Игорю и Тоне Малютиным повезло. Не всем молодоженам местком завода выделял такую комнату – восемнадцать квадратных метров. В общем, это была двухкомнатная квартира, где она маленькая комната уже была занята, там жила соседка Олечка Трофимова, веселая маленькая девушка, стерженщица из этого же завода. Хотя и хотелось Малютиным полного уединения, но квартира с Олечкой лучше, чем койка в общежитии.

Они вселились накануне свадьбы, хорошей комсомольской безалкогольной свадьбы. Комендант дома Василий Павлович Обрезков думал, правда, по-другому. Он, выделяя мебель «из своих запасов», предполагал, что на свадьбе будет дым коромыслом, и он попьет водочки на дармовщинку. А иначе, почему Василий Павлович, изо всех сил дымя самокруткой, все говорил: «А вы не забудете пригласить?», и судорожно глотал.

А дал он им много: две кровати с панцирной сеткой, поцарапанный шкаф, столик и два стула, полосатые матрасы, простыни, подушки и одеяла. Внутри шкафа на дверце было даже большое зеркало. Комендант не знал, что Вера Сизова, большерукая и большеногая девица, давно предложила провести комсомольско-молодежную свадьбу без водки и даже без шампанского и пригласить на нее фотокорреспондента из заводской многотиражки. Вера Сизова была комсоргом, и партком к ее мнению прислушался, выделив корреспондента Владимира Макарова с зеркальной камерой «Зенит», фотовспышкой и батареей «Молния».

Когда еще не молодожены, а только кандидаты в молодожены получали ключи и ордер, корреспондент был уже тут как тут. Он достал из кожаного футляра фотоаппарат, из сумки – вспышку, все это соединил в одно целое, и начал снимать. Под аппарат «Зенит-3м», был замаскирован «Никон-D50», в роли безымянной вспышки выступала японская «Сигма», а в подсумке с «Молнией» находились запасные зараженные аккумуляторы. Всю эту маскировку Луи Иванович Становой называл спонтанной адаптацией в духе веяний времени и места, подобно тому, как макаровские электронные часы «Монтана» превращались то в «Командирские», то в «Штурманские». То же самое происходило и с одеждой, и, даже, с прической.

Макаров сразу начал работать. Вот комендант Василий Павлович Обрезков здоровается с будущими жителями дома Игорем и Тоней. Щелк – «Зенит», бах - вспышка! Вот он вручает завтрашним молодоженам ключи от квартиры. Щелк, бах! Вот комендант провожает их в новый дом, поднимается по лестнице и отпирает дверь квартиры, а там – маленькая Олечка Трофимова в домашнем халатике с пояском, которая, конечно, рада новоселам. Шелк, бах, щелк, бах, щелк, бах! И, конечно же, Макаров на следующий день поехал вместе с молодоженами в загс.

Свидетелями там были Вера Сизова и Генка Рагозин из комитета комсомола. Все это событие было запечатлено «на пленку» со всем тщанием, и все поехали в двух заводских «Волгах Газ-21» на квартиру, а кто не поместился, пошли пешком. Макаров ввинтился во вторую машину и начал щелкать в упор Олечку Трофимову в красном коротком платьице и Веру Сизову в строгом черно-белом костюме. Они краснели и закрывали глаза от вспышки.

В квартире командовал Василий Павлович Обрезков. К столику добавились еще два стола, принесенных соседями по подъезду. Они были застелены скатертями, на которых появились немудрящие закуски и выпивка, которая тут же была удалена в комнату Олечки Трофимовой и заперта там на ключ, как только появилась Вера Сизова. Все это расстроило коменданта Обрезкова, но не сильно, потому что и от этой комнаты у Василия Павловича были запасные ключи. На всякий случай.

Макаров нащелкал, наверное, кадров пятьсот, пока не ощутил потребность что-нибудь съесть и чего-нибудь выпить. Он наложил себе в тарелку моркови с редькой под майонезом и отправился с тарелкой в комнату Олечки Трофимовой. Там возле двери на корточках сидел нарядный Генка Рагозин и что-то горячо рассказывал стерженщице. Вовка прислушался.

— На новом карусельном станке автоматика ни к черту! Позиционирование инструмента нечеткое, бывают такие сбои. Вчера, к примеру, манипулятор чуть меня не покалечил! Как начал клешней махать! Хорошо, пригнулся. Чем налаживать эту бесовщину и искать чужие ошибки, легче все заново сделать. И с обработкой тоже беда. Резец еще грубую обдирку не завершил, а ему на смену уже чистовой спешит.

— Все дело в комплектующих, – сказал Макаров. – Время в нашей автоматике определяется емкостью. Конденсатором. А там допуск – минус пятьдесят процентов – плюс сто. Какая уж тут точность! Алюминиевые конденсаторы вообще можно сразу выбрасывать.

