|
|
Новые рассказы 79837 А в попку лучше 11751 В первый раз 5195 Ваши рассказы 4697 Восемнадцать лет 3507 Гетеросексуалы 9376 Группа 13530 Драма 2956 Жена-шлюшка 2651 Зрелый возраст 1779 Измена 12371 Инцест 12027 Классика 367 Куннилингус 3296 Мастурбация 2271 Минет 13381 Наблюдатели 8092 Не порно 3088 Остальное 1079 Перевод 8134 Переодевание 1307 Пикап истории 735 По принуждению 10820 Подчинение 7299 Поэзия 1483 Рассказы с фото 2562 Романтика 5620 Свингеры 2333 Секс туризм 523 Сексwife & Cuckold 2512 Служебный роман 2450 Случай 10226 Странности 2750 Студенты 3639 Фантазии 3314 Фантастика 2876 Фемдом 1490 Фетиш 3271 Фотопост 788 Экзекуция 3246 Эксклюзив 351 Эротика 1935 Эротическая сказка 2526 Юмористические 1535 |
Искусство фальсификации – Возрождение. Часть 3/3 Автор:
Сандро
Дата:
22 апреля 2022
Мы с Максом ехали в тишине. Мои волосы все еще были мокрыми. По шее стекала капля воды. Он остановился на окраине города и вернул мне телефон. Я распахнул дверь и выпрыгнул наружу. – Адам, – позвал он. Я сделал еще несколько шагов, затем остановился и повернулся к нему лицом. – Пойми кое-что. В следующий раз, когда я приведу тебя к Карине, это будет прощание. Я смотрел, как он отъезжает, а потом поймал Uber и вернулся в отель. Если целью Макса было напугать меня, чтобы я отказалась от своего плана помочь Карине, то он потерпел неудачу. Теперь, когда я сам увидел, насколько Флетчер чокнутый, я как никогда был полон решимости ее освободить. На следующий день рано утром я прибыл в Тейт, уверенный, что смогу разоблачить поддельные картины с помощью гнева и решимости. К сожалению, криминалистика так не работает. К позднему вечеру мой оптимизм, подогретый яростью, уступил место разочарованию. У меня не было настроения для компании, поэтому я был готов разбить стену, когда в лаборатории появился детектив-сержант Рэтлифф. – Мистер Вебер! – Добрый день, сержант-детектив. – Вижу, вы все еще усердно работаете. – Это – кропотливый процесс. – Да, вы все так говорите. Тем не менее, я надеялся, что эксперт с вашей репутацией уже добился большого прогресса. Или вообще хоть какого-либо прогресса, если говорить прямо. Я вздохнул и сосчитал до десяти, готовя очередной образец пигмента для Фурье ИК-спектрографа. Затем поднялся со стула. – Мне жаль, если ваши ожидания были напрасными. Я считаю, что так часто бывает с людьми, чье понимание судебной медицины ограничивается тем, что они видели по телевизору. Рэтлифф усмехнулся. – Я, конечно, не ученый, признаю. Скажите, вы достигли какого-нибудь прогресса на нашем втором фронте? Госпожа Савченко готова дать показания? – Нет. Пока нет. – Понятно. Рэтлифф подошел к столу в центре комнаты, за которым стояли оба Тернера. Он уставился на картины и заговорил, повернувшись ко мне спиной. – Необыкновенные работы. Воистину. У женщины, которая их нарисовала, есть дар. Этот дар заключается в том, чтобы убедить других поверить, что ложь – это правда. Он повернулся и направился ко мне, пока мы не оказались лицом к лицу. – Я готов поспорить, что ее дар выходит за рамки живописи, – продолжил он, – На самом деле, я полагаю, что она умеет убеждать людей в самых разных вещах. Я полагаю, что возможно даже, что пока вы пытались убедить ее увидеть свет, она направляла вас в тень. Стоит ли мне беспокоиться о такой возможности, мистер Вебер? Я уставился на него. Мне пришлось разжать челюсть, прежде чем ответить. – Нет, – сказал я, – не стоит. – Хорошо. – Мне просто нужно больше времени. – Боюсь, что время – ограниченный ресурс. На самом деле, я обнаружил, что ничто так не способствует прозрению, как жесткие сроки. У вас есть еще сорок восемь часов. Найдите доказательства подделки и передайте показания госпожи Савченко, или сделка отменяется. И у нас с вами будет новый разговор о том, насколько невинной жертвой вы были во всей этой истории. Я провел остаток дня и большую часть вечера, безуспешно разглядывая картины. У меня были планы еще как минимум на две недели тестов, которые я хотел провести. Я никак не мог уместить их в два дня. Я был уверен, что в этих картинах есть что-то, что я упустил из виду. Только один человек мог помочь мне найти это. У меня не было прямого способа связаться с Кариной, а звонить Максу я не собирался. К счастью, у меня был запасной план. После первого визита к Карине я заказал миниатюрное устройство GPS-навигации. Оно было достаточно маленьким, чтобы спрятать его во флисовую подкладку пальто, которое я надел во время второго визита. Макс считал, что ему нужно держать местонахождение Карины в секрете, потому что он мне не доверял. Но я ему тоже не доверял. Я не собирался позволять ему оставаться привратником Карины, если могу это сделать. Использование маячка выглядело как обман, но я пообещал себе, что не буду искать ее местоположение, пока мне это действительно не понадобится. А прямо сейчас мне это было очень нужно. Я вошел в свой аккаунт, просмотрел историю отслеживания местоположения, и через несколько минут у меня были точные координаты дома Карины. Он находился в сельской местности Южного Шропшира, примерно в двух с половиной часах езды к северу от города. *** На следующее утро я взял напрокат машину и приехал к Карине незадолго до полудня. Ее лицо озарилось, когда она открыла дверь. – Адам! – Она вышла на крыльцо и обняла меня. Ее голова лежала рядом с моим плечом, и ей был хорошо виден автомобиль, взятый напрокат. Я почувствовал, как напряглось ее тело. – Где Макс? – спросила она, отстраняясь. Ее улыбка исчезла. – Он не говорил мне, что вы двое приедете сегодня. – На этот раз только я. – Что случилось? Макс в порядке? Это был логичный вопрос, но ее беспокойство раздражало меня. – Да, он