Сказать, что после случившегося инцидента в отношениях между Большаковым, как изготовителем декорации и Бестужевой, заинтересованной в скорейшем и качественном их исполнении, резких перемен не произошло, было бы неверно.

Похалтурив пару дней, Большаков (вернее, его ипостась в образе способного на подобный шантаж Борика), глядя в сердитые глаза подполковницы, с невозмутимой наглостью заявил:

— Вы же ко мне не заходите, Нина Георгиевна, а у меня без вас на эту работу не стоит...

Опять возникли прения, возмущённые ответы интеллигентной женщины, всеобъемлющие жесты художника и прочее волнение. Опустим подробности. Нас интересует итог. И он такой. Большаков убедил Бестужеву, что только её появление в спортзале даст подвижку выполнению нужного ей заказа.

Солдатик раскладывал кисти, краски и ждал, когда Нина Георгиевна спустится из танцевального класса, окажется перед ним и терпеливо переждёт темпераментный кайф в сторону себя, желанной...

Не имея возможности, без разглашения или скандала, пресечь эту хамскую мастурбацию (сроки-то поджимают!), Бестужева, приняла решение немного потерпеть и - мусор из избы не выносить.

«Кто-то ведь должен уступить...», — уговорила она себя и, зажмурив глаза, отвернувшись, терпела за спиной пыхтение счастливого онаниста, которого, каждый изгиб её тела, каждая деталь балетного трико, приводили в исступление. Не говоря уже о близком присутствии самой женщины, которая реально воспринимает происходящее и дозволяет гнать сперму на всё ЭТО!

После «выброса» Бестужева тут же уходила на занятие с девочками, старалась «не копаться в памяти».

А вот по ночам... происходило всякое. И виной тому были отсутствие мужа и последние записи, что передала Калинина. А уж Елена Павловна в них постаралась! Как будто точно представляя, насколько изящные пальчики её «подруги» будут неистовствовать на бутоне наслаждения.

«Где же ты, Поляков, мотаешься? – стонала одинокая женщина. - Докомандируешься, что твою благоверную соблазнят, а на твоём высоком лбу появятся рога...»

Между похотливыми действиями шантажирующего солдата и самоудовлетворением жены подполковника возникла некая связь. ОНА знала о его действиях, ОН мог только догадываться. Но это была уже тропинка к взаимному интиму, которая неотвратимо приближала факт скорой измены. И оба, делали всё, чтобы она произошла...

Правда, солдат события не форсировал, хоть и был подгоняем всеми ипостасями. Держался «в рамках приличия» (если такое определение, в данной ситуации, вообще уместно).

Между двух, противоборствующих сторон, добавилось исключение взаимного выканья. Что, и к бабке не ходи! всегда ведёт, если не к разрыву, то к приятельским отношениям.

Но время шло. И терпеть талантливого самодура Нине Георгиевне оставалось недолго. Оформление сцены стремительно завершалось.

Стремясь растянуть получаемое удовольствие, Большаков предложил расписать и боковые кулисы, дабы «визуально, за счёт цвета, расширить габариты сцены». Но эту уловку Бестужева категорически отвергла:

— Со спектаклем и так затянули, а ты ещё что-то выдумываешь! Ради этого, да? — Нина Георгиевна кивнула на неисчезающее вздутия под солдатским галифе.

— Подержись и сделаю всё по-стахановски, — бесцеремонно вываливал набухающий фаллос солдат.

— Тьфу! — Бестужева отвернулась и скрестила руки на груди. — Давай быстро! А то мне некогда.

— Тогда, хотя бы не отворачивайся...

— Помечтай, говнюк

— А я бы за твою девочку подержался... и ласкал бы её двумя пальцами, — кайфуя от покорного присутствия красивой женщины, балдел Большаков, гоняя в кулаке окаменевшего Малыша. — Могла бы ладошку дать, куда... Сейчас... сейчас... Вот оно... вот. Пошло. Ах, как хорошо... Ты даже не представляешь...

— Всё?

— Ага... Признайся, Нинуль, ты ведь тоже возбуждаешься, когда я возле тебя этим занимаюсь? — заправил «отстрелявшего» «Малыша» в штанину Большаков. — Ты ведь не овощ бездушная...

