ОКСАНА

Лязг замка будит её утром. Она подскакивает на кровати, когда в комнату входит её мучитель.

– Зачем ты все перевернула?

– Затем, что я вам не собака. Я не буду это есть! Я не собака! Не собака!

– Я думал, ты умная, а ты глупая. Ты глупая собака. Моя собака. Ты моя сука, девочка. Собака моей семьи. Грязное животное, - смеется он.

Оксана подпрыгивает от возмущения.

– Ну, знаете!!! Я такого обращения не потерплю. Сами ешьте с этих мисок!

Кроссовками он наступает на перевернутые гранулы корма, смешанные с водой, после чего усмехается, а у Оксаны слезы собираются в глазах. Он не улыбается, нет. Не улыбка это вовсе. Какой-то звериный оскал. Оксана пытается сглотнуть. Во рту дико сухо, язык как наждак. Очень хочется пить, очень, очень сильно. Оксана уже начинает жалеть, что не сделала хоть один глоток из миски, хотя...нет. Ни за что! Она не станет пить воду с миски, как собака! Стоит только дать слабину, и все, конец. Сломают, затопчут. Она это усвоила еще с детского дома. Там не любили домашних детей, тех, кто попал туда из семьи. Приходилось драться, драться за себя, за право выпить свой компот и съесть свою конфетку...

– Тогда ты вообще не будешь есть, тварь, а проголодаешься – собачий корм все еще ждет тебя.

– За что...За что вы так со мной? – горько спрашивает Оксана.

Он останавливается, но не поворачивается.

– За грехи твоего папаши, - бросает он мрачно, не смотря на неё.

– Опять двадцать пять!!! Да за какие такие грехи?! Я не знаю, кто мой отец, я никогда его не видела! Если он что-то и сделал вам, я то тут причем?! Да что вы за человек-то такой?! Что с вами случилось? У вас что, совсем нет сердца? – кричит Оксана.

Мучитель подскакивает к ней, хватает за волосы и тянет её вверх лицом к своему лицу,

– Из-за тебя, грязная сука, у меня отца нет! Ты будешь искупать долг перед моей семьей, пока не сдохнешь.

После этого он отпускает Оксану, и та кулем валится на пол. Мучитель плюет ей в лицо и выходит из комнатки. Хлопает дверь, лязгает замок. Оксана, позвякивая цепью, встает с пола, вытирает плевок со щеки и ложится на кровать. Он сумасшедший. Полный псих. Добанутый на всю голову. Второй, тот, что постарше – наверняка такой же, два сапога – пара. Она во власти маньяка... Вернее – двух маньяков.

ХХХ

Она долго лежит на кровати, наверное, несколько часов. Голод постепенно отступает перед жаждой. Она с трудом удерживает себя от того, что бы слезть с кровати и начать слизывать воду с пола. Нет, нет. Только не это. Стоит только дать слабину... Лязгает замок, открывается дверь. Маньяк заходит в комнатку, в руках у него пакет с собачьим кормом и бутылка с водой. Он вновь наполняет миски.

Из её груди вырывается судорожный смешок. Опять издевательства. Это все...уже слишком!

– Послушайте! Я ведь не животное! Перестаньте. Прекратите эти издевательства. Зачем вы так со мной? За что?

Оксана замирает, когда маньяк бросает на неё пустой взгляд карих глаз, и девушка там видит только ненависть. Лютую, тяжелую как свинец и страшную, как ночной кошмар. Ненависть к ней.

– Ты хуже животного для меня. Питомцев любят, холят, а ты просто говорящая вещь. Кусок мяса с глазами. Жри, что тебе дают.

— Не буду!

– Ты моя собственность, а значит, будешь делать то, что я скажу. Ты должна быть послушной, чтобы я больше не делал тебе больно. Понимаешь меня, сука?

– Я не буду...

— Ну, как хочешь... - и маньяк выходит из комнатки. Вновь хлопает дверь и лязгает замок. Оксана долго смотрит на миски с водой, и собачьим кормом, затем решительно встает и сносит их ударом ноги. Дабы не искушать себя. Она приняла решение. Больше она ничего не будет у них просить. Не будет с ними говорить. Не будет на них реагировать. Их явно забавляет реакция на то, как она переносит свои мучения, их издевательства. Все. Баста. Они не дождутся от неё проявлений слабости.

