– А что, если я скажу «нет»? Что, если я скажу, что не стану так жить, Кристи? Что я ни с кем не делюсь, и ты тоже не должна? И как насчет наших клятв? Разве они ничего не значат?

У нее хватило порядочности отвести взгляд.

– Я понимаю твой гнев, Майк. У меня было бы то же самое. Но я здесь, чтобы помочь тебе через это пройти. Послушай, это длится уже довольно давно, и ты ничего не знал. Теперь знаешь, потому что я уважаю тебя и считаю, что ты должен знать. Не знаю, что здесь будет, но знаю, что хочу, чтобы было. Я думаю, ты сможешь с этим жить. И думаю, будешь. То, что у нас есть, слишком хорошо. Ты это знаешь. Ты знаешь, что нам обоим лучше быть вместе, чем порознь. Это... – она опять жестом указала на членоголового, –... не влияет на нас. Не знаю, как заставить тебя это понять. Это как вторая работа или что-то вроде.

Она понятия не имела о моем гневе. У нее были все классические симптомы человека, который отказался от концепции понимания реакции в негативном ключе, потому что просто нет способа справиться с этим или признать, что причиной этого являешься ты. Именно так поступает большинство людей – делая что-то неправильное или неприятное, они просто игнорируют степень реакции, потому что в противном случае это на самом деле станет сигналом того, что то, что они сделали, – серьезно неправильно. А этого не хочет никто, потому что тогда придется что-то с этим делать.

Я фыркнул и сказала:

– Ты действительно в это веришь, не так ли? Как это должно было сработать, Кристи? Как ты собиралась утешить мое самолюбие? Как собиралась сделать все это лучше?

Она моргнула на это, и, надо отдать ей должное, воспрянула духом.

– Не знаю. Это ты должен мне сказать. Все что захочешь.

– Ладно. Нет проблем. Скажи этому жополизу, что с тобой покончено, и чтобы он немедленно убирался отсюда. И пусть забудет твой номер. – Я наклонился вперед и посмотрел ей в глаза. – Это то, чего я хочу, Кристи. Сделай это.

Она секунду смотрела на меня, затем отвела взгляд.

– Так, стало быть, ничего? – спросил я ледяным тоном.

На мгновение воцарилась тишина. Я услышал, как дедушкины часы на стене, которые ее мать подарила нам на десятилетнюю годовщину свадьбы, звонко отсчитывают минуты.

– Майк, почему ты не можешь понять? Ничего не должно меняться. Мы здесь и сейчас, потому что я не хочу распутничать за твоей спиной. Это меня убивает. Казаться более решительной, чем на самом деле. Я должна быть свободной – а ты ведь хочешь, чтобы я была свободной, правда? И я уважаю тебя настолько, чтобы ты знал. Чтобы понял...

–... и принял? – закончил я за нее. Она кивнула, в уголке ее глаза появилась слеза.

– Как давно мы женаты, Кристи? – неожиданно спросил я.

– Одиннадцать... Одиннадцать лет, – неуверенно ответила она.

– Верно. И за все это время я хоть раз давал тебе понять, что я не против? Что буду в порядке? Что преодолею подобное и приму его?

И снова она отвернулась. Еще один балл в пользу команды Майка. Она оскорбила мой интеллект и свои знания обо мне. Умышленное игнорирование реальности.

– Нет, – тихо ответила она. Затем оглянулась. – Но ты ведь можешь. Я знаю, что можешь. Наша жизнь основана на неограниченной любви друг к другу. Если ты меня любишь, если действительно любишь, то позволишь мне это.

– Правда? Неограниченная любовь? И вот как ты ее проявляешь? Влюбившись в другого и трахаясь с ним? Это и есть «неограниченная любовь»? Господи, а что в твоем мире является неограниченной ненавистью? Первой убить меня?

– Это нечестно, Майк. Я этого не планировала. Никто не хотел причинить тебе боль.

– Ну, блядь, удачи с этим. Ты все равно это сделала.

– Мне жаль.

– Мне тоже. Но это мало что дает, не так ли? – Я сделал еще один глоток пива. Вкуса я не чувствовал – в тот момент оно было холодным и мокрым.

Я обдумывал свой следующий маневр. Я знал, что ей было трудно прийти ко мне с этим. Именно поэтому с ней была жополиз. Иначе она бы никогда не справилась с этим. Но она понятия не имела о глубине моей боли. Черт, даже я не знал, прямо сейчас.

– Кристи, как думаешь, что я сейчас чувствую? – тихо спросил я.

Она посмотрела на парня, сидящего рядом с ней, Джеймса. Он кивнул, подбадривая ее.

– Думаю, тебе должно быть больно. Ты злишься. Злишься на меня. За то, что я... так поступила с нами. С тобой. Но ты не понимаешь. Это не то, что ты думаешь... не то, чего ты боишься. Все будет хорошо. Мы сможем все уладить. Я все еще люблю тебя и всегда буду любить. Мне нужно, чтобы ты это понял, если это все, что ты понимаешь. Я. Люблю. Тебя. Я всегда буду тебя любить, всегда буду твоей. И ты будешь моим. Нам просто нужно пройти через это... немного приспособиться. И мы будем вместе навсегда. Лобстеры, помнишь?

