Настя — моя любовница. Одна из.

Как и я у неё не единственный. Такова природа наших вибраций: мы не держим друг друга, не обещаем верности, но всегда возвращаемся, потому что знаем — там, внутри, есть ток, который хочется почувствовать снова и снова, который невозможно заменить.

Она знает, что я люблю слушать о её приключениях. А почему бы и нет? Я ей не муж, а истории, которые она рассказывает чертовски возбуждают. Как, впрочем, и она сама, даже без историй. Вот в таких перпендикулярах сознания появился он - Наш ритуал. Когда мы встречаемся, всё всегда происходит примерно одинаково: сначала быстрый, яростный, без слов, почти звериный секс - выпустить первый пар, взорваться и освободиться.

А потом... она, как правило, усаживается на меня сверху, прижимает бедрами, чуть выгибается, и, не прекращая медленно двигаться, начинает рассказывать. Голос — низкий, горячий, с хрипотцой, взгляд — прямо в глаза, руки — на моей груди. Она знает, что я схожу с ума не только от её тела, но и от того, как она раскладывает передо мной каждую деталь. Словно вновь проживает всё, что было — а я вместе с ней. Так проходят наши встречи.

Вот и сегодня я жду ее.

Сегодня она впорхнула ко мне в машину в лёгком летнем платье — тонкая ткань, чуть подсвеченная солнцем, мягко обрисовывала её тело, но не прятала его. Настя — гибкая, смуглая, как будто созданная для того, чтобы двигаться. В прошлом — мастер спорта по художественной гимнастике. Её тело помнит всё: идеальные шпагаты, прогибы, мягкую работу бедер... но это уже другая история, для другого вечера.

Платье едва касалось её бёдер, открывая загорелые колени и длинные, упругие ноги, которыми она всегда умела обвить так, что забываешь дышать. Грудь маленькая, но абсолютно правильной формы — плотная, упругая, с крохотными тёмными сосками, которые так красиво упираются в тонкую ткань, когда она возбуждена. Лицо — мягкое, почти невинное, с пухлыми губками, которые обманывают только один раз: после первой же минуты понимаешь, что они созданы для того, чтобы сводить с ума. И главное — её глаза. Зелёные, с кошачьим прищуром и той хищной тенью, которую я узнаю с первого взгляда. За них я зову её Кошкой. Иногда — Пантеркой. Потому что в ней всё именно так: мягкая, тёплая, ласковая — и в тот же миг способная прыгнуть и вонзиться в тебя всем телом. Она скользнула на пассажирское сиденье легко, как будто вальсировала в невесомости, и сразу потянулась поправить подол платья — жест, который только сильнее открыл мне вид на её бёдра. Ткань зашуршала, кожа под ней блеснула смуглым теплом, и я уже знал: сегодня в этой машине мне будет тяжело удерживать руки при себе.

От неё шёл тот особый запах, который я ни с чем не спутаю — смесь сладкой кожи после душа, лёгкой пудры и чего-то тёплого, глубинного, что идёт только от неё. Настя умеет заполнять пространство не словами, а собой: садится, кладёт ладонь на колено, бросает на тебя быстрый взгляд зелёных глаз — и всё, уже дышать сложнее.

Плечо её чуть касается моего, и это касание передаёт в меня то самое внутреннее электричество, от которого у нас всё начинается. Её бедро, тёплое, гладкое, уже повернуто ко мне чуть больше, чем нужно для обычной посадки. Платье на колене образует мягкую складку, а внизу, у подола, — тёмная тень, в которую так легко уйти взглядом, если забыть, что мы на людях.

— Ну, здравствуй, кот, — она говорит тихо, но с тем самым прищуром. И я понимаю — у неё уже есть история для меня. Она ещё не успела пристегнуться, а я уже взял её за затылок и притянул к себе. Поцелуй — влажный, быстрый, без приветствий. Её губы сразу приоткрылись, язык встретил мой с тем самым напором, за который я называю её Пантерой. Она отвечает, не выжидая, и я чувствую, как пальцы её скользят по моему бедру, поднимаются выше.

— Ты ведь знаешь, — она успевает прошептать между вдохами, — что я скучала по тебе, именно по этому.