АЯЗ

Точеная фигурка, хрупкая, миниатюрная, эта девочка производила впечатление какого-то неземного существа, однако он прекрасно понимал, что за этой внешностью ангела скрывается тварь. Такая же тварь, как и ее отец. До приезда Деда еще три недели, а это значит, что он еще наиграется с этой сучкой вдоволь, всласть. Жаль, что нельзя её оттрахать, с хрустом войти в её лоно, вогнать член в её зад до упора, намотать её шикарные волосы на кулак и ворваться ей в глотку... Он хотел сломать ее. Физически, морально, духовно, да как угодно, блядь. Он хотел ее смерти. Немедленной и мучительной, но понимал, что у неё будет иная судьба. Хуже, чем смерть.  На эти три недели она станет его вещью, его собственностью, игрушкой. До последнего вздоха. Особенно ему нравится, как эта сучка на корм собачий реагирует. Ее пухлые губы приоткрываются от изумления, а из груди вырывается возмущение, протест. Она пытается сопротивляться, это очень хорошо, так ломать ее Аязу будет даже приятнее, интереснее. И ему плевать, что она там хочет. Она будет, обязательно будет жрать этот собачий корм так, что за уши не оттащишь, а если нет, то ничего не будет, никакой другой еды. А потом она попадет в публичный дом, где с неё не будут слазить похотливые мужики. Там её будут трахать без остановки, она узнает, что такое групповуха, двойное, тройное проникновение. Её будет тошнить от вкуса и запаха спермы, эта сука будет блевать ею. Её измажут, изваляют в грязи. А затем её забьют камнями. Иного дочь врага не заслуживает.

Поймать девчонку оказалось не сложнее, чем мотылька. Проблема была лишь в том, как переправить её через границу, но тут все решили деньги и связи семьи. Один захват и укол в шею. Все. Даже силу применять не пришлось. Она не только выглядела слабой, но и была такой. Мелкая и хрупкая. Длинные белые локоны создавали ощущение, что он смотрит на ожившую куклу, однако Аяз прекрасно понимал, что скрывается за этой внешностью. Дочь от зла. В ней течет его кровь. Она и сама была злом. Необъятным, истеричным и диким, злом, которое он должен был уничтожить. Отомстить за своего отца.

ВАГИФ

Машина Вагифа подъезжает к шикарному особняку, рядом паркуется машина с телохранителями. Он ждет, пока водитель откроет дверь, выходит из автомобиля и идет в особняк. Телохранители идут с ним, двое впереди, двое за спиной. Младший брат встречает его в холле.

— Брат!

— Здравствуй брат!

Они обнимаются, касаясь щеки щекой. Вагиф разглядывает младшего брата и замечает, что тот нервничает. Заметно нервничает... Что-то случилось? Что-то с этой тварью?

— У нас проблемы? Она что, сбежала?! Покончила с собой?! - спрашивает старший брат, глядя младшему брату в глаза. Тот мнется, тянет с ответом.

— Ну... эта тварь отказывается от воды и еды, - сообщает Аяз.

— Вот как... Как долго?

— Ну, с момента, как я её сюда привез.

— Капризничает значит. Что ж, пойдем, пообщаемся.

ОКСАНА

Она впала в какое-то оцепенение, ушла в себя. Этакая полудрема. Она лежала на кровати, лицом к стене, сложившись калачиком. От голода её подташнивало и, казалось, кровать это не кровать, а надувной матрас, который покачивается на волнах. На волнах. На речных волнах. Можно протянуть руку, зачерпнуть ладошкой и пить, пить, пить... Она облизывает шершавым, как напильник языком сухие, потрескавшиеся губы... Все правильно, при жажде, Все мысли о воде. Сколько может прожить человек без воды? Неделю? Две? Три недели? Сколько она сможет протянуть? И для чего? Чтобы стать безотказной давалкой, которую потом убьют? Забьют камнями, как бешеную собаку... Глупо как-то всё получилось. Она многого не успела, не познакомилась с молодым человеком, не вышла замуж, не нарожала ему детей. Её не встретит муж по выходу из роддома. Она не увидит, как дети начали ходить, как они пошли в детский садик, в школу. Она ничего не успела. Просто заняться любовью с понравившимся мальчиком не успела. Даже просто закончить рисунок, портрет главного врача. Она так проводила досуг, по памяти рисуя портреты коллег по работе... Ничего этого не будет – потому, что  скоро не будет её. Интересно, её отец, из-за которого на неё ополчились все эти люди, какой он? Было бы интересно посмотреть на него, пообщаться... Наверное он хороший человек, если мама...

