Далее следует мисс Джонс, симпатичная 25-летняя чернокожая девушка, недавно принятая на работу в компанию. Она невысокого роста, но играла в футбол в колледже, и ее ноги толстые и мускулистые.

«Пожалуйста, мисс Джонс... пожалуйста, пните бесполезные яйца моего сына. Не...» Слова Джессики прерываются рыданиями. «Н-не сдерживайтесь, он этого заслуживает». Натали надоели неискренние мольбы Джессики, и она попросила ее приложить больше усилий.

Нога мисс Джонс летит по красивой дуге, прежде чем идеально врезаться в центр шаров Джима. Это самый сильный удар на данный момент, и Джим булькает от боли, пытаясь не блевать.

«Какой прекрасный удар!» — говорит Натали. «Скажи ей, что она получит еще один бесплатно».

Джессика бездумно начинает повторять: «Спасибо, мисс Джонс, пожалуйста, выпейте за беспла... Подождите, НЕТ!»

Но уже слишком поздно; ее нога приземляется с еще одним громким стуком. Джиму кажется, что поезд ударил по яйцам, и он с усилием закрывает рот, чтобы сдержать рвоту, но давление слишком велико, и поток мочи его матери вырывается через нос, ударяя Джессику в спину.

Мисс Джонс заменяет Сэм, хиппи лет тридцати пяти. Она одета в шорты, а ее голые ноги покрыты татуировками. Она снимает шлепанцы со своих наманикюренных ног, прежде чем занять позицию, ее ногти на ногах окрашены в фиолетовый цвет.

«Пожалуйста, Сэм... Я хочу, чтобы ты уничтожил яйца моего сына», — говорит Джессика, выдавливая из себя улыбку.

«Пожалуйста, мама, хватит!» — рыдает Джим из-под Джессики.

Удар Сэма приходится на его правое яичко, ее второй палец глубоко заходит, а ее острый ноготь на большом пальце ноги удваивает боль. Они оба кричат ​​от боли.

«Блин! Палец болит!» — стонет Сэм.

«О нет! Ты ранена?» — обеспокоенно говорит Натали. «Джессика! Извинись за поведение своего сына!»

«Мне так жаль, Сэм! Мне жаль, что мой плохой сын причинил тебе боль!»

Сэм подходит ближе и протягивает ногу к Джессике. «Соси!» — командует она. Она ставит свою левую ногу прямо на яйца Джима, и они вдавливаются в пол. Джессика берет палец ноги в рот под звук криков боли сына, он имеет привкус пота. Она сосет палец ноги в течение пяти минут, прежде чем Сэм удовлетворяется, Джим все время находится в постоянной агонии, поскольку женщина постепенно все больше и больше надавливает на его яйца.

Еще десять женщин берутся за яйца Джима. Джим кричит, умоляет и приказывает матери отпустить его, но она просто тихо плачет на нем, наблюдая, как женщины одна за другой радостно пинают яички Джима. Джессика потрясена тем, что ее коллеги, похоже, получают столько удовольствия от ее унижения, и что никто из них не проявляет милосердия, когда пинают опухшие яички ее сына так сильно, как только могут. Многие из них ждут некоторое время, чтобы пнуть, слушая испуганные мольбы Джима к своей матери, некоторые из них топают по полу, наблюдая, как вздрагивают и мать, и сын.

Для Джима чувство беспомощности и неопределенности почти так же плохо, как и боль. Когда его мать сидит у него на груди, его зрение загораживает ее спина, и он может только лежать и ждать неизбежной боли.

Следующей идет Мишель, ей 30 лет. Она очень высокая и крепкая на вид, с толстыми и длинными ногами. Она очень застенчивая женщина, и, за исключением Джессики, она единственная женщина в группе, которая не присоединилась к смеху. Ее настойчиво ведет Натали.

«Давай, — подбадривает ее Натали. — Это тимбилдинг, каждый должен это сделать!»

«Пожалуйста, мне это совсем не нужно».

"Вы должны!"

Мишель неохотно встает перед Джимом. Сначала она смотрит на Джима, который, кажется, ничего не замечает, просто стонет от боли. Затем она смотрит на Джессику, которая тихо всхлипывает, сидя на сыне. Джессика ловит ее взгляд.

«Пожалуйста... Мишель, п-пожалуйста, пни моего жалкого сынка по его никчемным яйцам».

«Извини, Джессика, я делаю это только потому, что должна», — говорит Мишель, прежде чем слегка постучать ногой по яичкам Джима. Она удивлена, что от легкого постукивания Джим вскрикивает от боли.

