Есть люди, у которых о детстве остались только хорошие воспоминания, есть те, у кого есть и хорошие, и плохие, а есть те, у кого остались только плохие воспоминания.

Я отношусь к тем несчастным, у кого только плохие воспоминания. Самое раннее мое воспоминание - это наказание за то, что я пролил молоко на пол в кухне.

Кто-то может удивиться, почему мама не помогла мне? Она бы помогла, но ее судьба была хуже моей. Она не только переживала физическое и психическое насилие, но и боролась с тем, как неудачно она встретила своего мужа, Шона, моего отца.

Мой отец во время учебы в колледже поехал на неделю в Россию со своими друзьями и, видимо, так полюбил тамошних девушек, что выучил русский язык и решил найти себе невесту оттуда.

Однако все это оставалось лишь мечтой, пока его второй брак не распался, и ему предстояла одинокая жизнь в доме с двумя спальнями недалеко от маленького городка в Северной Дакоте.

Тогда он решил осуществить свою давнюю мечту и, собрав все возможные деньги, отправился в Москву на поиски невесты. Вооруженный американским паспортом, ростом метр девяносто, длинными волнистыми волосами и знанием русского языка, он обшарил бары, клубы по всей Москве, пока наконец не нашел девушку, которая ему сразу же понравилась.

Она шла в институт, когда он впервые увидел ее из своей квартиры, и в течение следующих четырех дней он наблюдал за ней каждое утро и вечер, когда она шла по улице.

В первый раз, когда папа заговорил с ней, он спросил дорогу к знакомому магазину и завел с ней светскую беседу о городе и его культуре. Медленно и целенаправленно он добивался того, чтобы она зациклилась на его мужественном теле и американском обаянии.

Примерно через двадцать дней он сказал ей, что собирается вернуться обратно в США, но может договориться, чтобы она поехала с ним, если захочет. Мой отец, конечно, наобещал ей все: большие машины, огромный дом, торговые центры и т.д. Она была в восторге от его слов. Мама была в восторге от перспективы американской жизни.

Когда он увидел, что она готова ехать к нему на родину, он вернулся в США, оформил ей туристическую визу и билеты и сказал ей по телефону, чтобы она садилась на ближайший рейс в США. Реальность, с которой она столкнулась по прибытии, отличалась от тех мечтаний, которые он создавал в ее голове тогда в Москве.

Отец жил в старом доме, далеко от главной дороги в нескольких километрах, не было ни больших машин о которых он рассказывал, был только грузовик Форд, ни шикарных торговых центров. Все это сильно поразило маму, и она хотела вернуться, но он очаровал ее и она любила его тогда, заставив остаться это была ошибка, о которой она потом пожалела всю жизнь.

У нее сложилось впечатление, что он женится на ней, как только она приедет в Америку, но отец сказал ей, как оказалось, обманным путем заманил её к себе в США, что, поскольку ей только восемнадцать, она не может выйти замуж, так как минимальный возраст, который требуется в США, - двадцать один год. Тогда она подумала, что он все-таки женится на ней, но он продолжал придумывать отговорки.

Несколько раз она подумывала о побеге, но поскольку она никого не знала, плохо говорила по-английски и слышала от отца разные истории о том, как обращаются с нелегалами в тюрьмах, она не могла заставить себя сделать последний шаг.

В общем, она была в его власти, и он это знал. Через год она уже носила меня на руках и жила скорее как рабыня, чем как жена.

Так началась жизнь в Америке и несчастье моей мамы, Наташи.

Удивительно, но самое раннее воспоминание о моей маме - это не побои, крики и издевательства, а то, как она сидит на стуле, скрестив ноги и сложив руки на коленях, во дворе.

Я помню ее рыжие волосы, спадающие на плечи, ее глубокие голубые глаза, смотрящие на меня, и ее кольцо в носу и золотые браслеты, сверкающие на солнце.

"Ты скучаешь по России?" спросил я ее, сидя напротив нее.

"Да, очень", - сказала она, поправляя свою серую плиссированную юбку длиной до колена.

"У тебя там остались родственники?"

"Есть две твои тети и дядя".

"Тебе, наверное, там все нравилось?"

"Очень. Мы катались на велосипедах по городу, играли в волейбол и танцевали под русскую музыку. В школе тоже было весело".

"Ты хорошо училась?"

"Нет, средненько. Но я хорошо плавала. Рядом с нашим домом есть бассейн, и мы все мои друзья плавали в нем".

"Наверное, они тоже по тебе скучают?"

"Да, скучают. Когда-нибудь я отвезут тебя туда в Россию. А теперь пойдем в дом и приготовим обед для твоего папы", - сказала она, глубоко вздохнув и заправляя свою белую рубашку без рукавов.

Но это единственное воспоминание из моего детства, где она улыбается и счастлива. Все остальные - это стыд, унижение и боль.

У моего отца был более или менее установленный график. Он уходил на работу в гараж к восьми утра, возвращался домой к обеду, а к вечеру снова был дома.

Большинство субботних вечеров он проводил дома за игрой в покер с двумя своими друзьями Джейсоном и Мэттом.

Поскольку наш дом находился так далеко от города, мы с мамой день и ночь были всегда были дома. Отец брал нас в город только раз в три месяца, да и то не в тот город, который был рядом с нашим домом, а в тот, который находился далеко от нашего дома.

Отец даже не хотел отдавать меня в школу и лишь неохотно изменил свое решение, и забрал меня оттуда всего через несколько лет, так что я научился только читать и писать.

Папа отвозил и забирал меня из школы, а мама оставалась дома.

Я ничего не помню о школе, друзьях.

Я помню, как отец бил меня ремнем, стальным прутом или ботинками за малейшие промахи. Самое постыдное, что он продолжал бить меня, даже когда мне было восемнадцать лет.

Я был высоким и широкоплечим, хотя и не таким гигантом, как он, но тот факт, что я был почти взрослым или что мать могла видеть, как я стою там с джинсами и трусами, спущенными до щиколоток, с хорошо видимыми членом и яйцами, не беспокоил его.

Кому-то все это может показаться варварством, но это было ничто по сравнению с тем, что приходилось терпеть маме.

Однажды мы ужинали, когда отцу показалось, что стейк немного подгорел, и он начал кричать на маму, что она не умеет готовить и что она бесполезна. Затем он встал, взял ее за волосы и заставил перегнуться через диван, не обращая внимания на то, что я сижу там.

Он задрал мамину юбку и начал работать ремнем по ее ягодицам попы.

Она пыталась опустить юбку, но это разозлило его еще больше, и он начал бить ее ремнем по рукам, заставляя ее кричать в агонии. Вскоре на руках и белых трусиках мамы остались следы от ремня.

Однажды вечером мы с мамой мыли его грузовик на заднем дворе и не услышали, как он позвал ее, поэтому он затащил нас в дом и велел ей снять джинсы, но она умоляла его пощадить ее. Он сказал ей, что если она не снимет их, то он снова начнет избиение, поэтому она начала снимать их, все время плача.

Джинсы моей матери были сняты. Затем он хотел, чтобы она сняла черные трусики, затем коричневую рубашку и черный лифчик, и удовлетворился только тогда, когда она была полностью обнажена.

Мама, рост которой составлял сто семьдесят сантиметров, а тело было полным, сидела, прислонившись спиной к стене, ее длинные ноги были соединены вместе, а колени и руки пытались прикрыть ее большую грудь, в то время как он продолжал называть ее сукой и шлюхой.

Пролежав на полу более пяти минут, мама встала, чтобы приготовить ужин.

Поскольку отец был занят выпивкой в гостиной, я прокрался в свою комнату, стащил простыню и крался на кухню, чтобы дать ей, чтобы она прикрылась, когда он предупредил меня, что выбьет из меня всю душу, если я попытаюсь ей помочь, поэтому я бросил простыню обратно в свою комнату и пошел успокаивать маму.

Она приготовила ужин, постаралась сделать его как можно вкуснее, потому что не хотела, чтобы он снова разозлился, и пошла в мою комнату есть. Я взял свою тарелку и пошел за ней в свою комнату, оставив отца есть в одиночестве за столом.

Там я увидел ее, сидящую на подушке, все еще обнаженную.

"Не мог бы ты оказать мне услугу?" - сказала она, оторвавшись от своей тарелки.