Она имела в виду эпизод из сериала «Друзья», который мы смотрели. Нам обоим нравилась идея старой пары Лобстеров, и в том году мы даже нарядились на Хэллоуин лобстерами.

– Я не думаю, что ты имеешь представление. Правда не думаю. Ты вырвала у меня сердце, знаешь это? Все, на чем, как мне казалось, мы основывались, оказалось ложью...

Боль вырвалась из меня, свежая и дымящаяся.

– Нет, все не так, – перебила меня Кристи. – В том-то и дело, все не так. Я – все та же. Ты – все тот же. Это – все тот же брак. Просто есть другое измерение. Новая ось. Ты должен это понять. Ничего не меняется. Просто ты должен был узнать, вот и все.

– Почему, Кристи? Почему я должен был узнать? Почему ты не могла просто продолжать действовать тайком? – Я был готов на мгновение отвлечься, поскольку действительно хотел указать ей кое на что.

Она выглядела слегка ошеломленной.

– Ты бы в самом деле предпочел, чтобы я просто продолжала изменять?

– Нет, я сказал не это. Я спросил, почему я должен был узнать?

– Потому что это меня убивало, – сказала она слегка растерянным голосом, не понимая, к чему я клоню. – Я скрывалась и очень старалась быть дома такой, какой всегда была. И это было нечестно по отношению к тебе.

– Верно, значит, ты скрывалась. А почему? Почему это тебя убивало?

– Ну, потому что это было... – замялась она, поняв, к чему я клоню.

–... Неправильно? – добавил я.

Она молча посмотрела на меня.

– Причина, по которой ты скрывалась, в том, что ты знала, что это неправильно, и что я буду возмущен, расстроен, обижен, зол и все остальное, если узнаю. Ты знала, что это – плохой и разрушительный поступок, и поэтому скрывалась. Ты скрывала свое дурное поведение, потому что знала, что оно неправильно.

Наступило молчание. Затем она сказала:

– Нам просто нужно было найти способ сказать тебе об этом, чтобы... свести боль к минимуму.

– И как, получилось? – спросил я в ответ, поджав губы в сарказме.

Она ничего не ответила.

– Но все же, ты понятия не имеешь о том, что я сейчас чувствую. Все, что ты говоришь, – просто слова. О, я уверен, что для тебя это тяжело. Очень тяжело. Бедняжка. Никто из вас ни черта не собирается сдаваться, не так ли? Только старый добрый Майк. Это мне придется смириться, для тебя вопрос уже решен. Ты ничего не теряешь. Все что тебе остается, это взять свой торт и съесть его. А этот хрен, ну, я не знаю, что теряет он. Как я подозреваю, ничего. Он получает тебя без угрызений совести и подлости. Красота!

Он посмотрел на меня и собирался что-то сказать, а я уставился на него, посмотрел на его палец и опустил пиво, как бы готовясь к чему-то. Очевидно, он передумал.

– Майк, Джеймс все время хочет меня, так же, как и ты. Я пытаюсь сделать все что в моих силах. Дай мне поблажку. Я сказала ему, как и тебе, что он не может получить меня полностью, как ты. У меня теперь двое мужчин, о которых нужно заботиться, и я ни в коем случае не собираюсь тебя заменять.

– Ты такая гребаная идиотка, Кристи. Послушай себя. «Не заменять меня»? Да ну нахуй. Конечно, ты заменяешь. Сам факт того, что мы ведем этот разговор, означает, что меня «не заменяют», как ты так очаровательно выразилась. Я больше не получаю исключительно тебя, а это, как я заметил, не то, на что я подписывался, когда мы обменялись брачными клятвами. И ты тоже. Лучшее, что ты можешь сделать, это бросить задницу этого ублюдка прямо сейчас и, откровенно говоря, отдаться на мою милость. И все. Я ни хрена ни с кем не делюсь. Перестань просить об этом. Ты должна знать. Но ты не представляешь моей боли. Я хочу, чтобы ты представила, что у меня роман. Что я трахаю эту милую рыжую головку – помощника юриста. Представь себе это, Кристи. Представь, что я только что пришел домой и сказал тебе, что трахаю ее несколько месяцев, люблю ее и хочу продолжать делать это.

Я посмотрел на нее и понял, что мои слова влетели в одно ухо и вылетели из другого. Она слишком погружена в свою собственную ситуацию, чтобы даже обдумывать мои слова с какой-либо степенью реальности. Затем она открыла рот и подтвердила это.

– Ну, мне бы это не очень понравилось, но я бы нашла способ с этим мириться.

– Хрена с два, ты бы смирилась. Единственная причина, по которой ты так говоришь, – это ситуация, которую ты хочешь, чтобы я принял. Давай будем честны. О, прости, я не должен был просить об этом, не так ли?

На этом все закончилось. Даже ей пришлось признать честность этого заявления.