в порядке. Мне просто не хотелось просить его меня подвезти. В последний раз, когда мы ехали в одной машине, он накачал меня наркотиками и отвез к твоему боссу, который чуть меня не утопил. – Что? – спросила она, встревоженная. – Ты меня пугаешь. – Прости. Давай зайдем в дом, и я все объясню. Карина приготовила чай. Мы сели за кухонный стол, и я рассказал ей о своей стычке с Флетчером, о своем разочаровании из-за отсутствия прогресса в деле Тернеров и об ультиматуме Рэтлиффа. – Ну, вот так мы и оказались здесь. Я старался быть терпеливым. Старался на тебя не давить. Пытался дать тебе пространство. Но теперь у нас нет времени. Ты должна принять предложение Рэтлиффа. И должна помочь мне доказать, что эти картины – подделка. Она покачала головой и посмотрела на меня с таким же разочарованием, с каким родитель может смотреть на упрямого ребенка. – Адам, я не могу. Мы уже говорили об этом. – Да что с тобой такое? Почему ты так решительно настроена быть мученицей, когда прямо перед тобой есть лучший вариант! – Почему ты ведешь себя так, будто это я неразумная? Ты уже пообещал мне, пообещал, что уйдешь. – Я просто старался выиграть время, – в отчаянии крикнул я. – Неужели ты думала, что меня устроит решение, при котором я просто оставлю тебя на милость психопата? – Так ты меня обманывал? – Я пытался тебе помочь! Но, если ты так это воспринимаешь, тогда ладно. Я обманывал тебя. Каково это – быть в роли обманутой? Глаза Карины сузились, а челюсти сжались. – Ты – невыносимая задница. Ты своими глазами видел, что представляет из себя Флетчер. Допустим, я соглашусь на сделку, и Рэтлифф действительно выполнит свое предложение защитить меня и Милу. Как думаешь, что будет с тобой? Она посмотрела на меня. Я не отвел взгляда, но и не ответил. – Если я соглашусь на эту сделку, – сказала она, – то подпишу тебе смертный приговор. – И как, по-твоему, Рэтлифф отреагирует, если я вернусь к нему с пустыми руками? – Это был слабый ответ, но единственный, который у меня был. Я открыл фотогалерею на своем телефоне и протянул ей через стол. – Я изучал эти картины несколько недель, обещая ему, что нахожусь на пороге обнаружения доказательств мошенничества. Знаешь, что я нашел? Ничего. Она взяла мой телефон и молча пролистала фотографии. Я сделал десятки снимков, чтобы зафиксировать свой прогресс или его отсутствие. На одних была вся картина, на других – крупным планом определенный участок, который казался перспективным объектом для анализа. Она пролистала каждую из них, иногда возвращаясь к предыдущему изображению. Меня раздражало то, как она восхищалась своей работой. – Отдай, – сказал я, потянувшись за своим телефоном. Она отпрянула от моей руки и продолжила листать. Несколько раз она делала паузу, и ее брови нахмурились, когда она ущипнула и увеличила изображение. – Адам, – сказала она, прильнув глазами к экрану. – Эти картины, они... – Она запнулась. – Изысканные? Совершенные? Ты можешь перестать злорадствовать? Она подняла голову. Ее лицо было бледным. – Нет. Это не моя работа. Я изучал ее глаза в течение мгновения, затем выхватил свой телефон из ее руки. – Я не в настроении для игр. – Я серьезно. – Как ты можешь знать это по фотографиям? – Потому что знаю. Я поднес телефон близко к лицу и уставился на изображение, которое она просматривала. – О чем ты говоришь? Ты увидела что-то, что я пропустил? – Дело не в том, что я вижу. Это то, что я чувствую. Мать знает своего ребенка. Я не могу объяснить это лучше. Она уловила скептическое выражение на моем лице. – Ты мне не веришь. – Я этого не говорил. Но я изучал эту картину в течение нескольких недель, и... – И это объясняет, почему ты не нашел доказательств подделки. Потому что нет никаких доказательств. Картины, которые предоставил Рэтлифф, не мои. Это оригиналы. – Но тогда почему Флетчер был так... Серия громких ударов наполнила кухню. Мы оба вздрогнули. Кто-то колотился в дверь. – Карина Савченко, – крикнул знакомый баритон. – Детектив-сержант Бенджамин Рэтлифф, столичная полиция. У нас – ордер на ваш арест. Глаза Карины встретились с моими. Я мог прочесть невысказанный вопрос в ее страдальческом выражении. Неужели я намеренно привел сюда полицию, чтобы вынудить ее пойти на сделку с Рэтлиффом? – Я не знал, – сказал я. – Клянусь! – Бежать бесполезно, – сказал Рэтлифф. – Полицейские стоят у каждого выхода. Карина отвернулась. Она встала из-за стола и открыла дверь. Рэтлифф вошел, возвышаясь над ней. – Госпожа Савченко, – сказал он, – Очень приятно. Карина скрестила руки и посмотрела на него. Его взгляд медленно прошелся по ее телу. – Ваши фотографии вам не льстят, – сказал он, – вживую вы еще более поразительны. Жаль. Тюрьма не будет к вам благосклонна. Он заметил меня, стоящего возле стола, и преувеличенно приветливо помахал рукой. – А, мистер Вебер. Видите? – Он жестом указал на Карину, на которую другой офицер надевал наручники. – Сила жестких сроков! – Сукин сын. Ты сказал, что у меня есть сорок восемь часов. Он пожал плечами. – Я солгал. Когда потерял уверенность в том, что вы сможете предоставить то, что я хотел, я решил взять то, что смогу получить. Я надеялся, что крайний срок подтолкнет вас к необдуманному поступку. Вы меня не разочаровали. Даже без Флетчера, арест самого известного в мире фальсификатора – монументальное достижение для нашего подразделения. Мы не смогли бы сделать это без вас. Я сжал кулак и шагнул вперед. Рэтлифф улыбнулся. – Если вы так хотите присоединиться к ней в тюрьме, то нападение на полицейского во время исполнения им своих обязанностей карается шестимесячным сроком. Кажется, это – небольшая цена за удовольствие преподать мне урок. Что скажете? Глаза Карины