Глухой стук дверей, хлопок багажника, возбужденные голоса, нарушающие горную тишину, — вот что возвестило о их прибытии. Два автомобиля, покрытые дорожной пылью, стояли на гравийной площадке у начала горной тропы. Воздух был холодным и густым, пах смолой, хвоей и влажной землей после ночного дождя.

Первым из машины выпрыгнул Френсис, с камерой в руках, уже снимая широким планом.

— И-и-и... началось! — провозгласил он, наводя объектив на остальных. — Группа отчаянных смельчаков у начала своего пути. За кадром — напряжение, надежды...

— Надежды, что ты не упадешь в первое же ущелье, снимая вместо того, чтобы смотреть под ноги, — пробурчал себе под нос Джордж, выгружая из багажника своего внедорожника внушительные рюкзаки. Его мощная, тучная фигура в клетчатой рубашке и жилетке с множеством карманов казалась инородной на фоне изящных сосен, но движения были точными и экономными.

Джеймс уже был у дверей своей машины. Он был как всегда внимательным и спокойными. Первым делом он протянул руку Кейт, помогая ей выбраться. Пальцы парня мягко сомкнулись вокруг ее ладони — безмолвный вопрос «Как ты?», на который она ответила легким, почти незаметным сжатием и сияющей улыбкой. Светлые волосы Кейт, выбившиеся из-под вязаной шапки, казались единственным ярким пятном в этом серо-зеленом пейзаже.

— Всем привет! Эй, Рон, не урони! — звонким голосом огласила поляну Джесси, выскакивая, словно напружиненная, из машины и тут же бросаясь помогать Рональду, который неловко пытался вытащить пару треккинговых палок.

Рональд вспыхнул, как маков цвет, и чуть не выронил палки.

— Я... я справлюсь, Джес, спасибо, — пробормотал он, избегая ее взгляда.

— Не за что! — она уже неслась к Эрике, которая, закутавшись в темный плащ, медленно и нехотя выходила из машины, ее лицо - черно-белая маска годта, выражало стоическое отрешение. — Эрика, здесь такой чудесный воздух! Просто вдыхай его! Вдыхай!

Эрика лишь мрачно хмыкнула в ответ, поправляя напульсник с черепом на руке.

Тоня, высокая и подтянутая, с собранными в тугой пучок рыжими волосами, уже проводила инвентаризацию снаряжения. Ее взгляд был практичным и оценивающим.

— Джордж, ты понесешь общий тент? Отлично. Джесси, свой спальник не забудь в машине. Френсис, убери камеру, помоги Рональду с раскладными стульями.

Именно в этой суматохе Джеймс впервые поймал взгляд Энди. Тот стоял чуть поодаль, прислонившись к капоту, и смотрел. Не на общую картину, не на горы, а конкретно на Кейт. Он наблюдал, как она, смеясь, помогала Джесси распутать спальный мешок, как ее грудь колыхалась под футболкой, как ямочки на щеках углублялись от улыбки. И в этом взгляде не было ничего скрытного — он был прямым, почти откровенным.

Джеймс почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Не ревности, а чего-то иного — тревожного, щемящего. Он сделал шаг, заслонив Кейт от этого взгляда, наклонился, будто поправляя ремешок на своем рюкзаке.

— Все в порядке? — тихо спросила Кейт, уловив его напряжение.

— Абсолютно, — он вынудил себя улыбнуться, и его рука сама собой легла ей на талию, привычным жестом обозначая принадлежность и защиту. — Просто проверяю снаряжение.

В этот момент их взгляды с Энди снова встретились. И Энди не отвел глаз. Он медленно, почти незаметно для посторонних, кивнул. Всего один раз. И в его карих глазах, так похожих на глаза Джеймса, читалось не вызов, а молчаливое подтверждение чего-то невысказанного.