Моя ладонь ложится ей на бедро, поднимает подол платья. Кожа под рукой — горячая, гладкая, и я уже нащупываю, что под платьем нет ничего, кроме неё самой. Настя чуть раздвигает колени, и в этот момент мне становится плевать на время, место и свидетелей. Она мгновенно поддаётся, когда я завожу руку между её ног, провожу пальцами по влажным губкам. Она уже готова, и мне не нужно слов. Сиденье откинуто ровно настолько, чтобы её спина прогнулась, а я смог войти в неё глубоко, с первого толчка. Первый удар — жёсткий, мясистый, так что она втягивает воздух сквозь зубы. Второй — быстрее, третий — уже в ритме, от которого в машине становится жарче, чем на улице. Её ногти впиваются мне в плечо, глаза закрыты, бёдра сами находят нужный угол. Мы двигаемся быстро, как всегда в первый раз. Это не про нежность. Это про то, чтобы сбросить с обоих ту накопленную за дни разлуки звериную тягу. Я держу её за бёдра, прижимаю к себе, слышу, как в каждом её стоне есть что-то от рычания. Кульминация приходит почти одновременно. Я чувствую, как её киска сжимается, вибрирует на моём члене, а она выгибается так, что её маленькая грудь почти касается моего лица. Я вжимаюсь в неё, не отпуская до последнего толчка, и только когда дыхание у обоих сбивается в рваный ритм, мы замираем.

Она улыбается — уже та самая кошачья, медленная, удовлетворённая.

— Ну что, кот... хочешь знать, чем я занималась на прошлых выходных? — её голос низкий, с той самой хрипотцой, которая всегда делает её истории ещё вкуснее. Мы доехали молча — не потому что нечего сказать, а потому что говорить не хотелось. Настя сидела, слегка прижавшись ко мне, глядя в окно. Лёгкое платье всё ещё было чуть смято на бёдрах после нашей короткой, но жёсткой сцены в машине. Я видел, как на её губах играет почти невидимая улыбка.

Загородный комплекс встретил нас запахом сосен и тишиной, в которой можно было услышать даже плеск воды в озере. Лёгкий ветер тянул в сторону от ресторана, где за стеклом мелькали люди, но нас это не интересовало.

Наша цель была дальше, чуть в стороне, среди деревьев — отдельный домик с огромной кроватью, белыми простынями и панорамным окном, из которого виднелись только лес и вода. Там всё было выстроено так, как мы любим: пространство, где время можно выключить. Я едва успел закрыть за нами дверь, как Настя, сбросив босоножки, пошла прямо к кровати. Лёгкое платье мягко колыхалось на её бёдрах, скользя по смуглой коже. Она обернулась, встала на колени на край кровати и протянула мне руку:

— Иди сюда, кот.

Через минуту мы уже лежали, я на спине, она — сверху, бедра обхватывают меня мягко, с уже знакомым теплом. Её платье сползло на талию, обнажив маленькую упругую грудь. Она медленно двигается, чуть наклоняется ко мне, так что её соски скользят по моей груди.

— Знаешь... — начинает она, чуть прикусывая губу, — на прошлых выходных я вспомнила тебя. Точнее... кое-что, что ты любишь слышать.

Она делает паузу, выгибается, будто проверяя, сколько я готов ждать. И, чувствуя мой ответ телом, продолжает:

— Был вечер. Я вышла прогуляться. И встретила одного... нет, даже не так — он меня встретил. И вот...

Она начинает рассказывать, и каждое слово у неё сопровождается мягким движением бёдер. Я уже знаю: впереди история, от которой она сама разгорячится не меньше меня.

— Муж должен был вернуться раньше, — она говорит, склонившись ближе к моему лицу, так что её волосы скользят по моей щеке. — Но позвонил и сказал, что решил зайти в паб, посмотреть футбол с друзьями...

Она медленно проводит ладонями по моей груди, чуть упирается пальцами, и я чувствую, как её бёдра описывают едва заметные круги.

— Я осталась дома. Уже мылась в душе, когда поняла, что внутри всё ещё какое-то... голодное. Знаешь, это чувство, когда... не наелась.

Она улыбается уголком рта, её зелёные глаза смотрят прямо в мои.

— Я накинула тонкое платье, даже без белья, и пошла прогуляться. Лето, тёплый вечер, воздух — как мёд. И тут, у парка, он. Стоит, пьёт кофе из бумажного стакана, в майке, и смотрит так, что я сразу поняла — он меня уже раздел.

