++++++

Мне никогда не нравилась концепция абортов.

Теперь, прежде чем вы нажмёте тревожную кнопку, позвольте мне объяснить. Я не религиозный фанатик, ищущий клинику, которую можно взорвать; я также не собираюсь раздавать брошюры и кричать "Убийца!", когда женщины заходят в клинику.

Для меня это гораздо более личное.

Мы с отцом никогда по-настоящему не ладили. Он даже не хотел меня, факт, который я интуитивно осознал (я думаю) довольно рано; по-настоящему я начал осознавать это, когда мне было около одиннадцати лет.

Видишь ли, на протяжении всего моего детства, всякий раз, когда я делал что-то не так - а это случалось почти каждую неделю, - мой отец говорил: "Надо было сделать аборт, ты, маленький паршивец".

Также не имело значения, что я сделал не так. Это могло быть так же серьёзно, как разбить его пивные бутылки (да, такое случалось раз или три), так же безобидно, как не попасть в Little League или Pop Warner. Любое нарушение, любое разочарование, любое несовершенство: "Надо было сделать аборт, ты, маленький паршивец ".

Я воспринимал это спокойно, в основном потому, что не знал, что это значит. Это было другое поколение, за годы до дела Роу против Уэйда, время, когда аборты считались постыдными и почти никогда не обсуждались.

Я помню тот день, когда узнал об этом. Как я уже сказал, мне было одиннадцать. У моего друга (Чака) был друг постарше (Билли), с которым я не общался, и у этого старшего друга была ещё более старшая сестра, у которой развилась серьёзная инфекция после того "аборта", который у неё был, по вине "какого-то парня".

Я попросил Чака рассказать мне, что произошло. Я не знал, что такое аборт, за исключением того, что это звучало так неприятно, как мне постоянно говорил мой отец.

Чак рассказал мне, в таких наглядных выражениях, на какие способен одиннадцатилетний ребёнок, что это значит.

Меня вырвало. Прямо тогда, прямо там, меня вырвало.

Чак был по-настоящему обеспокоен. Он спросил меня, всё ли со мной в порядке. Я сказал ему, что да, но, по правде говоря, я был в ужасе. И не только из-за ребёнка, которого эта девушка прервала. Я представил, что так могли обойтись со мной.

Мой отец говорил мне именно об этом.

Чак ухаживал за мной, как мог, принёс мне кока-колу со льдом, немного пепто; я поблагодарил его, надел маску добродушия и отправился домой.

Я был очень зол на своего отца, так как теперь до меня дошёл истинный смысл этих ненавистных слов.

Я несколько дней копился в своём гневе, отдаляясь от родителей. Моя мама спросила меня об этом, на что я отвечал как можно сдержаннее; ну а у папы не было привычки замечать меня, если только я не облажался.

Примерно неделю спустя ситуация достигла апогея.

Я что-то сделал, не помню что, и он снова пробормотал эту фразу:

— Надо было сделать аборт, ты, маленький проныра.

Я приблизил свое лицо к его лицу и закричал:

— Да, тебе тоже следовало бы, ты, пьяница!

Я очнулся через несколько минут; меня ударили тыльной стороной ладони так сильно, что я потерял сознание и вдобавок лишился зуба.

Мой отец стоял надо мной, потрясая пальцем у меня перед носом.

— Не смей так со мной разговаривать, ты, маленький кусок дерьма!

Я пнул его по яйцам, вскочил и выскочил за дверь, направляясь к ближайшим соседям, зовя на помощь. Саксоны были друзьями семьи. Они увидели меня, выглядевшего так, словно я попал в аварию, истекающего кровью, мои брюки пропитались мочой; миссис Саксон усадила меня на крыльце, в то время как её муж скрылся в доме.

Мой отец с рёвом выбежал через мгновение, ругаясь, крича; он мельком увидел меня у соседей и бросился к дому. Миссис Саксон прижала меня к своей материнской груди.

Мой отец закричал: - Я убью тебя, маленький...

Щелчок

Мистер Саксон снова появился из дома, размахивая дробовиком.

— Тронь его, - тихо сказал он, - и я разнесу твой никчемный череп прямо с твоего трупа.

Он улыбнулся и прицелился.

