Подготовка к похоронам единственной женщины, которую я когда-либо любил, женщины, которая значила для меня больше, чем что-либо за последние двадцать пять лет, матери моих детей, и все же, женщины, у которой за моей спиной был любовник, была Геркулесовой задачей. Всякий раз, когда я был со своими детьми, я старался казаться стоическим и сдержанным, но все они знали, что я едва удерживаю себя в руках. Ночью я сидел на заднем дворе своего дома и смотрел на качели, которыми не пользовались пятнадцать лет, и думал о Меган, Стюарте и Фэй, которые росли и бегали вокруг, как стая диких животных, за которыми по пятам бегала их мать. Я смотрел на кусты азалии, которые мы с Конни посадили после переезда, и думал о хороших временах, пикниках, встречах друзей и временах, когда мы занимались любовью под звездами. Просто зная, что она была в моей жизни, я чувствовал себя тепло и комфортно, теперь же чувствовал себя холодным и одиноким. Мне также нужно было разобраться со многими нерешенными чувствами.

Самым большим нерешенным вопросом была степень моей ответственности за то, что Конни проглотила эти снотворные таблетки. Я не давал их ей в руки и не заставлял проглатывать, но, черт возьми, я помог создать ее подавленное эмоциональное состояние, отказываясь с ней говорить. Мне было больно, и я хотел, чтобы ей тоже было больно. Я так сильно любил ее, а она сделала, вероятно, единственное в нашем браке, что могло уничтожить меня быстрее всего, как только я узнал. Она была моей женой, моей любовью, и я любил ее больше всего на свете. То, что она отдала себя кому-то другому, уничтожило меня. А теперь, возможно, ее уничтожил я. Я никогда не хотел, чтобы она умерла, я просто хотел, чтобы она почувствовала то же, что и я. Может быть, она это сделала, и не смогла жить с собой, теперь я никогда не узнаю наверняка. Все, что я знаю наверное, это то, что она сделала нечто плохое и разрушила наш брак, а я сделал нечто такое же плохое и разрушил ее. Мы оба ошибались. Да помилует Господь наши души.

Завтра будут похороны Конни, и я увижу ее в последний раз. Я должен был удерживать свои эмоции под контролем. Я должен был увидеть лица всех наших друзей и родственников. Я должен был попрощаться. Я должен был не сломаться.

Я обернулся, услышав, как хлопнула входная дверь, и через несколько секунд по улице с ревом пронеслась машина. от задней двери ко мне шла Меган.

– Папа? Ты в порядке? – прошептала Меган, усаживаясь в шезлонг напротив меня.

– Нет, не совсем.

Мы тихо сидели, собираясь с мыслями, прислушиваясь к шелесту опавших листьев на ночном ветру.

Меган посмотрела на меня и сказала:

– Ты же знаешь, что всего этого бы не случилось, если бы ты просто пришел домой и простил ее. Она совершила ошибку. Я уверена, что и ты совершал ошибки, за которые она тебя прощала. Она сказала, что не может жить без тебя. Ее убила твоя гордость.

Я молча сидел с открытым ртом. Моя собственная дочь обвиняла меня в смерти моей жены. Не знаю, сколько раз я это говорил или думал, но я не сделал ничего плохого. Это не у меня был роман. Не я лгал своим друзьям и семье в течение шести месяцев. Не я стал глотать снотворное, чтобы облегчить свою вину.

– И, папа, завтра будет долгий, тяжелый день. Потом всех пригласят в дом, и, вероятно, здесь будет много народу. Тебе не нужно ничего делать, тебе даже не нужно быть здесь, если не захочешь. С едой и прочим мне помогут Стюарт и несколько маминых подруг, так что, тебе не о чем беспокоиться.

Теперь Меган даже не хотела, чтобы я пришел на похороны? Что, черт возьми, происходит? Может быть, я просто был настолько эмоциональным и напряженным, что неправильно понял то, что она говорит. В одном я был уверен, что не хочу вступать в конфронтацию с моей дочерью накануне похорон ее матери. Я встал, вошел в дом и спустился в гостиную, где спал.

***

Я сложил все свои постельные принадлежности в корзину для белья, надел костюм и галстук. Когда я поднялся наверх, дети уже были одеты и ждали в гостиной. Отец выглядел усталым. Подошла Фэй и поправила мне галстук, как тысячи раз до этого делала это ее мать. Я поцеловал ее в лоб, взял за руку и вышел к ожидавшему нас лимузину. Фэй все время держала меня за руку. Она не сказала ни слова ни мне, ни кому-либо еще, но сидела, опустив голову.

Когда мы добрались до похоронного бюро, в фойе столпилось множество наших друзей. Когда толпа увидела нас, то расступилась, и мы направились в смотровую. Все глаза смотрели на меня, но, проходя мимо наших друзей и соседей, я заметил кое-что довольно странное. В глазах тех, кто смотрел на меня, я не видел жалости, большинство даже не смотрели мне в лицо. Вместо этого на их лицах появилось выражение брезгливости, почти презрения. Я кивнул парочке, а они отвернулись, чтобы поговорить с кем-то еще. Когда я проходил мимо своего босса с работы и его жены, тот протянул мне руку и пожал ее, сказав, как ему очень жаль. Наши друзья, стоявшие по обе стороны от него, смотрели на него с тем же странным, презрительным выражением, что и на меня. Он был единственным, кто что-то сказал мне. Дети получали выражения соболезнования от тех, мимо кого я уже прошел. Я не понимал, что происходит, в конце концов, у меня не было большого опыта в похоронах. Единственное, я был непосредственно вовлечен в похороны моей матери, и это было совсем не похоже на них.

