4

Результаты нашего совместного с Олей творчества мы собирались посмотреть вместе с друзьями вечером следующего дня, когда Мишка придет с работы. Но Нина, разумеется, не вынесла столь долгого ожидания.

Еще до того, как я встал, она уже сбегала к Ольге и вернулась с видеокамерой соседей, вдобавок притащив на хвосте рассказ о том, как Миша с Олей провели вечер после нашего ухода. Ничего неожиданного для меня в том рассказе не было – точно так же, как и мы, они почти бегом отправились в спальню, почему и не нашли времени переписать наше творение из видеокамеры на компьютер. Судя по эмоциям жены, Оле продолжение вечера понравилось не меньше, чем Нинке. В некотором роде происшедшее для них было тоже необычно, поскольку уже два года, с тех пор, как у них в гостях последний раз побывал Олин брат, они в своих играх обходились без видеосъемок.

Нинка, хитрюга, вовсе не настаивала, чтобы мы стали смотреть принесенное немедленно. Наоборот, поставив камеру на видное место, она дала мне спокойно встать, умыться и покормила меня завтраком. Только вместо обычных для нее теплым утром узеньких трусиков или совсем голого вида жена почему-то надела вещь, используемую ей только в строго определенных случаях: этакий то ли халатик, то ли пеньюар, очень коротенький и очень розовый, прозрачный ровно настолько, чтобы, не показывая ничего всерьез, очень сильно волновать мужское воображение. Вдобавок под ним не было ничего, а сделан он, на горе мужикам, был так, что в этом случае из-под него постоянно мелькали то сиськи, то писька. А стоило Нинке несильно наклониться, как перед моими глазами представал низ ее филейной части, вдобавок умело колеблемый из стороны в сторону хозяйкой так, что даже, кажется, чуть приоткрывалась аппетитная щелочка под серединой попки, мерцая влагой в розовой, как халатик, но куда более нежной глубине.

Попользовалась она этими свойствами халатика в этот раз нещадно. Поставив передо мной на кухне завтрак, она не исчезла, как обычно, по другим домашним делам, но продолжала крутиться у меня на глазах, будто случайно демонстрируя мне в движении свои прелести, весело щебеча о чем-то малозначимом и отчаянно кокетничая глазками.

Выглядело все это, как наглядная демонстрация принципа «для того, чтобы женщина была наиболее сексуально привлекательна, ее надо искусно полураздеть», и не подействовать вполне определенным образом на молодого здорового мужика, то есть меня, не могло никак. В результате, допивая кофе, я задумчиво поглядывал на отлично мне видимый под краем халата низ загорелой попки жены, сидящей на корточках перед нижней полкой кухонного шкафа по чистой, разумеется, случайности так, чтобы мне это было великолепно видно, свободной от чашки рукой почесывал полустоящий под шортами член и решал одну-единственную проблему: отодрать жену прямо сейчас, и только потом посмотреть нашу «кину», сделать то же самое в процессе просмотра или сразу после него?

Впрочем, ничего сверх описанного Нинка пока со мной не делала, и я пришел к заключению, что сегодня жене по нраву долгая игра. Которая, кстати, иногда у нас кончалась и ничем – вдруг у кого-то пропадало настроение, и до бурного финала дело так и не доходило. По крайней мере, сразу, но расчет друг с другом в ближайшее время был неизбежен все равно.

Доев, я встал из-за стола и, проходя мимо переставлявшей теперь уже на верхней полке какие-то банки жены, обнял ее за бедра и прижался к практически совсем голой в этой позе попке своим инструментом. Нинка ответила мне довольным урчанием и чуть потерлась об меня этим своим аппетитным местом, но разворачиваться не стала. Чмокнув жену в шейку, я вышел в гостиную и, подцепив камеру теперь уже к нашему телевизору, уселся в угол дивана, позвав жену. Нинка устроилась в противоположном от меня уголке, уютно поджав под себя ноги так, что мне опять стала видна ее женская сущность. Не удержавшись, я почесал щелку пальчиком, Нинка довольно хихикнула, но руку отвела: «Давай смотреть».

Посмотрели. И пришли к выводу, что получилась, в общем, ерунда. Прилично смотрелся только Нинкин минет, снятый Олей, да еще, каким-то чудом, мне удалось нормально заснять момент Мишкиного в нее семяизвержения, - видать, не просто так точно такой же сюжет в клипе, снятом Олиным братцем, мне показался самым завлекательным. Но и он напоминал, на мой взгляд, скорее нечто протокольное, чем художественное. Впрочем, Нинка, к этому моменту уже пересевшая в позу пай-девочки, только что ручки на коленях не сложив, на этом месте заулыбалась и даже чуть зачмокала губами, так что я решил, что, наверное, не совсем безнадежен в качестве оператора. К собственным усилиям, запечатленным Ольгой, она осталась и вовсе почти равнодушна.

Когда запись кончилась, жена, неопределенно хмыкнув, сказала «Перепиши на комп» и, не оглядываясь, удалилась на кухню. Настроение поиграть у нее явно пропало. Я, пожав плечами, уселся за компьютер. Запустил копирование, да и открыл свои рабочие файлы, занявшись по такому случаю делом.

Пошуршав на кухне, Нина через некоторое время затихла. А потом почти неслышно появилась за моей спиной, обняла за грудь, прижавшись к спине голым телом. С трудом переключившись, я скосил глаза на ее лицо: так, кажется, настроение у жены лирическое, а не игривое, и сексуальный пеньюар куда-то исчез. Запустив руку за спину, провел по прохладному телу сверху вниз, встретив на пути лишь трусики.

— И?

— Покажи, чего переписалось...

— Нинк, ну работаю... – я очень осторожно попытался ее хоть чуть-чуть подзавести, в надежде избежать обычных в таком настроении излияний, выслушивать которые у меня сейчас не было ни малейшего желания. В конце концов, для таких бесед у нас хватает времени и в постели.

Нинка поддалась неожиданно легко. Куснув меня за ухо, захихикала:

— Че, не понравилось? Или...

Я сделал зверское лицо:

— Какие еще «или»?

— Ну ладно, ладно, чего ты... Ну покажи, как я тебе вчера сосала... Мне кажется, там, в одном месте...

С притворным недовольством вздохнув, я запустил запись наших игрищ. Прижавшись к моей спине грудками, Нинка отобрала у меня мышку и быстренько прокрутила изображение до того места, где она встала передо мной на колени. Перешла на нормальную скорость, дойдя до какого-то момента, остановила изображение и, увеличив его, оставила на экране только свои губы с погруженным между ними стволом. К этому времени женушка моя и в реале уже чуть раскраснелась, дыхание участилось, да и глазки заблестели вполне определенным образом. Я тоже не остался безучастным ни к ее состоянию, ни к изображению на экране.

Немного поразглядывав наши органы, Нинка фыркнула:

— Ну, я так и поняла... Освещение... Муженек, а муженек? А пойдем, при естественном свете попробуем? Утро еще, свет во дворе самый хороший...

«Опять новости», подумал я. Мы и раньше занимались этим делом на свежем воздухе, но только по ночам, а тут...

Заведя руку назад, я перехватил жену за шейку и быстренько перевел ее себе на колени. Обняв за плечи, ухватил свободной рукой сосочек:

— Ах ты... Ольгу помучить хочешь, да? Мишка на работе, а ты ей спектакль устраивать? Поссорились, что ли?

Нинка засмущалась:

— Ну почему «Ольгу»... Она, может, и из дома-то не выйдет вообще... Да и... Ну ладно, дура я, что теперь сделаешь, не подумала про нее...

— Может выйдет, может нет.... с вами, бабами, никогда ничего не угадаешь... – сердито проговорил я, глубоко запуская руку в Нинкины трусики. Жена, демонстрируя осознание своей ошибки, тихонько замычала, прикрыв глаза. А я продолжил: - Вот сейчас тебя на коечку отнесу, и трахну по полной, чтоб впредь неповадно было...