Лязгает замок, бухает дверь. Раньше бы она вскинулась, начала заглядывать в лицо тюремщика. Раньше, но не теперь. Теперь она просто лежит, апатичная ко всему. Ей все равно на всё, кроме жажды. Кто-то дергает цепь, ошейник больно врезается в нежную кожу шеи Оксаны, её буквально стаскивают с кровати на пол. Она сидит на полу, не поднимая головы. Красивый, из итальянской кожи ботинок наступает на её тонкие, красивые, даже без маникюра, пальчики. Нельзя ей делать маникюр, работать санитаркой с маникюром невозможно. Больно, очень больно, она закусывает губу, чтобы не закричать. Не дождутся.

— Ты почему не жрешь и не пьешь, тварина?

Она поднимает голову и дерзко смотрит на них. Их опять двое. Надо же, старшенький почтил её своим присутствием... Какая ей оказана честь, как неудобно сидеть перед таким важным человеком, надо бы встать, да ноги не держат. Дурацкие вопросы он ей задает. Неужели не понятно почему? Или младшенький не рассказал ему, как он тут с ней в собачий питомник играет?

— Я... - с трудом говорит она, - я не буду есть собачью жратву и пить воду из собачьих мисок. А другого мне тут не предлагают.

Она, звякая цепью, с трудом встает и садится на кровать, но её тут же цепью сдергивают обратно на пол. Хлопает дверь, лязгает замок. Она опять остается одна. С трудом встает с пола, и ложится на тонкий матрас. Её опять тошнит от голода. Она давно не мылась, от неё стало плохо пахнуть, она чувствует это, хочется в душ, встать под него и пить, пить, пить...

ВАГИФ.

— Ты подвел меня, брат. Сильно подвел. Она еле живая, на ногах толком не стоит. Долго она так протянет? Через неделю ведь подохнет. Что тогда Дед с нами сделает?! Ты об этом подумал, а? Он ясно сказал, что с ней будет. Соберется вся семья, посмотрит в глаза этой твари, а затем бордель, потом казнь. А ты все это ставишь под угрозу.

— Брат, да я...

— Помолчи, Аяз. Корми её нормально. Воду давай в бутылях.

— Может быть ей, этой твари, ещё и шампанского с омарами дать?! - взвился младшенький.

— Прикажу – дашь! – отчеканил Вагиф.

— Брат!

— Все! Закончили с этим. Извини, но ты не справился.

— Заменишь меня, - как маленький мальчик дуется Аяз.

— Заменю. На Ублюдка заменю, - мрачно улыбается Вагиф. Аяз улыбается в ответ.

Он сам виноват, не стоило доверять эту работу младшему брату, он слишком горяч, и не сдержан, поэтому мог завалить все дело. А вот Ублюдка их семья хорошо выдрессировала, он будет делать только, что ему прикажут. Пусть он сторожит эту тварь, пусть присматривает за нею.

