Прошла неделя после той съёмки. Я почти не помнила лиц — только руки, ощущения, шёпот. Я перестала чувствовать вину. Только голод. Не сексуальный — глубже. Меня тянуло к этим ночам, как к огню. Я знала: это сожжёт всё. Но меня возбуждало именно это.

Игорь молчал. Камера лежала в его ящике. Он не смотрел её при мне, но я знала — он пересматривал. По ночам, в ванной, в машине. Иногда я ловила на себе его взгляд — сдержанный, тяжёлый, полный желания и раздражения. Он больше не спрашивал, куда я иду. Но всё знал.

— --

В какой-то момент я стала получать сообщения от незнакомцев.

«Я видел тебя. Ты невероятная».

«Можно купить у тебя вечер?»

«Твой муж снимает — он настоящий куколд. Респект ему».

Я не отвечала. Сначала. Но возбуждение жгло между ног, как ток. Я шла в душ, закрывала дверь, включала поток поярче и дрочила под эти слова. «Купи меня». «Сними меня». «Заставь меня стонать».

Я начала ходить без трусиков. Под юбкой — ничего. Иногда в супермаркете кто-то замечал. Я чувствовала взгляды. Один раз в примерочной оставила дверь приоткрытой. В груди колотилось. Мокрая. Влажная. Я обмазывалась ощущениями.

— --

— Я хочу, чтобы ты поехала туда одна, — сказал Игорь. — Я не буду снимать. Но я хочу знать всё. Каждую деталь.

— Ты хочешь, чтобы я вернулась в сперме? — прошептала я, глядя ему в глаза.

Игорь не ответил сразу. Он смотрел на меня, как будто впервые. Пальцы сжимали край стола, будто сдерживая что-то, что давно рвётся наружу.

— Я хочу, чтобы ты пришла домой… мокрая, уставшая, пустая. Чтобы ты села напротив и рассказала — как, где, сколько. Всё.

Я молчала, пока внутри всё горело. От страха, от возбуждения, от осознания, что он — не просто соучастник. Он хочет быть частью этого падения. И я — хочу, чтобы он смотрел, знал, чтобы мои грязные признания возбуждали его сильнее, чем когда-либо я могла его возбудить телом.

— Хорошо, — прошептала я. — Я поеду. Но когда вернусь — ты не просто послушаешь. Ты… сделаешь со мной то, что они не успеют.

— --

Они ждали меня в квартире с панорамными окнами. Высотка. Сумерки. Я в длинном плаще, под которым — ничего. Ни белья, ни следа стыда. Только желание раствориться в их взглядах.

— Она пришла. Сняла кольцо?

— Конечно.

— Хорошая девочка.

Пальцы под плащом сразу нашли мою кожу. Скользнули по животу, груди, бедру… и ниже. Я стояла, прижавшись спиной к холодному стеклу, а кто-то сзади уже целовал плечо, вдыхал запах. Словно зверь, почуявший течку.

— Мокрая. Да она ехала вся текла. Ты представляешь, как ей хотелось?

Кто-то снял с меня плащ. Я стояла, обнажённая, у окна — в двадцати этажах над городом. Люди внизу, фонари, огни… А я — их игрушка. Их актриса. Их сцена.

Первый вошёл в меня сразу. Без слов. Грубо. Я ахнула, но не от боли — от отдачи. Моё тело приняло его, как давно знакомого. Он взял меня у окна, пока второй сжимал мою грудь, водил пальцами по губам, шептал:

— Твоя пизда создана для этого. Тебе не нужны чувства. Тебе нужно, чтобы в тебя входили.

Когда первый вышел, второй занял его место. Потом третий. А дальше — я уже не помнила, кто был где. Только ощущения. Тела. Слова. Влажные губы на шее. Пальцы в волосах. Член в горле. И боль, приятную, растягивающую, когда один из них впервые за вечер вошёл сзади.

— --

Через два часа я ехала домой. Под пальто — липкая кожа, слабость в ногах, на губах — привкус чьего-то желания. Я не вытиралась. Не мылась. Мне хотелось, чтобы он чувствовал. Обонянием. Кожей. Интуицией.

Дома — темно. Только свет в спальне.

Он ждал.

Я встала перед ним, медленно сняла пальто и осталась обнажённой.

— Сколько? — тихо.

— Шестеро, — так же тихо. — Один… дважды. В жопу. Последний — в рот.

Он молчал. Только встал. Его руки дрожали. Он взял меня за лицо, посмотрел в глаза — и впился в губы. Не поцелуем. Срывом.

Он опустил меня на колени, расстегнул брюки.

— Теперь рассказывай. И оближи всё, пока говоришь.

Я начала говорить. Шёпотом. Облизала головку. Рассказала, как держали, как тянули соски, как сажали сверху. Лизнула ствол. Поведала, как один гладил, другой плевал, третий бил по бедру, когда я кричала от оргазма. Он не прерывал.

Когда он вошёл в меня, я закричала. Не от боли — от того, что хотела этого, как никогда. Он трахал меня, пока я говорила. Всё. Без цензуры. Без остановки.

— --

Когда всё закончилось, он не сказал ни слова. Только лег рядом, прижал к себе. А я подумала: «Где конец? Где граница?» И сама ответила себе — её больше нет.

— --

Прошло еще две недели.