Фэй подвела меня к гробу, и мы опустились на колени, чтобы отдать последние почести. Из акустической системы доносилась тихая, успокаивающая органная музыка, но я все еще слышал шепот толпы позади нас. Во время моей безмолвной молитвы я уловил обрывки разговора шепотом.

–. ..беспощадный ублюдок...

–. ..бросил ее, он...

–. ..он стал причиной этого...

–. ..лицемер...

–. ..сукин сын ее убил...

Фэй взяла мою руку и сжала ее. Должно быть, она услышала те же слова, что и я.

Слова проповедника успокаивали. Гимн, который пела давняя подруга Конни, был пронзительным и печальным. Это был не обычный похоронный гимн, а песня, которую очень любила Конни. В конце она пожала руки Меган и Стюарту и пошла к своему месту. Мне показалось странным, что она ничего не сказала ни мне, ни Фэй. Когда проповедник спросил, не хочет ли кто-нибудь что-нибудь сказать, к собравшимся обратились несколько друзей. Последней встала Меган и заговорила о милосердии и прощении, о том, что Иисус простил тех, кто пригвоздил Его к кресту, и что мы должны быть так же добры к окружающим, как и Он.

Обычно я не такой тупой, но, сидя здесь и слушая, как моя дочь проповедует о прощении, я понял. Наконец-то я все понял.

Когда мы подошли к могиле, ветер был холодный и резкий. Все стояли молча, слушая последние слова проповедника. В конце службы священник вручил каждому из нас по красной розе, чтобы мы положили ее на гроб, когда будем уходить. Я пошел первым, за мной последовали Фэй, Меган и Стюарт. Старый приятель отца по работе катил его мимо гроба. Это был один из самых эмоциональных дней в моей жизни. Я протянул руку, чтобы остановить Меган и Стюарта, прежде чем мы покинули могилу. Со всей желчью, на которую был способен, я сказал то, что накипело в моем сердце.

– Меган, Стюарт, я понял, что происходит, и принял решение. Из-за того, что вы сделали, из-за ненависти, которую вы распространили, из-за моральной позиции, которую вы заняли, защищая свою мать и делая меня злым и подлым для всех наших друзей и семьи, вы оба для меня так же мертвы, как и та женщина, которую мы только что похоронили. Никогда не разговаривайте со мной, не приходите ко мне домой и вообще не общайтесь со мной. Отныне я – больше не ваш отец.

Я повернулся, посмотрел на собравшихся моих бывших друзей и сказал:

– Всех вас это тоже касается.

Они были в шоке от беззастенчивого выражения моей враждебности. Не говоря больше ни слова, я взял Фэй за руку, и мы пошли обратно к лимузину. Когда отца с коляской усадили в машину, я велел шоферу уезжать, оставив Меган и Стюарта стоять у дороги.

Единственными, кто пришел ко мне на поминки, были мой босс, его жена и двое старых друзей с улицы. Это были все друзья, что у меня остались в этом мире, они и Фэй, конечно. Меган и Стюарт отправились к ней домой, чтобы получить соболезнование. Позже Фэй сказала, что все они слышали, будто я бросил Конни, после того как та совершила небольшую ошибку, и отказался говорить с ней или простить ее, чем и толкнул на самоубийство. Иными словами, все знали, что это я убил свою жену.

***

Фэй вернулась в колледж, оставив меня одного и без друзей. Когда она возвращалась между семестрами и весенними каникулами, это было равно тому, будто в темной и унылой комнате включался свет. Меган оставалась с мужем и его семьей, а Стюарт вернулся в колледж. В перерывах между семестрами он занимался другими делами. Единственное, что имело хоть какой-то смысл, – это сосредоточиться на работе и попытаться забыть боль прошлого. Это было нелегко. Два-три раза в неделю я просыпался среди ночи, ожидая, что рядом со мной в постели будет Конни, или с ужасной картиной ее и Джона Яблонски, трахающихся в их номере в «Холидей Инн». Она сообщила мне в письме, что ее любовник – наш старый сосед. Около двух лет назад они с женой переехали на другой конец города. Этот сукин сын был даже на нашей двадцать пятой годовщине свадьбы.

Время шло, и переносить боль становилась легче. Меган родила девочку и назвала ее Конни. Через год у нее родился маленький мальчик, которого она назвала Ченсом в честь отца своего мужа. Я не видел своих внуков. Стюарт женился на девушке своей мечты, о которой рассказывал мне еще в колледже. Я получил приглашение на их свадьбу, но не пошел. Через два года она подала на развод. Очевидно, он последовал примеру матери и изменял собственной жене. Он говорил, что в то или иное время изменяют все, и думаю, именно это извращенное отношение и привело к его разводу. Он переехал в Калифорнию, и я не видел его с момента похорон. Я знаю все это, потому что Фэй при любой возможности вставляла в разговор маленькие кусочки информации. Она хотела, чтобы я был в курсе, потому что, как бы они ни были неправы, они – все еще мои дети.