встретились с моими. – Адам слишком умен, чтобы купиться на это дерьмо. Он видит его насквозь. – Она произнесла эти слова медленно, желая, чтобы я понял их смысл. – Он и мухи не обидит. – Она пристально посмотрела на меня. – Понимаете? Карина была неправа. Я умирал от желания причинить кому-нибудь боль. Но понимал. За решеткой я ей не помогу. И расслабил руку. Рэтлифф снова повернулся к Карине. – Вы знакомы с Koestler Arts, мисс Савченко? Они проводят ежегодную выставку работ, сделанных заключенными в Великобритании. В следующем году я с нетерпением жду вашей работы. На самом деле, я планирую приобрести ее, чтобы повесить в своем кабинете. Когда охотник добывает трофейного оленя, он делает из него чучело для своей стены. Это будет мой способ повесить ваше. Рэтлифф посмотрел на меня через плечо. – Что думаете, мистер Вебер? У вас есть опыт в этой области. Должен ли я ее повесить? – Ты свинья, – прошипела Карина. – Я – сержант-детектив, – поправил Рэтлифф, – и вы арестованы. *** – Имбецил! – кричал Макс. Его лицо было красным, а пальцы вцепились в руль. Я позвонил ему, едва меня освободили из-под стражи и вернули телефон. – Ну, что я тебе говорил, что случится, если ты попытаешься ее спасти? – Я облажался. Знаю. Но я найду способ все исправить. – Исправить? Послушай себя. Ты все еще думаешь, что сможешь все исправить? Ты опять сделаешь только хуже. Это все, что ты сделал, с тех пор как появился в ее жизни. – Я должен попытаться. – Мила у Флетчера, – сказал Макс. – Ты знал об этом? – Что? – Я почувствовал, что меня сейчас вырвет. – Он думает, что ты подстроил арест Карины, чтобы заставить ее дать показания. Мила используется как рычаг, чтобы Карина молчала. – Бля! – Да. Бля! – Как он так скоро узнал об аресте? – спросил я. – Je ne sais pas («Я без понятия» фр.). У Флетчера везде свои уши. – Зачем Рэтлиффу наезжать на Карину, не защитив сначала Милу? Он тупица. – Теперь, когда он знает, что Карина не сбежит, ему не требуется защищать ее сестру. Он не тупица. Ему просто все равно, кто пострадает. Я уставился в окно. Мои мысли все время возвращались к удивлению на лице Карины, когда она просматривала фотографии на моем телефоне. Мне потребовалось время, чтобы осознать все последствия этого откровения, особенно после шока от ареста Карины. Но теперь я понял, что это может быть ключом к ее спасению. – Вы не знаете, кто купил Тернеров? – спросил я. Он посмотрел на меня, но ничего не сказал. – Макс? – Кто-то очень богатый и очень опасный. – Хорошо. Я должен с ним поговорить. – Он убьет меня даже за то, что я спрошу его об этом. А потом убьет тебя. – Это риск, на который нам придется пойти. – О, придется? И почему же? – Они подлинные, Макс. Картины, которые нашла полиция. Он усмехнулся. – Это абсурд. То, что ты не смог найти изъяна в работе Карины, не означает... – Карина сама это сказала. Когда я показала ей фотографии. Она сказала, что они не ее. Он сделал паузу. – Но это невозможно. Как она могла такое сказать? – Я спросил то же самое. Она сказала, что просто знает. Макс молчал. Я мог сказать, что он прокручивал в голове все возможные варианты. – Ты знаешь, что это значит, – сказал я. – Флетчер вел двойную игру. Он продал подделки одному покупателю, а затем планировал найти другого покупателя на оригиналы. Но Рэтлифф наткнулся на оригиналы раньше, чем Флетчер успел их продать. Флетчер, должно быть, был в ярости, но сделал вид, что все это время так и планировал, что картины будут найдены. – Если картины в Тейт подлинные, то почему Флетчер боялся, что ты разоблачишь их как подделку? – спросил Макс. – Он и не боялся. – Тогда почему он угрожал тебе? – Потому что он должен был бояться покупателя. Ему нужно было, чтобы все – ты, я, его лакеи – поверили, будто найденные картины – подделка. Он не мог рисковать, чтобы кто-то из его окружения узнал, что он продает одну и ту же картину дважды, потому что информация могла дойти до покупателя. Как думаешь, что будет чувствовать покупатель, если узнает, что купленные им за несколько миллионов долларов Тернеры – подделка? Мне нужно поговорить с ним, Макс. Макс долго обдумывал мои слова, затем покачал головой. – Даже если ты прав, и картины, которые он купил, это работы Карины, тебе все равно нужно будет доказать, что это подделка. Карина слишком хороша. Ты потерпишь неудачу. И тогда мы оба умрем. – Я смогу это сделать. Я должен это сделать. – Нет. Твоя самонадеянность уже обошлась мне слишком дорого. Она не стоит моей жизни. – Так, что будет с Кариной? – Она отправится в тюрьму. Это лучше, чем смерть. – А ее сестра? – Она выживет. Карина ничего не скажет. – Ты прав. Она ничего не скажет полиции, а это значит, что они сделают ее козлом отпущения. Она сгниет в тюрьме, Макс. Я знаю, что ты этого не хочешь. – Нет! – крикнул он. – Я не хочу этого! Именно поэтому я просил тебя не вмешиваться в ее жизнь. – Я не мог. Я ее люблю. Он ударил по тормозам и рывком остановил машину на обочине. Его глаза встретились с моими. Его голос был густым от ярости и горя. – Тогда ты должен был ее отпустить. *** Мне нужно было, чтобы Макс назначил встречу с покупателем. Я знал, что он не станет даже рассматривать этот вопрос, если не почувствует, что я смогу убедить покупателя в том, что его картины – подделка. Но как я могу доказать это, не изучив их? Может быть, в оригиналах есть что-то, что я мог бы использовать, чтобы доказать, что версии Карины были подделкой. Это казалось маловероятным, но это был мой единственный выход. На следующее утро я вернулся в Тейт и принялся за работу. Я должен применить к анализу другой подход. Если встречусь с покупателем, у меня не будет доступа к инструментам, на которые я обычно