Утро за городом было блаженством для городской жительницы. Свежий воздух, словно дурман-трава. С непривычки Лия проснулась лишь к полудню. Своим здоровым сном порадовала любимую бабу Клаву. Та, с ироничной улыбкой поцокав языком, под нос себе буркнула:

– Соня, ей богу, вылитая мать.

Лия вытянулась, подошла к окну, протянула руки к солнцу. Теплые лучики радостно приветствовали рыжую ведьмочку.

Верный друг и соратник, любимый кактус Лямзик гордо почивал на подоконнике. Он выбрал себе самое лучшее место, потеснив пару вазонов с алоэ, геранью, и золотым усом.

Когда девушка растворила ставни, несколько бабочек залетело внутрь.

– Э-ге-гей! – что есть мочи прокричала рыжая.

Перепуганные крылатые существа дали деру, подальше от истошного вопля.

Довольная своим местным авторитетом Лия радостно выбежала на улицу.

– Умывальник тут, – показала старушка.

– Спасибо. Бабуль, – обратилась она к седовласой. – А чем я похожа на маму? Расскажи мне.

– Своей непоседливостью. Та тоже все бесновалась, словно шило в одном месте было.

– А папа?

– Он был совсем другой породы, – коротко буркнула старушка.

– Интересно… – задумчиво закатив глаза, произнесла девушка. В голове крутилось еще много вопросов, но видя несговорчивость старушки, решила попытаться в другое время.

– Баба Клава. Может воды натаскать?

– Да я уже. На сегодня хватит, – ответила старушка.

– В доме пыль погонять?

– Да чисто вроде.

– И когда ты только все успеваешь?! – с восторгом заметила Лия.

– Домовой помогает, – отшутилась старушка.

– Похоже, мне этот домовой вообще никаких дел не оставил? Может за хворостом сходить?

– А вот это можно. Сходи дочка, сходи.

Лию моментально сдуло ветром в направлении леса. Аж пятки засверкали.

– Не туда. Вот же дуреха, – пробубнила баба Клава.

На этот раз девушка выбрала новое направление, отличное от вчерашнего. В этой стороне вообще мало кто ходил, даже за ягодами и грибами. Тропки тут небольшие, места глухие. Но рыжая непоседа, с детства умевшая ориентироваться в этих местах ловко обходила любые опасности. Так ей казалось.

В этот самый час, за оврагом, на соседней опушке происходил ритуал приветствия темных сил. Старик в сером балахоне опустился на колени, руки положил на землю. Его губы едва шевелились:

– Встану в глухую полночь, выйду из дверей дверьми, из ворот вратами, и под свет солнышка волчьего пойду оврагами темными, чрез местность болотисту к мху ночному; там ДУХ живет, моего РОДа воплощение. Я, Маргус – старожил, подойду поближе, поклонюсь пониже: Слава РОДу моему.

– Не сильно ли долго ты на свете живешь, Маргус – долгожитель?

– С вашей помощью хотелось бы еще пожить, – зло процедил старик.

– Может пора передать СИЛу свою?

– Не пришло еще мое время. Помогай и помалкивай, – произнес он свой указ.

– Хорошо, Маргус. Слава, тебе РОДич темный, – прошелестел мох.

Набравшись сил темных, Маргус прочел новый заговор:

Чернолунье идет поневолить тебя.

Эх, где белое – там и черное.

А где лебеди – там и вороны.

Ночка – Матушка, месяц – Батюшка,

Отпустят, родные, на кровавый пир.

Хмельной кровушкой упиться,

В темном танце да закружиться,

Закружиться, закрутиться, упасть.

Упасть - не встать, на четвереньках стоять

Волчицей быть, и мне служить…

Внезапно по травяному покрову леса распространился едкий туман, зеленого цвета. Эта пелена поплыла на соседнюю поляну, где находилась рыжая ведунья.

– Это еще что за чудеса?! – вслух произнесла Лия.

Клубившийся дым покрыл ступни, затем поднялся до колен. Лия решила, что это, скорее всего, сон. В последнее время такие видения она видела часто. Дело было уже почти привычным. Нечего бояться. Вот только внутренний голос волчицы подавал знаки тревоги:

– Лия беги, это опасно. Опасно не для меня, а для тебя, – шептала волчица.

– Тоже… мне… Эээ… опасность… – сбивчиво пробормотала рыжая, сонно сползая на траву.

– Вот и попалась, – произнес старик в балахоне.

– Это мы следили за ней весь ее путь. Все как ты нам приказал. Мы хорошо постарались? – спросили два неприятных типа.