Моим лучшим другом во всем мире был мой босс на работе. Он помогал, когда мне нужно было поговорить, и смотрел в сторону, когда я был слишком болен, чтобы работать. В самом начале он даже сказал мне, что даст год, чтобы я привел себя в порядок, иначе ему придется меня заменить. Эта маленькая речь побудила меня стать лучшим менеджером в компании, настолько хорошим, что мне предложили должность старшего менеджера во Флориде, через четыре года после начала моей новой жизни. В течение трех месяцев я продал свой дом, перевез все в новый, гораздо меньший дом в Орландо и начал управлять всем распределительным центром в восточной части Соединенных Штатов. О, я не забыл Бо. Во время всей этой суматохи его в значительной степени отодвинули в сторону и забыли. Когда мы переехали в новый дом, я загладил свою вину, купив для него другого золотистого ретривера, помоложе. Мы все трое счастливо устроились в нашем новом маленьком доме.

Я потерял всех своих друзей в Мэриленде. Даже разговаривать со мной могла лишь пара человек, не говоря уже о том, чтобы пригласить куда-нибудь. Все было не так как прежде, и все, кроме очень немногих, отвернулись от меня и оставили одного. Я был персоной нон грата и невидимкой для всех.

Фэй с отличием окончила университет и получила замечательную должность менеджера начального уровня в одном из крупнейших развлекательных заведений Флориды. Она сказала, что будет жить со мной, пока не найдет себе жилье. Надеюсь, это будет не слишком скоро.

Папа умер через год после Конни.

***

Прошло пять лет, с тех пор как мой мир изменился. Я потерял все, что мне было дорого, все, кроме одного – моей дочери Фэй. Но даже она стремилась создавать жизнь для себя. Я должен был найти свою собственную, иначе мне будет суждено умереть несчастным стариком, которого некому было любить, кроме моих золотистых ретриверов.

Мальчик, разве это не звучит жалко? Посмотрим правде в глаза, мне нужно было чем-то заняться.

У меня всегда было хобби – писать. Последние несколько лет я только и делал, что писал деловые отчеты, но когда моя работа стала рутиной, а я стал старше, то снова начал писать короткие рассказы. И даже продал парочку в местный литературный журнал.

Однажды в выходные, когда Фэй была на свидании со своим парнем, я начал набросок того, что, как я думал, должно было стать еще одним рассказом. Оно стало наброском для рассказа об особенно трудной части моей жизни, и в итоге оказалось намного больше, чем короткий рассказ. Я долго и упорно думал о том, как его начать, потому что знал, что это вызовет воспоминания и эмоции из прошлого, которые пусть бы лучше дремали в темных закоулках моего разума.

Однажды вечером я начал его писать. Четыре месяца спустя, работая каждый вечер после основной работы, у меня был законченный первый черновик рукописи, которую я считал довольно хорошей. Но я не хотел, чтобы кто-то прочитал мои самые сокровенные секреты, поэтому сложил его в коробку и поставил на полку в своем кабинете. Во время написания случился катарсис, я столкнулся с демонами моего прошлого, и они были побеждены. Я обнаружил, что могу снова начать жить.

Я записался на курсы творческого письма в местном колледже в надежде улучшить свои навыки письма. В основном там были двадцатилетние дети, которые не могли отличить наречие от прилагательного. В классе было еще два «пожилых» человека, таких же как я, поэтому мы объединились, чтобы показать молодежи Америки или, по крайней мере, молодежи округа Ориндж во Флориде, как надо хорошо писать. Морис вышел на пенсию и собирался написать книгу о роли своей семьи в Гражданской войне. Алисия была вдовой, работавшей над каталогом курсов местного колледжа, чтобы занять себя и найти что-то, в чем она могла бы быть хороша. Она вырастила пятерых детей в качестве домашней мамы, а когда они все ушли, она тихо вышла на пенсию и переехала во Флориду, используя страховые деньги, которые получила, когда умер ее муж, в качестве стартового капитала для новой жизни.

Чем больше мы с Алисией говорили, тем больше находили общего. Я рано научился позволять девушке, с которой встречаюсь, говорить и внимательно слушать все, что говорит она, потому что позже всегда бывали проверочные вопросы. Я не ходил на свидания почти тридцать лет, поэтому мне пришлось обращать на нее очень пристальное внимание. Она говорила, а я делал заметки, то есть мысленные заметки. Однажды она поняла, что все разговоры ведет только она, и спросила меня, откуда я и почему живу один в центральной Флориде и учусь в местном колледже. Я дал ей тридцатиминутную уменьшенную версию и попытался вернуть разговор к ней, но она не собиралась этого делать. Она вновь и вновь расспрашивала меня, пока я, наконец, не сказал ей, что мою историю трудно рассказать, и если она захочет узнать обо мне, то должна в следующую субботу прийти ко мне домой на ужин. Она одарила меня самой широкой и красивой улыбкой, какую я видел за последние несколько лет, и сказала:

– Да, с удовольствием.

***

– Ужин был чудесным, Марк, – сказала Алисия, когда мы вышли во внутренний дворик, чтобы насладиться ночным воздухом под одной из моих пальм. – Я знаю не многих мужчин, которые вообще умеют готовить овощную лазанью, и в особенности такую хорошую, как эта. Какие еще сюрпризы у тебя припасены в рукаве?

– Я думаю, ты знаешь обо мне почти все. Я управляю распределительным центром «Фолкс Индастриз» в Истсайде, со мной живет моя дочь Фэй, и сегодня она любезно согласилась вечером уехать, моя жена умерла чуть больше пяти лет назад, у меня есть еще двое детей, и ты познакомилась с двумя моими золотыми ретриверами – Бо и Люком. Это в двух словах. А так, я скучный, нет ничего интересного, чтобы рассказывать.