УБЛЮДОК

Нет, раньше его звали по-другому. Костя. Константин Виноградов. Пока не умер отец. Теперь в семье к нему в лучшем случае обращаются «эй ты!». В худшем... Ну вы знаете. Отец. Он его любил, больше любить было некого. Его мама умерла после родов, перед смертью дав ему имя Константин, и свою фамилию. Поэтому он не Тащиев, а Виноградов. Константин Гейдарович Виноградов. Мама Кости не была женой Гейдара Тащиева. Она была его любовницей. Отец принял его в семью, таким образом, у него появилась мачеха, сводные сестры, и двоюродные братья Вагиф и Аяз, ну и другая родня. Родня, которая его  так и не приняла. Нет, пока был жив отец, все было более-менее нормально, в это время они скрывали свое отношение к нему. Отец был человеком жестким, можно сказать жестоким, и мало кто хотел бы идти с ним на конфликт. Разве, что Дед. Но вот потом, когда отца убил инфаркт, то родственники скрывать свои чувства к нему перестали. Мачеха его прямо называла Ублюдком, сводные сестры – тоже. Для остальных он был Эй Ты. Поначалу он долго не мог смириться с таким отношением, к себе, но выбора не было. Дед тогда прямо ему сказал, что уйти из Семьи можно только ногами вперед. Перейти в другую Семью, под её защиту, было невозможно, чужаки нигде никому не нужны. Пришлось терпеть, выполняя самую грязную работу. Вот и теперь ему поручили новое дело – стеречь какую-то девчонку. Давать ей есть, пить, выносить за ней ведро. Собственно, больше ничего. Ему прямо указали держать девчонку на кашах, хлебе, давать немного куриного мяса. Он три раза в день приносит ей пищу и воду, ждет, пока она, в его присутствии, поест и попьет, затем убирает пустую посуду. Поначалу девчонка почти ничего не ела, только пила, много, обильно.

— Почему ты так мало ешь? – спрашивает её Костя.

— Я долго ничего не ела, сразу много есть нельзя, - отвечает Оксана, настороженно поглядывая на нового тюремщика.

— Почему не ела, тебе не давали еды? – удивляется он.

— Давали. Собачий корм, в собачьей миске. И воду в такой же миске. Я же отказывалась от такого угощения, - усмехается Оксана.

— Это кто же так делал?

— Тот, который помладше.

— Ясно, - мрачно ухмыляется Костя. Аяз самый говнистый из братьев, он это на себе прочувствовал, тот больше всех измывался над ним.

— Костя, - она осторожно трогает его ладонь, - у меня к тебе небольшая просьба. Ты не мог бы мне принести пару книг. Мне так скучно здесь, на цепи. И если можно упаковку влажных салфеток. Мне бы хотелось обтереться, я давно не мылась, от меня пахнет...

— Я принесу, - отвечает Костя.

— Спасибо.

— Вот только книг на русском в доме нет. А хочешь, я тебе электронную книжку дам? Накачаю туда книг. Какие книги ты любишь читать?

— Детективы. Что- нибудь современное.

— Хорошо.

ОКСАНА И КОСТЯ

Кажется, судьба решила немного сжалиться над ней. Сменился тюремщик, новый по имени Костя относится к ней куда лучше. Они принес ей электронную книгу, теперь она может читать, принес салфетки, и она, сбросив себя пропахшую потом одежку, протёрла ими свое тело. Еще бы голову, помыть, но это уже из области фантастики. Главное, что есть вода. Люди, в большинстве своем, и не знают, какое это счастье пить простую воду. Пить вволю, столько сколько хочешь. А еще он поставил в комнатке кнопку звонка и теперь, сделав дела в ведро, она его вызывает, и он тут же выносит её «ночной горшок». Симпатичный он парнишка, если бы не весь этот ужас она была бы не прочь с ним встречаться. Ей восемнадцать, ему лет двадцать пять максимум, у них могло бы получиться.

Вот уже неделя, Костя присматривает за пленницей, ухаживает за ней. Носит ей еду, убирает пустую посуду, выносит ведро. В один из дней он видит, как она, стоя спиной к двери, раздевшись донага, обтирает себя влажными салфетками, он очарован её совершенными формами, очарован её грациозными жестами. Её не портит ни эта дурацкая цепь, с болтающейся на ней грязной майкой, ни ошейник. Он продолжает зачарованно наблюдать за ней и пропускает тот момент, когда она оборачивается и замечает его. Миг и она с писком прикрывается руками, глядя на него круглыми глазами, а он, покрасневший от стыда, быстро закрывает дверь. Когда Костя приносит ей ужин, она делает вид, что ничего не произошло, но он все равно извиняется. Оксана с улыбкой принимает его извинения, чем снова вгоняет его в краску.

В один из дней приезжает Вагиф. Он сухо здоровается с Костей и проходит к Оксане. Костя дожидается его в холле. Двоюродный брат возвращается довольным.

— Хорошая работа. Я удовлетворен.

