прекрасна?

Чуть дальше в лесу была болотистая местность с небольшим ручьем. Я расчистил место для костра рядом с деревом. Я знал, что разводить костры разрешается только в яме для костра в кемпинге, но это была чрезвычайная ситуация.

«— Смотрители парка поймут», — думал я, работая. Я собрал валежник со всей округи, затем вернулся в наш лагерь на ужин. Пока мы ели, я посвятил Саманту в детали плана.

— Недалеко отсюда есть одно местечко, — сказал я. — Мы отправимся туда после наступления темноты. Сегодня ночью может похолодать, но я разведу костер, чтобы согреться. Ты будешь висеть на дереве за одну ногу.

— Это не будет больно? — спросила Саманта.

Я одарила ее пронзительным взглядом

— О.

— Я сделаю это для тебя, Саманта. Я тоже планирую повеселиться. Я не буду пороть тебя слишком сильно, но думаю, что это будет долгая сессия.

Я видел это изображение где-то в Сети, может быть, на одном из японских сайтов по веревочному бондажу. Девушка висит на одной ноге, веревка обвязана вокруг ее лодыжки. Я пытался сообразить, на внутренней или внешней стороне стопы висит веревка. Ступня может поворачиваться внутрь, но не наоборот. Я подошел к Саманте, которая мыла посуду у озера. Я усадил ее и взял ее ступню в руки, ощупывая лодыжку и выворачивая ступню. Я воспользовался ее цепочкой, надев ее с одной стороны, затем с другой, слегка потянув за нее.

— Снаружи, — сказал я.

— Что?

— О, ничего, — сказал я. — Просто проверяю.

После ужина мы сидели у костра, и предвкушение Саманты, как и мое, росло. Воздух не становился таким холодным, как в последние несколько дней. Еще один признак того, что боги БДСМ благоволили нам. Наконец, когда начало темнеть, я встал и начал собирать вещи, которые мне понадобятся.

Я заставил Саманту надеть только ее плотное пончо, без обуви и юбки. Я расчесал ее волосы и оставил распущенными по спине. Я заставил ее нести моток толстой веревки. Было еще достаточно светло, чтобы она могла видеть тропинку впереди, поэтому по пути она не наступила ни на какие острые камни или палки. Мы спустились в долину.

Саманта ахнула, увидев дерево, единственное, что было на маленькой поляне. Я взял у нее веревку и встряхнул ее, затем перебросил конец через ветку. Я привязал конец к цепочке на ее запястье, затем поднял ее руки над головой. Я несколько раз обвязал другой конец вокруг ствола дерева и завязал его. Затем я занялся разжиганием костра. Я сидел к ней спиной, ожидая, пока разгорится пламя, и думал о том, что должно было произойти. Наконец я встал и подошел к ней. Я видел по ее глазам, что она возбуждается, и я также заметил в них небольшой трепет.

— На этот раз мы собираемся использовать стоп-слово, Саманта, — сказал я ей. — Ты знаешь, что это такое?

— Я произношу определенное слово, и мы останавливаемся. — ответила она.

— Мы сделаем паузу, — сказал я ей. — Мы остановим сцену, и я спрошу тебя, что не так. Если ты хочешь что-то изменить и продолжить, я это сделаю. Я не думаю, что твоя нога пострадает от этого, но, если ты почувствуешь, что ее отрывают, скажите мне, хорошо? Нам еще предстоит много ходить завтра или послезавтра. Возможно, завтра тебе понадобится отдохнуть.

— Хорошо.

— Стоп-слово — это «Стоп-слово». Хорошо? Если тебе нужно его использовать, мне лучше его услышать.

— Да, сэр.

— Хорошо.

Я развязал веревку и опустил ее руки. Я отвязал ее от цепочки и велел ей снять пончо, затем снова надел цепочку на ее запястья и поднял ее руки, на этот раз выше, растягивая ее, пока она не встала на цыпочки. Затем я связал ее. Пока еще оставалось немного света, я оставил ее там, а сам пошел в кусты за хворостом.

Мне не потребовалось много времени, чтобы найти три хорошие палочки, одна немного толще другой. Я положил их у основания дерева, затем подошел и подбросил еще немного дров в огонь. Прежде чем совсем стемнело, я взял кофейную чашку и отправилась в болотистую местность позади нас. Там я зачерпнул немного черной, вязкой глины, положил ее в чашку и снова вернулся к дереву.

Все, что было нужно, подумал я, — это какая-нибудь жуткая музыка, пение группы друидов или что-то в этом роде. На ум пришла сцена из телешоу «Зена – королева воинов», какой-то ритуал амазонок. Я снял рубашку, скинул ботинки. Подбросил еще дров в огонь и постоял, слегка покачиваясь, пока они разгорались, слушая неслыханные ритмы чего-то первобытного. Я не смотрел на Саманту, но она, вероятно, смотрела на меня так, как будто я сошел с ума или что-то в этом роде.

Звуки потрескивающего огня в неподвижном ночном воздухе вполне подошли бы. Я низко наклонился, чтобы схватить кофейную чашку со слизью, и, сделав три смелых шага, оказался перед ней, заглядывая глубоко в ее глаза. Медленно я зачерпнул двумя пальцами грязи, затем провел ими по своей обнаженной груди, образуя линию. Я нарисовал еще одну линию слизи на лбу и две вертикальные на щеках. Мои глаза не отрывались от ее.

Еще два пальца черной липкой глины, и я нарисовал линию от левого плеча Саманты, вниз по внутренней стороне ее груди и до пупка. Еще один круг и вниз по другой стороне, придавая ей форму буквы «V». Я намазал немного грязи на каждый из ее сосков, затем поставил чашку у основания дерева.

— Хозяин?

— Тихо! — сказал я. — Пленница не должна говорить.