И так ходившая мокрой с утра, а сейчас и совсем уже ошалевшая от моих ласк Нинка, не открывая глаз, пробормотала: «Не хочу на койку», я хмыкнул и, встав, усадил жену на стол, сдвинув подальше клавиатуру. Стянул с нее трусики, коленки она с готовностью раздвинула сама, присел и, закинув ее ножки себе на плечи, обнял бедра жены руками. Раскрыл большими пальцами раковинку, тихонько подул туда, - Нинка, пискнув, довольно поежилась, - и начал с того, чем вчера вечером закончил. Охающая жена не нашла ничего лучше, как почти обнять стоящий рядом с ней монитор, на экране котрого едва помещался ее ротик и мой инструмент, погруженный в него до середины. Так что, когда я встал в полный рост, то первым делом хихикнул от такого зрелища. Но Нинка нетерпеливо притянула меня к себе, да и самому мне уже хотелось войти в нее тем, что было на экране справа, а то внизу начало слегка ломить от напряжения.

Немного спустя я согнал сильно повеселевшую жену со стола, и она, чмокнув меня на прощание, ускакала подмываться. Надел шорты, уселся назад в кресло, еще раз глянул на монитор, усмехнулся, закрыл порнушку, немного отдышался и продолжил работу. А Нинка, пошумев душем и какое-то время тихонько пошуршав у меня за спиной по хозяйству, вскоре тоже устроилась на диване с ноутом. Судя по темпу ее стрельбы по клавишам, работа у нее спорилась очень хорошо, и я похвалил себя за достойную заботу о супруге.

5

Камера так и осталась у нас, а потому, когда вечером в открытое окно донеслось мягкое урчание Мишиной машины, мы стали ждать гостей. Появились они часа через полтора, оба уже по-домашнему, в одних плавках. У Мишки вид был слегка усталый, но довольный, а по Ольге было сразу понятно, для чего они задержались дома несколько дольше того времени, что нужно для ужина и принятия душа - глазенки блестят, грудь сухая, а на бедрах, внутри, все еще не высохшие капельки воды. С собой они притащили очередную бутылочку понравившегося нам всем вчера мартини, и оно оказалось как-то очень к месту.

Просмотр начали с нашего с Нинкой самодельного творения. Когда почти весь экран заняло раскрытое руками хозяйки влагалище, высвеченное почти до дна, я скосил взгляд на жену. Чуть порозовев под загаром, она с интересом поглядывала не столько на экран, сколько, искоса, на меня и гостей. Перехватила мой взгляд и, втихую, показала мне кончик языка. Я улыбнулся и посмотрел на Мишку. У того на плавках была вполне заметная выпуклость («вот герой, с работы, да еще Оля только что постаралась, а уже готов!» - подумал я), и разглядывал он снятые мной интимные подробности с явным интересом, машинально почесывая самый верх сомкнутых бедер сидящей с ним в обнимку Оленьки. У той вид был, скорее, ехидный, но когда на экране дело дошло до собственно нашего с Нинкой совокупления, ее интерес, несмотря на качество съемки, явно возрос.

Комментариев к клипу, если не считать выдохов разной интенсивности, не поступило, и я подключил к телевизору камеру. Первой издала звук Ольга: увидев свое лицо, снятое мной из позиции между ее и Мишкными ногами, она, отобрав у меня пульт, разглядела повнимательнее стоп-кадр и недовольно фыркнула. Запустила воспроизведение дальше и потом останаливала его еще несколько раз, присматриваясь. А, как только на экране появилась стоящая передо мной Нинка, и вовсе нажала «стоп». Пожевала чуть губами:

— Не, ребят, фигня получается... Свет, что ли...

Мишка покивал головой:

— Да... Свет. Помнишь, твой братец-то сколько в нашей спальне возился перед тем, как нас позвать?

— Помню... А ты куда те светильники подевал?

— Да там же, в шкафу лежат...

Разговор, кажется, начинал принимать практический оборот, и я прислушался к своему маленькому приятелю. Он был готов принять участие в деле хоть немедленно.

А Мишка уже, выпрямившись, не очень уверенно смотрел на нас с Нинкой:

— Э-э-э... ребят, может, того? К нам... в гости? – и напряженно засмеялся.

Я был готов, но вот жена? Однако Нинка, повернув ко мне лицо, внимательно глянула мне в глаза и встала, протягивая мне руку:

— Ну и чего ты застеснялся, милый?

Я возмутился: «Кто? Я?», и подскочил. Мишка с Олей засмеялись, и мы, прихватив камеру и мартини, гуськом перебрались к ним в дом.

В спальне мы с Олей и Нинкой так и стояли в дверях, пока Мишка устанавливал дополнительный свет: мы с женой обнявшись, она впереди меня, у одного косяка, Оля – у другого. Я, упираясь стоящим членом в щель между Нинкиными ягодицами. потихонечку гладил ее животик над самой резинкой трусиков, иногда чуть ныряя под нее пальцами, жена отвечала мне хоть и незаметно со стороны, но все явственнее. Так что, когда Мишка, закончив работу, неуверенно посмотрел сначала на Олю, а потом на нас и спросил: «Ну... кто первый?», Нинка едва не силой вырвалась из моих рук вперед, уселась на край кровати, высоко задрав ноги, сдернула трусики, перевернулась, на четвереньках добралась до подушек и, спрятав в них лицо, выставила вверх попу и глухо почти прорычала: «Мы!» Мне на секунду показалось, что ей в этот момент было, в общем-то, все равно, кто именно ее сейчас поимеет – главное, чтобы поимели немедленно.

Я глянул на Мишку, шутливо развел руками, - мол, совсем баба с ума сошла, да что уж теперь, - и потянул шорты вниз. А когда первый раз осторожно прикоснулся губами к шейке жены, понял, что такой возбужденной я ее и впрямь никогда не видел. Нинка мелко-мелко, почти незаметно, подрагивала бедрами, то сжимая их, то разжимая, а под моими губами по ее бархатной коже сразу же пошли мурашки, поднявшие чуть заметные белые волоски дыбом.

Ее заряда хватило и на меня, так что про камеру в руках очень осторожно, на цыпочках двигающегося вокруг нас Мишки я если и вспомнил, то только спустя долгое время, когда он, снимая мое лицо крупным планом, сверху, совсем уж явно попался мне на глаза. Но и это меня отвлечь не смогло, а Нинка... Нинка до самого конца, когда я, разрядившись в нее третий, последний раз, не отвалился устало на спину, так, кажется, ни разу и не вспомнила, где она и что с ней.

Чуть успокоив дыхание, я поднял голову и огляделся. Жена, обняв подушку, лежала рядом со мной. За ней, возле кровати, Мишка, медленно перемещаясь на корточках, снимал ее расслабленное тело. Оля так и стояла в дверях, только, почему-то, уже без трусиков. Перехватив мой взгляд, она улыбнулась мне и хриплым шепотом сказала: «Вау!». Я удовлетворенно улыбнулся, Нинка, не поднимая головы, пошевелила бедрами, и Мишка, опуская камеру, облегченно выпрямился. В штанах у него было как будто совсем пусто.

— Ой... Ну вы, ребята, дали... Мы с Олей не догоним...

— Качеством возьмем, - хрипло засмеялась в ответ Ольга, по-прежнему стоя в дверях.

Я потянулся. Вставать у меня не было не малейшего желания. Сейчас, после такого взрыва, поспать бы минуток сто, но – надо... Толкнул жену рукой: освобождай чужое лежбище, нечего, - но Нинка только что-то промычала в ответ. Со слабой надеждой посмотрел на Олю: может, поднимет подружку, или хоть даст нам перекур? Но Оля, чуть заметно перебирая пальчиками свои соски, танцующей походкой, медленно приближалась к Мишке, так и стоящему за кроватью с камерой в опущенной руке. «Точно сдурели бабы», грустно подумал я и, перекинув ноги через Нинку, рывком поднялся с кровати. Вытащил у растерянно стоящего Мишки из руки камеру, увернувшись от, кажется, и не заметившей меня Ольги, вышел к торцу койки и вскинул камеру к глазам.