Джеймс резко отвернулся, делая вид, что проверяет застежки на рюкзаке Кейт. Пальцы его вдруг стали непослушными, деревянными. Он слышал, как Джесси что-то взахлеб рассказывала Рональду, как Френсис комментировал свои же съемки, как Джордж что-то бурчал Тоне, а Эрика, закусив губу, смотрела куда-то вдаль. Он чувствовал тепло Кейт рядом, ее доверчивое присутствие. И он ощущал на себе тяжелый, понимающий взгляд Энди, который пронзал его спину, как ледяная игла.

Сборы подходили к концу. Тропа, уводящая в туманную чащу, ждала. А вместе с ней ждало и то, о чем договаривались двое мужчин, и чего не подозревала третья.

***

Тропа вилась змеей, вгрызаясь в склон. С каждым шагом воздух становился разреженней, а сосны — ниже и корявее, цепляясь корнями за каменистую почву. Под ногами хрустел мелкий щебень, предательски скользя, и Рональд уже раз десять едва удерживал равновесие, пока Тоня, шедшая впереди с легкостью тени, выбирала самые надежные участки.

— Эй, Рон, держись! — Джесси, казалось, не знала усталости. Она то подбегала к нему, предлагая помощь, то неслась вперед, к Тоне, засыпая ее вопросами о следах и породах деревьев. — Смотри, какая шишка! Обалденная! Представляешь, как бы смотрелась в моей коллекции?

— Д-да, — выдавил Рональд, краснея от ее внимания и собственной неуклюжести. — Очень... большая.

Джеймс и Кейт шли следом, их движения настолько гармонировали, что никто не мог даже представить их порознь. Он шел чуть впереди, прокладывая путь, его рука — твердая и уверенная — то и дело находила ее локоть, плечо, талию, страхуя на особенно крутых подъемах. Эти прикосновения были красноречивее любых слов: «Я здесь. Я с тобой. Бояться нечего».

— Тяжело? — его голос был низким, заботливым, предназначенным только для нее.

— Немного, — улыбнулась Кейт, переводя дыхание. — Но так красиво... Смотри, вон скалы уже видны.

Он смотрел не на скалы, а на нее — на капельки пота на ее висках, на разгоревшиеся щеки, на влажные пряди волос, прилипшие к шее. И снова, как и утром, он чувствовал еще один тяжелый, пристальный взгляд. Энди шел позади всех, но его присутствие Джеймс ощущал спиной, будто радаром.

Их группа растянулась. Френсис, пятясь, снимал общий план, и Джордж ворчал, что «этот киногений» сейчас угодит в расщелину. Эрика брела в хвосте, прямо перед Энди, и ее темный плащ успел запачкаться о ветки и пыль тропы, а лицо было каменной маской отрешенности.

На очередном крутом подъеме Кейт поскользнулась. Не сильно, всего лишь короткий вскрик удивления, но Джеймс мгновенно развернулся, подхватив ее.

— Все в порядке?

— Да, просто нога подвернулась...

Их нагнал Энди. Он молча, без лишних слов, перехватил рюкзак Кейт.

— Позволь, — его голос прозвучал неожиданно мягко. — Тебе и так тяжело.

Джеймс замер на секунду, его пальцы непроизвольно сжали лямки его собственного рюкзака. Это была не просто помощь. Энди не смотрел на Кейт с обычной своей дерзкой оценкой; сейчас он был сосредоточен, почти... тактичен. Он шел рядом, неся два рюкзака, и его молчаливая сила была одновременно и облегчением, и укором.

Джесси, заметив это, тут же оживилась:

— Ой, Энди, та ты все же джентльмен? Учись, Рон!

Рональд лишь глубже покраснел и уставился под ноги.

Джеймс шел теперь рядом с Кейт, его рука по-прежнему лежала на ее пояснице, но в его заботе появилась какая-то новая, лихорадочная напряженность. Он ловил взгляды Энди, которые тот бросал на Кейт, когда та смотрела по сторонам. И в этих взглядах уже не было простого любования; в них читалось предвкушение. Понимание.

