—... Выбирай, или ты делаешь то, что скажу, или я всё рассказываю маме! — Грозно прошептала Машка.

Надо же было так глупо спалиться! И чего взъелась? Завидуй молча, если не можешь найти себе нормального пацана. Нет, я-то, конечно, не с пацаном гулял. У меня появилась девушка, а эта сучка увидела, как мы целуемся. Зуб даю, не было у нас ничего. Не успели просто. Если бы не Машка, я, может, уже мужиком стал бы.

Собственно говоря, Надя не моя девушка. Она по темноте попросила проводить ее до дома, вот и разболтались о всяком... таком. Я возьми да и ляпни, что у меня ни с кем еще не было. А она и спрашивает: хочешь со мной? Кто ж откажется? Девчонка свободная, на два года старше, грудь чуть платье не рвет, попа тугая, все как надо. Не знаю, почему я ей приглянулся. Ну не зря же она меня проводить попросила. Договорились у деда Семена в стогу провернуть операцию, и что бы никому. Поклялись и поцелуем скрепили.

Спросите меня, ну и как первый поцелуй? Мокро было. И сердце чуть не выпрыгнуло. Кайф! Когда к тебе девчонка всем телом жмется, как еще может быть?

Машка уже тогда отрабатывала повинность, вот и следила, на чем меня можно подловить. Ну, оно конечно, пусть. Ее право. В этом ее винить нельзя, сам виноват.

— Ну? Я долго ждать буду? Мам! А Мишка...

— Да погоди ты!

Я зажал ей рот ладонью, и тут же поплатился за неосторожность — эта змея укусила меня за палец.

— Ай! Сука!

Палец отправился в рот, для зализывания смертельной раны.

— Не бубу я нифево тибе девать, мофеф шашкаживать, — разозлился я, наплевав на то, что мать узнает про Надю.

Пусть расскажет, это лучше, чем к ней в рабство попасть. Не отстанет ведь.

— Ах, так? Мам! А Мишка с Надькой трахались!

В доме наступила звенящая тишина. На пороге комнаты неслышно возникла мать, за ней так же тихо материализовался отец.

— Сын, за мной.

Тон отца говорил о том, что ничего хорошего сейчас со мной не случится. Родители применили одну из своих уловок — растащить нас по разным комнатам и по отдельности расспросить, чтобы потом сравнить полученную инфу и выяснить, кто лжет. Они применяли еще «плохой и хороший полицейский», «очная ставка», «следственный эксперимент», но это все явно не для сегодняшней ситуации.

— Рассказывай. — Отец спокойно сел рядом, приготовившись постареть от полученной информации сразу лет на десять.

— Она врет, пап. Не было такого.

— А какого было?

— Ну, мы просто целовались... попробовали. Интересно же.

Я понимал, что сейчас лучше говорить правду. Если родители задумают «допросить» Надю, она подтвердит.

— Интересно ему. Где это было?

— У деда Семена на пастбище. Он уже там огромный стог сена навалял...

— Это все?

Я кивнул.

— Ладно. Давай подождем.

А я и не собирался выходить из спальни, пока мама не прекратит пытать Машку. Из нашей комнаты уже доносились всхлипывания и жалобное нытье.

— Я больше не бу-у-у-ду-у!

— Что ты не будешь?!

— Врать не буду-у-у!

Я злорадно улыбаясь, представил Машкино лицо: красный нос, перекошенные губы и слезы в три ручья.

— Пап? Ты к Наде не пойдешь? Не надо, а? Она же девчонка, чего ее позорить.

— Кавалер, мать твою.

Отец потянулся к тумбочке, порылся там, и достал небольшую коробочку. Я слегка офигел, когда понял, что он предлагает мне ту самую пачку презиков, которые я обнаружил еще пару недель назад, и строил планы по их незаметному изъятию.

— Держи, будем считать, что я с тобой поговорил о том, откуда берутся дети. Нам-то с матерью эти резинки ни к чему.

— А чего тогда ты их в тумбочке держишь?

— Мать сказала купить. Как чувствовала, что пора. Говорит, взгляд у тебя стал такой оценивающий, мужской.

