Мы свернули в парк, где шум города приглушался шелестом деревьев, и толпа редела, но люди всё ещё были — парочки на скамейках, бегуны на дорожках, кто-то с собаками вдалеке. Но толпа здесь была реже, чем на улицах центра, и Юлька, похоже, решила, что это её шанс довести меня до предела. Её глаза блестели от возбуждения, щёки пылали, а движения стали резче, почти хищными. Она посмотрела на меня, её взгляд скользнул к моим велотрусам, где край ствола уже проступал у линии резинки, и в её глазах вспыхнул озорной огонь. Мы дошли до тенистой аллеи, где никого не было поблизости, и она остановилась, повернувшись ко мне лицом. Её голос был тихим, но полным вызова:

— Смотри, Ден.

Она медленно подняла футболку выше пупка, открывая низ живота и голые бёдра — пластырь и крем маскировали её наготу, но вблизи это было очевидно: она голая, и только тонкий слой обмана скрывал её от чужих глаз. Её кожа блестела, и я видел, как она дрожит — от страха, от возбуждения, от нашей игры. Я сглотнул, чувствуя, как мой член напрягается сильнее, резинка трещит, и край головки почти преодолевает её. Но она не остановилась — её руки потянули футболку ещё выше, до груди, и она обнажила её мне: упругую, с тёмными торчащими сосками. Она сжала грудь одной рукой, слегка потирая сосок, и посмотрела на меня, её губы приоткрылись, дыхание сбилось.

— Нравится? — шепнула она, и я кивнул, не в силах ответить — мой член дёрнулся в велотрусах, и я чувствовал, как резинка сдаётся под напором.

Она заметила это, её улыбка стала шире, и она пошла дальше — дразняще провела рукой по своему голому бедру. Ее пальцы скользили по ее обнаженному животу, бедрам, ягодицам, постепенно приближаясь к пластырю, скрывающему киску.

— Ну что, выдержишь ещё? — спросила она с лёгкой хрипотцой в голосе и, не дожидаясь ответа, медленно провела рукой по пластырю, скрывающему киску, и начала легонько поглаживать себя прямо там, глядя мне в глаза. Она начала демонстративно ласкать себя — сначала легко, почти невзначай, а потом всё смелее, слегка надавливая через тонкий слой маскировки. Движение было плавными, демонстративным, почти театральным — она знала, что делает. Её губы приоткрылись, дыхание стало тяжёлым, и я видел, как её тело напрягается от удовольствия. Её пальцы скользили по коже, чуть надавливая там, где пластырь скрывал её киску, и я видел, как её бёдра напрягаются, как её грудь вздрагивает под футболкой, которую она всё ещё держала поднятой. Она выгнула спину, её движения стали смелее, и она шепнула, глядя мне в глаза:

— Хочу, чтобы ты смотрел... и не сдерживался.

Это стало последней каплей. Мой член, натянувший велотрусы до предела, освободился окончательно — резинка не выдержала, и он выскочил вверх, встав колом, полностью обнажённый, а короткая футболка, заканчивающаяся выше пупка, не давала ни малейшего шанса прикрыться. Я стоял перед ней, почти голый посреди парка, с торчащим членом, блестящим от напряжения, и стыд захлестнул меня с ног до головы. Я попытался прикрыться руками, но это было бесполезно. Возбуждение било через край, кровь пульсировала в висках, и я чувствовал, как он стоит, твёрдый и доступный, на виду у неё и случайных прохожих. Нас могли заметить в любой момент, и эта мысль только усиливала жар, разливающийся по телу.

Юлька опустила футболку, но не до конца — подол остался выше пупка, так что теперь у любого кто увидел бы ее не возникло бы никаких сомнений в ее обнаженности. Она шагнула ко мне и шепнула:

— Вот теперь ты знаешь, каково мне... голой, на грани. Тебе нравится?

— Юль... это слишком, — выдохнул я, голос дрожал от смеси стыда и жара. — Я не могу... все увидят.

— Пусть смотрят... Ты же видишь меня. И я тебя хочу таким.

Она шагнула ближе, её глаза блестели от возбуждения. Её рука, ещё секунду назад ласкавшая себя, теперь потянулась ко мне и уверенно легла на мой член, обхватив его у основания. Пальцы сомкнулись вокруг — тёплые, чуть дрожащие, но уверенные. Я вздрогнул, и моё дыхание сбилось — её прикосновение было одновременно мягким и властным.