– Ну, ты подкупил меня, сказав, что если я захочу узнать твою историю, то ты мне ее расскажешь. Ну же? Я жду всех кровавых подробностей.

Вместо того чтобы что-то говорить, я встал и пошел в дом. Когда вернулся, в руках у меня была коробка с моим романом, романом о самых больших событиях в моей жизни.

– Ты не знаешь, но я уже много лет пишу, и даже продал пару рассказов в местный литературный журнал. У меня компьютер полон рассказов, некоторые из которых основаны на истории моей жизни, а некоторые просто выскочили из моего искривленного маленького мозга. Прежде чем записаться на курсы креативного письма, я написал кое-что, с чем не совсем понимаю, что делать. Печальная история обо мне и моей семье – все здесь, в этой маленькой коробочке. Записывая все это, я помогал себе преодолеть ту боль, что испытывал в то время, когда умерла моя жена и распалась моя семья. Я никогда раньше никому ее не показывал, но хотел бы услышать твое мнение. Думаю, что она хороша только в качестве упора, чтобы держать дверь открытой в ветреные ночи, но мне и впрямь хотелось бы услышать мнение того, чьим творчеством я восхищаюсь

Она посмотрела на меня глазами, полными восхищения.

– Я с удовольствием прочитаю твою книгу. Как она называется?

– Я назвал ее «Друзья в хорошую погоду».

– Ух, ты, какая тяжелая, – сказала она, беря коробку из моих рук.

– Всего девятьсот восемьдесят семь страниц. Я хочу, чтобы ты сказала мне, что думаешь. Будь честной, жестокой, если придется, но я хочу, чтобы кто-то другой, кроме меня, прокомментировал ее. Я не хочу показывать ее своей дочери, потому что она прошла через все, о чем я писал, и это просто снова вызвало бы старые чувства. Я не хочу причинять ей боль.

– Марк, я с удовольствием прочту твой роман и выскажу свое мнение. Одно, о чем я, возможно, забыла тебе сказать, это то, что я очень самоуверенна. Я называю все так, как оно есть, и позволяю фишкам падать, как получится, или как там говорится в этом старом клише. Я начну завтра.

Мы поговорили о нашем писательском классе, о ночной жизни Флориды для людей нашего возраста и закончили обмен мнениями о некоторых наших любимых фильмах. Мы провели приятный вечер, и на этот раз нам помогла флоридская погода. Когда я проводил ее до машины, она поцеловала меня в щеку. Я снова почувствовал себя подростком, прибираясь после нашего маленького ужина.

***

На следующей встрече в классе, Алисии не было, и я ничего не слышал о ней после нашего ужина. Я уже начал подумывать, не показался ли ей каким-то психом, которого следует избегать любой ценой. Я подумал, не позвонить ли ей, но не захотел показаться назойливым.

Через две недели она сама позвонила мне, когда меня не было дома, и оставила сообщение на автоответчике.

«Привет, Марк, это – Алисия. Я хочу, чтобы в пятницу вечером ты пришел ко мне на ужин. В городе – мой сын, он несколько дней поживет у меня, и я хочу, чтобы вы познакомились. Возможно, когда ты приедешь, тебя здесь ждет небольшой сюрприз, так что, принеси бутылку-другую того чудесного белого вина, что мы пили на днях, и будь здесь в семь. Перезвони мне и дай знать. Пока».

В пятницу вечером я оделся повседневно, но красиво и захватил с собой две бутылки Balthasar Ress Riesling Kabinett Hattenheimer Schutzenhaus 2012. Я прочитал в местном журнале Орландо, что это – одно из лучших белых вин года, а так как я ничего не понимал в винах, то решил довериться автору статьи. Оно было хорошо с лазаньей, и я надеялся, что будет так же хорошо и с тем, что подаст Алисия.

– Привет, Марк, заходи, – лицо Алисии просияло, когда она показывала мне свой дом. Когда мы вышли во внутренний дворик, я увидел маленький столик, накрытый на троих, со свечами и бокалами для вина. Из-за двух апельсиновых деревьев к освещенному обеденному столу вышел мужчина.

– Марк, познакомься, это – мой сын Барри. Барри, это – Марк Дженкинс.

– Очень приятно познакомиться, – сказал он, когда мы пожали друг другу руки. – Мама рассказывала мне о вас много хорошего. Она впечатлена, а для того чтобы произвести на нее впечатление, нужно многое.

– Я тоже рад с тобой познакомиться, Барри. Но что бы она ни говорила, это, скорее всего, вымысел из нашего класса творческого письма. Во мне не так уж много волнующего.

Алисия улыбнулась и указала на стол. Пока мы садились, она взяла бутылки с вином и поставила их в холодильник. Когда она, наконец, села, то снова улыбнулась своей широкой красивой улыбкой и взяла меня за руку.

– Марк, я пригласила тебя сюда под ложным предлогом. Мы поедим, как только остынет вино, но сначала я хочу поговорить и сообщить тебе волнующую новость. Полагаю, для тебя она будет настоящим сюрпризом, надеюсь, хорошим.

Мое любопытство достигло пика, но в то же время я был более чем слегка взволнован.