Я взял самую толстую палку. Я отломил ее от мертвого дерева, и она была сухой, совсем не подходила для этого. У меня не было намерений сильно ударить ее ею; если бы я это сделал, была бы только сильная боль и много синяков. Глаза Саманты расширились, когда я подошел к ней с этим, и я завел ее за ее поясницу, использовал палку, чтобы плотно притянуть ее тело к своему. Я сильно прижался губами к ее губам, просунул язык между ее зубами и страстно поцеловал ее. Я использовал толстую палку, чтобы водить вверх и вниз по ее телу, слегка ударяя ее по местам, тыкая ею, как будто мучил какое-то животное. Эмоции Саманты колебались между возбуждением, страхом и раздражением, когда я останавливался и позволял палке касаться ее кожи, вдавливая ее в плоть, позволяя ей почувствовать ее присутствие. Я замирал так на долгие минуты с закрытыми глазами, прислушиваясь к биению бревенчатых барабанов в своем сознании.

Я не был уверен, который час. Я открыл глаза и посмотрел вверх. Серп молодой луны поднимался над болотом позади нас. Я подошел к основанию дерева, положил палку и отвязал веревку Саманты. Ее руки опустились, и она немного споткнулась, застигнутая врасплох внезапной переменой позы. Я подошел к ней, помог ей лечь на землю, подставив задницу под ветку. Я отвязал веревку от ее цепочки, затем обвязал ее вокруг ее ноги французским бантом. Это обычный бант, иногда называемый спасательным узлом, но веревка обматывается вокруг три раза, увеличивая площадь поверхности веревки, чтобы распределить нагрузку на большую часть ее лодыжки. Я обмотал веревку вокруг ее правой лодыжки и пропустил конец через скрутку. Я обернул три витка вокруг ее лодыжки и через скручивание, затем сзади и вниз, поправил петли и туго затянул узел. Я расположил узел вдоль внешней стороны ее стопы. Я поднял ее ногу вверх, и с помощью короткой цепи для стреноживания ее другая нога должна была последовать за ней. Я потянул за слабину, затем обмотал веревку вокруг ствола дерева. Кора на этом дереве была грубой, поэтому я получил достаточное трение, чтобы удержать ее вес одним поворотом. Обхватив рукой ее ногу, я приподнял ее и потянул за веревку. Как и прежде, я оторвал Саманту от земли, поднял ее и подтянул слабину в веревке, удерживая натяжение, пока я снова не потянулся, чтобы обнять ее. Я поднимал ее, пока ее прекрасные длинные волосы не оторвались от земли. Затем, держа веревку туго натянутой, я еще несколько раз обошел ее вокруг дерева, пока не добрался до конца, и просунул ее под поворот, чтобы завязать. Я повернулся, чтобы посмотреть.

Саманта висела на толстой ветке за одну ногу. Другая ее нога была слегка согнута, ступня была привязана к более высокой цепью на лодыжке. Ее тело совершило медленный оборот, когда веревка осела под ее весом, немного растянувшись, нити немного раскрутились. Ровно настолько, чтобы один раз повернуть ее и позволить мне получить полный эффект. Меня тянуло к ней. Я должен был прикоснуться к этому восхитительно эротичному видению, представшему передо мной. Я подошел к ней, чтобы нежно, благоговейно коснуться ее бедра. Я почувствовал, как мышцы ее ноги дрожат от напряжения. Я провел рукой вверх по ее колену, по икре, туго натянутой. Другая ее нога, свисающая с цепи, казалась мягкой, свободной. Ее бедра были слегка раздвинуты, и в свете камина я мог видеть ее половые губки, блестящие кольца, ее очевидное возбуждение.

Я сказал себе, что доведу это дело до конца, и большая часть меня хотела начать. Но я чувствовал такое сочувствие к моему милому пленному созданию, к тому же, я просто хотел знать. Я опустился на колени и повернулся к ней лицом. Я посмотрела ей в глаза и заговорил.

— С тобой все в порядке, Саманта?

Лицо Саманты было очень красным от прилившей к голове крови. У меня была противоположная проблема, но неважно.

— Пленница может говорить?

Я тихо хихикнул.

— Да. Скажи мне, что ты чувствуешь.

— Все не так плохо, как я думала, Хозяин. Я чувствую, как тянет мою ногу, но мне не больно.

— Это хорошо, да?

— Да. Хозяин? Трудно думать, когда кровь стучит у меня в голове.

— Это плохо?

— Нет.

— Хорошо.

Она была глубоко погружена в то особое место, которое только покорный человек знает или может по-настоящему понять. Я нежно коснулся пальцем ее губ. Мои глаза были прикованы к линиям грязи, которые я нарисовал на ее груди ранее. Когда я встал, я последовал за ними. Большая стрелка указывала вверх, к ее центру. Я поместил палец туда, между ее бедер, между губками ее киски. Я немного потер ее там, чувствуя ее жар и влажность. Я почувствовал, как руки Саманты коснулись моих колен, затем ее пальцы начали пробираться вверх по моим ногам. Я должен был сцепить ее руки за спиной, подумал я про себя. Но потом они просто будут мешать. Она потянулась к моей ширинке, и я отступил от нее.

— Пленница не должна прикасаться! — громко сказал я.

Руки Саманты опустились, и она подняла ногу, чтобы сомкнуть ноги. Ее цепи позвякивали, когда она двигалась. Моя резкая команда застала ее врасплох, и она не была уверена в том, что происходит или что она сделала, чтобы навлечь на себя мой гнев. Я стоял и ждал. Через несколько мгновений ее нога опустилась до предела, и я снова жадно уставился на ее открытую щель.

