Когда ехал к Молли утром в понедельник, весь праздничный день у меня уже был распланирован. Отвезу мальчиков в сафари-парк Лонглит. А потом, когда вернусь, спрошу у Молли, не сможем ли мы поговорить. Может быть, схожу за китайской едой или чем-то еще, после того как мальчики лягут спать. Тогда мы сможем серьезно поговорить о дальнейших переговорах. О том, как можно бы организовать несколько встреч, на которых могли бы обсудить все что случилось, и что мы хотим в будущем – нечто вроде консультаций, но без консультанта. Я бы не стал брать на себя никаких обязательств, никакой романтики, никакого секса, лишь серьезные разговоры. И дал бы ей понять, что лучшая наша надежда – это что мы сможем выйти из всего этого как друзья, настоящие друзья. Не больше и не меньше.

Я постучал в дверь Молли настолько тихо, как только мог, – не имел понятия, находится ли Питер по ту сторону окна. Она открыла, и выглядела хорошо, лучше, чем я видел ее в последнее время. На ней была лишь красивая хлопчатобумажная блузка и льняные брюки, но выглядела она свежей, здоровой и, да, сексуальной.

Я посмотрел в сторону тренажерного зала, она улыбнулась:

– Все в порядке. Думаю, он уехал на выходные в Уэльс. Как бы то ни было, его нет.

– Хорошо.

– Я не сказала, куда ты их везешь. Но уверена, что им понравится. Погода для прогулки вроде хорошая.

Тут как раз вышел Джейми, и я сказал:

– С помощью твоей мамы мы выяснили, что другой твой зоопарк – Лонглит. Я подумал, что мы могли бы съездить туда на день. Как тебе?

Он посмотрел на меня, потом вынул наушник от своего айпода и спросил:

– Что?

– Ты не должен говорить: «что?» Ты должен сказать: «прошу прощения». И повторил свои слова, к этому моменту к нам присоединился Бен.

Джейми выглядел довольным, но тут Бен спросил:

– А мама едет?

Я посмотрел на Молли и подумал: а почему и нет? И ответил:

– Да. Конечно, мама тоже может ехать, если захочет.

Лицо Молли просияло.

– Я лишь соберу вещи, – и она повернула обратно в дом. Мы с мальчиками пошли к моей машине, стоявшей на парковке, и уже почти дошли до нее, когда нас догнала Молли.

Всегда прямолинейный Бен сказал:

– Если мама едет, можем мы сесть в ее машину? Там сзади – лучше, чем у тебя, папа.

Я посмотрел на нее.

– Вести придется тебе. Моя страховка не покрывает твою машину.

– Не проблема, – сказала она, и мы направились к гаражам.

Пока она вела машину, я размышлял, правильно ли поступил. Смогу ли я прожить этот день, не поддаваясь многозначительным, вопросительным взглядам и мучительным паузам, которые, как я подозревал, мне предстоит выдержать? Но если повезет, оба мальчика не дадут нам нормально поговорить.

– Вчера вечером я ужинал с Пирсом и Жанетт, – сказал я, чтобы завязать нейтральный разговор.

– О, да? И как они?

– Они в отличной форме и хорошо себя чувствуют, а еще они стали бабушкой и дедушкой.

– Эстер родила? И кого же?

– Маленького мальчика, назвали Эдуардом.

– И они довольны?

Я рассмеялся.

– Довольны – не то слово… – и мы весело болтали о Макбейнах, воспитании детей и даже об односолодовом виски.

Потом я вспомнил:

– Жанетт сказала, чтобы ты ей позвонила. Она хотела бы с тобой увидеться.

Лицо Молли вытянулось, я видел это, даже когда она ехала, глядя прямо перед собой.

– Все в порядке. Я рассказал им все. Или почти все. Просто ради прояснения. Но они знают все о маленьких играх Питера и Сьюзен.

– И что говорят по этому поводу?

– Вообще-то ничего. Если уж на то пошло, они не критиковали никого из них. Но не думаю, что это одобрили.

Я посмотрел на заднее сидение, откуда доносились странные звуки. Джейми был полностью поглощен своим айподом, и из его угла доносилось обычное «Вшуухх», «Вшуухх». Бен играл в какую-то электронную игрушку, периодически издававшую звуки «пинг» и «донг-донг-донг-донг». Думаю, мы с Молли можем обсуждать все что угодно, не будучи подслушанными, если только оно не будет включать сексуальные или бранные слова, на которые у маленьких мальчиков, похоже, есть радар.

Я решил хотя бы спросить о Сьюзен.

– Как относишься к тому, что она сделала?

Лицо Молли омрачилось.

– Кто? У меня нет матери, по крайней мере, отныне нет.

Я рассмеялся, и она бросила на меня косой взгляд.

– Я серьезно. Честно говоря, не думаю, что хочу с ней знаться. Даже если бы она извинилась, я не думаю, что смогла бы ее простить. Я много об этом думала, и мне кажется, что я была бы счастливее, если бы никогда ее не видела, никогда не разговаривала с ней. Не знаю, как буду с ней общаться, когда она вернется в Бристоль.

Я подумал, не сказать ли ей, что ее родители, скорее всего, разведутся, но решил, что это – не мое дело. Поэтому лишь сказал:

– Наводи мосты, когда придешь к ним.

– Да. Может быть, Ральф сможет приходить в гости к нам с мальчиками без нее.

Я знал, насколько глубоко она переживает по этому поводу, и должен сказать, что от всей души с ней согласен, но это казалось очень печальным и, возможно, пагубным в будущем.

Езды было час, но мы уже стояли в очереди в кассу, когда Молли обратилась ко мне:

– Крис, сегодня ты должен меня простить, если иногда я буду казаться слегка молчаливой. За последние несколько лет я привыкла жить с моментами грусти, когда испытывала чувство вины или печали из-за случившегося. Но за все время, что я с тобой, это будет первый раз, когда я, скорее всего, буду грустить из-за того, что сделала с Питером.

Я сжал ее колено.

– Все в порядке. Просто поговори об этом, а потом забудь обо всем.

Она слабо улыбнулась.

– Не могу забыть, пока не исправлю.

Ну, вот! – Я подумал, что это – начало кампании на сегодня. Поэтому, как благочестивый трус, я вышел из машины, чтобы пойти и купить билет в кассе.

Когда вернулся в машину, она выглядела бодрее, и мы с удовольствием проехались по огороженным участкам с животными. Джейми даже вытащил из ушей свой айпод, так что, наверное, это было здорово. Забравшихся на машину мартышек и человекообразных обезьян было не много, и не из-за отсутствия желания у обоих мальчиков. На участке со львами прекрасная львица решила прогуляться по дороге прямо перед нашей машиной, что очень порадовало наших пассажиров на заднем сиденье.

После того как объехали все участки с животными, мы поехали на парковку, где я поговорил с Джейми о том, что он может оставить свой айпод в машине, пока мы будем обедать и наслаждаться днем. Победив его, мы отправились на поиски места, где можно поесть.

Мальчики уже далеко опередили нас, когда Молли сказала:

– Мне нравится, что ты воспитываешь Джейми, когда это необходимо. Питер всегда боялся это делать. Говорил, что это – мои дети и моя ответственность. Думаю, больше из-за того, что не хотел, чтобы его не любили.

Я просто сказал:

– Он – мой сын, я о нем забочусь. И забочусь о нас как о семье.