полагаюсь, чтобы тщательно исследовать пигменты на предмет подделки. Я не смогу взять с собой на встречу громоздкий Фурье ИК-спектрограф, и сомневаюсь, что покупатель украденного шедевра позволит мне отнести его для анализа в ближайшую лабораторию. Вместо этого я сосредоточил свое внимание на тех областях, где мог бы продемонстрировать покупателю визуальное несоответствие. Я начал с изучения кракелюра картин – тонкого рисунка трещин на поверхности краски, который появляется со временем. Этот вид анализа лучше подходит для определения подлинности старых работ: зазубренные трещины, перпендикулярные текстуре древесины, были обычным явлением в итальянской панельной живописи XIV века, в то время как на французских полотнах XVIII века можно было обнаружить случайные трещины с плавными, изогнутыми линиями. На картинах времен Тернера трещины были более тонкими и обычно вызывались битумом – темно-коричневым пигментом, который Тернер и его современники использовали для теней. Я сравнил трещины с архивными фотографиями музея, чтобы убедиться в их идентичности, затем сделал снимки, которые увеличил и распечатал. Я также сфотографировал другие интересные места. Отметил два места, где в краску были вкраплены фрагменты волосков кисти. Возможно, Карина пропустила один из них. Несколько небольших участков шелушения тоже могут оказаться полезными. Тернер часто продолжал возиться со своими картинами после их высыхания, а поскольку свежее масло плохо пристает к сухой краске, то новая краска со временем отслаивалась. Если бы Карине не удалось точно воспроизвести отслаивание, этого могло бы быть достаточно, чтобы доказать мою правоту. К концу дня я собрал достаточно визуальных признаков, чтобы заронить надежду. Тем не менее, я знал, что этого будет недостаточно, чтобы убедить Макса. Мне нужно было больше. Что-то конкретное. Мне трудно было сосредоточиться на работе, потому что мысли постоянно возвращались к Карине. Я думал о наших последних минутах вместе. У нас даже не было возможности попрощаться. Ее последние слова были предупреждением, она убеждала меня не бить Рэтлиффа, пытаясь, как всегда, защитить меня от моей собственной импульсивной натуры. Чем больше я думал о ней, тем больше что-то из сказанного ею все время крутилось у меня в голове. Я попытался отогнать это в сторону и полностью посвятить свое внимание «Упадку Карфагенской империи». Я любовался отражением солнца в Средиземном море, когда меня осенило. Карина дала мне ключ к разгадке подделок. Я потратил еще час на исследование своей догадки. Тест, который я хотел провести, был нестандартным. Я никогда не пробовал его раньше, но он казался возможным. Теоретически, по крайней мере. Мне понадобится всего несколько инструментов и образец с оригинальной картины. Скальпелем я отделил крошечную точку от края картины и запечатал ее в стерильный пакет. Я позвонил Максу. Он не хотел со мной разговаривать, но я преследовал его, пока он не сдался. После того как я объяснил свою теорию, на другом конце телефона наступило долгое молчание. – Полагаю, это может сработать, – сказал он. – Это сработает. Я знаю. – Нет, не знаешь, – ответил Макс. – Что, если ты ошибаешься? Что если ты слишком много нафантазировал в том, что сказала Карина? – Давай, Макс. Я должен попробовать. Он повесил трубку. Тень надежды, которую я испытал, погасла. Я опустился в кресло и закрыл глаза. Плана Б у меня не было. Я вернулся в отель через два часа и растянулся на кровати. Я тупо смотрел в потолок, когда зазвонил телефон. Голос Макса потряс меня. – Встреча назначена. Послезавтра. Говори, что тебе нужно. *** Утром в день встречи Макс заехал за мной и отвез на частную взлетно-посадочную полосу к северу от Лондона. Трое мужчин, одетых в джинсы и пиджаки, провели нас в небольшой ангар. Они обыскали нас и конфисковали все наши вещи, включая оборудование, которое купил для меня Макс. Я начал протестовать и потянулся к своей сумке, но отступил, когда Макс смерил меня тяжелым взглядом. Двое мужчин пошли вперед и один жестом приказал следовать за ними. Мы с Максом шагнули, было, вперед, но третий мужчина положил руку на плечо Макса и покачал головой. Я оглянулся, и Макс, как я понадеялся, ободряюще кивнул мне. Дальше я пошел один. Двое сопроводили меня через металлические ворота в отдельное здание, расположенное рядом с главным ангаром. Внутри был импровизированный конференц-зал с большим овальным столом и четырьмя стульями. В центре стола стояли два Тернера. Напротив меня сидел красивый мужчина с густой каштановой бородой. Он был одет в сшитый на заказ костюм и выглядел примерно на мой возраст, возможно, около сорока лет. Я ждал, что он заговорит, но он просто смотрел на меня. – Спасибо, что согласились встретиться, – сказал я. – Я знаю, что это необычная просьба. – Позвольте мне быть простым. – Он говорил с греческим акцентом. – Вы здесь только потому, что я очень высоко ценю вашего помощника, человека, организовавшего эту встречу. Он поручился за вас. Докажите, что вы этого достойны. – Сделаю все возможное. – Хорошо. – Он жестом указал на стол. Я сел в кресло. – Человек, на которого я работаю, большой поклонник искусства. Он гордится коллекцией оригинальных работ, которую собрал. Нам продали два оригинальных Тернера. Вы утверждаете, что это подделки. Почему? – Думаю, я смогу показать вам, но мне нужна моя сумка. Мужчина кивнул одному из своих помощников, исчезнувшему за дверью. Он снова повернулся ко мне. – Вы уверяете, что Доминик Флетчер просто невероятно глуп. Я продумал ответ. – Не глуп. Он жаден. И в высшей степени уверен в мастерстве своего художника. Художницы, которую он опекал и эксплуатировал с самого детства. – Мне