Автор хоть и метафорически мёртв, но дискляймер оставит.

В тексте присутствуют малореалистичная (нереалистичная) анатомия, реплики в духе фандаба хентая и пережёвывание тем, недостаточно, по мнению автора, в этом самом хентае раскрытых.

Все персонажи, разумеется, совершеннолетние.

Петра раздражала эта поездка. Его вечно правильная маменька и сейчас была на высоте: даже в свой выходной она умудрялась работать. Послышался шелест бумаги. На водительском сиденьи мать перевернула лист какого-то старого отчёта и вновь погрузилась в чтение. Она небрежно сидела, закинув ногу на ногу, отчего синяя юбка натянулась и приоткрыла тёмный краешек чулочной бандалетки. Пётр сдержал вздох и отвернулся к окну. Кому вообще пришла в голову делать такую униформу для полиции?!

Карина служила, сколько он себя помнил, и почти всегда была в этой чёртовой униформе.

Автопилот спокойно вёл машину по третьей полосе. Длинные каштановые волосы матери, перехваченные заколкой у макушки, слегка шевелились от незаметного потока воздуха. Карие глаза быстро бегали по строчкам, изредка останавливались, чтобы дать время обдумать прочитанное. Форменный синий жакет был в тон юбке, выделялись только бронзовые знаки отличия. Лацканы, сходящиеся к низко посаженной пуговице, робко приобнимали бюст, как будто стыдясь своего бессилия закрыть его. Обычно безукоризненно повязанный на воротничке, чёрный галстучек сейчас наверное лежал аккуратно сложенный в специально определённом для него кармашке на двери. От порта на потолке тянулся мягкий проводок, который заканчивался небольшим аппликатором на одной из грудок Карины. Она всё время покупала бюстгальтеры слегка маловатые для своего размера, и отмахивалась: мол, нечего тратить время на ещё один поход в магазин.

Поджатые снизу груди выпирали матовыми холмиками над низкими кружевными чашечками. Редкие стыки на трассе заставляли эти холмики вздрагивать и коротко колебаться.

Не отрываясь от бумаг, Карина произнесла словно бы в пустоту:

— Петруша, не тушуйся. Ты молодой мужчина, тебе совсем не зазорно засматриваться на здоровое тело фертильной женщины.

Парень почувствовал, как лицо его загорелось, а тело сковало тупое оцепенение. Он отвернулся к окну.

— Ну блин, мам... Ни на что я не засматриваюсь!

Солнечные лучи пробивались сквозь пелену облаков. Послеполуденная дымка нехотя пропускала их сквозь себя, словно выдавливая светящиеся столбы из прорех в облачном занавесе. Там, где свет достигал земли, его бледные пятна выхватывали из грязной серой пряжи заброшенных кварталов старого мегаполиса отдельные скорлупки уцелевших построек. Война давно закончилась, но оставленные на теле земли ожоги и гнойники всё не сходили.

Пётр, конечно же, засматривался. Простое, но редкое сочетание хороших генов и разумного образа жизни способно творить волшебство. Он с интересом отмечал, как длинная полоска отсвета скользит по тёмному чулку на тугом бедре, когда ножка немного меняет своё положение. Если один из столбцов оргазмометра, светящегося на панели приборов, падал слишком низко, то Пётр жадно ловил момент, когда на сисечке под аппликатором ненадолго пробуждался словно бы родничок — нежная плоть реагировала на стимулирующие импульсы, усиливая возбуждение до заданного уровня. Если же один из индикаторов забирался слишком высоко, то он чутким слухом ловил едва слышное постанывание Карины, когда она усилием воли обуздывала чересчур сильное наслаждение.

Однако стоило Петру посмотреть на лицо Карины — увидеть, на кого он смотрит — вожделение растворялось как туман поутру. Древние, вложенные природой правила, которые Пётр не старался для себя сформулировать, ограждали его от влечения. Карина оставалась только привлекательной иллюстрацией здоровой женской фигуры.

Карина заливисто рассмеялась.

— Ладно-ладно! Небось уже вовсю тренируетесь с одногруппницами на домовой энергетике! Есть, кто больше других нравится? — Не услышав ответа сразу, она посерьёзнела и, посмотрев прямо на Петра, добавила: — Вы ведь тренируетесь, правда?