Она слегка ускоряет движение бёдер, будто оживляя картину.

— Мы просто перекинулись парой слов. О погоде. О том, что жара стоит... — она усмехается, — а я думаю: да, жара, только она между моих ног. Он предложил пройтись к набережной. И я пошла.

Она чуть выгибается, проводит руками от моей груди к шее.

— Там, у старых лавок, людей почти не было. Мы присели, и он как-то сразу положил ладонь мне на колено. Не спрашивая. Не торопясь. Пальцы медленно пошли выше... — Настя прикрывает глаза, а её бёдра на мне двигаются ровнее, глубже. — И я не остановила. Она наклоняется к моему уху, шепчет:

— Кот... я уже тогда была мокрая, ещё с первой его фразы.

Она снова выпрямляется, губы приоткрыты, дыхание чуть сбивается — и я понимаю, что она сейчас не просто рассказывает. Она проживает это снова, прямо на мне.

— Он сидел рядом, — Настя медленно качает бёдрами, будто в такт собственным словам, — и его ладонь уже была высоко на моём бедре. Платье поднялось почти до талии. Я чувствовала, как вечерний воздух касается голой кожи, и знала: под ним нет ничего. Он тоже это знал.

Она прикусывает губу, глаза на секунду уходят в сторону — в ту картинку, что она рисует сама для себя.

— Его пальцы коснулись меня. Сначала легко, будто проверяя, насколько я готова. А я была готова так, что в тот момент могла кончить от одного прикосновения. Он провёл по мне вверх-вниз, медленно, чувствуя, как я мокрая. И потом просто... раздвинул губки пальцами, как будто раскрывал книгу.

Настя чуть сильнее двигается на мне, и я уже чувствую, что она сама на грани.

— Я посмотрела по сторонам — никого. И тогда он вошёл в меня двумя пальцами. Глубоко. Резко. Я не сдержалась и застонала прямо ему в плечо. Он начал двигать ими, всё быстрее, а другой рукой обхватил мою шею, притянул ближе... И я поняла, что он не просто трогает меня. Он трахается со мной пальцами так, что у меня тряслись колени.

Она наклоняется, почти касается моих губ, но не целует.

— Я кончила прямо там, на лавке, кот. Сильно, вцепившись ногтями ему в руку, сжимаясь на его пальцах так, что он выругался. И тогда он сказал: «Пойдём».

Её голос становится ниже, движения медленнее, но глубже.

— Мы дошли до его машины. Он даже не стал ждать, пока я сяду как положено. Толкнул меня внутрь, наклонил, и я почувствовала его член — уже твёрдый, горячий, упёрся в меня сквозь ткань. Он поднял платье, стянул с меня всё за секунду и вошёл... без паузы, без лишних слов. Глубоко. Так, что я чуть не вскрикнула от удовольствия.

Она выгибается на мне, и я вижу, что её зрачки уже расширены.

— Он держал меня за бёдра и бился в меня так, что машина ходила ходуном. Я снова кончила. А он, кот... он кончил внутрь. И я вышла из машины с его спермой, стекающей по ногам.

Она смотрит мне прямо в глаза и улыбается по-кошачьи, продолжая медленно двигаться.

— И всё это время я думала о тебе. О том, как потом расскажу тебе каждую деталь... вот так.

— Обо мне? — я смотрю ей в глаза, чуть сильнее держу её за бёдра, чтобы она не сбежала от ответа движением. — А про мужа ты не думала?

Настя не отводит взгляда. Её губы чуть трогает улыбка — не извиняющаяся, а хищная.

— Кот... — она медленно проводит ладонями по моей груди, — когда он сидит в пабе, пьёт пиво и орёт на телевизор, я думаю о том, как твои руки держат меня за горло. Как ты входишь в меня так, что я забываю, как дышать.

Она чуть наклоняется, шепчет прямо в губы:

— Муж... это про быт. А ты — про то, как я живу. Про то, как моя киска помнит вкус твоего члена даже тогда, когда ты далеко.

Её бёдра двигаются глубже, медленнее, и я вижу, что её слова — не просто игра. Она проживает их, и каждое слово становится ещё одним рывком к тому, что сейчас начнётся между нами.