После нескольких минут спора подъехала полицейская машина. Похоже, мистер Саксон предупредил их. Высокий полицейский, похожий на бывшего морского пехотинца, вышел из машины, оценил ситуацию и, к своему удовлетворению, получил исчерпывающую информацию.

Примерно через четверть часа, услышав всё, что ему, вероятно, было нужно, полицейский отвёл моего отца в сторону, достаточно далеко, чтобы мы не могли слышать, и сказал голосом, который мы не могли не услышать:

— Ты ещё раз дотронешься до этого мальчика, - указывая на меня - я возьму этот пистолет, - он поднял свой служебный револьвер, - засуну его в твою пьяную задницу и нажму на спусковой крючок. Ты понял это?

Бравада моего отца несколько ослабла. Он кивнул. Полицейский повернулся, затем ударил его кулаком в грудь, а затем сломал ему нос тыльной стороной ладони.

++++++

Сказать, что в моём доме всё сразу изменилось, было бы преуменьшением.

Мой отец по-прежнему ненавидел меня, и больше, чем когда-либо; теперь я ненавидел его с раскалённой добела яростью. Конечно, со временем это притупилось, и мы научились терпеть друг друга, моя мать - единственное, что у нас было общего.

Мы почти не общались все мои школьные годы в средней и старшей школе; и на следующий день после получения диплома я собрал все свои скудные пожитки (я практически не накопил ничего из атрибутов подростковой жизни, фантазируя об этом дне), сложил их во дворе перед домом; и, как только мой отец вышел из дома, чтобы идти на работу, я отшвырнул его, устроил грандиозную демонстрацию, облив свои вещи жидкостью для зажигалок, и поджёг всю кучу.

Он уставился на меня пустыми глазами, затем взял садовый шланг и потушил огонь. Мне было всё равно.

— Я пошёл в Военно-воздушные силы, придурок. Может быть, однажды у меня будет ребёнок, и я выбью из него всё дерьмо, как мой дорогой старый ПАПА! - Передразнил я.

Это была пустая угроза. У меня не было желания иметь детей, потому что я очень, очень боялся, что стану такой же, как он. И всё же было приятно, каким бы злым я себя ни чувствовал, говоря это, подкалывать его таким образом.

Прежде чем повернуться, чтобы уйти, я увидел, что он смотрит на меня так, как смотрят на испаряющуюся мечту.

Да, я победил. Какой ценой?

Не имело значения. Не в тот день.

++++++

Я закончил четырёхлетнюю передышку, уехав так далеко от своего родного города, как только смог; я организовал что-то вроде домашнего хозяйства, сэкономив все свои гроши на службе, имея счет GI, чтобы оплатить учёбу.

Попутно, за предыдущие годы, у меня было несколько сексуальных интрижек. Заметьте, не в старших классах; тогда я был практически одиночкой, меня не интересовали девушки, я не хотел рисковать и заводить ребёнка. Некоторые из моих друзей и знакомых поступали именно так; каждый раз это укрепляло мою решимость воздержаться.

У меня был короткий роман с сержантом военно-воздушных сил, незаконный, конечно, и была опасность увольнения с позором; но никто об этом не узнал, и через пару месяцев мы прекратили отношения.

В колледже у меня было несколько подружек из других близлежащих школ. У двух колледжей, на самом деле, были характерная репутация. Один был Колледж Мира, другой Кэмден. В городе говорили: «Хочешь жену? Свидание в Мире. Хочешь кусочек? Свидание в Кэмдене.»

Хар-хар.

Да, я несколько раз окунался в бассейн Кэмдена.

++++++

Я встречался с девушкой из Мира, Карой, в течение нескольких месяцев. Мы перешли от случайных отношений к полусерьёзным, от серьёзных к сексуальным, и всё это в течение шести недель. Я предохранялся, за исключением пары раз, когда она сказала мне, что у неё только что закончились месячные, и она должна быть в безопасности.

Мы продолжали встречаться ещё месяц или около того; весенние каникулы на некоторое время разлучили нас, после чего я подумал, что мы возобновим наши отношения.

Ну, нет.

Я ничего не слышал о ней сразу после окончания школы.

