Этот рассказ продолжение рассказа "Я хотела стать, лучшей женой" приятного прочтения

Вечер первого дня

Она вошла в квартиру с чемоданом. Он не сказал ни «привет», ни «проходи». Просто забрал чемодан и жестом указал на комнату.

— Раздевайся, — спокойно сказал он.

— Зд... здраствуй, — пробормотала она.

— Я сказал: раздевайся.

Она колебалась. Сердце билось в горле. Но руки уже тянулись к пуговицам на блузке. Он не отходил, смотрел, пока она снимала одежду, слой за слоем, пока не осталась в нижнем белье. Тогда он подошёл, пальцами коснулся бретельки лифчика.

— Это сними первой.

Она дрожала. Но подчинилась.

Он водил пальцами по её телу — медленно, почти ласково, но в его взгляде было что-то холодное, хищное.

— Встань на колени, — приказал он, усевшись в кресло.

Она подчинилась, не веря, что делает это. Он достал телефон.

— Смотри на камеру.

— Пожалуйста... — прошептала она.

— Тебе неделя. В течение неё ты будешь делать всё, что я скажу. А потом — исчезнешь. Поняла?

Она кивнула. Он начал записывать.

— Громко скажи: «Я шлюха, я принадлежу тебе».

Она покраснела, опустила глаза.

— Громко.

— Я... шлюха. Я принадлежу тебе, — едва слышно.

— Повтори. И от души.

Она сжалась.

— Я шлюха. Я принадлежу тебе.

Он кивнул. Поставил телефон. И молча расстегнул ремень.

— Покажи, как ты хочешь заслужить моё внимание.

Она поняла, что он не собирается торопиться. Что каждое её действие — испытание.

Она наклонилась и начала. Он не помогал, не двигался — просто смотрел сверху вниз, как на вещь.

— Медленно. Смотри в глаза. Не трогай руками.

Ей хотелось провалиться сквозь землю, но она слушалась. Глубже. Дольше. Он обхватил её волосы, направляя.

— Посмотри на себя. — Он повернул экран телефона к ней: её лицо, покрасневшее, с размазанной тушью, на коленях.

Она замерла, не зная, отвращение ли это к себе или возбуждение.

Он кончил на её грудь, не моргнув.

— Умойся и ложись в мою постель. Сегодня ты спишь рядом.

Она шла в душ с ватными ногами.

Утро второго дня

Она проснулась от ощущения чьей-то руки на шее.

— Проснулась, — спокойно сказал он. — Ты храпела.

— Прости, — прошептала она.

Он лежал рядом, голый, с телефоном в руке.

— Встань. На колени, как вчера.

Она не успела даже толком открыть глаза. Волосы растрёпаны, глаза припухли от сна. Она сползла с кровати и опустилась на пол. Он начал запись.

— Улыбайся. Сделай вид, что тебе нравится. Сегодня я отправлю это одному знакомому. Пусть тоже полюбуется.

Она вздрогнула. Он сказал это спокойно, будто говорил о погоде.

— Что ты шлюха? Ты же сама сказала. Значит, не ревнуй.

Она смотрела ему в глаза, пока он снова направлял её голову. Он был холоден. Расчётлив. Это не было про страсть — это было про власть. И каждый раз, когда она заглатывала его глубже, слыша собственные хлюпающие звуки, он только удовлетворённо кивал.

— Хорошо. Теперь встань, обернись и встань раком у стены.

— Здесь?.. — Она оглянулась. Они были в гостиной, окна — панорамные.

— Да. Днём ты будешь в маске. Я купил одну. А пока — пусть соседи тоже позавтракают с видом.

Он вошёл в неё без подготовки, резко, заставив вскрикнуть. Её ладони упирались в холодное стекло. Он держал её за горло и смотрел, как она отражается в окне.

— Скажи вслух, как тебе это нравится.

— Мне... мне нравится, — прошептала она.

Он остановился.

— Громче.

— Мне нравится... когда ты берёшь меня, как вещь. Когда я стою голая перед окнами...

— Когда ты моя шлюха, — подсказал он, ускоряя толчки.

— Да! — сорвалось с губ.

После он не дал ей закончить — вышел из неё и приказал сесть обратно на колени.

— Закончи ртом. Быстро. У нас мало времени.

Она понимала, что могла бы сказать «нет». Но уже не хотела.

— --

Позже, днём

Он оставил ей список:

1. Убраться в квартире — в обнажённом виде.

2. Сделать 5 коротких видео: как она мастурбирует. С разными фразами — по сценарию.

3. Подписать каждое: «для хозяина».

Он ушёл на работу. Она осталась одна. И впервые почувствовала: ей не противно. Страшно, унизительно, да. Но возбуждает ли это её? Да.

Она долго смотрела на себя в зеркале — с вибратором между ног, с камерой на штативе. И когда произнесла: «пожалуйста, скажи, кому ещё я могу отсосать, чтобы заслужить твоё внимание», — почувствовала, как её тело сводит от оргазма.

Ночь второго дня — балкон

Холод обжигал кожу. Маска на лице только усиливала ощущение изоляции и уязвимости. Она стояла на балконе, голая, с повязкой на глазах — как он велел. Небо было тёмным, но внизу в окнах светились чужие жизни: чужие семьи, пары, нормальные ужины. Она чувствовала себя как жертва и как соучастница собственного разрушения.

Что я делаю?.. — в голове металась паника. Если кто-то увидит… если он выкладывает это… если муж узнает…

Но когда дверь сзади открылась и он вышел с камерой, её тело будто предало её. Оно вздрогнуло — не от страха, от возбуждения.