– И где же ты сейчас находишься в своих размышлениях о том, как вернуть все на круги своя?

Я наблюдал за мальчиками и оценивал нашу прогулку, полагая, что у нас есть минут пять, прежде чем мы доберемся до ресторана.

– Ну, я думал о том, чтобы предложить нам регулярно встречаться, скажем, два вечера в неделю, чтобы поговорить. Просто говорить. Ну, может быть, мы могли бы и поесть. Но говорить о том, что случилось, что мы чувствуем, чего хотим. Обо всем, что угодно, думаю. Но в полуофициальной обстановке, за столом или лицом друг к другу в мягких креслах.

Я взглянул на нее, но она просто внимательно слушала.

– Можем воспользоваться моей квартирой. Уверен, что Ральф мог бы посидеть с детьми какое-то время, а если знаешь подходящую няню, я заплачу.

Я опять сделал паузу, но она все еще никак не реагировала, поэтому я добавил:

– Это – всего лишь идея. Что скажешь?

Она посмотрела на меня.

– Никаких консультаций?

– Нет. Я думал, что ясно выразился. Мне это совсем не нравится.

– Ты не станешь возражать, если параллельно я буду говорить с консультантом? Просто у меня, похоже, очень много багажа, и мне очень хочется говорить с Хизер.

– Не проблема. Если считаешь, что это поможет, то действуй.

– Ладно. А какова, по-твоему, цель этих разговоров? Нет смысла чего-либо делать, если не знаешь, чего хочешь добиться.

– Того, о чем я уже говорил, – что где-то в конце концов мы найдем способ простить, стать друзьями и жить дальше.

Она остановилась и повернулась ко мне.

– Тогда нет.

Вот это сюрприз! Меня не удивила идея с консультантом, и я мог бы смириться с тем, что она захочет изменить частоту, или место, или вынести что-то за грань. Но не простого «нет»?

– Почему «нет»?

– Ну, ты очень четко сказал, чего хочешь. Поэтому и я буду предельно открыта. Я не готова прилагать много усилий, принимать то, что, вероятно, будет довольно болезненным, ради цели, которой не хочу. Я люблю тебя, всегда любила. Я не стану начинать того, что не даст мне возможности вернуть тебя. Возможно, ты ищешь дружбы, а я буду искать партнерства и любовных отношений. Хочу вернуть своего мужа.

– В данный момент один из них у тебя есть, – сказал я и тут же пожалел об этом. – Прости, это было дёшево.

Я оглянулся.

– Идем, нам лучше догнать мальчиков.

Бывают моменты, когда ты ничего не можешь сделать правильно. В ресторане я как раз объяснял Бену, что он больше не может есть бургер, когда нас догнала Молли. Она мне прошептала:

– Давай, позволь ему. Сегодня у нас праздничный день, и здесь бургеры настоящие, приготовленные из настоящей говядины. Я, пожалуй, тоже съем один. – В этот момент Джейми тоже выбрал бургер, так что, в итоге их ели мы все. И они были очень вкусными.

За обедом Бен поднял голову и бесхитростно спросил:

– Ты уже попросил прощения, папа?

Я поднял голову.

– Нет. Но прошу.

Молли оставалось только спросить:

– За что ты просишь прощения?

– У мальчиков есть теория, что если я попрошу прощения за то, что сделал не так, из-за чего мы расстались, то ты разведешься с Питером и позволишь мне вернуться жить к вам. Очевидно, что такое сработало для отца Динго Робертса.

Молли повернулась к мальчикам.

– Это не ваш папа должен просить прощения, а я. Он не сделал ничего плохого, это сделала я. И я надеюсь, что однажды он меня простит.

Это опять поставило меня в тупик.

– И я хочу, чтобы вы оба поняли, что я на самом деле надеюсь, что однажды смогу простить вашу маму. Но то, что я ее прощу, не означает, что мы сможем вечно жить вместе. Однако мы оба очень любим вас обоих и постараемся сделать так, что, что бы ни случилось, вы были любимы, в безопасности и часто виделись с нами обоими.

Бен поднял голову:

– Я не помню, когда бы ты был дома, папа. Так что, это – не проблема.

– А я помню. Это было до того, как мама вышла замуж за Питера. И все было лучше, намного лучше. А сейчас мама разводится с Питером… – Джейми вдруг посмотрел на меня умоляющим взглядом. Не знаю, что он прочел в моих глазах, но закруглился. – …Неважно…

Боже! Как же мне паршиво!

Конечно, едва мы закончили есть, как мальчики захотели уйти. Поэтому я предложил Молли найти место на солнышке и позволить мальчикам немного побегать по траве.

Когда мы уселись, я сказал:

– Итак. Я не думаю, что моя идея закрывает для тебя какие-то возможности, более того, считаю, что она дает их тебе. Но давай придадим ей более четкую структуру. Ничего из этого не запечатлено на каменных скрижалях, это – всего лишь идея, но как насчет того, чтобы встречаться по вторникам и четвергам, скажем, у меня дома. Тогда выходные останутся свободными, и я смогу видеться с мальчиками, иногда всей семьей, а иногда – только мы с ними, а решать будем по обстоятельствам. И это значит, что если мы м впрямь захотим сойтись как пара, то все равно останутся традиционные вечера пятницы и субботы.

– Если ты не будешь развлекаться где-нибудь без обязательств. Или Майре не понадобится ужин, приготовленный для нее. – В голосе Молли по-прежнему звучала горечь.

– Оставь Майру в покое. Она – мой друг и ничего больше. Я уже говорил тебе об этом, и если ты не можешь с этим смириться, то зачем тогда вообще беспокоиться?

– Прости, – сказала она, поспешно отступая.

– А что касается остального, что ж, я полностью доверяю тебе и этому процессу, поэтому исключаю все остальное, пока мы не придем к тому моменту, когда оба согласимся, что это безнадежно.

Она поморщилась.

– Подозреваю, что это будет казаться безнадежным очень часто. Это будет нелегко.

– Нет. ОК. Тогда давай пообещаем, что, как бы ни было тяжело, и как бы ни закончился вечер, мы придем в следующий раз, что бы ни случилось. Даже если ты уйдешь в слезах или я выставлю тебя за дверь, в следующий вторник или четверг мы вернемся. Пока мы оба не согласимся, что это не работает, и нам придется рассмотреть альтернативу.

Я сделал паузу, ожидая ответа, но его не последовало.

– Послушай, просто подумай об этом. И в то же время ты можешь встречаться с этой женщиной Хизер.

Я сидел и смотрел на нее, а она молча смотрела в ответ, ища на моем лице сам не знаю что. После паузы я встал и сказал:

– Давай, пока будешь об этом думать, пойдем и посмотрим еще кое-что. Предлагаю осмотреть как бы напоследок, чтобы успокоиться, этот дом. По-моему, там, в подвалах, есть ресторан, где подают чай со сливками. Это должно привлечь мальчиков.

Я огляделся: Бен и Джейми опасно приблизились к краю озера.

– Ну же, вы оба, давай пойдем и посмотрим что-нибудь еще. Кто хочет поблуждать в лабиринте?

Мальчики направились ко мне, а я огляделся в поисках Молли. Она все еще сидела на скамейке. Я вдруг понял, что что-то не так, и побежал обратно. Она сидела там же, где я ее оставил, но по ее лицу текли слезы, и ее сотрясало от сильных рыданий.