— Юль... что ты... — начал я, но голос сорвался.

— Идём, — шепнула она, её рука сжала меня ещё крепче, и она повернулась ко мне, подмигнув. — Мне нравится, как ты дрожишь... и как он стоит.

И она повела меня вперёд по дорожке.

Это было безумие. Мы двинулись по парковым дорожкам. Она вела меня за член, как за поводок, её рука крепко держала меня, направляя, а я шёл, не в силах сопротивляться. Её голые ноги блестели, футболка колыхалась, открывая попку с каждым шагом, и она шла чуть впереди, покачивая бёдрами, нарочно усиливая моё возбуждение. Её пальцы то сжимались чуть сильнее, то ослабляли хватку, и каждый раз это отзывалось волной жара. Мой член пульсировал в её руке, головка блестела на солнце, и я видел, как прохожие — редкие, но всё же попадавшиеся нам навстречу — застывали от шока. Женщина на скамейке ахнула, отвернувшись, девушка с наушниками замедлила шаг, пара подростков засмеялась, доставая телефоны. Стыд сжигал меня изнутри, но возбуждение было сильнее — оно нарастало с каждой секундой, подпитываемое её дерзостью, её близостью, её ласками. Мой член стоял колом, открытый всем ветрам, и я чувствовал, как стыд тонет в волнах желания.

Её собственное возбуждение было очевидно — её грудь вздымалась под футболкой, соски напряглись, а ноги слегка дрожали, когда она шла. Я видел, как её возбуждение растёт — она наслаждалась моим смущением, моим состоянием, и это заводило её ещё сильнее. Её дыхание стало глубоким и прерывистым, а свободной рукой она снова начала касаться себя, проводя пальцами по киске, едва прикрытой пластырем. Её движения становились всё смелее, и я видел, как её бёдра слегка дрожат от напряжения. Она явно наслаждалась этим — и собой, и моей реакцией.

Мы шли по дорожкам, и она продолжала меня возбуждать — то сжимала член сильнее, то отпускала, проводя пальцами вдоль ствола, по головке, и от этого я едва сдерживал стоны. Когда мы дошли до участка дорожки, где деревья скрывали нас от посторонних глаз, она вдруг остановилась. Не говоря ни слова, она присела на корточки прямо передо мной. Её лицо оказалось в сантиметрах от моего члена, и я почувствовал её горячее дыхание на коже. Она посмотрела на меня снизу вверх, лукаво улыбнулась, а потом медленно, почти дразняще провела языком по головке — один раз, коротко, но так чувственно, что у меня подогнулись колени. Её мягкие губы, лёгкое касание — это было слишком. Я застонал, вцепившись руками в воздух, чтобы не упасть.

— Юль... — выдохнул я, но она уже встала, облизнув губы, и снова взяла меня за член.

— Не расслабляйся, идём дальше, — шепнула она, вставая. Её пальцы скользнули по стволу, слегка сжав, и она повела меня вперёд. Мы вышли на открытую дорожку, и я чувствовал себя полностью обнажённым — член торчал, ничем не прикрытый, а Юлька рядом выглядела как воплощение дерзости: голая снизу, с пластырем, едва скрывающим её киску, и футболкой, которая уже не могла ничего замаскировать. Её рука то и дело играла со мной — она проводила пальцами по головке, слегка сжимала основание, а иногда просто держала, позволяя мне чувствовать её тепло.

В другом укромном уголке, где дорожка сворачивала за густые кусты и людей не было видно, Юлька снова остановилась. Она посмотрела на меня, её глаза горели, и опять она без слов присела на корточки. Её губы, мягкие и тёплые, вновь коснулись кончика, и я почувствовал, как по телу пробежала дрожь. Она облизала его ещё раз, чуть дольше, закрутив язык вокруг, а потом слегка сжала губами, втянув головку в рот на мгновение. Это было быстро, всего несколько секунд, но достаточно, чтобы я чуть не потерял равновесие от накатившего удовольствия. Она подняла глаза, встретилась со мной взглядом и улыбнулась, вытирая уголок рта.