— Скажи, чего ты хочешь.

— П-пожалуйста… впусти… я… я дрожу…

— Ты дрожишь не от холода. Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул.

— Я…

Он подошёл вплотную, провёл пальцем вдоль шеи, зажал сосок.

— Скажи.

— Я хочу, чтобы ты меня трахнул, — выдохнула она, сломанная.

— Громче. Камера не слышит.

— Я хочу, чтобы ты меня трахнул! Прямо здесь, на балконе! Пусть все видят, что я — твоя!

Слова вылетели как плевок в её прежнюю личность. Её внутренний голос орал от ужаса. Но он всего лишь усмехнулся и закрыл дверь, оставив её одну. Она простояла ещё минут десять, дрожа, униженная, сгоревшая от стыда.

Потом он впустил её. Даже не прикоснулся.

— Ты должна заслужить секс. Пока только учишься. Сегодня — спать на полу. Без одеяла.

— Но...

— Ты хочешь быть игрушкой или нет?

И она кивнула, хотя внутри всё кричало.

— --

Утро третьего дня

Она проснулась от боли в спине. Пол был жёсткий, голова — тяжёлая. Он стоял над ней, одетый, готовый уйти.

— Сегодня — день без голоса. Ни слова. Только жесты. И письмо мне вечером: «За что ты хочешь быть наказана». Будь честна. Ложь — дополнительное наказание.

Когда он ушёл, она просто сидела на ковре, обхватив колени. Почему я не уехала? Почему я позволяю это? Почему я не остановила всё, когда было легко?

Но тело уже принадлежало ему. И ей было страшно — но ещё страшнее было представить, что он её бросит.

Вечер третьего дня — письмо и наказание

Он вернулся поздно. Она уже ждала — на коленях у двери, в ошейнике, с письмом в руках. Руки дрожали. Лист был исписан аккуратным, будто детским почерком. Он не торопился читать. Снял куртку, помыл руки, выпил воды. Всё это время она стояла на коленях, ни слова, как велено. Внутри разрывалось всё: страх, унижение, надежда, и странное, темное возбуждение от этой роли.

Он наконец взял лист.

— «Я хочу быть наказана за то, что продолжаю думать о муже. За то, что мне иногда страшно. За то, что мне стыдно после того, как ты прикасаешься ко мне. За то, что я… что я до сих пор борюсь внутри, хотя уже не могу без тебя. Я хочу, чтобы ты выжег всё прежнее из меня. Чтобы мне больше некуда было возвращаться».

Он посмотрел на неё. Долго. Молча. И в его взгляде была не только похоть — но и нечто холодное, расчётливое.

— Хорошо, — сказал он, — ты начинаешь понимать, что ты.

Она дрогнула, но не отвела глаз.

— Встань. Подойди к зеркалу.

Она встала, всё ещё в ошейнике, голая, и подошла. Он шёл за ней, взял телефон, включил камеру.

— Посмотри на себя. Это ты. Это не жена, не верная девочка. Это сучка, жаждущая быть наказанной. Скажи это.

— Это… это я. Я — твоя сучка. Я хочу быть наказана.

Он зажал её волосы, потянул голову назад, целуя шею, потом снова — в зеркало.

— Хорошо. Сегодня — наказание за стыд. Вечером ты будешь умолять меня кончить, но я не позволю.

Он подвёл её к столу. Привязал запястья к ножкам. Дал в рот кляп.

И почти час он не касался её руками — только плетью и словами. Медленно, точно, будто выжигая из неё остатки страха. Каждый удар — как черта между прошлой и нынешней ею.

В конце она лежала в слезах, но не от боли.

От желания. Безумного, нечеловеческого желания быть с ним до конца. Даже если конец будет в бездне.

Он сел на диван и смотрел, как она пытается дотянуться до него, скованная, униженная, готовая на всё.

— Заслужи оргазм завтра. А сегодня — спи на привязи.

Четвёртый день — тревога в тишине

Наутро он уехал по делам, оставив её с распухшими губами, но без ласки. Без прикосновения. Без освобождения.

Она лежала на кровати, не зная, как себя вести. Внутри бушевал ураган. После вчерашнего — она ожидала большего, какого-то утешения, объятий, даже слов. А получила холод и пустоту.

«Он наказывает, потому что я плохая?.. Или потому что ему просто всё равно?»

Сомнения вонзались иглами. Она села на край кровати, прижимая ноги к груди. Мысли о муже вдруг всплыли с неожиданной силой. Обрывки: как он приносил чай, когда она болела… как касался её плеча, нежно, без давления… Его голос. Добрый, родной.

«А я сейчас… как собака. Как ничто. Чего я добилась? Я теперь лучше? Чище?»

Слёзы подступили, но она сжала кулаки. Нет. Нет пути назад. Она сделала выбор. Каждый вечер, каждая капля унижения — это шаг к новой себе. Та, прежняя, жила в иллюзии. А теперь — она знает себя.

Чтобы отвлечься, она включила его сообщения. Один — короткий.

«Сегодня — ты будешь просто мебелью. Встанешь на четвереньки у двери к шести. Если двинешься — день начнётся заново.»

Это уничтожило последние иллюзии. Она — объект. Без права на чувства. Но вместе с тем, под этой жестокостью — что-то странное и тёплое. Он видит её. Превращает в то, чем она никогда не позволяла себе быть. И от этого — всё сильнее хотелось принадлежать ему.

—