– Эй, в чем дело? – Я сел рядом с ней, и она как бы прижалась ко мне, когда я ее обнял. Подошли мальчики и молча стояли, и смотрели на свою мать.

Я пошарил в кармане и нашел несколько монет.

– Вот, идите и купите себе по мороженому, – и протянул Джейми деньги, после чего просто обнял ее.

– Ну же, говори. В чем дело? Я просто предложил вариант развития событий, думал, что это – то, чего ты хочешь. Внеси изменения, оставь на некоторое время, подумай, а потом предложи альтернативу. Это – всего лишь идея.

Она продолжала плакать, а я продолжал ее обнимать. В конце концов, я почувствовал, что рыдания стихают. И она сказала тихим голосом:

– Недавно по телевизору показывали рекламу. В ней женщина плачет от всего сердца в объятиях своего мужа. Сидя на такой же вот скамейке. И голос за кадром говорит о том, насколько разрушительно известие, что у вас – рак, что вам придется попрощаться с детьми, с любимыми. Одна из благотворительных организаций по борьбе с раком призывает к сбору средств на исследования. Только в конце понимаешь, что она плачет от счастья, что с ней все в порядке, и у нее ремиссия, что угроза снята. Именно так чувствую себя я: может быть, я смогу вернуть свою жизнь. Что у меня есть шанс.

Я увидел, что мальчики возвращаются с мороженым.

– Давай. Высморкайся и улыбнись, мы же должны получать удовольствие.

Она проигнорировала меня, но быстро спросила:

– Ты ведь серьезно, правда? Что мы будем встречаться два раза в неделю, только ты и я, и что сможем говорить о чем угодно? И что будем делать это столько, сколько потребуется? И что у нас будет еще несколько таких семейных дней? Ты ведь это серьезно, правда?

– Да. Серьезно. Клянусь.

Подошли мальчики, и Джейми спросил:

– Ты в порядке, мама?

Она посмотрела на него.

– Да. Я в полном порядке. Твой папа сказал, что будет говорить со мной и даст мне шанс попросить у него прощения.

– Тебе придется сказать, что ты очень, очень сожалеешь, – высказал предположение Бен.

– О, об этом он и так уже знает. Но я была очень, очень непослушной и очень обидела твоего папу. И он очень на меня сердит, но обещаю, что постараюсь сделать так, чтобы он поверил, насколько я сожалею и постараюсь, чтобы он вернулся к нам в дом.

Черт! Теперь я буду плохим парнем, если у них не будет сказочного конца. Если бы она видела взгляд Джейми во время обеда, то никогда бы так не сказала. Ей не следовало настолько сильно завышать их ожидания.

– Он не выглядит чересчур сердитым, – возразил Бен.

– Не выглядит. Но я очень, очень сильно обидела твоего папу, глубоко внутри. И мне понадобится много времени, чтобы убедить его, что я и впрямь сожалею, и что вернуться к нам домой ему безопасно. Но я сделаю это, клянусь тебе, что сделаю. И не хочу, чтобы ты его пилил, потому что потребуются недели и недели, чтобы все исправить. – Она посмотрела на меня. – Я клянусь, что сделаю так, чтобы тебе было безопасно вернуться домой, я сделаю это. Должна.

Я не собирался спорить перед мальчиками.

– Мы поговорим, а там посмотрим.

Остаток дня мы провели на остальных аттракционах. В лабиринте мы разделились на две пары: Молли с Джейми и Бен со мной. Первыми до центра добрались Джейми и Молли, а затем они же первыми выбрались наружу. Джейми поклялся, что знает один секрет, так что, нам пришлось повторить, только на этот раз мальчики против родителей. И, к сожалению, победили мальчики. У Джейми есть сложнейшая теория, которая, похоже, имеет больше общего с Гарри Поттером, чем с логикой, и уж точно ничего общего не имеет с удачей, которая была моей теорией.

Весь день, проведенный с Молли, был похож на общение с влюбленным подростком. Она не переставала улыбаться и, по-моему, ни разу не отвела от меня глаз. А когда мы шли бок о бок, ее рука так удобно болталась на случай, если мне понадобится ее взять.

Когда мы зашли в Лонглит Хаус, мне нужно было что-то сказать.

– Я чувствую себя поп-звездой, у которой есть личный фанат. Успокойся, а то я засмущаюсь и сбегу.

Я явно не мог сказать ничего такого, что могло бы ее расстроить. Она улыбнулась.

– О, просто я чувствую себя одновременно такой взволнованной и такой расстроенной. Я хочу тебя схватить, поцеловать, обнять и не могу. Хочу откупорить бутылку шампанского и выпить за наше здоровье и счастье.

– Ну, я никогда не возражал против того, чтобы выпить шампанского. Но все, что мы согласились сделать, – это начать процесс, который, вероятно, будет самым трудным и некомфортным из всех, что мы когда-либо делали. И никто из нас понятия не имеет, чем все это закончится. Тебе не стоит так уж надеяться на мальчиков. Уверен, что они бы хотели, чтобы мы снова были вместе, но я все равно не думаю, что это очень вероятно.

Она улыбнулась.

– Это гарантировано.

Спорить с ней было невозможно. Я и не пытался.

***

Вернувшись к ним домой, мы с Молли были на кухне, пока она готовила мальчикам еду и вообще болтали о том, как прошел день, когда в дверь кухни постучали.

Молли открыла, и там оказался Питер. Он вошел и сразу же увидел меня.

– О. Это ты, – сказал он, явно разочарованный.

Сразу же возникла неприятная атмосфера, и первой заговорила Молли:

– Что тебе нужно, Питер?

Он посмотрел на нее.

– Я надеялся, что сегодня вечером мы сможем поговорить об этом. – Он взглянул на меня. – Пока не поздно.

– Нет смысла.

– Что он вообще здесь делает? Это все еще мой дом, и я не хочу, чтобы он был здесь.

Я решил, что пора сказать хотя бы что-то.

– Мы только что вернулись с прогулки. Мне разрешено видеться с сыновьями, даже если они живут в доме Молли и твоем.

– Мы все ездили в Лонглит. Помнишь, как раньше? Когда ты «выиграл» билет в лотерею? – спросила она.

Мне показалось, что слово «выиграл» прозвучало по всей комнате, и, возможно, на мгновение в его глазах мелькнуло сомнение, но он просто ответил:

– Да, помню. Я хотел поговорить с тобой именно о тех хороших временах, о тех хороших воспоминаниях, которые остались у нас.

Я подумал, не собирается ли Молли вывалить на него всю его ложь о билетах в Лонглит и прочем, но она просто тихо сказала:

– Я же говорила, в этом нет смысла. Я сейчас готовлю мальчикам еду. И Крис здесь. Я же сказала тебе, что подумаю, как найти время, чтобы ты мог высказаться, но не сейчас.

– Значит, сегодня вечером? Я уверен, что он не задержится.

– Может, я и должна дать тебе шанс сказать все что ты хочешь, но это ничего не изменит. И уж точно это не срочно. А теперь, Питер, пожалуйста, просто уходи.

– Ты – моя жена. Я тебя люблю. Я не хочу, чтобы меня вот так выгоняли из моей собственной кухни.