– Ты уничтожила меня, Кристи. Ты уничтожила нас, неужели ты этого не понимаешь? Мне плевать на твои слова о том, что ничего не изменится. Уже изменилось. И от этого никуда не деться. Что бы ни случилось сейчас, ты всегда будешь меня предавать. Всегда. И ничто этого не изменит. Я никогда с этим не смирюсь, и мне придется попросить тебя уйти, поскольку ты, очевидно, хочешь, чтобы это продолжалось. А даже если бы ты этого и не сделала, как, черт возьми, я смогу снова тебе доверять? Ты скрывала это от меня – очень эффективно – в течение я не знаю, как долго. Если бы ты сказала «ладно, я закончила», что тогда? Как мне узнать, если ты решишь начать все сначала, либо с этим веселым парнишкой, либо с кем-то еще? Как мне доверять тебе теперь, Кристи? Но ты ведь и не собираешься останавливаться, не так ли? Ты хочешь этого. Ты только что сказала мне, что хочешь.

Этот вопрос задел за живое – я видел, что с такой точки зрения она на это не смотрела. В том-то и дело, что люди, заключающие сделки с дьяволом, никогда их не имеют.

– Ты сделала свой выбор, и это был не я, не так ли? Потому что если бы это был я, то эта дрянь уже давно бы исчезла. Это то, чего я хочу, но этого ты мне не дашь. Ты хоть представляешь, каково это, Кристи? Представляешь? Нет, конечно, не представляешь. Ты только что забрала все что мог дать я, а потом еще и этого придурка. И теперь хочешь узаконить этот выбор. Ну, блядь, так это не работает. Мы уже сделали свой выбор. Ты не можешь сделать его еще раз.

– Я не имею ни малейшего представления о том, как буду жить дальше, но могу тебе сказать следующее. Я не смогу доверять другой женщине до тех пор, пока жив. Ты уже сотворила это со мной, Кристи, так что, спасибо тебе за это. Только тебе. Я не знаю, смогу ли когда-нибудь пережить то, что сделала ты, и то, что пытаешься заставить меня принять. Думаю, это отвратительно, но ты настолько ослеплена тем, что получила все это за короткий промежуток времени, что искренне веришь, будто можешь получить все, а меня просто нужно убедить. Да пошла ты, дорогая. Жизнь не такова.

– Реальность такова, что ты никогда не узнаешь, насколько сильно сегодня обидела меня. Никогда. Пока кто-нибудь не сделает с тобой того же, но ведь этого не будет? Потому что ты будешь слишком занята, чтобы получать то, чего хочешь ты.

– О, Майк... Прости. Я не хочу причинять тебе боль. Правда, не хочу. Пожалуйста... пожалуйста. Не надо вести себя так. – По ее лицу текли слезы.

– А как, блядь, я ДОЛЖЕН себя чувствовать, Кристи? Что бы ты ни получала от меня, тебе было недостаточно, не так ли? Что это за чувство такое к мужчине, которого ты должна любить без оговорок? Скажи мне? Что я должен чувствовать? Я даже не знаю, что я сделал не так или чего ты недополучила, и ты никак не можешь быть честной и сказать мне, не так ли? Ты ведь до сих пор не была честна, не так ли?

Наступила тишина. Кристи раскрыла руки и нерешительно наклонилась вперед, как бы желая меня обнять. Я поднял руку.

– Нет. Спасибо. Последнее, чего я хочу, это милосердной любви от... тебя. – Я чуть не назвал ее сукой, но мне требовалось держать себя в руках. Я даже не замечал на своих глазах слез, пока не вытер их.

Это было странно – одновременно бороться и с яростью, и с болью. Сочетание было странным. Как будто хочешь сбросить кого-то с обрыва, но делаешь это, держась за него и спрыгивая сам. Твой разум мечется во все стороны, доводя все до логического завершения.

Ей нужно было хоть немного понять, какое опустошение она здесь навела. Как и большинство, совершивших нечто ужасное, она не хотела посмотреть этому в лицо, пытаясь вместо этого преуменьшить все и найти способ облечь это в слова, чтобы оно не звучало настолько плохо. Ей нужно было это сделать, потому что в глубине души она понимала, насколько это плохо, и насколько разрушительным это будет, но не хотела столкнуться с чувством ответственности. Как только сделаете это, вы будете обязаны что-то предпринять – как только признаетесь, вам придется восстановить ущерб, а у нее просто нет инструментов или способностей, чтобы это сделать. Кое-что вернуть невозможно.

Чем больше я мог заставить ее увидеть это, тем больше ей придется нести ответственность. А я знал ее – у нее такое о себе представление, что она этого не вынесет. Будет вечно страдать, зная, что это случилось по ее вине, и у нее нет возможности все исправить.

Кристи еще немного похныкала, а парень рядом с ней зашевелился, как бы желая что-то сказать, я посмотрел на него, и он решил отказаться от этой мысли.

Возникла пауза, затем я спросил:

– Значит, я тоже могу трахаться, да? Такова часть твоего генерального плана?