Теперь Пётр уже специально старался ёрничать. Конечно же они тренировались, и мать не могла этого не знать, так как это обязательная институтская программа. И нет, ко всем одногруппницам он конечно же относится одинаково, и почти всегда заканчивает тренировку оргазмом девушки. И вообще: вот вырастет, женится, станет домохозяином и будет своей жене каждый день оргазм устраивать, и никаких этих дурацких сифонов или размеренных сцеживаний — так вот!

Его мать не стала смеяться.

— Тебе состоятельную девушку придётся поискать. Или очень-очень трудолюбивую на работе...

Сама Карина крайне гордилась своей продуктивностью. Она старалась ни минуты не упускать без того, чтобы поддержать страну своей энергией. Она прекрасно знала своё всё ещё молодое и упругое тело и чувствовала, как много энергии оно может дать. Если Карина занималась чем-нибудь по дому, то обязательно заряжала домовой аккумулятор. Если тренировалась или ходила гулять, то всегда на ней была только подходящая для публики одежда: бикини или топик минимально скрывали природную красоту груди, и только ограничивали лишнюю подвижность, чтобы не мешала занятиям. В такие моменты сосочки, твёрдые, как тёмные бусинки, приветливо буравили мягкую ткань. Из-под юбки или полоски трусиков непременно тянулся хотя бы один розовый проводок, который заканчивался аккуратной коробочкой на поясе или набедренном пояске: то ли Карина считала, что интимные мышцы потренировать полезно всегда, то ли любила быть постоянно «на подогреве» — один-два крохотных вибратора она не забывала никогда. Спортивные юбочки Карина специально подбирала так, чтобы они только сильнее будоражили воображение, лишь символически прикрывая попку. Ведь если уж она сама в данный момент ничего не производит, то её гражданский долг — помочь производительности окружающих.

И сейчас, когда в свой выходной они с сынишкой ехали в большую, городскую глорихольную «Киберпанк», Карина не теряла времени. Из-под задвинутого по ненадобности руля, откуда-то из пространства для педалей, вверх по сидушке тянулась толстая, с два пальца толщиной, трубка в чёрной оплётке. Трубка кралась между налитых ножек и исчезала под краешком юбки. Вагинальный зонд автомобильной системы энергосбора, обычная модель. Или, в просторечии, пиздосос.

— Мам, а ты сама когда последний раз тренировалась?

Карина ответила усмешкой. Пётр ни разу не видел свою мать на свидании с мужчиной: она всегда либо занималась чем-нибудь сама или с клубом, либо была на работе. В полиции и в спортивном клубе, после войны и энергетического кризиса, мужчин почти не было, да и это, в конце концов, неприлично и негигиенично — для тренировок нужны специальные условия, да хоть тот же сифон для предохранения от случайного оргазма.

— Об этом не беспокойся, — на лице Карины отразилось бахвальство, — твоя мамочка ещё очень даже в строю... о чём ты бы знал, если бы не просиживал всё время за своими романтическими переписками. Еще со времён репродуктивного волонтёрства у меня осталось...

Она на полуслове умолкла, словно бы к чему-то прислушиваясь. Тихо жужжал вибраторами пиздосос, изредка журчали стекающие по его глотке Каринины соки. И над всем этим, над звуками тишины и шуршанием шин, угрожающе нарастал невидимый не то свист, не то вой. Он словно бы приближался. Пётр заволновался, а его мать принялась растерянно оглядываться. Вой заглушил уже все звуки. И тогда Карина взглянула в зеркало заднего вида.

— Держись!

Пётр только и успел что вцепиться одной рукой в ремень безопастности, а другой — в ручку над дверью. Карина схватила руль и бросила машину в другую полосу, а через мгновение мимо промелькнул красный метеор. Чуть ли не гром сопровождал ревущую моторами машину.

— Святая Либертина, вашу маму! — Карина прочистила горло, чуть не выматерившись перед сыном, но всё же обложила как могла проклятых спидфриков, которые будто бы специально ждали её выходного.

Кое-как, под аккомпанемент сигналов и свистящих шин, она выровняла машину и осмотрелась. Вроде все целы. Бумаги рассыпались, но это ничего. Карина расчистила место водителя от разлетевшихся вещей. На лице её воцарилсь строгая сосредоточенность. Одна из сисечек при резком манёвре попыталась выпрыгнуть из лифа, и теперь неловко нависала и подрагивала над кружевным барьером. Край чашечки впивался в морщинистую кожицу ареолы.