Мы оба должны были получить наши дипломы с разницей в два дня, как оказалось, сначала мой. Три дня спустя, во вторник, мне позвонила Кара и сказала, что нам нужно встретиться, это срочно, и быть в "Кэмден Инн" в четверг вечером ровно в шесть тридцать.

Щелчок

++++++

Четверг наступил недостаточно быстро.

В половине шестого я был в вестибюле, расхаживал взад-вперёд, объясняя разным консьержам и другим людям, что я кое-кого жду.

Она вошла в двери в половине седьмого, как и сказала. Она указала мне на мягкую скамью.

Пока мы сидели, она сбросила бомбу.

— Я беременна, - сказала она без предисловий.

Мое лицо застыло, я почувствовал это; затем я улыбнулся.

— Действительно? Ты, мы... Я имею в виду, ребёнок?

К этому времени я уже немного всхлипывал.

— У нас будет малышка?

В моей голове было столько суматохи, надежды и ненависти, любви и отвращения; я не знал, в какую сторону повернуться.

— Я делаю аборт, - сказала она ровным голосом, прерывая мои размышления.

Я сидел там, ошеломлённый, не в силах осознать, что она говорит.

— Кара, это мы, это наш ребёнок, как ты можешь...

Она подняла руку.

— Джефф, у тебя нет права голоса в этом вопросе.

— Я должен заткнуться!? - прогремел я; люди уставились на нас, когда я понизил голос и продолжил.

— Я должен молчать? Это ведь и мой ребёнок тоже, не так ли?

Лицо Кары на мгновение окаменело; она смягчилась, затем сказала:

— Я не могу сейчас родить этого ребёнка. Мне жаль.

Мои эмоции внезапно иссякли, исчезли так уверенно, как будто их никогда и не было.

Я встал и сказал:

— Объясни это маленькой Грейси, - я указал на её живот, (почему я поверил, что это девочка, и почему я выбрал это имя, я не знаю), - когда ты увидишь её в следующей жизни.

Я направился к двери, слёзы текли по моему лицу.

Мне следовало сделать аборт, и моя малышка, моя Грейси, должна была пострадать за меня, получить то, что, возможно, заслужил я.

В ту ночь сон был слишком долгим.

++++++

++++++

Это было в субботу днём, рано, может быть, в час дня. Моя жена Джесси выскочила ненадолго на рынок, чтобы купить кое-что необходимое для приготовления картофельного салата и маринада для сосисок - двух самых вкусных блюд на планете.

Нам с Джесси было по сорок пять, мы были родителями четверых замечательных детей, любящих друг друга.

Мы были такими же сексуально озабоченными, как и тогда, когда нам было под тридцать; разве что более сдержанными, потому что дети были достаточно взрослыми, чтобы понимать, чем мама с папой занимаются.

Поначалу это было непросто; я объяснил Джесси, что мне пришлось пережить в детстве и за его пределами. Она знала, что меня обвиняли в том, что моя мама не сделала аборт со мной, и что потом я точно так же потерял ребёнка. Она утешала меня, умиротворяла, уверяла, что вопреки всему у нас всё будет хорошо.

Она подарила мне свою девственность в первую брачную ночь, если вы можете в это поверить, женщина старше двадцати одного года с нетронутой девственной плевой.

Я взял этот приз и признал её силу смотреть в будущее; у нас родились четверо великолепных малышей, которых кормили грудью от природы, они выросли прожорливыми детьми, которым нравилось, как готовят мама и папа, они стремились узнать все секреты кухни, чтобы потом привлечь себе пару. Какие чудесные негодники!

Я никогда их не бью, никогда, несмотря ни на что. Я решил, что сделаю это один раз, и всё закончится. Я поддерживал Джесси, а она поддерживала меня.

О Боже, мои дети были хорошими, такими хорошими.

Как бы то ни было, я был в своем кабинете, всего в нескольких ярдах от главного коридора. Раздался стук в дверь; через мгновение мой старший сын Хэнк крикнул:

— Папа! К тебе дама!

— Впусти её, - крикнул я в ответ, нанося последние штрихи на свою работу.

Я вышел в гостиную и увидел молодую женщину, которая была удивительно похожа на меня.

Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

— Вы Джефф? - спросила она.