Кристи подняла голову и нахмурилась. Мне нравится, когда она хмурится. Ее нос сморщился, а между глазами появились складки.

Она сказала:

– Ну, я бы хотела надеяться, что этого не будет. В идеальном случае тебе бы должно хватать только меня. В прошлом всегда хватало. Но... Я понимаю, что не смею судить или говорить «нет». Так что, мне бы это не очень понравилось, но я бы это приняла. С оговорками, конечно.

– С оговорками? – пробормотал я. Эта женщина оторвана от действительности. Как, ЧЕРТ ВОЗЬМИ, я был женат на ней одиннадцать лет и не видел этого? Что я курил и пил? Неужели любовь настолько слепа? Неужели я настолько глуп?

– Ну, влюбляться не надо.

– Имеешь в виду как ты? – Слишком легко.

Она опять нахмурилась. Еще один удар. С3, С4 и С5 следующие, пожалуйста. Может, на этот раз я смогу достать ее линкор.

– Нет, я имею в виду, это другое. Если ты хочешь попробовать другую женщину, мне бы это не очень понравилось, но, как я уже сказала, я не могу слишком осуждать. Я это понимаю. Нет, ты должен быть уверен, как и я, что именно те отношения, в которых ты находишься, – главные. Что ты – моя, а я – твоя. Как это было всегда.

Я даже рассмеялся.

– За исключением последних, сколько там, трех месяцев? Шести? Пока ты трахалась здесь с ебучим клоуном?

Она вздохнула.

– Все не так, Майк. Я никогда не переставала тебя любить. Просто... расширила свои горизонты, вот и все.

– Мне нравятся мои горизонты, спасибо, – ответил я.

Она просияла, очевидно, увидев в моих словах, что я не собираюсь искать другую женщину.

– Отлично. Ну, как я уже говорила, что касается нас с тобой, то ничего не меняется. Я люблю тебя так же сильно, как всегда, ничего не меняется.

Это заявление меня очень разозлило, и тогда я понял, что эти отношения закончились.

«Так же сильно, как всегда» – то есть практически настолько, что это позволило ей прыгнуть в постель к другому мужчине. И поскольку однажды она сделала это, то сделает это и снова.

– И что я получу, Кристи? Жену на полставки? Вот как это будет? Часть времени со мной, а часть – с капитаном Крюком? – сказал я, кивая на парня, Джеймса, который все еще поглаживал свой палец.

– Все будет не так, – сказала она, сильно дрожа. – Мы подумали... мы могли бы чередовать время. Две недели с тобой, несколько дней с Джеймсом. Тебя все равно не бывает большую часть времени. Ты никогда не пропустишь свое время. Ты получаешь большую его часть, как и сейчас. Ты был там первым.

Я покачал головой и рассмеялся так, как смеются, когда не смешно даже отдаленно.

– Ты обезумела, знаешь это? Как я упускал это все эти годы?

Она даже улыбнулась мне в ответ и сказала:

– Любовь слепа.

– Это так, – сказал я сухо, одним из тех тонов «последнего слова».

Я снова задумался. И также удивился, что вообще затеял этот разговор. Но, скорее всего, это был один из последних с ней разговоров, так что, нам нужно было высказать все прямо сейчас. Я был в шоке от самого себя, когда понял, что чувствую себя именно так, но затем, поразмыслив, решительно утвердился в этом чувстве.

– А эта презренная личность здесь, – сказал я, кивнув на Джеймса, – не против такого расклада?

Он посмотрел на нее, потом на меня, и, снова улыбнувшись, секунду колебался, ожидая ее подтверждения, а затем согласно кивнул.

Я снова переключил свое внимание на Кристи.

– Значит, это «просто случилось», да? Ничего не было запланировано? Вы просто «влюбились» друг в друга? Никаких планов или намерений? – В этот момент мне очень хотелось дать ей веревку, и я не был разочарован.

– Да. Ты должен мне поверить. Я этого не искала. Я была счастлива. Я и сейчас счастлива. Просто... еще больше. Кроме данного момента. То, что причиняет боль тебе, причиняет ее и мне.

– Когда нужно платить по счетам, да? Жаль, что платить приходится мне, а не тебе, да, Кристи.

– Мне тоже нелегко, Майк. Я знаю, насколько ты должен быть расстроен. Насколько зол. Но знаю, что ты выше этого. Знаю, что ты справишься.

– О, ты знаешь, да? Ты знаешь, что я могу просто справиться с этим, не так ли?

Она отвернулась и на этот раз не вернула взгляда ко мне.

– Хотела бы ты знать, Кристи, что я думаю? – тихо сказал я.

Она опять перевела взгляд на меня, в нем было беспокойство. Затем нерешительно кивнула.