Подойдя к ней сзади, я просунул лицо между ее прелестных бедер и коснулся языком ее клитора, вдыхая ее пьянящий мускус. Бедра Саманты задрожали, когда я медленно провел языком по ее щелке, пробуя на вкус ее пот, смешанный с горько-сладким привкусом ее жара. Я положил руки ей на бедра, надавливая, чтобы раскрыть ее шире, затем насладился ее восхитительным центром. Просунув язык сквозь кольцо, я втянул его в рот, растягивая кожу, затем прикусил ее пухлую губу. Я проделал то же самое с другой, прикусывая так сильно, как только осмеливался, этот мягкий кусочек кожи, слыша только низкое рычание вожделения от Саманты. За исключением этого первого, короткого контакта, я избегал ее клитора. Эта сцена была не о том, чтобы заставить ее кончить. Что ж, так оно и было, но не в традиционном смысле. Этой ночью я бы сам раздвинул границы дозволенного. О том, каковы были пределы Саманты, я все еще не имел ни малейшего представления.

Я яростно лизал ее киску, втягивая губы в рот и проводя языком по скользким внутренним поверхностям, проникая так глубоко, как только мог. Затем широкими движениями моего языка я ласкал ее от ануса до самого ее такого чувствительного клитора. Она откидывала назад свою задницу, пытаясь набрать эту лишние полсантиметра, и я отрывался на несколько секунд, сводя ее с ума от разочарования.

Когда она была уже на грани, я отступил назад и отошел от нее, оставив ее слегка раскачиваться, когда она сжала бедра вместе, извиваясь в тщетной попытке кончить. Я ждал, пока она спустится, пока ее нога не опустилась, туго защелкнув цепочку на лодыжке, и она не замерла, тяжело дыша, время от времени постанывая от желания.

Я подошел к костру и подбросил еще дров. Затем я взял палку, самую тонкую. Я стоял рядом с ней, слушая эту странную музыку, бой барабанов, в моей голове. Барабанный бой достиг крещендо и прекратился. Поленья в костре зашевелились, дрова громко треснули раз, другой, взметнув столб искр высоко в воздух. Я сильно взмахнул палкой, ударив Саманту по ягодице, заставив ее вскрикнуть от неожиданной боли. Не дав ей возможности привыкнуть к шоку, я взмахнул снова. И так это началось. Это была хорошая палка, которую я нашел, хорошая и пружинистая, с множеством защелок. Я бил ее снова и снова. Ее движения заставляли ее раскачиваться и извиваться, представляя мне новые мишени, в то время как я просто стоял и наносил удары. Я едва осознавал, куда попадают мои удары. Когда она была так взвинчена, для меня всегда было доступно множество пикантных мишеней. Я глубоко погрузился в свою роль Машины для избиения, причиняющей боль, истязающей плоть.

Я смутно осознавал, что Саманта кончила вскоре после того, как я начал. Ее крики страсти были громкими в неподвижном ночном воздухе, струя девичьих соков вырывалась дугой из ее киски, стекая по ее телу. Дрова в камине снова потрескивали, высоко взлетая искрами, моя рука раскачивалась в легком ритме, рисуя красные линии на ее прекрасной коже. Взад и вперед, вверх, вниз. Я провел по ней палочкой. Я думал о том, о чем мы говорили. Стоп-слово. Это то, что я слышал? Нет. Саманта стонала какую-то тарабарщину, перемежаемую громкими вскриками, когда ее пронзил еще один мощный оргазм. Она ударила свободной ногой, туго защелкнув цепь, стальные звенья сладко зазвенели. Я протянул руку и рубанул вниз, пружина дерева последовала за изгибом ее подошвы, соприкоснувшись с подошвой ее левой ноги жгучей линией изысканного огня. Я снова полоснул ее там, проследив за ее ступней вверх, когда ее нога дернулась и выпрямилась. Я потянулся, чтобы ударить ее по другой ноге, той, что была перехвачена веревкой, и она затряслась, сильно брыкаясь на всю длину своей цепи, снова сильно кончая.

Это продолжалось без паузы, я наносил удары по ее извивающемуся телу, свисающему за одну ногу с дерева. Тело моей любимой Саманты, ее ноги, даже на руках, были испещрены неприятного вида полосами. При тусклом свете камина я бы не узнал об истинных масштабах ущерба до рассвета. И так, несколько забыв о том, что я на самом деле делал, видя и слыша только огонь в Саманте, достигающий все больших высот, мы оба играли свои назначенные роли до конца, это продолжалось.

Я почувствовал и услышал, как волокна палки в моей руке начали отпускаться. Я остановился и ощупал ее по всей длине. Там, где древесина раскололась, было мягкое место ближе к середине. Подойдя в состоянии, подобном трансу, к основанию дерева, я остановился.

Костер догорел до тлеющих углей, осталось лишь несколько слабых язычков пламени, жалобно мерцающих. Я повернулся к Саманте, увидел, что она висит там, и услышал, как она тихо всхлипывает. У нее перехватило дыхание, когда она застонала, дрожа, и ее тело отреагировало на боль единственным известным ему способом, протолкнув еще одну порцию ее соков из ее измученного тела.

Я взял фонарик, чтобы посветить на нее. Зрелище, открывшееся передо мной, потрясло меня до глубины души.

— О боже мой, — тихо пробормотала я. — Что я наделал?

В нескольких местах на ее коже были небольшие порезы, крошечные пятнышки, из которых вытекло несколько капель крови. Она была пересечена ярко-красными линиями повсюду. Теперь она безжизненно висела, когда я направил на нее свет, и я начал осознавать реальные масштабы того, что я с ней сделал. Но когда я наклонился, чтобы увидеть ее лицо, держа свет между нами, ее глаза распахнулись, и она посмотрела на меня. В ее глазах была искра вселенной, яркая, счастливая, такая живая.

— Х...Хозяин?

— Да, малышка?

Ее тело задрожало, и она улыбнулась, легкий толчок сотряс ее.

— Хозяин. Стоп-слово.

