|
|
Новые рассказы 78656 А в попку лучше 11566 В первый раз 5084 Ваши рассказы 4571 Восемнадцать лет 3363 Гетеросексуалы 9277 Группа 13352 Драма 2860 Жена-шлюшка 2531 Запредельное 1516 Зрелый возраст 1680 Измена 12076 Инцест 11819 Классика 360 Куннилингус 3221 Мастурбация 2207 Минет 13183 Наблюдатели 7962 Не порно 3021 Остальное 1065 Перевод 7877 Переодевание 1279 Пикап истории 716 По принуждению 10680 Подчинение 7111 Поэзия 1470 Пушистики 148 Рассказы с фото 2446 Романтика 5561 Секс туризм 498 Сексwife & Cuckold 2458 Служебный роман 2415 Случай 10111 Странности 2707 Студенты 3582 Фантазии 3277 Фантастика 2790 Фемдом 1437 Фетиш 3216 Фотопост 786 Экзекуция 3191 Эксклюзив 346 Эротика 1888 Эротическая сказка 2488 Юмористические 1527 |
Вера и секс Автор:
Человекус
Дата:
13 апреля 2013
За окном плыли пыльные поля. Потом пошли бараки и хрущобы — поезд въехал в какой-то город. Замелькали вывески: салон элитных унитазов, бюро недвижимости «Атлантида», стрип-бар «Веста», авиарейсы со скидкой, сексшоп онлайн, интим товары оптом и в розницу... Поезд не тормозил — ехал мимо. Сексшоп... В таком городище... Забавно все-таки: столько раз в жизни делаешь Это — а иной раз запомнится на всю жизнь. Да так, что кажется, будто ничего ценного в ней, кроме того раза, и не было. Я откинулся и закрыл глаза. *** Тогда я снимал комнату в N-ске, рядом с морем. По соседству жила семейная пара с сыном и дочерью. Сына звали Степкой, и был он страшным гадом, от которого стонала вся улица Подгорная, а с ней и соседние улицы Оздоровительная и Челюскинцев. Белобрысый, конопатый, выгоревший и многократно облупленный, как штукатурка на вокзале, Степка был полноват и изнежен, и при этом коварен, как десять Вождей Краснокожих. Я прозвал его Нероном. Его сестра, диковатая девушка по имени Вера, пугливая и очень красивая, пыталась опекать его и принимала близко к сердцу всего его выходки. Первые дни я все время видел, как они ссорились, и Вера плакала, отворачивая от людей покрасневшее лицо. Однажды я подошел к ней: — Не плачь. Он ведь шкет еще, авось поумнеет. Вера не ожидала и растерялась: — А... ну... Я улыбался, глядя на нее, и думал, что она сейчас разобидится и убежит. Но у нее вдруг поползли щеки, и она звучно прыснула, прикрыв рот рукой. В меня попали две капельки — то ли слюны, то ли слез. — Какой вы!... Издевачий, — говорила Вера, по-прежнему глядя на меня, но уже улыбаясь до ушей. С тех пор мы виделись каждый день. Она была отчаянно наивной и талантливой, как иногда бывает в глуши: писала стихи, в которых попадались сильные и горячие строки, пела, рисовала неуклюжие, но страшно похожие портреты. Говорила она дико, пересобачивая склонения и все на свете (слаживать вещи, а пошлите на море, атасный фильм, не бежите за мной, хочите пирожочков, и т. д. и т. ). Мы купались, и в воде она превращалась в дьяволенка — достойную сестру своего братца Нерона. Она брызгалась, брыкалась, фыркала, визжала, отдувалась и хрипела, как собака, и с ее грудей, прямо-таки огромных для школьницы (3-й или 4-й размер), вечно слетал купальник. Вера светила сосками, бледными от купания, а я делал вид, что ничего не замечаю. На берегу она была совсем другой: то и дело краснела, запиналась, выпаливала что-то, хватала меня за руки и тянула бежать, или наоборот — надувалась и замолкала, полная тайных обид. Я все списывал на застенчивость. С ней бывало нелегко, но я оправдывал себя тем, что она умница и талантище. В душе я знал, что все куда как проще. У Веры были длинные, до пояса каштановые волосы, чуть вьющиеся, выгоревшие отдельными бежевыми прядями. В воде они вечно разматывались и налипали змеями на кожу, матовую, ровно-бархатную, без единого изъяна. Груди ее всегда колыхались при ходьбе, а при беге подпрыгивали веселыми колобками до ключиц. Вера стеснялась их, и Нерон дразнил ее телкой и коровенью. Ходила она всегда босиком, и ее маленькие красивые ступни серебрились от пыли. Глаза у нее были в тон волосам — янтарно-карие, как у кошки, и большие, будто Вера удивлялась всему на свете. Без этих глаз, без густого взрослого голоса, с которым Вера еще не освоилась, без ее ловкой грудастой фигурки день казался пустым. Я бродил с ней по берегу и любовался тонким ровным носом, всегда красными губами, которые она покусывала, как лошадка, и длинными черными ресницами, которые