И дальше наблюдал за действием уже через видоискатель. Как Оля, стянув с мужа шорты, ухватилась за беспомощно висящее хозяйство, обвела Мишку, чтобы не беспокоить так и лежащую мертвым телом Нинку, вокруг кровати и толкнула в грудь, укладывая. Как села на него сверху, бедрами на грудь, лицом к камере, засмеялась в объектив и, осторожно приподняв пальчиками начавший на глазах обретать силу инструмент, обнажила головку. Лизнула ее, все так же смеющимися глазами глядя на меня, и потом, застонав, закрыла глаза и плавно повела бедрами вверх-вниз, помогая проснувшемуся языку мужа. Как потом уселась на ствол сверху, и как перекатилась вбок, случайно попав головой на удобную талию лежащей к ним спиной Нинки. Как Нинка, перевернувшись на спину, пристроила Олину голову себе на живот и стала ласково перебирать волосы подруги, между широко раскинутыми, задранными высоко вверх ногами которой яростно трудился в это время Мишка. Как потом Мишка, подняв на меня взгляд, кивнул вниз, прохрипев: «Счас кончу...», и приподнялся, чтобы мне было лучше видно.

Почти уткнувшись камерой в место их с Олей соития, я снял и это. Кончив, Мишка отвалился вбок, а Оля, посмотрев на меня дурными глазами между своих ног, раскрыла свой цветок как можно шире и прохрипела: «Как Нинку»... Включив дополнительную подсветку, я снял ее глубину, всю в смеси ее и Мишкиных соков.

Наконец, Оля обессилено расслабила ноги, сползла головой с Нинкиного живота и уткнулась в плечо мужа. Я еще снял общую панораму – три тела на широкой кровати, Оля с Мишкой вплотную, Нинка на боку, лицом к ним, чуть в стороне. Расположились они строго по габаритам, слева направо – самая мелкая из троих, довольно белотелая, несмотря на равномерный загар, Нинка, потом куда как более крупная и более темнокожая Оля и, с другого края – здоровенный, смуглый Михаил. Зафиксировал для истории Нинкину руку, легкими прикосновениями ласкающую Олин сосок, и чуть виноватые, но веселые глаза жены, смотрящие на меня. И, выключив камеру, плюхнулся без сил в стоящее в углу кресло.

Некоторое время в комнате стояла тишина, нарушаемая лишь дыханием Миши и Оли. Потом Ольга, вжав своей рукой шаловливую Нинкину ручку в свою грудку и, тем самым, остановив хулиганские действия, весело прошептала: «Нинка... отстань... а то я опять захочу, а мужик у меня вон... готовый, да и пожалеть его надо, он с работы». Мишка удовлетворенно хрюкнул, не открывая глаз, а Нинка с притворным недовольством отвалилась на спину, оставив Ольгину сиську в покое. Приподняла голову и посмотрела на меня, жалобно заныв:

— Муженек, а муженек... Притащил бы мартини всем, что ли...

«Вот неймется», лениво подумал я, и встал. Разлил оставшееся в бутылке по стаканам, раздал по рукам, для чего мне пришлось встать на колени на кровать, между Олей и Мишей. Народ, томно приподнимаясь, выпил по глотку и отставил пустые стаканы кто куда, а я в награду получил приглашение от Нинки, подвинувшейся ближе к Оле, прилечь рядышком, коим и воспользовался с удовольствием, положив голову жены себе на плечо. А когда, принимая жену в объятия, отодвинул от себя руку, нечаянно задел Олино бедро, и вдруг почувствовал почти незаметное, но явственное движение навстречу, что меня приятно озадачило.

Вроде даже разговаривать-то ни у кого сил не было, но довольно быстро выяснилось, что долго валяться просто так в этой атмосфере совершенно невозможно. Нинка, повернув голову ко мне, стала тихонько играть язычком с моим ухом, и вскоре мы уже слились в поцелуе всерьез. Из-за Нинки до меня тоже долетали довольно звучные, хотя и совсем неторопливые, как и у нас, чмоки и вздохи, и, стоило мне приподняться, потянувшись губами к соску жены, как я тут же встретился взглядом со встающей на колени между Мишкиных ног Олей. Мне вдруг стало весело, и я повторил Олину позу, раздвинув ноги жены: некоторое время мы с ней, слаженно пыхтя, трудились рядышком над гениталиями супругов, иногда встречаясь смешливыми взглядами. Я представил себе эту картину сзади: две оттопыренных задницы, мужская и женская, выбирайте, господа, картина «мечта бисексуала», - и пожалел, что снять это некому.

Довольно долго со стороны Нинкиной головы не было никаких, пристойных случаю, звуков. В конце концов, услышав оттуда нечто совсем уж непотребное, я поднял взгляд, дабы понять, что происходит. И ошалел. Вместо того, чтобы внимать моим и Олиным усилиям, наши партнеры, повернув лица друг к другу, шептались и мерзко хихикали, поглядывая при этом на нас с Олей...

Я ткнул Олю пяткой. Подняв упавшие на лицо волосы, не выпуская изо рта Мишкиного дружка, она обернулась ко мне. Кивнул ей головой на лица ее мужа и моей супружницы, она перевела взгляд, из ее занятого рта с совершенно неприличным звуком вырвался воздух, после чего Мишка, с воплем «Ты что!» подскочил, как ошпаренный. Я понял, что Оля, не долго думая, просто-напросто тяпнула зубами мужнино достоинство, дабы его владелец не отвлекался в процессе на посторонних баб.

Хмыкнув, я проделал примерно то же самое, куснув Нинку за верх нижних губок. Нинка с почти таким же, как у Мишки, воплем подскочила и набросилась на меня с кулачками, я, естественно, попытался, скрутив, нейтрализовать буйную, а рядом уже шла точно такая же война между Олей и Мишей, и все это сопровождалось писками, визгами, жуткими рычаниями и страшными обещаниями. И, конечно, смехом.

Кровать у Оли с Мишей оказалась на удивление крепкой, сил у нас оказалось еще на удивление много, так что закончилась веселая возня не сразу и некоторым конфузом. В какой-то момент, уклоняясь от очередной Нинкиной атаки, я оказался головой на бархатной коже внутри верхней части Олиной ляжки, причем лицом к ее самому интересному месту, приоткрытому в тот момент достаточно широко из-за того, что вторая Олина нога, надежно прихваченная Мишкиной рукой, была где-то далеко вверху. Борьба продолжалась, и Оля, отбив у Мишки свою конечность, прихлопнула ей мою голову сверху. В это время Нинка, пролетев мимо цели, шлепнулась животом на всю эту конструкцию, перегнувшись через Олины бедра и угодив лицом прямо в Мишкино мужское достоинство.

Олина голова была где-то за Мишкиной попой, и что происходит на поле боя, она видеть не могла. Не разобравшись, что такое ей попалось между ног, выпускать добычу она на всякий случай не стала, мне же весь свет застил Олин аппетитный холмик, разделенный щелочкой, которую так и хотелось лизнуть, тем более, что языком до самого, вероятно, вкусного и уж точно самого чувствительного Олиного места я мог дотянуться вполне. Занятый борьбой с собственными желаниями, я, чисто машинально, прижал Нинку рукой поперек спины к Олиному бедру так, что она задавленно пищала в Мишкин полустоячий елдак, попавший самым кончиком ей в стремечко, прямо под носом.

Собственно, полностью всю диспозицию видел только Мишка, сидевший над нами по-турецки. А перед моими глазами был только Мишкин пах, а в нем - лицо замершей, смежив веки, Нинки с елозящей под ее носом, хищно шевелясь в поисках цели, поблескивающей в полутьме головкой Мишкиного члена. Нинка дергала ноздрями, принюхиваясь к новому мужскому запаху, и тоже явно боролась с собой. Я вдруг почувствовал, что вовсе не против того, чтобы жена сейчас чуть приподняла голову, открыла ротик, да и оприходовала буквально просящееся в него Мишкино лакомство. А я бы тогда, с совершенно спокойной совестью, полакомился Олей, уж больно одуряюще пахло из ее щелки прямо под моим, тоже в самом буквальном смысле, носом. Уж не знаю, что бы на это сказала Оля, но мне казалось, что с этой проблемой я как-нибудь справлюсь. Благо, непосредственный доступ к тому месту, через которое наиболее надежным способом можно на время усмирить почти любую женщину, у меня был, а языком я работать отлично умею не только в разговорном жанре.