Я принес мягкое одеяло, которое расстелил под ней. Я развязал веревку и медленно, осторожно опустил ее вниз. Когда я отвязывал веревку от ее лодыжки, она подняла голову, поморщившись от боли, и заговорила со мной. Ее низкий, хрипловатый голос, сильный и уверенный.

— Это так красиво, Хозяин. Спасибо вам. Спасибо вам.

— Саманта, ты выглядишь ужасно, — сказал я ей. — Я думаю, мы зашли слишком далеко.

— О нет, Хозяин. Вы были великолепны. Все абсолютно идеально.

— Посмотрим, как ты будешь себя чувствовать утром, — сказал я. — Пойдем.

Я осторожно завернул ее в мягкое хлопковое одеяло и, оставив все, кроме фонарика, отнес ее обратно в лагерь. Там я опустил Саманту у воды. Я разжег костер, затем достал из палатки мочалку. Когда я вернулся, Саманта сидела, и я намочил мочалку в прохладной озерной воде, затем начал тщательно счищать с нее засохшую грязь, пот и кровь. После того, как я очистил ее и осмотрел более внимательно, я увидел, что места, где были рубцы, были не так уж плохи, как мне показалось сначала. Это было нехорошо, но, по крайней мере, я чувствовал, что серьезных необратимых повреждений не будет. Саманта была в полном сознании, когда я мыл ее, она прикасалась ко мне нежно, с любовью, в ее глазах плясали искорки жизни.

Я пощупал ее лодыжку в том месте, где она была привязана, и она тихо застонала. Я слегка надавил пальцами, и она застонала громче. Я причинил ей боль там, и я почувствовал, что начинается небольшой отек. Смочив тряпку в прохладной воде, я приложил ее к ее лодыжке, под цепочку. Я намазал ее раны кремом с антибиотиком, протер все остальное лосьоном для кожи, который у меня был, пока она пила стакан сока, который я ей дал. Я подвинул ее поближе к воде и усадил, чтобы она могла окунуть ногу в ее прохладу. Немного позже мы сидели у костра, завернувшись в одеяла, и разговаривали.

— Ты чувствуешь себя лучше, Саманта?

— Я никогда не чувствовал себя лучше. Это было действительно приятно, Джим. Спасибо.

— Тебе, должно быть, больно.

Саманта хихикнула.

— Везде. Вот что в этом такого приятного; все болит так же сильно, как и везде. У вас действительно хорошо получается, Хозяин.

— Посмотрим, как это будет выглядеть при свете дня. — проворчал я.

— Хозяин?

—Да?

— Спасибо.

— Не за что. Саманта?

— Да, Хозяин?

— Я люблю тебя.

— Я люблю тебя, — ответила она.

Должно быть, была середина ночи, когда я отнес Саманту в палатку и уложил ее в постель. Я еще раз нежно протер ее лосьоном для кожи, и это, казалось, помогло немного облегчить ее боль. Ее лодыжка, на которой она висела, распухла еще немного, и я внимательно следил за ней всю ночь. Если она распухала слишком сильно, цепь затягивалась на ней и душила ногу. В шесте палатки у меня была ножовка на случай, если мне придется перерезать ее цепь, но я надеялся, что до этого не дойдет. Я снова намочил мочалку в прохладной воде и обернул ее вокруг ее лодыжки.

Я спал всю ту ночь напролет, лежа рядом с моей милой девочкой, моим бедным измученным маленьким созданием, или сидя в одиночестве у костра, гадая, как все зашло так далеко, как на поляне позади нас. Я прокрутил эту сцену в голове, наблюдая, как становлюсь все более бессердечным в своих действиях по отношению к ней.

Я дал ей выход, стоп-слово. Но это было только в конце, только после, и она, должно быть, поняла, что я останавливаю сцену, что она сказала это. Я начал понимать, что она дала мне выход, позволила мне остановиться.

Могла ли она взять больше? Осталась ли она желать большего? Выпустил ли я на волю монстра внутри этой прекрасной девушки, которая стала для меня дороже жизни?

Щебет птиц возвестил о конце ночи, и я заметил слабое свечение на востоке неба. Я подошел к ней. Ощупываю ее лодыжку, мои холодные руки будят ее. Она с любовью посмотрела мне в глаза.

— Великолепное утро, — сказал я.

Саманта поморщилась, когда переместилась на больное место или на более болезненное. Я почувствовал, что ее лодыжка распухла еще больше, цепь вокруг нее натянулась плотно, но еще не опасно туго. Мои руки придавали прохладу ее поврежденной ноге, пока она согревала меня.

— Который час? — спросила она меня.

— Рассвет, — сказал я. — Рано. Возвращайся спать.

— Хочу в туалет, — заявила она.

Я помог ей подняться и выйти из палатки. Я поддерживал ее, когда она сидела на корточках снаружи и справляла нужду. Я помог ей подняться на ноги, и она немного проверила свою лодыжку. Не похоже, что с ней было что-то слишком серьезное, определенно не сломано. Возможно, слегка растянула связки. Я держал ее, пока она ковыляла к воде, чтобы окунуть ногу в холодную воду.

Теперь, при более ярком освещении, я мог лучше разглядеть боль, которую причинил ей. Два места, на ее коже, кровоточили немного сильнее, и я принес крем с антибиотиком, несколько салфеток и рулон скотча. Я перевязал Саманту в четырех или пяти местах, прежде чем был удовлетворен, она, наблюдая за мной, смотрела на меня с такой любовью и преданностью, что мне пришлось остановиться и нежно поцеловать ее.

— Все в порядке, Хозяин, — сказала она в ответ на мой обеспокоенный взгляд.

— Я знаю Саманта, — сказал я.