– Да, хорошие песики. Так и быть, обращу вас обратно в бродящих шакалов. Но только после ее полного превращения, – ответил им строгий голос.

Пробуждение для Лии оказалось непривычным. Все конечности болели. Она даже не сразу поняла, что находится на четвереньках. Полная луна освещала небо и притягивала взгляд. Она манила бежать, просто наслаждаясь бегом, ковром из листьев под ногами. Это была ее свобода. Все что она чувствовала и предвидела еще в поезде. Животная природа звала в свои объятия.

Дальше провал.

Лия окончательно проснулась дома, у бабы Клавы. Снова полдень. Новый день. События прошлого дня были как в тумане, необычном, зеленом, густом. Это кардинально отличалось от снов, где она видела Сокола.

– Набрала хворосту? – спросила старушка.

– Я не помню, – честно призналась Лия, смущенно потупив взгляд.

– Не ходи больше в ту сторону. Я же тебе с детства запрещала туда ступать. Там живут злые силы, – произнесла баба

Клава. – Держи настойку, это должно помочь. От всех хворей помогает и тебе поможет.

Выпив травяной чай, девушке и правда, полегчало. Стало ясно на уме и тепло на душе.

– Баба Клава. А моя мама была нормальной? – спросила Лия.

– А что такое быть нормальной? – хитро уточнила старушка.

– Быть человеком, я думаю.

– Каждый из нас самостоятельно выбирает, кем быть. Запомни это.

– А у тебя остались еще книги? Те, в старинных кожаных переплетах. Там где сказки разные?

Бабушка кивнула в знак согласия.

Совсем скоро Лия листала пожелтевшие страницы, хранившие вековые традиции здешних мест. Друзьями из живности рыжая пока не обзавелась, поэтому пододвинула любимый кактус поближе.

– Лямзик, ты главное не бойся, я рядом, – прошептала она.

Храбрый друг с колючками ничего не боялся. Тем более обычное чтение книги не сулило никаких неприятностей.

В детстве, рыжая часто листала старинные переплеты своей бабы Клавы, с восторгом рассматривая разноцветные картинки.

– Леший, – пробормотала рыжая. – Леший похож на человека, одетого в звериную шкуру. Его часто наделяют и другими признаками животного – хвостом, рогами, копытами. Леший легко может изменять рост: вырастать выше деревьев, или становиться ниже травы. В лесу он ведет себя как хозяин: перегоняет с места на место зверей, следит за ростом деревьев, грибов и ягод. Особенно тесно леший связан с волками. Его называют волчьим пастырем. Леший всегда враждебен к человеку. Поэтому, попадая в лес, необходимо быть предельно осторожным, чтобы нечаянно не оказаться во власти лешего. Он может испугать, завести в глухую чащобу, лишить охотничьей добычи.

– Все запомнил, Лямзик? Предельно осторожным, – подняв указательный палец вверх, напомнила девушка.

– Водяной, – продолжала Лия вести беседу со своим молчаливым собеседником.

– Согласно поверьям, водяной живет в самых глубоких местах: речных омутах, водоворотах, мельничных запрудах.

Усадьба водяного находится под толщей воды, в темной глубине. Водяной выглядит как высокий мужчина или безобразный плешивый старик, опутанный тиной, с длинной зеленой бородой и большим брюхом.

– Брр… Какой гадкий, – пробормотала Лия рассматривая рисунок с изображением водяного. – Леший поприятнее будет, ты как думаешь? – спросила Лия.

Получив, как ей показалось, утвердительный кивок от зеленого, Лия вернулась к чтению.

– Что тут у нас дальше? – пролистала пару страниц вперед, и продолжила, – Ведьмак, – гласил заголовок. – Ведьмак является персонажем исключительно восточнославянской демонологии. В здешних местах большая редкость. Он имеет две души: человеческую и демоническую. Может быть враждебным и дружественным к человеку. Ведьмак выглядит как обычный мужчина с бородой. Обладает «дурным глазом», и если человек смотрит в этот глаз, то может заболеть и даже умереть. Внешний мир ведьмак видит перевернутым. Он может незаметно вынуть у человека глаза и затем вернуть их на место или подменить. Причиняет вред людям, наводит на них порчу, отбирает молоко у коров, превращает людей в волкодавов. Он может превратиться в коня, волка и даже мотылька. Ведьмак знает всех ведьм и колдунов в округе и может управлять ими. Ведьмак летает на шабаш, иногда возглавляет его. Перед смертью ведьмак обязан передать свою силу и знания какому-либо продолжателю рода, или даже человеку. В ином случае он не может умереть. Тело будет стареть, но разум жить вечно.