— М-да уж, принарядилась, называется, — Карина недовольно скривилась и поправила груди. — Выходной, похоже, закончился.

Приоткрыв дверное стекло, Карина закинула на крышу свой личный маячок и дала по газам!

Двигатели выли, соседние машины послушно шарахались в стороны — автомобиль теперь опознавался как полицейский экипаж. Пётр вжался в сиденье и с ужасом наблюдал проносящиеся мимо цветные пятна. Поход с друзьями в глорихольную, очевидно, накрылся, но эти мысли сейчас даже в голову парню не приходили. Он догадывался, что мамка хорошо водит, но в его размеренной жизни пока попросту не бывало таких скоростей.

— Ах, как же хорошо всё-таки! — Пётр с изумлением обернулся на эту, казалось бы фразу невпопад. Его мать сияла! В её глазах горел озорной огонёк, волосы растрепались на ветру и теперь переливались в ответах у солнца. — Это намного лучше, чем ползти на автопилоте! Когда мою писечку начинают всерьёз трепать вибраторы, даже в животике чуть-чуть отдаётся, и я чувствую, как вот-вот потеряю контроль, и... о-а-а-х... сколько же энергии протекает сейчас сквозь меня в эту машину!

Глядя на бесноватую улыбку, Пётр засомневался, в адеквате ли мамка. Хотя наверное это просто от резкой смены режима. Всё-таки нужно менять нагрузку более плавно!

Карина выругалась: активные фазы оргазмотрона работали на полную, вибраторы нещадно терзали её киску, но стрелка спидометра ползла непростительно медленно, а аккумулятор уже начал проседать. Нужно было что-то ещё.

— Давай же, ну давай! — прерываясь на стоны, Карина орала на свою промежность. — Беззубая колымага! Хотя я чувствую, как мой клиторочек горит и плачет, ей этого совершенно недостаточно! Я просто не чувствую такого возбуждения, чтобы она поехала хоть немного быстрее! Давай же, дери мою киску сильнее, она заслужила!.. Ах-ммм... Ну почему в этой машине такие слабые вибраторы?! И как назло, именно сейчас писечку взбодрить нечем!

Один аппликатор был пока не задействован, и Карина поспешно налепила его на вторую грудь.

— Ладно, мои хорошие, я вас растила, я вас носила, теперь вы на меня поработайте... Хотя мои грудки такие чувствительные, что если мы будем гнать слишком долго, то я могу не выдержать... Но выбора нет!

Оба электрода трудились без остановки, и, немного подумав, она решила пойти ещё дальше. После короткого оценивающего взгляда она с сомнением на лице запустила пальцы под лифчик. Заслужили ли её сосочки такого обращения?

— Ничего, мои маленькие, это ненадолго, — виновато промурчала она, гоняя между пальцами тёмный напряжённый бугорок.

Затем быстрыми движениями она по очереди отлепила аппликаторы и, помедлив только секунду, вдавила их прямо в соски.

Вся энергия, электрических уколов, до того разгонявших массивные сиськи, разом впилась в маленькие твёрденькие сосочки. Со стороны Петру показалось, что мать неудобно сидела и вдруг решила потянуться. Она выгнула спину и опустила подбородок. Глаза слегка прикрылись, а рот приоткрылся то ли от удовольствия, то ли от боли. Обратным движением Карина словно попыталась оттолкнуть от себя руль и чуть сгорбилась.

Пётр поспешил поинтересоваться, всё ли в порядке.

— Да, Петруша, всё хорошо, просто... аа-ах... просто отвыкла уже, давно хорошенько не нагружала это место.

Ещё немного Карина сидела как на иголках, постанывая за сжатыми зубами — скорость уверенно ползла вверх. Все активные фазы были в жёлтой зоне — это значило, что женщина на грани того, чтобы потерять равновесие и упасть в объятия экстаза.

— Сынок... — Карина тяжело дышала, но красная машина всё равно медленно удалялась. — Сынок, кажется, мне нужна твоя помощь... Поможешь мамке?

Пётр на секунду испугался того, о чём она попросит. Потом испугался, что вдруг бесконтрольно скажет какую-нибудь грубость или колкость. Но то ли из-за непривычности момента, то ли из-за шока, однако он промолчал и только вопросительно уставился на вздрагивающую мать.