Я густо покраснел и опустил голову.

— Я же не специально...

После легкого, совсем не обидного подзатыльника, отец выпроводил меня из спальни и залег читать газету. Как я ни хотел, но проскользнуть мимо матери не удалось. Все еще красный по самые уши, я очутился в ее объятиях. Она ничего не говорила, только внимательно смотрела мне в глаза, а я тупо пялился на ее брови, пытаясь сосчитать ухоженные волоски. На том все и закончилось. Мама отстранилась, потрепала мне волосы и ушла к отцу в спальню, прикрыв дверь.

Они там помолчали, потом отец сказал вполголоса:

— Отдал, не переживай. Он нормальный пацан.

Пока я прижимаясь ухом к двери, молча собой гордился, скрипнула кровать и отец тихо рассмеялся. Завозились, послышался звук поцелуя, мама часто задышала и прошептала:

— Возбудили меня, засранцы!

Возня длилась не долго. Когда скрип кровати стал ритмичным, а мама застонала «Лешка, любимый, как же хорошо», я запустил руку в трусы. Только не говорите мне, что «фу, извращенец!» Сами-то выдержали бы такое? Вот, то-то.

Но, как всегда в таких делах, неминуемо что-нибудь обломает весь кайф. На этот раз облом подкрался незаметно, в образе моей сестры. Машка подошла и прижавшись к моей спине. Обняла так, что моя рука застряла в шортах. Второй раз спалился. Вот теперь точно со стыда помру. А если пацанам сдаст? Все, хоть вешайся...

Но она молчала, крепко сцепив пальцы в замок у меня на животе.

— Тихо, — еле слышно выдохнула она мне в ухо.

— Мм, мм, мм... — раздавалось из спальни, под нарастающий скрип. Похоже, что мама стонала в подушку, чтобы не было слышно по всему дому, как ей хорошо.

Шлепки голых тел друг о друга, стоны матери и отцовское кряхтение, похоже, возбудили и Машку. Она, наконец, прекратила обниматься, присела на корточки и приоткрыла дверь. Твою мать! Мы оба уставились на отцовский зад, совершавший недвусмысленные движения. У меня пересохло в горле, от того что я увидел что у него там, между ног, и куда оно погружается, с влажным чмоком выходя обратно. Мама лежала под ним на животе широко раскинув ноги, судорожно шаря руками по простыне, собирая ее в кулак, кусая подушку...

Мне стало так хорошо и радостно от того, что мои родители любят друг друга, что... в общем, расчувствовался, как девчонка. Возбуждение сменилось эстетическим наслаждением, я чуть не заплакал от счастья.

«Как же я вас люблю!»

Когда мама больше не сдерживаясь, громко застонала, выгнулась спиной, приподняв на себе отца, я потянул Машку от двери. Она безвольно поднялась, и пошла следом.

Пару минут мы сидели в полном молчании, и, глупо улыбаясь, смотрели друг на друга.

— Правда они у нас классные? Ты когда-нибудь видела, как они...

Машка молча помотала головой, подскочила и плотно закрыла дверь. Когда она щелкнула выключателем и в темноте зашуршала халатом, до меня стало доходить, что сейчас произойдет. Пялясь в темноту, боясь пошевелиться, я безуспешно пытался рассмотреть, что она делает.

От прикосновения ее холодных пальцев к своему лицу я вздрогнул и... испугался. Честное слово!

— Маш, ты чего?

Она стянула с меня футболку, нащупала шорты и сдернула до колен, вместе с трусами.

— Я хочу как они...

Верите или нет, но свою сестру я никогда не рассматривал как девчонку, с которой можно было заняться «этим». Вот тут, я бы на вашем месте воскликнул «фу, ну да, это же извращение!», но у меня не хватило духа отказаться. Нет, я ее конечно люблю. Как младшую сестру. Хоть на пять минут, но младшую. То что мы ссоримся, это же нормально? С кем не бывает? Но если до нее кто-то доколупается, я ему глаз на жопу натяну. Имейте в виду! И она это знает, потому как не раз уже натягивал.