выглядели так, будто на них килограмм туши, хоть Вера не красилась. Берег был завален валунами, и Вера привыкла держать меня за руку, а я привык к ее горячей руке в своей руке. *** Однажды погода испортилась. Молотил дождь, за домами ухали штормовые волны. Народ отсиживался по хатам, а я, довольный, замотался в куртку с капюшоном и отправился к берегу, надеясь, если что, и покататься на волнах, а как минимум — насладиться бурей и одиночеством. У всего этого был только один минус: рядом не было Веры. Тащить ее на дождь не выглядело никак, телефона ее у меня не было, и я шел к морю, мысленно беседуя с ней. Каково же было мое удивление, когда я увидел на берегу две фигуры. Одну из них я сразу узнал по бочкообразности и крикливому голосу: это был Степка Нерон. Вторая, застывшая и странно темная, озадачила меня. Подойдя ближе, я увидел, что это статуя, бурая статуя обнаженной девушки в полный рост, похожая на античную. К статуе бегал Нерон, прилепляя к ней комья глины и вмазывая ее в бурые бедра. — Чем это ты тут занят, сударь? — подошел я к нему. «Неужели сам слепил? Не может быть...» — всерьез думал я. Статуя стояла, выпятив изобильный бюст, и какое-то время я ничего не понимал. Только через минуту я понял, что это живая девушка, обмазанная глиной. А еще через минуту я понял, что это Вера. Веки ее были слеплены жирным слоем, плотно облепившим тело и волосы. Она стояла неподвижно, заложив руки за голову, совершенно голая и в глине, и по ней стекали глянцевые потоки. — Вы что это? Вы чего это? — наконец обрел я дар речи. — Эй, ты!.. Но Нерон отбежал от меня на полсотни метров, и оттуда орал: — Она разрешила! Она разрешила, честно! Мы поспорили, и она обещала мне! Все по-честному... — Вера! Ты... ты что? Что это значит? Ты чего молчишь? — допытывался я. Вера молчала, прицелившись в меня голыми сосками. Дождь окутал ее блестящим глянцем, и казалось, что она мерцает и течет в воздухе. — ... Ты чего молчишь? Вера? Вера!!! — орал я, как дурак. — Быстро смывай с себя это все! А ты, Нерон... Вера молчала и не двигалась. Веки ее были плотно прикрыты, и только живот подрагивал, и слегка закусилась нижняя губа. Никогда еще я не чувствовал себя таким идиотищем. Я орал на Веру, на Нерона, отсылал его домой, но тот отбежал на почтительное расстояние и кривлялся, выгибая толстую талию, а голая Вера застыла статуей, глухой и немой, как ей и полагается быть. Когда я ушел, Нерон вернулся к Вере и заелозил по ней руками. Я смотрел на них издалека, а затем брел домой, хлюпая по раскисшей дороге, и думал про Веру — о том, что она чувствовала, когда стояла с закрытыми глазами и знала, что я смотрю на ее голую пизду. *** С того дня мы не общались. Непогода не утихала, дождь лил и лил, как из ведра, а я бродил по раскисшим холмам, собирая на кроссовках тонны глины. Как назло, я постоянно встречал Веру, мокрую, унылую, и та делала вид, что не замечает меня, или криво, бочком здоровалась, стараясь проскочить мимо. Ее босые ноги всякий раз были по колено в глине, как в серых чулочках. На душе у меня было мутно, и я уже думал о том, чтобы заявиться к ней домой. Меня удерживало только одно: каждую ночь я повадился пачкать трусы. Однажды я забрел в парк санатория им. 40-летия СССР, называемого в народе Эсесеровкой. Там всегда было безлюдно, а теперь и подавно. В этот момент припустил бешеный ливень с градом. Даже для меня, бродяги без страха и упрека, это было чересчур, и я побежал сквозь секущую муть к беседке. Вбежав под крышу, я перевел дух, матернулся — и увидел Веру. Она сидела здесь же, на облупленной скамье, мокрая и розовая, с комьями глины на ногах. — Привет, — сказал я. Вера смотрела на меня. — Здрасьте, — ответила она не сразу. Мы помолчали. Я открыл рот, чтобы сказать что-то, но она заговорила первой: — Ну... ну что? Вам, наверно, надо все рассказать, да? орала она. Яйца лопнули ослепительным фонтаном, и я вывернулся наизнанку — прямо в Веру, в ее розовое тело, потемневшее в сумерках. Теплый язычок лизал мне глаза, нос и уши, и хотелось реветь от блаженства, и я всхлипывал, как пацан... — ... Теперь займемся женщинами. Вставай, чувырла. Дай-ка мне свое добро... — Вера легла на лавку, я пристроился к ней и зачавкал, вылизывая изнутри пизду, как только что вылизывал горячий рот. Вера хныкала, гнулась, смеялась — и очень быстро выкончалась, ухая