Еще в одном безлюдном месте, за старым дубом, она снова присела. На этот раз она не торопилась — её язык медленно обвёл головку, оставляя влажный след, а потом она взяла её в рот, слегка посасывая. Её губы сомкнулись плотнее, и я почувствовал, как она двигается, чуть глубже, а потом назад, дразня меня. Её руки упёрлись в мои бёдра, и я видел, как она сама дрожит от возбуждения — её дыхание было горячим, а глаза закрылись на секунду, будто она наслаждалась не меньше меня. Это длилось недолго — она встала, облизнув губы, и снова повела меня дальше, крепко держа за член.

Это повторялось ещё несколько раз. В укромных уголках парка, где не было никого поблизости, она останавливалась, отпускала мой член и приседала на корточки передо мной. Её голые бёдра напрягались, футболка задралась выше, открывая попку и низ живота. Она наклонялась ближе и обхватывала головку губами — то легонько посасывая, то просто касаясь языком — лёгкими, дразнящими движениями, оставляя меня в агонии желания. Это длилось секунды — она вставала, вытирала губы тыльной стороной ладони и снова брала меня за член, ведя дальше. Каждый раз я думал, что сейчас кончу прямо ей в рот, но она останавливалась ровно в тот момент, когда я был на пределе, и тянула меня дальше. Её пальцы на моей коже, её дыхание, её движения — всё это сводило с ума.

— Вкусно, — шептала она каждый раз, и её голос был как искры, разжигающие меня ещё сильнее. Мой член блестел от её слюны, стоял твёрже, чем когда-либо, и я чувствовал, как возбуждение захлёстывает меня — стыд от того, что нас могут увидеть, тонет в волнах жара, который она разжигала. Я пытался дышать ровно, но каждый её шаг, каждое касание, каждый взгляд гнали меня к краю. Она вела меня по дорожкам, её рука сжимала меня то мягче, то сильнее, и я видел, как её грудь дрожит, как её кожа между ног становится влажной — она наслаждалась этим не меньше меня.

Она тоже была возбуждена до предела. Её глаза блестели, зрачки расширились, а движения рук, которыми она ласкала себя, становились всё быстрее. Пластырь уже не скрывал влагу, проступившую сквозь тонкий слой тоналки, и я видел, как её бёдра сжимаются от напряжения. Она дышала тяжело, почти стонала, но старалась держать себя в руках, чтобы не сорваться окончательно. Её движения становились всё смелее, а её пальцы то и дело возвращались к себе, касаясь пластыря. Мы оба знали, что зашли слишком далеко, но это только подогревало нас, и каждый её взгляд, каждое прикосновение только усиливало этот безумный пожар.

— Ты... просто... потрясающая... — выдохнул я, чувствуя, как мой член пульсирует в её руке.

— А ты... просто... мой, — ответила она, и в её голосе смешались игривый намек, власть и что-то ещё — нежная, интимная теплота.

Мы углубились в самую тенистую часть парка, где дорожки становились уже, а кусты и деревья смыкались плотнее, создавая иллюзию уединения. Шум города сюда почти не доходил, только шелест листвы и редкие птичьи голоса нарушали тишину. Тени падали на землю, скрывая нас от чужих глаз, и воздух стал гуще от нашего жара. Юлька вела меня за член — её пальцы, горячие и чуть влажные, сжимали его у основания, и я чувствовал, как он пульсирует в её руке, твёрдый и открытый. Её загорелые ноги блестели, попка дрожала с каждым шагом, грудь вздымалась под тканью, соски проступали твёрдыми бугорками. Её кожа между бёдер была влажной от возбуждения, а пластырь на киске уже не скрывал того, как сильно она сама себя завела.

Юлька остановилась в укромном месте, где ветви создавали зелёный полог, её рука всё ещё крепко сжимала мой член, который торчал, полностью освобождённый из-под резинки велотрусов. Её глаза горели, дыхание было тяжёлым, а щёки пылали от возбуждения. Она посмотрела на меня, чуть наклонив голову, и тихо, с хрипотцой в дрожащем от возбуждения голосе, спросила:

— Ну что, хочешь?