"Да, конечно".

"Сходи в мою комнату и принеси белый крем, который хранится в ящике".

Я вышел из комнаты, увидел, что отец занят телевизором и виски, и протянул ей крем.

"Намажь кремом, пожалуйста, мне очень больно", - попросила она, передавая мне крем и ложась животом на кровать.

Я погрузил пальцы в банку, зачерпнул крем и начал наносить его на мамину пышную грудь и внутреннюю поверхность бедер, пока она лежала, раздвинув ноги. Я втирал крем в красные следы от папиных побоев, а затем слегка массировал пальцами ее ягодицы, внутреннюю поверхность бедер и нижнюю часть спины.

"Почему бы нам не убежать отсюда?" спросил я ее.

"Убежим, очень скоро", - пообещала она, зарываясь лицом в подушку.

"Ты всегда носила это синее ожерелье?" спросил я, чтобы подбодрить ее.

Она подняла лицо от подушки и повернула голову ко мне, обнажив при этом боковую часть правой груди.

"Его подарила мне бабушка, когда я была ребенком", - ответила она, держа ожерелье в пальцах.

"Она жива?"

"Нет. Она была очень красивой и изящной женщиной".

"Как ты?"

"Да, точно. Как я", - сказала она, закатывая глаза и глядя вниз на свои синяки.

"Ты красивая", - утешил я ее, подойдя к ней и целуя ее шею и обнаженное плечо.

Она не ответила, а просто лежала на кровати, пока я проводил пальцами по ее длинным рыжим волосам и по ее мягкой и гладкой спине.

Мы услышали, как папа, спотыкаясь, вернулся в комнату, и мама встала, чтобы дать ему лекарства и умолять его позволить ей одеться. Как будто всего этого было недостаточно, он нашел другой способ унизить и опозорить ее.

В субботу вечером он играл в покер со своими друзьями Джейсоном и Мэттом в гостиной, поэтому мы с мамой избегали туда ходить и оставались в своих комнатах. Затем он приказал ей сидеть с ними, в то время как его друзья обменивались непристойными шутками и разглядывали ее тело.

Она чувствовала себя неловко и пыталась уйти, притворяясь, что у нее жар или головная боль, но он хотел, чтобы она была там с ними, поэтому ей пришлось быть там.

Однажды в субботу вечером я помогал матери менять постельное белье в ее комнате, когда вошел отец, передал ей белый топ и черную мини-юбку и сказал, чтобы она надела их, так как он хотел сделать своему другу Мэтту неожиданный подарок на день рождения.

Она посмотрела на топ и увидела, что кто-то разрезал его ножницами так, что теперь у него очень глубокая горловина, а нижняя часть была недостаточно длинной, чтобы даже прикрыть пупок. Мама уставилась на него и сказала ему, что кто-то обрезал его со всех сторон.

Он посмотрел на нее в ответ и сказал, чтобы она надела его и юбку и пришла в гостиную с тортом, который был в холодильнике на кухне, и напитками, когда он ее позовет. С этими словами он вернулся к своим друзьям, играющим в покер и выпивающим алкоголь.

Мама смотрела на топик и мини-юбку, которые он только что вручил ей, и все еще раздумывала, что делать, когда он вернулся, сказал, чтобы она не портила вечер, и ушел обратно в гостиную.

Она нерешительно начала снимать джинсы и желтую рубашку, которые были на ней, затем зеленый лифчик, но не трусики. Поскольку папа так часто раздевал ее догола, она не возражала против моего присутствия и не пыталась скрыть свою грудь. Она начала надевать белый топ и черную мини-юбку.

Мама была права. У топа был такой глубокий вырез, что большая часть груди, включая синие вены, была хорошо видна. Ножницы так сильно обрезали его, что он едва доставал до груди, обнажая весь живот и даже нижнюю часть груди. Но еще хуже было то, что оно было ей тесновато, и поскольку на ней не было лифчика, ее большие груди и розовые соски были видны так же отчетливо, как и ее руки.

А мини-юбка? Она была достаточно длинной, чтобы скрыть только зеленые трусики, оставляя ее длинные ноги и широкие бедра совершенно неприкрытыми.

Отец всегда называл ее шлюхой или потаскухой, и сегодня, глядя на себя в зеркало, мама поняла, что он преуспел в том, чтобы заставить ее одеваться именно так.

Поправив золотые браслеты, голубое ожерелье, которое утопало в декольте, и золотое кольцо в носу, она села на кровать и стала ждать, когда ее позовут.

Услышав, что он ее зовет, она встала и, крепко обняв меня, попросила присмотреть за ней, войти и начать кричать и вопить, если она начнет паниковать. Я сказал ей, что буду прислушиваться, но она попросила меня пообещать ей, и я пообещал ей, что ворвусь в гостиную и начну кричать, если ей покажется, что она в беде.

Мама подержала меня за руку несколько секунд, поцеловала в щеку и пошла обслуживать папиных друзей, а я вышла из дома через задний двор и не сводила с них глаз через окно гостиной.

Она взяла торт из кухни, прихватила бутылку виски и подошла к ним.

"Мэтт, вот твой неожиданный подарок. Она здесь, чтобы служить тебе во всей своей красе", - сказал отец, вставая с дивана и указывая на маму.

Джейсон и Мэтт оба посмотрели на маму, сначала удивленно, но затем удивление быстро переросло в чистую и неподдельную похоть.

Мэтт встал с дивана, видимо, чтобы прикоснуться к ней, но мой отец сказал: "Сначала давайте разрежем торт", поэтому мама поставила торт на стол и отошла в сторону.

Но Мэтт попросил ее присоединиться к нему, поэтому она держала нож вместе с ним, и когда она наклонилась, чтобы разрезать торт, и Джейсон, и Мэтт стали смотреть на ее грудь.

Мэтт выбрал первый кусок торта и заставил маму разделить его с ним, пока Джейсон пировал глазами на ее полуобнаженное тело. Затем Мэтт передал ей напиток и, откинувшись на спинку дивана, поблагодарил моего отца за лучший день рождения в его жизни.

Отец отмахнулся от его благодарности рукой и сказал моей матери, чтобы она пошла и села на колени именинника, но она колебалась, поэтому он зарычал на нее и сказал, чтобы она сделала Мэтта счастливым.

Она нерешительно подошла к нему и села к нему на колени. Положив руки на ее голые бедра, Мэтт подтолкнул ее ягодицы к своей промежности, так что теперь мама не только сидела на его члене, но и ее юбка задралась выше, обнажив перед Джейсоном зеленые трусики.

"Как и твой топ, он очень красивый", - сказал Мэтт, потирая руки о длинные ноги, голые бедра мамы и глядя вниз на ее грудь.

Лицо мамы стало совсем красным от стыда, она извивалась и пыталась отодвинуться от его промежности, но он крепко держал ее и приблизил свое лицо на несколько сантиметров к ее ясно видимым розовым соскам. Затем, переместив руку к ее декольте, он поднял ее ожерелье, спрятанное между грудей, и начал играть с ним, в то время как кончики его пальцев касались ее декольте и даже сосков.

Положив руки ей на колени, он повернул ее тело на бок, так что теперь мамины ягодицы лежали на его ногах, а ее почти обнаженная грудь была прямо под его взглядом.

Одной рукой он начал ласкать ее ягодицы и зеленые трусики, а другой рукой играл с ее голубым ожерельем. Он провел пальцами по обнаженному декольте мамы, по ее соскам, а затем, взяв ее большие груди, сжал их прямо на глазах у папы и Джейсона. Другая его рука тем временем продолжала блуждать по ее ягодицам и обнаженным бедрам.

Мэтт продолжал играть с сосками матери и ее грудью, в том числе проводя рукой по ее груди и под ней, ощущая ее тугие ягодицы, гладкие бедра и длинные ноги в течение более чем пятнадцати минут.

Джейсон, наблюдавший за тем, как Мэтт так бесстыдно наслаждается маминым телом, повернулся к отцу и спросил его, когда он получит подарок-сюрприз.

"В твой день рождения", - ответил он, улыбаясь.

Мама наконец получила возможность выйти из ситуации, когда отцу надоело, что она сидит среди них, и он сказал ей вернуться в свою комнату, так как хочет поиграть в покер.