Но... момент, когда все могло свершиться, прошел. Оля вынырнула из-за Мишки, обнаружила мои губы чуть ли не в паре сантиметров от собственного клитора, смущенно засмеялась, закрыв рот ладошкой, и подняла ногу, выпуская меня из заточения. Я, шутливо чмокнув губами в сторону лакомства, с сожалением убрал щеку с ее бархатистой кожи и, поднимаясь, невольно оторвал от Мишкиных соблазнов лицо жены. Мне показалось, что она проводила глазами уплывающую от нее добычу без радости, но уверенности в этом у меня не было. Во всяком случае, смущение выпрямившаяся на коленках Нинка изобразила не менее убедительно, чем Оля.

Просмеявшись, мы поняли, что сексуальные желания у всех, даже и у женщин, куда-то пропали, а посему, вооружившись еще одной бутылочкой мартини, перебрались в гостиную – посмотреть, что мы все же наснимали.

Посмотрели. В целом нам понравилось, хотя критических замечаний прозвучало немало. И пришли, чуть смущенно пересмеиваясь, к общему мнению, что необходимо закрепить полученные навыки. После чего мы покинули гостеприимных соседей, попрощавшись, на этот раз, вполне по-родственному – то есть ласковыми «чмок» в губы, крест-накрест. Мне показалось, что Олины губы ответили на мой поцелуй несколько интенсивнее, чем следовало по формальному сценарию, да и Мишка посмотрел на Нинку с радостным удивлением, но значения ни движению Олиных губ, ни Мишкиному взгляду я тогда не придал.

6

Остаток вечера у нас с Нинкой прошел спокойно. Поглядывали мы, правда, друг на друга исподтишка с повышенным интересом – у меня никак не шла из головы картинка с Мишкиным органом, упирающимся почти точно в ротик любимой, и в голове все время вертелась очень интересная мысль: все же, хотела Нинка поласкать его или нет?

Мысли на эту тему посещали меня уже года два, с тех пор, как нам с Нинкой секс друг с другом стал, за исчерпанием у обоих фантазии, несколько приедаться. Занимались мы этим делом уже лет десять, причем у Нинки, я был уверен, за все это время никого, кроме меня, не было. А уж до меня глубоко в ее влагалище никто не побывал точно, поскольку лишил девственности женушку именно я. Во вполне романтической обстановке: лунный свет на берегу моря, тихий шум прибоя, мягкий песок и немного легкого вина, в общем, все, как положено. Правда, так же точно я знал, что ротик ее к тем порам с некоторым количеством мужских органов знаком был, в том числе и с моим. Но я это расценивал как одно из несомненных Нинкиных достоинств, в отличие от ее девственности внизу. По крайней мере, минету учить девушку почти не пришлось, и глотала она все, мною подаренное, сразу, не оскорбляя благородную жидкость выплевыванием.

Если поначалу мы использовали для стыковки любую, даже самую фантастическую, возможность, то последние годы нет-нет, да проскакивали вместо полноценных актов любви какие-то тупые перепихоны. Сунул, спустил, вынул – и у Нинки оргазма нет, и у меня удовлетворения, только что яйца ломить перестает. В результате я уже с большим и вполне плотским интересом начал засматриваться на чужое добро.

Да и не только засматриваться. В редких отлучках из дома уже случилась у меня и пара вполне реальных приключений, после которых я, как ни странно, виноватым себя перед женой не чувствовал ни капельки. Может быть, потому, что довольно часто перехватывал Нинкины далеко не равнодушные взгляды на мужчин, вызывавшие у меня какие-то странные чувства. Смесь легкой ревности, жалости к Нинке, - что ж теперь, так и помрет, только одного мужика низом в жизни попробовав? И острого интереса.

В конце концов, прокрутив в памяти момент с Нинкиной физиономией и упертым в нее Мишкиным членом раз, наверное, двадцать, я пришел к выводу, что уж чего-чего, а отвращения на личике любимой в этот момент я точно не видел, а значит, в принципе Нинон, скорее всего, ничего против не имеет. По крайней мере, подсознательно точно, а сознательно... Много в таких делах женщинами сознание управляет. Ну, посмотрим. Возникнет у меня настоящее желание добраться до Олиных, куда как более могучих, чем у женушки, телес, тогда и порешаем проблему.

Вагинальную температуру перед сном Нинка измеряла как-то совсем без энтузиазма, и вообще к ночи была несколько квелая, как перед месячными, хотя до них, по нашим подсчетам, оставалось еще дня три. Так что заснули мы спокойно, и проснулись в том же настроении – я в несколько обеспокоенном, Нинка в несколько смурном.

После обеда жена начала периодически почесывать низ живота, морщась, и я, не выдержав, спросил:

— Что, месячные?

Нинка обиженно сказала: «Угу... Сегодня будут...», и отвернулась.

Я обнял жену сзади, прижал к себе:

— Ну, и ладно... Раньше сядешь – раньше выйдешь...

Нинка потерлась подбородком о мои руки.

— Ага...

Я тихонько засмеялся.

— Котенок, так ты расстраиваешься из-за того, что к Мишке не пойдем, что ли? Ерунда какая. Захотим – пойдем. Ну и что, что ты в трусиках будешь... Конечно, Мишки с Олей очередь нас снимать первыми, ну так... Во-первых, не страшно, во-вторых, ну, минетик отснимем... У тебя минетик так красиво получается... Ну что ты, хорошая?

— Да какие «минетики»... Внизу все болит...

Я забеспокоился.

— И с чего это вдруг? И месячные не вовремя, и болит сильно... раньше ведь ты наоборот, перед самыми месячными всегда ко мне приставала, а?

Нинка фыркнула.

— Ай... От стресса все... Самое интересное знаешь что? – Нинка чуть помолчала. – Оля уже утром потекла, а ей вообще еще неделю...

Отпустив жену, я шлепнулся на диван и от души засмеялся:

— Ох, бабы... Дырявые существа...

Нинка, забыв про боль внизу, набросилась на меня с кулачками, и довольно быстро оказалась сидящей у меня на коленках лицом ко мне. Ну, не совсем на коленках, или не только на них. Сползла она с них с трудом, заплетающейся походкой пошла в ванную, и пришла оттуда уже в куда как более плотных трусиках, внизу которых явно просматривалось некоторое утолщение. Я, поглядев на низок жены, состроил сочувственную физиономию, в награду за что мне был продемонстрирован язычок, и супружница пошла заниматься обычными делами... А я пошел туда, откуда пришла жена, поскольку мой инструмент, похоже, как раз и вскрыл кровавую Нинкину сущность, слегка перемазавшись в ней при этом.

Вот так и получилось, что циклы у Нины с Олей теперь почти совпадали. Правда, у Оли, до этого сбоя, он был чуть длиннее, но теперь все надо было проверять по новой. А следовало из этого, что спокойной жизни нам с Мишкой оставалось дней десять, после чего наши дамы будут вполне готовы забеременеть.

Месячные у Нинки, даром, что начались тяжелее обычного, прошли спокойно, разве что она уставала немного быстрее и потому укладывалась спать раньше, чем всегда. Но мы все же устроили сеанс воздержания на все эти три дня. Нинке, как обычно во время месячных, не очень хотелось, а я... Я с удивлением понял, что предпочту пока поберечь энергию. С тем, чтобы потом выдать побольше в куда как более интересной обстановке. К тем порам до меня уже дошло, что в хорошей компании этим делом заниматься иногда веселее. Если не злоупотреблять, так о злоупотреблениях, по крайней мере пока, не могло быть, разумеется, и речи.