Я не мог вымолвить ни слова — горло пересохло, а всё тело дрожало от напряжения, и я только кивнул, чувствуя, как всё тело дрожит от её близости. Она улыбнулась — дерзко, почти торжествующе — и, не отпуская мой член, сделала шаг назад. Свободной рукой она медленно, демонстративно, как в каком-то стриптиз-шоу, подцепила край пластыря, скрывавшего её киску. Её пальцы двигались неторопливо, растягивая момент, и я видел, как тонкий слой маскировки отходит от её гладкой, загорелой кожи. Наконец пластырь упал на траву, и её возбуждённая киска оказалась полностью обнажённой — влажная, блестящая от желания, аккуратная и манящая. Футболка задралась выше, открывая низ живота, и теперь она стояла передо мной почти голая, с распущенными волосами, струящимися по плечам. Её дыхание сбилось, грудь вздымалась чаще, и я видел, как дрожат её ноги — от смелости, от жара, от того, что она сделала это для меня.

Юлька шагнула ко мне вплотную, и её грудь прижалась к моей через тонкую ткань наших футболок. Её губы нашли мои, и поцелуй был жадным, горячим, её язык скользнул ко мне, и я ответил, мои руки обхватили её талию, пальцы впились в голую кожу под футболкой. Она тоже обхватила меня, притягивая ближе. Я чувствовал, как её тело дрожит, и это только усиливало моё собственное возбуждение. Одной рукой она всё ещё держала мой член, её пальцы сжали его сильнее, и я почувствовал, как она направляет его — медленно, уверенно — к себе. Мой стоящий колом член коснулся её киски, горячей и влажной — сначала легко, почти дразняще, а потом она чуть выгнулась, помогая мне войти. Я проник в неё, чувствуя, как её тепло обволакивает меня. Её теснота обхватила меня, мягкая, но упругая, и я невольно застонал. Юлька тоже издала тихий, сдавленный звук — смесь стона и выдоха, — и её руки вцепились мне в плечи, сминая футболку. Она прижалась ко мне плотнее, её грудь упёрлась в мой торс, соски тёрлись о мою футболку, и она шепнула, не разрывая поцелуя:

— Да... вот так... хочу тебя.

Мои руки скользнули ниже, сжали её голые ягодицы, и я стал двигаться в ней — сначала медленно, чувствуя каждый её вздох, каждый её дрожащий мускул, а потом смелее, глубже. Она обвила руками мою шею, её пальцы впились в мои плечи, и её ноги чуть раздвинулись, давая мне больше. Мой член, твёрдый и открытый, входил в неё, и я чувствовал, как её влага стекает по нам, как её возбуждение сливается с моим. Стыд, страх, взгляды прохожих — всё это исчезло, остался только пожар, который мы разожгли.

Тени деревьев скрывали нас, но звуки парка — шорох листвы, далёкие голоса — напоминали, как близко мы к миру. Её голые ноги дрожали, моя футболка задралась выше, и я видел, как её грудь подпрыгивает с каждым движением, как её глаза закрываются от удовольствия. Она оторвалась от моих губ, выдохнула мне в шею, и её голос был хриплым:

— Ден... сильнее... я не могу больше ждать.

Я ускорился, чувствуя, как её тепло сжимает меня, как её стоны становятся громче, и знал, что этот момент — кульминация всего, что мы пережили в этот день. Мы были почти голые, открытые друг другу, и этот пожар в глубине парка стал нашим. Она двигалась ритмично, и каждый толчок был как взрыв — её киска плотно обхватывала меня, а её дыхание, прерывистое и горячее, смешивалось с моим. Её футболка задралась до груди, обнажая упругие соски, проступавшие под тканью, а мои руки скользили по её ягодицам, чувствуя жар её тела.

Мы оба знали, что в любой момент кто-то может появиться — бегун, случайный прохожий, кто угодно. Этот страх висел над нами, как тень, и делал каждое движение ещё острее. Я чувствовал, как стыд сжимает горло — я стою в парке, с торчащим членом внутри неё, и нас могут увидеть. Но это же чувство, эта грань между запретным и желанным, только подливало масла в огонь. Юлька, похоже, испытывала то же самое — её глаза были полузакрыты, губы дрожали, а пальцы впивались в мои плечи, оставляя следы. Она шептала что-то невнятное, почти стонала, и её движения становились всё быстрее, всё отчаяннее.

Я прижал её к себе сильнее, и она выгнулась, запрокинув голову. Её волосы упали назад, а грудь прижалась ко мне так плотно, что я чувствовал её сердцебиение. Мы двигались в унисон, и каждый толчок отзывался в нас волной удовольствия, смешанного с ужасом от того, где мы это делаем. Её киска сжималась вокруг меня, и я знал, что долго не продержусь — напряжение, копившееся весь день, достигло пика.