«Нет, нет, нет!» Натали разочарованно качает головой, наклоняется к Джессике и шепчет ей на ухо: «Тебе придется убедить ее пнуть его как можно сильнее, мы будем здесь, пока она не сделает все правильно».

«М-Мишель... Пожалуйста, пни сильнее. Умоляю тебя!»

Мишель, которая уже собиралась уйти, потрясена отчаянными мольбами Джессики.

«Что? Нет... Я правда не могу. Мне это не нравится».

«Мишель, ты должна! Не беспокойся о нем, с ним все в порядке!» Джессика отчаянно пытается убедить женщину и дает Джиму легкую пощечину по яичкам в качестве некоего доказательства. Крики Джима доказывают обратное. Мишель отступает, услышав его крики.

«Нет... Не похоже, что с ним все в порядке».

Джессика ерзает на Джиме, пока ее большая задница не достигает его лица, она крепко прижимает ее к его рту. Джим извивается и кашляет, вдыхая запах ее потной задницы. Джессика болезненно осознает, что у нее не было времени принять душ или сменить трусики последние три дня из-за того, что она спала в больнице с дочерью. Но она снова пытается убедить женщину и дает Джиму сильную пощечину. Пощечина разносится эхом по комнате, но приглушенные крики Джима не достигают Мишель, только Джессика может сказать, как ее щеки вибрируют от криков боли ее сына.

«Видишь?» — говорит Джессика с маниакальной улыбкой, пока ее сын все еще кричит в ее большую задницу. «Я же говорил тебе, что все в порядке».

«О... Думаю, да. Если это так важно, я могу попробовать еще раз».

Мишель нерешительно подходит к Джиму. Она снова пинает его по яйцам, в комнате слышен тихий стук, когда ее нога касается его яичек. Крики Джима заглушает задница его матери. Джессика смотрит на Натали, которая просто качает головой. Она чувствует тяжелое дыхание сына под своей задницей, когда он пытается вдохнуть. Она снова смотрит на Мишель.

«Мишель... Пожалуйста, сделай это сильнее. Так сильно, как только сможешь. М-может быть... Может, тебе стоит разбежаться?»

«Ч-что? Ты уверена?» — в шоке говорит Мишель. Джессика складывает руки в молитвенном жесте и смотрит на нее большими карими глазами, блестящими от слез.

Джессика наблюдает, как крупная женщина делает пару шагов назад, она совсем не уверена, что это хорошая идея. Затем она начинает движение к беззащитному мальчику с тяжелыми ударами, когда ее ноги касаются земли. Удар сильный, очень сильный. Яички Джима полностью прижаты к его тазу, и сила толкает все его тело на один метр назад, увлекая за собой тяжелые столы, к которым он привязан. Джессику отбрасывает от его лица, и его крик такой громкий, что всем женщинам приходится затыкать уши. Мишель стоит в шоке от боли, которую она ему причинила. Когда крики сменяются стонами, Джессика подползает к Мишель, которая все еще стоит застывшая. Джессика целует ее ногу.

«С-спасибо, Мишель», — говорит Джессика, и на этот раз ее голос звучит искренне.

«Ты больная!» — с отвращением говорит Мишель Джессике. «Вы все больные!» — кричит она, выбегая из кабинета.

Последняя из женщин — Ребекка. Она присела у головы Джима и гладит его по волосам. Он открывает глаза и смотрит на нее. «Она похожа на ангела», — думает он.

«Ты в порядке, Джим?» — спрашивает она с обеспокоенным видом. «Ничего, если я тоже тебя пну?» Она надувает губы.

«Пожалуйста, нет», — хрипит Джим.

«Пожалуйста? Ты позволяешь другим девчонкам пинать тебя. Пожалуйста?»

"Нет..."

«Почему? Я тебе не нравлюсь?»

Несмотря на боль, он не может устоять перед ее красотой. «Ладно, можешь меня пнуть».

«Спасибо!» — она закусывает губу, «но я всего лишь маленькая девочка, я не могу пинать сильно, как некоторые другие». Она наклоняет голову, ее губы приближаются к его уху, и шепчет. «Может, ты позволишь мне пнуть тебя еще раз. Пять раз по цене одного?»

«Да...» Джим кивает. «Ты можешь пнуть меня пять раз, Ребекка».

«Спасибо», — говорит она и целует его в щеку.

Ребекка занимает позицию перед его открытыми яйцами, они распухли до размеров лимонов. На ней красные балетки, заостренные на носках. Она смотрит на Джессику, которая снова села на грудь сына.

«Ребекка... пожалуйста, пни моего сына по яйцам», — неохотно умоляет Джессика.

«Пять раз», — говорит Ребекка.

«... 5 раз», — повторяет Джессика.