Оля с Мишкой, похоже, относились к этому делу несколько по-другому. На второй вечер, выйдя, уже в темноте, подышать свежим воздухом, я услышал смутные звуки с той стороны, где на их участке стояли шезлонги. Подойдя к забору, раздвинул растительность и посмотрел в ту сторону: в полутьме была хорошо видна фигура Мишки с наклоненной головой, выпятившего лобок вперед и упершего ладони в ягодицы, а за ним – сидящая на шезлонге Оленька, негромко чмокающая губами у него в паху. Тихонько хихикнув, я не стал им мешать и вернулся в дом, так и не выдав своего присутствия.

Как бы там ни было, но на третий день Нинкиных месячных утренний стояк мне серьезно мешал писать, и жена, увидев, что я из туалета вышел почти в том же виде, что и поднялся с кровати, подло захихикала. За что была немедленно изловлена и склонена личиком к страдающему органу, но, смеясь, вывернулась, привстала на цыпочки, шепнула: «потом» и исчезла.

Плюнув, я сел за работу. Через часок Нинка принесла мне поесть и, заодно, чуть потерлась грудками о спину, но в руки не далась, впрочем, я и не особо настаивал. Повалялась во дворе, в тенечке, а когда стало жарко, тихонько перебралась на диван за моей спиной.

Где и залегла с книжкой до самого обеда. Разок обернувшись, я отметил что-то интересное, но что именно, сразу не понял. И только через некоторое время в голове всплыла виденная мной в этот момент картинка: жена на диване, одна нога спущена на пол, промежность раскрыта, и под совсем тоненькими, скорее символическими, трусиками четко просвечивает щелка. В одной руке книжка, а вторая тихонько почесывает трусики над самым интересным местом. Хмыкнул про себя: значит, истечения у Нинки кончились? Ну, вечером я ей устрою, а сейчас – сама не лезет, и не надо, работа идет так, что, того и гляди, от нее оргазм получишь. А женушка перебьется, пусть пока чешет сама.

Через час после обеда боковым зрением я заметил посторонний блеск в приоткрытой двери, ведущей в коридор. Оторвал взгляд от экрана, подслеповато щурясь, всмотрелся в полутьму. И увидел объектив видеокамеры, бродящий по комнате с меня на Нинку, по-прежнему валяющуюся на диване с раскинутыми ногами и рукой на трусиках. Чуть ниже объектива – Олину руку, держащую камеру у глаз и закрывающую от меня одну сиську, оставив вторую открытой, еще ниже подтянутый живот, крошечный треугольник темных трусиков и округлые, загорелые почти до цвета трусиков бедра.

Увидев, что обнаружена, Оля засмеялась, опустила камеру, напоследок остановив объектив на моей вопрошающей физиономии, и вошла в комнату. Нинка, только сейчас ее заметившая, улыбаясь подружке, отложила книжку и потянулась, выставив грудки с темно-розовыми от легкого возбуждения сосочками вверх. Но тут следом за женой в комнату зашел Мишка с небольшой сумкой в руке, и моя скромница, перестав потягиваться, даже подняла далеко откинутую ногу с пола на диван. Правда, умудрившись при этом как-то так интересно пошевелиться, что полупрозрачные трусики на секунду облепили все детали ее венерина холмика. Мишка хихикнул, и Нинка, показав ему язык, свела грудки руками вместе, покачала их: вот, мол, тебе, охальник. Добро, да не твое. Я даже несколько умилился.

Атмосфера в комнате сразу перестала быть рабочей, но я продолжал глядеть на Олю, сохраняя несколько скептический вид, чем вызвал ее смех:

— Че смотришь? Наша очередь сегодня снимать первыми! Мишка вон, ради этого даже с работы пораньше удрал!

— Ваша-то она ваша... Да вот что снимать? У вас же у обоих течь открылась! – перевел я якобы недовольный взгляд с Оли на Нинку и назад.

Оля выпучила глаза:

— Течь? Какая такая «течь»? – и, сунув камеру в руки Мишке, вдруг оттянула одной рукой край трусиков от живота и запустила вторую ладонь вниз. Чуть согнувшись и разведя колени, пошерудила между ног, вытащила влажные, безо всяких следов крови пальцы, потянулась и сунула их мужу под нос:

— Миш! Чем пахнет?

Мишка картинно принюхался:

— Бабою! Чего-то хотящей...

А Оля уже уселась на диван рядом с Нинкой и совершенно бесцеремонно запустила ладошку Нинке в трусы. Та, с перепугу ухватив подругу за запястье, тут же выпустила ее руку, выгнулась навстречу, закинула голову назад и, довольно улыбаясь, тихонько замычав от удовольствия, чуть согнув и раздвинув ноги, принялась пощипывать себе соски. Видя такую радостную реакцию, Оля покопалась в низке подружки заметно дольше, чем необходимо для снятия пробы, с интересом глядя на лицо жертвы. С таким же интересом разглядывали довольную Нинкину мордочку и мы с Мишкой.

Нинка уже начала совсем млеть, тихонько постанывая, но тут Оля руку все-таки вытащила. Рука была куда более мокрая, чем после путешествия в трусики хозяйки. «Ну, еще бы», - подумал я ехидно. – «Нинка еще до обеда чесать там начала», а Оля тем временем встала, мимоходом погладив сухой рукой Нинку по животику, и, вроде бы в растерянности, остановилась, перебегая глазами с меня на мужа и обратно. Наконец, решилась и поднесла руку опять к Мишкиному носу. Благо, он был к ней поближе меня:

— А тут?

Мишка шумно втянул воздух и вдруг, ухватив Олю за запястье и выпустив язык, три раза лизнул мокрые пальцы жены, кося при этом хитрым взглядом то на меня, то на Нинку. Почмокал языком, пробормотал, глядя на жену, вроде тихонько, но так, что слышали все: «А что? Вкусно, не хуже твоего!», и, в голос, почти повторил сказанное раньше, но теперь торжественно:

— И тут – бабою! Желающей мужика. Не-мед-лен-но!

Все засмеялись. Сквозь смех я потянулся, ухватил отпущенную Мишкой мокрую Олину руку и, со словами: «А мне! Мое ведь!» попытался облизать ее пальцы, измазанные в родном соке. Но Оля вывернулась, а Нинка, высоко задрав ножки, демонстрируя всем аккуратную попку с потемневшими валиками нижних губ, уже стягивала трусики:

— «А тебе»? Да сколько хочешь! – и, усевшись на диване с широко раскинутыми ногами, раскрыла пещерку пальцами двух рук так, что вся розовая мякотка оказалась снаружи, призывно заелозила бедрами. Мишка немедленно плюхнулся в метре от Нинки на колено, на ходу включая камеру и ловя ракурс получше, а Оля, теперь уже сама схватив меня за руку, потянула меня со стула к жене. Убедившись, что я и сам следую в нужном направлении, отцепилась и бегом отправилась отдергивать шторы.

Встав на колени между Мишкой и Нинкиными прелестями, я, чтобы не мешать съемке, чуть повернулся боком. Для начала нырнул в призывно чернеющую внизу раскрытых розовых губок дырочку жены одним пальцем. Услышал из-за спины Мишкино удовлетворенное «угу», а спереди – довольное «М-м-м-м-м» жены, и добавил туда второй. Нинка, закинув голову на спинку дивана, начала потихоньку насаживаться на мои пальцы сама, а я, повернув голову к камере боком, далеко выпустил язык, повибрировал его кончиком на манер змеи, засмеялся и, не убирая пальцев, длинно лизнул всю Нинкину щель от самого низа, задев свою руку, и до клитора. Где и задержался, с трудом ловя языком и губами гуляющую во все стороны от резких движений Нинкиных бедер мякоть. Немного спустя жена попыталась свести ноги, но Олина рука, осторожно протиснувшись между моей щекой и Нинкиной ляжкой, мягко, но настойчиво отвела ее бедро в сторону опять, чуть почесав его возле самого верха на прощание. Нина покорно раскинула ноги шире, продолжая уже влет насаживаться дырочкой на мои пальцы, почесывающие внутри переднюю стеночку, а я на секунду поднял голову. Успел заметить руки жены, сжимающие ее груди, и стоящую чуть сбоку и сзади Олю, глядящую на нас во все глаза, облизываясь и отчаянно теребя запущенной в трусики рукой свой низок, и нырнул вниз опять. Убрал пальцы из верхней дырочки и тут же, заменив их в ней языком, засунул средний чуть ниже. Прихватив неглубоко засунутым в главную дырочку большим пальцем перегородку, вернул язычок к кнопочке женских удовольствий. Пошевелил пальцами, и Нинка, суматошно задышав, захлопала мне по ушам ляжками, выгнулась так, что дивана касались только затылок и самый верх попы, постояла в этой позиции несколько секунд и, дрожа, расслабилась, низко раскинувшись по дивану с широко разведенными ногами.