— Вагиф... Я все хотел спросить... А кто это?

— Это, - ухмыляется двоюродный брат, - это дочь того, кто убил моего отца. Твоего дядю.

— Вот как. И для чего она здесь? Семья хочет получить за неё выкуп?

— Еще чего! Мы и так богаты. Скоро, двадцатого числа приедет Дед, соберётся вся семья, Дед эту тварь покажет родственникам, а через пару дней её засунут в самый грязный, вонючий бордель, где она будет обслуживать по тридцать мужиков в день. А потом её казнят. Забьют камнями, как грязную шлюху.

Вагиф еще что-то говорит, но Костя его не слышит. Они хотят жестоко убить её, перед этим осквернив, искалечив её душу. Как это похоже на них...

АУТОДАФЕ

В этот день к ней приходит Вагиф, он снимает с нее ошейник и за волосы выволакивает из комнатенки.

— Иди за мной! – зло он бросает ей, они куда-то долго идут коридорами, в конце концов, он подводит её к двери, - это душевая, ты воняешь псиной, а тебя, между прочим, ждут приличные люди. Иди, помойся.

Оксана проходит в душевую нежится под теплыми струями, моет голову, трет кожу мягкой губкой, наслаждаясь ароматом геля для душа. Как же она поэтому соскучилась, все эти влажные салфетки – это не то. Долго плескаться ей не дают, маньяк стучит в дверь и требует, что бы она выходила. Она выскальзывает из-под струй, тщательно вытирается, сушит волосы феном. Маньяк кричит ей, что бы она не одевалась, ей и самой не хочется натягивать пропахшие потом трусики и майку, тогда она оборачивается в огромное полотенце и выходит из душевой. Маньяк холодно смотрит на неё, потом хватает за руку и тащит за собой, они опять идут куда-то длинными коридорами, она еле успевает за ним, шлепая по полу босыми ногами. Они останавливаются около какой-то двери, он распахивает её, срывает с Оксаны полотенце и с силою выталкивает в дверной проем. Она пробегает несколько метров, останавливается, Вагиф догоняет её и тащит за руку в центр большого зала. Она оглядывается. Полно людей, человек сорок, стоящих полукругом. Все мужчины. В центре на стуле с высокой спинкой сидит пожилой, бородатый мужчина, от которого веет властью и жестокостью. Все молчат, разглядывая её. Взгляды полные ненависти обжигают её кожу. Вытолкнув Оксану обнаженной в центр зала маньяк хочет унизить её? Не выйдет. Она гордо выпрямляется, расправляет плечики, задирает подбородок вверх и дерзко глядит на старика.

— Дерзкая, несгибаемая. Вся в папашу. Глаза его. Посмотрим, что от тебя останется после всего. Ты знаешь, что тебя ждет?

— Знаю, - ровным голосом отвечает Оксана, - меня уже «порадовали» перспективами. Только непонятно, за что мне все это.

— Не понятно? – усмехается старикашка, - твой отец убил моего сына. Он нанес огромный вред нашей Семье. Его мы пока достать не можем, ТЫ ответишь за него. Уведите эту сучку в её конуру. Завтра вечером ты уже будешь в бардаке. Посмотрим, что ты тогда запоешь. Посмотрим, что ты запоешь, когда в тебя полетят камни.

— Дед, можно я...

— Нет! Я запрещаю кому-либо прикасается к этой падали. Одно только её дыхание оскверняет!

Оксану за волосы выволакивают из зала и тащат в её комнатенку, надевают на шею ненавистный ошейник. Аяз смотрит на неё с вожделением, но не решается нарушить приказ деда. Хлопает дверь, лязгает замок, гаснет свет. Оксана, свернувшись клубком, тихо плачет, ей страшно. Там в зале, она держалась из последних сил... Она почти засыпает, когда дверь тихонько открывается, кто-то, не зажигая свет, проникает в её комнатку. Она хочет вскрикнуть, но неизвестный ладонью закрывает ей рот.

— Тихо, Оксаночка, не шуми. Я сейчас уберу ладонь...

— Костя, - шепчет она ему.

— Я пришел тебя спасти. Нам надо бежать... Сейчас. Немедленно.

Продолжение следует.