Тропа вывела их на небольшую смотровую площадку. Все замерли, открыв рты. Внизу расстилалось море тайги, уходящее к лиловым вершинам на горизонте. Джеймс стоял сзади, обняв Кейт, чувствуя, как ее сердце бьется в такт его собственному. Он прижался губами к ее виску, вдыхая смесь запахов ее шампуня, пота и горного ветра.

И в этот идеальный миг он снова встретился взглядом с Энди. Тот стоял поодаль, прислонившись к сосне, и смотрел на них. Но не на панораму, а на него, Джеймса. И снова — тот же короткий, почти невидимый кивок. Подтверждение. Напоминание.

Джеймс резко отвернулся, глядя в пропасть. Его собственная маленькая, темная мечта витала где-то там, внизу, в этих туманах, и она медленно, неумолимо поднималась навстречу ему по склону. А он, заботливый и нежный, продолжал держать свою девушку за руку, ведя ее навстречу этой мечте, и каждый его шаг вперед отдавался в душе ледяным эхом.

***

Вторая часть пути заняла на порядок больше времени и сил, чем начальный подъем. К тому времени, как они добрались до поляны, солнце уже касалось вершин, окрашивая небо в густые сиреневые тона. Воздух стремительно холодал, и главная мысль у всех была одна — поскорее развести костер.

Джордж и Тоня взялись за это дело с привычной сноровкой. Вскоре над костровищем заплясали первые языки пламени, а спустя десять минут уже вовсю полыхал жаркий, уверенный огонь. Его треск и тепло стали центром притяжения, вокруг которого медленно оживала уставшая, но довольная группа.

Запах дыма, густой и смолистый, смешался с ароматом заваренного на примусе чая и греющейся на углях тушенки. Это был простой, но бесконечно уютный ужин. Даже Эрика, все еще хранящая отрешенный вид, сидела ближе к огню, протянув к теплу тонкие, бледные пальцы.

Джесси, казалось, за день не растеряла ни капли энергии.

— Тоня, а правда, что ты однажды по следу медведя три дня шла? — выпалила она, с восторгом глядя на свою кумир.

— Не три дня, — спокойно поправила Тоня, попивая чай из металлической кружки. — И не за медведем. Просто проверяла один маршрут.

— А все равно круто! Рон, представляешь? Три дня одна в лесу!

Рональд, сидевший напротив, лишь сглотнул и кивнул, не в силах оторвать от нее взгляда. Френсис снимал общие планы, пытаясь поймать «естественные эмоции в кадре», пока Джордж не посоветовал ему «убрать эту штуку, пока она не угодила в костер».

Джеймс сидел на бревне, прислонившись спиной к стволу дерева, а Кейт устроилась между его ног, прижавшись спиной к его груди. Он обнял ее, и его руки, большие и теплые, лежали на ее животе. Он чувствовал, как она постепенно расслабляется, как ее дыхание выравнивается, сливаясь с ритмом его собственного. Щекой он касался ее волос, вдыхая знакомый, родной запах. Казалось, нет в мире места спокойнее и безопаснее.

Энди сидел напротив, по другую сторону костра. Он молча слушал обрывки разговоров, изредка вставляя короткие реплики. Он не пялился на Кейт, не строил из себя галантного кавалера, как днем. Он был просто собой — немного грубоватым, но своим. Однако Джеймс ловил на себе его быстрые, скользящие взгляды. Вспышки огня отражались в его карих глазах, и в этих отблесках читалось что-то тяжелое, выжидающее.

Когда Джесси снова начала что-то громко рассказывать, Энди встретился с Джеймсом взглядом. Он просто смотрел. Секунду, другую. Потом медленно перевел взгляд на притулившуюся к Джеймсу Кейт, и снова — на него. И в этом молчаливом обмене не было ничего, что могли бы понять остальные. Только они двое.

Джеймс не отвечал на этот взгляд. Он просто прижался губами к виску Кейт, чувствуя, как по его спине пробегают мурашки, не от холода, а от странного, холодного возбуждения, смешанного с гнетущим чувством вины.