Её голые ноги дрожали, чуть расставленные, чтобы я мог войти глубже, и я видел, как её грудь подпрыгивает с каждым толчком, как её волосы падают на лицо. Мой член входил в неё полностью, её киска сжимала меня сильнее, подстраиваясь под мой ритм. Стыд гнал кровь к лицу — в любой момент кто-то мог выйти из-за деревьев, увидеть нас, но это только разжигало пожар. В какой-то момент я услышал шорох вдалеке — шаги или ветер, не разобрать, — и мы оба замерли на секунду, глядя друг на друга широко открытыми глазами. Но возбуждение побеждало, и я шепнул ей, голос дрожал:

— Юль... если нас заметят... я не остановлюсь.

— И я, — выдохнула она, её губы нашли мои, и поцелуй был жадным, влажным, её язык скользил ко мне, заглушая её стоны.

Мы стояли, сплетённые друг с другом, и я чувствовал, как её тело дрожит — её голые ягодицы напрягались под моими руками, её грудь подпрыгивала, соски тёрлись о ткань, и её стоны становились громче, несмотря на опасность. Её руки сжали мои плечи, ногти впились в кожу, и она прижалась ко мне плотнее, её бёдра двигались навстречу, усиливая каждое моё движение. Я чувствовал, как её тепло пульсирует, как её возбуждение сливается с моим, и риск — что нас могут застать — делал это острее, как лезвие. Мой член, твёрдый и блестящий от её влаги, входил в неё глубже, и я чувствовал, как он пульсирует, как напряжение нарастает внизу живота.

Вдалеке послышались шаги — кто-то шёл по соседней дорожке, и Юлька вздрогнула, её глаза расширились, но она не отстранилась. Она сжала меня сильнее, её киска стиснула мой член, и шепнула, задыхаясь:

— Не останавливайся... я хочу кончить... с тобой.

Она прижалась еще ближе. Мы ускорились, наши движения стали резче, глубже, и я понял, что долго не выдержу. Стыд, страх быть пойманными, её дерзость — всё это только подливало масла в огонь. Её возбуждение было осязаемым. Её стоны стали громче, но она прикусила губу, чтобы сдержаться, а её ногти впились в мою спину. Я чувствовал, как близко она к краю, и сам был на грани. Её киска сжималась вокруг меня всё сильнее, а влага стекала по моим бёдрам, оставляя горячие следы. Она сорвалась на ритм, который уже не контролировала — быстрый, почти отчаянный. Я видел, как она кусает губы, как её глаза закатываются, и знал, что она близко.

— Юль... я сейчас... — прохрипел я, чувствуя, как всё внутри сжимается.

— Давай... вместе... — выдохнула она, и в этот момент её тело задрожало. Она сжалась вокруг меня так сильно, что я потерял контроль. Я чувствовал, как её тело напрягается, как её стоны переходят в тихие вскрики. Мои руки сжали её попку сильнее, притягивая её к себе, и я вошёл так глубоко, как мог. Её киска сжалась вокруг меня, пульсируя, и она кончила — её тело задрожало, ноги подкосились, волна наслаждения пробежала по ней, и она выгнулась назад. Её влага хлынула сильнее, стекая по моим бёдрам, и это стало последней каплей — напряжение лопнуло, и я кончил прямо в неё, чувствуя, как горячие волны вырываются из меня, заполняя её. Мой член пульсировал внутри, каждый толчок выплёскивал из меня всё, что накопилось за этот безумный день, и я стонал ей в шею, не в силах сдержаться. Оргазм накрыл меня с такой силой, что колени подогнулись. Мы стояли, тяжело дыша, прижавшись друг к другу, и дрожали вместе, сплетённые в этом моменте, пока волны оргазма не начали спадать.

Мы замерли, тяжело дыша, её грудь прижималась к моей, её голые ноги дрожали, едва держа её. Мой член всё ещё был в ней, медленно расслабляясь, и я чувствовал, как наша влага смешивается, стекает по её бёдрам, по моим велотрусам. Шаги вдалеке стихли, но риск всё ещё висел над нами, и это делало завершение ещё острее. Мы отстранились друг от друга медленно, почти неохотно, мой член выскользнул из неё, блестящий от нашей страсти. Её губы нашли мои, и поцелуй был мягким, но полным послевкусия страсти. Её глаза блестели, щёки пылали, и она шепнула, голос дрожал от бурных эмоций:

— Это... это было как взрыв. Я до сих пор дрожу... Я думала, нас поймают... но я хотела тебя так сильно.