Я засомневался, стоит ли что-либо говорить, но все же сказал:

– Молли же попросила тебя уйти. Возможно, будет лучше, если ты так сделаешь. Уверен, что у тебя еще будет шанс сказать все что ты хочешь, но пока, пожалуйста, оставь это.

– Ты не смеешь указывать мне, что делать. Я – ее муж. Это – мой дом. – Он посмотрел на меня, и его голос повысился. – Я хочу, чтобы ты ушел. Сейчас же.

– Нет. Я не в восторге от безопасности Молли, когда ты так нервничаешь. Я не уйду, пока не увижу, как уйдешь ты, а Молли не закроет за тобой дверь. Прости. Чтобы высказаться, тебе придется найти другое время.

Мы долго стояли лицом к лицу за кухонным столом, а потом его плечи поникли.

Он посмотрел на Молли.

– Я ни за что не причиню тебе вреда. Ты ведь знаешь, что не причиню, – и вышел за дверь, громко захлопнув ее за собой.

Я посмотрел на Молли, из нее уходило напряжение.

– Ты должна съехать. Тебе нельзя жить здесь до конца бракоразводного процесса, а это займет месяцы.

Она пожала плечами.

– Мне некуда идти.

– Утром я попрошу Кэрол заняться этим. Уверен, мы сможем найти какой-нибудь меблированный дом, чтобы снять его на несколько месяцев. Но все равно очевидным выбором будет поехать к Ральфу.

– Туда я не поеду. Скоро вернется Сьюзен, я в этом уверена. – Она вздохнула. – Наверное, мне придется привыкать терпеть ее, быть с ней вежливой, но я и впрямь не смогу жить с ней под одной крышей. Не хочу даже находиться с ней в одной комнате. Я не могу туда съехать.

Я подумал: Мне придется встретиться с Ральфом и попросить его убедить ее.

– В каком состоянии находится развод?

– По состоянию на четверг он так и не ответил на письмо моего адвоката. Поэтому она готовит ходатайство насчет моего развода с ним. На основании непримиримых разногласий. Нам пришлось проявить некоторую изобретательность. Главными были его чрезмерные сексуальные запросы. Все кончится тем, что я разведусь с ним из-за его желания того, что тебе бы я отдала в одно мгновение. Если бы он только знал, но он узнать не должен.

– У нее есть какие-нибудь предположения, когда он получит ходатайство?

– Ну, она говорит, что суды сейчас решают эти вопросы довольно эффективно. Завтра днем я поеду, чтобы все подписать, она отправит это в суд, и, думаю, свою копию он получит примерно в конце недели.

– Тогда к этому времени ты должна отсюда съехать.

– Почему? Он прав, он никогда не причинит мне вреда.

Я сделал паузу, подбирая слова.

– Мне кажется, в нем есть что-то от избалованного ребенка. Думаю, он может закатить ужасную истерику, если кто-то станет отнимать у него пакет со сладостями.

Она улыбнулась.

– Да, в нем есть что-то от маленького школьника. И прошлым вечером он был немного маниакален и, вероятно, мог бы снова стать таким сегодня. – Она сделала паузу и вздохнула. – Может, ты и прав. Я подумаю.

– Не думай, а действуй.

Она стояла и смотрела на меня несколько мгновений, затем я сказал:

– Думаю, мне пора. Он, наверное, подгадывает время, а я не хочу, чтобы тебе было еще более неловко. Увидимся завтра вечером у меня дома?

– Да. – Она сделала паузу. – Скажи, что это пугает тебя так же сильно, как и меня.

Я улыбнулся.

– Возможно. Но завтрашний вечер должен быть легким. Думаю, нам нужно обсудить лишь основные правила, то, что у нас на повестке дня, и тому подобное.

– Я приеду, как только мальчики будут уже в пути. В восемь тридцать или девять часов.

Я поцеловал ее в щеку и сказал, что попрощаюсь с мальчиками, а потом уйду. Проходя мимо тренажерного зала, я увидел, что Питер стоит и наблюдает за мной из тени внутри. Я надеялся, что Молли заперла за мной дверь.

Я поехал прямо к Ральфу. Он впустил меня и предложил выпить, от чего я отказался.

Когда мы расположились в гостиной, я посмотрел на него.

– Сегодня я согласился разговаривать с Молли.

Он посмотрел на меня, его глаза были полны вопросов, но все, что он сказал – это:

– Хорошо.

– Я надеялся, что ты сможешь нам помочь. Я предложил, чтобы по вечерам во вторник и четверг она приходила ко мне в квартиру, чтобы мы могли поговорить обо всем, что случилось, что мы чувствуем, чего хотим. Но это значит, что ей понадобится няня для детей.

– С удовольствием. Я с ней поговорю.

Я помолчал, потом спросил.

– Как Сьюзен?

– Хотел бы я знать. Вчера я пришел в паб пораньше. Взял себе кружку пива, а ее угостил сидром, который, как я знаю, ей понравится. И, как я тебе уже говорил, положил на стол оба письма и стал ждать. Все было очень мелодраматично. Она пришла, я встал и поцеловал ее, а потом мы сели. Она посмотрела на письма, поняла, что это такое, посмотрела на меня и сказала:

– Я этим не горжусь, но мне пришлось так сделать. Любая мать поступила бы так же.

Я указал на то, что не каждая мать стала бы лгать, мошенничать и обманным путем пытаться разрушить брак собственной дочери. Она сказала, что Питер влюбился в нее и будет гораздо лучшим мужем, чем когда-либо сможешь ты. Что на тебя нельзя положиться, если ты будешь ставить свою карьеру впереди Молли и детей. Я ответил, что это решать Молли, а не ей. Забрал письма и сказал, что нахожу это совершенно неприемлемым, и что если она хочет наладить свой брак, то ей лучше хорошенько подумать. И ушел. Даже не допил свою кружку.

– И что будешь делать?

– Хотел бы я знать. С тех пор я больше не думал ни о чем другом. Нелегко отказаться от тридцатилетнего брака. Но не знаю, что еще можно сделать. Хотя визит к адвокату кажется неизбежным.

– Ну, тебя никто не заставляет.

Наступила долгая пауза.

– Я подумал, что могу дать ей еще один шанс хотя бы попытаться все исправить. Подумал, что мог бы забронировать простой отпуск на Мадейре. Там должно быть много цветов. И перелет простой – с одной пересадкой. Международные отели с международной кухней. Ничего, что могло бы ей угрожать. Лучше всего, если она искренне извинится и согласится поехать со мной. Если же нет, то полечу один, а если она не захочет извиниться, когда я вернусь, что ж, тогда я получу свой ответ, не так ли?

– Думаю, да. Как думаешь, в ближайшее время Сьюзен сюда вернется?

Он мрачно улыбнулся.

– Нет. А если и вернется, то съеду я. А что?

– Дело в том, что мне нужно куда-то деть Молли и мальчиков. Не верю, что в ближайшие недели Питер не превратит ее жизнь в ад. Я пытался ей сказать, что она должна съехать. Думаю, она наполовину со мной согласна, но не знает, куда. Я сказал, что попробую найти место, но самое очевидное место – здесь. Не то чтобы ей надо бежать, просто нужно быть подальше от этого дома. Но она не хочет ехать сюда, боясь, что вернется Сьюзен.

– Утром я пойду навестить ее и поговорю. В любом случае я должен рассказать ей, как обстоят дела между мной и Сьюзен. Не волнуйся, Крис, я сделаю все, что в моих силах.