— Закончил? Тогда я пойду.

— Давай заниматься этим вдвоём, одновременно. Ты на меня будешь дрочить, я на тебя...

Стук захлопывающей двери был ему ответом.

— Всё время сбегает, — пожаловался Большаков ипостасям. — Как бы, незаметно, замок закрытым сломать?

...

Сегодня, показывая Бестужевой финальную часть работы, Большаков решил «раскрутить» Нину Георгиевну, как следует. Для этого он приготовил козырную карту — информацию, что в курсе о её намерении сочинять роман на деликатную тему.

Для начала, задал прямой, как рельс, вопрос:

— Нина, не хочешь ли ты со мной переспать?

Реакция Нины Георгиевны была неожиданной. Она расхохоталась. Весело и беззаботно, словно услышала предложение съездить на увеселительную прогулку. Даже слёзку промокнула батистовым платочком.

— Глупый и наивный мальчишка! — сказала она, достаточно повеселившись, совершенно спокойным голосом: — Неужели ты думаешь, что любую женщину можно уговорить на секс кавалерийской атакой? Тихой сапой можно достичь большего и при этом сохранить достоинство. Только, умоляю, не подумай, что речь не обо мне. Тут тебе не светит! Я говорю о тех женщинах, что будут встречаться в твоей жизни. Их будет много. Очень много. Но, если не научишься быть терпеливым и обходительным, как минимум, три из четырёх, ответят тебе отказом.

— Спасибо за теорию без практики. У меня есть опыт с кем не пришлось слишком церемониться.

— Калинина не в счёт. У неё были форс-мажорные обстоятельства.

— До Армии у меня была первая удача. Не очень интересная. С мачехой... С капитаншей – другое. Это – нечто! Взрыв эмоций! Ты будешь - номер три. И, уверен, ты меня не разочаруешь... дорогая.

— Миленькое признание! Что-нибудь доступнее, не мог найти?

— Неа. Красивая. Раз...

— Банально.

— Замужняя. Два...

—? – брови Нины Георгиевны шевельнулись вверх.

— И, - забористая, как выдержанное вино.

— Надо же! С алкоголем меня ещё не сравнивали.

Бестужева отмахнулась, прошлась вдоль завершённого задника. Указала на дорожку с лунными бликами.

— Это место тебе особенно удалось. Попробуй, писать морские пейзажи.

— Как-нибудь потом. Сейчас меня нужно иное.

Большаков сложил большой и указательный палец левой руки колечком и потыкал в него указательным пальцем правой руки. Догадаться, что он хотел сказать этим жестом, было не мудрено.

— А, — отмахнулась Бестужева, — женишься и утихомиришься.

— Может, всё-таки, один разок? На половину шишечки? Толкну пару раз и всё. Салаге — наука, а тебе — практика.

— Для практики у меня есть законный муж, - спокойно, точно рассуждая о чём-то нейтральном, сказала Бестужева. - А, вот здесь, надо подкрасить ветку дерева. Не дорисована. И, вон тот участок неба, неубедителен. Можно подумать, что краски не хватило...

— Так муж вечно в командировках, — гнул свою линию Большаков.

— Ну и что? Расставаниями проверяются отношения. А, когда приезжает... - и замолчала.

Она чуть было не попалась на провокацию.

— Вы отрываетесь пополней. И, чаще, в каких позах?..

— Иди, работай, озабоченный! В субботу будем вешать задник на сцену. Я с начальником ДОСА о рабочих договорилась.

— Скажи... ты с мужем... в постели, вспоминаешь как я на тебя дрочу?

— Трепло!

— Не трепло, а мужчина определённой ориентации, молодой и предсказуемый, — сказал Большаков.

«А я — сложная и непредсказуемая», — подумала Бестужева.

И, вдруг, стрельнула мысль почти безумная:

«Может, когда достанет, разглядеть и потрогать?»

— Ладно. Девочки ждут. Я пошла.

— Побудь ещё немного. Смотри, «малыш» опять поднимается...

«Только не сейчас!» — запаниковала Нина Георгиевна, понимая, что брешь своей обороны пробила собственным несуразным вопросом.