Мама убрала руки Мэтта со своих ягодиц и грудей, встала с его колен и, бросившись в свою комнату, упала на кровать и начала рыдать. Я лег рядом с ней и попытался успокоить ее, но она продолжала плакать. Прошло почти тридцать минут, прежде чем она успокоилась, затем она встала, зажгла сигарету, сняла топ, юбку и даже зеленые трусики и влезла в коричневую ночную рубашку.

Убедившись, что мама успокоилась, я оставила ее в покое и ушел в свою комнату, чтобы попытаться немного успокоиться и поспать. В течение последующих недель и месяцев папа продолжал хлестать нас по голым задницам, продолжал словесные оскорбления и заставлял раздевать маму догола.

Однажды я случайно разбил одну из его виниловых пластинок, и это так его разозлило, что он снял с меня джинсы и нижнее белье, а затем начал бить меня по бедрам и заднице стальным прутом и не останавливался, пока у него не заболели руки. Затем он оставил меня там, плачущего, рыдающего и истекающую кровью, и вернулся к продолжению пьянки.

Как только он сел на диван со своим стаканом, моя мать подошла ко мне, помогла мне встать, отвела меня в мою комнату и начала утешать меня. Пока она меня утешала, мы услышали громкий шум, она встала, открыла дверь и увидела, что отец лежит на полу пьяный, но ни мама, ни я не пошли ему помочь и оставили его на полу.

Мама закрыла дверь и, вернувшись ко мне, провела пальцами по моим волосам и сказала, чтобы я не волновался и что все будет хорошо. К сожалению, мы оба знали, что все никогда не будет хорошо, пока он жив.

Она расстегнула свою кремовую ночную рубашку и, крепко обняв меня, закинула свою ногу на мое обнаженное бедро и зарылась лицом в мою грудь. Я просунул руку не под халат, а под него и уткнулся в обнаженную кожу ее спины. Теперь она прикрывала меня, давала мне безопасность и пыталась защитить меня, набросив на меня свой халат.

Мое лицо было зарыто глубоко внутри ее широких грудей, мои губы были в сантиметрах от ее розовых сосков, моя одна рука обхватывала ее голую спину, другая прижималась к ее сиськам и животу, а мои ноги были зажаты между ее голыми бедрами и ногами. Мой член упирался в нижнюю часть ее живота.

Мы оставались в таком положении не менее двадцати минут, а затем мама встала и, не потрудившись завязать ночную рубашку, пошла в свою комнату, вернулась с пачкой сигарет и зажгла по одной для каждого из нас. Мы лежали голые на спинах с сигаретами в руках и множеством мыслей в голове.

Я думал, что наши несчастья никогда не закончатся, но тут случилось непредвиденное.

Отец, который годами превращал нашу жизнь в ад, однажды ночью мирно умер во сне.

Это моя мама нашла его мертвым в кровати, и поскольку мы знали только двух его друзей, Мэтта и Джейсона, я позвонил им по телефону и сообщил плохую новость.

Они приехали в течение тридцати минут. Джейсон приехал первым и сразу же обнял меня, что показалось мне отвратительным. Затем он подошел и крепко обнял маму, на которой было одето черное платье. Он нагло держал руки вокруг ее поясницы, пока она не вырвалась из его объятий.

Когда пришел Мэтт, он даже не потрудился пожать мне руку, а сразу направился к маме и, обняв ее, прижав ее груди к своей груди, повел ее на кухню, где все время повторял, чтобы она не волновалась, что он присмотрит за ней.

Мама стояла и слушала его, и когда она подумала, что он закончил уверять ее, он положил пальцы ей под подбородок и, подняв ее лицо вверх, сказал, что всегда будет рядом с ней. Она кивнула головой в знак согласия и уже выходила из кухни, когда он провел рукой по ее ягодицам попы.

Моя мать, над которой отец так издевался, не потрудилась ничего сказать или даже посмотреть на него, подошла и встала рядом со мной.

Похороны прошли быстро, просто потому что нас было всего четверо. Как только его похоронили, мама сказала Джейсону и Мэтту, что хочет побыть одна, и поэтому избавилась от них, но не раньше, чем оба сказали ей, что они доступны для неё и днем и ночью и будут навещать нас каждый день.

Как только они ушли, она опустилась на диван в гостиной и велела мне принести из ванной белый атласный халат. Я снял пиджак я пошел принести ей халат.

Когда я вернулась, мама все еще лежала на диване с закрытыми глазами и спросила, не могу ли я помочь ей раздеться из этого черного платья, так как она была морально истощена.

Я зашел за диван, расстегнул молнию на платье, сдвинул его с ее плеч и по очереди освободил обе ее руки. Затем я пошел и встал перед диваном и, держа платье возле маминых коленей, сдвинул его ниже бедер, ног и затем лодыжек.

Я поднял атласный халат и уже собирался передать его ей, когда она открыла глаза, показала на свой лифчик и трусики и сказала: "Пожалуйста, сними и это".

Тогда я снова зашел за диван и расстегнул ее черный лифчик, полностью освободив ее большие груди, и положил лифчик рядом с ней. Затем опустился перед ней на колени, и спустил кружевные трусики до лодыжек, оставив ее бритую киску на обозрение моим глазам.

После этого я помог ей надеть халат и уже завязывал пояс, когда она попросила меня оставить его открытым не завязывая. Это означало, что большая часть ее груди, живота и бедер были полностью обнажены и видны мне.

Сделав это, я пошел на кухню, принес бутылку виски и два бокала, достал из кармана сигареты и, налив виски и прикурив сигарету, сел рядом с ней, и мы начали планировать наше будущее.

Мы знали, что не можем оставаться в этом доме или даже в этом городе, потому что слишком много плохих воспоминаний у нас осталось. Поэтому мы начали думать о других местах и в конце концов согласились переехать в Фарго, прежде всего потому, что это был ближайший большой город рядом с нашим домом, а также потому, что мы решили, что у мамы будет больше шансов найти работу в таком месте, как Фарго.

Мы решили сначала съездить туда, посмотреть, а потом принять окончательное решение. Она достала все сбережения, которые прятала в стеклянной банке, пересчитала их и приняла решение ехать в понедельник, до которого оставалось два дня.

Вечером мы сидели в гостиной и смотрели телевизор, когда раздался стук в дверь. Заглянув в окно, я увидел, что Джейсон и Мэтт стоят там с глупыми улыбками на лицах.

Я шепнул маме, и она на цыпочках прошла в свою комнату и закрыла за собой дверь. Я открыла главную дверь, и они оба вошли внутрь, даже не поздоровавшись, и спросили меня о маме. Я сказал им, что у нее болит голова и она спит, но это их не удовлетворило, и они начали ходить по дому.

Я подошел и встал перед маминой дверью и снова сказал им, что она спит. Когда они увидели, что я не собираюсь позволить им так просто войти в ее комнату и что я могу справиться с ними обоими, они отступили и сказали, чтобы я позаботился о ней, что они всегда готовы помочь, если нам понадобится помощь, и что они придут завтра снова. Я просто стоял и смотрел, как они разворачиваются и уходят с ухмылками на лицах.

В тот вечер мы с мамой впервые ужинали без папиных криков, воплей и оскорблений, и это было очень приятно. Мы допоздна смотрели телевизор, разговаривали, курили, пили и искренне радовались жизни, как будто с нас сняли тяжелое бремя.

Это был также первый раз, когда мама, которая хотела как можно дальше уйти от воспоминаний жизни с отцом, спала со мной в моей комнате. На ней все еще был белый халат, а я был в желтой футболке и оранжевых трусах-боксерах. Мы спали в моей комнате. Под утро, когда услышали громкий стук в дверь и поняли, кто пришел.

Мама сказала мне открыть дверь, но задержать их, пока она переодевается, поэтому я пошел приветствовать гостей, а она пошла в свою комнату переодеться. На этот раз и Джейсон, и Мэтт поздоровались со мной и даже улыбнулись, но их глаза искали маму, которая вышла из комнаты в рубашке и джинсах.

Как только они увидели ее, они бросились к ней и, очевидно, хотели обнять ее, но она стояла, скрестив руки на груди, смотрела на них с полным насмешкой и отвращением и ждала, когда они заговорят.