– Спасибо, Ральф. Это нелегко для каждого из нас. Все это чертовски запутанно.

Он издал смешок:

– Полностью согласен!

Вскоре после этого я ушел. А позже налил себе стаканчик на ночь и задумался. День прошел совсем не так, как я планировал, но, вероятно, закончился примерно так. Однако я понял, что мне придется приложить немало усилий, чтобы занизить ожидания.

***

На следующее утро в офисе я опередил Кэрол. Но она, принеся мне кофе и держа под мышкой ежедневник, спросила:

– Как прошли длинные выходные?

– Хорошо, – улыбнулся я.

Некоторое время она смотрела на меня, а потом сказала:

– У вас в глазах блеск. Вышла еще одна серия, не так ли? – она молча села и стала ждать.

Я все ей рассказал. Когда заговорили о Сьюзен и письме, ее лицо побледнело и стало жестким, но, кроме слов «тупая корова», сказанных с отвращением в голосе, она ничего не прокомментировала.

В заключение я сказал:

– Итак, вечера вторника и четверга на ближайшие несколько недель остаются неприкосновенными.

Кэрол посмотрела на меня с улыбкой и приподнятой бровью.

– А утро среды и пятницы не подходит для раннего подъема и встреч за завтраком?

– Почему же? Они прекрасно подходят для раннего подъема и встреч за завтраком.

Она выглядела разочарованной, но все, что сказала это:

– О.

– А как прошли твои выходные? – спросил я.

Ее лицо нахмурилось.

– Рик был в плохом настроении. Какой-то клиент наехал на него за то, насколько долго длится работа и сколько она стоит. Думаю, он бы с радостью бросил сантехнику и стал работать на строителей новых домов. Там платят не так хорошо, но в любом случае у него впереди всего несколько лет. Он, видите ли, немного старше меня.

– Работа была бы ничего, если бы не клиенты, а?

– Что-то в этом роде, – улыбнулась она и открыла ежедневник…

Поздно вечером она вернулась в мой кабинет.

– Крис, уже половина пятого, и вам пора уходить.

Я улыбнулся ее заботливости.

– Нет, не пора. Она придет не раньше половины восьмого. Там всего лишь час серьезного разговора, не более.

Кэрол выглядела разочарованной, и я предложил:

– Ты бы не могла сделать для меня кое-что? Могла бы принести мне пару бумажных блокнотов и пару ручек или карандашей.

– Нельзя делать это настолько по-деловому! Еще скажите мне, что я должна быть там, чтобы вести протокол.

– Хочу убедиться, что мы поговорили правильно. Не хочу, чтобы это превратилось в поцелуй и примирение, потому что это не сработает и станет нашей последней встречей. – Я посмотрел ей в глаза. – Поверь мне.

Она ушла и вернулась с блокнотами и карандашами, которые сложила в мой открытый портфель, после чего посмотрела на меня.

– Все зависит от вас, Крис, и вы должны сделать это по-своему. Но если хотите услышать мой совет, то это касается вас обоих, оба должны идти на уступки.

Я вздохнул.

– Ты права. Это потому, что я чертовски нервничаю. Но, по крайней мере, сегодня вечером я хочу соблюсти некоторую формальность. И хочу получить список всех аспектов всей этой неразберихи, чтобы мы могли убедиться, что поговорили обо всем.

Несмотря на то, что я доработал до шести тридцати, дома у меня хватило времени, чтобы съесть ужин из микроволновки и принять душ. К восьми тридцати я был вымыт, выбрит и одет как воплощение современного независимого холостяка, но при этом мог очень хорошо изображать нервную развалину, ожидающую своей участи. Я занялся тем, что проверял, все ли подготовлено правильно. Разложил бумажные блокноты и карандаши по обе стороны обеденного стола. Вино оставил в холодильнике, но поставил на стол бокалы и бутылку минеральной воды.

Она приехала незадолго до девяти. На ней был легкий летний плащ, и выглядела она хорошо. Поцеловав ее в щеку, я почувствовал знакомый запах духов, который ассоциировался у меня с ней.

– Так-то лучше. Ты пахнешь как-то правильно.

Она улыбнулась.

– «Анаис Анаис». Мне пришлось сходить и купить их.

Когда я вопросительно посмотрел на нее, она продолжила:

– Я расстроила тебя тем, что нанесла духи, которые подарил мне Питер. Поэтому подумала, что лучше пойти и купить те, которые покупал мне ты.

– Но я готов поклясться, что именно они были на тебе в первый вечер нашей встречи после моего возвращения сюда. Когда ты пришла в мою старую квартиру, чтобы поговорить о мальчиках.

– Да. Но в тот раз, когда мы обедали, я использовала последний флакон, что ты мне подарил. Помню, я сказала себе: не волнуйся, если все будет хорошо, он купит мне новый флакон еще до конца месяца. Это было до того, как в тот день все пошло не так.

– Неважно. Проходи. Позволь мне взять твое пальто. Не хочешь ли бокал белого вина?

Когда я принял у нее пальто, то понял, что под ним на ней – темно-синяя юбка и светло-голубая блузка. Я узнал юбку, которую она купила при мне. Считал, что она выглядит в ней великолепно, но та была немного коротковата, примерно сантиметров на тринадцать или пятнадцать выше колена. Она почти никогда ее не носила, говоря, что та слишком коротка для жены и матери. Меня это раздражало, у нее – прекрасные ноги, но больше всего раздражало то, что оно было той же длины, что и в магазине. Зачем же она его купила, если оно слишком короткое?

Она сказала, что выпьет бокал вина, и когда я вернулся из кухни с бутылкой, то обнаружил, что она просто стоит и смотрит на стол, накрытый для нашей беседы. Она повернулась и посмотрела на меня, я не смог прочитать выражение ее глаз, но она решительно пошла и села в одно из кресел, повернувшись спиной к столу.

– Я подумал, что будет полезно, если мы сохраним немного формальности. Это немного разрядит обстановку, – сказал я, наливая два бокала вина.

– Я здесь не для того, чтобы вести переговоры о заключении договора. Я здесь потому, что ты пригласил меня поговорить и построить что-то новое.

– Прости, – ответил я, – но, думаю, мне все же стоит делать пометки.

Я передал ей бокал с вином, взял блокнот и карандаш и сел в другое кресло.

– Прежде чем ты начнешь, Крис, у меня есть новости. Сегодня днем я подписала прошение о разводе. Теперь дело за судом.

– Ты говоришь очень буднично. Наверняка ведь это было немного эмоционально?

– Нет, не было. Может быть, и должно было быть, или меня это затронет позже, но не было. – Она сделала паузу, но я не видел, чтобы она пыталась скрыть эмоции, и продолжила. – Сегодня днем ко мне приходил Ральф. Сказал, что ему очень трудно свыкнуться с мыслью о том, что сделала Сьюзен, и что он начинает подумывать о разводе. Я же не знаю, что об этом думать: мои родители разводятся из-за того, как она вела себя, когда разводились мы. Знаю, что у меня с ней настоящие проблемы, и я бы хотела услышать, что она попробовала свое собственное лекарство – это очень плохо с моей стороны? – но хочу, чтобы он был счастлив. И не знаю, что для него будет большим счастьем – помириться с ней и принять то, что она сделала, или с отвращением развестись с ней.