– Тогда ладно. Я думаю, что все это – дерьмо, от начала и до конца. Думаю, что все эти оправдания «это просто случилось» – чушь собачья, и прямо сейчас она капает мне на туфли. Невозможно просто «влюбиться», Кристи. Ты это знаешь. Здесь усилие воли. Ты должна делать попутно все эти мелочи. Проводить вместе время, искать друг друга, давать другому понять, что он тебе интересен. Шутки, которые никто не понимает. Маленькие взгляды и прикосновения. Личные и интимные вещи. Влюбляются именно так. И ты не делаешь такое неосознанно. Чтобы делать такое, ты делаешь сознательный выбор. Как минимум, сознательным выбором является не мешать себе делать это. Ты это знаешь. Я это знаю. Даже эта ебаная морда знает это.

Это была прямая атака на то, кем считала себя Кристи. Она и впрямь верит, что была моральной и этичной и делала правильный выбор. Я видел, что для нее, как и для многих других, заявление «это просто случилось» является отговоркой. Так делают те, кто не хочет смотреть в лицо реальности своей собственной вины в поступке, который, в глубине души, считает неправильным.

Смогут ли они остановиться, это уже другой вопрос – каждый день случается так, что люди делают что-то, о чем знают, что это неправильно, но все равно делают, потому что у них не хватает моральной стойкости, чтобы просто сказать «нет». Особенно трудно, когда речь идет о запретном плоде. Разум будет придумывать всевозможные причины, почему они сделали это, чтобы сделать это приемлемым для себя, но в конечном итоге большинство сознательных людей отличают плохое от хорошего. Просто они делают все, чтобы избежать прямого взгляда на это.

В моей работе медиатора к таким ситуациям никогда не привлекается внимание. Попытка заставить кого-то оценить свое плохое поведение и признать его – это не тот способ, чтобы добиться хорошего результата. Всегда происходит одно из двух: либо он его принимает и примиряется с ним, пытаясь интегрировать в свое самовосприятие – и создавая все более нелепые причины, чтобы объяснить это поведение, – либо не принимают и будет яростно оспаривать, вплоть до того, что загонит себя в логический и эмоциональный угол. И когда это случается, он дает отпор, часто злыми способами. Тогда в ход идут злоба и отвлекающие маневры, и опять никто не выигрывает.

Бывают случаи, когда вы можете достучаться до кого-то, но обычно для этого нужен человек, которого он абсолютно уважает, нужные слова и в нужное время, а ошибиться слишком легко. А если это глубоко отрицается – как я наблюдаю в данном случае – что ж, с таким же успехом и против ветра можно писать.

В случае с Кристи, она достаточно умна, чтобы понять, что это неправильно. И знает, что я не ошибаюсь в своих словах. Ей будет очень трудно смириться с этой реальностью в своем сознании, если на нее обратить внимание. Я делал то же самое, что пытался сделать раньше, указывая на ее ответственность за то, что чувствую я. С ограниченным успехом, – подумал я. Но это нормально. Заставить кого-то понять, что он сделал, – это часто долгий процесс, к которому он должен прийти сам. Почти никто не понимает это с первого раза, когда ему показывают. Он должен пережить это со временем, самостоятельно.

– Может быть, ты и не собиралась этого делать, но ты же этому не помешала, правда? Это – измена, Кристи. Каждый поступок здесь – эмоциональная измена, даже еще до того, как это превратилось в грязный маленький праздник траха, в чем я уверен. И ты это знаешь.

Еще один луч света на эту тему. Я знал, что она будет думать об этом несколько дней.

Теперь следующий шаг.

– Значит, твое оправдание в том, мне ни в чем не было недостатка? И это все?

В ответ только взгляд. Она начала понимать, что я делаю, и была напугана. Слова могут быть сильным оружием вещью, если знать, как ими пользоваться, и она знала, что я знаю.

– Понятно. Значит, тебе ни разу не пришло в голову, что если у тебя остается вся эта любовь для онемевшего большого пальца, то ты по определению не даешь ее мне? Ты каким-то образом установила некое локальное количество любви, которое я должен получить, а все, что сверху, ты можешь дарить по своему усмотрению, не так ли?

Она ответила:

– Ты можешь любить детей и по-прежнему любить своего супруга. Разве твоя мать любила тебя меньше, только потому, что вас было шестеро детей?

Это было неожиданно. Она сопротивляется.

Мне пришла в голову мысль, что они репетировали друг с другом. Они пытались предотвратить некоторые из моих неизбежных аргументов. В некотором смысле, их планированием можно было восхищаться. Досадно.

– О, да, это правда. И раз уж ты заговорила об этом, да, я не получил свою долю. Совсем. И ты это знаешь. Но мы ведь говорим не о детях, Кристи? Мы говорим о браке. – Я выплюнул последнее слово, и она вздрогнула. Хорошо.

– Я так рад, что ты сумела назвать цифру, сколько я должен получать. Пожалуйста, ты должна написать об этом статью. Уверен, что есть много других пар, кото хотели бы знать, что это за цифра. Достаточно, чтобы он не заметил недостатка, да?

Снова пристальный взгляд, с бледным лицом вокруг глаз. Она чертовски хорошо знает, что сейчас я собираюсь ее уничтожить.