Мне не нравилось видеть ее такой избитой. Но она хотела, чтобы я это сделал, и не было сомнений, что она получила огромное удовольствие от сеанса. Кто я такой, чтобы отказывать ей в этом? Я приготовил ей стакан сока и дал пару таблеток аспирина, пока она отмачивала ногу в озере. Позже я отнес ее обратно в постель, лег рядом с ней, ощупывая ее, ощущая грубые рубцы на ее драгоценной коже. Саманта заснула, как и я, через некоторое время. В какой-то момент меня разбудил голод, и я осторожно встал, чтобы не разбудить Саманту. Я кое-как оделся и вышел сварить кофе. Найдя только одну чашку, я вспомнил, что оставил вещи на дереве на поляне позади, поэтому пошел за ними. Перевалив через холм и оказавшись на вершине, я остановился, долго глядя на дерево, на котором повесил Саманту, толстая веревка все еще была перекинута через ветку. Я медленно подошел к ней. Костер, осталось кольцо пепла. Вытоптанные травы и растения. Теперь это место стало каким-то особенным, чувствовалось, что здесь произошло что-то злое. Я потянул за веревку, чтобы спустить ее вниз, и смотал ее. Пончо Саманты, небрежно отброшенное в сторону. Моя рубашка. Я использовал ветку, чтобы развеять пепел от костра, пытаясь стереть свидетельства той сцены прошлой ночью, пытаясь рассеять мысли, проносящиеся в моей голове. Я собрал вещи, которые оставил, и вернулся в лагерь. Саманта, должно быть, услышала, как я суетился. Пока я готовил кофе, я услышал, как звякнули ее цепочки. Минуту спустя я увидел, как она выходит из палатки. Увидев меня, она улыбнулась, а затем побрела в туалет. Я наблюдал, как она, прихрамывая, вернулась и подошла ко мне, затем положила руку мне на плечо.

— Саманта, — начал я, — Прости меня за...

Она подняла руку, приложила палец к моим губам.

— Пожалуйста, Хозяин, — сказала она. — Больше не надо.

— Но.

— Нет, — сказала она. — Вчера я попросила вас кое-что сделать для меня. Вы сделали это и сделали из этого самую прекрасную вещь. Лучше, чем я когда-либо могла себе представить.

— Я?

— Да, вы, — перебила она, — И я. Вы сделали со мной то, что я хотела, чтобы вы сделали. Да, мне сейчас больно. У меня болит нога, черт возьми, у меня болит все. Но боль пройдет, следы со временем исчезнут. Но воспоминание о том, что произошло, о том, что я почувствовала внутри, это то, что навсегда запечатлелось в моей душе. Возможно, мы никогда больше этого не сделаем. Я надеюсь, что когда-нибудь у меня будет шанс снова испытать эти чувства, но если нет, то во мне все еще живет воспоминание о прошлой ночи. Я буду носить эти воспоминания с собой до скончания веков.

Эта неделя, эта поездка, это была самая фантастическая неделя в моей жизни, Джим. Все сложилось так хорошо. Я не хочу видеть, как ты расстраиваешься из-за прошлой ночи, я хочу, чтобы ты разделил счастье и покой, которые я чувствую. Пожалуйста?

Саманта позволила одеялу, которое было на ней надето, соскользнуть с плеч и упасть на землю. Она опустилась на него обнаженной. Колени разведены в стороны, руки на бедрах, цепочка свисает перед ее киской. Мне удалось выдавить улыбку.

— Ты вся в пластырях, — сказал я.

Я протянул ей свой кофе и опустился рядом с ней на колени. Я начал снимать с нее импровизированные бинты. Я начал видеть ее, отметины на ее коже, теперь в другом свете. Не как знаки позора, потому что она не испытывала стыда, демонстрируя себя мне. Скорее как знаки почета, я начал понимать. То, что она оказала мне честь, подчинившись моей порке, и то, что в конце она смогла быть в мире как со мной, так и с самой собой, сделало ее отметины чем-то совершенно особенным. Со временем она заживет. Возможно, пара недель, и все следы этого исчезли бы. Но наше пребывание на поляне прошлой ночью стало бы общим опытом, который связал бы нас обоих на долгое время вперед. После того, как я снял с нее все пластыри, я скатал их в шарик и бросил в огонь.

— Ты права, Саманта, — сказал я ей. — Я должен сказать тебе, что мне действительно понравилось, как мы провели время прошлой ночью. Наверное, я просто чувствовал себя немного виноватым из-за того, что, возможно, получал столько удовольствия за твой счет.

Я взял ее руки в свои.

— Видя, как ты висишь вот так на дереве, ты выглядела такой красивой, такой уязвимой. Мужчин веками приучали не делать подобных вещей с женщиной. Любой, кто увидит тебя прикованным таким образом, подумает: «О, посмотрите на бедную девушку, прикованную, как животное, мы должны спасти ее от злой судьбы».

Неважно, что мы счастливая пара, это «Плохо». Любой, кто стал свидетелем этой сцены прошлой ночью, вызвал бы команду спецназа на мою голову. «Убейте монстра», — кричали они, тыкали в меня вилами, загоняли в болото.

Это заставило ее рассмеяться.

— Ты видишь? — спросил я. — Как я могу думать, что это нормально - подвешивать тебя вниз головой и хлестать палкой перед лицом подобной критики.

— Хозяин?

Я улыбнулся.

— Да?

— Я голодная.