Один за другим, утомленные днем друзья начали расходиться по палаткам. Сначала Эрика, молча скрывшись в тени своей палатки. Потом Рональд, которого чуть ли не за руку отвела Джесси, продолжая свой бесконечный монолог. Френсис, наконец-то выключив камеру, последовал за ними, зевая во весь рот. Джордж, кивнув на прощание, направился к своей палатке. Тоня ушла последней, предварительно проверив периметр лагеря.

Вскоре на поляне остались только они трое. Треск догорающих углей стал громче в наступившей тишине. Энди поднялся, потянулся, и его кости хрустнули.

— Ну, я, пожалуй... — он бросил последний, долгий взгляд на Джеймса. — Спокойной ночи.

— Спокойной, — тихо, почти шепотом, ответил Джеймс.

Энди ушел в свою палатку. Шорох шторки прозвучал как щелчок затвора.

Теперь они остались одни. Только они, темный лес и огромное, усыпанное звездами небо. Джеймс сидел, не двигаясь, все так же держа Кейт в объятиях. Он чувствовал ее тепло, ее доверие, ее любовь. И он чувствовал, как в его груди, прямо под этим теплом, клубится что-то темное и неотвратимое, что вот-вот должно было вырваться наружу.

— Пойдем, — Джеймс взял Кейт за руку, увлекая в сторону их палатки.

Тишина в палатке была иной, чем снаружи — густой, бархатной, приглушенной. Она поглощала звуки, оставляя лишь собственное дыхание и отдаленный шорох листвы. Лунный свет, пробиваясь сквозь ткань тента, отбрасывал в пространство призрачные серебристые узоры. Пахло нейлоном, свежим горным воздухом, занесенным с одежды, и едва уловимыми цветочными нотами ее духов.

Джеймс притянул ее к себе в темноте. Его поцелуй был не просто страстным — он был отчаянным, почти жадным. В нем не было привычной нежности, лишь какое-то новое, лихорадочное напряжение. Его руки скользили под ее футболкой, ладони — шершавые от работы со снаряжением — горячими точками прикасались к ее коже, заставляя ее вздрагивать и глубже погружаться в его объятия.

Они опустились на мягкий спальник. Джеймс торопливо, но не грубо, стаскивал с нее одежду. Касания его пальцев были пылкими, требовательными, но не жестокими. Он скинул свою футболку через голову, открывая мускулистый торс. Кейт отвечала ему с такой же силой, ее руки скользили по его спине, цепляясь за напряженные мышцы плеч, ее губы искали его губы в полумраке, ее дыхание стало прерывистым, горячим. Она сбросила его шорты, ее пальцы скользнули ниже, нащупывая твердость его члена сквозь тонкую ткань трусов. Он глухо застонал, прижимаясь лобком к ее бедру.

Джеймс чувствовал ее ответную страсть, ее готовность принять его. Он видел, как ее глаза блестят в лунном свете, как ее губы приоткрыты в немом приглашении. Он чувствовал жар ее тела, ее влажное, трепещущее желание. И именно в этот момент, когда его тело кричало о немедленном соединении, когда ее страсть подпитывала его собственный огонь, Джеймс ощутил острый укол сомнения. Оно впилось в него ледяной иглой. Он видел ее взгляд — глубокий, полный любви и доверия к нему. Но там, в самой глубине, за этим доверием, он снова уловил что-то еще. Тень. Ту самую тоску. Невысказанное, глухое томление по чему-то иному. По силе, не сдерживаемой нежностью. По власти, не ограниченной рамками привычного. По той самой грубости, которую он никогда не мог ей дать, боясь причинить ей малейшую боль.

Эта тень в ее глазах, эта немыслимая тоска по тому, чего он ей не давал, придала ему странную уверенность. Не ту уверенность любящего мужчины, а уверенность человека, решившегося на самоотверженный шаг. На риск. Он перевернул ее на живот резко, но без грубости. Кейт ахнула от неожиданности, но не сопротивлялась. Ее тело легло на спальник мягкой волной.