Я протянул руку, отвечая на её движение.

— Э-э, да, - сказал я.

Она протянула конверт.

— Я Грейси, - сказала она просто и (как мне показалось) немного нервно.

Моё сердце замерло, когда я взял конверт.

Хэнк заметил мой взгляд.

— Папа, ты в порядке?

— Э-э, да, сынок, э-э... Эй, сделай нам чаю? Эрл Грей, горячий?

Хэнк неуверенно улыбнулся:

— Да, капитан, - съязвил он, направляясь на кухню.

Я жестом указал Грейси на диван.

Собрались остальные мои дети; Хэнк потащил их за собой на кухню.

Грейси села, как и я; я открыл конверт.

Внутри была записка и ещё один конверт поменьше.

Там было написано:

«Дорогой Джефф,

Это немного странно для тебя, я знаю. Это и для меня тоже.

Если ты читаешь это, значит, я мертва. У меня рак шейки матки.

Грейси - наша дочь. Я знаю, я сказала, что собираюсь сделать аборт. Моя мать убедила меня, что это правильный путь. На меньшее она не соглашалась.

Когда ты назвал нашего ребенка "она" и назвал "её" Грейси, я поняла, что не смогу пройти через это.

Мы с мамой отдалились друг от друга из-за Грейси.

Она больше никогда не приглашала меня к себе и умерла несколько лет назад, распорядившись, чтобы мне не разрешили присутствовать на её похоронах.

У меня никогда не было другого мужчины, милый Джефф. Ты был единственным мужчиной, с которым я когда-либо занималась любовью. Я так счастлива, что отдала свою девственность мужчине, который стал отцом моей милой Грейси.

Что ты будешь делать сейчас, зависит от тебя. Пожалуйста, покажи ей ту любовь, которую ты проявлял ко мне.

Я приложила материалы для проверки, если ты не веришь, что она твоя. Только твоя, мой милый.

Твоя навеки – Кара».

В этот момент Хэнк и другие дети вышли из кухни, расставили чай и разные вкусности на кофейном столике - их так хорошо воспитала их мать, которая любила английские манеры общения, - и заняли места вокруг нас в гостиной, наблюдая за нами, как ястребы.

— Я не знаю, что сказать, - я растерялся.

Грейси положила свою руку на мою.

— Я просто хочу узнать тебя, - просто сказала она.

Она обвела жестом комнату и сказала: - Они мои...?

— Ммм, хмм, - это было всё, что я выдавил из себя.

В этот момент дверь гаража открылась. Джесси вошла через тридцать секунд, окликнув:

— Ю-ху? Здесь нужна помощь?

Хэнк крикнул: - Мы в гостиной, мам.

Джесси появилась через несколько мгновений. Она быстро оценила ситуацию.

— Джефф, - сказала она, - представь нас.

— Джесси, это Грейси. Грейси, моя жена Джессика.

— Джесси...

Глаза Джесси на долю секунды остекленели.

Она улыбнулась, взяла Грейси за руку, затем обняла её.

Они отстранились друг от друга; Джесси сказала:

— Я так рада познакомиться с тобой, милая.

При этих словах Грейси потеряла самообладание.

Я не знаю, чего ожидала Грейси, враждебности, требований, как ты смеешь проникать в чужую семью, или что...

Но она получила совсем другое. Она не выдержала и заплакала.

Моя младшая, моя маленькая Мадлен, плакала, держась за мою ногу.

— Папа, что случилось?

— Дети! - Сказал я чётким, командным голосом. - Нет времени на объяснения, не сейчас, но это ваша сестра Грейси.

Я поднял свою Мадлен, нежно поцеловал её и посадил на колени Грейси.

На мгновение они встретились взглядами, а затем обняли друг друга, плача, как о потерянном, а затем найдённом.

Вся семья присоединилась, испытав всеобщее объятие.

++++++

Прошло уже несколько недель.

Грейси привыкла к семейной жизни. Джесси приветствовала её, другие дети обожали старшую сестру, я любил её. Было так много о чём поговорить, так много недосказанного, так много связей, которые нужно было наладить.

И как семья, мы просто продолжаем жить дальше.

51200   112 187   +10 [107]

GToast, ABORTION