Они, конечно, изо всех сил старались очаровать ее, улыбались, говорили ей, как им не хватает Шона моего отца, и как друзья они всегда будут рядом, чтобы помочь ей.

Она сначала выслушала их, а потом сказала им, что они друзья Шона, а не ее, и напомнила им, что Шона больше нет. Затем она сказала им, что на следующей неделе навсегда уезжает из этого дома.

Джейсон повернулся ко мне и спросил, почему мы уезжаем, добавив, что он будет помогать нам во всем. Он подошел к маме и, положив руку ей на плечо, сказал, что ей не нужно уезжать, что они придут ей на помощь как только она попросит. Он достал немного денег и сказал ей, что поскольку она жена его лучшего друга, его долг - помочь ей, поэтому она должна оставить деньги себе и остаться здесь жить навсегда.

Мэтт, который думал, что Джейсон получает над ним преимущество, тоже достал деньги из бумажника и сказал ей, чтобы она оставила деньги себе и считала это помощью от одного друга другому. Затем он подошел к ней ближе и, коснувшись голубого ожерелья, которое она всегда носила, поднял его из-под лифчика на переднюю часть рубашки, что было попыткой напомнить ей о том, как он играл с ее телом, когда папа преподнес ее в качестве подарка на день рождения.

Мама взяла ожерелье из его рук, отошла от него и сказала им, что она тронута их заботой и щедростью и рада, что они стали ее друзьями, но ей нужно время, чтобы оплакать смерть Шона и смириться с одиночеством.

Когда она это сказала, Джейсон и Мэтт кивнули в знак согласия. Они сказали, что понимают потерю и горе, которое причинила ей смерть Шона, и сказали, чтобы она не стеснялась звонить им, если ей что-нибудь понадобится.

Она, в свою очередь, широко улыбнулась и сказала, что с удовольствием поужинает с ними как-нибудь в ближайшее время, а затем, чтобы убедиться, что они ее поняли, слегка обняла каждого из них и пообещала скоро встретиться. Очевидно, ее обаяние подействовало на них, потому что оба вышли из дома довольные и улыбающиеся.

Как только они вышли из дома, она положила руки мне на плечи, приблизила голову к моему лицу и, громко смеясь, сказала: "Тупые американские идиоты".

Остаток дня прошел в сборах, планировании и размышлениях о завтрашней поездке.

Утром я встал рано, приготовил завтрак и принес его маме, которая все еще спала в моей кровати в старом голубом топе без лифчика и розовых трусиках. Она была тронута этим поступком и сказала мне, что это был первый раз, когда кто-то подавал ей завтрак в постель.

"Не думай, что это будет ежедневно", - сказал я, целуя ее в щеки.

Услышав это, она надула свои красные губы в насмешку.

Мы быстро закончили завтрак и начали готовиться к предстоящему долгому путешествию. Я принимал душ, когда она вошла в ванную и, пописав, начала чистить зубы, а затем сняла топик и трусики и вошла под горячую воду душа, как только я вышел из душа освобождая ей место.

Мы оба переоделись в футболки и джинсы и, таща сумки на спине, начали долгую поездку до города, откуда мы сели на автобус до Фарго.

Мы сняли комнату в одном из обветшалых отелей города и начали искать постоянное жилье и работу для мамы, но найти и то, и другое оказалось непросто. Мы начали искать повсюду и встречаться с каждым, кто шел нам навстречу, но поскольку мама почти не знала английского, перспективы найти работу были туманными.

Наконец, на третий день мы встретили женщину, которая держала бутик и искала портниху, которая был бы не только хорошо шила, но и быстро. Мама открыла один из журналов, лежавших в магазине, и попросила женщину выбрать из него любое платье. Мама пошла и купила швейную машинку, нитки, иголки, ткань и материал, необходимые для платья, и к вечеру платье было сшито в номере отеля. Она отнесла его женщине, которая была поражена и восхищена и дала маме работу.

Оплата зависела от того, сколько платьев сошьет мама, но женщина заверила ее, что недостатка в заказах нет, поэтому она сможет зарабатывать довольно приличные деньги каждый месяц.

На следующий день мы отправились на поиски жилья и нашли двухкомнатную квартиру. Подписав контракт, мы вернулись домой, чтобы закончить там свои дела.

В городе мы сказали одному агенту по недвижимости, что ищем покупателя, и когда мы рассказали ему подробности о доме, он решил поехать с нами, чтобы посмотреть. Когда он увидел дом, он согласился купить его, хотя цена, которую он был готов заплатить, была намного меньше той, которую отец сказал нам, дом стоит.

Поскольку мы хотели уехать как можно быстрее, мы продали ему грузовик отца, и он также договорился с компанией о перевозке всех наших вещей в Фарго.

После подписания сделки и оплаты мама позвонила Мэтту и спросила, сможет ли он приехать во вторник, до которого оставалось три дня, так как она хотела поговорить с ним о чем-то.

"Я пошлю Дерека в город купить продукты", - сказала она ему, когда он спросил обо мне.

Затем она позвонила Джейсону и сказала ему то же самое. Это означало, что мы сможем провести последние несколько дней здесь одни.

Позаботившись об этом, она попросила меня помочь ей избавиться от всех бесполезных вещей. Мы собрали всю папину одежду, обувь, записи и все, что принадлежало ему, включая обручальное кольцо, которое он подарил ей, и сожгли их на заднем дворе дома.

Затем мы занялись упаковкой наших вещей и всего того, что должно было отправиться в Фарго. На это у нас ушел весь день и вечер. К тому времени, когда мы закончили с упаковкой, мы оба чертовски устали. Приняв душ и съев все, что было в холодильнике, мы без сил улеглись на диванах с напитками в руках и сигаретами между пальцами перед телевизором. Утром все наши вещи погрузили в фургон для Фарго, и мы поехали с водителем, покидая дом в последний раз.

В Фарго мама занялась кроем и пошивом платьев, которые нужны были бутику, а моя работа заключалась в том, чтобы каждую неделю принимать заказы из бутика, доставлять их маме, а потом наблюдать, как она творит волшебство с платьями дома.

Кроме этих еженедельных поездок в магазин, я только и делал, что сидел дома, смотрел телевизор, а вечером гулял по улицам.

Поскольку я никого там не знал, жизнь поначалу была не слишком приятной, но постепенно я начал общаться с соседскими мальчишками и зарабатывать деньги, воруя сигареты и спиртное и продавая их по дешевке. Вскоре я уже зарабатывал серьезные деньги, торгуя опасными и прибыльными вещами.

В то время как жизнь на улице становилась для меня все более захватывающей, дома все было примерно так же. Мама продолжала работать на дому в бутике, а я продолжал бездельничать дома, пока не наступало время продавать и толкать всякую нелегальную дрянь.

После того, как мы переехали в Фарго, маме стали сниться кошмары о том, как отец избивает ее и издевается над ней, и она вставала по ночам и начинала всхлипывать и плакать. Поскольку это была двухкомнатная квартира, я спал в гостиной, вставал, шел в ее комнату и разговаривал с ней, пока она снова не засыпала.

Кошмары воспоминаний не прекращались, мама попросила меня спать с ней в ее комнате, так как хотела, чтобы кошмары закончились и она могла хоть немного поспать ночью, поэтому стал спать в ее комнате.

Мы уже давно перестали стыдиться друг перед другом и несколько раз спали вместе на одной кровати, поэтому переезд в мамину комнату не был для нас трудным решением.

Наш распорядок дня тоже отражал наш уровень комфорта друг с другом. Тот факт, что один из нас принимал душ, писал или даже сбривал волосы на лобке, не мешал другому войти в ванную, поэтому мы делали все эти личные вещи друг перед другом без всякого стыда или чувства вины.

Я ходил по дому целый день в футболке и трусах-боксерах, хотя мой член был хорошо виден под трусами. Мама, с другой стороны, иногда не надевала лифчик под топик, или надевала ночную рубашку, но не завязывала ее туго, или расчесывала волосы, готовила завтрак или пила кофе, надевая только лифчик и шорты и, конечно, свое голубое ожерелье, золотое кольцо в носу и браслеты.

Ночью мама любила обниматься и закидывать ноги на меня. Иногда ночная рубашка распускалась, и ее большая грудь, включая розовые соски, или широкие бедра были хорошо видны, но все это ее не беспокоило.