все равно, как Флетчер обращается со своими работниками. – Карина не работник. Она пленница. Он заставляет ее рисовать, угрожая ее сестре. Теперь он тем же способом заставляет ее молчать. Я кивнул на его обручальное кольцо. Он носил его на правой руке, как принято в православной вере. – Вы православный. Знаете ли вы, что они заметили ее талант в детстве, потому что она любила копировать иконы, которые видела во время литургии? А если бы она была вашей дочерью? Я понятия не имел, есть ли у него дети, но если бы я мог провести какую-то связь между ними, что-то, что могло бы очеловечить Карину, возможно, это помогло бы моему делу. – Я восхищаюсь вашей смелостью, мистер Вебер. Но презираю лжецов. И здесь есть только две возможности: лжец либо Флетчер, либо вы. – Было бы глупо приходить сюда, если бы я был лжецом. – Не глупо. Отчаянно. Отчаянные люди делают глупости. Особенно ради любви. Мужчина, который раньше вышел из комнаты, вернулся с моей сумкой. Я открыл ее и достал стилус. Я надеялся, что не собираюсь делать одну из таких глупостей. Я встал и указал на четыре крошечные черные точки на краю «Упадка Карфагенской империи». – Видите эти четыре выпуклых утолщения? – спросил я. Бородатый мужчина встал и наклонился над картиной. Он прищурился, затем кивнул. – Тернер любил процесс лакировки, потому что считал, что он насыщает оттенки и делает его работы ярче. Лаки девятнадцатого века содержали сахар. Сахар привлекал мух. Когда мухи приземлялись, чтобы покормиться, они оставляли после себя помет. Мушиные точки. Сначала помет прозрачный. Но со временем, через семьдесят лет лет или больше, эти точки затвердевают и становятся коричневыми, а затем черными. Это то, на что вы здесь смотрите. – Вы пришли сюда, чтобы показать мне мушиное дерьмо? – спросил он. – Да. Помет располагается хаотично, большинство – у края рамы. На некоторых картинах этого времени их сотни. Реставраторы, работавшие с картиной ранее, должно быть, удалили большую часть помета с этого Тернера, потому что эти четыре – все что осталось. Я почти не обратил на них внимания при первоначальном осмотре. Я достал из сумки коллекцию фотографий и разложил их на столе. – Это – подборка фотографий из архива музея, сделанных до кражи. – Я коснулся области, которую обвел красным. – Видите? Четыре выпуклых точки. Я протянул ему второй набор увеличенных фотографий. – Это – фотографии найденной картины, которая находится в Тейт. На ней так же есть четыре черные точки, отмеченные здесь. Я коснулся фотографии. – Я их вижу, – сказал он с оттенком нетерпения. – Точно так же, как вижу четыре черные точки на картине передо мной. В точно таком же месте. Это ничего не доказывает. Я положил на стол еще одну фотографию. – Это – самая последняя фотография из Тейт. Сделана два дня назад. Заметили что-нибудь другое? – Здесь только три точки, – сказал он. – Почему? Я достал из сумки пластиковый контейнер и поднес его к глазам. – Потому что я забрал с собой четвертую. Он взял контейнер из моих рук и посмотрел сквозь прозрачную стенку на крошечную черную точку внутри. – Мушиные точки на вашей картине полностью совпадают с точками на оригинале, – продолжил я. – Тот же размер. Тот же цвет. То же положение. Тот же рисунок. Они выглядят одинаково. Но это не значит, что они идентичны. Слова Карины, которые она произнесла, когда я сжал кулаки для атаки на Рэтлиффа, эхом отдавались в моей голове. В то время я воспринял их как предупреждение. Так оно и было. Но это была и подсказка. Адам слишком умен, чтобы купиться на это дерьмо. – Вы можете подделать внешний вид мухомора с помощью пигмента и эпоксидной смолы, но вы не сможете подделать его химические свойства. Он видит это насквозь. – Мушиный помет состоит из азотистых отходов: в основном мочевой кислоты, аммиака и мочевины. У медиков есть тест, разработанный специально для обнаружения этих соединений. Он и мухи не обидит. Понимаете? Я полез в сумку и достал материалы для тестирования: набор для определения мочевины, компактный микропланшетный ридер Absorbance 96 и ноутбук. – Этот конкретный тест использует колориметрический метод определения и чувствителен до 0, 5 наномолей на пробу. – Возможно, вы заметили, но английский – не мой родной язык, – сказал он, – И я не химик. Что это значит? – Это значит, что мы сможем с уверенностью сказать, какой помет – тот, что на вашей картине, или тот, что я принес с собой, – действительно был оставлен мухой. Я достал образец мушиного помета, который принес с собой, и подготовил его к тесту. Я порылся в своей сумке. – Ваши друзья конфисковали мой скальпель. Могу ли я получить его обратно? Он посмотрел в глаза одному из своих помощников, который шагнул вперед и вернул мне скальпель. Вместо того чтобы отступить к двери, второй мужчина остался рядом со мной, не сводя глаз со скальпеля. Я медленно жестом указал на картину на столе. – Можно? Бородатый мужчина кивнул. Я осторожно удалил одну из выпуклых точек и начал готовить второй образец. Он внимательно наблюдал за мной, пока я не закончил. – Что теперь? – спросил он. – Мы ждем. Розовый цвет означает, что это помет мухи. Оранжевый – нет. – Как долго? – Час. Может, меньше. Он сел в кресло. Я сделал то же самое. Во рту пересохло. На лбу и затылке выступил пот. Я ставил на карту не только свою жизнь. Что, если тест пройдет не так, как я ожидал? Что, если я слишком много прочитал в словах Карины? Я наблюдал, как мужчина снял обручальное кольцо, положил его на стол одним пальцем и щелкнул другим. Кольцо закрутилось быстрыми кругами, образуя прозрачную золотую сферу, которая кружилась вокруг стола. Через некоторое время оно начало замедляться, пьяно покачиваясь, а