Я чуть отстранился и посмотрел на обласканное мной место. Место не торопясь, но вполне зовуще играло, то приоткрывая, то закрывая совсем темное отверстие внизу. Сглотнул, и, подчиняясь неудержимому желанию, сдернул с себя шорты. Пинком отправив их куда-то назад, подсунул руки жене под попу, завалил ее на спину, почти упал сверху и, повертев нетерпеливо головкой по входу, дождался Нинкиного хоть слабого еще, но явственного ответа бедрами.Засадил в эту темноту исстоявшийся с утра член, жена ахнула, а я, ухватив ее ноги, задрал их повыше, положив коленки почти на сиськи. И начал долбить ее со страшной силой, не обращая особого внимания на то, отвечает она мне или нет. Лишь разрядившись в нее с рычанием, начал ощущать, что отвечает, да еще как...

Отвалившись от Нинки с тяжелым «о-о-ох!» и последним, особенно громким чмоком вышедшего из лона члена, я уселся под ее ногами, одна из которых оказалась у меня за шеей, на спинке дивана, а вторая – на коленях. Наклонился и поцеловал клитор: Нинка тихонько, счастливо ахнула и слабо дернулась. Отстранившись, я протянул руку, чтобы навести порядок в разворошенной промежности жены, но Мишка, подобравшийся к нам вплотную, остановил мою руку своей и в упор стал снимать наши натруженные гениталии.

Приоткрыв глаза, Нинка приподняла голову, посмотрела на его сосредоточенную физиономию, улыбнулась и, неожиданно пару раз дернув вверх звездочкой задней дверки, выдавила из темноты увесистый шматок моей спермы на промежность. Хихикнув, я пальцем заправил его назад, не дав ему упасть на диван, Нинка чуть заметно проводила мои пальцы движением бедер и затихла окончательно. Я все же разложил нижние губки жены так, как мне нравится, прижал напоследок промежность ладонью, погладил и, расслабившись, откинулся на спинку дивана.

В голове было пусто и весело, и на роже было написано, наверное, то же самое. Во всяком случае, Мишка, опуская камеру, улыбнулся мне понимающе, а Оля, стоявшая у него за спиной, вдруг посмотрела вниз, на свою руку, ойкнула, суматошно выдернула ее из трусиков, охнула и, подняв на меня глаза, почему-то устало сказала «Вау»!

Теперь пришла моя очередь понимающе улыбаться.

— Ну, Олюнь, чего застеснялась-то? Под такое зрелище так и не грех...

Мишка недоуменно обернулся на жену:

— А чего она делала?

— Чего-чего... – я тихонько засмеялся. – На нас глядела, да себе чесала... Там! – кивнул я головой на Олин лобок, и Мишка улыбнулся понимающе.

— А-а-а-а... Это она у меня любит, точно, - сказал он, вставая. – И сама, и когда я ее...

Обняв жену одной рукой за шею и соединив свои губы с ее, он запустил пальцы второй руки ей под низ живота. Оля пискнула и отдернула от мужа попу, губы при этом оставив на месте. Но Мишка, устало выдохнув, уже отпустил ее и сам. Оглянулся и уселся в кресло, с интересом поглядывая на нас с Нинкой.

— Ну вы, ребята, дали... Так энергично... Мы с Олей не догоним...

Я засмеялся:

— Так. Кажется, у нас уже начали складываться традиции. Оля – «Вау!», ты – «не догоним»...

Все заулыбались. Оля, присевшая на боковинку кресла рядом с мужем, заглянула ему в лицо, потом посмотрела на нас с Нинкой и немного загадочно произнесла:

— А мы не в гонках участвуем... Нинуль, ты очнулась?

Нинка слабо промычала что-то довольное, и Оля, решив, что это согласие, встала и потянула подружку за руки:

— Ну, вставай, пойдем, я тебя помою... Совсем он тебя затрахал, ух, какой! – шутливо замахнулась она на меня ладошкой, и Нинка, обороняя мужа, сразу подскочила:

— Да ладно, переживу...

Дамы, смеясь, в обнимочку подались в сторону ванной. В дверях Оля приостановилась и опять загадочно посмотрела сначала на меня, а потом на Мишку:

— А вы тут пока не бездельничайте. Мишка, готовь станок... – и кивнула головой на принесенную ими сумку.

Мишка покосился на емкость, хихикнул и кивнул.

Проводив дам взглядами, - на этот раз попка супруги выражала куда как большую удовлетворенность жизнью, чем Олина, - мы переглянулись и встали. Пошли в нашу спальню, где Мишка критически оглядел лежбище и даже попробовал покачать его рукой:

— Э-э-э-э... Четверых выдержит?

Я пожал плечами:

— Нас – должна... Ты не смотри, что снаружи все мягкое. Сама конструкция сплошной металл, мы с Нинкой иногда такое выделываем, что я выбирал соответственно... – ответил я, убирая покрывало.

Он удовлетворенно кивнул и, быстренько пристроив видеокамеру в угол подоконника, включил ее, глядя на экранчик видоискателя, чуть поправил, после чего сунул нос в сумку. Из ее недр на свет божий появились четыре разноцветных, пушистых, толстых и довольно длинных веревки, мягких даже на вид. В сумке при этом осталось еще довольно много чего-то непонятного. «Так. Следующим, наверное, будет мыло душистое», вспомнил я тут же старую шуточку про амуницию для висельника, но Мишка пока на этом остановился и отставил сумку в сторону.

Я заинтригованно следил за его действиями, но Мишка объяснять пока ничего не желал. Молча полез под койку, привязывая веревки к ножкам кровати и аккуратно выкладывая свободные концы на углы. В результате кое-что стало проясняться, поскольку я тут же представил себе Олю, распятую на кровати крестом, и Мишку, пристроившегося сверху. Какой от такого способа толк, я понимал не очень, при чем тут Мишкины «четверо», тоже. Или – на каждого по веревочке? Но решил пока вопросов не задавать, поскольку успел уже убедиться в том, что по части сексуальной фантазии нам с Нинкой до Оли с Мишкой далеко.

Закончив с веревками, Миша достал из сумки атласную тряпку, больше всего похожую на головной платок, положил ее на тумбочку, потом, убирая с кровати подушки, выбрал одну из них, поплотнее и поменьше, и положил ее на середину. Следом из сумки на прикроватной тумбочке появились три розовых, вполне гламурного вида тюбика с гелями и два гусиных пера, по виду настоящих. А возле лежащей на середине подушки, ближе к ногам, - набор инструментов, один из которых едва не привел меня в священный ужас. Диаметр этого... даже не знаю, как назвать, но на ценнике в сексшопе было, видимо, все же написано слово «фаллоимитатор», был сантиметров десять, а то и побольше, при вполне пропорциональной длине. До этого такое чудо я видел только однажды, в какой-то порнушке, но там его запихивали профессионалке, да и то чуть ли не вдвоем. Мне вдруг стало очень интересно, как его будет принимать Оля.

Тут появилась и она сама, в сопровождении несколько нездорово хихикающей Нинки. Остановилась в ногах кровати, оглядела Мишкины труды, плотоядно облизнулась, хитро посмотрела на меня, облизнулась еще раз и с неожиданной грацией улеглась на спину, сразу же раскинув ноги так, что весь инструментальный набор остался между ними. Поерзала, укладывая подушку под попу, и, с явным удовольствием глядя в зеркальный потолок, на свое отражение, продолжая изредка, чуть нервно, облизываться, стала по одной подавать Мишке конечности, которые он хоть и не внатяг, но плотно привязывал веревками.