– Марк, мой сын сегодня здесь, чтобы встретиться с тобой из-за того, что я сделала нечто такое, что ты мог бы и не одобрить, если бы я заранее спросила у тебя. Но я сделала это, и теперь уже слишком поздно, так что, если собираешься злиться, то просто иди и начинай. Ладно, вот что я сделала. Я проглотила твою книгу за два дня, и она меня совершенно поразила. Я не могла оторваться, пройдя примерно половину. Это была самая вдохновляющая и душераздирающая история, которую я когда-либо читала. Я плакала в конце главы, где ты переехал жить к отцу, узнав о своей жене. Я плакала в конце, когда ты говорил о своих детях. Марк, это – самая фантастическая книга, которую я когда-либо читала, и я должна была поделиться ею со своим сыном. Я послала ее ему по почте, и он прочел. Обычно он не читает незапрошеных книг неизвестных авторов, но сделал это по моей просьбе. Он – мой сын, и у него не было выбора. Марк, ему она тоже понравилась, и он хочет помочь тебе ее отредактировать, чтобы после опубликовать. Разве это не фантастика?

Я молча сидел и смотрел на нее, а она улыбалась мне в ответ. Я не знал, что говорить или делать. Наверное, я выглядел довольно глупо, но ничего не мог с этим поделать. Когда я посмотрел на Барри, он улыбнулся в ответ и начал с того места, где закончила его мать:

– Мама права, мистер Дженкинс. Это – лучший первый роман, который я когда-либо читал, а я прочитал их много. Видите ли, я работаю в издательстве «Прентисс Пресс» в Нью-Йорке и являюсь помощником шефа, отвечающим за отбор материалов от таких авторов, как вы. Мы получаем около ста новых книг в месяц, и я должен их все прочитать и оценить, прежде чем отправить на два других просмотра. Если мы все согласны с тем, что прочитанное достойно публикации, то работаем с автором, чтобы его рукопись была отредактирована и подготовлена к публикации. Ваша книга прошла через этот процесс, и мы хотим ее опубликовать. После ужина мы сможем поговорить о деталях, но сейчас я хочу поздравить вас с созданием такой трогательной книги. Это – настоящий прорыв.

Я был ошеломлен. Теперь я уверен, что выражение моего лица в мгновение ока превратилось из глупого в совершенно идиотическое. Улыбка Алисии стала десятикратной, когда она увидела, что я сижу с глупым выражением лица, не зная, что сказать. Наконец, она встала, поцеловала меня в лоб и пошла выносить ужин.

Через некоторое время после салата ко мне вернулся голос. Мы поговорили о моей книге и о конкретных частях истории. Я видел, как плакала Алисия, когда мы говорили о некоторых главах, и знаю, что я тоже. Мы съели приготовленную Алисией версию приготовленной на пару Махи-махи – золотистой дорадо – и еще немного поговорили. Пока мы ели сладкий персиковый пирог, Барри вкратце описал процесс и работу, которую мне нужно было сделать. Он говорил о продвижении книги и о том, на что я могу рассчитывать в виде гонораров. Я не разбогатею на ней. К тому времени как он извинился и отправился спать, у меня голова шла кругом от всего, что я только что узнал. Алисия разлила остатки вина, и мы сидели вместе на прохладном ночном ветру и говорили о том, каково это – стать знаменитым писателем, таким, как Стивен Кинг или Джоан Роулинг. Я не был в их лиге, но немного об этом пофантазировать было очень весело.

Было уже за полночь, когда я вернулся на землю и решил, что пора возвращаться домой. Алисия проводила меня до машины и на этот раз не просто поцеловала в щеку. Я получил полноценный глубокий душевный поцелуй, который напомнил, что мне, может быть, и пятьдесят пять лет, но я все еще живой. Шевеление в моих штанах отдавало этому должное.

Я не испытывал ничего подобного со времен Конни. От этой мысли мне стало грустно. Эрекция, с которой я вернулся домой, сделала меня очень, очень счастливым.

***

В течение следующих трех месяцев я работал с одним из редакторов Прентисс Пресс, чтобы исправить и отполировать мою рукопись. Мы сделали все с одной личной встречей и целой кучей электронных писем и телефонных звонков. Первое, что я должен был сделать, это перенести свою версию из MS Word в пакет программного обеспечения, который рекомендовали они. Я обнаружил, что оно очень простое в использовании при редактировании, но довольно неуклюжее при создании целых новых частей с нуля. Когда мы оба были удовлетворены конечным продуктом, с ночной почтой FedEx появились распечатанные листы гранок, и я провел все выходные, просматривая их предложение за предложением, слово за словом. Независимо от того, сколько раз это читал, всегда находилось что-то, что можно было изменить, и что, как я был просто уверен, сделает их на сто процентов лучше. Моя редактор предупредила меня, что такое произойдет. Она, как всегда, была права.

Весь день я работал в «Фолкс Индастриз», а весь вечер – над романом. Фэй была в восторге от моей книги. Я сказал ей, что она не сможет прочесть ее, пока я не получу первый экземпляр от издателя. Она следила за тем, чтобы я ел, занимался спортом и смотрел вечерние новости перед сном. Она была похожа на старую наседку.