Ее нога опускается с ужасающей скоростью, туфля входит в центр правого яичка Джима и глубоко проникает в мягкий шар, прежде чем остановиться у тазовой кости с глухим стуком. Джим сгибается от боли, но пытается сохранить храброе лицо для Ребекки. Он булькает сквозь стиснутые зубы.

Ребекка ставит ногу перед матерью. Джессика наклоняется и целует ее. «С-спасибо, Ребекка, за то, что пнула моего сына по яйцам».

Ребекка отступает и быстро наносит еще один удар. Он такой же сильный, как и предыдущий, и снова попадает в правое яичко Джима, в то же самое место. На этот раз он не может сдержаться и кричит от боли. Джессика вынуждена снова поцеловать свою туфлю.

Для третьего удара она отходит на пару шагов и наносит жестокий удар на скорости бега, снова попав в то же место на его правом яичке. Джим неуправляем, он сгибается и умудряется поднять спину на полметра от пола, несмотря на то, что его мать сидит на нем сверху. Когда он наконец успокаивается, Джессика целует ее туфлю и благодарит ее.

Ребекка снова отходит, на этот раз еще дальше. Она бежит к Джиму и наносит удар ногой, который не должен быть возможен для такой маленькой девочки, как она. И снова она целится в его правое яичко, и снова ее цель безупречна. Джим ревёт от боли и каким-то образом умудряется свести ноги, чтобы защитить промежность, волоча тяжёлые столы одной лишь силой воли. Пара женщин оттаскивают столы обратно на место и садятся на них, снова широко расставляя его ноги и обнажая его опухшие яйца для Ребекки. Тело Джима внезапно расслабляется, и он теряет сознание.

Ребекка подходит к Джиму и становится на колени у его головы. Она гладит его лицо. "Джим! Ты не можешь спать, Джим!"

Джим открывает глаза. Она смотрит на него сверху вниз сверкающими голубыми глазами, ее голова так близко к его, что их носы соприкасаются. Он чувствует ее тяжелое дыхание на своем лице. Ее щеки розовые, и она выглядит еще красивее, чем раньше, думает Джим.

«Пожалуйста», — умоляет Джим, — «пожалуйста, не надо больше».

«Еще один», — улыбается Ребекка.

«П-пожалуйста, нет... пожалуйста. Только снова не тот. Пожалуйста!» Его глаза наполняются слезами, когда он умоляет ее.

Когда слеза начинает течь по его лицу, она наклоняется и слизывает ее. Он трясется от страха, и Ребекка нежно гладит его по волосам, чтобы успокоить.

«Я снова ударю по тому же месту», — она закрывает глаза, — «гораздо, намного, намного сильнее, чем раньше».

Когда Джим открывает рот, чтобы выразить протест, она целует его в губы, ее язык движется по кругу вокруг его. Он чувствует, как все ее тело вибрирует от возбуждения. Затем она медленно поднимается, между ними тянется струйка слюны, она вытирает рот и улыбается ему, вставая. Его глаза следят за ней, пока она не исчезает за большой спиной его матери. Он вне себя от страха, он совершенно беспомощен, и вскоре он испытает самую сильную боль в своей жизни. Вся комната затихает в ожидании, слышны только шаги Ребекки. Он вздрагивает от страха при звуке каждого шага. Затем они останавливаются.

Он смотрит в потолок. Флуоресцентный свет мерцает. Женщина кашляет.

Джим внезапно вспоминает, как в пять лет он наступил на осу.

Затем шаг.

Как он плакал от боли, пока мать обнимала его.

Потом еще один.

Она сказала ему, что все будет хорошо.

И третий.

Он ей поверил.

И... БОЛЬ. Его тело сгибается, когда его правое яичко взрывается от боли, Джессика подбрасывается в воздух. Каждая мышца в его теле напрягается от боли. Он кричит от боли и гнева. Цепь на его наручниках рвется, когда он черпает силу из неизвестных источников в своей наполненной болью ярости. Он сворачивается в клубок и, наконец, может обхватить свои яички руками. Его правое яичко размером с грейпфрут, но каким-то образом все еще цело, размышляет он, погружаясь в бессознательное состояние.

Натали распирает от волнения. «Это было чертовски потрясающе!» — восклицает она. Она вручает Джессике чек на 20 000 долларов. «Надеюсь, это поможет твоей бедной маленькой дочке».

«Да...» — отвечает Джессика, «спасибо». Все еще не уверена, что это просто плохой сон.

«Как вы думаете, этого достаточно?»

Джессика смотрит на чек. «Я так не думаю».

Натали обнимает ее за плечо и улыбается. «Поговорим позже. Когда ему станет лучше».

КОНЕЦ