от спазмов. Отдышавшись, она спросила: Но она смотрела на меня, и я сунул два пальца ей в пизду — и вогнал Веру в корчи, и снова заставил ее орать, как на родах, и выщекотал из нее новый фонтан женского сока, подкинувший ее кверху... Она долго не могла говорить. Потом сказала: Я хотел ответить что-то эдакое, но вместо того ткнулся в нее мордой и стал целовать везде и всюду. Я чувствовал себя мальчишкой, как двадцать лет назад, и одновременно — любящим папашей и насильником. Я чмокал и облизывал Веру, притихшую после всего, шептал ей какие-то ласкательные, гладил мокрое тело и выл от кома в горле, острого, как нож. *** Наутро ко мне пришел Нерон: Я ждал его, но не думал, что он будет таким нахальным. — Что за разговорчик? Он вальяжно вошел, подражая братве, облокотился о дверной косяк и сказал: — Я к вам как мужчина к мужчине. Есть предложение. Короче, я нихуя не говорю предкам про вас и Верку. Это стоит тридцать штук. Идет? Стоит, падло, в дверях, не идет. — Иди-иди, — говорю. — Как мужчина к мужчине. Быстро прыгаю к нему, кидаю на руку, ломаю ему жирную спину, затыкаю пасть и говорю: — У меня тоже есть предложение, — говорю. — Ты сейчас ползешь домой, сидишь там тише воды ниже травы, никому ни полслова не вякаешь, а я не говорю предкам про вас с Верой. Не с Веркой, прошу заметить, а с Верой. Про твои скульптурные опыты, ты меня понял или нет, Фидий? И не только. Хоть раз матюкнешься при мне — тут же иду к предкам и все рассказываю, как есть. Доступно? Пошел! Было б ему лет двадцать — было бы не так противно. Когда хлопнула дверь, я выматерил его, как сапожник, и пошел к Вере. Она все-таки заболела. Ее ломало и от температуры, и от постинора, который я приказал ей выпить. Она лежала в кровати, растрепанная и красная, и жалобно смотрела на меня. Я был впервые у них и чувствовал себя, как Вронский в доме у Анны. Нам не давали быть наедине, и только к вечеру все выметнулись смотреть «Ментов». Вера сказала мне: — Степка все видел. Он выболтает мамке с папкой, если я не дам ему... Короче, вы поняли. Я понимал. Сразу же от нее я пошел в кассу и купил билет. Попрощаться не зашел. Прислал ей только ящик фруктов и сладостей на последние деньги. Ну как же без рыцарских жестов! Пусть жрет и толстеет, блядь, ебаный в рот, пиздохуярище, думал я, глядя на пыльные поля за окном вагона... *** Прошло около года. Я жил, работал, жрал, выпивал, дрочил на Верины фотки, оставшиеся у меня, и думал, какая она сейчас. В соцсетях ее не было: замаскировалась, зараза, от меня. Я был уверен, что это так. И ждал. Самое забавное, что я ждал. Ожидание ускорило время, и осень с зимой и весной пролетели, как день. И когда на мобилке высветился неизвестный номер, я уже знал, что это она. Я ждал ее всякий раз, когда звонили новые номера, но на этот раз я знал, точно знал, что это она. — Привет, — сказал знакомый голос в трубке. — Это Вера. Из N-ска. Мы помолчали. — У тебя... скажи мне только честно, ладно? У тебя есть девушка? Это идиотское чувство, когда говоришь по телефону, но не можешь сказать ничего главного... Идиот, бухтел я себе, — подцепила тебя на гачок, и ты жил, как зомби. А теперь поманила пальчиком, и ты бросил все, и трясешься сейчас в задрыпаный N-ск, места себе не находишь от нетерпения, — думал я, глядя на пестрые рекламы за окном. Блядь, неужели через три часа я увижу ее? ЕЕ? Вера, Вера, моя Вера... Когда я подбежал, весь в мыле, к ее дому, и стал колотиться в дверь — никто не открывал. Неужели-таки развела, зараза?... Я схватил телефон, чтобы звонить ей — и увидел непрочитанную смску. Снова неизвестный номер... Холодея почему-то, я открыл и прочитал: — Это мама Веры. Мы уже выехали в роддом. Вера очень хочет, чтобы вы были с ней. Луначарского 9в, 1й этаж, палата Nо. 6 Вызывайте такси 666—13—13... «Роддом?!» Минуту или больше я стоял, как столб. Затем заметался — и набрал, не попадая на кнопки, номер такси. Вызвав машину, я сел на землю и долго впихивал зачем-то телефон в рукав. — Постинор не подействовал. — сказал я вслух. — Продают в аптеках всякую херню, блядь. И расстегнул воротник. Прохожие с интересом смотрели на меня. 11654 20 3 +9.04 [52] Комментарии 45
Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора Человекус |
ЧАТ +25
Форум +29
|
© 1997 - 2024 bestweapon.one
Страница сгенерирована за 0.019154 секунд
|