— Расслабься, — его голос звучал глубже обычного, с хрипотцой. — Тебе это нужно. Ты вся напряжена после подъема.

Его руки легли на ее спину. Сначала просто ладони, широкие и горячие, прижимаясь всей поверхностью к ее лопаткам. Потом пальцы начали движение. Медленно, плавно, с ощутимым давлением. Они скользили вдоль позвоночника, а его губы касались ее кожи следом, спускаясь к пояснице. Кейт издала тихий стон удовольствия. Она растаяла под его прикосновениями. Ее тело обмякло, дыхание стало глубоким и размеренным. Она чувствовала, как тепло от его рук проникает глубоко внутрь, растворяя усталость, растворяя мысли. Она чувствовала его силу, сосредоточенную в этих движениях, силу, которая могла причинить боль, но дарила только блаженство и нежность.

Джеймс гладил ее спину, бедра, ягодицы. Его пальцы впивались в упругие мышцы, разминали, снимая напряжение. Остатки одежды покинули ее тело. Он видел, как она млеет под его руками, как ее кожа покрывается мурашками от его прикосновений. Это был момент, решающий все, и он принял свое решение.

— Подожди секунду, — он шепнул ей на ухо, почувствовав, как она вздрогнула от его дыхания. — Я забыл масло для массажа. Вернусь сию секунду.

Джеймс быстро выскользнул из палатки, оставив Кейт лежать в расслабленном ожидании на спальнике. Ночной воздух ударил в лицо прохладой после теплого уюта палатки. Прямо перед ним стоял Энди. Его лицо было скрыто в глубокой тени, но положение тела выдавало напряженное ожидание. Джеймс остановился. Мгновение длилось вечность. Они смотрели друг другу в глаза почти в упор. Ни слова не было сказано. Только взгляд. Взгляд Энди был тяжелым, испытующим, полным немого вопроса и... готовности. Готовности к тому, что Джеймс боялся себе представить, но что теперь казалось неизбежным, как дыхание. Джеймс почувствовал, как его собственные мускулы каменеют от внутреннего приказа. Он медленно, почти незаметно, кивнул. Один раз. Коротко. Затем он сделал шаг в сторону. Его сердце колотилось как бешеное, кровь гудела в ушах.

Энди не заставил себя ждать. Он бесшумно скользнул внутрь палатки, словно тень, сжимая в ладони флакон с маслом. Кейт, лежавшая лицом вниз, лишь тихо вздохнула, услышав легкое поскрипывание подошвы.

— Я тут, — прозвучал шепот, нарочито низкий и глухой, старательно имитирующий тембр Джеймса. Его пальцы коснулись ее спины — широкие, шершавые ладони, но прикосновение было намеренно мягким, обволакивающим. Он взял флакон с маслом и вылил теплую, ароматную жидкость на ее спину. Запах лаванды тут же заполнил всю палатку. Пальцы Энди начали двигаться по ее коже, повторяя массажные движения Джеймса: медленные круги по лопаткам, сильные надавливания вдоль позвоночника, разминая напряженные мышцы девушки. Кейт издала довольный стон, еще глубже погружаясь в расслабление под его руками. Его ладони казались чуть крупнее, давление чуть решительнее, но она приписывала это изменению настроения Джеймса. Энди чувствовал, как ее тело отвечает ему теплом и податливостью. Его дыхание участилось. Пальцы начали скользить ниже, к ягодицам, массируя их кругами, сильнее сжимая упругую плоть. Он услышал ее тихий прерывистый вдох, почувствовал, как она слегка приподнимает бедра навстречу его руке. Это было сигналом. Его большой палец скользнул в ложбинку между ее ногами, коснувшись чувствительного входа, заставив Кейт вздрогнуть всем телом и прошептать имя.

— Джеймс...