Я больше не чувствовала себя собой. Не той, кем была год назад, месяц назад. День — маска: офис, покупки, семейные разговоры.

Ночь — оголённый нерв. Я зависела от секса так, как раньше — от воздуха. Мне не нужно было любви. Мне нужна была боль, сперма и взгляд — чтобы смотрели на меня, как на развратную вещь. Игорь подогревал это, подталкивал. Сценарии стали жёстче. На днях он предложил:

— А если мы сделаем это в машине? Открытая парковка. Тебя держат. Ты сосёшь. Кто-то дрочит тебе на лицо. А я — снимаю.

Я не отказалась.

— --

Всё пошло по плану. До одного момента.

Я стояла на коленях у капота — капроновые чулки на голом теле, волосы собраны, глаза закрыты. Кто-то трахал меня в рот, пока сзади под пальцами капала моя влажность.

— Она не жена. Она дырка. Для нас. Для всех. Ты понимаешь, Игорь?

Он только кивал, продолжая снимать. Но в этот момент один из мужчин — высокий, лысоватый, с цепочкой и тяжёлым голосом — взял меня за подбородок. Жёстко.

— Ты слишком хороша. Слишком настоящая.

— Я… я просто делаю то, что он хочет…

— Нет, ты делаешь то, что я хочу. С этого дня — ты моя. Я забираю тебя.

Он вбил свой член в меня с такой силой, что я застонала. Игорь сделал шаг вперёд — неуверенно.

— Эй, это… это не совсем…

— Твоя очередь, оператор. Или отойди и дай мужикам работать.

В глазах Игоря сверкнула злость. Но он не ушёл. И не вмешался. Только продолжил съёмку. Как всегда.

Я поняла: в тот момент он сдал меня. И я сдалась.

— --

Мужчина с цепочкой — его звали Руслан — начал писать мне напрямую. Без посредников, без групп. Он знал, когда я на работе, когда одна. Отправлял фото: «Хочу так же. Сегодня вечером. Надень красное.»

Я не говорила «нет».

Иногда Игорь знал. Иногда — нет. Руслан мог приехать прямо ко мне домой, когда Игорь был в ночную смену. Или — в примерочную, в машине, в тех же подъездах, где раньше я боялась даже взглядов.

Он не просто трахал. Он владел. Меня заводила эта идея. Меня ебут не потому, что я прошу. Потому, что надо. Потому, что я больше не выбираю. Я принадлежу.

— --

Однажды Руслан сказал:

— Ты станешь моей постоянной. Никаких других. Только я. Каждый вечер — ты, на коленях, голая. Или на поводке. Мне не важно. Но ты больше не жена. Ты игрушка.

— А… а мой муж?

— Он уже давно зритель. Или хочешь, чтобы я показал ему видео, где ты кричишь, чтобы я не останавливался?

Я молчала. И знала — он может. И что часть меня этого хочет.

— --

Я не помню, когда именно исчез страх.

Наверное, когда Руслан впервые оставил меня привязанной к кровати, с растянутой киской, с открытым ртом и фразой: «Я уеду на пару часов. Пусть друзья развлекутся. Они тебя ждали».

И я — не сопротивлялась.

Муж знал. Он получил фото: я вся в сперме, в следах укусов, с затёкшими руками и пустыми глазами. Он не ответил. Только прислал: «Ты такая красивая, когда больше не моя».

— --

Дома я почти не говорила. Мы ели молча. Он смотрел на меня, как на чужую женщину. Я пыталась улыбаться — для формы. Но тело болело. Киска была опухшей. Горло саднило.

А я была счастлива.

— --

Руслан держал меня теперь на поводке — не в прямом смысле, пока. Но ощущение, что мне нельзя думать, нельзя говорить «нет» — заводило больше, чем всё остальное. Он мог позвонить днём:

— Выйди на улицу. Без трусиков. Только в пальто. Я подъеду.

И я выходила.

Он открывал дверь, я садилась. Меня ждали — двое, трое. Не спрашивали. Просто — трахали. Иногда на ходу. Иногда — на заднем сидении, где пахло потом и презервативами.

Я стонала громко. На виду. Один раз — на парковке у супермаркета, куда я пришла за хлебом.

— --

— Ты не можешь быть женой, — сказал Руслан как-то. — Это смешно. Ты родилась, чтобы быть дырой. И я горжусь, что сделал из тебя настоящую себя.

Я кивала.

— Ты прав. Я не хочу больше притворяться. Пусть все знают. Пусть весь дом слышит. Пусть даже моя мама узнает, если нужно.

— Это можно устроить, — усмехнулся он. — Я залью всё это в сеть. Полное видео. Твоя киска, твой рот, твои стоны. Миллионы просмотров. Ты хочешь этого?

Я не колебалась.

— Да.

— --

На следующий день Игорь не пришёл домой. Он оставил записку. Без упрёка. Только одно:

«Я любил тебя. А ты наконец стала собой. Прощай.»

Я не плакала.

Я была свободна. От норм, брака, страха.

Свободна — быть той, кто стонет, когда её сажают сразу на два члена. Свободна — кричать от анала. Свободна — сосать на видео, которое смотрят тысячи.

Не все женщины хотят быть святыми.

Некоторые — находят счастье в том, чтобы стать шлюхой.