– Ну, я склонен думать, что люди должны держаться подальше от чужих браков. Ей следовало держаться подальше от нашего, а нам – от их. Но я не слишком расстроюсь, если в будущем не смогу часто с ней видеться.

– То же чувствую и я. Но он – мой папа, и старался делать все, что в его силах. – В ее глазах заблестели слезы.

– Давай, выпей вина и вытри глаза. Ты ничего не можешь и не должна делать с Ральфом и Сьюзен. Все это чертовски неприятно, но мы здесь, чтобы поговорить о нашем будущем, и, насколько я понимаю, это гораздо важнее.

Она вытерла глаза и улыбнулась. Я заметил, что ее грудь мягко двигается под блузкой – лифчика на ней нет. Но пока я предавался похотливым мыслям, она продолжила:

– Да, правда. Но у этого есть и хорошая сторона. Ральф говорит, что не позволит ей вернуться, пока он сам не примет решение. Так что, я могу съехать жить к нему, хотя бы временно.

Я улыбнулся, мне и впрямь стало легче.

– Это и впрямь хорошая новость. И когда?

– Как можно скорее. Мы думали, что завтра.

– Тебе нужна помощь? Если смогу выкроить время, я это сделаю.

– Нет. Мы с Ральфом справимся с этим за несколько поездок на двух машинах. Но я хочу забрать все, что мне дорого и что я хочу сохранить у себя. Остальное он может оставить себе или продать, как договоримся.

Это напомнило мне, что я хотел узнать, каким будет финансовое урегулирование. Хотел, чтобы этот ублюдок хотя бы заплатил, желательно крупно, за свое участие во всем этом. Но, возможно, сегодня – не тот вечер, чтобы проявлять свою мстительную сторону.

Потому вместо этого я спросил:

– Итак, ты уже подумала, о чем хочешь говорить на этих встречах?

Она откинулась на спинку стула, скрестив ноги и позволив мне заглянуть ей под юбку. Я поднял взгляд на ее лицо и вдруг понял, что она осознает, что сделала, и какой эффект это произвело на меня.

Она посмотрела на меня.

– Буду рада, если инициативу ты возьмешь на себя. Мы будем делать все, что ты захочешь. – Она разомкнула ноги и снова скрестила их, но уже в другую сторону.

– Ладно, – улыбнулся я. – Ну, для начала я бы хотел, чтобы ты оказала мне услугу. Одевайся для этих сеансов поконсервативнее. Пожалуйста.

Она выглядела оскорбленной.

– Но… Но я думала, тебе понравится, как я одета. Это ведь ты всегда говорил, что я нравлюсь тебе в этой юбке, говорил, что у меня хорошие ноги. Я подумала, что если надену эту юбку…

– Без лифчика? Насколько знаю, ты ходила без лифчика только тогда, когда чего-то хотела, или когда я уговаривал тебя это сделать.

Теперь она выглядела потерпевшей крах.

– О! Прости. Я думала… надеялась… если бы мы только могли… ну, знаешь. Тогда… между нами все стало бы на свои места.

– Думаешь, наши отношения были одним лишь сексом? Ты ведь знаешь, что это не так. Ладно, я признаю, что он был важной частью отношений, и, вероятно, он лежит в основе того, что пошло не так, но просто прыгнуть в постель вместе – это ничего не решит. – Я сделал паузу и улыбнулся. – Даже если это и довольно приятно. На самом деле я не могу придумать более приятного способа провести вечер.

Она выглядела довольно пристыженной.

– Ты прав. Я знаю, что ты прав. – Она помолчала, явно раздумывая. – Но я бы хотела надевать немного сексуальную, особенную одежду. Я встречаюсь с мужчиной, которого люблю, с мужчиной, которого хочу. Мне необходимо знать, что я, как минимум, хорошо выгляжу, если мне придется разрываться на части, сталкиваться со своими самыми худшими эмоциями и поступками.

– Хорошо. Не могу возразить против того, чтобы ты хорошо выглядела. Но мне бы хотелось, чтобы ты не говорила, что любишь меня. – Она выглядела обиженной, но я продолжил. – Просто не понимаю, как после всего этого времени… Ну, я полагаю, если ты так чувствуешь, то должна рассказать о своих чувствах, ведь для этого и предназначены эти встречи. Но для меня это не имеет никакого смысла.

Наступила долгая пауза, пока мы оба пили вино, и я опять наполнил оба бокала, а сев, спросил:

– Так, о чем же ты хочешь поговорить?

Она выглядела удивленной.

– Я думаю, ты можешь говорить о чем угодно. У меня нет никаких проблем. Я совершила ужаснейшие ошибки, я виновата и не понимаю, как могла вести себя так, но об этом я буду говорить с Хизер. Сейчас же твое время.

– Значит, ты не хочешь ничего знать о Хелене? Или о том, какие у меня были отношения с Майрой? Или почему я никогда искал тебя, когда мы расстались? Или чем я занимался до встречи с Хеленой, или даже куда завели меня мои странствия?

– О! Да. Кое-что из этого меня мучает, но я думала, что не имею права спрашивать.

– Нет. Смысл нашей встречи в том, чтобы ты могла задать все интересующие тебя вопросы. Хотя ответы на некоторые из них тебе могут и не понравиться.

– Ну, я хочу знать обо всем, что ты сказал, кроме того, почему ты никогда не искал меня. Примерно два года этот вопрос меня и впрямь задевал. У меня был период, когда я очень злилась на тебя, но потом поняла, что сама не давала тебе повода для таких попыток. Не хотела, чтобы ты думал, будто я влюблена в Питера, но понимаю, что могла создать такое впечатление. Прости меня.

Я сделал пометку.

– Что-нибудь еще?

– Думаю, мне стоит об этом подумать.

Я посмотрел на нее, она выглядела напряженной, и знаю, что сам чувствовал напряжение.

– Мы должны сделать что-то, чтобы облегчить себе эти вечера. Есть шанс, что ты сможешь приходить пораньше?

– Ну, если мы будем жить у Ральфа, я знаю, что он с радостью накормит мальчиков и присмотрит за ними. Так что, в любое время.

Я встал, пошел и достал кое-что из ящика стола в углу комнаты.

– Вот ключ от этой квартиры. Приходи в любое время, когда захочешь. И мы можем здесь поесть, перед тем как начнем. Это может помочь, и в совместной трапезе есть что-то очень важное.

Она улыбнулась.

– Я бы этого хотела. Но ты не сказал, какие вопросы есть у тебя? Ты бы мог их записать.

И некоторое время мы работали над моим списком идей. Она была довольно конструктивна и ни в чем не отказывала. В какой-то момент у нас завязалась импровизированная дискуссия о Сьюзен и ее поведении. Молли сказала, что было несколько случаев, когда Сьюзен отговаривала ее от встречи со мной, но на самом деле останавливала ее физически лишь в тех двух случаях, о которых она мне уже говорила.

Я спросил:

– Почему? Почему, ради всего святого, ты позволяла ей отговаривать себя?

Она пожала плечами.

– Не знаю. Похоже, она считала, что так будет лучше. Что ты сам должен принять решение. Наверное, я ей поверила. Для меня это тоже не имеет смысла.

Я в недоумении покачал головой.

– Убийство своей тещи – это не геноцид тещ?