— А я тебе, за это, расскажу подробности, как жену капитана оприходовал. Сколько раз и в какой позиции.

Направившаяся к выходу Бестужева приостановилась:

— Расскажешь? Зачем? Мне это не интересно.

— Ой, ли! Ты же книгу о ней писать собираешься.

У на лице Бестужевой появился признак лёгкого беспокойства.

«Ленка, таки проболталась, сука! Не знаю, что я сделаю, когда её увижу!

А вслух сказала:

— Она сама мне всё напишет. Обещала.

— Хочешь по чужим бумажкам узнать, каково изменять мужу? Для писателя с серьёзными намерениями это не типично. К тому же у нас есть нечто общее.

— И что же?

— Мой «Малыш». Мы оба к нему не равнодушны.

— Ты хреновый оппонент и не умеешь слушать советы! — рассердилась Бестужева.

— В каком смысле?

— Всё время торопишь события.

— В отношении тебя? И у меня есть перспектива?

— В отношении меня ни-ка-кой! — сказала Нина Георгиевна и вышла из спортзала, довольная своей стойкостью.

...

Новость о гибели генерал-майора Репина прилетела в далёкий гарнизон раньше, чем официальное сообщение, не говоря уже о некрологе в армейской газете.

Несчастный случай поражал своей нелепостью.

Из всех вариантов «одна бабка сказала», удалось сложить следующее.

Во время заключительного дня учений, когда уже было ясно, что высокое начальство склонно дать положительную оценку стараниям подразделений и частей, принимавших участие в манёврах и стрельбах, не знающий покоя начальник политотдела армии, наконец-то, расслабился, поверил, что «всё прокатило» и решил:

«Настала пора и получить свою долю похвалы из рук министра обороны СССР!»

С бодрым докладом генерал Репин на вертолёте Ми-8 прибыл к подножию сопки, на плоской вершине которой находился командный штаб учений.

Ту-то и произошла трагедия!

Прибывший к подножию сопки, генерал по-молодецки выпрыгнул из винтокрылой машины и, придерживая рукой сдуваемую фуражку, поспешил на сопку, к навесу, где прибывали высокопоставленные начальники во главе с министром. Склон в сторону подъёма от вертолёта был не крутой. Но и его хватило, чтобы генеральская голова попала под удар не остановившихся лопастей машины...

Так, на глазах Андрея Анатольевича Гречко, осиротело политическое управление одной из армий КДВО...

Свято место пусто не бывает. Заместитель политического управления заменил место погибшего начальника, а вот вопрос — кого поставить на место отбывшего на повышение заместителя, повис в воздухе. Кандидатов было несколько. В том числе и, знакомый моему читателю - подполковник Поляков.

...

В день, когда задник должны были вешать на сцену и забирать готовый реквизит, между Большаковым и Бестужевой состоялся ещё один разговор. И начал его Большаков:

— Могу задать неприличный вопрос?

Бестужева посмотрела на солдата с некоторой иронией:

— По-моему мы уже все неприличные вопросы обговорили.

Жена подполковника находилась в хорошем настроении, которое можно было означить одним словом — «закончили!»

— Предлагаю сделку. Покажу вблизи одну вещицу. И, если она тебе понравится, ты мне уступишь.

— Ты про свои причиндалы? — отмахнулась Бестужева. — Отвали!

— Ну, пожалуйста, отнесись к моему предложению серьёзно...

— У тебя есть хоть капля гордости, Большаков? Клянчишь, как попрошайка на базаре.

— Не. Ну, правда...

— Правда бывает двух видов: та, что похожа на правду, и та, что есть на самом деле. И какую из них я услышу сегодня? - сложив руки на высокой груди, глядела на Большакова прищуренным взглядом подполковница. - То, что ты проделывал в одиночку, тебя уже не устраивает? Захотелось большего? Знаешь, что я тебе, товарищ рядовой, скажу? Меру надо знать во всём! Даже в удовольствии. Баста! Лавочка закрыта!

— Никогда не говори: «Никогда!» Сначала посмотри, что я выставляю на торги...

Перед Ниной Георгиевной появился портрет.

Жена замполита части таки глянула.

На неё, с полотна размером метр на полтора смотрела балерина Бестужева!