Я ловлю её за затылок, притягиваю ближе, вбиваю поцелуй прямо в губы. Настя отвечает, не притормаживая бёдер, но я чувствую — её движения становятся чуть сбивчивыми, она уже теряет контроль.

— Слезай, — говорю тихо, но так, что это звучит как приказ.

Она повинуется мгновенно, мягко соскальзывает с меня, остаётся на коленях у края кровати, платье всё ещё на талии. Я поднимаюсь, встаю за её спиной и срываю ткань через голову — легко, одним движением. Она уже голая, смуглая кожа блестит в тёплом свете.

Я кладу ладонь ей на шею, слегка прижимаю, другой рукой провожу по её спине вниз, по ягодицам, раздвигаю их, чтобы увидеть, как она там — влажная, открытая, блестящая. Настя выгибается, подавая попку назад, будто просит без слов.

— Ты ведь этого хотела, когда рассказывала, да? — шепчу в её ухо, наклоняясь.

— Да, кот... — её голос срывается, — я хотела, чтобы ты взял меня после этой истории. Жёстко.

Я вхожу в неё одним глубоким толчком. Она стонет, падает грудью на простыни, но бёдра тут же находят мой ритм. Двигаюсь медленно в первые секунды, ощущая, как её киска обхватывает меня, сжимается, будто не хочет выпускать. Потом ускоряюсь — толчки тяжёлые, мясистые, от которых её тело качается вперёд. Я хватаю её за талию, притягиваю назад, чтобы входить максимально глубоко. Слышу, как она начинает стонать громче, без сдержанности. С каждым моим движением простыни под её грудью собираются в складки, соски упираются в ткань.

— Ещё... — выдыхает она, — не отпускай меня...

Я меняю угол, и мой член упирается прямо в её чувствительное место внутри. Настя кричит — уже не стон, а короткий, сорванный крик, и её киска начинает вибрировать, сжимаясь в оргазме. Я держу её крепко, прохожу через это с ней, не сбавляя темпа.

Поворачиваю её на спину. Её волосы раскинулись по белой простыне, грудь вздымается, соски твёрдые. Я вхожу в неё снова, теперь лицом к лицу, одной рукой держу её за горло, другой прижимаю бёдро к себе, открывая её шире. Двигаюсь глубоко, мощно, чувствуя, как мы оба близки.

— В меня... — шепчет она, — я хочу, чтобы ты был во мне до конца.

Я ускоряюсь, толчки становятся почти животными. Она выгибается, впиваясь ногтями мне в плечи, и в тот момент, когда её тело снова начинает трястись в оргазме, я вхожу максимально глубоко и кончаю, заливая её внутри.

Мы остаёмся так ещё несколько секунд, дыша в унисон, прежде чем я медленно выхожу из неё. Моя сперма смешивается с её соками, стекает по её бёдрам, а она улыбается — та самая кошачья улыбка, в которой и благодарность, и вызов.

— Вот теперь, кот... — она тянется к моему лицу, целует, — можно и в ресторан. Но сначала... — её взгляд скользит вниз, — я бы хотела ещё раз.

Она чуть покачивала бёдрами, уже ощущая, как я снова твердею в ней, и при этом смотрела на меня так, будто держала в голове что-то ещё.

— Кот... — она провела ногтями по моей груди, — я ведь тебе не всё рассказала.

Я приподнял бровь, удерживая её за талию.

— Дальше было... интереснее?

Её губы тронула кошачья улыбка.

— После того, как он кончил в меня в машине, я пошла домой. Но знаешь... мне было мало. Настолько мало, что я сама ему написала через час. Сказала: «Хочу ещё». Он приехал.

Настя чуть наклонилась вперёд, шёпот стал теплее.

— Я впустила его. Знала, что муж может вернуться в любую минуту. И это... только заводило. Мы даже не дошли до дивана — он прижал меня к стене в коридоре, и я почувствовала его снова внутри. Я была всё ещё мокрая от первого раза, он вошёл легко, глубоко. Я держала его за шею, а в голове пульсировала только мысль: “Ещё пару минут... только успеть...”

Её бёдра на мне двинулись чуть быстрее.

— Я кончила прямо там, на ходу, а он успел вытащить и кончить мне на живот. Я вытерлась полотенцем... и через десять минут после его ухода в дверь вошёл муж.