Алисия же приезжала только по выходным. Она сказала, что не хочет высасывать из меня творческие соки. Мы ходили ужинать, или я готовил что-нибудь дома. Мы говорили обо всем, ничто не было под запретом. Не думаю, что какой-нибудь дорогой психиатр смог бы сделать для меня больше, чем она. Чем больше я говорил о своем прошлом, тем лучше себя чувствовал. Очевидно, я так и не смог забыть, что сделала со мной Конни и что сделал с ней я. Теперь я понял, что виноваты мы оба, и все это выплыло на свет божий. Наша дружба сильно продвинулась вперед, и в тот день, когда я отправил в Прентисс последние изменения в моих рабочих гранках, она сказала, что «собирается меня наградить за окончание написания». Она осталась на ночь, и мы снова и снова вознаграждали друг друга. На несколько минут домой пришла Фэй, но как только поняла, что у меня гости, вернулась и осталась со своим парнем. Алисия открыла во мне новую способность ценить жизнь.

Моя книга попала в магазины первого мая. По контракту я был обязан сделать несколько личных выступлений с подписанием книг по всей стране, одно из которых случилось в Эллиотт-Сити, моем старом родном городе в Мэриленде. Я был этим одновременно встревожен и напуган. Я взял трехнедельный отпуск и отправился в книжный тур. Можно представить себе жизнь автора как гламурную и незамысловатую. Реальность же такова, что это – все что угодно, только не то. В течение двадцати восьми дней моей рутиной было садиться на самолет или поезд для перемещения в новый город, регистрироваться в отеле и, не распаковывая вещей, поскольку не собирался оставаться там достаточно долго, идти на место подписания книги и говорить со всеми в длинной очереди доброжелателей и поклонников о том, как моя книга изменила их жизнь. Мне очень нравилось разговаривать со всеми на подписании книг, но путешествия и отели очень быстро надоели.

В двух городах без предупреждения явилась Алисия, чтобы я подписал для нее книгу, и моя рутинная работа по подписанию тура сменилась абсолютной радостью. Она вела себя застенчиво и скромно, а я играл всемирно известного писателя, соблазняющего одну из местных женщин. Она проводила со мной ночь и помогала мне избавиться от всех болячек, которые могут вызвать воздушные перелеты. Каждый раз, когда она уходила, я чувствовал пустоту в моем существовании там, где раньше была она. Мы разговаривали по телефону, но это было не то же самое, что держать ее в своих объятиях. Я начинал чувствовать то, чего не чувствовал уже много лет, что-то в моем сердце, что мог понять только влюбленный. Я надеялся, что она чувствует то же самое.

Последней остановкой в моем туре был мой старый родной город. Я спросил, не могут ли они устроить так, чтобы он был последним, и Прентисс были очень любезны. Я очень хорошо знал книжный магазин, где мне предстояло встречаться с публикой, так как он находился всего в нескольких милях от моего старого дома. Мероприятие должно было начаться в полдень и продлиться до четырех. Когда я пришел в магазин, там уже стояла длинная очередь людей, ожидающих перед столом, где было аккуратно разложено около пятидесяти экземпляров моей книги, а также большой плакат с моей фотографией с суперобложки и фотографией книги, объявляющей время, когда я смогу подписать книги. Я огляделся и увидел в очереди несколько человек, которых помнил. Первыми в очереди стояли мой старый босс и его жена. Я немедленно подошел к ним и обнял их обоих, прежде чем мне дали понять, чтобы я сел и начал подписывать. Мы обменялись телефонами, адресами и электронной почтой, и я пообещал вернуться и пригласить их обоих на ужин. Я был так рад их видеть, что почти забыл о растущей за ними очереди. Я подписывал книги, немного болтал и улыбался всем в очереди. Пару раз я вставал, чтобы с кем-нибудь сфотографироваться. В общем, это был гораздо лучший опыт, чем я ожидал.

Примерно через полчаса, после того как я начал, подошел один из моих старых друзей и протянул мне книгу. Он был одним из тех людей на похоронах Конни, которые не смотрели мне в глаза и не разговаривали со мной. Я подписал книгу «Моему старому другу», а потом улыбнулся ему и дружески пожал руку. И тут он сделал то, чего я никак не ожидал.

– Мне очень жаль, что я так с тобой обошелся. Я не знал, пока не прочитал книгу.

Он смущенно повернулся и пошел прочь. Подобные извинения от нескольких моих бывших друзей поступали в течение всего дня. Люди, которых я называл друзьями, извинялись за то, как они отнеслись ко мне или как меня осуждали. Я почти смутился, когда они ушли.

Самый сюрреалистический момент наступил, когда к столу с экземпляром моей книги на подпись подошла Ленор Яблонски. Она подошла с неловкой улыбкой и сказала:

– Привет, Марк. Жаль, что мы снова встретились после всего, что произошло, но я подумала, что должна встретиться с тобой лицом к лицу и немного посочувствовать. Я не могу достаточно извиниться за то, что Джон сделал с тобой, но если это имеет какое-то значение, ты должен знать, что я выгнала этого сукина сына вскоре после того как... ну, после смерти Конни. Мы уже четыре года как в разводе, и я помолвлена с подрядчиком из Аннаполиса. О, и на всякий случай, если ты что-нибудь услышишь, по городу ходили слухи, что ты разыскиваешь Джона, чтобы как бы отомстить за ту боль, что он причинил. Он, должно быть, услышал об этом, потому что в один прекрасный день бросил работу и устроился в Саудовскую Аравию каким-то компьютерным консультантом. С тех пор я его не видела. И да, этот слух пустила я.