— Петруша, там, под твоим сиденьем... Достань... пассажирский набор, там есть мужской комплект...

Пётр пошарил под сидушкой и нащупал ручку. Открылся небольшой рундучок. Он понял, что было внутри. Такие аппараты они использовали на парах по домовой энергетике. Простенький вагинальный зонд, без букета примочек — не то что у приличного автомобильного между ног его матери — а в одной с ним бухте притулился длинный стакан, напоминающий доильный аппарат. Пётр тупо уставился на него и проговорил вслух, как бы опознавая предмет:

— Хуесос...

Карина покорно вздохнула на это грубое просторечье из уст сына.

— Да... Хуесос, — она отчётливо произнесла последнее слово, принимая грустный, но непреложный факт — сын уже взрослый, и не ей его поучать — и продолжила: — Он чистый, готовый — просто вынь что там есть и подключай сюда.

Изящным мановением она откинула заглушку, под которой открылись пассажирские порты.

Пётр засунул в стакан палец и не сдержал смешок. Мамка не зануда, а ну просто умничка. Далеко не все вообще следили, чтобы в машине не было совершенно никаких поломок, но проводить регулярную профилактику и по расписанию чистить и менять антисептические тампоны в зонде, которым не факт, что воспользуются хотя бы раз за весь срок службы автомобиля — это была иная лига.

Пока парень ёрзал в кресле, скармливая глотке зонда свой уже подтекающий член, Карина обеспокоенно поинтересовалась, пользовался ли он вообще прежде фаллозондом. Ответом было красноречивое безмолвное «обижаешь», но вот взгляд матери был направлен немного не туда. И не на дорогу.

Пётр сейчас искренне жалел Карину. Он нередко видел такое лицо у одногруппниц, которым приходилось вместе с ним терпеть плато производительности. Взгляд, в котором всепоглощающая похоть смешивается с унизительной мольбой: «сжалься над моей киской, дай ей то, чего она жаждет...» Именно этот взгляд не раз заставлял Петра нарушить правила и перегрузить партнёршу — позволить ей на время забыться в спазмах удовольствия, да и самому тоже спустить заряд. Это заканчивалось пересдачами... Но мама была явно сильнее девушек в институте. Её рука потянулась к стальному стакану между ног у Петра... и уверенным движением включила его шланг в один из портов.

Не сказать, чтобы Пётр был слишком уж впечатлителен. Он, например, всегда был не против поездки на американских горках в яркий летний денёк, да ещё и с хорошей компанией. Неповторимое чувство, когда поезд поднялся на самую верхнюю точку и катится ещё медленно, но уже уверенно набирает скорость. Ветер только начинает шептать в ушах, а тело — паниковать от чувства падения. По позвоночнику пробегает холодок, а зудящие ладони сами стискивают поручень; и лёгкие пытаются вытолкнуть застрявший воздух — у кого-то получается, и с разных сторон начинает нарастать гам весёлых воплей — и ноги, повинуясь кнуту рептильного мозга, пытаются упереться хоть во что-нибудь, любым способом остановить это неестественное движение, но ничего не помогает, и вагоны только набирают ход...

Именно в такой ситуации почувствовал себя Пётр — вот только неожиданные ощущения вызывали в нём не восторг, а почти натуральный испуг. Его пенис окутало тепло настолько неистовое в своей нежности, что воображение в панике тут же нарисовало картину плавящейся и вытекающей из стакана плоти. Волны вибрации обманывали осязание, погружая возбуждённый орган в невесомость. Он метался между этими крайностями: ослепляющая, вопящая безмятежность перемежалась клокочущей стимуляцией. Стоит ли говорить, что разум и воля немедленно покинули парня. Его разрывало между алчным ожиданием разрядки и ужасом от того, какой она может оказаться. Фантом его члена словно бы превосходил размерами и саму его физическую форму, и даже насаженный стакан зонда. И по широкому стволу этого монстра, существовавшего только в перегруженном медиаторами мозгу, на Петра сходил он, беспощадный и всепоглощающий, шторм и пожар, последний и окончательный, живительный и фатальный...

Что за?!

Пётр расширенными глазами уставился туда, где только что почти видел... но там ничего не было. Головку словно обдали холодным душем, который согнал морок и вязким одубением прошёлся по готовому взорваться стволу к яичками, а затем растёкся по животу.