затем со звоном упало на столешницу. Звук был очень громким в тихой комнате. Он поднял кольцо и снова закружил его. Мы оба уставились на него, застыв на месте. – Ты православный? – спросил он, не сводя глаз с кольца. – Нет. Я – нет. Вращающееся кольцо замедлилось и начало шататься. – Жаль. Сейчас было бы самое подходящее время для молитвы. *** – Ты хочешь сказать, что ни хрена не знаешь? – Рэтлифф набросился на меня. Он расхаживал по кабинету, как тигр в клетке, ища, на кого бы наброситься. Я пожал плечами и покачал головой. – Ни хрена не знаешь, – кричал он, – почему два дня назад Доминик Флетчер и два его ближайших подручных были найдены плавающими лицом вниз в его бассейне? Я никогда не видел Рэтлиффа таким, лишенным тонкой оболочки цивилизованности, маскировавшей ярость, всегда бурлящую под поверхностью. Это было великолепно. – Возможно, они не подождали тридцать минут после еды? – предположил я. – И ты, – сказал он, повернувшись лицом к Карине, сидевшей рядом со мной, сложив руки на коленях. – Трупы повсюду. Твоя сестра чудом не пострадала и вернулась домой. Полагаю, для тебя все это тоже большой гребаный сюрприз? – Просто наиогромнейший, – согласилась она. За неделю, прошедшую после встречи с греками, я нанял адвоката. Прежде чем согласиться на разговор с Рэтлиффом, я через своего представителя ввел Карину в курс дела обо всем, чем мы с Максом занимались после ее ареста. – Детектив-сержант, – сказал я, – я знаю, как вы, должно быть, разочарованы тем, что вам не удалось самому схватить Флетчера, но хорошая новость заключается в том, что Карина готова опознать и дать показания против каждого оставшегося члена организации Флетчера. В обмен на иммунитет и защиту, разумеется. Я повернулся лицом к Карине. – Верно? Она радостно кивнула. – Все ради вас, детектив-сержант. – Хорошая попытка, – сказал Рэтлифф. – Сделка заключалась в иммунитете и переселении в обмен на Флетчера. Флетчер мертв, а значит, и сделка тоже. – Знаешь, Бенджамин, – сказал я, подавляя улыбку, и наблюдая, как краснеет его лицо, – сегодня утром я читал газеты. И хочу, чтобы ты знал, что я считаю позором то, как они изображают тебя и твое подразделение. – Так несправедливо, – согласилась Карина, нахмурившись. После нескольких месяцев молчания Мила сделала полный поворот. Почти сразу после освобождения от головорезов Флетчера она, со слезами на глазах, дала интервью всем крупным газетам и новостным агентствам города. Она рассказала, как ее бедную сестру в детстве втянули в организованную преступность и заставили использовать ее талант во зло, чтобы защитить младшую сестру. Полиция не смогла защитить Карину тогда, и сейчас она бессильна помочь ей. Более того, вместо того чтобы привлечь к ответственности тех, кто эксплуатировал Карину все эти годы, полиция сделала козла отпущения из нее. «Разве это справедливо, – укоряла Мила, – что настоящие преступники все еще ходят по улицам, а их жертва, ее сестра, вынуждена страдать за их грехи?» Это был мастерский спектакль. Я знал, что Мила прекрасно справится с работой, но она превзошла даже мои завышенные ожидания. Общественное возмущение было сильным. Люди были в ярости от мысли, что подразделение Рэтлиффа может настолько ошибаться и быть таким бессердечным. – Мне плевать на прессу, – солгал Рэтлифф. – Меня волнует правосудие. Вы совершили подлог. И вы за это поплатитесь. – Адам, – спросила Карина, – как ты думаешь, знают ли газеты, что сержант-детектив приказал арестовать меня, не предприняв сначала мер по защите моей сестры, несмотря на то, что ему было известно, в какой Мила опасности? – Какой интересный вопрос, – сказал я, – знаешь, я не верю, что это так. – Вы пытаетесь меня шантажировать? – прорычал Рэтлифф. – Мне нравится ваша карта, – сказала Карина, указывая на стену. – Со всеми этими красивыми булавками. Что, если я скажу вам, что знаю местонахождение тайников Флетчера, где хранятся сотни, а может, даже тысячи украденных вещей с этой карты? Я тихонько присвистнул. – Это был бы настоящий переворот для отдела столичной полиции по искусству и антиквариату. Можете себе представить фотосессию? Детектив-сержант Рэтлифф стоит перед столами, заваленными кучами найденных предметов искусства? СМИ заглотили бы это. Жаль, что ему наплевать на прессу. – Действительно жаль, – сказала Карина. – Вы блефуете, – сказал Рэтлифф. Он посмотрел на Карину, пытаясь прочитать выражение ее лица. – В самом деле? Она улыбнулась, взяла мятную конфету с блюда на столе Рэтлиффа и развернула ее. Тишину офиса наполнил звук хрустящей обертки. Правда заключалась в том, что Карина лишь недавно узнала о местонахождении тайников Флетчера. Греки, наносившие визит Флетчеру, после этого из профессиональной вежливости обратились к Максу. По словам Макса, эти люди убедили Флетчера рассказать о местонахождении украденных произведений искусства до того, как с ним произошел несчастный случай. После того как освободили Милу, мужчины заехали в те места, чтобы забрать две картины – оставшихся Тернеров из первоначальных четырех, украденных Флетчером. Покупатель, на которого они работали, был рад получить свои оригиналы, даже если они отличались от тех картин, за которые он заплатил. В знак признательности за роль Макса в разоблачении обмана Флетчера мужчины поделились с ним местонахождением тайников, чтобы он распоряжался ими по своему усмотрению. – Отлично, – сказал Рэтлифф, – мы заключили сделку. Служба защиты свидетелей Великобритании переместит вас и вашу сестру. По отдельности. – Вообще-то, Мила предпочитает не переселяться, – сказал я. – Она примет защиту от программы, но ей нравится ее жизнь здесь, в Лондоне. – О чем вы говорите? – сказал