— А Вы откуда знаете? – недоверчиво прищурился Генка Рагозин. – Вы же фотограф!

— Я много чего знаю, юноша, – ответил Вовка. – Я ведь не всегда фотографом был. Так меня кто-нибудь напоит?

Генка встал и схватился за ключ, а Олечка спросила: «Вы еще не были у меня в комнате?

— Нет. Но что-то мне подсказывает, что сейчас буду.

Рагозин отомкнул замок, а Трофимова распахнула дверь:

— Верно подсказывает. Заходите!

Пока Мастура приходила в себя после «переселения» из Ташкента в Подмосковье, Макаров попросил Станового вновь заняться «производственной темой». Он побывал в Пенькове, посетил «Высоту», а теперь заехал на Ленинградский механический завод. Что объединяло эти три места? Простые понятные советские люди со своими страстями, любовными треугольниками и квадратами. Вовка был убежден, что искусство в целом и литература в частности должно показывать жизнь не такой, какая она есть, а какая она должна быть. С некоторыми допущениями, конечно.

Стерженщица – работа тяжелая и грязная, и тем удивительнее была комната, куда зашел за питием Вовка Макаров, Генка Рагозин и Олечка Трофимова. На досуге она занималась скульптурой малых форм, а, если проще, статуэтками. Будь у нее побольше времени и сил после работы с формовочной землей, то, возможно, она стала бы кем-то вроде Мухиной, но сейчас Макаров еще раз убедился в том, что российская земля способна рождать не только быстрых разумом Невтонов. Он ходил от столика к столику, от полочки к полочке, кое-что брал в руки, тщательно разглядывал и ставил на место, а что-то фотографировал.

— Вам, Оля, надо персональную выставку устроить в клубе. – сказал Макаров, фотографируя очередной маленький шедевр. – У Вас – несомненный талант. Я поговорю с редактором, он поможет.

— Я не знаю, – смутилась Оля. – Я ведь для себя...

Генка Рагозин ходил за Вовкой по пятам и старательно изображал на лице напряженную работу мысли. В скульптуре он мало что смыслил.

— А что скажет комсомол? – вдруг спросил Макаров Рагозина.

Тот вздрогнул.

— А что комсомол? Что партия прикажет, то и сделает.

— Значит, лучше идти в партком?

— Лучше в партком. А еще лучше выпить! – нашелся Рагозин. – Свадьба все-таки!

Он ловко откупорил бутылку портвейна и налил по полстакана темной ароматной жидкости.

— За искусство малых форм! – сказал Макаров и первым осушил стакан. – И за скульптора!

Они быстро прикончили бутылку, Генка всадил штопор во вторую, но тут в комнату Олечки Трофимовой вошла большая женщина и по совместительству комсорг Вера Сизова. Она уже хотела напомнить любителям малых форм, что свадьба безалкогольная, и все бутылки должны будут возвращены хозяевам, но махнула могучей рукой и в переносном и в прямом смысле.

— Наливай, Генка и мне!

И бутылка радостно зазвенела и забулькала.

Комендант все-таки как-то напился, и его унесли на руках. Остальной народ разошелся сам собой, оставив молодым подарки – желтый торшер и электрочайник. Вера Сизова тоже не смогла уйти сама, и Олечка ее оставила до утра, а вместе с ней остался и ее зам по оргработе Генка Рагозин. Он свернулся калачиком в ногах у Веры и уснул, а Макаров и Трофимова проговорили почти до рассвета. Вовка заметил, что в работах Оли совсем нет обнаженки.

— Как-то стыдно! – сказала она, краснея еще сильнее, чем от вина.

— Но без этого невозможно познать человеческое тело в совершенстве! – горячился Макаров.

— Мне неловко смотреть на голое тело. – призналась Оля.

— А смотреть и не нужно. Великий Роден ощупывал свои модели руками, потому что плохо видел.

— Это правда? – недоверчиво спросила Трофимова.

— Правда.

— Тогда я погашу свет, – тихо сказала Оля. – Вы будете моей первой моделью.

Она действительно выключила свет. Макаров, пожалуй, никогда так быстро еще не раздевался. Он стоял, а Оля его тщательно ощупывала, проверяя каждую складку его немолодого тела, и старалась запомнить. Она так старалась, что Вовка забрызгал спермой ее новое красивое платье. Тогда Оля тоже разделась и начала все снова...

... Макаров проснулся совсем не в квартире Малютиных. Он проснулся в дачном доме Станового и сразу попросил черного хлеба с маслом и аспирин. Получив и то, и другое, Вовка немного пришел в себя, и тогда Луи Иванович сказал:

— Мастура раза два заходила. Беспокоится. А фотографии с голой скульпторшей я посмотрел. Очень даже! Вот только волос у нее много...