Иногда ночью у меня вставал стояк члена, и она чувствовала его на своем животе или на своей груди, но она никогда ничего не говорила и не пыталась отодвинуться. Днем у меня тоже иногда вставал член, но мама просто смотрела на это, улыбалась и продолжала делать свою работу.

Она также не пыталась спрятать свои соски, когда они становились эрегированными из-за холода или чего-то еще. Мама непринужденно ходила или занималась домашними делами с сосками, выпирающими из-под топа или блузки. Как и она, я смотрела на ее эрегированные соски, но ничего не говорила. Но это не значит, что она не пыталась провести черту дозволенного.

Первый раз я попытался перейти черту, когда лежал с ней на кровати ночью. На маме была свободно завязанная ночная рубашка из лайма, и она лежала ко мне спиной. Придвинувшись к ней ближе, я обнял ее сзади, просунув руку под сорочку, и почувствовал гладкую кожу ее плоского живота. Мама ничего не сказала и не попыталась отодвинуться, поэтому я медленно переместил руку к ее груди - мои пальцы теперь касались нижней части груди - и крепко обнял ее полуобнаженное тело.

Пока мой большой палец находился под ее левым соском, а пальцы наслаждались ощущением ее мягкой широкой правой груди, я приблизил свое тело к ней, положив ногу на ее обнаженное бедро. Теперь не только мои пальцы касались ее больших сисек, но и мой член внутри трусов был прижат к ее круглым ягодицам попы, все еще скрытым под ночной рубашкой.

Я хотел сделать следующий шаг, но мой лоб и ладони вспотели, а сердце билось как у марафонца, поэтому я просто лежал, положив голую ногу на обнаженное бедро мамы, прижав член к ее попочке и положив руку на нижнюю часть ее груди.

После того, что показалось вечностью, я глубоко вздохнул, набрался смелости и одним быстрым движением обхватил ее левую сиську. Я знал, что у нее большие груди, но теперь, держа их в руках, я понял, что они были очень больше. Вся моя рука лежала на ее левой груди, розовый сосок был прижат к моей ладони, но даже тогда я не мог обхватить ее сиську целиком.

"Что ты делаешь?" - спросила она, глядя на меня, когда почувствовала мою руку на своей груди.

Поскольку я не знал, что сказать или сделать, я просто продолжал гладить ее грудь.

Мама посмотрела вниз на мою руку над ее грудью, на выпуклость внутри моих трусов, а затем, убрав мою руку с ее груди, сказала: "Спи сынок", и снова повернулась ко мне спиной.

В следующий раз я попытался нарушить эту границу, когда она накладывала макияж, а я принимал душ. Когда я вышел из душа, вместо того чтобы потрудиться надеть полотенце на голое тело, я подошел и обнял ее сзади, прижав свой эрегированный член к ее спине, и положил руки на ее голубой лифчик.

"Ты собираешься вести себя хорошо или нет?" - сказала она, глядя на меня в зеркало и видя мои руки на ее лифчике и чувствуя, как мой член прижимается к ее трусикам.

"Что я делаю?"

"Убери руки сын, это нехорошо!".

На этот раз вместо того, чтобы слушать ее, я сжал ее груди и начал целовать ее голую шею и обнаженные плечи. Я думал, что это поднимет ей настроение, но она снова убрала мои руки со своей груди и вышла из ванной.

Однажды утром мы лежали на кровати с полузакрытыми глазами, когда я забрался на нее сверху и начал целовать ее губы, щеки и шею, а мои руки сжимали ее большие обнаженные груди и терли выпуклость под моими трусами о ее голые бедра.

"Тебе нужна девушка?", - сказала мама, слегка шлепнув меня по ягодицам и взяв мое лицо в свои руки.

"Почему?" спросил я, глядя в ее голубые глаза.

"Потому что тогда ты оставишь меня в покое сын".

"Я никогда не оставлю тебя в покое", - сказал я, целуя ее ярко-красные губы.

"По крайней мере, ты бы оставил в покое мою грудь", - сказала мама, поцеловав меня в губы, и начала вставать.

"Оставайся в постели. Я вернусь через десять минут", - попросил я.

Я пошел на кухню, приготовил завтрак и принес его ей в постель.

После того утра я стал более смелым, в то время как она изо всех сил старалась сохранить границу между нами.

Я начал ощущать и сжимать ее грудь почти каждый день и тереться своим членом, который всегда оставался спрятанным под трусами, о ее ягодицы и бедра. Я начал трогать ее розовые соски, пока мама лежала на кровати в ночной рубашке, едва прикрывавшей ее чувственное полное тело.

Однажды я вошел в ванную голым, когда мама принимала душ, и, обхватив руками ее спину, попытался поцеловать ее большие груди и потрогать ее пышные ягодицы, но она остановила меня и вышла из душа.

"Пожалуйста, не делай этого", - умоляла она, забирая полотенце с крючка.

"Я хочу!", - возразил я, стоя перед ней и положив руки на ее голые ягодицы, притянул ее ближе к себе.

"Нет, я не могу. Я знаю, что ты любишь меня, но я действительно не могу этого сделать".

Одной рукой я начал ощупывать ее ягодицы, а другой прижал свой эрегированный член к ее бритой киске и начал сосать ее розовые соски.

"Мы не можем этого сделать. Не сейчас", - сказала она, отодвигая свою промежность от моего члена, и, взявшись за правую грудь, взяла сосок, наслаждаясь теплом моих губ.

"Тогда когда?" спросил я, отступая от нее.

"Может быть, позже сынок", - сказала она, взяв мои руки в свои и обняв меня, при этом мой член все еще был прижат к ее обнаженному животу.

Я снова попытался прикоснуться губами к ее розовым соскам, но она удержала меня, прикрыв груди руками, и вышла из ванной, слегка шлепнув меня по голым ягодицам попы.

Хотя мне не удалось добиться желаемого, и она продолжала сопротивляться, после нескольких попыток моя настойчивость наконец окупилась, и она все же немного отодвинула границу.

Мама больше не останавливала меня, когда я целовал ее губы, или когда я запускал руки в ее лифчик или топ, или когда я входил в ванную голым и обхватывал ее тело, пока она была в душе.

Что она по-прежнему не позволяла мне делать, так это прикасаться к ее бритой киске или сосать и целовать ее розовые соски. Мои пальцы и член не были допущены к ее киске, как и мои губы к ее розовым соскам.

Все остальное ее тело было доступно для моего удовольствия, когда и где бы я ни захотел. Я начал играть с большой маминой грудью в кинотеатрах. Когда мы ходили по магазинам, она обхватывала мою руку и прижимала свою грудь к моему локтю. Я даже ласкал ее сиськи и проводил рукой по ее гладким бедрам.

"Почему бы тебе не пойти на свидание с Меган?" - предложила она однажды вечером, когда мы сидели в гостиной и смотрели телевизор. Меган жила в соседней квартире.

"Что?"

"Я видела, как вы разговариваете друг с другом. Пригласи ее на свидание".

"Почему ты хочешь, чтобы я с ней встречался?"

"Ну, она выглядит как хорошая девушка и к тому же очень красивая".

"Мне это не интересно", - ответил я.

"Пожалуйста, встреться с ней".

"Почему ты так стремишься к этому мама?"

"Потому что я хочу, чтобы ты поцеловал кого-нибудь другого", - сказала она, одарив меня своей очаровательной улыбкой и легла рядом со мной на диван.

"Разве тебе не нравится, когда я тебя целую?" спросил я, положив руку ей на живот.

"Нет, не нравится", - ответила она.

"Тебе действительно не нравится?" снова спросил я, поднимая голову с дивана, просовывая руку ей под спину и целуя ее красные губы.

"Нет, не нравится", - снова сказала мама.

Тогда я снова поцеловал ее и снова задал вопрос. На этот раз она не ответила, а только кивнула головой, что ей не нравятся мои поцелуи, поэтому я залез на нее сверху и начал целовать ее губы, трогать ее грудь под черным лифчиком и проводить руками по всему ее телу, пока она смеялась и пыталась остановить меня.

Как только я начал зарабатывать быстрые деньги, я понял, что хочу с ними делать. Моя мать прожила в Америке почти восемнадцать лет, но никогда не была за пределами штата, поэтому я заказал билеты в место, которое она всегда хотела увидеть, - Диснейленд во Флориде.