Рэтлифф. Он повернулся к Карине. – Я думал, что ее безопасность – ваш главный приоритет. – Вы должны воспринимать это как комплимент, детектив-сержант. Мила непоколебимо верит в офицеров, которым будет поручена ее защита. Это было правдой. Но истинная причина, по которой Карина была уверена в безопасности своей сестры, была гораздо проще. Остальные члены организации Флетчера ничего не знали о моей встрече с представителями покупателя. Насколько им было известно, последовательность событий была простой: Флетчер похитил Милу, а затем все погибли. После этого никто из оставшихся в живых не был настолько безумен, чтобы тронуть Милу. Она была неприкасаемой. – Это открывает место в программе переселения, не так ли? – спросил я. – Абсолютно нет, – сказал Рэтлифф. – Сделка распространяется только на ближайших родственников. Достаточно справедливо, – сказал я. Я достал из сумки лист бумаги, развернул его и положил ему на стол. – В таком случае я хотел бы сопровождать свою жену. Оба вскинули головы. Я не знал, кто выглядел более потрясенным: Рэтлифф или Карина. Глаза Рэтлиффа метнулись вниз к документу, вверх к нам, снова к документу, потом вверх к нам. – Это шутка? – Нет. Это подписанная копия заявления о браке, которое мы подали в местный ЗАГС. Конечно, нам придется пройти обязательный четырехнедельный период ожидания, прежде чем церемония состоится. Но не волнуйтесь, детектив-сержант. Вы попадете в список приглашенных. Оказалось, что Карина была не единственным талантливым фальсификатором в семье. Мила использовала свой опыт помощника юриста в семейном праве. Она не только подписалась именем сестры и сделала запись в свидетельстве с нужной датой, но и обновила базу данных. Карина с недоумением смотрела на меня. Рэтлифф это заметил. – Это полная чушь, – сказал он. – Думаю, вы увидите, что все в порядке, – ответил я. – Это датировано тремя днями спустя после вашего приезда в Лондон, – сказал Рэтлифф. – Вы думаете, я поверю, что вы так быстро подали документы на бракосочетание? Я повернулся лицом к Карине. – Когда находишь женщину, которую искал всю жизнь, ни за что не захочешь потерять ее опять. Глаза Карины наполнились слезами. Ее губы начали дрожать. – Это отвратительно, – простонал Рэтлифф. – Я расскажу вам, как это произошло, детектив-сержант. – Я взял руку Карины в свою и посмотрел прямо в ее голубые глаза. – На следующий день после того, как я ее нашел, мы пошли прогуляться по лугу. Я встал на колени и притворился, что завязываю шнурок. Когда она повернулась, в руках у меня был ирис. Я сказал: «Карина, я всю жизнь ищу недостатки. Это проклятие. Я никогда не мог смотреть на что-то красивое, не думая, что оно слишком хорошо, чтобы быть правдой. Пока не встретил тебя. Я не говорю, что ты идеальна, и Бог знает, что я далек от этого, но когда я с тобой, недостатки больше не имеют значения. Я люблю тебя, всю тебя, такой, какая ты есть. И хочу провести с тобой остаток своей жизни. Ты выйдешь за меня замуж?» Рэтлифф вздохнул и потер виски. – Вы оба думаете, что я полный идиот? – Да! – крикнула Карина. Слезы текли по ее щекам, но ее лицо сияло. Я никогда не видел ее такой счастливой. Она обняла меня и зарылась головой в мое плечо. – Да! Эпилог С помощью Карины оставшиеся члены организации Флетчера были арестованы и успешно привлечены к ответственности. Во всяком случае, большинство из них. По какой-то причине имя Макса, казалось, совершенно вылетело у Карины из головы. Рэтлифф получил свою фотосессию с найденными произведениями искусства и антиквариатом. Хотя я и терпеть не мог похвалу в его адрес, мне было приятно видеть, что так много важных работ возвращено общественности. После завершения участия Карины в процессе в качестве свидетеля, мы с ней получили новые документы и переехали в сельскую местность графства Кармартеншир в Уэльсе. Благодаря своему таланту подражать местным диалектам, Карина легко вписалась в местную среду. Я, как ее красивый американский муж, был немного более заметен, но меня все равно приняли тепло. Я устроился работать учителем химии в местной средней школе. Мне не хватало острых ощущений, связанных с разоблачением подделок, но после двух предыдущих лет я решил, что могу обойтись и меньшим количеством волнений. Поскольку Карина была хорошо известна в Великобритании, Служба защиты свидетелей настояла на том, чтобы она подождала несколько лет, прежде чем искать работу под новым именем. В результате у нее было достаточно времени для написания картин. В рамках сделки, которую мы заключили, Рэтлифф был вынужден вернуть оригиналы портретов, которые он конфисковал из дома Карины. Эти картины в сочетании с ее последними работами составили необыкновенную коллекцию музейного уровня для аудитории из двух человек. Как и в Штатах, защита свидетелей и переселение в Великобритании требует прекращения всех контактов с друзьями и родственниками из вашей прежней жизни. Исключения могут быть сделаны, однако, для членов семьи, которые также являются защищенными лицами в рамках программы. Благодаря этой оговорке мы могли видеться с Милой несколько раз в год, обычно под бдительным присмотром одного или двух офицеров в штатском. Карину всегда трясло от волнения в течение нескольких недель, предшествовавших этим визитам. Наблюдать за тем, как сестры смеются и предаются воспоминаниям, было очень приятно. Но они больше не ограничивались только обменом старыми воспоминаниями. Теперь они могли создавать новые. Несмотря на наши визиты к Миле, строить новую жизнь в новой стране очень одиноко, поэтому мы взяли из приюта кокер-спаниеля, которого назвали Пабло. Мы любили брать его с собой на долгие прогулки, после того как я заканчивал работу