Солнце стояло высоко, должно быть, был полдень. Я достал кое-какую одежду для Саманты, а затем заглянул в коробку с продуктами. Найдя сублимированное тушеное мясо из говядины, я высыпал его в кастрюлю с водой, а затем смешал немного смеси для печенья. Саманта приготовила горячие лепешки на сковороде над огнем, так как у нас закончилось топливо для походной плиты. Когда тушеное мясо разогрелось, мы поели. Опухлость на лодыжке Саманты немного спала, цепь вокруг нее была немного свободнее, чем раньше. Примерно в середине дня, когда солнце пригревало сильнее всего, мы умылись в озере, затем вытерлись и легли спать. Я лег на спину, Саманта забралась сверху, обхватив коленями мои уши, а ступни подняв над моей головой. Она соскользнула вниз на пару сантиметров, прижимаясь к моему лицу, и взяла мой член в рот. Ее ноги были похожи на ноги зебры, правда, красные и розовые, а не черно-белые. Я поразился ровности того места, где я оставил отметины. Я мог вспомнить, что даже не смотрел, просто делал это на ощупь, почти шестое чувство подсказывало, куда ударить ее в следующий раз. Чудесно, это было действительно чудесно.

Саманта продолжала ерзать на мне, пытаясь принять более удобное положение. Она ерзала то так, то эдак, но у нее по всему телу были следы от порки, и через некоторое время она перестала двигаться, чтобы просто сосредоточиться на текущей задаче.

Я тоже был занят, вылизывая ее восхитительную киску. Она глубоко брала мой член и терлась о мой рот, вздрагивая, когда по ней пробегала легкая волна удовольствия. Затем она начала целенаправленно обрабатывать мой член, готовая довести меня до оргазма. Влагалище Саманты было влажным, но она еще не кончила. Мне было интересно, испытывала ли она боль. Боль не помешала бы ей кончить, я это знал. Она сдерживалась, ожидая, когда Хозяин кончит первым. Я жадно набросился ртом на ее киску, втягивая клитор и обводя его языком. Теперь я был близок. Я приподнимал бедра в такт с ней, проталкивая себя глубже в ее горло.

Это началось с покалывания в четырех углах моего тела, в пальцах рук и ног. Оно набрало обороты, затем слилось воедино в сильном порыве, ворвавшись в это милое создание на мне. Я кончил, а мгновение спустя за мной последовала Саманта. Ее влагалище, казалось, раскрылось, угрожая поглотить меня, и она извивалась на мне, когда я глубоко просунул в нее свой язык, ее нектар стекал по моему горлу, в то время как мой пульсировал в ее. Саманта скатилась с меня через некоторое время, и мы лежали так, приходя в себя от порыва. Ее ноги были рядом с моей головой, и я взял их в руки, нежно поглаживая пальцами. Я посмотрел на подошвы, две красные линии на одной, одна на другой. Я провел по отметинам кончиком пальца. Пальцы Саманты обвились вокруг моего пальца, и она улыбнулась мне.

— Ты прекрасна, Саманта, — сказал я.

— Спасибо, Хозяин.

В тот вечер я выкопал немного червей из-под листьев в лесу, привязал леску к крючку и палке, затем вытащил лодку и поймал прекрасного окуня. Я приготовил нарезанную рыбу в воде с картофельными хлопьями быстрого приготовления, сухим молоком и половиной луковицы отвратительного вида, которую нашел завернутой в фольгу в коробке из-под продуктов. Рыбная похлебка получилась неплохой.

В тот вечер, сидя у костра, мы слушали по радио бейсбольный матч. Саманта теперь хромала не так сильно. Она все еще была скованна цепью на лодыжке, но ее нога болела не так сильно, она не хромала, как раньше.

— Ты себя хорошо чувствуешь? — спросил я.

— Лучше, — ответила она. — Моей лодыжке уже лучше. Все еще болит везде.

— У нас завтра долгий поход, — сказал я ей, — Ты готова?

— Не волнуйся, я справлюсь.

— У меня есть пила, которой можно резать металл, — сказал я ей. — Я мог бы снять с тебя цепь на лодыжке, если хочешь.

Саманта удивленно посмотрела на меня.

— У тебя здесь есть что-нибудь, чтобы снять с меня цепи? Я думала, идея заключалась в том, что я застряну так на всю поездку.

— А если бы ты упала и что-то сломала, ты видела, как распухла твоя лодыжка. Я хотел быть уверен, что смогу позаботиться о тебе. Вот и все.

— О. Ты прав, Джим. Теперь я понимаю. Всегда будь готов, вот как это бывает?

— С таким дорогим человеком, как ты, да.

— Нет, — сказала Саманта. — Я начинала в этих цепях, и так я отсюда и уйду. И Джим, спасибо, что подготовился.

На следующее утро мы быстро позавтракали овсянкой, затем собрали вещи и уехали. Мы проплыли на веслах по длинному озеру до устья реки, ведущей к волоку. Когда мы подошли к бобровым плотинам, то обнаружили, что штормовой сток снес секции первых двух, образовав пространство, по которому каноэ могло пройти без особых проблем. На третьей плотине лодка застряла, но, отталкиваясь обоими веслами, я переправил нас через нее. Нам нужно было только войти в воду, чтобы перетащить каноэ через последнюю плотину.

Пройдя вдоль небольшого ручья, мы нашли начало длинного волока.

Саманта дважды проделала половину пути, на этот раз вниз по склону, так что все было не так уж плохо. Я подумал, что мы доберемся до основной тропы и остановимся, я дам ей отдохнуть, пока буду ходить за оставшимися вещами. Когда снаряжение было собрано, мы проделали вторую половину по более широкой основной части.

Перекусить на скорую руку действительно было нечего, поэтому мы пропустили обед и продолжили путь. Было около полудня, когда мы добрались до озера и разбили лагерь на маленьком островке, на котором останавливались по пути. Я разжег костер, чтобы Саманта приготовила макароны с сыром и горячие пирожки. Я установил палатку. Днем набежали тучи, и теперь небо было затянуто ими, темными дождевыми тучами. Было не жарко и не душно, так что я сомневался, что будет гроза. На маленьком острове было бы мало укрытия во время грозы, так как там росло всего несколько высоких деревьев, и все они были близко к лагерю. Мы закончили есть, затем разделись и умылись в холодной озерной воде. Как раз когда мы заканчивали, пошел дождь. Я засунул мокрые полотенца под каноэ, и бросился к палатке. Пока вокруг нас хлестал дождь, мы сидели, прижавшись друг к другу, и смотрели на улицу, в тепле и сухости в нашем маленьком гнездышке.