Она стояла перед столом, улыбаясь и протягивая книгу. Я не знал, что делать и что говорить. После минуты молчания, в течение которой мы просто смотрели друг на друга, я взял книгу и подписал: «Леноре, другу НЕ только в хорошую погоду. Я надеюсь, что некоторые слова в моей книге помогут тебе найти свое собственное освобождение, как я нашел свое. Спасибо за слух!» Я обошел вокруг стола, и мы минуту обнимались, прежде чем она ушла.

В конце назначенного времени перед столом все еще стояла очередь. Я поднял глаза и был очень удивлен, у одной из книжных полок стояла Меган и смотрела на меня. Она не подошла, ничего не сказала и выглядела совершенно подавленной. Когда я поднял глаза, подписав очередную книгу, ее не было. Я встал и огляделся, но она уже исчезла. Самой последней в очереди была Фэй. Мы обнялись и немного поболтали, пока она провожала меня к своей машине. Она отвезла меня обратно в отель, и нет, это был не «Холидей Инн», и мы немного посидели в машине, разговаривая об Алисии. Фэй она нравилась, и она надеялась, что мне тоже. Когда я сказал ей, что, по-моему, влюблен в нее, она бросилась мне на шею и заплакала.

Как назло, как раз в тот момент, когда она обнимала меня, к нам подъехала полицейская машина и мигнула фарами. Из машины вышел сержант Грег и постучал в окно. Когда мы все узнали друг друга, это было похоже на старые добрые времена. Мы болтали, смеялись, обнимались, и я рассказал ему, что делаю в городе. Он не читал мою книгу, поэтому я взял одну из своих и подписал ее для него. Я написал на обложке: «Грег, знай, что ты изменил мою жизнь. Никаких обид, кто-то должен был это сделать». Грег уехал по вызову, а мы с Фэй пошли в дом и поужинали.

В общем, возвращение туда, где все началось, оказалось не таким травмирующим, как я ожидал.

***

Для меня было большим потрясением увидеть Меган, стоящую по другую сторону моей двери. Мы с Алисией только что закончили завтракать и говорили о последнем списке бестселлеров «Нью-Йорк Таймс» и о том, что «Друзья в хорошую погоду» теперь занимают третье место в жанре документальной прозы. Но все это кануло в лету, когда я увидел свою дочь.

– Привет, папа, как дела? – спросила Меган с ноткой смущения в голосе.

– Привет, Меган. Я в порядке. Что я могу для тебя сделать?

– Я просто была по соседству и решила заскочить и узнать, как у тебя дела.

– Этот район в девятистах милях от твоего, Меган. Немного не по-твоему, не так ли?

Я почувствовал руку на своем плече и, обернувшись, увидел Алисию.

– Ты не хочешь представить меня, Марк? – спросила она с ноткой приказа в голосе.

– Алисия, это – моя дочь Меган.

Алисия протиснулась мимо меня и крепко обняла Меган.

– Заходи. Я так много о тебе слышала.

Две женщины полностью игнорировали меня, входя в гостиную. Они сели и целый час безостановочно разговаривали, оставив меня убираться на кухне и заниматься другими домашними делами. Я только пару раз проходил мимо гостиной, пока убирался, а они обе разговаривали и хихикали. Алисия охала и ахала, когда Меган показывала ей фотографии своих детей.

– Милый, иди сюда и присоединяйся, – позвала Алисия. Услышав приказ, а я понял, что это приказ, я вышел и сел рядом с ней. Она схватила меня за руку, скорее, чтобы удержать, чем в знак любви. Меган посмотрела на наши переплетенные пальцы.

Тишина стояла дольше, чем было удобно.

– Ладно, раз уж вы оба ничего не говорите, это сделаю я, – хрипло сказала Алисия. – Марк, я пригласила сюда Меган, потому что она хочет тебе кое-что сказать. Я знала, что ты ее не пригласишь, поэтому и пригласила сама. Я знаю, что я – всего лишь гостья в твоем доме, но если ты хочешь, чтобы я продолжала быть гостьей, то будешь здесь сидеть и слушать ее.

Мои глаза метались между Меган и Алисией. Они буквально окружили меня, начинать новую битву не хотелось, поэтому я откинулся назад и приготовился слушать.

– Папа, я пришла сюда, чтобы узнать, как у тебя дела. Также я пришла принести тебе свои извинения. Папа, я во многом ошибалась, и в первую очередь в тебе. Я была убеждена, что во всем, что случилось с мамой, Стюартом и мной, виноват ты. Я видела лишь часть того, что происходило тогда. Только прочитав твою книгу, я увидела все с твоей точки зрения. Я почувствовала себя такой глупой, когда прочитала то, что ты написал, и как тебе было больно ото всего. Наверное, я никогда не думала, что у тебя есть чувства. В конце концов, когда мы были маленькими, ты почти никогда не выражал никаких эмоций. Твоя книга помогла мне немного повзрослеть. Я никогда не понимала, что я – взрослая женщина, у которой есть муж и дети, но в то же время для тебя я – все еще невинная маленькая девочка. Я всегда считала маму святой, даже после того, что она с тобой сделала. Ты всегда был сильным, уверенным в себе и не обращал внимания на все, что происходило в мире, но теперь я вижу, что ты использовал это как щит, чтобы защитить свои чувства. Мама пробилась сквозь этот щит и ранила тебя сильнее, чем я могла себе представить. Я верила, что если бы ты мог быть таким же сильным с ней и сказать ей, что ты ее простил и вернуться домой, тогда все было бы хорошо. Чего я не понимала, так это того, что ты был силен, достаточно силен, чтобы отказаться от того, кого любил более двадцати пяти лет, чтобы защитить всех нас от ее ошибки.