Я кивнул, чувствуя, как сердце колотится, как её тепло всё ещё держит меня. Юля выглядела растрёпанной, но невероятно сексуальной. Её футболка сползла вниз, прикрыв живот, но её голые ноги, её дрожь, её взгляд говорили всё. Мы стояли, обнявшись, и бурные эмоции — стыд от риска, восторг от близости, жар от завершения — переполняли нас. Этот момент в парке стал нашим, и я знал, что мы оба будем помнить его как пожар, который не угаснет.

— Юль, — выдохнул я, мои руки всё ещё сжимали её талию, чувствуя тепло её кожи, — я чуть не умер от стыда... и от кайфа. Ты свела меня с ума. Никогда не чувствовал ничего такого. Я думал, нас точно поймают... но ты... ты невероятная. Никогда не забуду.

Она улыбнулась, её пальцы скользнули по моему лицу, и она прижалась ко мне лбом, тяжело дыша:

— Мне нравилось... каждый твой толчок, каждый звук. И этот страх — что кто-то увидит. Мы голые, в парке... это было лучшее, что я делала. Хочу ещё... с тобой.

Я засмеялся, чувствуя, как возбуждение смешивается с лёгкостью после кульминации, и в шутку сказал, глядя на её голые ноги:

— А что, если пойдём так дальше? Ты голая снизу, я с этим, — я кивнул на свой член, всё ещё торчащий из велотрусов, — и посмотрим, кто первый заметит.

Юлька хихикнула, её глаза блеснули, и она покачала головой, но я видел, как её щёки порозовели — в этой шутке было её тайное желание, которое она не решилась озвучить.

— Нет уж, — ответила она, притворно нахмурившись, — я и так на грани. Хотя... — она замялась, и в её голосе мелькнула озорная нотка, — может, и хотела бы попробовать.

Она чуть отошла, посмотрела на меня, и её руки потянулись к футболке. Медленно, с лёгкой улыбкой, она стянула её через голову, оставшись передо мной полностью обнажённой. Она была прекрасна — загорелая кожа блестела, грудь упруго покачивалась, соски тёмные и твёрдые, живот гладкий, а киска, всё ещё влажная, открытая всем ветрам. Она стояла так, голая посреди парка, и я видел, как её дыхание учащается, как её глаза блестят — ей это нравилось, и она наслаждалась своей смелостью. Юлька покрутилась передо мной, её попка напряглась, грудь качнулась, и она шепнула, её голос дрожал от возбуждения:

— Ну как? Хватит мне смелости так пойти?

Я сглотнул, чувствуя, как мой член снова напрягается, несмотря на только что пережитое, и выдохнул:

— Юль, ты... ты просто огонь. Я бы смотрел на тебя вечно.

Она засмеялась, её смех был тёплым, но в нём звенело что-то горячее, и подумала вслух:

— Хотя... совсем голой, наверное, слишком. Надо что-то придумать.

Она посмотрела на футболку в своих руках, и её лицо озарилось идеей. Юлька сложила ткань, обвязала её вокруг талии, как импровизированную юбку, завязав узел на боку. Теперь её низ был прикрыт — но футболка едва держалась, колыхаясь на ветру и открывая бёдра с каждым движением. Зато сверху она осталась голой — её грудь блестела на солнце, соски торчали, и она стояла передо мной, обнажённая от талии вверх, с лёгкой дрожью в теле. Её глаза встретились с моими, и я видел, как ей нравится эта новая смелость — она чувствовала себя уязвимой, но свободной, и это разжигало её ещё сильнее.

— Вот так лучше, — сказала она, шагнув ко мне, и её грудь качнулась, почти коснувшись моего торса. — Дашь мне твою футболку? Хочу прикрыть грудь... а то слишком уж голая сверху.

Я засмеялся, чувствуя, как игривость возвращается после нашего напряжения, и решил пошутить. Скрестив руки на груди, я покачал головой, притворно нахмурившись:

— Да ладно, Юль, ты и так неплохо выглядишь. Иди вот так — голая сверху, юбка из футболки снизу. Все только позавидуют. И мне кажется, тебе нравится. Вон как крутилась передо мной голышом. Может, ещё покрутишься, и я подумаю?