Разложив жену крестом, Мишка встал возле ее головы на колени и осторожно завязал ей глаза платком, ласково поцеловал в губы и выпрямился, оглядывая. Оля, все так же улыбаясь, еще раз пошевелила приподнятой подушкой попой.

Хмыкнув, Мишка удовлетворенно кивнул и взял с тумбочки гель. Налил четыре лужицы: побольше - чуть ниже грудей и на лобке, поменьше - на каждом бедре возле колена, переступил между Олиных ног, сдвинулся назад, почти до края кровати. Остановился, выдохнул, потер руки и, чуть наклонившись, сделал первое движение, двумя руками нанося гель на Олино бедро. Оля улыбнулась и тоже выдохнула, а Мишка, приостановившись, поднял голову и посмотрел на нас с Нинкой, скромно сидящих на боковинке кровати. Усмехнулся и чуть грубовато, решительно сказал:

— Чего расселись? Вот досюда, - он, потянувшись, провел пальцем по низу Олиного живота над самым началом щелки, и Оля хихикнула от щекотки, - ваша доля. Давайте! Ты, Нинка, с этой стороны, - он кивнул головой в сторону окна, - ты – с этой! Только на лицо не мажьте. И не втирайте сильно, он сам впитается.

Я с интересом подумал: «Чем-то это кончится?», сам уже с вожделением и некоторым сомнением поглядывая на Олину аппетитную, с пориподнявшимся, потемневшим соском сиську с моей стороны. И покосился на Нинку. Та, нервно сглотнув, ответно покосилась на меня, вдруг хихикнула и почти бегом отправилась вокруг кровати, на указанную строгим Мишкой сторону. Заскочила на койку, уселась на колени, глянула на меня еще раз, уже ехидно, наклонилась, чмокнула Олю в нос под самой повязкой, - Оля забавно фыркнула и пошевелила его кончиком, - и мягко положила ладошку в лужицу геля под грудью, начав сосредоточенно его размазывать.

Боковым зрением я заметил выжидательный взгляд продолжающего трудиться над Олиными бедрами Мишки, еще раз глянул на жену, тяжело вздохнул и встал на кровати на колени. Протянул руку к лужице и, впервые не случайно, коснулся Олиной кожи. Пальцы промахнулись мимо геля, попав на сухую кожу чуть ниже груди, и ощущение мне понравилось. Тут, почти синхронно и вполне одобрительно, хмыкнули с одной стороны хозяйка кожи, с другой – Мишка, и я приступил к работе.

Руки так и тянулись к чуть уплощенному полушарию с черной пимпочкой соска, предоставленному в мое распоряжение, но я сдерживался. Нет уж, родная, ты наши руки запомнишь. Сначала твою руку, потом бочок, потом, медленно-медленно, от пупка вверх, обходя грудку. Намажем шейку, и следом спустимся к грудям, поласкаем соски. А в заключение, не прекращая ласкать груди, второй рукой, по низу животика, над самой щелочкой, а со щелочкой пусть Мишка сам разбирается, по крайней мере, пока... Нинка, поглядывая на меня, без объяснений стала действовать симметрично, да и Мишка пока был где-то далеко внизу, обрабатывая Олины ступни, медленно, так же как и мы, продвигаясь вверх. Ласково работая только кончиками пальцев, я ощущал ими, как дыхание Оленьки под нашими руками становится все чаще, и, спустя немного времени, подумал: если сейчас ты так возбуждена, то в конце ты будешь у нас плавать в луже из собственного сока. Будешь, никуда не денешься, и извиваться будешь, и криком кричать от радости, ладно, если веревки не порвешь...

До Олиного соска на своей стороне первой добралась Нинка, и, наклонив голову, немедленно взяла его в рот. Громко чмокнув, выпустила и подняла на меня смешливый взгляд. Я плотоядно облизнулся, жена сделала удивленный вид: мол, что же ты? И кивнула мне на свободную Олину грудку. Уговаривать себя я не заставил, и мы с удовольствием поиграли Олиными сосочками вдвоем под радостные стоны их хозяйки. При этом Оленька судорожно дергала привязанными руками, и я польстил себя надеждой, что ей хотелось прижать наши с Нинкой головы к своим грудям поплотнее. Пришлось обойтись без ее рук, расплющив грудку губами и чуть куснув сосочек, что его хозяйке явно понравилось, и, когда мы все-таки оторвались от ее прелестей, чтобы закончить работу, она недовольно замычала. Мы с Нинкой переглянулись, довольно хихикнули и, уже не очень разбирая, где чья сторона, занялись животиком, быстро продвигаясь к полоске мягкой шерстки над щелкой.

Где и встретились с Мишкой. Оля к тем порам уже не только сладко постанывала, но и сильно играла всем телом, тяжело отдуваясь. Мишка на секунду приостановился и, с Нинкиной помощью, дал нам по гусиному перу. Мы начали осторожно гладить ими ставшую особенно чувствительной от геля Олину кожу.

Поменяв гель, Мишка взял из Олиного междуножья забавный приборчик, напоминающий большую детскую соску с приделанной к ней грушей, увлажнил гелем резинку и, приподняв Олины бедра, засунул ее куда-то под низ, тут же несколько раз сжав грушу. Оля застонала, выгнувшись, Мишка подкачал еще, и она судорожно закивала головой: хватит. Миша удовлетворенно кивнул и чуть ослабил веревки, удерживающие Олины ноги. Благодарно замычав, она тут же, насколько они позволяли, согнула их в коленях, раскинув еще шире: а Мишка уже вовсю ласкал самый верх ее щелки включенным вибратором, одновременно играя в главной дырочке жены пальцами.

Мы с Нинкой, привстав на коленях, с интересом ждали, что будет дальше, машинально водя по Олиному телу гусиными перьями, а потом и вовсе бросили трудиться, увлеченные зрелищем. К этому моменту в Олиных недрах была уже вся Мишкина щепоть, что пока и для нас было хоть и редкостью, но не фантастикой. Но когда там исчезли сначала костяшки пальцев, а потом и вся Мишкина рука ушла туда по самое запястье, и Оля забилась, натягивая веревки и радостно воя, мы с женой, не сговариваясь, ахнули, за что получили от Мишки немного сумасшедший, но явно гордый взгляд.

И тут же его рука оказалась заменена тем самым, жуткого размера фаллоимитатором, безо всякого усилия заскочившим в Олину развороченную дырку больше, чем до половины, да еще и покачавшимся там от умелой Мишкиной руки. В этот момент Оля и впрямь заорала от счастья, бешено вертя высоко поднятыми бедрами, пытаясь насадиться на резинового дружка поглубже, но Мишка не давал ей это сделать, аккуратно поддерживая глубину на одном и том же уровне. Видать, берег неразумную женщину от самой себя.

Дав Оле насладиться ощущением заполненности обеих ее нижних дырочек сполна, Мишка осторожно вынул из бессильно лежащей жены игрушки. Обернувшись, отвязал ее ноги, свел их вместе. И на коленях двинулся вперед, до тех пор, пока его стоящий член не оказался над Олиными губами. Жадно раскрыв рот, она проглотила его сразу же на две трети, и они синхронно начали двигаться: Мишка – бедрами, Оля – головой.

Я прилег на бок, ногами в сторону Олиной головы, свесив их с койки. Отсюда мне открывался чудесный вид на Мишкины болтающиеся в такт его движениям яйца, иногда шлепающие Олю по подбородку, и, по другую сторону совокупляющихся, Нинку, стоящую на широко раздвинутых коленках с рукой под животом. И с не меньшим, чем я, интересом заглядывающую туда же, почему-то облизываясь.

Хихикнул. Нинка дернулась и подняла глаза на меня, а я, сам не ожидавший от себя такой наглости, кивнул ей на внушительные Мишкины гонады, теревшиеся в этот момент круговыми движениями об Олин подбородок:

— Нравятся?