Портрет был написан в академической манере мастеров девятнадцатого века. Мягкой кистью, в бежево-розовых тонах с тщательной проработкой деталей. Смотрелся красиво, мастеровито и, по-современному - сексуально. Передавал и внешнюю красоту женщины, но и её глубокую чувственность.

Художником была взята несколько завышенная линия горизонта. Отчего голова портретируемой, с удерживающим стрижку-каре серебристым обручем, обнажённые покатые плечи, полуоткрытая грудь, и часть пышной балетной юбки, смотрелись зрителю, как бы, немного сверху. Балерина, только что завершила некое движение и, на секунду, замерла вблизи ваших ног, завораживая глубоким декольте с очаровательным бюстом и кротким взором тёмно-карих глаз, направленных снизу-вверх в ожидании восторженной похвалы.

«Или... чего-то большего?»

Сочные алые губы были слегка приоткрыты, а пальцы обеих рук соприкасались с краем полотна, словно в поисках...

«Солдатского гульфика?»

Нина Георгиевна решительно тряхнула головой.

«Нет! Конечно же, нет. Все эти сравнения она только что придумала не по своей воле. Это сказывается навязчивое влияние скверного мальчишки! Портрет тут не причём! Он, потрясающе, хорош! И написан не Большаковым — пошляком, а Большаковым талантливым, любящим мир балета. Просто поразительно, какая пропасть между этими двумя антиподами!»

Голос художника вернул Нину Георгиевну к реальности.

— Бывают минуты, когда я не верю в себя и в свои возможности. Но сейчас я преисполнен сознания, что сделал нечто стоящее. В моей малоопытной жизни такие удачи ещё не закономерность, а — эпизод. И я всерьёз намерен обменять его на такую же ценность. Ещё на полигоне, когда заканчивал портрет, решал — отдать его от чистого сердца. Но не справился с греховными помыслами к изображённой здесь женщине. И предлагаю обмен. Картина - за одну ночь с тобой. Считаю - это честная сделка.

— Не сделка, а измена! Не забывай, что я замужем.

— Один-то раз? Ой, не смешите меня, Нина Георгиевна, какая же это измена! Скорее «проба пера» начинающего писателя. — Большаков оставил портрет прислонённым к спинке стула быстрыми шагами приблизился к балерине. — Ты же хочешь написать книгу о сексуальном дне супружеских отношений?

«При всех патологических недостатках, вблизи он, всё-таки, привлекательный юноша», — быстро подумала Нина Георгиевна, прежде чем сказала:

— Нет. Нет! НЕТ!

— Познай свои возможности... Рискни... всего лишь раз.

«Для меня это был бы нужный опыт», — подумала Бестужева.

Непонятный дурман оцепенения овладевал её телом.

— Дай свою руку...

Глядя недвижимыми золото-зелёными глазами в побледневшее лицо Бестужевой, солдат поднёс безвольную ладонь балерины к губам, легонько поцеловал и плавно опустил вниз на свой вздыбленный фаллос, который успел освободить.

Нина Георгиевна не сразу поняла, что обхватили её тонкие пальцы.

— . .. сожми его. Сегодня он твой поводырь в новый мир... Представь, что ОН для тебя — ВСЁ...

— НЕТ! — выкрикнула Бестужева, сдавила, что было силы тугую плоть и, резко оттолкнувшись от груди солдата, в невероятном смятении выбежала из спортзала.

...

«Боря! Ну и ну! Как ты это сделал?» — взвыли все три ипостаси, едва Нина Георгиевна покинула «поле сражения».

«С любовью и нежностью!», - отшутился Большаков.

«К её промежности!», — добавил Борик. Разве он мог промолчать?

Борис Петрович незамедлительно прислушался к учащённому биению пульса у патрона. Указал на необходимость посидеть и успокоиться:

«Откинуться на спинку стула, несколько раз глубоко вздохнуть и протяжно выдохнуть».

«Что, так серьёзно?» - спросила третья ипостась.

Первая в «лице» Бориса Петровича успокоила:

«Всё нормально. Состояние похожее на то, что испытывает юноша в момент дебютного выброса спермы. Скоро биение сердца вернётся в свой обычный ритм».