Короче говоря, я не знал, как поступить. Пока раздумывал, Машка раздела меня до гола и уложила на кровать. Глаза уже привыкли к темноте, черный Машкин силуэт превратился в стройную девчачью фигуру с задорно торчащими сисечками, тонкой талией и круглыми бедрами. Размеры, конечно не Надины, ну и что? Мне было не до того. Не стоял у меня от страха, понятно?

— Миш, прости меня. Я больше не буду, правда. Просто я... тебя ревновала.

Вот так поворот. Это что же, я все эти бесполезно прожитые годы жил с девчонкой, которая по мне сохла и ни черта не замечал?

— Ну не молчи! Я как тебя с этой коровой увидела, разозлилась страшно.

— То есть ты...

— Да!

Машка забывшись, выкрикнула свое признание в полный голос, и испуганно зажала рот ладошкой. А я начал откровенно тупить:

— Она совсем не корова, она красивая.

Во, дебил! «Она не корова, она красивая». Лучше ничего не мог придумать? Что сейчас Машка выкинет? Результат превзошел все ожидания:

— Пошел ты в жопу, дурак!

Она зло сверкнула глазами и упала на свою кровать.

— Маш!

— Отстань!

— Маш!

—...

Честно говоря, я даже выдохнул от облегчения. С сестрой как-то это не правильно такими вещами заниматься. Развернулся к ней тем местом, куда она меня только что послала, укрылся одеялом и закрыл глаза. Ага. Не тут-то было. Не прошло и пяти минут, как Машка юркнула ко мне в кровать.

— Ты ее любишь?

Я как Никулин в «Бриллиантовой руке», когда жена спросила его про кока-колу, цыкнул, скривив губы.

— А что тогда?

— Ну, мы просто сговорились, чтобы... просто так, короче. Хотели попробовать. — Я понес какую-то околесицу, чувствуя, что Машкины пальцы щупают меня в самых запретных местах.

Она, увидев что я не сопротивляюсь, развернула меня на спину и откинула одеяло. Все, теперь уж не отвертеться. А уже и не хотелось. Ее тонкие пальчики так нежно гладили, не касаясь самого главного, что прошел весь мой ступор. Кровь резко отлила от головы.

— Охо... Он просыпается! — Прошептала Машка, приподнявшись на локте. — Значит, ты меня хочешь?

Я молчал, как партизан. И пошел в атаку. Мои руки заскользили по ее спине, поглаживая тонкую кожу. Именно тонкую. Знаете, бывает ущипнешь, и чувствуешь, что у человека кожа толстая. Есть под ней жир или нет, не важно, все равно толстая на ощупь. А тут.... Как... как... ну, говорят, как пергамент. Не знаю, пергамент не щупал.

Машка тут же замерла и прикрыла глаза. Наверное, ей стало приятно. Черт! Это здорово, оказывается, делать своей сестре приятно. Тут уж я уложил ее на спину и насладился процессом, замечая, когда она вздрагивает, когда закусывает губу, а когда просто лежит. А не хитрая, в общем, наука. Я осмелев, прикоснулся губами к маленькому сосочку. Ее подбросило, как от тока! Машка обхватила мою голову и прижала к своей груди.

— Продолжай так, Мишаня...

Было бы сказано. Но грудью дело не закончилось. Я высунул язык и провел кончиком от груди до маленьких кучеряшек на лобке. И попался. Машка не отпускала мою голову пока я упражнялся с языком, а когда добрался до лобка, она вероломно впечатала меня носом прямо между ног, предусмотрительно их широко раздвинув. Я попытался взбрыкнуть, но меня остановило то как она захрипев, выгнулась и задрожала.

— Миш-миш-миш..., — зачастила она в каком-то исступлении. — А-ха-ха, да!

И что теперь? Чего делать-то?

Я замер, вдыхая острый и не сказать, что неприятный, едва заметный запашок.

— Лизни там...

Машка сжала мои волосы в кулачках и требовательно подергала.

— Пожалуйста!