Она почувствовала жесткую мужскую силу прикосновения его второй руки, прижавшуюся к ее спине, его горячее дыхание на затылке. Его пальцы уже не массировали — они исследовали, требовали, проникали глубже во влажную теплоту между ее ног. Она застонала громче, ее бедра сами собой раздвинулись шире на спальнике.

Теперь Энди уже не мог сдерживаться. Он подтянул ее бедра к себе, его руки крепко вцепились в ее талию, пальцы впились в кожу. Его член, твердый как камень и горячий, скользнул вдоль ее влажной щели, прежде чем он одним мощным толчком вошел в нее до упора. Кейт вскрикнула — не от боли, а от внезапной, оглушительной силы заполнения.

Энди начал двигаться внутри нее сначала медленно, глубоко, стараясь сохранять ритм, но скоротать уже не мог. Его бедра бились о ее ягодицы с нарастающей яростью, каждый мощный толчок загонял его глубже, вызывая у Кейт дикие, захлебывающиеся стоны. Он сжал ее бедра так, что на коже остались белые отпечатки пальцев. Его дыхание превратилось в хриплый рык в ее волосах. Нежность испарилась без следа.

Он трахал ее грубо, почти жестоко, с первобытной силой обладания, о которой она лишь мечтала увидеть в Джеймсе. Каждый толчок сотрясал ее тело, прижимая к спальнику. Она цеплялась руками за ткань под собой, кричала в подушку от невероятного смешения ритма, наслаждения и полной потери контроля.

Энди был неумолим. Его руки скользнули вверх по ее телу, сжав ее грудь, пальцы грубо мяли нежную кожу, заставляя Кейт выгибаться сильнее навстречу его яростным толчкам. Он поглядывал на вход палатки, где сквозь полупрозрачную ткань виднелась неподвижная тень Джеймса, наблюдающего за картиной, рвавшей его сердце на части.

В таком бешеном ритме Кейт быстро почувствовала, как внутри нее начинает клокотать волна оргазма. Она закричала его имя, ее тело напряглось как струна. Энди заглушил ее крик поцелуем — жестким, почти кусающим. Именно в этот момент, когда ее лицо повернулось к его губам, ее взгляд, затуманенный страстью, скользнул ко входу палатки. Туда, где за тонким, распахнутым пологом палатки, стояла тень. И она увидела его лицо. Джеймса. Неподвижного. Смотрящего на нее. Его глаза были широко открыты, в них читалась мука, ревность и... любовь.

Ледяная волна прокатилась по ее телу поверх огненной лавы наслаждения, усиливая ее оргазм. Она все поняла. Всю эту странную напряженность дня, этот взгляд у костра, этот уход за маслом. Шок парализовал её на мгновение. Она увидела боль в глазах своего мужчины и вдруг поняла — это было его высшей формой проявления любви. Он дал ей то, чего она хотела, и чего он не мог дать сам. Ее взгляд встретился с взглядом Джеймса. И в следующее мгновение, когда Энди с рыком вогнал в нее свой член до самого основания, выжав из нее новый, еще более дикий крик, она не отвела глаз. Она смотрела в глаза Джеймсу, даже когда Энди, потеряв последние остатки контроля, рвал ее с еще большей яростью, его пальцы впивались в ее грудь, а его живот хлестал по ее ягодицам.

Она смотрела на Джеймса и принимала его дар. Принимала эту грубую, животную власть над собой, которую давал ей не возлюбленный, а другой мужчина с его молчаливого согласия. Ее тело отвечало Энди с безумной отдачей, она кричала, стонала, поднимала бедра навстречу его яростным толчкам, но ее глаза оставались прикованы к Джеймсу. В них смешались благодарность, стыд и новая, темная форма близости, которую словами описать было невозможно.