Я сказал:

– Как думаешь, что скажут об этом твои брат сестра? Ты вообще думала об этом? Просто любопытно.

Кристи подняла голову и выпятила челюсть – верный признак того, что она идет по пути упрямства.

– Я думаю, они бы не одобрили, но, если бы я смогла им объяснить, объяснить, что я не хотела, чтобы это случилось, что это просто случилось само собой, что я хочу быть счастливой, и таков мой путь к этому, они бы поняли. Ты же знаешь, они хотят для меня лучшего.

Это было правдой. Так и есть. Хотя я думаю, что Кристи не понимает, что они не питают иллюзий относительно того, что она будет делать, чтобы этого достичь.

По этому поводу в день нашей свадьбы лично со мной «разговаривал» ее брат. Он посоветовал мне «не терпеть ее дерьмо. Она горячая, но быстро сгорает. Стой на своем, и она одумается». Он также объяснил, что она вынашивает некоторые «странные идеи, но, когда с ними столкнешься, просто посмейся над ними, и в конце концов, она все поймет». Не думаю, что она получит такой прием, как она думает.

– Да? Я думаю, что ты выдаешь желаемое за действительное. Думаю, как только ты объяснишь, что трахалась у меня за спиной – а это именно то, что ты делала, давай не будем приукрашивать, ты без вариантов стала чужой шлюхой, а потом приходила ко мне домой и врала об этом без угрызений совести, и ты ничего не можешь сделать или сказать, чтобы это изменить, – тогда, я думаю, им будет что сказать по этому поводу. А ты не думаешь? Думаешь, твой брат «одобрит» или «поймет», Кристи?

Я сделал воздушные кавычки вокруг «одобрит» и «поймет».

Она опустила глаза, потом снова подняла их и тихо сказала:

– Они поймут. Я знаю, что поймут.

– Точно так же, как ты знала, что я найду способ принять это, да? Пока ноль из двух, детка. Не лучший результат.

Она всхлипнула один раз и протерла глаза.

Но я не собирался сдаваться.

– Знаешь, даже после того, как я попрошу тебя уйти, ты будешь продолжать встречаться с этим ублюдком. – Я взглянул на Джеймса, теперь смотревшего на меня с ненавистью на лице. Даже он понял, что я делаю.

– У... уйти? – слабо вмешалась она.

– Ты ведь, в конце концов, его любишь, верно? Ты сама так сказала. Так что, когда я скажу «уходи», куда ты пойдешь? Не говори, что ты этого не планировала. Я знаю, что да. Ты не глупая. Ты знала, что есть шанс, что я на это не соглашусь, судя по тому, как это было сформулировано до сих пор, отказаться от этого было невозможно, так что, ты бы ушла. Ты уже перевезла часть своих вещей к нему? Я бы проверил, но не хочу вставать.

Ее голос доносился очень издалека.

– Мы... мы подумали... Я подумала, что тебе потребуется время... чтобы смириться с новым... – она запнулась, затем попробовала новую тему, игнорируя ту, на которую не захотела отвечать. – Я не собираюсь сдаваться. Даже если ты заставишь меня уйти. Ты – мой, а я – твоя. Я всегда буду рядом. Ты это знаешь.

Все интереснее и интереснее. Она делает все возможное, чтобы побить меня на моем поле. Пытается играть на моих собственных эмоциональных трудностях. Знает, что в своей профессиональной жизни я всегда нахожу лучшее решение, и уверена, что здесь предлагает мне лучшее решение.

– Итак, твой план состоял в том, чтобы жить с мужчиной, который добровольно и сознательно охотится за чужой женой. Мужчиной, который нисколько не уважает чужие отношения. Мужчиной настолько звездного качества, что он сидит на моем диване, пьет мое пиво, претендуя на чужую жену. С этим мужчиной? Так вот с кем ты связываешь свою эмоциональную жизнь? Таковы твои стандарты в наши дни? Вот это да!

Эта фраза задела за живое, и я увидел, как она украдкой взглянула на Джеймса, посмотревшего в ответ на нее, покачавшего головой и улыбнувшегося в том духе, что, мол, «не слушай этого парня».

– Детка, я... – успел вымолвить он, прежде чем я наклонилась вперед.

Как можно более грозно, как можно более низким голосом я сказал:

– Последнее предупреждение, Джеймс. Или тебя будут называть Однояйцевый Джимми. Понял?

– И он тоже связывает себя с тобой, – продолжал я, – закоренелой изменщицей. Один раз изменила, всегда будешь изменять, верно? Ну, вы заслуживаете друг друга, это точно. И я уверен, что поначалу все будет замечательно. Много секса без чувства вины, по крайней мере, с твоей стороны. Сомневаюсь, что с его стороны вообще было такое. Но когда станет скучно – а ты знаешь, что так и будет. Так бывает всегда – что случится, когда он поздно вернется с работы? Или ты? Что тогда? Вы оба знаете, на что способен каждый из вас. Как это будет? Интересно, кто кого станет подозревать?

Она опять посмотрела на Джеймса, который покачал головой, слабо улыбнувшись и состроив на лице выражение «это все мусор».