Когда я пришел домой и показал ей билеты, ее лицо засветилось, как новогодний фейерверк, и она обняла меня так крепко, что я подумал, что она меня задушит. Я пытался успокоить ее и заставить сесть, но она была в экстазе. Она начала беспокоиться о еженедельных заказах, о том, что надеть, что купить и обо всем остальном.

Наконец она глубоко вздохнула, когда я сказал ей, что мы будем делать покупки там на месте, что у нее есть три дня, чтобы закончить заказы, и что мы едем не только в Диснейленд, но и в Нью-Йорк и Лас-Вегас.

Следующие три дня ушли на то, чтобы помочь ей закончить работу, подготовку и планирование поездки, а также на то, чтобы сделать для меня удостоверение личности, чтобы показать, что мне исполнился двадцать один год.

Затем, на четвертый день, мы вылетели во Флориду. Мы забронировали номер в шикарном отеле и отправились с ней по магазинам за одеждой, туфлями на шпильках и парфюмерией.

В Диснейленде мы посетили все аттракционы и наслаждались прогулками и вечерами вместе.

Днем она носила длинные юбки и рубашки с полными рукавами, а по вечерам распускала свои длинные рыжие волосы надевая обтягивающие кожаные джинсы, маме нравилось выставлять напоказ свою большую грудь, длинные ноги, гладкие бедра и круглую попку.

Во время вечерних прогулок она брала мою руку и клала ее на свои ягодицы или брала мою руку и клала ее в задний карман своих джинсов, позволяя мне почувствовать упругость и округлость ее попочки.

Мама чувствовала, что я воспринимаю ее больше как подругу, чем как мать, поэтому она носила платья и вела себя, как подобает подруге. Она не возражала, чтобы я целовал ее красные губы, щупал ее круглые ягодицы или крепко обнимал ее сзади - и все это в общественных местах.

Ей стало нравиться танцевать рядом со мной и чувствовать мои руки по всему ее красивому телу в ночных клубах. Мама тоже была в настроении и начинала тереться своими ягодицами о мою промежность, или брала мои руки и клала их на свои груди, или заставляла меня целовать ее голые плечи и шею.

"Почему ты не даешь мне их целовать?" спросил я однажды вечером, положив руку ей на плечо и проведя пальцами по декольте, которое красиво обнажала фиолетовая майка.

"Что?" - сказала она, глядя на меня.

"Они", - сказал я, указывая глазами на ее заметные соски.

"Тебе не кажется, что это неправильно?" - спросила она, глядя туда, куда указывали мои глаза.

"Многие сказали бы, что то, что мы уже делаем, неправильно".

"Что мы делаем?" - спросила она, глядя на меня.

"Ну, знаешь, трогаем и целуем друг друга".

"Ты делаешь это, а я нет. Если тебе это не нравится, ты можешь прекратить", - возразила она, убирая мою руку со своего обнаженного плеча.

"Я не это имел в виду", - запротестовал я.

"Нет, с этого момента не трогай и не целуй меня. Хорошо сынок?"

"Это невозможно", - сказал я, взяв ее руку в свою.

"Тогда будь счастлива с тем, что у тебя есть".

"Но почему бы не позволить мне поцеловать их, хотя бы один раз?"

"Я не уверен в этом. Я позволю тебе сделать это, когда буду готова".

"Я готов", - сказал я, положив руку ей на плечо.

"Ты всегда готов", - ответила она, обхватывая мою попу и щипая за левую половинку.

"Разве ты не хочешь этого?"

"Да", - прошептала она, глядя на землю.

"Тогда в чем проблема?"

"Я не знаю. Дай мне подумать об этом сын".

Хотя я хотел знать, почему она так колеблется, я ничего не сказал, потому что она прошла через многое, плюс не хотел портить то, что у нас было, поэтому провел рукой по ее круглым тугим ягодицам в черной короткой юбке и сказал: "Хорошо".

В номере отеля она позволила мне потрогать и пощупать ее большие груди и бедра, когда она легла на кровать в белом халате, который едва прикрывал ее спину и красивое декольте.

Из Флориды мы отправились в Нью-Йорк, где снова забронировали номер в шикарном отеле и провели весь первый день на Таймс-сквер, рассматривая людей, магазины и рестораны.

Следующий день мы провели, посещая различные места в городе, а на третий день пошли на бродвейское шоу.

После шоу мы прогуливались по Таймс-сквер, когда я увидел магазин Victoria Secret, взял ее руку в свою и вошел в магазин. Поскольку она понятия не имела, что такое Victoria Secret и что там продается, она без колебаний вошла в магазин, но, оказавшись внутри, немного растерялась, увидев столько видов, форм и цветов нижнего белья.

Она отвела меня в сторону и спросила, что мы тут делаем. Я сказала ей, что мы пришли за покупками, и подал знак продавщице, чтобы она нам помогла. Девушка спросила маму, ищет ли она что-то конкретное, но я не дал ей шанса ответить и шепнул девушке, что мы ищем что-то непристойное, и она показала нам все виды извращенного, непослушного и порочного белья.

Я повернулся к маме и спросил, что она думает о коллекции, но она просто стояла на месте от изумления и удивления. К этому времени я уже знал мамин размер, поэтому выбрал два десятка вещей, включая прозрачные и без бретелек бюстгальтеры, трусики, стринги, микро-стринги, подвязки и чулки.

Оттуда мы отправились в известный шоу-рум и купили несколько платьев с открытой спиной и бретелек; платья с глубоким вырезом; короткие юбки; шорты; джинсы, футболки и рубашки. Следующей остановкой был ювелирный салон, где я купил для нее ожерелья, браслеты и кольца. К тому времени, когда мы закончили с покупками, наши руки были так полны пакетов, что мы взяли такси и поехали прямо в отель.

Мы приземлились в Лас-Вегасе на следующий день и поздно вечером начали готовиться к ночной прогулке.

Приняв ванну, я надел черный костюм с голубой рубашкой. Мама разложила на плюшевой кровати все свои платья и нижнее белье, но огромный выбор ставил ее в тупик, поэтому я выбрал мини-платье халтер винного цвета с открытой спиной, с низким вырезом и разрезами по бокам, красные стринги, но без лифчика.

Она приняла ванну и вышла из нее без полотенца, обернутого вокруг ее стройного тела. Я протянул ей стринги, но она попросила меня помочь ей одеться, так как была занята расчесыванием своих длинных рыжих волос. Я опустился на колени на пол и помог ей надеть красные стринги и красивое платье, которое открывало не только ее гладкую спину, мягкие плечи, большую грудь, но и прекрасные ноги и бедра.

"Без лифчика?" - спросила она, глядя вниз на свое открытое декольте.

"Нет, сегодня без лифчика", - сказал я, обхватив ее груди и приподняв их.

"Тебе нравится, когда я ношу откровенную одежду, не так ли?" - сказала она, поправляя бретельку платья и глядя вниз на свои полуоткрытые груди.

"Да".

"Почему?"

"Я не знаю. Мне просто нравится".

"Тебе нравится, когда я показываю свое тело другим?"

"Мне просто приятно, когда ты так одеваешься".

"Тебе всегда хорошо там, внизу", - сказала она, потираясь бедром о мою промежность и чувствуя, что мой член уже немного начал увеличиваться в размере.

"Ты выглядишь великолепно", - признался я, обхватывая ее за талию и прижимаясь грудью к ее груди, целуя ее красные губы.

"Спасибо сынок", - ответила она, целуя меня в губы.

Я взял ее руку в свою, и мы отправились в роскошный ресторан на ужин. Оттуда мы отправились в казино и магазины. Мы провели весь вечер, наслаждаясь обществом друг друга и окружающей обстановкой, а завершили ночь в баре.

На следующий вечер я надел джинсы и коричневую рубашку, а для нее выбрал короткую красную юбку и прозрачный кремовый топ с черным кружевным бюстгальтером и подходящими стрингами. Мы пошли в казино и попытали там счастья, после чего посмотрели Цирк дю Солей.

Позже вечером мы шли по оживленной улице, когда мама обняла меня за талию, прижалась грудью к моему локтю и прошептала: "Я хочу войти туда".