Она задержала на мне взгляд, прикусила губу:

— И всё это время я думала... как тебе это расскажу... Иногда мне кажется, что это дополнительный стимул для моих безрассудных поступков...

Она замолкает, а я просто смотрю на неё. На то, как её глаза блестят, как дыхание ещё не успокоилось после рассказа. Настя улыбается чуть мягче, чем обычно, и медленно скользит ладонью вниз, к своей киске.

— Кот... ты знаешь, — говорит она негромко, — я могу отдаться кому захочу. И я люблю это. Но есть то, что я хочу отдавать только тебе.

Она плавно соскальзывает с меня, встаёт на колени, упираясь руками в спинку кровати. Платье уже давно где-то на полу. Передо мной — смуглая спина, плавный прогиб поясницы, упругая, круглая попка, и та тёплая, интимная тень между половинок, которую я знаю лучше, чем кто-либо. Я подхожу ближе, кладу ладони на её бёдра, провожу ими по ягодицам, медленно раздвигая. Её киска всё ещё влажная и блестящая, но выше — узкое, тугое колечко, которое она уже чуть раскрывает, играя мышцами, приглашая.

— Хочу, чтобы ты вошёл сюда, — тихо, но с той кошачьей уверенностью, что я люблю.

Я провожу пальцем по её киске, собираю наши соки и поднимаю выше, смазывая вход в попку. Она глубоко выдыхает, чуть подаётся назад, её спина мягко прогибается. Второй раз — медленнее, сильнее надавливая пальцем, чувствуя, как её тело принимает. Смазываю свой член, держу у входа. Она сама подаётся назад, как будто втягивая меня в себя. Миллиметр, ещё миллиметр — и я уже внутри, в этой плотной, горячей, узкой хватке, где каждое движение чувствуется вдвое сильнее.

— Ммм... да... — она выдыхает, её руки сильнее вжимаются в спинку кровати. — не спеши, кот... медленно...

Я начинаю двигаться неторопливо, чувствуя, как её тело расслабляется и раскрывается подо мной. Моя ладонь ложится на её талию, вторая — на поясницу, помогая удерживать ритм. Каждый толчок — плавный, полный, так, чтобы она могла принять его и насладиться.

Она начинает слегка поддаваться в такт, бедра идут навстречу. Её дыхание становится тёплым, хриплым.

— Я люблю это... — шепчет она, — люблю чувствовать, как ты входишь сюда... глубоко... только ты...

Я ускоряюсь чуть-чуть, и она уже не сдерживает стонов. Её попка сжимает меня, сокращается в такт моим движениям, и я чувствую, что она близко. Она проводит рукой между ног, касается клитора, и тело тут же начинает дрожать.

— Кот... я... — её голос срывается, и она кончает, сжимаясь вокруг меня так, что я едва держусь. Пара мощных толчков — и я кончаю вместе с ней, глубоко, чувствуя, как наши тела на секунду становятся одним ритмом. Мы остаёмся так, соединённые, пока дыхание не выравнивается. Настя чуть оглядывается через плечо, глаза лениво блестят:

— Вот так, кот... я люблю быть свободной женщиной. Но с тобой — мне нравится чувствовать, что я твоя.

Она лежит на животе, подбородок на подушке, глаза полуприкрыты. Я провожу ладонью по её спине, от шеи до поясницы, медленно, как будто рисую линию, которую уже знаю наизусть.

— Кот... — говорит она, не глядя на меня. — Иногда... мне становится неудобно по поводу мужа. Иногда даже жалко его. Но... иначе я не могу.

Я останавливаю ладонь у её талии, чуть сжимаю пальцы, чтобы она почувствовала, что я здесь.

— Настя, — говорю спокойно, — ты женщина с большой буквы. Ты — олицетворение свободы древней Богини, ты - ветер.

Она поворачивает голову, смотрит на меня, будто пытаясь понять, что я имею в виду.

— А кто думает, что можно закрыть ветер в пространстве квартиры, — продолжаю я, — просто дурак. И жалеть его не стоит.

Её губы тронула медленная кошачья улыбка. Она снова опускает голову на подушку и закрывает глаза, а я продолжаю водить рукой по её спине, чувствуя, как в этой тишине она становится ещё более моей — в своём собственном, свободном смысле.