Но ущерб уже был нанесен. Кристи гордилась своей способностью читать людей. Гордилась своей этикой. Сегодня они уже пострадали, и она достаточно умна, чтобы понять истинность моих заявлений. И, что еще хуже, они сказаны сейчас. Все открыто. Это нельзя просто проигнорировать. Когда это случится, – а мы все знаем, что это случится, – это будет первым, что придет на ум. В такой эмоционально насыщенной ситуации как эта, как это может не быть первым делом?

И тем самым эти отношения обречены еще до того, как начались. Это подозрение теперь было на поверхности, навязано, и оно не собирается уходить. В каком-то смысле, все их отношения были построены на лжи, что медленно доходит до нее, а теперь и я привлек к этому внимание.

Кристи повернулась и посмотрела на меня, широко раскрыв глаза. Она осознала, что я сказал, и я понял, что это проникло в нее. Пока лишь поверхностно, но со временем оно проникнет еще глубже.

Со мной ей это сходило с рук, потому что я ей доверял. Она знала, что он так никогда не поступит, не так, как она, и я просто подчеркнул это. Хорошо. Еще одна физическая рана. Я все еще хотел получить свой фунт плоти.

Пришло время сделать контрольный выстрел.

Я сделал еще один глоток пива, на этот раз опустошив банку. И даже отрыгнул. Это было сделано бесстрастно и вырвалось в нужный момент.

– Знаешь, что? Единственное, что на самом деле задело за живое?

Опять на глазах слезы. Для ситуации, когда они должны были объяснять мне новую реальность, она говорила очень мало.

– В глубине души ты – довольно злая.

Эта фраза тоже не заставила себя ждать. Кем бы еще Кристи себя ни считала, она глубоко верила, что она – хороший человек. У нее были на этот счет высказывания – о том, что кое-кто был хорошим, просто совершившим плохой поступок. Почти никто не был по сути злым. Большинство людей попадают в плохие ситуации, или их заставляют в них попадать, и видят лишь один выход. Раньше я никогда не задумывался об этом, но совсем недавно понял, что Кристи – либерал с горячим сердцем. Она – из тех, кто никогда не перекладывает ответственность на других.

Теперь я тоже либерал. Я верю в социализированную медицину, в заботу обо всех членах социального спектра и во все остальное. Но я также верю и в личную ответственность. У вас могут быть причины для того, что вы сделали, и я могу этим причинам посочувствовать, но, по-моему, это не освобождает вас от ответственности за то, что вы сделали на самом деле. Возможно, у вас нет подруги, и женщины могут вас дразнить, но это не означает, что вы должны взять с собой в бар пистолет и начать стрелять в чирлидерш. Ничто не означает. Вы делаете это по каким-то причинам, и эти люди так же мертвы, как и пять минут назад. То, что я понимаю ваши причины, не сделает этих людей живыми.

Она глубоко верит, что она – хороший человек, который может сделать что-то плохое, но это нормально, потому что потом из-за этого она будет чувствовать себя ужасно.

Дело в том, что, когда кто-то, кого вы глубоко любите, говорит вам подобное, когда вы отчаянно не хотите этому верить, но в глубине души знаете, что это правда, оно проходит вашу сознательную защиту. Вы знаете, что это – правда, даже если на самом деле это не так. Я – одним из тех, кому она доверяла больше всего на свете, и я объявлял ее «злом», и явно имел это в виду. А учитывая свет, который я пролил на ее тщательно выстроенное самообманное представление, она знала, что у меня есть основания в это верить. А это означает, что она почти наверняка тоже поверит. Это был самый худший вид сомнения в себе – когда тебя поддерживает человек, которого ты ценишь и которому доверяешь.

Тот факт, что я был заинтересован в том, чтобы сказать это, игнорируется. Это то, на что я и рассчитывал. Она поверит в это, а нет ничего более сильного, чем вера, которую ты внушаешь сам себе.

Что ж, хорошо. Пора заставить ее действительно почувствовать себя ужасно.

– Дело в том, Кристи, что каждый раз, смотрясь в зеркало, ты будешь вспоминать этот день. То, что ты сказала, что сделала, те действия, что ты совершила. Боль и разрушение личности, которые ты причинила. И все потому, что «ты не хотела влюбляться». Ну и хрен с ним. Я не должен и не куплюсь на это. С твоей стороны все это было усилием воли. Почему, я даже не могу предположить, и думаю, что ты тоже не знаешь. Но это неважно. Ты это сделала, и вот результат. Через секунду я попрошу тебя уйти, и если ты знаешь, что для тебя хорошо, ты уйдешь. Раньше я никогда не бил женщин, и, видит Бог, я люблю тебя, но если ты останешься здесь, я могу не сдержаться. И уж точно не смогу, когда дело касается этого блестящего члена. Так что, уноси с собой знание, что ты – злой человек, что все, что ты здесь делала, было воплощением зла, и пойми, что все наши друзья и твоя семья узнают об этом. Ты ведь знаешь, что я могу объяснить это так, что они поймут все, так же как и ты. Подумай об этом. Подумай о результатах своей маленькой подлой интрижки. Ты убила единственное в своей жизни, на что ты могла положиться, и нет никого – НИКОГО – кого бы ты могла винить, кроме себя. Ты, без сомнения, по-настоящему злой человек – один из худших видов, что причиняет вред другим, а затем пытается минимизировать свою собственную ответственность за эти действия, принижая причиненный ущерб. Такой человек, я надеюсь, умрет в одиночестве и боли.