Я повернул голову в ее сторону, посмотрел на ее лицо и увидел, что она указывает на что-то глазами, затем снова повернул голову и увидел неоновую надпись Nude Dance на двери.

Я спросил ее, уверена ли она.

Мама ответила, что да, поэтому мы вошли внутрь, заняли места в последнем ряду и стали смотреть, как девушки танцуют, двигаются и раздеваются. В то время как мама была впечатлена тем, как они двигали своими телами, и всей атмосферой, я был очарован их бедрами, грудью и их наготой.

Две девушки, на которых не было ничего, кроме лифчиков и стрингов, начали танцевать перед нами и спросили, не хотим ли мы приватного танца, но мама вежливо отказалась. Затем, повернувшись ко мне, мама сказала: "Ты можешь получить приватный танец, если хочешь сынок".

"Я захочу, если ты захочешь мамочка", - ответила я.

"Хорошо", - сказала она, подумав несколько секунд.

Девушки взяли нас за руки, отвели в уединённую комнату за занавеской и начали медленно двигать бедрами и грудью. Мама, которая сидела рядом со мной на диване, начала краснеть, поэтому я взял ее за руку и прошептал, чтобы она наслаждалась этим.

Девочки начали двигать своими прекрасными телами синхронно с музыкой и начали снимать лифчики и прикасаться к нам, проводя руками по нашим грудям и ногам. Затем они бросили на нас свои трусики и действительно вошли в настроение. То, как они двигали ногами, бедрами и грудью, приводило нас обоих в трепет, особенно мою маму, которая получала особое внимание от девушки.

Девушка не только трогала маму везде, но и смотрела на нее, сидела на маминых коленях, держала ее за грудь и двигала бедрами, что говорило о том, что она либо увлеклась моей мамой, либо была хорошей актрисой.

Мама, с другой стороны, забыла о смущении, она пристально смотрела на девочку и наслаждалась вниманием. Я тоже забыл о своей девочке и с интересом наблюдал за мамой и ее девочкой.

Она потянула маму с дивана, повернула маму спиной к себе и начала проводить руками по маминым бедрам, ягодицам, животу и даже сиськам. Затем она развернула маму, взяла ее руку в свою и положила на свою грудь, в то время как ее руки ласкали и массировали мамины ягодицы.

Мама, которая до этого немного колебалась, начала трогать соски девочки, сжимать ее сиськи и провела руками по всей спине девочки. Теперь они обе трогали, ласкали и ощущали тела друг друга, и девушка хотела пойти дальше, но заниматься сексом там было запрещено, поэтому она дала маме свой номер телефона и попросила позвонить ей позже если захочет продолжения.

"Тебе понравилось?", - спросил я маму, когда мы вернулись и сели за стол.

"Понравилось. Девочка была действительно непослушной", - ответила она, делая глоток из своего бокала и поправляя свой черный кружевной бюстгальтер.

"Ты тоже непослушная", - сказал я, глядя на ее длинные ноги.

"Тебе понравилось?" - спросила она, придвигая свою ногу ко мне и прижимая колено к моей промежности.

"Конечно", - сказал я, проводя рукой по ее колену.

"Я чувствовал себя таким застенчивым, когда она начала прикасаться ко мне, но потом... Это был первый раз, когда я делала что-то настолько плохое", - сказала мама.

"Ты бы сделала это снова?"

"Да, я бы хотела когда-нибудь сделать это снова".

"Круто. Мы сделаем это снова".

"Мы?"

"Что? Ты не хочешь, чтобы я пришла?"

"Ты хочешь посмотреть, как девочка снова почувствует тело твоей мамы?"

"Да, мам. Я хочу смотреть, как девушка трогает тебя везде, и я хочу, чтобы ты трогала девушку везде", - признался я, лаская ее обнаженные широкие бедра.

"У нее было отличное тело, особенно грудь и ноги", - сказала она, улыбаясь моей откровенности.

"Главное отличие в том, что ее грудь могла быть пластиковой, в то время как твоя - натуральная".

"Тебе всегда нравилась моя грудь. Даже когда я кормила тебя молоком, твои руки были на них", - сказала она, выпячивая грудь.

"Но теперь ты меня не кормишь".

"Скоро буду. И позволю тебе делать с ними все, что захочешь. Потерпи сын", - добавила она, оглядывая клуб глазами.

Увидев, что за нами никто не наблюдает, она достала свой розовый сосок из-под кремового топа и обвела его пальцами. Я приподнялся, чтобы потрогать ее сосок, но она спрятала его обратно под прозрачный топ, сказав, что кто-нибудь может нас увидеть.

Мы пробыли в клубе еще немного, а потом вернулись в отель, когда мама сказала, что хочет сделать что-то действительно безумное. Я спросил ее, имеет ли она в виду такие вещи, как прыжки с тарзанки.

"Нет, я имею в виду другие безумные вещи".

"Хорошо. Что за другие безумные вещи?" сказал я.

"Я расскажу тебе, но сначала ты должен сказать мне, согласен ты или нет?".

"Да."

"Так ты не будешь волноваться?".

"Нет, мам, не буду".

"Хорошо. Вчера вечером, когда мы возвращались в гостиницу, я заметила за углом неприглядный бар и увидела там много мужчин и девушек. Поэтому, когда ты спал, я тайком пошла в этот бар и пробыла там почти двадцать минут".

Хотя меня удивило, что она тайком пошла одна, я не отреагировал и ждал продолжения.

"Я хочу вернуться туда снова сегодня вечером, но на этот раз с тобой. Я пойду первой, а ты войдешь через десять минут, но ты не будешь со мной разговаривать или подходить ко мне. Ты будешь для меня совершенно чужим человеком и не скажешь ни слова и не сделаешь ничего, пока я не приду к тебе. Если ты думаешь, что сможешь это сделать, мы повторим сегодня, иначе - нет".

Я подумал, что она хочет заняться ролевыми играми или чем-то подобным, поэтому сказал ей, что у меня нет проблем с тем, чтобы подыграть ей.

Она широко улыбнулась, но снова напомнила мне, что что бы она ни делала в баре, я не должен ничего говорить, делать или приближаться к ней, пока она сама не придет ко мне.

Я пообещал ей, что не буду ее беспокоить.

Она встала с кровати, сняла халат, который был на ней, и голая пошла в ванную, чтобы принять душ, пока я переодевался в другие джинсы и футболку.

Она вышла из ванной в гостиничном халате и, сбросив его на пол, начала надевать фиолетовое короткое платье без бретелек, которое оставляло открытыми все ее декольте, бедра и ноги.

Затем она взяла фиолетовые стринги и надела их.

"Без лифчика?" спросил я, наблюдая за ее платьем.

"Нет. Сегодня без лифчика", - ответила она, подмигнув мне, а затем взяла свои груди и выпятила их.

"Хорошо", - сказал я, глядя на ее полуоткрытую круглую и большую грудь.

Она улыбнулась мне и начала надевать голубое ожерелье, золотые браслеты и туфли на шпильках.

Мы взяли такси, но вместо того, чтобы остановиться у бара, вышли перед рестораном, а оттуда мама одна дошла до бара и вошла внутрь.

Я докурил сигарету и через десять или двенадцать минут последовал за ней. В баре играла громкая музыка, он был тускло освещен, и мне понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что, хотя некоторые мужчины были одни, большинство из них были с женщинами и трогали и щупали их тела.

Оглядевшись вокруг в течение минуты, я увидел, что она стоит в углу с напитком в руке и разговаривает с мужчиной.

Я заказал напиток, подошел к ней и встал напротив. Она посмотрела на меня, но не признала меня или что-то в этом роде. Я потягивал свой напиток, когда увидел, что мужчина провел рукой по ее ягодицам, она положила руку ему на плечо, но ее глаза смотрели прямо на меня.

Мужчина продолжал ощупывать ее спину, затем его рука оказалась внутри ее платья и коснулась голой кожи бедер, ягодиц и стрингов. Она придвинула свое тело ближе к нему, прижала ногу к его промежности и медленно начала тереться ногой о его член.

Пока я наблюдал за ее игрой с мужчиной, ко мне подошла девушка и попыталась заговорить со мной, но я быстро отстранил ее и продолжал смотреть на маму.