в школе. Однажды, в четверг солнечным днем мы наткнулись на мужчину, выгуливавшего своего мопса, и остановились поболтать, пока собаки вместе играли. Мужчина был старше нас лет на двадцать или около того, у него были светлые волосы длиной до плеч, переходящие в седину. С французским акцентом он рассказал нам, что недавно вышел на пенсию и искал тихое место, где можно было бы поселиться. Ему сказала подруга из Лондона, что идеально подойдет этот район Уэльса, и он был рад подтвердить, что она оказалась права. Оказалось, что с нашим новым другом Максом у нас много общего, поэтому мы старались как можно чаще проводить время вместе. Когда мы в конце концов, пригласили Макса в дом, я настоял на том, чтобы Карина показала ему свои оригинальные картины. Никогда не видел, чтобы он так широко улыбался, и невозможно было не заметить в его глазах блеска гордости. Он робко спросил, нельзя ли ему взять один или два холста. Карина заставила его взять полдюжины. Она сказала, что это – самое малое, что она может сделать, чтобы показать ему, как много он для нее значит. Через год после того как мы поселились здесь, с нами связался координатор британской программы «Защиты свидетелей», отчасти чтобы узнать, как мы привыкаем к новой жизни, но в основном, для того, чтобы обсудить интересное предложение, полученное им. Carabinieri T.P.C. – всемирно известная итальянская полиция, специализирующаяся на борьбе с преступлениями в сфере искусства и антиквариата – попросила разрешения нанять нас в качестве консультантов. Похоже, они рассматривали судебного детектива-искусствоведа и отставного мастера фальсификаций как грозный дуэт, который можно использовать для помощи в самых сложных делах. Координатор объяснил, что мы можем отказаться от предложения и заниматься своими делами. Если же согласимся, то он ограничит наш потенциальный риск, назначив специального связного, кто будет передавать дела по мере их возникновения. Перспектива нам с женой работать в качестве союзников, а не противников, была слишком захватывающей, чтобы отказаться. Мы сразу же согласились. Наша жизнь текла спокойно. Однажды вечером я дремал на диване, Пабло уютно устроился у меня на коленях, а Карина прижалась к моему плечу, когда Карина резко вскочила на ноги, испугав нас обоих. Пабло спрыгнул вниз, возмущенно гавкнул и рысью побежал прочь. – Ты в порядке? – спросил я, протирая со сна глаза. Она смотрела в экран своего телефона. – Да. Мне только что написал Макс. – О чем? – Об этом, – сказала она, протягивая мне свой телефон. Ее браузер был открыт на статье в The Art Newspaper. Репортер освещал новую выставку в одной из лондонских галерей, вызвавшую большой резонанс. Кто-то недавно сделал дар в виде шести потрясающих портретов неизвестного происхождения. Все работы были без подписей и, казалось, не соответствовали стилю ни одного из современных художников. Таинственное происхождение картин придавало им дополнительную привлекательность, и когда об этом стало известно, посещаемость галереи значительно возросла. Владелица галереи назвала эти работы современными шедеврами. Она сказала, что понятия не имеет, кто может быть художником, но надеется, что он объявится или хотя бы поделится другими своими работами. – Ты участвовал в этом вместе с Максом? – спросила Карина. Я поднял обе руки. – Невиновен. Клянусь! – Ладно. Тогда мне придется убить только одного из вас. – Остынь. Мир заслуживает того, чтобы увидеть твое мастерство. И он его обожает. Это должно быть приятно, верно? Хотя бы чуть-чуть? По ее лицу пробежала улыбка. – Да. В какой-то степени должно. – Я просто разочарован, что они не подписаны. Нам нужно придумать для тебя броский псевдоним. Например, «Бэнкси» (анонимный уличный художник из Англии). Она засмеялась. – Нет, это точно не нужно. – Придумаем! Когда-нибудь мир узнает, кто именно это нарисовал, но я хочу, чтобы они знали прямо сейчас, что это – моя потрясающая жена. – Мило. Но меня устраивает анонимность. – Будь честной. Разве ты не хочешь, чтобы все знали? Карина улыбнулась. – Когда-то я думала, что хочу. Но ошибалась. Она прислонилась ко мне, и я ее обнял, когда она расслабилась у меня под боком. – Мне нужно, чтобы знал ты. *** Примечание автора Я хочу начать с огромного спасибо всем читателям этого сайта (LitErotica). Я получил огромное удовольствие от написания этой серии. Но она никогда бы не стала серией, если бы не люди, нашедшие время, чтобы прочитать, проголосовать, оставить комментарий или отправить письмо о предыдущих рассказах. Ваши отзывы побудили меня продолжать и помогли мне расти как писателю. Эта серия повела меня в направлении, которого я не ожидал, когда писал оригинал несколько лет назад. Это был увлекательный процесс, который никогда бы не состоялся без вашей поддержки. Спасибо. Я также хочу поблагодарить тех, кто ознакомился с этим рассказом до того, как он был опубликован: Wvrjjr, доктора химических наук в отставке, помогшего сохранить реальность криминалистики и бывшего терпеливым к моим вопросам; chasten, опытного писателя в нескольких категориях сайта, сделавшего несколько полезных предложений; и еще одного анонимного читателя из нашей тусовки. Я оставил дверь открытой для будущих глав об Адаме и Карине, но у меня нет никаких ближайших планов по продолжению серии. Мне кажется, что это – естественное завершение их истории. Надеюсь, оно удовлетворит тех, кто был достаточно заинтересован, чтобы следить за ней. Еще раз спасибо за чтение. 82849 24 293 +9.96 [54] Комментарии 30
Зарегистрируйтесь и оставьте комментарий
Последние рассказы автора Сандро |
ЧАТ +2
Форум +16
|
© 1997 - 2024 bestweapon.one
Страница сгенерирована за 0.030620 секунд
|