Энди почувствовал ее окончательную сдачу и яростно ринулся к финишу. Он ускорил темп, вбиваясь в ее нутро с ошеломительной силой, и когда его собственное напряжение достигло пика, он вытащил член из ее влажного влагалища с хлюпающим звуком, мгновенно притянул голову Кейт к себе лицом вверх и с хриплым рыком, направляя свой напряженный, пульсирующий член ей на лицо, обдал ее густым потоком спермы. Теплая жидкость брызнула на ее лоб, щеки, губы. Кейт не моргнула. Она смотрела на Джеймса сквозь завесу семени. Затем обхватила член Энди губами. Энди глухо застонал, когда ее губы обхватили головку, ее язык скользнул по уздечке, собирая остатки семени. Его пальцы немедленно нашли ее клитор, влажный и распухший. Он тер его быстро и грубо, с тем же животным напором, с которым только что трахал девушку. Кейт замычала вокруг его члена, ее тело снова затряслось от нарастающей волны. Она кончила резко и громко, всем телом прижимаясь к его руке в последнем судорожном объятии. Когда спазм прошел, она отстранилась от его члена.

— Спасибо, Энди, — тихо прошептала Кейт.

Тот ничего не ответил. Он лишь резко встал, натянул шорты и вышел из палатки. Проходя мимо Джеймса, он коротко похлопал его по плечу – жест одновременно братский и победный. Затем растворился в ночи.

Джеймс замер на мгновение, глядя вслед Энди. Его лицо было бледным, руки слегка дрожали. Он чувствовал себя виноватым, опустошенным. Сделав глубокий вдох, он шагнул внутрь палатки. Запах секса, лаванды и спермы был густым и осязаемым. Кейт лежала на спальнике, ее тело покрытое каплями пота и семени, сияло в лунном свете. Увидев его, она не стала стыдливо прикрываться. Она рывком поднялась и бросилась к нему, обвив его руками за шею.

— Спасибо тебе, — ее шепот был горячим и искренним прямо в его ухо, ее слезы смешивались со следами спермы. — Спасибо... что ты есть.

Джеймс взял влажную салфетку из рюкзака и тщательно вытер ее лицо, щеки, шею. Его прикосновения были бесконечно бережными. Когда ее лицо было чистым, он притянул ее к себе и поцеловал в губы – долго, глубоко, с той нежностью, которая была его сутью. В этом поцелуе было прощение, понимание и безмерная любовь.

Кейт мягко уложила Джеймса на спину. Она стояла над ним на коленях, ее тело все еще дышало страстью, но теперь ее движения были медленными, полными осознанной ласки. Она целовала его грудь, живот, бедра, возвращая его к себе мягкими касаниями губ и языка. Она словно омывала его от всего пережитого своей любовью.

Затем она осторожно приподнялась и опустилась на его вставший член. Она двигалась медленно, плавно, глубоко погружая его в себя. Ее бедра описывали плавные круги, ее руки ласкали его грудь и плечи. Она смотрела ему в глаза, и в ее взгляде не было ни капли того томления, что он видел раньше. Была лишь глубокая, чистая нежность и благодарность.

— Ты мой, — шептала она, синхронизируя свои слова с ритмом движений. — Мой Джеймс. Моя любовь.

Она чувствовала его ответное тепло, его руки на своих бедрах – легкие, бережные, любящие. Его взгляд говорил больше любых слов о его любви и понимании.

Джеймс лежал, потрясенный. Он чувствовал ее тепло, ее влажность, ее невероятную нежность. Каждое движение Кейт было посвящением ему. Она не торопила его к оргазму, она наслаждалась самим процессом соединения, каждым касанием, каждым вздохом. Она наклонялась к нему, целовала его губы, шептала слова любви прямо в его уста. Она вела их обоих к кульминации с терпением, которого он в ней не знал. Когда волна накрыла его, он застонал не от бури, а от глубины чувств. Она почувствовала его пульсацию внутри себя и ответила ему собственным тихим, протяжным стоном блаженства, продолжая мягко двигаться, продлевая его и собственное наслаждение до последней капли. Этот оргазм показался ей самым сладостным в ее жизни.