«Ни фига себе! – воскликнула вторая ипостась. – Так у патрона мотор ебанётся раньше, чем стояк у «Малыша». Кому тогда мы будем нужны?»

«Ну, положим, ничего этого не произойдёт. Управляемый нами, Большак привыкнет к сценам, подобно сегодняшней. Станет не таким эмоциональным. – сказала третья ипостась Большакова. – Шеф ещё молод и неопытен. Настанут дни, когда он, почти, без нашей помощи будет знать, как вертеть «недоступными» женщинами. Я, специально ставлю это определение в кавычки. Потому что...»

«Недоступных баб не бывает!» - чуть ли не по-солдатски отчеканила вторая ипостась.

«Верно, Борик. Их просто не существует. Они хотят такими казаться, но... Но, кажется, наш патрон уже приходит в себя...»

Да, мой читатель, как у любого юноши его лет, душа Большакова парила на седьмом небе и пела от щенячьего восторга. Только что, рука, самой красивой и желанной женщины, держалась за его стоящий хуй! И даже проверила, насколько он крепок!..

Ему было трудно в это поверить. Но это, только что — было!

«Теперь она, вполне, готова быть твоей, — «лыбился» в горячей башке солдата аморальный Я. — В мире нет женщин, которые, добровольно подержавшись за член мужчины, не могли бы ему после этого дать. Если мужик не струсит... Ты не из таких... Когда жена замполита раздвинет ножки, и ты её отпрессуешь, она никому не скажет. Будет молчать. Потому, что не захочет скандала. Тем и хороши замужние женщины. Так что, готовь патрон, нашего «малыша» к глубокому и скорому погружению...»

...

Увы, наш «знаток» женской психологии в образе третей ипостаси в чём-то просчитался.

Ипостаси в сознании Большакова ещё продолжали делить «шкуру неубитого медведя», когда в спортивный зал явились трое вольнонаёмных рабочих во главе с директором Дома офицеров пожилым майором Назаренко. Вместе с ними вошла и Нина Георгиевна.

Не обращая внимания на присутствующего в спортзале рядового, рабочие забрали макет ракитового дерева, скатали в объёмную «колбасу» готовый задник и, молча, унесли.

— Заберёте оставшиеся краски и кисти, Иван Геннадьевич, — сказала Бестужева директору ДОСА, — они в хозяйстве Дома офицеров пригодятся. А вы, рядовой Большаков, можете отправляться в свою казарму, и продолжать служить Родине, как это делают другие солдаты.

Ни спасибо, ни намёка на благодарность за всё, что он делал все эти два месяца!

«Обидно, Вань!» ©

Большаков стал собирать личные вещи.

Бестужева наблюдала, как он это делает и сжигала мосты неблагозвучными мыслями:

«Дурак! Идиот! Испорчен неисправимо... Надо не дать ему унести портрет... Как-то, забрать... Через мужа? Рискованно. Может, упереться и, элементарно, испортить холст. С эмоциональными художниками это запросто...»

— Стоп! — сказал, вдруг, директор Дома офицеров майор Назаренко. — Он, что, так вот и уйдёт?

Нина Георгиевна вопросительно посмотрела на ветерана вооружённых сил.

— А кто мне испорченные полы будет перекрашивать? Разметку волейбольной и баскетбольной площадки восстановит?

Действительно. После того, как убрали полотно задника, полы спортивного зала напоминали «узоры» маскировочной раскраски засекреченного объекта. Просочившиеся через ткань пятна, покрывали большую часть зала.

— Пусть ваш художник, уважаемая Нина Георгиевна, вернёт полам прежний вид.

— Требование, законное, — согласилась Бестужева. — Слышали, Большаков?

Боря был в пилотке и молча козырнул.

— Вот это будет правильно! — оценил распоряжение жены своего прямого начальника Иван Геннадьевич Назаренко. — Идёмте, молодой человек со мной к завхозу. У него должна быть какая-то половая краска.

Большаков перестал собирать личные вещи и покорно направился за седым майором.

«Пора признать правду, — сказал в его голове умный Борис Петрович. — С женой подполковника у нас полный...»

«Полный пипец!» - подвёл итог невозмутимый Борик.

84959   29 168   +9.93 [54] Следующая часть

совращение чужой жены