— Еще два коротких перехода, и мы выберемся отсюда, — сказал я. — Назад к цивилизации. Скучаешь по ней?

— Немного, — сказала Саманта. — Скучаю по хорошей еде, которую мне подавали в хорошем ресторане.

— Вчерашний рыбный суп был неплох. — заявил я.

— Никакого салата, никакого пирога и мороженого на десерт.

— И никаких хрустящих хлебных палочек— сказал я. — Только эти безвкусные бисквиты.

Саманта рассмеялась, и я крепко обнял ее. Дождь перешел в постоянную морось, и мы занялись медленной, нежной любовью впервые после порки. Теперь все было по-другому, чем раньше. У Саманты все еще был такой спокойный мир внутри, оставшийся после того потрясающего опыта, когда она висела на дереве. Даже ее манера говорить была другой. Спокойная, более уверенная в себе. Искренняя удовлетворенность собой, мной и всем, что ее окружает.

Я забрался сверху, стараясь не давить на нее слишком сильно, и мы трахались медленно и нежно. Саманта не сходила с ума, как обычно. Она приняла это, позволяя чувствам нарастать, смакуя их, как хорошее вино или бренди. Я наблюдал, как внутри нее это достигло пика, а затем овладело ею. Саманта кончила почти как в замедленной съемке, не визги и бешеные движения, а плавный переход от девушки к чему-то другому. Что-то небесное, что-то, что выходит за рамки здесь и сейчас, переходит за пределы, в более небесное состояние бытия.

Оргазм охватил ее, но Саманта его не контролировала. Ее влагалище крепко обхватило меня, замедляя мои движения, и она открыла мне глаза. Они казались не бледно-голубыми, как раньше, а более глубокими, искрящимися синевой. Она заговорила.

— Это так красиво, — сказала она. — Кончи со мной, Хозяин.

Я мало что еще мог сделать. Казалось, сила перетекла от нее ко мне, и я кончил. Обильная сперма, которая полностью опустошила меня. Я скатился с нее и перевернулся на спину. Саманта лежала на боку, положив руки мне на грудь, и любовно поглаживала меня. Дождь прекратился, выглянуло солнце. Солнечные лучи пробивались сквозь деревья и освещали наше маленькое любовное гнездышко. В мире все было хорошо.

Позже мы сидели у костра, слушая рассказы о горе в ночных новостях, о мире, далеком от нашего тихого маленького острова.

На следующее утро наше последнее в дикой природе, мы съели большие порции горячей овсянки, последние ложки джема придали ей некое подобие вкуса, затем собрали вещи и отправились в воду. Мы подошли к волоку, огибавшему болото, и нагрузились всем, что могли унести. Я шел впереди, когда заметил что-то на болоте. Примерно в двухстах метрах от нас, на полоске земли за открытой водой, я увидел их. Медведица-мама с тремя детенышами.

Я тихо опустил рюкзаки, которые нес, и подал Саманте знак двигаться медленно. Я указал на медведей.

Саманта положила то, что несла, и направилась в мою сторону по открытой тропе. Два медвежонка играли-боролись друг с другом, пока мама и один детеныш срывали листья или, возможно, вкусные ягоды с низкого куста. Мы были с подветренной стороны болота, и через несколько мгновений мать учуяла наш запах. Большая медведица подняла голову и понюхала воздух, ее глаза-бусинки осматривали береговую линию, опасаясь опасности. Мама-медведица издала низкий рык, и двое малышей прекратили играть, чтобы посмотреть на нее. Я взял Саманту за руку. Большое животное, казалось, смотрело прямо на нас, но я не думал, что медведи могут хорошо видят далеко. Прошла, наверное, минута, прежде чем животное начало чувствовать, что мы не представляем опасности для ее детенышей, и она наклонилась, чтобы закончить обдирать куст, не спуская глаз как с Саманты, так и с меня, и со своего детеныша.

Я прошептал Саманте:

— Давай, пойдем.

Мы собрали рюкзаки и продолжили путь по тропе. На обратном пути к лодке мы оглянулись и только что заметили четырех медведей, направляющихся обратно в лес на дальней стороне болота. Сумев втащить в него каноэ и остальное наше снаряжение, я избавился от необходимости совершать третье обратное путешествие. Последний переход прошел так же успешно, и ближе к вечеру мы завернули за изгиб большого озера, чтобы увидеть стоянку, мой джип сиротливо стоял в тени на обочине.

Лодка причалила к песчаному берегу. Ключи от моей машины были в сумке с одеждой, поэтому я взял ее первой. Я нашел их, открыл машину и щелкнул замками с электроприводом. Саманта была рядом со мной. Я полез под пассажирское сиденье, чтобы найти гаечный ключ и отвертку. Я усадил Саманту. Я взял ее руки в свои, мы посмотрели друг другу в глаза. Слов не требовалось.

Ноги Саманты были грязными, одна лодыжка в синяках и все еще немного опухла. На ее руках и ногах были красные отметины, волосы были грязными и спутанными. Она выглядела абсолютно, лучезарно красивой. Я был доволен собой за то, что так успешно провел это путешествие, и я чувствовал такую сильную гордость за мою замечательную девочку, за то, что она так хорошо перенесла все, через что ей пришлось пройти.

Мне потребовалось некоторое время, чтобы снять с нее цепи. Я начал с ее рук, прикрепив гаечный ключ к гайке быстроразъемных соединений отверткой через звено, чтобы удерживать его. Те, что для ее цепочки на лодыжке, доставили мне больше хлопот, так как вода и песок попали в резьбу и заклинили их. Я побрызгал на них немного проникающего масла и несколько раз провернула гайки взад-вперед, чтобы освободить их.