— Судя по твоему лицу, мужской дезоргазмик у меня не протух, — Карина нарушила секундную паузу. — Расслабься, я пошутила: все жидкости я конечно же меняю перед каждой поездкой.

Пётр медленно повернулся, не понимая, шутит его мать или говорит всерьёз. Но нет, глаза Карины были сосредоточены только на дороге, на лице — ни тени улыбки.

Так вот, как она столько держится: химия. Да, настоящая, нагруженная сеть — это совсем не те игрушки, на которых их тренируют в институте. На них можно было сдерживаться, если достаточно натренироваться по специальным техникам, но с таким уровнем стимуляции — без шансов. Тон моторов явно немного изменился: машина ещё ускорилась.

После короткой передышки истязания вернулись. Но, как у гигантского маятника, второе колебание было уже слабее. И волны торможения, в отличие от первого раза, накатывали уже легче. Пётр чувствовал, что всё больше времени проводит в состоянии плато, и чувство это... разочаровывало. Оно на самом деле раздражало. По невидимым под сталью зонда неровностям, по мелким выпуклостям пещеристого тела, бегали искорки и щекотинки, канавка головки зудела и сладко горела. Пётр ёрзал — чуть-чуть бы ещё сдвинуться, пошевелится, передёрнуть, и сладкая нега прорвёт плёнку волевого сосуда и растечётся по всему пенису, затопит низ живота и лёгким прикосновением отзовётся на внутренних поверхностях бёдер, мышцы сладко загудят...

Нет.

Ничего.

Петру хотелось ныть. Хотелось стонать, но не от удовольствия, а сердито, от обманутых чувств.

Вдруг ему пришла в голову мысль: неужели его мать постоянно в таком состоянии? Непрерывно терзает своё доверчивое тело обещаниями удовольствия, сцеживая из ухоженной плоти её энергию? Заставляет разные части своего образцового тела набухать кровью, конвульсивно дёргаться, застенчиво трепыхаться, истекать соками и любовной химией — методично, как доят изо дня в день животное на ферме. Неужели постоянно, ежедневно испытывает она то, что сейчас чувствовал он?..

Словно прочитав его мысли, Карина отозвалась:

— Это по первости так, а потом привыкнешь, если будет нужно, — она обернулась к нему и ободряюще улыбнулась, — хотя мужчинам с этим намного тяжелее. Но ты держись!

Одна из рук Карины отпустила руль и проверила селектор. А затем словно бы непроизвольно проскользила по бедру; ноготочки поскребли оплётку пиздососа. Трубка была словно хвост живого змея: его голова с технологичной пастью вгрызалась в беззащитную писечку где-то под краем юбки, а хвост то и дело подёргивался.

— Ох... такими темпами мы тут оба всё обкончаем, а этого хулигана не догоним! Моя киска с трудом держится, нужен хотя бы небольшой рывок! — Карина погладила низ живота: — В меня уже вошёл главный зонд и атакует точку «джи»... Он и виброприсоска на клиторе зажали мою киску клещами, но этого мало! Хоть что-нибудь бы ещё...

Рука женщины скользнула выше, по приталенному борту жакета, и чуточку поддержала вздрагивающую грудку. А затем быстро сжала её.

Протяжный стон отразился подпрыгнувшими столбиками оргазмометра, и машина ещё поддала тяги. Карина вцепилась обеими руками в руль, но теперь уже тяжело дышала и не переставая постанывала. Набранная скорость даже отвлекла Петра от его ощущений.

И неизвестно, чем кончилась бы сумасбродная гонка, если бы не произошло то, что должно было произойти. Как ваза, которую кто-то небрежно поставил на самый край, однажды падает, и кажется, что её судьба была очевидна, и к этому всё шло — так же и красная машина на очередном изгибе автострады словно бы гордо отказалась следовать со всеми и двинулась прямо, слишком прямо. Только грузовик спас её от того, чтобы вылететь с виадука. Впрочем, спасением это было назвать сложно. Автомобиль неловко качнулся и отлетел от колёс тяжеловоза. Но едва уйдя от столкновения с другой машиной, он опять налетел на тот же грузовик. Началась свалка, автопилоты пытались уйти от столкновения, красная машина непредсказуемо билась между ними, вовлекая новый транспорт в горнило аварии.

Карина сбросила скорость.