Юлька хихикнула, закатила глаза, но её щёки порозовели, и она шагнула ко мне, её голая грудь почти коснулась моего торса. Она положила руку мне на грудь, её пальцы скользнули по ткани, и сказала, смеясь:

— Ден, я и так весь день на грани... Отдай футболку, или я тебя... — она замялась, её рука опустилась ниже, к велотрусам, и слегка сжала мой член, всё ещё торчащий наружу, — вот так заставлю.

Я выдохнул, чувствуя, как её касание снова будит жар, и сдался, но с условием. Стянув футболку через голову, я остался голым сверху, только в сползших велотрусах, и протянул ей ткань, сказав:

— Ладно, забирай. Но с условием — завтра на пляж, на весь день. И приходи в чём-нибудь этаком... ну, ты понимаешь, о чём я. Минимальное, смелое, открытое...

Юлька взяла футболку, её пальцы коснулись моих, и её глаза вспыхнули — смесь смущения и азарта. Она посмотрела на меня, стоящего полуголого, с членом наружу, и ответила, её голос стал ниже, полным вызова:

— Согласна... но и ты тогда — в самых узких плавках. Чтобы всё было на виду, как у меня сегодня. Хочу, чтобы ты тоже чувствовал каждый взгляд.

Я засмеялся, чувствуя, как возбуждение снова шевельнулось от её слов, и кивнул:

— Договорились. Самые узкие, какие найду. Чтобы ты видела... и не только ты.

Она шагнула ко мне, её рука нашла мою, и она сжала её, её грудь под моей футболкой чуть вздрогнула.

— Тогда завтра будет ещё жарче, — шепнула она, и я видел, как её глаза блестят от предвкушения. — Я уже думаю, что надеть... и как тебя дразнить.

— А я — как тебя догнать, — ответил я, мои пальцы сжали её в ответ, и я чувствовал, как её смелость заражает меня. Мой член всё ещё торчал из велотрусов, её «юбка» колыхалась на ветру, и мы стояли так, полуголые, шутя и договариваясь о новом дне, полном огня. Возбуждение не уходило, и её условие — узкие плавки, чтобы всё было на виду — только подливало масла в этот пожар.

Юлька надела мою футболку, а я наконец натянул велотрусы обратно, насколько это было возможно, но член, всё ещё твёрдый, с трудом уместился под резинкой, и лобок остался едва прикрытым. Мы обнялись, её грудь прижалась ко мне, и я знал, что завтра на пляже нас ждёт новая игра — такая же смелая, такая же горячая, как этот день в парке.

Мы двинулись по дорожке обратно к выходу из парка, и теперь Юлька шла чуть медленнее, стараясь двигаться так, чтобы её "юбка" не задралась. Её ноги, длинные и загорелые, всё ещё притягивали взгляды. Мои велотрусы, обтягивающие бёдра, и открытый низ живота тоже не оставляли меня незамеченным.

Прохожие в парке реагировали сдержаннее, чем на улице, но всё равно оборачивались. Пара средних лет, сидевшая на скамейке, посмотрела на нас с явным удивлением — женщина шепнула что-то мужу, и тот кивнул, не отводя глаз. Молодой парень с собакой замедлил шаг, его брови поползли вверх, но он быстро отвернулся, будто смутившись. Юлька сжала мою руку, и я чувствовал, как её пальцы дрожат — стыд и страх вернулись к ней с новой силой, но в её походке всё ещё сквозила тень той дерзости, что привела нас сюда.

— Это было... нечто, — шепнула она, когда мы наконец вышли из парка на более оживлённую улицу. Её голос дрожал, но в нём слышалось и облегчение, и странная гордость.

— Да, — согласился я, чувствуя, как напряжение отпускает. — Но мы сделали это.

Она кивнула, и мы оба засмеялись — тихо, нервно, но с каким-то облегчением. Юлька теперь была прикрыта, пусть и минимально, и мы могли хотя бы добраться до дома, не привлекая слишком много внимания. Но этот день, этот безумный пик нашего возбуждения и стыда, навсегда остался бы с нами — как тайна, которую мы разделили только вдвоём.