– На твоем месте, я бы обратился за профессиональной помощью. Слишком поздно для этого случая, но я бы, наверное, захотел узнать, почему, чтобы не делать этого снова. Так что, уходи в обнимку со своим серийным прелюбодеем, и живи себе припеваючи, постоянно гадая, где искать друг друга, а я буду сидеть здесь, напиваться до смерти и думать, какого черта я не сделал. Надеюсь, секс компенсирует все, что ты потеряла. Уходи.

Я просто сидел и смотрел на нее, а она смотрела в ответ.

Она собиралась что-то сказать, остановилась, потом пролепетала:

– Этот дом и мой также....

Я потерял дар речи. Встал, угрожающе, как умел, и крикнул:

– Убирайся на хрен, ты, долбаная шлюха! – и бросил пустую банку из-под пива в стену, где она звякнула. Не совсем тот эффект, на который я рассчитывал, но я был слишком зол, чтобы меня это волновало.

Она побледнела, а Джеймс поднялся на ноги, глядя на мое выражение лица. Он отвернулся и, обняв заметно испуганную Кристи, потащил ее к двери.

– Подожди, – сказала я, решив сделать последнее. Это пришло мне в голову буквально в ту же секунду – подходящая дань вечеру.

Я подошел, и она от меня отпрянула. Я схватил ее левую руку, разжал кулак и стащил с ее пальца обручальное и венчальное кольца, прежде чем она успела меня остановить, затем отступил назад, рассматривая их. Затем снял и свое и, собрав все их в кулак, сказал:

– Подожди здесь.

Я подошел к туалету у входной двери, прямо из кухни, и открыл дверь, оставив ту открытой. Оглянувшись на ее пепельное лицо, я бросил все кольца в унитаз, а затем, не глядя, спустил воду.

– Кажется, это уместно. Ты спустила в унитаз наш брак, так надо спустить и кольца.

Я знал, что это будет больно. Она любила эти кольца. На поиски подходящих колец она потратила три месяца и сделала их из металла, взятого из кольца ее отца. От этого я не получил никакого удовольствия, но оно было символично, и в тот момент я, честно говоря, просто хотел сделать ей как можно больнее. Сейчас мне от этого не очень хорошо, но я должен быть честным в том, что чувствовал в тот момент.

Она застонала от моих действий, бормоча очень тоненьким голосом:

– Нет-нет-нет, я не хотела этого...

– Еще кое-что, – сказал я, и в середине фразы ударил Джеймса прямиком в лицо. Я приложил много сил, и его нос под моим кулаком хрустнул. Отовсюду полилась кровь, и он упал на пол. Кристи посмотрела на него, потом на меня.

Я потер кулак и с гримасой посмотрел на нее.

– Теперь можешь идти. Завтра я сменю замки. Ожидай, что тебя обслужат.

С ней было покончено. С нами было покончено. Она это знала, и я это знал. Она больше не сможет смотреть на себя в зеркало, не видя этой сцены. Не сможет смотреть в лицо своим друзьям и будет вечно сожалеть о сегодняшних событиях, о том, что привело к этому, о том, что она сделала с нашими отношениями и о том, какой она себя представляла. И в тот момент у меня не было к ней ни капли сочувствия. Надо мной надругались, меня предали, меня обманули, и, черт возьми, я был зол и собирался получить свой фунт плоти.

Мне приходило в голову, что она может даже сделать что-то радикальное, но в тот момент, стыдно сказать, мне было все равно. Опять же, вряд ли это правильное чувство, но я был настолько опустошен, что в тот момент мне было плевать. Пусть я выгляжу козлом, но, как уже говорил, со мной жить нелегко... из-за таких вот моментов.

Она опустилась на колени рядом с ним, суетясь, и я буквально поднял его за волосы.

Я открыл дверь квартиры и, не говоря ни слова, вытолкнул его наружу, на деревянный пол капала кровь, Кристи в шоке последовала за ним, и как только они оказались за дверью, я отступил внутрь и захлопнул ее перед их носом.

Мгновение постоял там, дрожа, затем повернулся и пошел обратно в гостиную, схватив бутылку водки с персиковым ароматом, стоявшую на кухонном столе.

Я помнил свои слова, но у меня не было намерения напиваться до смерти – хотя сейчас и требовалась пара здоровых глотков, чтобы успокоиться. Жизнь – для победителя, и, ей-богу, я не собирался быть жертвой, хотя на самом деле и был ею.

Просто мне надо найти путь вперед.

Завтра будет новый день.