Мужчина немного подвинул свое тело и попытался засунуть пальцы в ее стринги, но она остановила его и подала знак, чтобы он принес ей еще один напиток, что он незамедлительно и сделал. Она взяла напиток, оглядела комнату, что-то прошептала мужчине и подошла к другому мужчине, который сидел на табурете рядом со мной.

Она начала болтать с ним, и вскоре его руки обхватили ее спину, а ноги - ее тело.

Она подошла к нему ближе, повернулась к нему спиной и покачивала своим телом в такт музыке, пока он терся своим членом о ее спину. Его руки были на ее бедрах, животе и даже груди с хорошо заметным декольте. Он провел пальцами по ложбинке между ее грудями, по хорошо заметным соскам и обвел руками ее грудь, затем его руки оказались на ее животе и бедрах, пока она терлась своими ягодицами о его член.

Все это время она украдкой поглядывала на меня, а я в изумлении смотрел на ее тело и на то волшебство, которое она творила с ним.

Она взяла мужчину за руку, потащила его за собой и заставила встать рядом со мной, прижавшись спиной к стене. Ее спина была прижата к его члену, а ее руки лежали на том же столе, где были мои руки. Она положила его руки на свои груди, прижалась своими ягодицами к его члену и свела свои пальцы в дюймах от моих на столе.

Мужчина продолжал тереться своим членом о ее спину и щупать ее сиськи, а она продолжала шептать ему на ухо сладкие слова - и все это происходило в нескольких сантиметрах от меня.

Она оставалась в такой позе с этим мужчиной в течение пятнадцати или двадцати минут. После того, как мужчина ощупал каждую часть ее груди, живота, бедер и спины, она допила свой напиток и что-то прошептала ему.

Я не расслышал, что она сказала, но он удивленно посмотрел на нее и спросил "Так скоро?".

"Кое-кто ждет меня", - ответила она, проводя пальцами по волосам и открытому декольте.

Она украдкой взглянула на меня, подмигнула и вышла из бара.

Когда я увидел, как она выходит, я подумал, что мужчина может последовать за ней, но когда он не двинулся с места, я оставил свой напиток, вышел из заведения и увидел ее, стоящую на дороге перед рестораном.

Увидев меня, она остановила такси, подождала, пока я сяду, а затем начала громко смеяться над тем, что она натворила в баре. Я тоже присоединился и открыл рот, чтобы что-то сказать, но она ущипнула меня за бедро и указала, что водитель может нас услышать.

Она положила руку на мою ногу и почувствовала, как мой эрегированный член коснулся ее локтя, поэтому она повернула голову ко мне, посмотрела на выпуклость в моих джинсах и легла на сиденье, улыбаясь, при этом ее локоть все еще касался моего члена, а рука все еще лежала на моей ноге.

К тому времени, как мы добрались до гостиничного номера, мы устали, поэтому мама разделась и легла в постель совершенно голой, а я пошел, надел трусы и футболку и зажег сигареты для нас обоих. Покурив, я выключил свет и приготовился спать.

Мама, как обычно, положила свою голую ногу на мое голое бедро, а я одной рукой обхватил ее спину, а другой прижался к ее большой обнаженной груди и животу. Хотя я пошел пописать, когда мы вошли в комнату, мой член все еще был эрегирован внутри моих трусов и находился между ее голыми бедрами.

Я убрал руку с ее обнаженной спины, намереваясь убрать член с ее бедер, но вместо этого вынул его из трусов и начал легонько поглаживать.

Она сразу почувствовала движение моей руки и спросила, что я делаю, но я продолжал поглаживать его, и прежде чем она смогла отодвинуться от меня, кончил ей на бедра, спину и киску.

"Все в порядке, я все уберу", - сказал я, когда увидел, что она встает.

Я поднял лежащую на полу футболку и вытер свою сперму с ее бедер, спины и бритой киски, пока она лежала и смотрела на меня.

Когда я лег обратно, она спросила меня, часто ли я это делаю. Я ответил, что да. Я спросил ее, часто ли она это делает.

Мама ответила, что никогда этого не делала.

"Никогда, даже ни разу?" сказал я, поворачиваясь к ней всем телом.

"Нет. Никогда".

"Но ты ведь знаешь, как это делать?".

"Конечно, я знаю".

"Тогда почему бы тебе не сделать это?"

"Ты имеешь в виду сейчас?"

"Ну, я имел в виду, почему ты никогда этого не делал, но ты можешь сделать это сейчас, если хочешь".

"У тебя не будет проблем?"

"Нет. А что?"

"Ты серьезно?"

"Я не буду возражать. Давай."

"Может быть, в другой раз. А сейчас иди спать".

Я пожала плечами и закрыла глаза. Примерно через двадцать минут я почувствовал какое-то движение и увидел, что мама лежит спиной ко мне, а ее правая рука двигается знакомым движением.

Я ничего не сказал и не сделал, просто лежал и смотрел, как она доставляет себе удовольствие, и слышал ее тихие стоны. Затем темп движения ее руки увеличился, и стоны становились все громче и громче, пока не достигли пика и постепенно превратились в слабый шелест, но рука не останавливалась, и вскоре мама снова начала тихо стонать.

Я знал, что движение ее руки и стоны означают, что она уже испытала оргазм и теперь собирается испытать второй, поэтому положил руку на ее обнаженное плечо, повернул ее тело к себе и поцеловал ее красные губы.

Когда она почувствовала, что я целую ее губы, она попыталась заговорить, но все, что она смогла сказать, это "Пожалуйста", прежде чем я положил руку ей на рот и прошептал: "Позволь мне помочь тебе мама".

Я обхватил ее левую грудь и провел губами и языком по ее мягким щекам, длинной шее и по большим круглым бойким грудям с розовыми сосками, в то время как моя левая рука ощущала гладкую кожу ее ног и бедер. Я медленно приблизил свой рот к ее бритой киске и начал исследовать ее влажность. Засунув язык глубоко во влагалище, я положил руки на ее груди и начал сжимать их, массировать и нежно щипать розовые соски.

Мама уже стонала и извивалась от удовольствия.

Вылизывая ее киску более пяти минут, я поцеловал ее в губы и развернул свое тело так, что теперь мой член был рядом с маминым ртом, а мой рот - рядом с ее влагалищем. Я думал, что она не согласится на это, но она жадно открыла рот, когда увидела, что мой член почти касается ее губ, и начала сосать и целовать его. Она положила руки на мои ягодицы, толкнула мое тело вниз и взяла его глубоко в рот.

Пока она была занята удовлетворением моего члена, я заставлял ее стонать и извиваться, облизывая ее клитор и проталкивая свой язык глубже в ее киску. Она громко стонала, ее соки заполняли мой рот, и она отчаянно пыталась заставить меня остановиться, поэтому я вынул язык из ее киски, поцеловал ее в губы, делясь с ней ее соками, и, обхватив руками ее большие груди, ввел свой член в ее влажное влагалище.

Она обхватила меня руками, впилась ногтями в мою спину и начала целовать мои губы, шею и соски. Мой член был глубоко в киске моей мамы, мой рот сосал и покусывал ее розовые соски, а мои руки сжимали и держали ее большие груди. Я крепко сжимал их и играл с ее сосками, в то время как мой член продолжал заниматься любовью с ее влагалищем, пока она снова не кончила.

Я последовал ее примеру и кончил внутрь нее, но не вынул свой член из маминой киски, и он остался там, пока мы целовали друг друга, проводили руками по телу друг друга и впитывали удовлетворение от наших занятий любовью и близости.

Наконец, пробыв так пятнадцать минут, мама встала, взяла пачку сигарет, прикурила одну для каждого из нас, и мы легли на спину рядом друг с другом.

"Каков твой следующий план?" - спросила она, делая длинную затяжку.

"Дай ему десять минут для отдыха", - ответил я, глядя на свой член.

"Я не это имела в виду. Мы будем жить в Фарго или где-то еще?" - сказала она, повернувшись ко мне всем телом и улыбаясь.

"Это зависит от обстоятельств", - сказал я, обводя пальцами ее правую грудь и играя с розовым соском.

"От чего?"

"От того, насколько счастливым ты сделаешь меня сегодня вечером мама".

"Хорошо я постараюсь", - сказала мама, обхватывая своими красивыми губами мой член....