– Ничего себе, – ахнула Лия. – И как ты прикажешь такого убить?

Не получив от Лямзика ответа, рыжая продолжила:

– Даже после смерти разум ведьмака продолжает действовать, причем чаще всего на благо людям. Например, ведьмак охраняет свое село, не пропуская туда мертвецов и упырей. Однако если вовремя не принять соответствующие меры, после смерти ведьмак сам может стать упырем. Чтобы этого не произошло, умершему ведьмаку следует отрубить голову, положить его в гроб лицом вниз или забить в могилу осиновый кол.

– Это уже интереснее. Занятный персонаж. Ну, прям граф Дракула славянского разлива, – засмеялась рыжая бестия, проверяя свои зубы.

– Лямзик, а у меня нет клыков? А то мне кажется, я тоже могла бы быть вампиршей. Меня иногда тянет на кровь, и мясо сырое.

Лия сидела над самой большой из книг бабы Клавы. Два часа пролетели как мгновение. Такие необычные знания захватывали девушку все больше и больше, погружая в мир местного фольклора.

– Кто у нас есть еще? Обротни. Хм. А вот это уже интереснее! – пронеслось в рыжей голове.

– Раньше во главе рода стояло животное, умеющее превращаться в человека. Оно выбирало невинную деву и начинало свой род. Все чистокровные этого рода превращались в это животное. Родоначальник мог уйти и оставить свою женщину главной. Она была избранной. Обращение в волка было уподоблением одному из наиболее почитаемых и могущественных, наделяемых сверхъестественными силами зверей. Имя этого зверя было настолько священным, что его нельзя было произносить вслух, поэтому вместо «волк» говорили «лютый», а мужчин некоторых племен называли «лютичи»…

Девушка быстро пролистала книгу до конца.

– И совсем не страшно, – вынесла свой вердикт Лия.

На пол упал листок, явно вырванный из книги.

– Домовой, – прочла рыжая. – Домашний дух – охранитель дома и семьи. Первоначально охранителем дома являлся умерший предок – основатель рода, первый хозяин родового дома. В таких духов славяне верили еще во времена язычества. С годами индивидуальные черты утратились, и из предка домовой превратился в домашнего духа-охранителя. Его называют и по месту «проживания» – голбечник, запечник, подпечник, и почтительно – избяной большак, дедушка, добро-хотушка, хозяйнушко мохнатый, кормилец.

Осознав прочитанное, Лия прыснула от смеха. Случайно глянув на обратную сторону листочка, обнаружила написанное от руки слово.

– Тишка, – произнесла она.

– Ап-чхи! – раздался чей-то чих.

Вдруг из старой печи выпрыгнул черный пушистый маленький комочек. Громко откашлялся и произнес:

– Я – Тихон, а не Тишка!

На Лию смотрело странное существо. Крошечный рост, весь грязный от золы, смешные ушки как у котенка, длинные седые усища.

– Ты кто? – только и спросила рыжая.

– Это я тут задаю вопросы! – грозно произнес коротышка. – Кто Тихона вызывал без надобности?

– А, я – Лия.

– Вот с этого и начинать нужно было. Слыхал про тебя. Хозяйка предупреждала. Наставление давала присматривать за тобой, – забормотал старичок.

– А чего худющая такая? Одни глазюки! Болезненная небось? – ковыряясь в носу спросил Тихон.

– Почему болезненная? – обижено пробормотала зеленоглазая. – Здоровая.

– Значит так, малохольная! Мне, как видишь, не одна сотня лет! Перехожу из поколения в поколение, этого древнего славянского рода. Охраняю дом и его домочадцев. Неуважения не потерплю! – строго пропыхтел мохнатый хранитель очага, смешно грозя крохотным пальчиком у лица Лии.

Рыжая только и могла кивать головой, смотря на домового, да ближе к себе прижимать Лямзика.

– В доме не сорить, чужих не водить, Тихона вовремя кормить! – продолжал распоряжаться забавный персонаж бабушкиных сказок.

– Баба Клава! Тут домовой! – закричала Лия.

– Эй… Чего сразу звать кого-то надо? Разве мы плохо с тобой договаривались? – голос Тихона осип. – Если хочешь, можешь мусорить и водить, кого захочешь, это я так, к слову…

– Баба Клава! – еще громче заорала Лия.

– Что такое, дочка? – баба Клава вошла в избу.

– Вот! – указывала она в сторону раздражителя ее спокойствия.

– Хрясь, – раздался свист метлы.

В глазах Лии потемнело.

– Ты что натворил окаянный!? – запричитала бабка.

– А че она?! Это была самозащита, – оправдывался домовой.