Она улыбнулась и сказала:

– Ну, думаю, на сегодня все, не так ли? Если только… – и она вновь скрестила ноги. Но на этот раз улыбалась, и я понял, что так она шутит.

Я улыбнулся.

– Интересно, как ты вышла из дома без лифчика? Ральф бы заметил, а ты бы этого не хотела.

– Я сняла его в машине. – Она сделала паузу, затем подняла на меня глаза. – Помнишь, когда я во всем призналась, ты сказал, что не можешь заниматься сексом, потому что боишься собственных эмоций?

– Да, помню.

– Ну, это заставило меня задуматься. Выйдя замуж за Питера я примерно через полгода поняла, что он меня не устраивает и никогда не устроит. Тогда начала читать то, что называется эротикой для женщин. – Она посмотрела на меня и едва не рассмеялась. – Ничего такого. Обычные книги в мягких обложках из книжных магазинов. Все очень респектабельно, ну, почти.

– И?

– И я проводила время за чтением, но с рукой в трусиках. Это и был единственный стоящий секс, который я получала. И, полагаю, именно эти фантазии подтолкнули меня к фантазиям о тебе, что так долго меня поддерживали. В общем, одна из этих книжек была слегка садо-мазохистской. На самом деле, н е слегка. В ней речь шла о молодой девушке, около двадцати лет, влюбившейся в мужчину постарше, увлекавшегося довольно тяжелым садо-мазо. Это было далеко от моего представления о развлечениях. Не знаю точно, почему я ее купила. Ну, во-первых, он ее порол, а она это поощряла. Это было ее отпущением грехов за все, что она чувствовала к нему, за то, что получала удовольствие от того, от чего не должна была. Тяжелое католическое чувство вины, полагаю.

– Прости. Я не занимаюсь садо-мазо. Я думал об этом во время своих путешествий. На какое-то время, когда ненавидел тебя и всех женщин, оно было привлекательным, но не думаю, что это и впрямь для меня.

– Нет? Хорошо. Но в каком-то смысле я поняла, что не отказалась бы от сексуального отпущения грехов. Может быть, это – одна из причин, по которой я хочу лечь с тобой в постель. Чтобы ты вошел в меня, чтобы я вновь стала твоей. Чтобы ты взял меня и использовал, и отметил меня каким-то образом, глубоко внутри, чтобы я знала, чтобы я чувствовала, что я – снова твоя женщина. Ты способен это понять? Насколько понимаю, если дать волю своим эмоциям в сексуальном плане, это не обязательно плохо.

Я чувствовал, что могу ответить ей легкомысленно или серьезно. Я выбрал серьезность.

– Ну, думаю, мы посмотрим, что будет, если и когда оно случится. Но обещай, что не станешь возлагать на меня больших надежд. Такое давление мне не нравится. И ты также должна снизить ожидания мальчиков. Если у нас ничего не получится, я не хочу стать плохим парнем.

– Прости, я знаю, что вчера перегнула палку. Я уже пыталась немного сдать обратно. Попробую поговорить с ними еще раз.

– Позаботься об этом, – сказал я, вставая.

Вечер был окончен.

После довольно напряженного прощания, когда так много думалось, но не говорилось, я взял себе виски, сел и задумался о том, что думаю об этом вечере. Решил, что, насколько могу судить, все прошло как нельзя лучше.

***

На следующий день, в среду, Кэрол встретила меня, пытливо приподняв бровь.

Я улыбнулся и сказал:

– Все хорошо, как и следовало ожидать. Довольно хорошо, я думаю. Мы поговорили, и, полагаю, это – уже начало.

Она улыбнулась.

– Продолжайте в том же духе. Я принесу кофе. Сегодня у вас не будет возможности предаваться размышлениям. Вы будете валиться с ног от усталости.

На одной из встреч, сразу после обеда, присутствовала Майра. Она вошла и посмотрела прямиком на меня.

– И какие у тебя новости?

Я улыбнулся ее прямоте.

– Мы разговариваем.

– Хорошо, – лаконично ответила она.

Вечером я позвонил Молли, чтобы узнать, переехала ли она к Ральфу. И да, она переехала. Очевидно, все оказалось немного сложнее, чем она думала, и она сказала, что это был небольшой эмоциональный всплеск. Внезапно то, о чем она говорила, стало явью. Она оставляла позади последние четыре года. Думаю, любой из нас задумался бы о том, стоит ли выходить из брака, каким бы плохим он ни был. Я могу это понять. Судя по всему, она просто оставила Питеру записку, где сообщала, что съехала и не собирается возвращаться, так что, он может возвращаться в дом. Я подумал, не стоит ли предупредить Пирса, что утром Питер может быть в плохом настроении.

Затем я позвонил маме. Они с Леном все еще наслаждались отдыхом в Шотландии. В ближайшие пару дней намеревались добраться до Джон О'Гроутс, чтобы иметь возможность говорить, что они добрались до самой северной оконечности острова. Очевидно, они все еще раздумывали, не отправиться ли им на пароме к Оркнейским и Шетландским островам. Но когда я им сказал, что мы с Молли разговариваем, думаю, идея побыть в Шотландии подольше внезапно умерла. У меня было такое чувство, что я смогу увидеть их в Бристоле в довольно близком будущем, хотя я и подчеркивал, что мы всего лишь разговариваем, и что пройдет несколько недель, прежде чем у нас будет представление о том, что получится из этих разговоров.

В четверг у меня было два телефонных звонка. Первый – от Молли, голос которой звучал слегка натянуто, но она хотела всего лишь договориться, чтобы на сегодняшний вечер я обеспечил нас ужином. Второй – от Ральфа, который не хотел вмешиваться, но считал, что должен предупредить меня о том, что Молли испытывает некоторые эмоции из-за того, что покинула свой дом и подала документы на развод. Как сказал Ральф, она отправилась в неизвестное будущее, и нельзя критиковать ее за то, что она оглядывается через плечо и испытывает минуту-другую сомнений.

Я намеревался попытаться сосредоточить сегодняшний разговор на сговоре Сьюзен и Питера. Требовалось убедиться, что Молли втянули в этот брак в тот момент, когда она была уязвима и открыта для манипуляций. Но, поговорив с Ральфом, я решил, что сосредоточусь на том, чтобы мягко донести до Молли, что Питер Дэвис – безнравственный ублюдок, безжалостно преследовавший и соблазнявший замужнюю женщину. Я подумал, что это поможет облегчить ее совесть, если она поймет, какого человека бросает. И, надо признать, мне будет приятно доказать, что он – тот, кем я его считаю.

По дороге домой заехал в супермаркет, чтобы купить еды на ужин. Мне хотелось чего-либо приятного, но не слишком особенного. Я хотел поужинать, а не делать эмоциональные заявления. В итоге выбрал вареную курицу и несколько разных салатов, а затем чизкейк, и все это с бутылкой приличного вина.

Молли появилась вскоре после того, как я вошел. Одета была очень привлекательно, но, как я отметил, на этот раз не слишком вызывающе. Однако от нее пахло все теми же духами, и это могло бы стать для меня достаточной провокацией, если бы я позволил. Прежде чем сесть за стол, мы выпили по бокалу вина. Я заметил, что Ральф прав: она выглядит напряженной.

– Ты выглядишь уставшей. Было тяжело?