– Папа, прости, что не отдала тебе должного. Вместо этого я бросил тебя и сказала всем, кого мы знали, что во всем виноват ты. После того как умерла мама, я говорила людям, что она умерла из-за того, что сделал ты. Я ошибалась и теперь знаю это. Я только начала исправлять то, что сделала. Я купила много экземпляров твоей книги, отнесла их всем твоим и маминым старым друзьям и попросила их прочитать ее. Я сказала каждому из них, что ты не сделал ничего плохого, и что тебе было больно от того, что произошло, больше, чем кто-либо мог себе представить. Я видела тебя на подписании несколько недель назад и стояла, наблюдая за тобой. Я хотела подойти и обнять тебя, но у меня не хватило духу.

– Сегодня я здесь, чтобы принести свои извинения и спросить, не согласишься ли ты снова стать частью моей жизни. Прошло уже больше пяти лет. У тебя двое самых красивых маленьких внуков, которых ты никогда не видел. Я хочу, чтобы ты вернулся домой. Я хочу, чтобы ты снова стал моим отцом. Я больше не хочу быть для тебя мертвой. Я люблю тебя, папа, и хочу, чтобы ты снова любил меня... Пожалуйста.

Меган опустила голову на руки и заплакала.

И тут я почувствовал укол вины. Когда я посмотрел на Алисию, то увидел, что она смотрит на меня, ожидая, что я что-то сделаю. Я подумал о том, что она сказала, и как я мог бы справиться с ситуацией. Думая об этом, я решился на тактику отсрочки.

– А как же Стюарт? – спросил я Меган. – А как он относится ко мне? Знал ли он, что ты придешь сюда?

– Стюарт такой осел. Думаю, то, что сделала мама, больше всего ранило его. После того как Лорри поймала его на кобелировании и развелась с ним, он переехал в Калифорнию и стал жить там. Последние несколько лет он перескакивал от одной подружки к другой. Из того, что я слышала, он был с одной замужней женщиной, чей муж довольно сильно возражал против их деятельности, и Стюарт решил уехать из города, чтобы не столкнуться с последствиями. Он все еще верит, что изменяют все, и что это не имеет большого значения. Он не знает, что я здесь, и мне плевать, что он думает.

Ну, ее маленькая тирада не дала мне достаточно времени, чтобы подумать о том, что я хочу сделать. Поэтому я снова решил повременить.

– Меган, какие у тебя теперь планы? Ты останешься в городе, у тебя есть где остановиться?

– Я остановлюсь у Фэй. Она хотела, чтобы я осмотрела ее новую квартиру, так что, я собираюсь остаться там на пару дней, а потом вернуться домой.

– Я скажу тебе, что я сделаю. Я подумаю обо всем, что ты сегодня сказала, и дам тебе знать, что решу. Это лучшее, что я могу сейчас сделать.

– Папа, честно говоря, я не ожидала даже этого. Спасибо. А сейчас я пойду к Фэй. Алисия, было приятно, наконец, познакомиться с тобой. Надеюсь, мы скоро встретимся снова. Позаботься о моем отце.

Меган ушла так же внезапно, как и появилась. Мне было о чем подумать, но на этот раз у меня был гид, который не позволил бы мне сделать какую-нибудь глупость. Теперь Алисия была частью меня, и я не мог представить свою жизнь без нее.

Когда у меня появилась минута наедине без Алисии, я дал волю своим эмоциям. Я не хотел, чтобы она видела, как я плачу.

***

Когда мы с Алисией вернулись из круиза по Карибскому морю, то сразу же полетели в Мэриленд. Круиз был подарком от Прентисс Пресс, потому что «Друзья в хорошую погоду» заняли первое место в списке бестселлеров по версии Нью-Йорк Таймс.

Я познакомился со своими двумя внуками, которым сейчас уже два и четыре, и показал Алисии город. В старом доме было много воспоминаний, и мы с Меган начали создавать новые, снова как отец и дочь. У Алисии был большой опыт в том, чтобы быть бабушкой, и она дала мне несколько очень полезных советов, чтобы помочь с неловкими моментами. Но лучший момент наступил за ужином с семьей Меган, когда я сказал им, что мы с Алисией решили пожениться. Мы приняли решение о нашем круизе и хотели рассказать об этом Меган второй. Фэй уже начала планировать свадьбу. Мы собирались навестить детей Алисии и рассказать новости им.

Мы с Алисией очень счастливы. Мы оба говорили, что, когда были моложе, никогда не ожидали, что наша жизнь сложится так, как сложилась. С наивностью юности мы верили, что непобедимы, и что наша первая настоящая любовь будет и нашей последней. Все произошло не как в какой-то сказке, а как в реальной жизни миллионов других людей. Я был счастлив с Конни в течение двадцати пяти лет и надеюсь быть таким же счастливым с Алисией в течение следующих двадцати пяти. Может быть, я напишу об этом еще одну книгу.

Состарься вместе со мной,

Лучшее у нас еще впереди.

Конец жизни проистекает из ее начала:

Наше время в руках Его

А Он молвит: «Все, что я спланировал,

Молодежь, – это лишь половина; доверься Богу: смотри на все, и не бойся!»

Черт бы побрал этого умного Роберта Браунинга!