***

После они лежали, тесно сплетясь в объятиях на спальнике. Кейт прижималась щекой к его груди, слушая успокаивающий ритм его сердца. Запах их любви смешался с остатками лаванды и ночного воздуха.

— Прости меня, — ее шепот был горячим и влажным у него на коже. Она подняла глаза, полные слез и искреннего раскаяния. Лунный свет выхватывал блеск на ее щеках. — Прости... что не видела, не ценила...

Ее голос сорвался, губы задрожали. Она чувствовала тяжесть стыда и благодарности одновременно. Ее пальцы нервно сжали его руку.

— Я была глупая... я не принимала... Пожалуйста, прости...

Джеймс не произнес ни слова. Он лишь крепче прижал ее к себе, обхватив обеими руками. Его ладонь мягко легла ей на затылок, прижимая ее голову к своей груди, где билось сердце – ровное, теплое, надежное убежище. Он чувствовал, как ее тело вздрагивает от сдерживаемых рыданий, как слезы капают ему на кожу. Его пальцы нежно водили по ее спине, успокаивающе, как раньше у костра. В его объятиях не было упрека, не было гнева – только бескрайняя, тихая защита и принятие.

Он поцеловал ее макушку, вдыхая знакомый запах ее волос, смешанный теперь с горьковатой солью ее слез. Этот момент был священным – очищением после бури. Она лежала, прижавшись к нему всем телом, ее дыхание постепенно выравнивалось, синхронизируясь с его собственным. Она чувствовала его тепло, его молчаливое признание, его безусловную любовь – ту самую, которую прежде не до конца понимала. И в этой тишине, под звездным небом, скрытым тканью палатки, она наконец-то ощутила всю глубину его любви к ней. Ей больше не нужно было ничего иного. Только это. Только он. Его руки, его сердцебиение под щекой, его дыхание на ее коже. Это и было им.

Тишина в палатке стала иной — хрупкой, звонкой, как тонкое стекло. Они не говорили ни слова. Просто лежали рядом. Каждое прикосновение было вопросом, мольбой о прощении и благодарностью одновременно. Кейт повернулась к нему, и коснулась его шеи губами. Он притянул ее к себе, и его губы коснулись ее лба, ее век, ее губ. Это не была страсть. Это было омовение. Каждое его прикосновение было тихим, почти робким, словно он заново узнавал ее, смывая с ее кожи следы чужого присутствия, возвращая ей себя. Он был нежен, как в самый первый раз, как и всегда, но теперь в этой нежности была новая, неизведанная глубина — боль, ставшая частью любви, понимание, рожденное в муке.

Кейт отвечала ему с такой же безграничной самоотдачей. Она прижималась к нему, впитывая тепло его кожи, знакомый ритм его сердца. Она целовала его ладони, чувствуя на губах шероховатость мозолей, и шептала в темноту о том, как сильно она его любит. И это была правда. Никогда еще его забота не была для нее такой целительной, а его близость — такой полной. В этой тихой, медленной любви было больше страсти, чем в любой грубой силе, потому что она родилась из бездны и вернула их друг другу.

***

У затухающего костра, в сердцевине ночи, сидел Энди. Он затягивался сигаретой, и горький дым смешивался с паром от дыхания. Он смотрел на угли, в которых угадывались отблески прошедшего дня, и пытался заглушить тяжелый камень в груди. Он боялся, что разрушил что-то хрупкое и прекрасное. Тишина вокруг была оглушительной, нарушаемая лишь треском углей и далеким, одиноким воем ветра в горах.

Из палатки Джеймса и Кейт не доносилось ни звука. Лишь тихий шепот ветра, среди сосновых ветвей, нарушил тишину. И в этом шепоте Энди вдруг почувствовал не тревогу, а странное умиротворение. Он стряхнул пепел, докурил и медленно пошел к своей палатке, оставляя угасающий костер и темное небо, усыпанное бесстрастными, вечными звездами. Его роль была сыграна. А их история — продолжалась.