— Аг-га, - с запинкой ответила мне жена. Перед глазами у меня мелькнула наша с ней совместная игра с Олиными сиськами, и я, тоже чуть запнувшись, кивнул на Мишкино хозяйство еще раз:

— Н-ну... так приласкай...

Нинка испуганно глянула на меня, потом на Мишкину мошонку, еще раз на меня, и неуверенно протянула руку, остановив ее в сантиметре от объекта. Мошонка в это время двинулась вперед, и жена, судорожно дернувшись следом, ухватила ее всей горстью. Сделав это, похоже, с должным почтением, поскольку Мишка так и продолжил движение вперед, в Оленькин ротик, из-за чего Нинка немедленно обрела уверенность, переступила на коленках ближе к Олиным бедрам, освободила свою вторую руку от трудов по самоублажению и, хихикая, положила Мишкины дирижабли в лодочку из ладоней, чуть сжав. Мишка на секунду замер, оглянулся на Нинку через плечо, улыбнулся и, двигаясь назад, с одобрением сказал: «Хулиганишь...» «Ага», ответила Нинка, подняв голову, и опять легко сжала ладошки. Мишка фыркнул и подался вперед, Нинка, было, повела руки следом, но тут ей на глаза попался мой пах, и она, сразу потеряв интерес к Мишке, снова заоблизывалась. Я проследил ее взгляд и понял, что, похоже, давненько вожу по своему дружку рукой, и даже почти готов кончить. Посмотрев мне в глаза, последнее поняла и женушка. Протянув руку, она решительно вывела меня из-за Мишки к Олиным бедрам, напротив себя, встала над подругой на четвереньки и не менее решительно, чем Оля, заглотнула родной член.

А я, убедившись, что жена в ближайшие секунды отвлечься не сможет, тоже чуть схулиганил. Справа от нее, внизу, был Олин лобок, одна нога его хозяйки была откинута в сторону, открывая доступ к тому ее месту, над которым только что так трудился Мишка. Не выдержав такого зрелища, я опустил руку вниз, поласкался там немного, - Оля чуть дернула в ответ бедрами, но, судя по всему, в увлечении Мишкиным членом у себя во рту, в сознании этот момент не отметила никак, или не придала мимолетной ласке никакого значения, - и сунул мокрые пальцы в рот.

И впрямь, Олин сок на вкус был не хуже Нинкиного. Правда, сладковатый привкус геля вроде мешал прийти к окончательному решению, и я собрался уже повторить экспедицию, но жена времени мне на это не дала. Весь уйдя на время в малую голову, я с хрипом разрядился в Нинкин ротик, приняв потом как должное облизывание ею источника жизненного семени. А на расстоянии руки от меня в это время точно так же хрипел и выгибался лобком Мишка.

Через некоторое безвременье я услышал откуда-то сбоку слабый, чуть капризный Олин голос:

— Эй... Меня кто-нибудь отвяжет?

Приподнял голову и огляделся. Лежали мы в установленном порядке: я с одного краю, рядом Нинка, дальше Оля и, со второго края, Мишка. «Так. Вставать или мне, или Мишке. Мишка Оле ближе и роднее, вот он пусть и встает. Как привязывал...» Но Мишка, подав не менее слабый, чем у жены, голос, попросил о милостыне, и мне пришлось все же встать и немного побродить вокруг койки, распутывая его узлы и разглядывая, по дороге, картину всеобщего изнеможения. Зато я получил от Оленьки благодарную улыбку, а он – слабенький, в меру оставшихся сил, но все же, судя по ответному звуку, чувствительный тычок под ребра. После чего я добрел до своего места, прижался бессильным членом к Нинкиной попке и, несмотря на белый день, выключился. Последнее, что я запомнил – видный мне поверх плеча жены зеленый светодиод камеры, стоящей на подоконнике.

А проснулся через пару часов от странных шевелений той самой попки, к которой я прижался, засыпая. Приподнял голову, присмотрелся и прислушался. И было к чему. Дамы, лежа личиками друг к другу, мало того, что тихонько чмокали губами, целуясь, так еще и, откинув по коленке вверх, ручки запустили друг другу в низки. От чего, собственно, и происходили разбудившие меня шевеления.

Хмыкнув, я проверил готовность своего орудия. Орудие вполне отдохнуло и было почти готово к бою. Запустил руку под Нинкину попку. Мало того, что там было мокро, так я там еще и встретился с Олиной рукой, вполне уверенно ласкающей Нинкин клитор. Попытался выселить квартирантку, но она выселяться не желала никак, а жена дышала все тяжелее и водила попой все интенсивнее, и, в конце концов, я плюнул. Убрал из щелки свою руку и, чуть разработав вход, завел в Нинкину глубину теперь уже совсем готовое орудие. Нинка ахнула, дернувшись навстречу, но Олина рука не исчезла. И периодически задевала мой поршень до тех пор, пока проснувшийся Мишка не сделал, похоже, точно то же самое, что и я. Во всяком случае, ахнула Оля ничуть не хуже Нинки.

Я приостановил движение и, высунув голову, засмеялся. Навстречу мне появилась голова Мишки. «Ну как?» - спросил я его. «Дык... Засадил!» - гордо ответил он и пару раз дернулся, демонстрируя успехи. Толчки, через Олю и Нинку, передались мне. «И я», - ответил я и дернулся тоже. «А не лениво?» - с сомнением спросил меня Мишка. Я задумчиво прошелся внутри Нинки, прислушиваясь к ощущениям. Неуверенно ответил: «Да вроде нет...», и тут Нинка, пробормотав: «Я тебе поленюсь!», насадилась на меня сама. Я вопросительно посмотрел на Мишку: «А твоя? Не шевелится?», он помотал головой, но Оля, не согласившись с утверждением, возмущенно заявила: «Как это не шевелюсь? Я внутри...», после чего Мишка, дернувшись, довольно сказал «Ага»!

Поднявшая голову Нинка, посмотрев на мужчин, скорчила гримаску: «Только неудобно», и я глянул на Мишу. «Раком поставим?» - «Ага!».

Взяв жен за бедра, мы поставили их в оговоренную позу и принялись не торопясь натягивать на колы. Девки, повернув лежащие на простыне головы друг к другу, хихикали, о чем-то перешептываясь, и нам с Мишкой в конце концов это надоело. На мой вопрос: «А ты свою в попу дерешь?» Мишка, с таким радостным видом, будто эта идея была лучшей за всю его жизнь, почти заорал: «Да!!!», немедленно вынырнул из Олиной главной дырки и потянулся за гелем. Дамы внизу притихли, но поп не убрали, и даже, кажется, чуть завертели ими, предвкушая. Приставив члены к черным ходам жен, мы плеснули на места стыковки тем гелем, которым Мишка намазывал для Оли анальную пробку. Переглянувшись, дружно приподнялись и затолкали свои инструменты в глубину. Нинка застонала, Оля сказала радостное «А», мы с Мишкой, довольные реализацией хорошей идеи, церемонно пожали друг другу руки, синхронно, с оттяжечкой заработали, иногда, разрабатывая дамам дырочки вширь, сталкиваясь бедрами, и почти одновременно спустили в жен понемногу. Оргазмов у дам не случилось, но мы не расстроились – во-первых, хорошего сегодня помаленьку, во-вторых, все еще впереди... главное, что трепаться между собой они больше не пытались.

После такой побудки все проснулись окончательно и встали, собираясь идти мыться. Оля с Нинкой посмотрели на шелковую, темно-синюю, подобранную так, чтобы хорошо контрастировать с цветом Нинкиной кожи простыню и, ахнув, немедленно содрали ее с койки. Живого места на тряпке и впрямь почти не было: если не гель, так сперма, а на том месте, где лежали Олины бедра во время фистинга, было еще и подозрительного вида желтоватое пятно. «Ладно, не обкакалась от такого», ехидно подумал я, посмотрев на лежащий на тумбочке ужасный инструмент, и потащился вслед за остальными к соседям, в баню.