– Думаю, нелегко. Этому не способствовали и телефонные звонки от Питера. Они начались вчера вечером, едва он вернулся с работы и понял, что я съехала. Сначала были озадаченными, он не мог понять, почему я съехала. Потом стали злыми, он ругал меня за то, что я съехала, не успев поговорить с ним. И наконец, вчера поздно вечером они перешли к мольбам и слезам.

– Думаю, этого следовало ожидать. Он знает, куда ты съехала?

– Да. Я не видела смысла не говорить ему об этом. И хотела, чтобы он знал, что я уезжаю от него, а не к тебе. Но я чувствую себя такой виноватой. Все его обиды, вся боль – это моя вина. Я не должна была выходить за него замуж. Это я довела его до этого.

– Ну, если это тебя утешит, насколько мне известно, работает он нормально.

– Да, он говорил, что сегодня выйдет на работу. Но жалуется, что ты подстроил все так, чтобы он получил официальное предупреждение, что, по его мнению, несправедливо, поскольку в сложившихся обстоятельствах его отсутствие вполне объяснимо и является отчасти твоей виной.

– Нет. Никто из нас не несет ответственности за его поведение. Он – взрослый человек. И много лет назад именно он начал эту цепочку событий, когда решил встретиться с замужней женщиной и завязать с ней отношения. Не говоря уже о его сговоре с твоей матерью.

Она посмотрела на меня довольно пристально и сказала:

– Все было не так. Он был просто хорошим парнем и другом. И вряд ли можно винить его за то, что он получал у Сьюзен советы насчет меня.

Я решил на время отступить и постарался вести разговор в нейтральном ключе. Немного рассказал ей о своей работе во «Фрэнксе» и о том, насколько хорошо я поладил с Кэрол. Мы поговорили о том, когда я могу видеться с мальчиками в выходные, и она предложила, чтобы я приходил к Ральфу на воскресный обед – это даст мальчикам ощущение стабильности в их новом доме. Это привело к разговору о мальчиках, и я опять вернулась к идее, что, возможно, когда этот перерыв закончится, мы сможем перевести их в частную школу.

Эта идея привела к интересному разговору, когда она сказала:

– Ну, конечно, у них же есть трастовый фонд, так что, все будет не так уж дорого.

Я удивился.

– Какой трастовый фонд?

Она посмотрела на меня, недоверчиво вглядываясь в лицо.

– О! Прости. Я думала, ты знаешь, что все деньги, полученные при нашем разводе, я вложила в трастовый фонд для мальчиков. Мне показалось неправильным, что я беру твои деньги, будучи в браке с Питером. И с тех пор я еще пополнила его, причем довольно заметно. Это потому, что ты всегда платил на их содержание слишком много, поэтому все, что было сверх реальных расходов на них, я откладывала на депозитный счет, а затем, раз в год переводила в их трастовый фонд.

Она сделала паузу и посмотрела на меня через обеденный стол.

– Я не имела права тратить твои деньги на себя и Питера.

Некоторое время я молчал, потягивая вино. На самом деле я не был удивлен, Молли всегда отличалась честностью.

Затем спросил:

– Так, каким же будет финансовое урегулирование этого развода?

Она подняла на меня глаза.

– Я вступила в брак ни с чем… мне не следовало соглашаться на брак с ним, так что, я и выйду ни с чем.

– Нет. Это неправильно. Как бы то ни было, ты отдала ему четыре года своей жизни. Может быть, не любви, но дружеского общения, поддержки, секса и в целом участия в его жизни. Это то, чего он хотел, и он обещал передать тебе все свои мирские блага или как там говорится в гражданской церемонии. Тебе причитается половина вашего совместного состояния или, как минимум, прироста вашего совместного состояния за последние четыре года.

– Он не должен пострадать финансово из-за того, что я с ним развожусь. И вообще, большая часть его денег досталась ему от матери. Умирая, она оставила ему довольно много.

Она начала оправдываться, и я спросил:

– Какой была его мать?

Она сделала паузу, вероятно, удивленная моим внезапно отклонившимся от темы вопросом, но потом слегка улыбнулась.

– Она была прекрасна. Так гордилась Питером и так радовалась, что он нашел кого-то, с кем смог остепениться. Думаю, я ей очень нравилась, и она нравилась мне. А в чем дело?

– Ни в чем. Один из мальчиков как-то упомянул о ней, вот я и решил спросить. Когда она умерла?

– Около двух лет назад. Тогда мы и купили дом получше. И, конечно, она оставила нам коттедж в Уэльсе.

– Где это в Уэльсе? Полагаю, недалеко, раз Питер постоянно пропадает там.

– Нет. Это – в Черных горах, вернее у их подножия. К северу от Абергавенни, на объезде в сторону Хей-он-Уай.

– О. Красивая местность. Могу я спросить, когда она написала свое завещание?

Она выглядела несколько удивленной.

– Примерно за полгода до смерти. Ей пришлось внести некоторые изменения, так как в это время умерла ее сестра, что повлияло на ее старое завещание.

– Так что, если бы я был твоим адвокатом, я бы утверждал, что она точно знала, что делает, оставляя деньги Питеру. Она полностью ожидала, что ты получишь от этого выгоду, фактически она хотела, чтобы ты получила от этого выгоду. Ты имеешь право на свою долю.

– Нет. Питер и так достаточно пострадал. Будет несправедливо отнимать у него деньги матери.

– Что именно ты потребовала при разводе?

Она на мгновение заколебалась и, глядя в свой салат, ответила:

– Я не требовала. Мой адвокат сказал, что о финансовом урегулировании можно договориться и позже. Что сейчас важно подать прошение о разводе.

– Она знает, что ты не хочешь ничего просить, и не согласна с тобой. Верно?

Молли напряглась.

– Мы обсудили это и договорились разобраться позже.

Я начал раздражаться. Знал, что мне вполне нравится идея ударить Питера по больному месту – по его бумажнику. Но меня раздражало, что она либо так низко оценивает свой вклад в брак, либо он ей настолько дорог, что она хочет его защитить. В любом случае мне это не нравится. Так что, мы ели молча, пока оба не доели салаты, и я не подал чизкейк.

Я попытался еще раз.

– Прости, но я должен вернуться к этому вопросу: ради Бога, Молли, имей хоть немного самоуважения. Ты многое вложила в этот брак и имеешь право кое-что взять взамен. Пожалуйста.

– Ты тут ни при чем. Сам же говоришь, что развод – между мной и Питером, что к нам это не имеет никакого отношения.

– Верно, не имеет. Но когда развелись мы, ты с радостью забрала половину наших денег. Ты забрала их у меня, хотя я не сделал ничего плохого, сама так сказала. Теперь же ты не хочешь ничего забирать у Питера. О нем ты заботишься больше, чем обо мне. Как, по-твоему, я себя при этом чувствую?

– Я отдала их твоим сыновьям. Не взяла для себя.

Мы ели чизкейк в молчании.

Когда закончили, я убрал тарелки и спросил:

– Кофе хочешь?

Она посмотрела на меня, выглядя еще более усталой, чем когда пришла. Думаю, ссоры она не ожидала.

– Нет. Я знаю, что нам надо поговорить, но не будешь ли ты возражать, если я просто пойду домой? Не думаю, что хочу сейчас переживать с тобой последние четыре года, и уж точно не хочу ссориться.

Я поцеловал ее на прощание, проводил до двери, а затем налил себе большую порцию виски.