После двенадцати дней, проведенных в цепях по рукам и ногам, Саманта, наконец, была свободна. Она вышла из машины и встала на пустынной парковке, широко раскинула руки, медленно двигая мышцами так, как они не двигались уже некоторое время, и улыбнулась мне широкой улыбкой. Саманта подошла ко мне и крепко обняла. Она отступила назад, чтобы поставить ногу на крыло джипа, и вытянула ногу, задрав юбку, демонстрируя мне свою обнаженную киску. Позже мы погрузили наши вещи в машину, каноэ положили сверху и привязали, и я поехал по парковой дороге к маленькому городку в конце.

Двое грязных, растрепанных людей вошли в офис мотеля, сняли номер на ночь, затем вместе приняли необходимый им горячий душ. Два чистых, счастливых человека вышли из своего номера, спустились с холма в бар и плотно поели. Мы просидели в баре большую часть вечера, ели, пили, наслаждаясь воспоминаниями об очень приятном отпуске.

Я увидел, как в бар зашел смотритель парка, и я махнул ему рукой. Он присоединился к нам, чтобы выпить пару кружек пива.

— Я уже начал беспокоиться о вас двоих, — сказал он. — Увидел ваш джип все еще в конце дороги этим утром, подумал, все ли с вами в порядке.

— Погода вначале была такой хорошей, что мы задержались дольше, чем я планировал, — сказал я.

Он спросил, как у нас дела, когда разразился шторм. Очевидно, здесь, в городе, и в окрестностях, был довольно большой ущерб. Я сказал ему, что холмы вокруг озера уберегли нас от самых сильных ветров.

— Это было милое местечко, — сказала Саманта.

— Я сам иногда туда хожу, — сказал нам рейнджер. — Оно в стороне от дороги, мирное, тихое.

Он заметил ушибленную лодыжку Саманты.

— Ты ушибла ногу, милая?

— Подвернула ее на тропе, — быстро сказала Саманта. — Сейчас все не так уж плохо.

Я сказал:

— Мы действительно хорошо провели время. Все прошло хорошо. Пришлось сделать долгую остановку по дороге, чтобы отдохнуть после того, как моя подруга повредила ногу, но это не было большой проблемой.

— Что ж, я рад это слышать, — сказал он. — Надеюсь снова увидеть вас, ребята, в следующем году.

Смотритель парка оставил нас, чтобы присоединиться к своим постоянным собутыльникам. Мы побыли еще немного, затем вышли из бара и поднялись на холм к мотелю. Мы смотрели что-то по телевизору, прижавшись к друг другу на кровати, и вскоре после этого мы заснули.

На следующее утро мы плотно позавтракали в закусочной через дорогу. Яйца, бекон, сосиски, домашняя картошка фри, тосты с джемом, много хорошего кофе. Было десять, когда мы выехали из города по дороге домой. Я заехал заправиться и еще раз пообедать, домой мы добрались ближе к вечеру. Саманта помогла мне разгрузить машину, и я предложил постирать ее белье. Она отнесла горсть рыбных гранул обратно к моему пруду, увидела, что ее рыбки там счастливы и здоровы.

— Ты хочешь остаться здесь на ночь? — спросил я ее.

— Конечно.

Я заказал пиццу на ужин. Мы немного постирали, разложили вещи. Саманта нашла две цепочки, которые носила всю поездку, и пришла с ними ко мне.

— Хозяин?

— Конечно, Саманта.

В понедельник на следующей неделе я нашел себе новую работу после двадцати минут работы. В местной газете появилось объявление о поиске специалиста по управлению сетевыми базами данных. Недавно они объединились с другой газетой в соседнем городе, и им нужно было объединить два офиса в один. Я обновил свое резюме и распечатал его. Я взял его и свой ноутбук в офис, а затем сразу же отправилась на собеседование. Мне удалось произвести впечатление, когда я подключил свой компьютер к телефонной розетке и вызвал базу данных больницы, над которой я работал, и к которой у меня все еще был доступ.

— Это истории болезни пациентов, но мы не будем заходить туда, — продемонстрировал я. — Вот медицинская база данных, где врачи могут найти практически все, лекарства, симптомы заболеваний.

Я обратился к менеджеру газеты и редактору.

— Допустим, что-то происходит, и вы хотели бы знать, случалось ли это раньше. Или вам нужна история здания в городе. Я мог бы настроить архивные издания как базу данных, или мы могли бы подписаться на один из крупных архивов новостей. Репортер за своим рабочим столом мог бы иметь доступ к информации по всему миру.

В тот вечер мне сказали, что я получил работу. На следующий день я встретил Саманту в городе и пригласил ее поужинать. Позже мы отпраздновали это в ее квартире. Мы еще немного поговорили о том, что она переезжает ко мне. У нее оставалось еще пять месяцев аренды, но при спросе на рынке аренды ее домовладелец, вероятно, был бы более чем рад ее выселению, чтобы он мог увеличить арендную плату для кого-то другого.

Следующие несколько недель я был занят новой работой и пытался вернуться к суете жизни за пределами тихой дикой местности. Я виделся с Самантой в городе, или она оставалась у меня дома на пару дней. Через три недели после того, как мы вернулись из поездки, она провела выходные у меня дома, все это время на ней были две цепочки. У нас были чудесные, расслабляющие выходные. И отличный секс тоже.

Оглядываясь назад, я должен был догадаться. В конце концов, я умею читать календарь. Саманта позвонила мне во вторник, чтобы пригласить к себе. Казалось, она нервничала или была чем-то обеспокоена. Она села рядом со мной на свой диван и произнесла те три коротких слова, которые вселяли ужас в мужчин на протяжении многих поколений.

— Джим, я беременна, — сказала она.