Когда говорят «пожалуйста», нужно делать. Обхватив ее бедра, притянул сестренку к себе и снова самоотверженно высунул язык. Горячее дыхание, текущие по подбородку слюни, высунутый язык — зрелище еще то! Я зажмурился и окунул язык в ее теплое нутро. Машка издала звук, похожий на тот, который выдаешь после глотка горячего чая. А мой рот наполнился какой-то скользкой жидкостью. Я на всякий случай выпустил на подбородок еще слюней. Скользкое ощущение пропало. Не очень приятное занятие, как оказалось.

— Я уже мокренькая, хочу тебя в себе почувствовать. Давай же!

Ну, здрасьте! Я тут с новыми для себя ощущениями совсем про себя забыл. Это, конечно, здорово, что все мы здесь сегодня собрались, но из-за проявленной чуткости к своей сестренке у меня опять все упало.

— Слушай, а ты это... не залетишь?

Машка не открывая глаз, улыбнулась и прошептала:

— Я уже не девочка, и сегодня можно в меня.

Что-о-о?! Это я, конечно, про себя проорал. Если бы вслух, родители бы точно прибежали. Вот же, вечер откровений. Во мне вдруг проснулась дикая ревность.

— Кто он?

— Ну, Ми-и-иш, давай потом? Ты его все равно не знаешь.

Я сел.

— Ладно. Мы когда с секцией по спортивному ориентированию в поход ходили, там еще одна группа была, из города. Один парень так красиво ухаживал, песни под гитару пел. Вот я и поплыла. В прямом смысле. Он меня прямо в речке женщиной сделал. Но это еще до тебя было! Ну, в смысле, я о тебе тогда не думала, как сейчас.

Ладно, угомонись, Мишаня. Ты до сегодняшнего вечера тоже ничего такого про сестру не думал. Но осадок остался, как ни крути. Да и возбудился я от ее рассказа не на шутку. Хотела, значит, как родители?

Больше ни о чем не спрашивая, развернул Машку на живот и навалился. Она ошалев от такого натиска, только ноги раздвинула и замерла в ожидании. А я даже не задумываясь что это мой первый раз, будто остервенел, тыкаю куда попало, войти не могу. Взмок, дрожу от нетерпения. Машка выручила, направила куда следует.

Когда я вошел по самый корешок, было ощущение, будто в теплое масло окунулся, а вокруг все мягкое, живое. Малейшее Машкино движение передавалось мне через ее упругие стенки, легко сжимая и снова отпуская. Вышел почти до конца, чтобы дорогу не потерять, и медленно, медленно вошел снова. Ощущения будто бы те же, но каждый повтор, как в первый раз.

И доигрался! Тело свело судорогой, я в панике ускорился, забил бедрами и выстрелил фонтаном прямо внутрь. Машка только повизгивала от удовольствия, чувствуя как сперма бьет по сжатым до предела мышцам. Я отвалился и уставился в потолок. Машка посмеиваясь, сладко потянулась.

— Ничего себе, напорчик!

Я молчал. Знаю же, что облажался. Пара минут и финиш, это даже не спринт, это... капец капецкий. Стыдно.

— Мишаня, ты чего?

Машка крепко обняла меня и зашептала:

— ну первый раз же. Так у всех, я тебе точно говорю. Потом будешь это делать долго и часто, так что я от тебя еще убегать буду. Вот увидишь.

Я порылся в карманах шорт, вытащил презики и показал коробочку Машке.

— Ого, откуда это у тебя?

— Отец расщедрился. Пошли со второго этажа в Полкана бомбочки водяные кидать?

***

— Симуляция окончена, — проворковал сексуальный голос корабельного инка.

Я выбрался из кресла, осторожно вынул кристалл. После виртуалки накатывает грусть. Грусть от того, что всего этого не было никогда. Ни сестренки, ни родителей. Надо сделать копию и перепрограммировать. С Надей. Впереди еще, возможно, годы одиночества, но надеюсь меня скоро найдут. Иначе я этого не вынесу.

— Транспортное судно «Патрокл», борт номер 54-86, отказ реактора, всем, кто меня слышит. Спасите наши души.